Александр Ралот. Бриллианты последней императрицы

Глава 1.

Могила была рядом со склепом Георгия, и именно это обстоятельство не позволило скромному захоронению окончательно кануть в Лету. Покупая место на кладбище для сына в горьком 1931 году, Наталья Сергеевна приобрела участок земли и для себя. Агент похоронного бюро никак не мог взять в толк, зачем молодой еще женщине так рано беспокоиться о месте, последнего успокоения?!

Тогда Наталия Сергеевна, чуть приподняв вуаль, твердым, но глухим от сдерживаемых рыданий голосом сказала: «Молодой человек, это — мой каприз. Я привыкла, чтобы мои желания исполнялись немедленно. Вы еще не поняли?» Клерку, знавшему, конечно, кто стоит перед ним, оставалось только оформить необходимые бумаги.

Над русским кладбищем, расположенном в уютном Парижском пригороде, моросил нудный осенний дождь. Группа людей, одетых в почти одинаковые темные костюмы, спрятавшись под большими зонтами, уныло слушала оратора, заучено говорившего о роли русской эмиграции в политической и экономической жизни Французской Республики.

Чрезвычайный и полномочный посол Советского Союза одиноко стоял поодаль, в пол уха слушая речь официального оратора. Он смотрел на старый покосившийся крест и едва различимую надпись на нем.

— Господа, не сочтите за труд, подойдите сюда, пожалуйста — произнес он на чистейшем французском языке и тут же повторил фразу на русском.

Когда вокруг него собрались все присутствующие, посол продолжил.

— О какой роли нашей иммиграции вообще может идти речь, когда могила последней русской императрицы находится в таком плачевном состоянии. Придется, наверное, нашему правительству позаботится об этом захоронении.

Присутствующие молчали. Почти каждый из них не понимал, о какой императрице идет речь. Всем же известно, что Александра Федоровна Романова, урожденная герцогиня Гессен-Дармштадтская, убита в подвале Ипатьевского дома в Свердловске как и почти все остальные члены царской фамилии.

Но посол великой страны был человеком весьма образованным и прекрасно знал, о чем говорил.

 Глава 2.

День выдался на редкость погожим. Южное солнце в этом году еще не научилось палить беспощадно от рассвета до заката, заставляя местных дачников непрерывно укрывать и поливать свои драгоценные всходы. Оно ласково грело обнаженные торсы отдыхающих, а легкий морской бриз приятно дополнял эту природную идиллию.

Несмотря на эту благодать, Марго все равно сидела в тени. Врачи, памятуя о ее болезни, категорически запретили ей принимать солнечные ванны даже в самых минимальных количествах. Она с завистью смотрела, как ее приемная дочь Лилия и ее, скажем так, близкий друг, олигарх Силуянов дурачатся на солнце и вытворяют, черт знает что.

— Эй, оторвы, этакие, — крикнула она, боясь высунуться из спасительной тени раскидистого дерева. — Вы завтракать собираетесь? Для чего мы эту торбу снеди притащили. Заканчивайте свой балаган, мойте руки и марш за стол.

В ответ раздался дружный смех близких ей людей.

А Лилия в довершении еще и показала язык. Тем самым окончательно доказывая то, что солнце, теплый песок и движение для нее сейчас много важнее пармезана, хамона и свежих овощей. Марго хотела было на них обидеться, но не удержалась и тоже рассмеялась в ответ. Не время обижаться на этих непосед, и не их вина, что она вынуждена сидеть одна в затворничестве, так уж судьба распорядилась, а с ней, как известно, не поспоришь.

Женщина достала телефон, полезла в интернет, загрузила скайп, но программа тут же свернулась, уступая место входящему звонку от неизвестного абонента.

— Это Маргарита Сергеевна Крулевская? — раздался в трубке красивый женский голос.

«Видать, филологический закончила или на логопеда училась», — подумала Марго.

— Да, это я, чем обязана и с кем имею честь общаться, — произнесла она в ответ.

— Меня зовут Марина Левентова. Я секретарь-референт мэра. Виталий Викторович хотел бы с вами встретиться. Сегодня часа в два вас устроит?

— Вообще-то, у меня на сегодняшний день были иные планы, но ведь любимому мэру не откажешь, — съязвила Марго.

— Это точно, — ответила трубка и запищала гудками отбоя.

К ней подошли запыхавшиеся в конец Силуянов и Лилия.

— Мама, воды, срочно и много, — проверещала Лилия, без сил опускаясь на расстеленный коврик.

Маргарита достала термос с зеленым чаем и рассказала о звонке.

— Интересно, — произнес олигарх. — Зачем твоя скромная персона понадобилась влиятельному сановнику. Я поеду с тобой. Мы ведь родственники. Почти.

Марго молчала. Ей вспомнилось, как она, следователь советской прокуратуры, без памяти влюбилась в одного из тех, кого была призвана карать, что не смогли они пожениться с Силуяновым, по той простой причине, что вор в законе этого сделать не может, и детей своих у нее нет, по той же причине. Она вспомнила бессонные ночи, когда она металась между долгом и чувством, как потом новоиспеченный олигарх в шикарной белой тройке, припав на одно колено по-рыцарски просил ее руки, но было уже поздно. Уже был известен диагноз, ни мужа, ни детей, ни жизни вообще. Как она вторая, после Веры Марковны, ушла собственными ногами из хосписа с красивым названием «Чудо», как удочерила непоседу и будущего гения в области живописи девочку Лилию.

Она помолчала еще с минуту, смахнула предательскую слезу и тихо произнесла.

— Никакого «почти». Ты и Лилия это все, что есть у меня на этом свете, ну еще и старик мукомол, конечно.

Мэр с нескрываемым удивлением посмотрел на Силуянова.

— Вообще-то, я приглашал Маргариту Сергеевну исключительно как частного сыщика.

Может быть, вы подождете в приемной, пока мы будем беседовать.

— Дело в том, уважаемый Виталий Викторович, что мы с Маргаритой Сергеевной, на паях владеем сыскным бюро «Крулевская и партнеры», то есть мы партнеры, поэтому либо здесь, либо в приемной, но содержание вашей беседы будет мне известно. Так чего же тянуть время. — Взгляд Силуянова был более чем красноречивым.

— Хорошо, — устало согласился мэр. — Присаживайтесь оба. По большому счету, ваша помощь, господин Силуянов, в этом деле будет тоже весьма кстати. — Он нажал кнопку селектора.

— Марина, голубушка, пригласите, пожалуйста, ко мне Хельгу, и пусть она захватит все документы.

В кабинет вошла стройная кореянка с тонкой папкой в руках.

— Познакомьтесь, пожалуйста. Это Хельга Ли, новая сотрудница нашей следственной конторы. Окончила юрфак с красным дипломом, направлена к нам, так сказать, для усиления кадров. Я бы вас господа не беспокоил, — мэр почему-то остановился взглядом на Силуянове.— Но дело у нас весьма необычное. А Маргарита Сергеевна, на сколько мне известно, числится внештатным консультантом как раз по сыскному ведомству.

На столе градоначальника зазвонил телефон, мэр снял трубку и тут же ее положил.

— Я вас покину ненадолго, вы пока пообщайтесь, если понадобится чай или кофе, Марина вам принесет.

Хельга сидела молча и только тогда, когда за мэром захлопнулась дверь, протянула папку Маргарите и начала свой рассказ.

— В подвале старой разрушенной кирхи, что на окраине города, ну, вы знаете, там, недалеко от речки, мальчишки нашли распятый на перекладине труп начальника отдела мэрии по земельным вопросам господина Приходько. Фото с места преступления там имеется. На шею ему повесили табличку, посмотрите следующее фото. Там написано

«Aditum nocendi perfido praestat fides». Я перевела, это латынь. Буквально: «Доверие, оказываемое вероломному, дает ему возможность вредить». И еще на табличке имеется вот этот знак». — Хельга протянула еще одну фотографию. — Знак очень маленький, мы ее увеличили».

На фотографии была видна плохо нарисованная собака, держащая в зубах подобие факела.

— Поскольку убит видный сотрудник мэрии, Виталий Викторович решил обраться к вам. Он считает, что вы большой спец по части ритуальных преступлений.

Девушка посмотрела на Марго так, как смотрит преданный ученик на учителя.

Опережая вопрос Маргариты, Хельга продолжила.

— Приходько задушили и только потом распяли. Следов и отпечатков пальцев много, мы сейчас над этим работаем. Но мальчишки позвали взрослых, пока наши приехали, там уже полгорода перебывало, поэтому надежды на дактилоскопию мало.

 Глава 3.

В конце девятнадцатого века, в Перово, в семье обеспеченного человека, присяжного поверенного и известного адвоката родилась долгожданная дочка. Это был желанный ребенок, мечта счастливых родителей. Уже в раннем возрасте девочка поняла, что женские слезы великая сила, с их помощью можно добиться очень многого. На свое семилетье она потребовала живого ослика, точно такого же, как у царской дочки. Отец вынужден был пообещать, опасаясь обильных рыданий маленького человечка. Однажды отец повел ее в Большой театр. Обилие золота и бархата поразили девочку. Так родилась заветная мечта блистать в высшем свете. Увы, преуспевающие родители не были аристократами, и путь в высший свет лежал для нее исключительно через удачное замужество.

Наташа восхищалась знаменитым дирижером Сергеем Мамонтовым, племянником знаменитого мецената. На свое шестнадцатилетие она потребовала семейный поход в театр на дирижера Мамонтова. Любуясь его работой за пультом, Наталья мечтала о семейном счастье рядом с этим талантливым человеком. То, что ее тайный избранник был помолвлен с госпожой Мариной Минеевой, ее совершенно не смущало. Вместе с генами отца она получила огромную целеустремленность в достижении поставленной цели, а мать наградила ее вполне смазливой и привлекательной внешностью. Наташа перезнакомилась с почитателями дирижера и через некоторое время узнала, что ее воздыхатель уже долгое время безуспешно разыскивает редкое издание нот «Сонаты Карели для скрипки».

Девушка потратила не один месяц, объезжая все букинистические магазины и лавки белокаменной, но ее труд не пропал даром. Искомые ноты были найдены. Однако теперь появилась еще одна и серьезная проблема — ноты «Сонаты Карели для скрипки» стоили баснословно дорого. Торговаться с букинистом не было никакой возможности. Он был полным монополистом, другого такого издания в Российской империи просто не было.

Наташа опечалилась, но ненадолго. Через некоторое время она смогла познакомиться с Мариной Минаевой и даже пригласила ее вместе пройтись по магазинам, благо у девушек оказалось много общих интересов. Накануне, воспользовавшись отсутствием отца, девушка завладела ее шкатулкой, в которой хранились ценные бумаги и деньги. На следующий день, еще до встречи с Мариной, Наталья стала обладательницей заветного фолианта, который незамедлительно был отправлен с посыльным известному дирижеру с соответствующей сопроводительной запиской.

Девушки целый день бродили по магазинам, а затем уставшие, но довольные своими покупками зашли к Наталье домой испить чаю и примерить обновки.

Их радостное щебетанье прервал разгневанный отец Наташи. Вернувшись домой и не найдя заветной шкатулки, он ворвался в гостиную и устроил дочери скандал. Девушка оправдывалась, как могла, жестикулировала руками и случайно опрокинула пакет своей новой подруги, из которого выпала злосчастная шкатулка. Денег там не оказалось, но ценные бумаги были на месте.

На другой день в их квартиру приехал сам Сергей Мамонтов, он привез ноты, желая вернуть драгоценный подарок поклоннице своего таланта. А когда Наташа отказалась принимать книгу назад, предложил ей стать его ученицей по классу фортепьяно. Узнав о вчерашнем случае с Мариной и шкатулкой, маэстро незамедлительно вернул кольцо, окончательно расторгнув помолвку. Через год состоялась пышная свадьба, и чета Мамонтовых переехала в собственный особняк.

Глава 4

Длительное пребывание на солнце и холодное пиво из походного холодильника сделали-таки свое черное дело, и теперь Силуянов лежал в квартире Марго, укутанный пледом, пил душистый травяной чай с медом и еле слышно хрипел в ухо женщине.

— Местные бандиты на такое гнусное преступление никогда не пойдут, а просто прирежут чиновничью сволочь в подворотне без всяких религиозных сантиментов.

Лилия с большим воодушевлением рылась в бездонных просторах интернета, докладывая горячую информацию о собаке с факелом в зубах.

— Мама, это символ Доминиканского ордена, вот послушай:

«Доминиканцы — орден братьев-проповедников (ordo fratrum praedicatorum), основанный святым Домиником в Тулузе, в 1216 году утвержден папой Гонорием III, предоставившим новому ордену ряд привилегий. Быстро распространился во Франции (здесь доминиканцы нередко назывались якобитами, потому что первое их местожительство было в Париже, при церкви святого Иакова), Испании и Италии. Важнейшим направлением деятельности доминиканцев было углубленное изучение теологии с целью подготовки грамотных проповедников. Центрами ордена стали Париж и Болонья — два крупнейших университетских города Европы.

На первом генеральном капитуле в Болонье, в 1220 году, доминиканский орден был объявлен нищенским: на его членов возложена обязанность отказаться от всяких имуществ и доходов и жить подаяниями. Это постановление соблюдалось не вполне, и в 1425 году было отменено папой Мартином V. Третий великий магистр ордена, святой Раймунд де Панне-форте, издал в 1238 году собрание его статутов.

