Звоню товарищу. Он поднимает трубку, и я слышу приглушенную музыку.
— Здорово, Витьк! Чего это у тебя играет-то?
— Телевизор. Здорово.
— Какой телевизор?
— Домашний, какой…
— Так ты дома? А я думал — на Оке сидишь, рыбу ловишь.
— Какая рыба? Ты чего? На улице — двадцать восемь!
— Ну и что?
— Ничего! Была охота ж…морозить!
— У тебя же портки есть специальные, на ватине!
— У меня много чего есть. Только ж… одна-единственная.
— Не, Витьк, хреновый ты подлёдный ловщик! Что значит «двадцать восемь»? Да хоть сто двадцать шесть! Ты знаешь такое слово — «надо»?
— Знаю! «Партия сказала: Надо!» — комсомол ответил: «Х…!».
— Опошлить всё можно. А вот настоящий подлёдоловщик никаких трудностей не боится! Ему хоть двадцать восемь, хоть двадцать девять, хоть метель с ураганом, хоть сам он с жуткого бодунюги и даже вешаться собирается от этой грёбаной жизни — всё равно хватает свой ящик, пешню, летит на лёд, долбит лунку, садится на этот свой ящик и застывает, как мамонт в вечной мерзлоте. Вот это настоящий герой, честь ему и хвала! А ты… — и я огорчённо машу рукой, забыв, что он меня не видит.
— Всё сказал? — слышу в трубке вежливое.
— Всё.
— Тогда бывай. И вообще, я сейчас вместо рыбалки в баню пойду. Чем куконьки на льду морозить, лучше их в бане пропарить. Это ещё дедушка Ленин сказал, великий наш вождь и учитель. После бани к тебе зайду.
— С пузырём?
— Само собой. А чего без бутылки-то заходить, как дураку какому? Так что готовь стаканы… комсомолец-подлёдоловщик! Ума у тебя… целая лопата!