Савелий сидел на открытой террасе в полном одиночестве. На плетеном столике стояла бутылка вина местного производства и засахаренные фрукты. Он любовался закатом. Заход солнце на море – зрелище потрясающее. Последние лучики солнца бежали по волнам, образовывая розовую дорожку. Бриз ласково обнимал за плечи долгожданной прохладой. Блаженство! Покой! Истома! И если бы не мысли, которые навязчивой осенней мухой вились в голове, то антураж смело можно было назвать раем. Две недели такого отдыха и блаженства просто необходимы человеческому организму. Только вот вчерашнее происшествие вносило дискомфорт и сумятицу. И разделить грусть было не с кем. Сава не стремился сближаться с людьми и заводить новые знакомства. Ему всегда хватало Евгения и Фаины, чтобы чувствовать себя счастливым человеком во всей вселенной. Но сейчас их рядом не было. Они уехали пару дней назад в город Пафос. Захотелось им посмотреть на берег, куда ступила появившаяся из пены морской Афродита — Киприда, богиня любви. Что еще можно было ожидать от влюбленных? Романтической глупости, не более. Сава закрыл глаза и вновь ясно восстановил в памяти картину, которая поразила его до глубины души. Женя и Фая в свете заходящего светила стояли на берегу моря и безотрывно смотрели в глаза друг другу. И эти взгляды были столь красноречивы, столько любви и нежности выплескивали они, что уму непостижимо. Они смотрели так, словно через мгновение им предстоит разлука на века, и теперь они стремились запомнить каждый штрих, каждый нюанс, каждую морщинку. Даже самые великие актеры, каким бы божественным талантом они ни были одарены, не могли сыграть такое чувство. Сава тогда впервые почувствовал ощутимый укол зависти. Любоваться распустившейся во всей красе любовью было само по себе нескончаемой радостью.
— Привет! — Саву вернул в настоящее время до боли знакомый голос. Он открыл глаза и широко улыбнулся, не подозревая, что успел так сильно соскучиться о них.
— Привет.
Женя похлопал его по плечу и плюхнулся в соседнее плетеное кресло.
— Как дела? — мягко поинтересовалась Фая, чмокнула по-дружески в щечку и отошла к балюстраде, полюбоваться «умирающим» солнцем и небосводом, на котором уже высыпали первые нетерпеливые звездочки. Взаимная любовь сотворила настоящее чудо. Девочка расцвела, стала еще более красивой и очаровательной. До такой степени, что вызывало непонятное томление в груди. Но Лужин опять вернул его в реальность:
— Что тут у вас произошло?
Неожиданно сам для себя Сава выдал экспромт:
«Десять россиян на Кипр прилетели,
Отдохнуть фривольно ох, как захотели.
Женщина с крыши отеля упала,
Их теперь лишь девять стало».
Фая улыбнулась лишь уголками губ:
— Агата Кристи, «Десять негритят».
— А что? — встрепенулся Сава. — Тоже остров, тоже десять граждан из нашего городка. Аналогия на лицо.
— У Кристи – убийства, а у нас, по слухам, чистой воды суицид.
— Да, — качнул головой Сава. — Но я все же истратил целую пленку «Kodak».
Он похлопал по карманам гавайской рубашки, достал конверт и протянул Жене. Плеснул в бокал розового вина и, чередуя глотки божественного нектара со словами будничного рассказа, поведал коллегам об акте суицида:
— Великанова Галина Ивановна, 1965 года рождения, разведенная, имеет сына. Работала в администрации управления города, проживала по адресу…. Короче, женщина в расцвете сил и красоты, обеспеченная до макушки. Входит в элиту города, вниманием мужчин не обделена. Жизнь прекрасна.
— И что произошло?
— Выпила. Поднялась на крышу отеля, и вниз. Накануне ни с кем не ругалась. Соседка по номеру говорит, что Галина наслаждалась жизнью, оценивая каждое мгновение. Предсмертной записки нет.
— Что крутилось в голове миловидной моложавой женщины? Непостижимо. Это навеки останется тайной.
Фая просмотрела снимки и невольно поежилась: мозговая масса на асфальте – неприятное зрелище.
— Пойду, приму душ, — сказала она, прихватив с собой конверт. Парни на это даже не обратили внимания.
— Ты сделал многое, — сказал Женя.