Во главе ордена стоит избиравшийся сначала пожизненно, а потом на 6 лет великий магистр. В каждой стране есть провинциальный приор, в каждом отдельном общежитии, имеющем не менее 12 человек — конвентуальный приор. Над этими начальствующими лицами стоит капитул, т. е. общее собрание, созываемое каждые три года. Главная задача нового ордена состояла в миссионерской деятельности между неверными; но вместе с тем, он ревностно занимался церковной проповедью и богословием. Альберт Великий и Фома Аквинский — замечательнейшие ученые, вышедшие из ордена; к нему же принадлежали Эккерд, Таулер, Савонарола, Викентий Бовэский».

Популярной мелодией Виндовса компьютер сообщил, что пришло очередное письмо.

Хельга Ли прислала длинный список возможных недоброжелателей и врагов Приходько. Файл оказался весьма внушительным. Чиновник за свою жизнь успел испортить кровь многим. Второе письмо было из налоговой инспекции. Чета Приходько была не самой бедной в городе, и обладала солидной дачей, двумя квартирами с приличными квадратными метрами, гаражом, двумя солидными авто и даже катером. Весьма немаленькая заработная плата покойного никак не позволяла легально приобрести хотя бы половину нажитого. Дочитав всю полученную информацию, Марго, немного поколебавшись, решила позвонить в хоспис «Чудо» Иннокентию Николаевичу, имевшему второе имя собственное, от своей профессии — «Мельник» или «Мукомол».

Был он человеком незаурядным и в свое время здорово помог Маргарите в запутанном деле по производству наркотиков прямо в хосписе. (чит. повесть «Нам теперь все льзя»). В довершении всего он еще был, так же как и она, приемным отцом Лилии, то есть через это неугомонное, вечно непричесанное создание, такие разные люди как Марго и Мельник были весьма близкими родственниками.

Мельник ответил не сразу, в последнее время, несмотря на все старания врачей и наличие в хосписе списка чудотворной иконы «Всецарица», действительно творящей чудеса и поднимающей на ноги людей с полным и окончательным диагнозом, старик чувствовал себя неважно. Он подолгу сидел в тенистом парке, в одиночестве, что-то записывая в старинную толстую тетрадь в дермантиновом переплете.

Выслушав Маргариту, Мельник немного задумался, а потом сообщил:

— До революции Орден Доминиканцев имел собственность в городе, в том числе им принадлежала и старая кирха, в которой было совершено убийство. Несколько лет назад люди ордена приезжали сюда, хотели выкупить развалины и восстановить церковь, но как видно им было отказано. Ты посмотри в сводках, может быть, подобные злодейства и в соседних областях происходили. Орден-то много чего имел на нашем Юге, хотя, если честно, я в это не верю, не по-божески как-то получается. Анафеме предать, это по их понятиям будет, а чтобы жизни лишать, да еще распять, вряд ли. Кто-то из новых злодеев, Дэна Брауна насмотрелся, вот и пытается подражать.

На следующий день Маргарита была приглашена на совещание, которое проводил новый начальник следственного отела полковник юстиции Факсов, переведенный сюда аж из самой белокаменной, то ли с понижением, или же, наоборот, с повышением. Никогда раньше Марго с ним не сталкивалась, но по его холодному приветствию поняла, что терпит он ее исключительно по просьбе мэра и постарается, чтобы ее участие в расследовании было минимальным.

Народу собралось много, все шумно расселись за длинным столом, и Хельга начала свой доклад. Из него следовало, что из желающих лишить жизни господина Приходько можно было выстроить солидную очередь, были тут и обиженные бизнесмены, у которых отбирали или, наоборот, не давали недвижимость, были и простые люди, годами ждущие улучшение своих жилищных условий. Как и следовало ожидать, эксперты могли сообщить только время смерти и причину, все остальное было полностью уничтожено зеваками. Марго вспомнила совет старика и предложила поискать аналогичные преступления.

— До каких годов желаете докопаться? — с желчью в голосе произнес Факсов. — До нашей эры тоже прикажете ковырять?.

Марго промолчала, видя, как Хельга старательно записала ее слова.

Факсов долго и обстоятельно рассказывал присутствующим, какой резонанс в городе вызвало это преступление, и как важно его раскрыть в кратчайшие сроки, иначе из Москвы обязательно кого-нибудь пришлют на подмогу, а за этим могут последовать соответствующие оргвыводы. Однако ничего конкретного им предложено не было, а по сему, каждый должен был заниматься тем, что он считал нужным на данный момент.

Марго решила идти домой пешком, благо погода вполне способствовала такой прогулке, солнце основательно спряталось за облаками, ветерок гнал прохладу, а подумать было о чем. Пройдя почти половину пути, она увидела остановившийся чуть впереди старый патрульный УАЗик. Из него вышел бравый сержант.

— Вы Маргарита Сергеевна Крулевская? — спросил он.

«Да молодежь меня уже в лицо и не знает, — подумала она. — Но как они меня нашли, интересно. И зачем я им понадобилась».

— Мы звонили вам домой и в офис. Ваша дочь сказала, что погода сопутствующая, и вы, скорее всего, пошли пешком. Вот мы вас по всем дорогам и разыскиваем.

— А узнали меня как? Мое фото, что, висит на стенде «Их разыскивает полиция».

— Нет, не на этом стенде, а на стенде «Лучшие из лучших».

Маргарите было приятно, она вспомнила этот стенд, свое фото на нем. Значит, не сильно изменилась, раз еще узнают.

— Так, что у вас там стряслось, зачем вам ветераны понадобились?

— У нас ЧП, снова труп, снова собака с факелом в пасти!

 Глава 5.

В положенный срок у четы Мамонтовых родилась дочка, которую звали в семье просто «Тата». Однако роль матери Наталью никак не устраивала. Хотелось, кружить головы поклонникам, хотелось красивых нарядов, хотелось блистать на балах, хотелось, хотелось, хотелось. Супруг старался, как мог, давал уроки игры на музыкальных инструментах, пытался писать музыку, аккомпанировал в Большом театре. Но денег все равно не хватало. Он устал, осунулся и на многочисленных приемах выглядел жалкой тенью своей обворожительной супруги. Очень скоро оба поняли, что такой брак счастливым быть никак не может. Слишком разными они оказались людьми и с каждым днем все больше и больше тяготились друг другом. На одном из многочисленных балов в поле зрения молодой женщины попал молодой поручик полка Синих кирасир Владимир Владимирович Вульферт.

«Вот тот мужчина, который мне нужен. Уж он, точно, никогда не будет уставать от балов и приемов», — размышляла Наталья.

Будучи дочерью адвоката, Шереметьевская-Мамонтова умела добывать и собирать нужную информацию. Ее избранник был талантливым офицером с хорошей перспективой быстрого продвижения по службе, кроме этого его в будущем ждало завидное наследство и, самое главное, он имел честь служить в гатчинском полку, над которым шефствовал Михаил Романов. Офицеры этого полка, даже выйдя в отставку, всегда могли рассчитывать на хлебные должности при дворе государя или в других важных учреждениях. Искусству обольщения Наталье не было равных, в ход шли томные взгляды, дарующие надежду, обворожительная улыбка, умопомрачительные наряды, сшитые по последней моде тех лет, умение поддержать любой разговор на любую тему

и многое другое, что заставляет самых стойких мужчин терять голову и безропотно лезть под изящный женский каблучок.

Пройдя все этапы от вздохов и прогулок под луной до пламенных поцелуев, Наталья пригласила поручика к себе домой всего лишь на чашку чая и более ничего, что могло бы запятнать честь и достоинство замужней дамы. Благо опостылевший супруг находился с оркестром на гастролях, да и вообще, он старался как можно реже появляться в их доме. Вместо чая в руке офицера оказался бокал вина. Шереметьевская неплохо знала химию и фармакологию. Проснувшись наутро, выяснилось, что господин Вульферт ничего не помнит, но блестящие глаза женщины явно давали понять, что между ними все же было что-то такое, после чего порядочный офицер просто обязан предложить даме руку и сердце.

Сергей Иванович Мамонтов дал развод незамедлительно, однако родители Вульферта были люди набожные и придерживались строгих патриархальных взглядов. А по сему, в благословлении сына на брак с разведенной женщиной, да еще имеющей ребенка было отказано категорически. Более того, если сын ослушается воли родителей, то ни о каком наследстве и речи быть не может. Любовь офицера оказалась сильнее. После свадьбы молодые незамедлительно покинули Москву и отправились в Гатчину по месту службы Владимира Владимировича.

 Глава 6.

Старик лежал в неестественной позе, запрокинув одну руку за спину, а второй рукой сжимая старинный нож, торчащий из его груди, глаза были широко открыты, как и рот, застывший в предсмертном крике.

— Это сторож краеведческого музея, — сказала Хельга. — Ему в этом году 90 должно было исполниться. Он всю жизнь в школе проработал, учителем истории был. А когда на пенсию вышел, директор музея его сюда сторожем определил. Какой-никакой, а заработок, прибавка к пенсии

— После вашего «Бидонного дела», — вмешалась в разговор эксперт-криминалист, молодая симпатичная девушка Екатерина Вербовая, — все наши музеи оборудовали по последнему слову техники: и сигнализация и камеры наблюдения, так что для сторожа такая работа просто рай.

Марго стало как-то не по себе, уже второе убийство музейных работников, ладно в художественном музее картины украли, а здесь ведь ничего, даже к музею не подошли. Старика прямо на скамеечке зарезали. Сидели так, спокойно разговаривали, и вот один ушел, а другой лежит.

— Эля, Катя, — позвала девушек Крулевская. — Подойдите сюда. — Она склонилась над стариком. — Что скажете о ноже, об ударе?

— Нож очень старый, ручка деревянная, вся потрескалась, — быстро ответила Ли.

Екатерина молча смотрела, о чем-то сосредоточенно думая.

— Ладно, не буду вам сейчас урок преподавать, не время. Записывайте. — Марго опустилась на колени и поднесла лицо к торчащему орудию убийства. — Убить человека всегда не просто, чтобы вот так, с одного раза попасть в сердце, надо быть либо хорошим хирургом, либо тренированным военным, либо профессиональным убийцей. Выбирайте, что вам больше нравится. Катя, ты это должна знать как «отче наш».

— Маргарита Сергеевна, я у себя в лаборатории все исследую и вам доложу — стала оправдываться судмедэксперт.

— Не мне, а следователю, кому дело поручат, я здесь все лишь консультант — Маргарита поднялась с колен и отряхивала брюки. — И еще, удар был сильным, вполне возможно, что рука убийцы невольно дернулась, и он поранился о лезвие. Проверьте кровь на лезвии, дай бог, чтобы группы оказались разные, тогда у нас будет серьезная улика. Хельга, изучите нож, он старый, такой в магазине не купишь, подумайте, как он попал к убийце.

— Маргарита Сергеевна, вы еще это не видели, рядом с трупом лежал — Ли протянула Марго кусочек картона.

«A posse ad esse non valet cosequentia»

— «По возможному, ещё не следует заключать о действительном», — произнесла Хельга. — И опять эта собака с факелом. Скажите, это серийный убийца, он еще убивать будет?

Девушка заглянула в глаза Марго, как будто там был написан ответ.

— Следователю, все следователю, я здесь всего лишь консультант, вот я и консультирую. Марго отошла в сторону и стала смотреть, как труп старика грузят в машину, а Екатерина еще раз фотографирует место преступления и собирает дощечки с номерами.

Отойдя от группы лиц в штатском, стоящей поодаль, к ней подошел Факсов.

— Маргарита Сергеевна, голубушка, как я рад, что вы с нами. Видите, дело-то как оборачивается, старика угробили эти чертовы, как их там, доминиканцы. Ну ладно, Приходько им мог развалины не вернуть, это понятно. Но старик причем? Он вообще учительствовал в школе, между прочим убежденным коммунистом был, в партии состоял, может, за это, как считаете»? — голос его был какой-то заискивающий. Вся начальственная спесь куда-то испарилась. Казалось, он готов плюхнуться перед Маргаритой на колени, лишь бы она побыстрее ответила на вопрос, кто убийца.

— Кто руководит следствием? — Вы?

— Ивашев Павел Степанович, больше некому. Он в отпуске был и затем на пенсию собирался, но мы его уговорили. Его самолет сейчас в нашем аэропорту приземлился. Вечером совещание. Приходите обязательно. Давайте постараемся, чтобы без москвичей обойтись. Вы меня понимаете. Если что нужно, обращайтесь непосредственно ко мне. Отказа не будет, уверяю вас.

Марго много раз сталкивалась с Ивашевым. То, что он был профессионалом своего дела — радовало, но вот его характер и, главное, его отношение лично к ней вызывало уныние.

Она позвонила Силуянову.

— Сила, а может, ну их, этих католиков, давай я скажусь больной, Гиреев мне мигом справку сварганит. Ну, мэр попросил, так ведь договора официального у нас нет, никто нам копеечку звонкую не заплатит. Так чего за зря корячится, последнее здоровье на доминиканцев тратить. Как считаешь, компаньон.

— Есть договор, — буркнул в трубку Силуянов, — ты где сейчас, впрочем, можешь не отвечать, я твой мобильник отслеживаю, оставайся на месте, я скоро буду.

«Сила» приехал быстро.

«Наверное его машина за углом стояла», — подумала Марго и нахмурилась. Из машины он выходил не один, а поддерживал за руку эффектную блондинку.

— Познакомься, — как всегда, вместо приветствия произнес он. — Венера Витальевна Приходько. Наш клиент. Заказчик так сказать.

— Не поняла, какой заказчик. Вы в родстве с убитым?

