В исключительно теплый и по-летнему безмятежный денёк мы с Мишкой трудились «в поте лица» на разгрузке огурцов. Колхозный гараж на время служил овощехранилищем. Овощ же шёл первосортный, духмяный, с пупырышками и с налётом некой пыльцы от огуречной грядки. А некоторые ещё не успели расстаться с цветком нежно-жёлтого цвета, и он манил гурмана: отведай! Вот только сие мы с моим родственником, коим доводился мне Михаил, понимали совсем по-разному. Вкушать, лакомиться, есть попросту, насыщаться и…жрать. Я был не прочь разговеться огурцом, но иначе, чем это делал беспрестанно напарник.
Сказать честно, то колхозные огурцы меня привлекали лишь при первом созревании на грядках. Там, среди ещё цветущих пупырышей, можно было сыскать вполне созревший экземпляр. Он лежал скрытно в тени от густой зелени огуречных листьев эдаким подарочно-экзотическим манером. При такой находке сердце билось учащённо: ПЕРВЫЙ огурец мой! И тут же, сгладив девственные бугорки о штаны, с блаженным хрустом откусываешь дар природы! И тебя никто из бахчеводов не узрел за этим занятием и не шуганул от манящего огуречного рая. Красота! Тут же с азартом грибника срываешь ещё два-три красавца и рассовываешь по карманам на потом.
Но нам подвозили несметное количество огурцов телегами-тонками. Вообще-то они предназначались под зерно и ко всему имели сбоку окошечко с крышкой-задвижкой. Зерно ссыпать из тонки через оконце весьма сподручно. Но огурцы…И Мишка беспрестанно матерился:
– Ну нахрена здесь эта дыра! Лучше бы присобачили два шарнира, так борт бы открывался целиком! А так всё пузо об закраину обдерёшь, пока эту долбанную тонку разгрузишь.
Дело в том, что мой невольный напарник ГОРОЖАНИН. А приехал «попить молочка и отдохнуть на природе» к тётке Макарихе. Работал он на заводе и считал сельчан природными недоумками. Ко всему, мой дальний родственник кичился своими техническими свершениями: внедрением двух рацпредложений. А на разгрузку согласился за мешок огурцов на выбор под засолку. Те огурцы, кои Мишка неустанно поглощал, в счёт оплаты не шли. Чем варяг пользовался непрестанно.
– Ой, Миш, а не пронесёт тебя? Так много, да без хлеба! – остерегал я как мог.
– Ха, я даже маринованных могу трёхлитровую банку окучить! А желудок у меня – будь спок: гвозди варит со шляпками!
– Тебе жить, да и без хлеба…– увещевал я горожанина.
Прямо скажем, что тогдашнее село выглядело по благоустройству в плане удобств может и лучше, чем нынешние центры российских городов: справить большую нужду можно было в любом скотском сарае. Но этими благами пользовались лишь сами хозяева приютов коров и овец. Приезжие в счёт не шли.
Был и ОДИН общественный туалет возле правления. Но ему более подходило название «сортир»: стен у строения не было, хотя дверь со щеколдой имелась в наличии. Издержки деревень лесостепей Сибири: сыскать доску даже для книжной полки – дело безнадёжное. Так что сразу же после возведения оного нужника, а может и в присутствии «почётного посетителя», колхозники начали отдирать доски от стен. Может, не так помпезно и прилюдно, но дар цивилизации перестал существовать, даже не нарушив девственности выгребной ямы.
Ко всему, гараж МТС от правления отстоял примерно на полкилометра. Может, ещё и по причине удалённости аборигены предпочитали оставаться при своём: в сарае уютно, просторно и не хлопотно. А до правления ещё добежать надобно. И это может стать «точкой невозврата»: кроме как в сенцах управы другого подходящего места опорожниться страждущему не сыскать.
А за гаражом стояла отдавшая душу колхозу техника. Вернее, то, что от неё осталось. Одновременно это был импровизированный склад запчастей: комбайны, копнители, жнейки и плуги. Дальше произрастал реденький березнячок. Между деревцами не то что кусты, но и трава были вытоптаны коровами и доярками местной фермы.
Как и следовало ожидать, даже не осилив выгрузки третьей телеги, мой визави засуетился у ворот гаража.
– Мишка, не вздумай! Опозоримся!, – поняв его намерение, отговаривал как мог товарища. А «товарищ» вполне тянул на «дядю» по отношению ко мне, четырнадцатилетнему: выглядел на все тридцать.
– А куда тут у вас, поблизости? Да быстрее ты, видишь ведь – невмоготу!
– А чё тут видеть, – вон копнитель. Дуй туда. Всё три стенки и решётка с видом на лесок. Да не боись, бабы с фермы не скоро пойдут!
Михаил заячьими скачками достиг первый копнитель и взобрался на его блестящее от соломы днище-подиум. Дальше, по всей видимости, процесс пошёл неуправляемый. И, скорее всего – бесконечный, сопровождаемый стонами любителя огурцов на халяву. А коли днище копнителя имело ладошкообразную отполированную поверхность, то в его ложбинке вскоре образовалось некое озерцо из полупереваренных огурцов и желудочного сока.
От стонов варяг-неудачник перешёл к завываниям.
– Ы-ы-ых! Ну чего стоишь, кинь лопухов, да полезай наверх. С площадки виднее будет! – сквозь зубы взмолился «рационализатор».
Я не стал ждать упрашиваний и взлез на дощатый настил. Действительно, видно стало куда дальше. Кинул страждущему лопухи и залюбовался природой. Я огурцы не ел и торжествовал про себя: «Поделом тебе, жадина!» А под ногой у меня торчала педаль сброса соломы из копнителя и сейчас там корчился пожиратель огурцов… Словно обожгла мысль: «Не нажать бы ненароком!» Ведь тогда Мишка бултыхнётся навзничь и вместо соломы выкатит из копнителя!»
Но коварный рок случая сыграл с нами злую шутку. И те самые бабы с фермы, бдеть которых мне было велено, уже были едва не в десяти шагах. «Увидят меня! Надо слезть вниз. Может, и пройдут мимо!» Метнулся к ступенькам, но споткнулся…о педаль.
Так что нос к носу с доярками мы столкнулись одновременно: я, спрыгнув с площадки и Мишка со спущенными штанами и весь в… Ну, в общем, с ног до головы в непотребном виде.
С неделю мне было явно не до встреч с дальним родственником, кем доводился мне Михаил.
«Убью гадёныша! Ведь как ловко подвёл меня под монастырь…нужду справить!»
А вскоре он уехал доделывать свои рацпредложения.
Видно воздух и деревенское молоко ему пресытили.
Да и смеются все, от мала до велика.