— Черт! — выругался Сава. — Это произошло чисто рефлекторно. Только узнал о суициде, быстренько побежал. Успел до приезда полиции сфотографировать. Потом собрал сведения о группе. Поговорил с Ириной, соседкой Великановой. И все это – автоматически, на подсознательном уровне. Какой тут, к черту, отпуск. Нет, — он покачал головой, — в следующий раз поеду я на Черное море, найду дикий пляж. Поставлю палатку, буду жить в одиночестве, питаться консервами и купаться голышом.
— Почему?
— Чем больше узнаю людей, тем больше нравятся собаки.
— Понятно. — Лужин затушил сигару. — Пора, пожалуй, на бочок. Успокойся, Савушка, отпуск – есть отпуск. А суицид – есть суицид.
— А статья 100 УК? Доведение до суицида.
— Мы не будем этим заниматься. Ок?
— Спокойной ночи, — буркнул Сава, наливая себе остатки вина.
Проходя по коридору отеля, Женя заметил приоткрытую дверь Фаиного номера. Он осторожно проскользнул, закрыл и мимоходом повесил табличку «Не беспокоить». Фая стояла около окна, любуясь наступившей ночью. Коротенький халат, влажные волосы на плечах внушали тайные желания. Она не обернулась на его легкие шаги. Он обнял ее за талию и уткнулся в ее волосы. От них приятно пахло чем-то знакомым и родным. И вспомнил, что в ванной комнате на полке видел шампунь «Лесные травы». Она привезла его с собой. И вот теперь этот аромат кружил голову, навевая легкую грусть о чем-то утраченном и забытом. «Все-таки Савелий прав, — подумал он. – В следующий раз я не поеду ни на какое море. Лучше в глубокую провинцию, где чистые озера и широкие поля. К цветущим полевым цветам, к грибам и ягодам. Там, где журчит в овраге чистый родник, и даже стая комаров не смогут разрушить счастье. Потому как рядом будет Фая. Фаечка, Фаина. Ну, и дурак же ты, Лужа! Упущено так много времени». От этих мыслей стало так легко, что он еще крепче прижал девушку к себе, поцеловав в шейку. Но настроение Фаи было кардинально противоположно его настрою. Это он прочитал в ее глазах, когда она повернулась к нему:
— Это не суицид, — тихо сказала она, чем опешила его.
— Почему? — выдохнул он.
— Вон, обрати внимание на фото, где наш предприимчивый Савушка запечатлел окурки на крыше отеля. — В ее голосе отсутствовал какой-либо сарказм, тревожность тона постепенно передавалась и Евгению. Только теперь он заметил лежащие веером на журнальном столике фотографии. Он сел в кресло, нашел необходимый снимок и стал внимательно разглядывать три окурка.
— Что тебя в них насторожило? Сигареты «Альянс», с белым фильтром, с отпечатками губной помады. Затушены, правда, каким-то экзотическим способом.
— Какая тут, к черту, экзотика! — отмахнулась Фая. — Мой дед всегда тушил сигареты именно так.
— Как?
— При помощи слюны. Плевал он на окурок! Привычка тех, кто проживает в деревне. Там везде сено, солома, навоз. Пожароопасно! Он даже дома так тушил, несмотря на наличие пепельницы. Но это не так важно.
— А что важно?
— Губная помада! Я сама несколько раз отмечала про себя, что Великанова, прежде чем закурить, вытирала помаду влажной салфеткой. Покурит и опять красит губы. Я еще подумала: зачем, если через час ты снова закуришь?
— А она курила «Альянс»?
Фая на мгновение закрыла глаза, восстанавливая в памяти картинку:
— Да. «Альянс», с белым фильтром.
— Когда человек стоит на пороге суицида, то можно допустить, о помаде она напрочь забыла. Согласна?
— Согласна, — легко отозвалась Фая. — Но как тогда объяснить тот факт, что Великанова так тщательно затушила сигареты, да еще при помощи слюны? Или она в этот момент думала о безопасности отеля?
Женя замолчал, понимая правоту напарницы. Две закоренелые привычки, об одной из которых она забывает. Хотя, как выразился Сава, это могло произойти рефлекторно. Но тогда…. Вариантов масса.
— И какие ты делаешь выводы?
— Ей помогли. Столкнули, скинули. Но это не суицид! На крыше с ней кто-то был.
— Но кто? Ирина утверждает, что кроме нее у Галины здесь знакомых никого не было. А вот настроение весь день было отличное.
— Еще один аргумент в пользу того, что это убийство. Женя, надо искать второго.
— Второго?
— Того, кто был на крыше.