— Я его дочь. Впрочем, давайте зайдем в вон тот ресторан и там спокойно поговорим.

Силуянов невольно улыбнулся. Ресторан принадлежал ему, и там уж точно им никто не помещает, да еще и вкусно накормят.

Круглые столики, покрытые белыми льняными скатертями, незамысловатые глиняные фигурки-солонки. Мужчина заказал сырную тарелку, дополненную разными орешками и виноградом и конечно прекрасное сухое вино из солнечной средиземноморской страны. Силуянов почти в точности воспроизвел в своем ресторане греческий дворик, который так понравился Маргарите в дни ее пребывания в хосписе «Чудо». Не хватало только легкого морского бриза. Его заменяла чуть слышно звучащая греческая народная мелодия.

— Так чем мы можем быть вам полезны? — Марго чуть отхлебнула из бокала и посмотрела на гостью.

— Я знаю, отца многие ненавидели, вполне вероятно было, за что». — Венера замолчала, взяла бокал и выпила вино почти залпом.

— Извините меня, пожалуйста. У меня комок в горле, я до сих пор не смирилась с кончиной отца. Еще такая чудовищная смерть. Поверьте, он был прекрасный, любящий отец. Я в семье единственный ребенок, но меня особенно не баловали, даже в детстве. Наоборот, постоянная учеба, спорт, кружки. Почти никаких подружек. Но я ему за это очень благодарна. Теперь у меня собственный модельный бизнес в столице, я уже сейчас вполне финансово обеспечена и готова заплатить, сколько потребуется, чтобы вы поскорее нашли этого изверга.

— Дело в том, — Марго выдержала паузу. — Согласно нашему законодательству, частный сыщик не имеет права заниматься расследованием уголовных преступлений. Это прерогатива компетентных органов. Нам же дозволяется заниматься неверными супругами, пропавшими собачками, ну и остальное по мелочи. Я понятно излагаю?. — В голосе женщины были различимы стальные нотки. Она как бы намекала, что яблочко от яблони и вообще дочка чиновника-взяточника, не самый желанный клиент в ее сыскном бюро.

«Сила» посмотрел на Марго холодным взглядом, затем повернулся к блондинке.

— Венера, вы курите?

— Нет, конечно. Я же сказала, что с детства занимаюсь спортом.

— Ну, тогда я вас просто попрошу на пару минут оставить нас одних, если вас не затруднит, конечно.

Девушка с шумом отодвинула стул и, высоко подняв голову, вышла.

— Марго, ты совсем спятила! — Силуянов взял женщину за локоть. — Ты почему отказываешься от денег, за работу, которой и так уже вовсю занимаешься. Они что, совсем не нужны тебе и Лилии. Да и мне тоже не помешают. Прежде, чем вас познакомить, я сам понимаешь, собрал на эту кралю подробное досье. У нее действительно приличный бизнес имеется, и люди за ней стоят достойные, влиятельные. Кроме этого, ее мать, после смерти Приходько, тяжело болеет и тоже вот-вот отправится вслед за мужем. Так давай же поможем этой девочке. Не возьму в толк, что на тебя нашло.

Он достал из сумки папку и протянул Маргарите.

— На вот, почитай. — Я за годы общения с тобой тоже кое-чему научился. Это досье на Венеру Приходько. Между прочим, девочка сама достигла приличных высот, правда на папины денюшки, ну так что ей прикажешь, от щедрой родительской финансовой помощи отказываться? Кроме того, она же еще и ценный свидетель, я же знаю, ты у нее уйму полезной информации выудишь. Так что давай, компаньон, смени гнев на милость, составляй договор по всей юридической форме, применяй самый повышенный коэффициент, увеличивай накладные расходы. За клиентку будь спокойна, она все наши траты потянет.

Марго молчала. Робко вошла Венера.

— Вы уже закончили, я могу присутствовать?

— Можете — все еще холодно ответила Марго. — Сейчас мы поедем в наш офис, заключим соответствующий договор, и вы ответите на все мои вопросы. Только прошу вас, не надо ничего скрывать от меня, я не следователь, я исполнитель вашего поручения, а для этого мне нужна самая подробная информация.

 Глава 7.

История повторяется либо как фарс, либо как трагедия. Не было в маленькой Гатчине пышных балов, не было модных салонов и магазинов. Зато была тяжелая гарнизонная служба у мужа. В столицу удавалось выбраться не часто. Доходов мужа хронически не хватало. Родители мужа, до свадьбы щедро снабжавшие его деньгами, незамедлительно перестали оказывать молодым какую-либо материальную поддержку, а Наталью не захотели видеть вообще. Вульферт, как и прежний супруг, Сергей Мамонтов, всячески потакал женщине, как мог, оплачивал ее все возрастающие счета, постоянно занимая деньги у друзей и знакомых. Его финансовые дела становились все хуже и хуже. На горизонте замаячил суд офицерской чести.

На один из балов в Санкт-Петербурге, в 1915 году, была приглашена и чета Вульфертов. Наталью увидел французский посол М.Палеолог. Позднее он написал в своем дневнике:

«Она прелестна, её туалет свидетельствует о простом, индивидуальном и утонченном вкусе. Из-под шиншилловой шубки видно платье из серебристо-серого шёлка, отделанное кружевами. Шапочка светлого меха очень идёт к её пепельным волосам. Выражение лица гордое и чистое, черты прелестны, глаза бархатистые. На шее, при свете зажженной люстры, сверкает ожерелье из чудного жемчуга. Малейшее её движение отдаёт медленной, волнистой, нежнейшей грацией».

Госпоже Вульферт было всего двадцать восемь лет, когда она встретилась с великим князем Михаилом, в подчинении у которого находился по службе её муж. Положение жены обыкновенного полкового ротмистра не менее скучное, чем жены скромного пианиста, не выдерживало для очаровательной Натальи Сергеевны никакого сравнения с перспективой союза с великим князем царствующего дома Романовых, бывшим на тот момент Наследником Российского Престола. В красивой головке тут же возник план обольщения. Опыта в этих делах у нее к тому времени уже было предостаточно.

Офицеры гатчинского полка многое себе разрешали. «Кирасиры Ея величества не страшатся вин количества» — это была не просто поговорка. Здесь офицеры говорили друг другу «ты», невзирая на разницу в чинах и годах. Это предписывал закон товарищества. Он же стоял на страже и семейного спокойствия офицеров полка.

Принцип товарищества постоянно культивировался в полку… Считалось крайне предосудительным для всякого гвардейца отбить у полкового товарища жену. Такие дела если не кончались дуэлью, то, во всяком случае, влекли за собой неминуемый выход из полка офицера, посягнувшего на жену товарища.

Честный и порядочный, жизнерадостный и обаятельный, склонный почти всегда следовать «велению сердца» и щедрый на человеческие чувства (в юности он едва не женился тайным браком на фрейлине своей младшей сестры Ольги — Александре Коссиковской, однако этот неосторожный юношеский замысел был обнаружен и в последний момент расстроен их матерью, вдовствующей императрицей Марией Феодоровной), князь Михаил не мог не заметить вспыхнувших при первой же их встрече прекрасных глаз Натальи Сергеевны, её нежного и неотступного внимания, которое она не скрывала и при каждой следующей встрече. Князь Михаил мгновенно увлекся женой своего подчиненного — восхитительной и опытной в чувствах женщиной, почти классической красавицей, рождённой покорять, но не удовлетворённой жизнью и «прозябающей» в незавидном статусе ротмистрши. Со своей стороны Наталья Сергеевна мгновенно поняла, что к ней в третий раз пожаловала любовь с первого взгляда.

Однажды Наталья в разгар очередной офицерской попойки предложила игру в «Теля». Князь Михаил по ее просьбе должен был выстрелом разбить бокал вина, стоящий на вытянутой руке Вульферта. Офицер взял бокал отошел на положенное расстояние. Князь поднял пистолет. Рука его тряслась. Дрожал бокал и в руке Вульферта. Пауза затянулась. Не дождавшись выстрела, женщина взяла бокал из онемевшей руки мужа, стала на его место.

— Михаил, а в моей руке сможете поразить мишень?

Князь опустил оружие.

— Нет, сударыня, не смогу. Даже пытаться не буду! — Он опустил пистолет. Взгляд его был абсолютно трезвым. Хмель разом улетучился.

Шереметьевская поняла, что одержала, первую, маленькую победу.

Глава 8.

В отличие от Факсова, Ивашев пригласил к себе на совещание только тех лиц, которые принимали в расследовании убийств самое непосредственное участие.

Кроме девушек Хельги и Екатерины, здесь присутствовал старый знакомый Маргариты следователь Максим Каверин, совсем недавно они вместе весьма успешно расследовали «Бидонное дело» и «Дело о русском займе».

— Я так понимаю, представлять здесь никого не надо, все уже перезнакомились. Тогда приступим. — Ивашев, кряхтя и постанывая, опустился в кресло. — Не дают, понимаете ли, старику покоя. Нет бы, отпустить старика на пенсию, так на те, убийство да еще с извращением, — ворчал старик. — А как вам такая версия. Что кто-то из наших, доморощенных урок прирезал старика, уж не знаю за что, да и подбросил ему собачку с факелом. Мол, нате вам, господа сыщики, ищите серийного убийцу, а я погляжу. Что на это скажете? — Он обвел присутствующих хитрыми, чуть прищуренными глазами.

«Да уж, как мне не нравится Павел Степанович, но болтать о росте криминала в городе и стране он не будет, — подумала Марго. — Этот человек на своем месте. И сам день и ночь землю грызть будет, и нам покоя не даст. С него станется».

Ход ее мыслей прервала Катя.

— Павел Степанович. Я все проверила. Надпись на латыни и собака написаны и нарисованы одной рукой. Это факт. Я также по совету Маргариты Сергеевны проверила пятна крови на рукоятке и лезвии ножа и могу сказать, что убийца действительно поранился. На рукоятке он, конечно, свои пальцы стер, но вот на лезвии присутствуют две группы крови. 1-я группа старика сторожа и неизвестного человека. У него 3-я группа.

— Тоже мне открытие века, — проворчал Ивашев. — А может быть, эта кровь изначально на лезвии была, может, он с грязным ножом на дело пошел. Такое может быть, а? Что скажешь криминалист?.

— Нет, кровь свежая, свернулась недавно, так что мы имеем кровь убийцы.

— Осталось только его поймать, — буркнул Ивашев. — Хельга, что у тебя, докладывай.

— Я тоже изучала этот нож. По нашей картотеке он не проходит. Он действительно, старый и редкий. Такие ножи делали в период первой мировой войны и не у нас, а во Франции. Хранился он небрежно, не в коллекции лежал, это уж точно. Ни у кого из наших антикваров таких ножей никогда не было. Он номерной. Я уже отправила запрос в Москву, надеюсь, что у меня скоро будет более полная информация.

— Ну, а ты друг любезный Максим, что поведаешь высокому собранию? — Ивашев посмотрел на Каверина.

— Я все это время занимался убийством Приходько. Выяснил круг подозреваемых, проверял их алиби. Все чисто.

— А агентура твоя на хвосте ничего не принесла? — Ивашев нехотя улыбнулся в седые усы.

Максим спокойно продолжил.

— Мои люди сообщают, что убийца залетный. Человека с таким поставленным ударом, да еще знающего латынь, среди местных нет.

— Королева, тебе есть что добавить?

В мире было всего несколько человек, которым разрешалось называть Марго королевой, производной от ее польской фамилии. Ивашев был одним из этих счастливчиков.

— Есть кое-что, но, конечно, мало. Ко мне обратилась дочь Приходько Венера. Она здесь не живет, а ее мать после смерти отца тяжело заболела и сейчас находится в реанимации. Врачи к ней никого не пускают. Венера рассказала, что несколько месяцев назад она гостила у родителей, и к отцу действительно приходили католические священники, причем не на работу, а домой. Тем не менее, отец их принял, они долго беседовали и расстались довольные друг другом. На прощание они подарили отцу красивое распятие, оно сейчас стоит в загородном доме. Мне также удалось узнать, что наша мэрия обратилась в Москву с просьбой снять статус памятника старины с местной кирхи и передать ее на баланс муниципалитета. Но дело это небыстрое, и бумага до сих пор гуляет по кабинетам.

— То есть ты хочешь сказать, что этим треклятым доминиканцам не было никакого резона убивать чиновника! — Ивашев попытался подняться с кресла, но у него ничего не получилось, и он плюхнулся обратно. — Тогда, может, мне кто-нибудь объяснит мотив убийства этого старика-сторожа. Он-то чем попам не угодил?

Все молчали. Убийство сторожа пока ни в какую схему не укладывалось. Да и с господином Приходько никакой ясности не наблюдалось.

— Все свободны, — сухо произнес Ивашев. — Максиму и Хельге остаться.

В помещении «Сыскного бюро Крулевская и партнеры» вечером того же дня началось собственное совещание. Присутствовали лично госпожа Крулевская и ее партнер господин Силуянов, он же бывший вор в законе по кличке «Сила».

Сейчас он вальяжно развалился на офисном диване, потягивая через трубочку какую-то жидкость из импортной банки. Марго встала из-за стола и посмотрела на него.

