Заснеженным утром
Застлила дворик белизна
Оттенком мраморного скульпта,
Серпом кривилась из окна
Луна заснеженного утра.
Был кашель слышен там и тут,
Из-под тряпья души, как тело,
Истлело в подсчёте минут,
Смотря глазами в глаза неба.
Крошился юный небосвод,
И крошки наземь всё летели.
Со скрипом мчался старый год
И все, что только мы хотели.
И я помыслил, чудно как,
Что скульптор звёзды в небо бросил.
И устремив глаза во мрак,
Я отпускаю эту осень…
Я выпускаю из руки
Её тепло, всю медь и слёзы.
В объятьях снега и пурги
Не наблюдать нам больше грозы.
В гигантском чуде из чудес,
Ложилось что на пядь земли.
На веки человек исчез,
Узором ледяной ни зги…
Лимб
В неровной пляске фонаря
В комнату зайду и краем глаза
Расцарапаю пространство из угля,
Что чернее чёрного в два раза.
Под ногой пол ходит ходуном,
Пыль глотает тюль и половицы,
Лампа увядающим цветком
В пустоте вселенной золотится.
На секунду веки приспущу,
И, вдыхая затхлость с ноткой мяты,
Позабуду то, о чём грущу.
Зеркала пусть ловят звездопады.
Те почти исчезнут в них как сон.
Режет серп просторы как попало.
За оконной рамой слышу стон.
Вечер к косяку прильнёт устало,
Скинет с головы священный нимб,
Сядет, свесит ноги с парапета
И окинет полумертвый, тусклый лимб,
Что нельзя покинуть на рассвете.
Ужаснусь. Как я попал сюда!?
В комнате тревога и бессилие.
В неровной пляске фонаря
Взятие идёт моей Бастилии.
Здесь танцуют, и всё будет хорошо,
Серость успокаивает разум,
Потому что разум обнажён,
Но не виден зачастую глазу.
Я уже смеюсь. Сошёл с ума,
Всматриваясь в даль почти бесцветную.
На душе зима. Одна зима
По двору бредёт совсем бездетному.
Минус сорок, может сорок пять.
Резко встану, давит пламя грудь.
И уйду с зимой в ночи гулять.
Мне уже сегодня не уснуть.
Хлопок дверью. Здесь теперь покой.
Тишина спокойствия без жизни.
Мы всегда берём себя с собой,
И нет разницы когда, куда мы вышли.
***
И смыкался час,
Зори отцветали.
Сколько раз, ой сколько раз
С ними доживали.
День – пунктир. Дела – дела,
Сны и вновь заботы.
Зори отцветали. Да,
Плавились заборы,
Падал свет на дым трубы,
Что тонул в тумане.
Зори отцветали. Пыль
На сухом бурьяне
Оседает, как зерно.
Крошит небо сырость.
Зори отцветали днём,
Нам с тобой на милость.
Остывало на столе
Что-то в кружке – плошке.
Зори отцветали вне
Нашего окошка.
Мандарины в кожуре
Ссохлись, постарели.
Зори отцвели. Во мгле
Звезды зазвенели,
В нём тонули вновь слова.
В темноте мазутной,
Зори отцвели вчера
Редким перламутром.
***
В дома проникнет скоро хвойнось,
И россыпь огоньков на цепах,
Качаться будет непристойно,
Как звезд сияние на небе.
Пропахнет иней синий-синий
Ударом топора о время.
В бору километровых линий
Мчит зимний праздник на оленях.
Иголки зеленью набиты,
А мандарины давят блюдца.
Румянец по щекам разлит и
Мороз по улицам крадётся.
В дворах, как будто на чужбине,
Ног не жалея, пляшет стужа.
Там спеет кислая рябина,
Чей пыл рвёт залпом ночь из ружей.
Погаснут вспышки в мёртвом небе.
Часы набатом бьют двенадцать,
По новой запуская жребий.
В нем будем плакать и смеяться,
В нём будет и любовь, и злоба.
Удача, опыт невезений.
От вдохновение свободой,
До выгорания затмений.
На расстоянии…
Брошусь к ногам твоим опаленным
Твёрдым песком, и шагом твёрдым.
Голова вскинута к солнцу светлому,
Волосам вьющимся, волосам медным.
По ветру волнами, по ветру пеною,
Мчится мечта над бескрайней вселенной,
Мелкими каплями терпкого запаха:
Цитруса, персика, кислого яблока,
Дым проскользит сквозь ночные объятия.
Всё это миф, то ли блажь, иль проклятие?
Руки хватают твои отстрадавшие,
Будто лежат на них ангелы падшие,
Шёпот израненный. Бритвой, да по уху,
Мирно срезающий поле с подсолнухом.
Сбилось дыхание, в очи чернилами,
Брызнула ночь, гибнущим Нилом.
Крики истомные скомканы в импульсы,
Вывернут нервы, до зернышка вытрясут.
Так и останутся на расстоянии:
Небо, объятия и наше дыхание.
Хрусталь
Хрусталь по улицам разлился,
Небес пыльца.
Без памяти я вновь влюбился.
В венце звезда,
Что поджигает небосводы,
Среди прикрас.
Единственная, в числе из сотен,
Видна в закатный час.
Я нахожу в груди волнение
Мирских пучин.
В эмпирейской буре отражение,
Тепло лучин,
Ловлю. Слетаю с губ касания
лучей и вновь
Грешу душой, её желанием
Вскипает кровь.
Хрусталь по улицам разлился,
Небес пыльца.
Я вновь без памяти влюбился.
Весь, без конца.
И только редкие мгновения
В тиши погод,
Сулят ловить звезды затмение,
Её восход.
***
Деревьев голые столбы,
Стоят недвижно, бездыханно.
И всё живое в первозданном,
бредет неспешно по грязи.
Запачканный настил горой
Златых монет шуршит об оземь.
Проходит по лужайкам осень,
В дождях, с промокшей бородой.
Парк опустел, опал, а я?
Вокруг одна сплошная серость.
В ней остро чувствуется бренность
Всего живого бытия.
Прощай, октябрьский поэт,
Мы эту жизнь уже не встретим,
Среди желтизн миг не заметен,
Где силуэт оставит след.
Трубит октябрь в городах
Последней сменой на задворье.
Осталось мало в нём здоровья,
Как листьев на сухих кустах.
Насечки
Молчишь всё время, ход часов
Молчит. В посуду и сервизы
Звон оседает голосов,
Как снег садится на карнизы.
Молчит гитара из угла,
Струны усталые немеют.
Нехваткой жара и угля
В нас всё до дрожи холодеет.
Молчит вся улица, молчит
Устало так и одиноко.
Словесный градусник разбит,
Примерно в пять и в пол шестого.
Две тени – серое пятно –
Молчат и, будто бы не видя,
Смотрят в безмолвии в окно,
Любовь немую ненавидя…
Молчит свеча, горя в ночи,
И дым молчит от этой свечки.
Я помолчу, и ты молчи,
На сердце делая насечки.