— Фая, — жалобно протянул Женя, словно она настаивала на проведении сыскных мероприятий, причем немедленно. Она улыбнулась ему в ответ, подошла и поцеловала в щечку.
— Займемся этим завтра.
— А сейчас? — он лукаво прищурил глазки.
— Неужели не найдем чем заняться, — в тон ответила она.
Завтракали они в одном из многочисленных кафешек, разбросанных по всему побережью. Фая, предпочитавшая итальянскую кухню, заказала пиццу и капучино. Сава – салат из морепродуктов, Женя ограничился лишь чашкой кофе по-турецки.
— В следующий раз поеду в Италию, — сказала Фая, наслаждаясь пиццей.
— Кто куда, — откликнулся задумчиво Женя, но развивать тему не стал. И Фая воспользовалась паузой в разговоре и поведала Саве о своих наблюдениях и выводах дела о суициде. Сава, к их общему удивлению, не стал возмущаться и оспаривать. Даже свою любимую присказку не произнес: если работать – то не отдыхать, если отдыхать – то не работать. Лучше одно, но качественно, чем количество кое-как.
— Мне тоже показалось, что суицид – лишь прикрытие с хорошей такой добротной режиссурой. Но что мы можем здесь сделать? Чужая страна, возможностей – ноль.
— Но не сидеть же, сложа руки! — Фая смаковала капучино. — Лично я собираюсь поработать на ноутбуке. — С навороченным, последней модели ноутбуком, тоненьким, как мини-кейс, она почти никогда не расставалась. — Есть у меня кое-какие задумки, карты пока раскрывать не стану.
— Надо позвонить Ковальчуку. Пусть пробьет на тему пересечений всех участников группы с Великановой. Может, что интересное и выплывет.
— А я тактично и осторожно еще раз переговорю с Ириной. Великанова ведь в основном общалась только с ней.
— Короче, за работу!
— Ок!
Разговор с майором получился тяжелым:
— Слушай, Лужа, не вызывай бурю в стакане воды. Сказано: суицид, значит, суицид. Все, точка! Я в курсе. Великанов – сын уже вылетел за телом.
— Серж!
— Не надо, — простонал в трубку Ковальчук. — Если тебе так хочется отыскать криминал, так ищи. Но только одного прошу – не вмешивай меня в это дело. Своих дел по самую маковку.
— Ты пробей всех туристов, и все. Я больше ни о чем просить тебя не стану.
— Что конкретно интересует?
— Кто из состава группы пересекался с госпожой Великановой. Только это.
— Вас троих, я надеюсь, можно исключить их списка? — с сарказмом поинтересовался майор.
— Запиши номер факса отеля. Я договорился, — не обращая на тон майора, продолжил Женя.
— Диктуй, — буркнул Сергей, недовольный тем, что шутка его «ушла в молоко».
Жара в полдень достигла своего апогея. Непривычные к ней туристы скрывались в такие часы в отеле, под крыло кондиционеров. Детективы собрались в номере Фаи, поедали фрукты и овощи и поглощали холодную минералку. Разговор, естественно, зашел о Великановой.
— Я с помощью одной программки, не спрашивайте, откуда она у меня, провела виртуальный эксперимент. И вот что у меня получилось: женщина в сорок лет, при росте метр шестьдесят два сантиметра и весе шестьдесят два килограмма, при попытке суицида упала бы вот так. — Она продемонстрировала на мониторе ноутбука и траекторию падения, и позу тела на земле. — А Великанова лежала вот так, и компьютер выдает версию, что перегнулась через балюстраду и смотрела вниз. А это значит, что убийца воспользовался моментом, схватил ее за ноги и перекинул. Затем разбросал заранее приготовленные собой же окурки, имитируя суицид.
— Значит, все-таки убийство?
— Однозначно. В сумочке Великановой были влажные салфетки, и если бы она сама курила, то обязательно удалила бы помаду. И еще: алкоголь в крови присутствует, но в мизерной дозе.
— Она во время ужина выпила пятьдесят грамм греческого коньяка, — сообщил Сава. — Ирина поведала о том.
— Как она ведет себя? — спросил Женя.
— У нее тихая истерика. Можно понять, жили-то они в одном номере. Кстати, она собирается прервать отпуск и уехать домой. Вместе с сыном Великановой. Он прилетел, а уже вечером собирается чартерным рейсом обратно.
Он выложил на стол шесть фотографий, три женщины, два мужика средних лет и пенсионер.