В жизни так бывает, что бывший следователь советской прокуратуры в свое время как девчонка влюбилась в этого волевого, умного и энергичного мужчину и, главное, чего уж скрывать от самой себя, любит его до сих пор, и ей приятно смотреть на него даже валяющегося на диване. «Хочется броситься на него, отшвырнуть злосчастную банку и целовать, целовать, целовать. Но нельзя, во-первых, это вредно, по крайней мере, для ее здоровья, во-вторых, возраст, о нем, увы, забывать нельзя, а в-третьих, у них совещание на тему двух убийств и одного заказа на расследование», — все эти мысли скорым поездом пронеслись в голове у женщины, а вслух она спокойно произнесла.

— Поставь банку и давай, наконец, займемся делом. Что твои урки говорят, за что деда пришили?

— Поверь, мои урки старику ласты не клеили, он вообще безобидный был старик, в школе учительствовал, пацанва его любила, он здорово истории рассказывал, кружок краеведческий вел. В походы ходил. Чего-то там, в земле, рыл. Но вот что интересно, черным копателем не был, все, что они с пацанами находили — сдавали в музей либо в школьный, либо в наш краеведческий. Видать, что-то ценное сдали, раз потом директор его сторожем к себе определил. Я боюсь к этому директору своих, посылать, ты уж с ним сама покалякай, у тебя лучше получится.

— А семья у него была, жена, дети, внуки не знаешь? Что-то я забыла об этом конторских спросить, видать, старею.

— Зато, я у тебя не старый. Отвечаю на поставленный вопрос, госпожа прокурорша.

Получил в свое время наш дед неприличное ранение, пуля или там осколок какой — не выбирают, в какое место можно попадать, а в какое нет. Из-за этого не было у него отношений с женским полом, а без этого ни детишек, ни внуков не бывает.

Знаменитый тумблер в голове Крулевской предательски молчал, ни одной путной мысли. «Все, распутаю это дело и хватит. Буду варить варенье для Лилии и этого на диване, научусь вязать и буду смотреть сериалы. Нет, сериалы смотреть не буду, это уж увольте».

Глава 9.

Далеко не все разделяли восторг Михаила. «Она была уже дважды замужем, не считая её любовных увлечений. Эта Наташа Шереметьевская умная, но злая женщина, а её друзья — проходимцы и тёмные личности», — писал великий князь Николай Михайлович. Впрочем, его можно понять, он никогда не был женат, личная жизнь у него не сложилась.

Наталья в очередной раз появилась в собрании кирасирского полка, и так удачно вышло, что туда прибыла великая княгиня Ольга Александровна, приехавшая в сопровождении брата Михаила. Дело было летом, и пока Ольга Александровна флиртовала со своим будущим мужем — однополчанином Вульферта Куликовским, ее скромный и простодушный брат терпеливо гулял по аллеям Гатчинского парка. Наталья Сергеевна и на этот раз свой момент не упустила. Она говорила с ним о природе, о цветах, о птичках, о музыке. Михаил Александрович сводил ее на могилы своих любимых собак (его детство протекало, главным образом, в Гатчине), рассказал, что учится играть на балалайке.

Слухи о новом романе Михаила мгновенно дошли до ушей императрицы-матери.

Умная и тактичная Мария Федоровна выразила желание навестить в Дании своих родственников и попросила сопровождать ее в поездке младшего сына.

Тогда Наталья Сергеевна, следуя пословице «Qui ne risque ne gagne», — решилась на смелый шаг, она тоже отправилась в Копенгаген.

За границей дворцовый этикет был менее строгим, а посему великий князь был довольно часто предоставлен сам себе.

Здесь, в далекой Дании, Михаила Александровича считали удаленным от всяких соблазнов, увы, это заблуждение давало широкие возможности встреч. Наталья Сергеевна выиграла ставку и оказалась «кузнецом своего счастья». Ее власть над Михаилом Александровичем утвердилась до последнего дня его жизни.

Вернувшись на Родину, Наталья Шереметьевская к Вульферту уже не вернулась, а поселилась в Москве, на Петербургском шоссе, на даче Эриксон.

Случилось неслыханное! Офицер «Синих кирасир», ротмистр Вульферт вызвал на дуэль своего командира и члена царской фамилии Михаила Романова. Однако в назначенный час он застал на месте дуэли не великого князя с секундантом, а всего лишь полкового фельдфебеля с приказом о переводе ротмистра на новое место службы. Позднее, за согласие на развод, ему в качестве отступных тайно вручили 200 000 рублей.

Михаил Александрович также отстранялся от командования гатчинскими кирасирами. Он попал в почти не завуалированную ссылку в Орел, получив командование стоявшим там полком черниговских гусар. Бригадному генералу Блохину было строго наказано не «отпускать» великого князя в Москву без уважительных причин.

Михаил и Натали, между тем, не намерены были расставаться и частенько находили способ встречаться и изображать из себя прекрасную пару.

«Не будучи красивым, Михаил Александрович имел приятную внешность: он был строен, выражение его больших, немного выпуклых глаз было мягкое, а когда фуражка скрывала его высокий, можно было сказать, что он даже совсем хорош собою», — писала о нем Т. Аксакова-Сиверс.

Прогуливаясь под ручку в одном из провинциальных городков, чета влюбленных услышала в свой след.

— Шалава! И не стыдно тебе, вот так невенчанной, с порядочным человеком миловаться. Подобные вопли неслись с папертей и других церквей, мимо которых проходили влюбленные.

— Ну и сколько лет я буду выслушивать эти упреки — сказала женщина, заглядывая в глаза князю. — Когда мы, наконец обвенчаемся?

— Скоро, — буркнул Михаил и нахмурился.

Расставшись с Михаилом, Шереметьевская вернулась к церковной паперти и щедро расплатилась с бабками-кликушами.

 Глава 10.

Факсов ликовал. Его холеное лицо сияло как начищенный пятак.

— Пока вы тут носом мух ловите, я с ОМОНом сумел изловить злодея. Сидит сейчас в кутузке, тепленький. Уже почти признался в убийстве старика, осталось дожать его и на убийство Приходько! Тогда все. Дело можно передать в суд. — Маргарита Сергеевна, голубушка, покажите мастер класс нынешней молодежи. Проведите допрос, как вы умеете. Пусть поучатся. Я понимаю, что вы не являетесь штатным сотрудником, с Ивашевым я этот вопрос улажу — не беспокойтесь.

Формально допрос проводил Павел Степанович, однако по настоятельной просьбе начальства к допросу были допущены Крулевская, Максим Каверин и Хельга Ли.

В материалах дела сообщалось, что нигде не работающий русский гражданин Визитенко Сергей Иванович, будучи в состоянии алкогольного опьянения, ругался со сторожем местного краеведческого музея, требуя со старика деньги на выпивку. Этот факт подтверждают свидетели. Они также утверждают, что ссоры между убитым и Визитенко происходили регулярно. Подозреваемый постоянно требовал денег якобы за проданную старику ценную вещь.

Маргарита внимательно смотрела на человека, сидящего по другую сторону стола. Худое одутловатое лицо с мешками под глазами. Старая, грязная рубашка, наверное, так в своей жизни и не познавшая радость общения со стиральной машиной. Видавшие виды тренировочные брюки с большими пузырями на коленях. Руки Сергея Ивановича постоянно дергались, он пытался засунуть их в карманы, но получалось плохо.

— Скажите, а у вас тут стопочку не дадут, во как надо, — Визитенко провел дрожащей рукой по горлу. — Только я этого старикашку жизни не лишал, больно надо, он мне еще должок не вернул, а с покойника какой спрос. Ругался с ним, бывало, так за дело, ежели, купил вещь, так отдай все сполна.

Ивашев положил перед Визитенко нож, которым убили сторожа.

— Вам знаком этот предмет? — спросил он.

— Конечно, знаком, мой это нож, я его в том же доме взял, где и сумку.

— Какую сумку? — переспросил следователь.

— Ну, ту самую, старинную, коричневую, которую я сторожу и задвинул.

— Так, убитый что, с вами за нее не рассчитался? — вступила в разговор Маргарита.

— Рассчитался, конечно, только мне потом один человек сказал, что такая старина дороже стоит. Дед это наверняка знал, а я выходит продешевил. Вот и пошел требовать свое, законное. Только я его не убивал, выпить я, конечно, люблю, ну так мы все не без греха, а что б душу человеческую загубить, так это уж увольте.

— Мы этот нож, вытащили из тела убитого, объясни нам, пожалуйста, как он туда попал — Ивашев повысил голос.

— Не знаю, мы сидели на лавочке, было дело, взял старого за грудки. Но он знаете, какой кряжестый был. Царство ему небесное, хотя зачем оно коммуняке. Он мои руки враз от своей жупанины оторвал и так на меня посмотрел, что у меня хмель в голове разом-то и вышел. Ну, я поднялся и пошел. А он вдогонку мне и говорит: «Возьми сотню, выпей за нашу бывшую Родину, это она тебя такого оболдуя породила. Хотя, может быть, и зря». Ну, я вернулся, взял деньгу и пошел в магазин, благо он недалече совсем. На беленькую не хватило, зато винишко местное наше в самый раз. Да вы Клавку, продавщицу тамошнюю спросите, она моё это, как его там, а вспомнил — алиби, подтвердит. Она, зараза, еще два рубля сдачи мне не отдала — злыдня. Выходит, не было мне резона старика вашего кончать. Глядишь, он еще бы мне денюшку выделил, ему-то тратить не на что, разве что старину скупать, не знамо зачем.

Крулевская наклонилась к Ивашеву и что-то шепнула ему на ухо. Следователь кивнул головой и вызвал конвой.

— Отведите подозреваемого Визитенко в камеру, — сказал он вошедшим полицейским.

Маргарита повернулся к Максиму и Хельге.

— Что скажете, молодежь. Убийца был перед вами? Или просто алкаш, которого кто-то довольно умело подставил?

Максим открыл рот, чтобы высказаться, но Хельга его опередила.

— Павел Степанович, Маргарита Сергеевна, его освобождать надо и немедленно. Он никого не убивал, и убить не мог.

— А нож старинный, а свидетели. С ними, что прикажешь делать? — Ивашев хитро прищурился.

— Тремор — тихо сказала Хельга. — У него руки постоянно трясутся, с таким тремором не то, что человека с одного раза убить, по гвоздю молотком не попасть. — Она почему-то виновато опустила голову.

Ивашев подошел и нежно, как дочку, погладил ее по голове.

— Это хорошо, что ты за него заступаешься. Он не убивал, это точно. Но ведь какая-то сволочь его ножом воспользовалась. Двух человек замочила весьма профессионально. Да еще собак нам подбрасывает. Вот о чем надо думать, господа сыщики. Максим, подготовь документы на этого алкаша и обеспечь за ним слежку. Может быть, он, не ровен час, нас на эту сволочь выведет.

Максим кивнул и вышел исполнять поручение следователя.

— Хельга, вот ты как думаешь, откуда у этого забулдыги взялся старинный нож, да еще французской работы? — Ивашев уселся на стул, предварительно повернув его спинкой к себе. — Молчишь, не знаешь, вот и я не знаю. Далее, о какой такой сумке талдычил этот с позволения сказать убивец. Марго, может быть, ты чего добавишь?

— Добавлю, отчего же не добавить. Какой такой добродетель подсказал нашему забулдыге истинную стоимость сумки. Что это за коричневая сумочка, почему она понадобилась старику, и вообще, что мы знаем об этом старике, кроме того что он работал сторожем и является членом коммунистической партии. — Марго выдохнула и тоже села на стул. — Дальше продолжать?

— Пока достаточно, — сказал Ивашев.

— Записывайте. Хельга, — личное дело старика и в мельчайших подробностях. Поговори с директором музея, почему он взял старика на работу, что у нас молодых гастарбайтеров мало, сходи в школу, где он учительствовал, расспроси тех, кто его еще помнит. Задание понятно. Выполняй.

— Марго. Не сочти за труд. На тебе эта злосчастная сумка, нож и добродетель. Взялась за гуж, ну, в общем, ты дальше знаешь.

 Глава 11.

Кузен и друг Михаила, греческий принц Николай, в своих мемуарах писал: «Он был ревностным солдатом и истинным спортсменом; веселый, общительный нрав делал его всеобщим любимцем. Он был красивым, атлетически сложенным молодым человеком, который любил спорт и занимался им, словно профессиональный гимнаст».

В конце концов, Михаилу Александровичу удалось развязаться с Орлом, так как этот город не оправдал возлагавшихся на него надежд семьи. Возвратившись в Петербург, он командовал недолгое время кавалергардами, а затем стал хлопотать об отпуске за границу. Отпуска он добился ценою данного им старшему брату честного слова не венчаться с m-me Вульферт.

В свою очередь, Наталья Сергеевна не сидела, сложа руки.

В одну маленькую церковь вошла хорошо одетая дама в шикарной шляпке с опущенной вуалью.

— Батюшка, я бы хотела обвенчаться в вашем приходе, это возможно?

— Конечно, дочь моя. Богоугодное дело всегда возможно. Пойдем со мной, надобно записать фамилии брачующихся в церковную книгу. Как фамилия, дочь моя.

— Вульферт.

— А суженого твоего как звать-величать прикажешь.

— Романов Михаил Александрович.

— Ну, что же, знатная фамилия у твоего нареченного. Уж часом не родственник он самому?. — Батюшка поднял голову и посмотрел вверх.

— Не родственник, он. Не родственник. Он самый и есть, — произнесла Наталья. — Так что, повенчаешь нас? Давай побыстрее этот вопрос решим.

Старый священник чуть не лишился дара речи.

— Никак не можно, дочь моя. Без соизволения священного Синода, нельзя. Да и соизволение нашего Государя императора всенепременно потребуется. Уволь меня, дочерь, не могу, не в праве я на такое пойти.