— Будем исходить от аксиом. Убийца тот, кому выгодна смерть Великановой.
— Ковальчук, надеюсь, поможет нам пролить свет на это. Узнаем, кто из этой шестерки пересекался в прошлом с покойной.
— Думаешь, что след тянется из прошлого?
— Возможно. По крайней мере, нельзя пренебрегать этим. Прошлое часто врывается в настоящее.
— И рушит планы на будущее, — добавила философски Фая.
— А пока ждем известий от Ковальчука, будем действовать сами.
— Вот, — Сава взял два снимка, — Пирожков, врач частной клиники пластической хирургии «Грация». Хороший хирург. А это Зоя. Простая учительница истории и географии в 18 школе. Живут они в одном номере, всегда вместе. Фамилии разные, разница в возрасте ощутимая. Короче, богатый хирург с любовницей. Наверняка, за все платит он, откуда у педагога такие деньги.
— Великанова могла знать, например, жену Пирожкова, что дает повод для шантажа.
— Хороша мысль. Надо понаблюдать за сладкой парочкой. Фая, ты займешься ими. С Зоей вы ровесницы, думаю, и общий язык быстро найдете. А уж если тут налицо огромные чувства и страсть, тем паче.
— Хорошо, — улыбнулась уголками губ Фая, — дальше?
— Это Хренников. Бизнесмен средней руки. Вылез из грязи в князья. Возомнил себя крутым «новым русским». Даже в такое пекло не снимает с шеи золотую цепочку в палец толщиной.
— Что за бизнес?
— Точно не знаю. Но что-то с автомобилями.
— Где бизнес – там криминал, — сказала Фая.
— Эти займусь я. — Женя взял фото.
— Жанна, — продолжил Сава, — натуральная блондинка со всеми вытекающими. Полное отсутствие интеллекта. Закончила, наконец-то, институт, и довольные предки подарили каникулы на Кипре. По-моему, тут пусто. В голове у девочки только пепси-кола и чипсы. Ну, и последний, пенсионер Головко Сан Саныч. Общительный, живой, с тонким чувством юмора. Занимается спортом, то есть бегает по утрам, водные и воздушные ванны и прочее, прочее, прочее.
— Собирается прожить еще одну жизнь, — в тон добавила Фая.
— Ага, — согласился Сава.
— Итак, пора, в разработку берем абсолютно всех. Фая – любовников, я – нового русского, а ты, Сава, последи за девицей и стариком.
– Ок!
К вечеру жара спала. Оживились улицы, кафе, бары и пляжи. Обласканный нежным солнцем Женя не заметил, как задремал. В реальность его вернул стакан холодной воды, так бестактно вылитый на его разгоряченное тело. Он охнул, сел, готовый не только словами поколотить обидчика. Но остановился с раскрытым ртом, это была Фая. Она, согнувшись пополам, смеялась над ним. В ярко-желтом купальнике, с капельками моря на загорелом теле, с влажными волосами, она была похожа на Афродиту. Гнев Лужина испарился, так и не успев выплеснуться. Он схватил девушку за руку и усадил рядом с собой, прильнув к полуоткрытым губам, соленным от морской воды.
— Привет.
— Ты сладко спишь.
— Да, отпуск расслабляет не по-детски. Я и не подозревал, что такой ленивый. Даже в море лезть никак не хочется.
— А я не могу накупаться.
— А давай сегодня ночью устроим водные процедуры при лунном свете.
— Легко, — согласилась Фая, глядя поверх его головы на пеструю толпу загорающих. Женя проследил за ее взглядом и вскоре вычислил тех, за кем наблюдает подруга. Пирожков и Зоя, счастливые влюбленные. Фая, словно прочитав его мысли, констатировала:
— Они так увлечены друг другом, что ничего не замечают вокруг. Это мир кружится вокруг них, а не они в этом мире. Кстати, он ее называет Галатеей.
— То есть? — не понял Лужин.
— Он ее сам сотворил. Скачал лишний жирок, поправил овал лица, скорректировал губки. Сделал идеал на свое усмотрение и собирается жениться. Жены, к слову, у него нет и никогда не было. Старый Казанова. Но теперь и он попался.
Лужин внимательно посмотрел на нее, думая, что Фая мысленно проводит параллель с ним. Но она была увлечена ходом расследования и ни о чем больше в эти мгновения думать не могла.
— Снимать окончательно подозрения с них, конечно, рано, но думается мне, что тут все чисто. А у тебя?