Наталья Сергеевна к такому ответу была готова.

— Батюшка, я смотрю, у тебя церковь давно ремонта требует, да и подворье облагородить надобно. Вот тут задаток на первое время. — Женщина положила на край стола увесистую пачку крупных ассигнаций. — Остальное, втрое больше, потом. После церемонии.

Священник молчал. Он был человеком простым, и его искушали бесы. Приход денег почти не приносил. Его прихожане большим достатком не отличались. Да и чего греха таить, скуповаты были на подаяния. А тут на столе лежали реальные деньги.

— Батюшка. Венчание будет тайным. Никаких гостей не будет. Соглашайтесь. Будет вам с матушкой достойная старость, уж я расстараюсь, не обижу — Наталья положила сверху еще одну увесистую пачку.

Решили с церемонией не затягивать. В назначенный час молодые, таясь ото всех, подъехали к церкви. Однако вместо священника, одетого в праздничные одеяния, их встретил сотрудник охранного отделения.

— Уважаемые, — сухо, по-казенному произнес он. — Бракосочетание не состоится. Ни здесь, ни где-либо в Российской империи. Вам, Михаил Александрович, надлежит незамедлительно явиться к Государю Императору для объяснения. А вас, Наталья Сергеевна, ко двору велено не пущать никогда.

Умела-таки оперативно работать тайная канцелярия, правда, только в определенных направлениях.

После серьезного разговора с братом Николаем и родной матерью Михаил решил покинуть Россию и пожить какое-то время за границей. Покупка билетов и бронирование гостиниц в разных городах и странах тщательно отслеживались специальной службой при царском дворе. Все действия и перемещения Михаила Александровича незамедлительно докладывались Государю.

Чтобы не допустить заключения морганатического брака госпожи Вульферт с великим князем Михаилом Александровичем, за границу был специально командирован генерал-майор корпуса жандармов А. В. Герасимов. При этом всем российским посольствам, миссиям и консульствам предписывалось оказывать ему всяческое содействие вплоть до «ареста лиц» по его указанию.

Но не могли эти службы тягаться с такой женщиной как Наталья Шереметьевская. Для претворения в жизнь ее замыслов в этом мире преград не существовало.

В то время международной телефонной связи еще не существовало, поэтому Наталия и Михаил пользовались телеграфом. Только она одна послала 377 телеграмм!

Копенгаген. 13 августа.

«Моя дорогая, красивая Наташа, у меня нет слов, которыми я бы мог выразить свою благодарность за все, что ты дала мне в моей жизни. (…) Не печалься, с Божьей помощью мы скоро опять встретимся. Пожалуйста, верь всегда моим словам и моей нежной любви к тебе, к моей самой дорогой и блестящей звезде, которую я никогда, никогда не оставлю и не покину. Я обнимаю и целую всю тебя… Пожалуйста, верь, что я весь твой. Миша»

Влюбленные венчались в Австрии. Там, в одном из селений нашлась сербская православная церковь: Заключенный в ней брак не мог быть расторгнут Святейшим Синодом. За тысячу австрийских крон старенький священник согласился тут же обвенчать их. Свидетелями были церковный сторож и его жена. В документах о венчании Наталья Сергеевна значилась дворянкой Брасовой (по названию огромного — 150 тыс. десятин — имения Брасово в Орловской губернии, принадлежавшего Михаилу). Эта фамилия была затем присвоена ей как морганатической (официально не признаваемой) супруге Михаила Александровича Романова.

Стоя у простого алтаря маленькой церквушки и пытаясь унять предательскую (от нарастающего волнения) дрожь в голосе, молодожены меньше всего думали о ходе истории и своей роли в ней. Великий Князь Михаил Александрович Романов, брат Российского Государя, и его пленительная возлюбленная Наталия Сергеевна Шереметьевская-Вульферт, вероятнее всего, размышляли о том, как побыстрее закончить эту церемонию, дабы не обнаружили их авто, стоящее у церкви, вездесущие агенты тайной полиции Австрии, тесно связанные с соответствующими службами Российской империи. После скромного бракосочетания молодожены незамедлительно перебрались в Англию.

15 декабря 1912 года царь подписал указ Правительствующему Сенату о передаче в опеку имущества Михаила Романова, а 30 декабря с него было снято звание «правителя государства».

Жили супруги Брасовы-Романовы достаточно широко, выезжали, принимали гостей, устраивали балы, много путешествовали. Туалеты, манто и автомобили мадам Брасова меняла достаточно часто. Но муж относился обожающе снисходительно ко всем ее капризам, и эта странная блестящая пара, привлекая внимание многих, великолепно уживалась вместе! Однако бог посылает испытание всем и особам королевских кровей, и аристократам, и купцам, и простолюдинам. Ждали испытания и нашу пару. Наступил 1914 год.

 Глава 12.

— Максим, давай заберем Лилию, у нее как раз сейчас заканчиваются занятия в студии живописи, и поедем на квартиру к покойному сторожу. Я знаю, что ты хочешь сказать, обыск там уже проводили, ничего ценного не нашли. Так вот, я хочу взглянуть на его жилье своими глазами, и не спорь со старшими, хотя бы по возрасту. Вперед. Поехали. Сейчас ливень начнется, а дите без зонтика. Ее простуда будет на твоей совести, — Марго втолкнула Каверина в водительское кресло и быстренько уселась на заднее сиденье.

Лилия болтала ногами как малый ребенок и безумолку щебетала об особенностях переноса на бумагу изображений различных скульптур, цветов и прочих геометрических фигур. Ливень был страшный, тропический. Щетки автомобиля не справлялись с потоками воды, и Максим вел машину практически вслепую. Однако бог есть, и факт его существования подтвержден безаварийным прибытием на окраину города, где в небольшой коморке обитал ныне покойный преподаватель истории и сторож местного краеведческого музея.

Лилия категорически отказалась оставаться в машине и потребовала взять ее с собой. Во-первых, она никогда не была на обыске, во-вторых, ей одной в машине во время дождя жутко страшно, в-третьих, мама, ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, в-четвертых, если не возьмешь, значит, не любишь, и всё тут!

— Хорошо, уговорила, только будешь сидеть тихо, ни в коем случае с места не вставать и по квартире не шататься. И никаких вопросов. Мы будем работать. Это не игрушки. Понято? — Маргарита строго посмотрела на дочь. Та молча кивнула головой, что она принимает все условия и постарается их выполнить, но гарантировать ничего не может.

Квартира напоминала лавку старьевщика. Мебель советских времен, на полках собрание сочинений В. И. Ленина. Материалы съездов КПСС, книги по истории СССР и Мира, издания сорокалетней давности. Пожелтевшие фотографии сослуживцев на стенах в простых рамках. Что удивительно, в квартире было довольно чисто, хотя опытный взгляд Крулевской определил, что ее довольно тщательно обыскивали.

— Максим, а в вещах убитого ключи были?

— Конечно, Маргарита Сергеевна. Мы ими сейчас двери и открывали и раньше, когда сюда заходили, их использовали. А что вас заинтересовало?

— Понимаешь, Максим, я знаю, как делают обыски в подобных случаях твои коллеги, мягко скажем, формально. Убит одинокий старик, из вещей ничего не пропало, зашли в квартиру, никаких ценностей нет, взяли необходимые документы для погребения и все. А тут поработал большой специалист. Он явно что-то искал, Старался все вещи аккуратно класть на свои места. Но у мужчин это от природы получается плохо. Вот смотри сюда. Ящик этого комода закрыт не до конца. Ваши бы его или вообще не стали закрывать или, что скорее всего, не открывали вовсе. Времени у незваного гостя было немного, следовательно, он был здесь под вечер, а свет включать не мог. Отсюда вывод. — Она замолчала. Молчал и Максим. — Ну, думай, сыщик, соображай, какой вывод напрашивается?

Максим почесал затылок, как бы вспоминая, что он учил по части выводов.

— Наверное, он сделал слепок с ключей старика, а затем пришел сюда.

— Правильно соображаешь, Каверин, только медленно. Сюда приходил убийца! Он либо до преступления, либо после овладел ключами, но не забрал их, а сделал слепок. Времени у него действительно было в обрез. Либо уже смеркалось, и он мало чего мог разглядеть в темноте, либо он боялся, что труп старика уже обнаружен, личность установлена, и сюда вот-вот приедут, понятно кто. Главное вот в чем. Нашел он то, что искал, и что он вообще искал?

Максим достал коробку, в которой лежали фронтовые награды, юбилейные медали, документы о тяжелом ранении, билет члена партии и прочие бумаги. Все это он протянул Маргарите.

— Кто вообще здесь был из ваших? — возмутилась она. Почему даже эту папку не забрали. Видишь, пыли на них нет. Почему. Либо убийца что-то здесь искал и не нашел, а может быть и нашел, либо сыскари хреновы перевернули в коробке все, забрали паспорт, ордер на квартиру, квитанции об оплате ЖКХ и ушли. Так, Максим, давай не теряй времени, дуй по соседям, может, они кого видели. Я так понимаю, раньше этого никто сделать не догадался.

Не успел Каверин дойти до двери, как из небольшого чулана раздался вопль Лилии.

— Я такое тут нашла, такое, уф!

Маргарина и Максим мигом очутились возле нее.

Юное существо держало на вытянутой руке старинный РИДИКЮЛЬ из дорогой коричневой кожи. Местами его уже попробовали на зуб мыши, но в целом было видно, что в свое время это была очень элегантная и дорогая вещь.

— Ты что орешь, и вообще, кто тебе разрешал вставать с места. Мы о чем с тобой договорились! — глаза Марго разве что не извергали молнии.

— Ну, мама, как ты не понимаешь, это же редчайшая вещь. Нам о таких на уроках по истории костюма рассказывали. Глянь сюда. Вот тут подкладка сделана, она из водонепроницаемой ткани, и если знатная дама попадала под дождь, и у нее не было зонта, она отстегивала подкладку и использовала ее как косынку. И это сто лет тому назад. Ву а ля, и прическа сохранена. — Лилия жестом фокусника отстегнула подкладку и оттуда выпал сложенный пожелтевший листок бумаги.

Максим наклонился, поднял листок и развернул его.

Пожелтевшая бумага была отменного качества. Вверху листа два золоченых переплетающихся вензеля. «М» и «Н». Текст, написанный красивым каллиграфическим почерком, гласил: «Предъявительница сего письма действует по моему поручению и от моего имени. Господ офицеров, чиновников всех рангов, а также купцов всех гильдий прошу оказать ей всяческую помощь. Обещаю за это щедрую награду и мое личное покровительство. Н Б.Р.»

— Ну, прям Дюма какой-то, — прыснула Лилия, не хватает только слов Миледи и Кардинал Решелье.

— Нет, доча, — сменив гнев на милость, сказала Крулевская. Здесь дела посерьезней. За этим письмом жизни и судьбы реальных людей стоят.

Опросив, наконец, всех соседей, Максим с большим трудом составил словесный портрет коренастого человека с абсолютно белой головой, в хорошем костюме. Который приходил к сторожу, но вот в день убийства или до этого никто точно вспомнить не мог. Дождь как-то незаметно угомонился, и на небе появилась робкая радуга.

— Все домой, об остальном я подумаю завтра, — почти в точности цитируя классическую Скарлетт О.Хара, произнесла Марго, устало опускаясь на автомобильное кресло. Лилия все еще вертела в руках заветную находку, исследуя каждую складку в надежде отыскать не только листок бумаги, но еще и пригоршню бриллиантов.

Телефон Маргариты заиграл знакомую мелодию Дидье Моруани, из которой следовало, что звонил Мельник.

— Твой Гиреев выдал мне-таки увольнительную, и завтра я должен быть в городе. У меня скопились кое-какие дела в «Иннохлебопродукте». Очень бы хотелось повидать Лилию, тебя ну и «Силу», конечно. Надеюсь, ты не против.

Усталость женщины как рукой сняло.

— Максим, давай заедем в гипермаркет, надо продуктов закупить. Завтра мельник будет в городе, постараюсь удивить его чем-нибудь домашним.

Лилия отложила ридикюль в сторону, с некоторой тревогой посмотрела на приемную мать. Она знала, что в домашней кулинарии ее обожаемая мама, мягко скажем, не очень, и таясь стала отправлять СМСку Вере Марковне. (см. «Нам теперь все льзя»). Вот уж кто был непревзойденным спецом по части приготовления чего-нибудь вкусненького.

Глава 13.

— Ты же русский офицер, патриот своей Родины, — твой брат не имеет права не пускать тебя на фронт. В конце концов, это бесчеловечно. — Наталья ходила по комнате из угла в угол, заламывая руки. Конечно, она читала сказку «О рыбаке и рыбке», Шереметьевская-Брасова достигла почти всего, о чем мечтала, не хватало только королевских балов и пышных приемов. В Букингемский дворец их почти не приглашали, опасаясь ухудшения отношений с российским императорским двором. А в далекую Россию не пускали вообще. Михаил был отстранен от государственной службы в любом качестве и объявлен частным лицом, постоянно проживающим за пределами российской империи.

«Война есть война. Государю императору конечно нужны преданные люди в генералитете, а пока супруг будет воевать, Александра Федоровна и вдовствующая императрица-мать будут вынуждены принимать меня во дворце, хочешь-не хочешь, а я теперь родня, жена брата и сына — законная, и мать ребенка царских кровей». — размышляла Наталья Сергеевна, каждый раз не забывая напомнить мужу. — Пиши ему, не медли, пиши.