— Хренников – типичный новый русский. Крут, как яйцо. Автосервис, магазин запасных частей и автомойка. Разговор на Великанову он сам перевел. Ситуацию оценил лаконично, но объемно: «Дура». Тоже кажется, что он ни при чем, если, конечно, он не отличный актер со стальными нервами.
— Привет! — Сава плюхнулся на песок. Достал мини-шахматы и стал расставлять фигурки на магнитных подушечках для решения очередного этюда. В последнее время он крепко «подсел» на это дело. Накупил всяких книжек, пособий, несколько комплектов шахмат и все свое свободное время уделял решению задач. На насмешки коллег отвечал просто:
— Между прочим, предком шахмат является игра чатуранга, в нее играют уже двадцать веков. А шахматы помогают научиться логически мыслить и рассматривать действия на несколько ходов вперед. Как свои, так и противника.
— Как дела?
— А! — он слабо махнул рукой. — Пустое все это. Жанна не пьет и не курит, знакомств не заводит. Сидит и читает любовные романы. У нее их целый чемодан.
— А старик?
— Головко? Старик – божий одуван! — сказал Сава и сам засмеялся над глупостью, которую сморозил. — Тоже не пьет, не курит. Бегает по утрам, в шахматы играет ниже среднего. Вот только что-то точит его сердце. Даже когда смеется, глаза остаются грустными.
— Почему? — встрепенулась Фая.
— А я знаю? В душу без разрешения не залезешь.
— Вся надежда на Ковальчука, — резюмировал Евгений.
Ковальчук постарался на славу. Факс от него пришел уже вечером. Все данные и характеристики на каждого из туриста. И приписка от самого майора: «Вел. Гал. Ив. Работала в администрации, занималась вопросами приватизации. Все. Удачи».
— Хм, Великанова была нужным человеком. Многое зависело от нее. Так что абсолютно все могли пересекаться с ней. И клиника «Грация» Пирожкова, и автосервис Хренникова, да и отец Жанны со своей квартирой. Короче, все проходило через ее руки.
Они сидели на открытой террасе, пили кипрское вино и изучали биографии туристов. Висела полная тишина, нарушаемая лишь шумом моря и шелестом листвы.
— А вот тебе, Сава, и трагедия Головко. У него год назад умерла единственная внучка, которую он воспитывал после гибели сына со снохой в автокатастрофе. Ей было всего семнадцать лет. Неудачный аборт. Кстати, после этого Головко продал квартиру в городе и уехал в деревню, — сообщила Фая, листая бумаги.
— А остаток капитала решил потратить на Кипре? — удивился Сава.
— Так! — Женя схватил листок. — Где тут у нас сама Великанова? Ага, вот. Имеет сына, двадцати лет от роду. Студент филиала МГУ. Красавец. Кто еще из наших фигурантов имеет сыновей этого возраста?
Коллеги ухватили ход его мысли, зашуршали бумагами.
— Никто. Ты думаешь?
— А что? Девочка залетела от красавчика Великанова. Жениться он не хочет: учеба, карьера, да и она – не партия ему. Решается девочка на аборт. Неудачно. А дальше все понятно. – Лужин схватил телефон и набрал Ковальчука, включив громкую связь.
— Да.
— Привет.
— О! — простонала трубка, но Женя проигнорировал его.
— Сергей, это убийство. Проверь внимательно Головко. Узнай, от кого его внучка сделала аборт. Не удивлюсь, если это будет сын Великановой. У нас от отпуска осталось три дня. Думаю, за это время ты успеешь собрать необходимую информацию, — на одном дыхании выпалил Женя, и его тревога передалась майору. Он ответил вполне серьезно:
— Только не переусердствуй. Не спугни старика. — И отключился.
На террасе повисла гнетущая тишина.
— Но почему Галина Ивановна? Почему не сынок? — задала вопрос в пространство Фая. После минутного молчания Сава ответил:
— Потому как он без своей мамочки – полный ночь. Ничто! Пустое место! Без денег не сможет окончить университет. А со временем скатится по ступенькам социальной лестницы. А это, ох, как трудно: из князей – да в грязь.
Когда они спускались с трапа самолета в родном аэропорту, то сразу же заметили милицейские машины. Что случилось потом – шокировало всех. Головко вдруг рассмеялся в голос каким-то нечеловеческим смехом и что-то быстро сунул в рот. Покачнулся, упал и скатился с трапа уже мертвым. Вскрытие показало, что это был цианистый калий.