Михаил Александрович написал брату императору:

«Меня можно в наказание лишить прав и имущества, связанных с моим рождением, но никто не может лишить меня права пролить кровь за Родину!» Такое обращение было вполне созвучно моменту патриотического подъема, и в ответ последовало разрешение вернуться в Россию avec Madame et Bébé. (с мадам и ребенком)

Николай II так же подписал Указ Правительствующему Сенату, который не подлежал обнародованию; в нем предписывалось: «Сына состоявшей в разводе Наталии Сергеевны Вульферт, Георгия, Всемилостивейшее, возводим в потомственное дворянское Российской Империи достоинство, с предоставлением ему фамилии Брасов и отчества Михайлович».

Опека с имущества опального брата была снята, супруге — пожалован титул графини Брасовой. Сборы были недолги, супругам, каждому по-своему, очень хотелось как можно быстрее вернуться домой. Наталия Сергеевна, не признаваемая ни Государыней, ни Императрицей-Матерью, не унывая ни на минуту, открыла самый блестящий в Петербурге салон, приобрела ложу в театре, а Михаил Александрович, тот час по возвращении отправился на поле боя.

Он в звании генерал-майора был на фронте, получил Георгиевский крест, командуя так называемой «дикой кавказской дивизией», а затем — 2-м кавалерийским корпусом. Михаил не участвовал в интригах царского двора, но многие опасались влияния его властной и энергичной супруги, блистающей в северной столице.

«Осталось только одно, всего лишь одно, быть признанной во дворце. Так мало по сравнению с уже сделанным, но, боже мой, как же это все не просто. Скорей бы закончилась эта война. На фоне победы ее, конечно, простят, примут и полюбят». — Ум Натальи Сергеевны не знал отдыха. Планы новых интриг рождались в ее прелестной головке постоянно.

В театре ее ложа полна великих князей, в ее закадычных подругах Мария Павловна — жена великого князя Владимира Александровича, дяди Государя, жаль только, что он в постоянной оппозиции к племяннику в вопросах внутренней и внешней политики. Ничего, она все равно, рано или поздно, добьется быть принятой императрицей-матерью и императором.

Ставка 122

Начальнику штаба

В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу Родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее дорогого нашего Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца. Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок час, когда доблестная армия наша совместно со славными нашими союзниками сможет окончательно сломить врага. В эти решительные дни в жизни России почли мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и в согласии с Государственной думою признали мы за благо отречься от престола государства Российского и сложить с себя верховную власть.

Не желая расстаться с любимым сыном нашим, мы передаем наследие наше брату нашему великому князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на престол государства Российского.

Заповедуем брату нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с

представителями народа в законодательных учреждениях на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу.

Во имя горячо любимой Родины призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего святого долга перед ним повиновением царю в тяжелую минуту всенародных испытаний и помочь ему вместе с представителями народа вывести государство Российское на путь победы, благоденствия и славы.

Да поможет Господь Бог России.

Подписал: Николай

г. Псков. 2 марта, 15 час. 1917 г.

Михаил Александрович в течение десяти часов после отречения брата в его пользу был императором России, а потом сам отказался от власти в пользу Учредительного Собрания.

В течение ДЕСЯТИ ЧАСОВ Наталья Шереметьевская-Брасова-Романова была императрицей Государства Российского.

Сбылось великое предсказание Авеля: «Род Романовых, начавшийся Михаилом, Михаилом и закончится».

 Глава 14.

После сытного обеда, приготовленного Верой Марковной, первым человеком, которая своими ногами на стареньком такси, а не катафалке покинула хоспис «Чудо», Иннокентий Николаевич прилег на диване в гостиной комнате большого дома «Силы», в мягком кресле, забравшись на него с ногами, уютно расположилась Маргарита, поодаль сидели Хельга и Максим. Силуянов вспомнил, наконец, о своих обязанностях хозяина дома раздавал присутствующим слабоалкогольные и безалкогольные напитки.

— Николаич, ну вот посмотри на эти события своим незамыленным взглядом, — произнес Силуянов, поднося старику запотевший стакан сока. — Ну, грохнул чинушу, цитату из латыни подсунул и собаку с факелом, это как-то объяснимо. Но старика можно было по-тихому, придушить. Без бравады. Закрыл ему дыхалку и все. Сидел старичок на скамейке, упал, ну так приступ с ним приключился, не дождался врачей вот и представился. Я зуб даю, даже вскрытия не было бы. Помер на лавочке, значит, время его закончилось, какое тут следствие может быть. Так нет, надо его ножом старинным пырнуть, да еще и лейбл свой оставить. Вот, мол, я какой умелый ловите меня, если сможете. Мы, было дело, подумали, что он хотел местного алкаша подставить. Тоже не подходит, у того явное алиби наблюдается, да и руки трясущиеся от беспробудного пьянства. Он, что, это не знал. Он же латынь знает, выходит не совсем дурак».

В комнате повисла пауза. Все молчали, тихо шуршала сплит-система.

— Я так понимаю, вы уж не обессудьте, если глупость сморозю. Он этими собаками с факелами и цитатами кому-то знак подает. Телевидение наше в новостях все в подробностях излагает. А он с кем-то встретиться никак не может. Вот таким злодейским способом и сообщает, смотрите, мол, я прибыл, значит, готовь отдать предъявителю сего. — Старик замолчал. А Хельга молча протянула ему копию документа с вензелями. Мельник надел очки и долго читал, всматриваясь в каждую букву. — На мой взгляд, надо бы это директору нашего краеведческого музея показать. Игорь Иванович человек знающий, может он что вам интересное подскажет. Привет ему от меня передавайте и низкий поклон.

— Мы его повесткой вызвали, но он почему-то не пришел. Вот сегодня собирались к нему сами поехать. — Хельга забрала копию документа и положила его в папку.

В голове Маргариты, наконец, щелкнул ее знаменитый тумблер.

— Раз сам не пришел, так немедленно поезжайте, чего здесь со стариками сидите. Марш в музей. Оттуда позвоните, если надо, то и мы подъедем. Только вот Иннокентия Николаевича к детям домой доставим.

Пропел домофон, Силуянов подошел к компьютеру, стоящему на столе, на экране помахивал рукой Ивашев.

— Вот, сыскарь, нигде от него не скроешься. — Хозяин нажал кнопку, открывающую дверь.

Мельник и Ивашев поздоровались как старые знакомые.

— У нас город небольшой, так что жизнь нас за долгие годы не раз сталкивала, — весело сказал мельник, поднимаясь с дивана. Ходил он еще очень плохо, опирался на массивную палку, но виду не подавал и шутил по поводу совей болезни при каждом удобном случае. — Павел Степанович, а мы тут как раз твоему серийному убийце косточки перемываем, присоединяйся. Наши головы хорошо, а гидра лучше.

Ивашев изменился в лице.

«Хорошо, что максим с Хельгой уехали, досталось бы им почем зря, — подумала Маргарита.

— Ты, Степаныч, присядь, не кипятись, — заметив перемены в лице, произнес мельник. — Ты ответь народу, ежели такой умный. Почему твой подопечный убил чиновника, а затем сторожа. Он что, их без разбора мочит или между этими людьми есть что-то общее?

— Да думал я над этим вопросом, крутится что-то в голове, а на язык не выходит, — уже более миролюбиво сказал следователь. — Днем думаю, ночью думаю. Да толку пока мало».

— А я тебе, старый сыскарь подскажу. Я там у себя в больничке лежу, телевизор мне здоровенный такой на стенку повесили, чтоб помирать под музыку веселей было. Капельнику ведёрную воткнут, вот я лежу и думаю. И тот, и другой косвенно с землей связаны были. Сечешь?

— Не понял пока, — удивился Ивашев, шумно отпивая сок из бокала.

— Еще раз тебе, дурню, объясняю. И чиновник, и дед-краевед занимались картами, а возможно, и кладами. Усек, наконец.

— Клады у нас в городе, не смеши мои седины. Совсем из ума выжил. Да у нас здесь все рыто, перерыто.

— Я тоже об этом подумал, только они, треклятые, не только в земле бывают. Они и в стене бывают, и за печкой, и за кладкой каменной, и даже в сумке могли быть. Ты вензель на бумаге видел. Тебе твои подчиненные показывали?

Ответить Ивашев не успел. У него зазвонил телефон. Он опять побагровел.

— Маргарита, поехали, у нас третий труп. Игорь Иванович — директор музея.

Глава 15.

В августе 1917 г. Великий князь с семьей был заключен под домашний арест, однако друзьями Михаила были предприняты некоторые меры, в результате чего на свет появилось письмо от Керенского, разрешающего въезд в Крым всем Романовым-Брасовым. Семейство медлило с отъездом. Дело было в том, что многочисленные драгоценные украшения Натали хранились в банковском сейфе, реквизированном Временным правительством. В холодный октябрьский день Наталья Сергеевна решилась на опасную авантюру: она попросила разрешения на поездку в Петроград, в банк, под предлогом проверки наличия находившихся в сейфе имущественных документов. И хотя банковский чиновник неотступно находился рядом с ней, ловкая женщина умудрилась незаметно спрятать в муфту и вынести самые ценные свои украшения, но далеко не все. Энергичная женщина продолжала бороться за свои сокровища. Время неслось стремительно. Уехать из России пока не получалось.

13 ноября 1917 года Михаила Александровича и графиню Наталию Сергеевну перевезли в Гатчину под домашний арест. Обвиняли в монархистском заговоре и связях с высланной Императорской семьей. К Петрограду подходили войска генерала Корнилова. Нарастала паника и тревога.

Энергичная, умная Наталия Сергеевна, проанализировав ситуацию, умолила мужа обратиться в Совет Народных Комиссаров, к самому Ульянову-Ленину с просьбой разрешить им жить в России как простым гражданам Республики. Михаил Александрович был на приеме у управляющего делами СНК В. Д. Бонч-Бруевича, тот выдал ему бланк с «выписанной» свободой проживания, но это не спасло супругов от дальнейших бед и напастей. Михаила Александровича ожидала высылка в Пермь.

Наталия Сергеевна слезно выпрашивала у мужа позволения последовать за ним, но он едва ли не впервые в жизни резко отказал ей в ее «капризе»! Она должна остаться в Гатчине и думать о детях! Михаил уехал в ссылку со своим верным секретарем Брайаном Джонсоном, камердинером Челышевым и шофером П. Боруяновым. Великий князь предчувствовал плохое и потому взял с собой наличные деньги, много книг, аптечку и автомобиль «роллс-ройс». Поначалу все шло хорошо, он жил в Королевских номерах лучшей в Перми гостиницы. Ходил дважды в сутки отмечаться в комендатуру, много и часто писал жене.

Ей удалось отправить сына в Данию под видом сына своей гувернантки — только после того как маленького Георгия согласилась принять семья датского монарха,

датское посольство в Петрограде предоставило убежище ему и англичанке-гувернантке, служившей в доме Михаила Александровича. С помощью фальшивых документов гувернантка, уже как жена датского подданного вместе с «сыном» была отправлена в Данию.

Наталья Сергеевна уже собиралась ехать в Пермь, но пришла телеграмма о том, что Михаил Александрович исчез 30 июня 1918 года. Конечно, он не сбежал и не исчез — его и его секретаря расстреляли. И развернули в прессе гадкую ложь о «побеге Михаила Романова». Наталья Сергеевна немедленно отправилась в ЧК и устроила там грандиозный скандал, требуя сведений о судьбе мужа. Новая власть скандалов и обвинений в свой адрес не признавала. Женщину немедленно арестовали. Ей вменялось в вину участие в исчезновении мужа. Она пробыла в тюрьме почти год, хитростью ей удалось попасть в тюремную больницу, откуда смогла сбежать.

В комнате царил полумрак. Однако свет никто не зажигал.

Тихо разговаривали две женщины.

— Я тебе доверяю, как себе. Ты видишь, какие времена настали. Прошу тебя, поезжай на юг. Обоснуйся там. Найди хорошего человека, выходи замуж, приданое я тебе выделю щедрое, не обижу, детишек роди. Только сохрани то, что я тебе сейчас передам. Здесь твое и наше благополучие. Когда все вернется на круги своя, я тебя обязательно разыщу и за свертком приеду. Возможно, много лет пройдет, но ты сбереги это. Обещай!.

— А ежели, не дай бог, что дурное случится. Как мне тогда поступить? — дрожащим голосом спросила вторая женщина.

— Значит, приедет от меня доверенный человек. Такой же доверенный, как и ты. Он тебе слово заветно скажет. Нет, не слово, лучше он тебе знак покажет. Вот видишь эту статуэтку — она взяла в руки красивую серебряную собаку, подарок итальянского вельможи. Красивая собака держала во рту горящий факел.

— Человек от меня тебе такую же нарисует и еще напишет что-нибудь по-латыни. Любую фразу. Ты латынь помнишь. Я тебя когда-то этому заморскому языку учила.

— Все исполню, что велишь. Все сделаю, только берегите себя, семью свою берегите. Да хранит вас господь.

По фальшивому паспорту, переодевшись медсестрой Красного Креста, Наталья Шереметьевская-Романова достигла Киева, находящегося тогда под германской оккупацией. С помощью друзей мужа через Одессу она и дочь смогли покинуть территорию бывшей Российской Империи.

 Глава 16.

«Господи, да за что же мне такие испытания. Одни трупы вокруг наших музеев. В художественном сторожа отравили, картины похитили (см. «Бидонное дело госпожи Крулевской»). А здесь, неужели тоже отравили?» — подумала Марго, а вслух произнесла: — Как его убили?

Ивашев повторил ее вопрос в трубку.

— Говорят, голова лежит на своем рабочем столе, тело на стуле, все тело покрыто пятнами размером с горошину, рядом с ним початая бутылка дорогого французского коньяка, нарезанный сыр с плесенью и кусок хлеба, от него какой-то необычный запах странный исходит. Они раньше такого хлеба не видели. — Следователь произносил вслух все, что ему говорили на том конце трубки.

— Это головня, — как-то спокойно и уверенно сказал мельник. — Иначе и быть не может.

Твердая, вонючая, головня. Возбудителями этой гадости являются грибы рода Tilletia. … Споры придают зерну и муке головневый запах и грязный цвет. Для здорового человека это сильное отравление, ну, а для пожилого — смерть. Ваши эксперты потом подтвердят мои слова.

Ивашев догадался включить на телефоне громкую связь и теперь все слушали слова Максима.

— Рядом лежит клочок цветной бумаги, на которой изображена собака с факелом во рту. Надписи на латыни нигде нет. Видимых повреждений на теле нет. Мы уже вызвали опергруппу. В кабинете все шкафы открыты, ящики всех столов выдвинуты. Убийца явно что-то искал, он спешил. Павел Степанович вы приедете?

— Конечно, уже выезжаю. Сейчас мне Силуянов машину быстренько организует. Мы с Маргаритой Сергеевной мигом приедем. Ждите.

В машине разговор продолжился.

— Королева, ты же умная бестия. Ну, скажи мне старику, почему мы все время опаздываем. Почему он нас опережает. Я послал молодежь в музей, а он уже там побывал. Может, ему кто из наших, инфу сливает, так ведь некому. Или я ошибаюсь?

— Павел Степанович, я полностью согласна с мельником. Убийца каждый раз оставляет нам метку, что бы ее кто-то по телевизору увидел. Он кого-то ищет, но найти не может. Нам надо как следует поковыряться в прошлом. Откуда взялся у нас здесь этот нож столетней давности, сумка-ридикюль с посланием из прошлого века. Разгадаем это — найдем убийцу.

В кабинете директора музея было полно народа. Тело уже увезли на экспертизу, Максим и Хельга через лупу внимательно рассматривали клочок бумаги с изображением собаки.

— А собачку-то наш злодей прямо тут рисовал, вот этой директорской ручкой. — Максим взял ручку из массивного прибора, лежащего, на столе и провел несколько раз по белому листу бумаги. — Цвет пасты одинаковый. И к эксперту ходить не надо.

— Значит, он это убийство заранее не планировал, раз метку свою тут по ходу чертил. Может, хотел, купить у директора что-то или отобрать. — Хельга посмотрела на Маргариту, словно та точно знала ответ.

— Меня вот этот клочок весьма интересует. Посмотрите, там даже типа водяных знаков что-то просматривается. Пусть наш эксперт над этим как следует поколдует. А я кое-куда сейчас съезжу, вечером встретимся, обсудим.

Она нажала кнопку телефона.

— Сила, ты мне работёнку сосватал, так вот, компаньон, сделай так, чтобы у меня в бюро сидел некто Визитенко Сергей Иванович, очень желательно, чтобы трезвый. И второе, наш эксперт-криминалист сделала запрос в Москву в отношении происхождения ножа, которым убили старика — сторожа музея. Так ты уж расстарайся, подключи свои столичные связи, пусть они там побыстрее нам ответ пришлют. Я еду к себе и буду там ждать твоих нукеров с этим алкашом подмышкой.

Добравшись до бюро, Марго заварила себе крепкого кофе, мысленно попросила прощения у главного врача хосписа Гиреева Родиона Петровича. В былые времена он работал судмедэкспертом и пользовался заслуженным уважением работников прокуратуры. Когда-то очень давно, наверное, даже не в этой жизни, молодая практикантка, студентка юрфака Маргарита, конечно же, еще не Сергеевна, влюбилась в этого всеми уважаемого человека. Она дела все возможное и невозможное, чтобы как можно чаще попадаться ему на глаза, но не сложилось. Жизнь разлучила их на долгие годы. Потом свела вновь, одну как пациентку, другого как главврача элитного хосписа. Теперь они изредка встречались, Гиреев внимательно ее осматривал, снимал показания приборов, заставлял сдавать анализы, выписывал редкие импортные лекарства, но на этом все и заканчивалось. В ее сердце прочно поселился бывший урка — вор в законе по кличке «Сила», он там уютно расположился, повесил свой гамак и даже свесил ноги, наверное, уже навсегда.

Открылась входная дверь и дюжие молодцы втолкнули Визитенко с синяком под глазом, но что удивительно, трезвого. Одет он был точно так же, как и при прошлой их встрече.

Марго принесла с кухни табуретку.

— Садитесь сюда, а вы парни можете быть свободны

— Не, Маргарита Сергеевна, нам велено с него глаз не спускать, он у нас парень прыткий.

— Ну ладно, располагайтесь, только нам не мешайте, а лучше идите на кухню, попейте там чайку. Я все же следователь прокуратуры, правда, бывший, но кое-что из прошлой своей работы помню

Молодцы ушли, а Марго включила диктофон и задала первый вопрос.

— Сергей Иванович, надеюсь, с момента нашей прошлой встречи вы смогли вспомнить, где и у кого вы приобрели нож и коричневую сумку, которую затем продали сторожу?

Визитенко заерзал на табуретке.

— Он же меня придушит как котенка, он же бугай накаченный. Я вам скажу, а потом меня похоронят, даже без музыки. И на поминках уже не я буду пить.

Взгляд Маргариты стал ледяным.

— Мне ребят кликнуть или еще раз вопрос повторить. Я убийства расследую, так что давайте без шуток!

Визитенко привстал, положил трясущиеся руки на табурет и сел сверху.

— Не надо ребят, зачем ребят, пусть себе чай пьют. Только вы меня в тюрьму посадите, пока этого белого не поймаете. Хотя конечно он и в тюрьму залезть сможет.

— Какой белый, этот? — Маргарита достала из папки фоторобот, сделанный на основании показаний соседей убитого старика.

— Вроде бы похож, вроде бы как он. Так вы что, его уже того, законопатили?

— Нет пока, но с твоей помощью обязательно «законопатим». Давай не юли, откуда у тебя нож и сумка?

— Так оттуда же, из дома старого, там раньше краснодеревщик жил, он всем мебель делал, кому табуретки, кому столы, кому тумбочку. Его Филипычем все звали. В большом почете был. Тогда же при этом, при социализме, ничего в магазинах не было, ну, а в комиссионке шибко дорого. Вот все к Филипычу-то и тянулись. Баба у него была, такая, шибко грамотная. Соберет, бывало, нас ребятишек и книжки вслух читает. Здорово так читала, прям как артистка. Когда война началась, Филипыч, знамо дело, на фронт подался, а она тут покрутилась, покрутилась, да тоже куда-то пропала, вроде как к партизанам. А после войны, так она в больнице няней работала, только хворала больно и померла вскоре. А Филипыч дочку ихнюю Натаху сам воспитывал, образование ей дал. Так она куда-то в другие города подалась. а когда отцу-то совсем плохо стало, так приехала с мужем-то и теперь в его хате живет. Филипыч совсем недавно и помер, перед этим гроб сам себе соорудил, знатный такой, не гроб, а точно произведение искусства.

— Все, терпение мое лопнуло, ребята, можно вас на минутку? — Маргарита произнесла это шепотом, чтобы на кухне не услышали.

— Ну, так я же и говорю. Филипыч помер, ну я подсобить наладился. Ну, там гроб поднести или еще чего. А Натаха сразу после похорон вещи старые раздавать начала, кому костюм отцовский твидовый, кому сапоги, мне вот пиджак достался, сумка эта, альбом старинный, там все князья да графы какие-то изображены были, нож старинный тоже, ну и еще, что там по мелочи. Ну, пиджак мне ни к чему, великоват он мне. Филипыч он такой широкой кости был. Так я его пропил, а все остальное, кроме ножа, старику и двинул. Хотел и нож, да он сразу не взял, а потом уж поздно было.

— А белый этот как на вас вышел. Кстати, как его звать не знаете?

— Так это, я на нашем блошином рынке продавал, что старик не купил, а он меня увидел и говорит, что старину очень любит и денег даст. Мол, откуда у меня такое богатство, а глаза у самого такие колючие, мне сразу как-то не по себе стало, и выпить захотелось, очень. Я ему про старика все и рассказал. Да не знаю я больше ничего, отпустите меня, пожалуйста, а еще лучше в камеру отвезите, я там посплю спокойно.

— Не можем мы тебя вот так спрятать. Ты должен завтра встретиться со следователем Ивашевым, все, что мне рассказал, ему под протокол изложить и попросить, чтобы он организовал для тебя защиту свидетеля. Только не тяни, сразу с утра и отправляйся и не пей главное. Иначе тебя к нему не пустят, да и он жуть как пьяниц не любит.

 Глава 17.

Она, как и все эмигранты, оплакивала гибель Царской Семьи и особенно — детей. Постоянно ходила в русскую церковь, заказывала в день поминовения панихиды, простив давно все недоразумения, и, быть может, виня себя во многом; ставила свечи, выделяя одну особо — во здравие Михаила Александровича! Молиться за него как за мертвого она не хотела.

Наталья уже давно перебралась из Англии в Данию, а потом — окончательно в теплую Францию, обожаемый ею сын, Георгий Михайлович, учился в Итоне, на это уходила львиная доля всех их средств. Другая часть доходов шла на наем особняка, приемы и дорогие туалеты маменьки-графини, которую сын очень любил и беспрекословно слушался. Вокруг графини Брасовой всегда был целый рой людей, кормившихся с ее ладони, и забывавших о ней на следующий день. От ненасытных аппетитов всей этой камарильи и привычки жить широко, не считая и сантима, средства быстро таяли…

На правах гувернера при нем состоял бывший офицер Семеновского полка, совсем не подходящий для этой роли, но считавший, что его работа много достойней работы водителя парижского таксомотора. Почти все таксисты в Париже того времени были отставными офицерами русской армии. Артем Романец, назовем так этого гувернера, привил своему воспитаннику любовь к мотоциклам и машинам.

Георгий жаловался многочисленным гостям матери, что его мечтой является мотоцикл, а его главной претензией к жизни — то, что мать не дает ему денег на эту покупку. Эта страсть к быстрой езде оказалась для него роковой.

Оказавшись в отчаянных долгах, Наталия Сергеевна рискнула обратиться с письмом к Вдовствующей Императрице Марии Федоровне, проживающей в Дании, и просила, в случае полного разорения, позаботиться о Георгии. Все-таки он ее родной внук! Бабушка не ответила ни строки, но после ее смерти в 1928 году, Георгий Михайлович, граф Брасов, неожиданно получил крупную сумму денег, часть из которых позже года три спустя мать решила потратить на покупку подарка к совершеннолетию сына. Она купила для него спортивный автомобиль. Она и не догадывалась тогда, что подарила сыну смерть.

За три дня до своего совершеннолетия Георгий позвонил Наталье Сергеевне из Итона и сказал, что скоро будет дома, что доберется до нее всего за несколько часов. Она пришла в ужас и запретила сыну и думать «об этом сумасшествии», но он заверил ее, что все будет в порядке. Через несколько часов раздался еще один звонок. Дорожная полиция скорбно сообщила «мадам Романофф», что ее сын, Жорж, находится в бессознательном состоянии в одном из госпиталей, машина разбита, приятель, ехавший с ним вместе — погиб. Автомобиль потерял управление и врезался в дерево, на шоссе, в нескольких часах езды от Парижа. Убитая горем графиня немедленно примчалась в госпиталь, не отходила от постели сына почти сутки, но он скончался у нее на руках, так и не придя в сознание. Наталия Сергеевна сама распоряжалась похоронами, покупала цветы, заказывала памятник. На эти похороны — строгие и церемонные, как подобало сыну Великого князя и представителю династии Романовых — были приглашены многие из ее представителей, но пришли не все.

 Глава 18.

Удивительно быстро пришел ответ из Москвы. Партия ножей была привезена в Россию из Франции и подарена сотрудникам Министерства двора. Как это холодное оружие попало в город, расположенный за тысячи километров от северной столицы, оставалось загадкой. Еще большую загадку преподнес клочок бумаги с третьего убийства.

Эксперт Екатерина Вербовая: «Я, узнала, что этот клочок бумаги не российского производства. И главное, аналогов ему в городе не нашлось».

— Тоже мне, открытие Полишинеля, — возмущался Ивашев. — Что у нас тут осталось русского, скрепки и те из Китая завозим, сами делать разучились. У меня вот внучка моя вернулась из Турции, так оберток от своих тряпок привезла со всего мира.

— Павел Степанович, дайте же договорить, — возмутилась девушка. — Это не просто клочок импортной бумаги, это кусок авиабилета компании Эр Франс.

В комнате совещаний наступила звенящая тишина.

— Это что же получается. Нам надо показать сотрудникам компании наш фоторобот, и дело в шляпе, мы узнаем, наконец, его имя и дату приезда, — сказав это, Максим рассчитывал на похвалу. Но ее не последовало.

— Да тут работы на год, Скольким сотрудникам ты будешь показывать в Москве, в Питере, в Киеве. Куда еще это «Эр Франс» летает? — Ивашев вытер платком пот со лба.

— Конечно, проще показать фоторобот пограничникам, у них память на лица ого-го. Но все равно это очень долго. За это время наш «Белый» полгорода укокошит. Надо придумать что-то попроще, пооригинальней. Хотя фото погранцам послать, конечно, надо, не помешает. — А что у нас с гостиницами, вокзалами, людными местами. Максим ты озадачил нашу доблестную полицию?

— Павел Степанович, всех, кого можно, поднял, фото у всех есть. Пока тишина. Надо бы по телевизору показать, может быть, он у какой-нибудь бабушки-старушки столуется.

— Ну, так в чем проблема. Живо бегом к ним, чтобы в ближайших новостях и пару дней подряд с его поганой рожи наши новости и начинались. — Ивашев снял трубку и набрал номер Факсова.

— Хельга, что еще у вас есть, только коротко, — сказал следователь, кладя трубку на место. — Надеюсь, здесь все понимают, что у нас времени в обрез. Еще одно убийство, и в городе начнется паника!

— Мы внимательно изучили все бумаги в кабинете Приходько. Так вот, из его папки пропали документы по одному району частной застройки. Такие документы должны в архиве храниться. Но незадолго до своей смерти он их затребовал и хранил у себя. Даже попросил своих помощников подготовить расширенную справку по этим домам.

— Интересно, что же это за строения.

Ивашев достал блокнот и ручку, намериваясь что-то записать для памяти.

— Рядом с кирхой есть район частных застроек, он не очень большой, есть там добротные дома еще с купеческих времен, есть и наши саманные мазанки. Но дело в том, что нашего чиновника интересовали не строения, а их владельцы, как и прошлые, так и нынешние. Вот эти списки и исчезли.

— Так и сколько потребуется времени, что бы эти списки восстановить? Он же гад кругами ходит вокруг этой злосчастной кирхи. Нам теперь, что прикажешь к каждому жителю этого захолустья охрану приставить? — Ивашев опять снял трубку.

— В этот район наряды усиленные! Самых толковых, ты понимаешь, что там очередное убийство готовится. У тебя фоторобот есть. Да, я понимаю, что не портрет работы Рембранта, так чем богаты. Примета у него особая, белый он совсем. Пусть твои ребята всех белых останавливают и документы проверяют. А если там вдруг паспорт заграничный окажется, так сразу ко мне, понял? И осторожно, он мужик матерый, видать службу проходил не в отряде юных друзей милиции. Все, выполняй. Чуть что, звони сразу мне. — Он бросил трубку на рычаг. — Марго, что у тебя, в двух словах и по коням.

Марго молча положила распечатку допроса алкаша. Бегло прочитав текст, следователь поднял глаза и посмотрел на Крулевскую.

— Не был он у меня, ты что, не могла его задержать, связать, к стулу скотчем прикрутить. Тебя что, учить надо. Где теперь его прикажешь искать? Или нам через пару часов бдительные обыватели о трупе доложат. Так, все, кончаем заседать, едем к этой дочке краснодеревщика. Чую я, там что-то не так. Ох, чую!

— Павел Степанович, — Хельга повернулась к следователю, — можно мне остаться. Я здесь еще поработаю, а потом мне на вокзал надо. У меня сегодня бабушка старенькая из Ташкента приезжает, ее встретить надо.

— Тут у нас убийца серийный бродит, всем собак с факелами подбрасывает, а ей бабушку встретить надо. — Следователь нахмурил брови. — Ладно, встречай свою бабушку, это дело святое. Пока они живы, с ними надо как можно больше общаться. Встретишь и сразу ко мне. Да, и кимчёй не забудь поделиться. Люблю я корейскую кухню, что таить, грешен. — На его лице появилось что-то подобное улыбки.

 Глава 19.

На людях она улыбалась, мило беседовала, даже слегка шутила. И лишь самые близкие друзья знали, что Наталья Сергеевна, оставшись одна, может часами рыдать и биться в истерике. О расстреле своего мужа и его секретаря Б. Джонсона в июне 1918 года графиня узнала лишь в 1951 году, за год до собственной смерти, из книги, посвященной «последним дням Романовых». Печально улыбнулась: наступали и ее последние дни. Они были тягостны. Последние годы жизни она почти нищенствовала и страдала от страшной неизлечимой болезни — рака.

Ее последним адресом значилась убогая мансарда на левом берегу Сены в доме номер 11 по улице Месье, неподалеку от больницы Лэннек в 7-м округе Парижа. Когда болезнь зашла так далеко, что она уже не могла сама за собой ухаживать, ее квартирная хозяйка, такая же, как она, эмигрантка, попросила ее освободить ту крохотную каморку, которую занимала бывшая «княгиня», и, если бы не больница, ей было бы некуда идти. Наталье Сергеевне шел семьдесят первый год, и она ждала смерти как избавления.

Она умерла в одиночестве, всеми забытая. Когда стали оформлять свидетельство о ее смерти, среди оставшегося после нее жалкого имущества не нашли ничего, что могло бы подтвердить ее претензии на княжеский титул. Единственным документом, попавшим в руки должностных лиц, была выцветшая метрика на русском языке, где умершая значилась просто Натальей Шереметевской, и соответствующий чиновник перенес это имя в свидетельство о смерти, поставил печать и убрал его в положеный ящик.

Совсем в другом месте старушки Европы и в другое время умер бывший офицер Семеновского полка Артем Романец. Большого богатства за свою долгую жизнь он так и не нажил, а по сему в наследство своему единственному внуку, бывшему бравому офицеру Французского иностранного легиона, названому в честь деда так же Артемом, достались какие-то бумаги каких-то вельмож, давно почивших в бозе.

Отставной офицер был воякой от бога, он владел всеми видами оружия и мог убивать кого угодно и с помощью чего угодно. От своего отца господина Траста ему досталась немецкая дотошность и внимательность.

Долгими зимними вечерами, сидя у дешевого электрического обогревателя, Артем Траст внимательно изучал дедово наследство. Письма, счета, опять письма, отрывки ненаписанных мемуаров, никому не нужные воспоминания и вдруг.

«Нельзя все яйца класть в одну корзину!»

«Сохрани это для меня, и моих потомков».

«Поезжай на юг, выйди замуж, детишек роди».

«Отдай все тому, что покажет рисунок собаки с факелом и напишет фразу по латыни».

Артем стал изучать все доступные архивы, на разработку детального плана понадобился год.

 Глава 20.

— Наталья Филлиповна, расскажите, пожалуйста, о своих родителях, только подробно. Все, что знаете, — Марго сидела на старом резном деревянном кресле. Скорее всего, сработанным отцом этой уже немолодой женщины.

— Мне и рассказывать особо нечего. Мать переехала в наши края еще в гражданскую. Аж из самого Питера. Там была прислугой у какой-то знатной дамы. Она мне говорила у кого, но я честно сказать забыла. Потом за отца замуж вышла. Долго у них детей не было, потом уже после войны я родилась. Мама тогда уже сильно болела, но меня на свет произвести все же смогла. Потом умерла, меня отец воспитывал. Я геолог по образованию. После института всю страну с экспедициями объездила, а когда отец совсем состарился, вернулась в родные края. Сейчас вот здесь работаю. Что вам еще рассказать. Вы лучше вопросы задавайте, я отвечу.

— Когда ваш отец умер, вы старые его вещи раздали, среди них вот эта сумка была и этот нож. Не помните, как они в ваш дом попали? — Маргарита протянула хозяйке дома вещи.

— Они всегда в нашем доме были, вероятно, их мама привезла. Была у них какая-то тайна. Они иногда говорили о каком-то свертке, что лежал в этой сумке. Еще о каком-то танке, о фашистах и долге. Но сразу замолкали, как только я в их спальню входила.

А, я еще совсем малая была. Ничего не понимала, меня в основном тогда куклы интересовали, мне хотелось не деревянных, которые мне отец вырезал. А настоящих как в магазинах продавали. В цветастых платьях.

— Я так понимаю, отец вам сам ничего не рассказывал про сверток.

— Нет, ничего не рассказывал, только я как-то раз нашла благодарственное письмо от Минфина СССР на имя матери. Так отец его отобрал и вместе с другими наградами и грамотами в наш местный музей отнес. Я потом специально туда ходила, но на стендах ничего не нашла. Время быстро летело, я росла и как-то все забылось.

Марго внимательно осматривала комнату, в ней чувствовался запах ремонта, какого-то женского уюта, только в углу стоял старинный шифоньер из мореного дуба.

— Я понимаю, Наташа, вам хотелось все здесь обновить, но почему вы не избавились от этого громоздкого шкафа. Он ведь треть комнаты занимает?

— Хотела я его вытащить, очень хотела, на его месте так здорово бы современная стенка смотрелась бы. Но пока отец был жив, я не посмела, а когда помер, его наши мужики просто с места сдвинуть не смогли. Батя на совесть делал, на века. Тем более ломать такую вещь ни у кого рука не поднимется.

В голове у Марго, щелкнул тумблер.

— Вы позволите, мы его осмотрим.

— Да чего там смотреть, вещи наши там лежат. И все.

— Меня не вещи интересуют, вот та верхняя панель. У вас в доме есть инструмент?

— Конечно, есть, я же дочь столяра-краснодеревщика.

Женщина принесла набор инструментов, лежащих в деревянном ящике с ручкой.

Тем временем Марго очень внимательно, став на табурет, изучала верхнюю планку шифоньера.

— Максим, тут очень интересная кнопочка имеется. Пожалуйста, поддень ее отверткой.

Планка была на пружине и при нажатии отошла в сторону.

Маргарита просунула в образовавшуюся щель руку.

Но, вместо чего-то ощутимого вытащила на свет только пожелтевший листок бумаги.

«Да простит меня господь. Я обещала беречь этот сверток и берегла его. Но эти фашистские сволочи топчут мою Родину, они убивают детей, стариков, всех. Они скоро могут прийти и сюда. Я долго думала, имею ли я право распорядиться чужим добром, отданным мне на хранение. Молилась богу. Он мне подсказал, в сей трудный час, что могу. Отдаю сей сверток на благое дело. Аминь».

Хельга стояла на платформе. Сердце ее радостно сжималось. Она очень любила свою старую бабушку. Только ей можно по секрету сказать, что у них с Максимом что-то серьезное намечается. Хриплое радио объявило прибытие поезда. Ей надо было перейти на следующую платформу. И тут она увидела его. Жгучий брюнет с иссиня черными волосами прошел мимо, но что-то неумолимо знакомое заставило девушку напрячься.

— Он! Точно он, — пронеслось в ее голове. — Только волосы перекрасил.

Казалось, они уже целую вечность смотрят друг на друга.

В руке мужчины сверкнуло лезвие.

Взмах, и нож уже в воздухе. Но сзади на мужчину кто-то упал.

Алкаш Визитенко повис на руке убийцы.

— Беги, деваха, я добро помню! — крикнул он. Это были его последние слова. Раздался выстрел.

Хельга Ли была отличница во всем. Если устав предписывает ходить ей с оружием, значит надо ходить с оружием. А по стрелковой подготовке у нее всегда было отлично.

Прибежавшие на звук выстрела дежурные полицейские констатировали смерть двух человек.

Мгновения хватило Артему Трасту, чтобы отправить на тот свеет незадачливого защитника девушки. Пуля Хельги точно попала в лоб профессионального убийцы, завершив навсегда его кровавое пребывание на территории России, да и на земле вообще. Нож лишь на один градус отклонился от заданной траектории и вместо сердца попал в хрупкое девичье предплечье.

 Эпилог.

В зале заседания мэрии яблоку негде было упасть. Факсов подробно в деталях рассказывал, как много лет назад в их город приехала из Петербурга служанка одной знатной госпожи, которой было поручено сохранить часть драгоценностей. Девушка в течение двадцати лет честно выполняла наказ своей хозяйки. Но грянула война, и она между словом, данным госпоже, и возможностью помочь своей Родине выбрала Родину. Заветный сверток был передан на нужды Красной Армии. Спустя много лет в их городе объявился профессиональный убийца, в руки которого попали документы бывшей хозяйки. Произошла серия страшных убийств, в конце концов, благодаря стараниям следственных органов погиб и сам преступник. Умолчал Факсов лишь о том, что Приходько все же продал заезжему иностранцу список людей, прописанных в свое время в районе, прилегающем к старой кирхе. Однако это никак не спасло его от лютой смерти. Не сказал он также ни одного доброго слова в адрес алкаша Визитенко, который ценой своей, пусть и никчемной жизни, спас жизнь молодой девушки. Еще раз подчеркнув тот факт, что следственные органы города всегда стоят на страже закона и порядка, день и ночь берегут спокойствие граждан, полковник закончил свой доклад. Люди шумно вставали со своих мест и, потирая онемевшие конечности, потянулись из зала. Силуянов взял под локоть Венеру Приходько.

— Мадмуазель, вы довольны результатом нашей работы. Убийца вашего батюшки даже не пойман, он очень строго наказан. Я бы сказал — предельно строго.

— Да. Вы в целом свою задачу выполнили. Мне здесь больше делать нечего. Врачи сказали, что я могу забрать свою маму. Вечером мы улетаем.

— Ну что же, я желаю скорейшего выздоровления вашей матушке и попрошу, не мешкая, оплатить вот это. — Мужчина протянул девушке заранее выписанный счет.

В зале остались сидеть только Хельга и Максим. Каверин нежно поддерживал забинтованную руку своей спутницы.

Марго присела рядом.

— Не помешаю?

— Что вы, конечно, нет, — почти хором ответили сидящие.

— Хельга, с боевым крещением тебя. Не передумала уходить из органов?

Девушка отрицательно покачала головой и еще теснее прижалась к смутившемуся Каверину.