Глава 1
Они старались. Люди, как говорится, «лезли из кожи вон». Сегодняшний концерт для членов ЛИТО «Пристанище Пегаса» был судьбоносным, а всё потому, что их руководителю Сергею Эрастовичу Сарымсакову удалось, наконец, заманить к себе самого Абрамянца. Да, да, именно того Абрамянца, от которого в той или иной степени зависело практически всё население их областного центра. Именно его размашистая подпись на документе означала счастливое владение недвижимостью или не обладание оной. Дело в том, что члены ЛИТО уже много лет скитались по различным домам культуры и чужим творческим мастерским. Каждое их заседание начиналось с одного и того же вопроса: доколе! Все «челобитные» Сарымсакова в самые различные инстанции получали одинаковую резолюцию: «свободные нежилые площади в городе на данный момент отсутствуют». Между тем, ЛИТО «Пристанище Пегаса» год от года разрасталось. Самодеятельные певцы, композиторы, поэты и прозаики тянулись друг к другу. Их так называемые курултаи могли продолжаться не один час, и порой усталые, но довольные «пегасовцы» расходились уже далеко за полночь, провожаемые недовольными взглядами сторожей и вахтёров. И вот, вполне возможно, что именно сегодня решится их судьба. Старичок Абрамянц соблаговолит, наконец, одним росчерком своего знаменитого «Паркера» положить конец их многолетним мытарствам. Но всесильный чиновник сидел в специально для него принесённом мягком кресле с безучастным каменным лицом, лишь изредка поднося платок к старческим слезящимся глазам. Творческий народ толпился за импровизированными кулисами.
Пожилая и заслуженная поэтесса Затулина ходила из угла в угол, звеня своими многочисленными литературными медалями и нервно заламывая руки.
Певица и композитор Сошкина в который уже раз настраивала свою знаменитую огненно-красную гитару. Декламаторы, братья близнецы Стоцкие репетировали свой диалог, притоптывая синхронно ногами. Сергей Эрастович также не находил себе места. Он в очередной раз менял на ходу сценарий выступлений и не мог понять, в чём дело. Его «пегасовцы» действительно были сплошь талантливыми людьми, и каждый в своей области мог запросто поспорить с известными всей стране профессионалами. Наконец, он, отложив в сторону исписанные листки, обратился к Сошкиной:
— Маша, ты будешь завершать наш сегодняшний концерт. Сама понимаешь, вся надежда на тебя. Умри, но старика мне растрогай! Пой так, как будто это твоя лебединая песня.
— Эрастович, так я всегда так и пою. Я по-другому не умею, — как-то нерешительно возмутилась певица. Но Сарымсаков её уже не слушал, он уже почти бежал в другой конец комнаты, на ходу давая указание очередному своему подопечному, стоящему возле выхода, ведущего на импровизированную сцену.
Переполненный зал взорвался очередной порцией аплодисментов. Почитатели областных талантов, стойко преодолевая препятствия в виде дополнительных стульев и табуреток, спешили на сцену, чтобы вручить доморощенному кумиру дешёвые букетики из местных цветов.
Концерт подходил к концу, уже выступили братья Стоцкие и поэтесса Затулина, вполне заслуженно получив свою порцию зрительской любви. Наконец на сцену вышла она. В длинном, до самого пола, обильно расшитом блёстками платье. Кроваво-красная гитара в сочетании с концертным нарядом придала певице какой-то неземной, совершенно демонический вид. При звуках первых аккордов все сидящие в зале напрочь забыли всё, что слышали и видели до этого. Тишина стояла такая, что если бы в маленьком зале кто-то ненароком чихнул или у кого-то вдруг зазвонил телефон, то жизнь несчастного была бы в этот же миг и оборвана. Завораживающий, всепоглощающий голос Марии Сошкиной отражался от стен и проникал в душу каждого присутствующего, вызывая «крупные мурашки». Старик Абрамянц уже не успевал подносить свой платочек к глазам, и слёзы, вырвавшись оттуда струйками, стекали по его морщинистому лицу. Мария закончила петь и поднялась со своего места для поклона. Дружно встал и весь зал. Казалось, бурным овациям не будет конца, только старик не встал. Он достал из своей кожаной папки листок бумаги и что-то размашисто начертал в левом верхнем углу. Затем жестом подозвал к себе певицу, протянул бумагу ей и припал к женской руке с долгим поцелуем. Выбежавший на сцену Сарымсаков забрал бумагу, взглянул на резолюцию и схватился за сердце.
«Просьбу ЛИТО «Пристанище Пегаса» удовлетворить и выделить для его нужд особняк 1816 года постройки расположенный по адресу…»
Глава 2
Марго, подперев ладонями лицо, внимательно всматривалась в своего гостя. Ей казалось, что она знает его всю жизнь. Когда-то давным-давно, ещё во времена брежневского застоя она долгими вечерами вникала в сложности филармонической жизни их города. С одной стороны, ярко выраженная преступная деятельность администратора этой организации, организующего левые концерты в станицах и малых городах соседней области. А с другой, покупка через одному ему ведомые каналы дорогущих электрогитар «Стратокастер» для своих молодых и волосатых музыкальных гениев. Создание для них более-менее приличных жилищных условий, пошив сценических костюмов из дефицитных кримпленовых, велюровых и трикотиновых тканей. В общем, в её прокурорских глазах добродетель этого человека перевесила, и поэтому молодой администратор Сергей Эрастович Сарымсаков отделался условным приговором. Несмотря на неудовольствие её непосредственного начальника. «Тебе бы, Крулевская, не в прокуратуре нашей советской работать, а в адвокатской конторе служить, — ворчал её тогдашний босс. — Задача прокуратуры страны Советов карать преступников и не более того. А ты пытаешься вместо этого найти в действиях этого преступника смягчающие обстоятельства. Кстати, не знаешь, где его банда будет давать очередное, как его, — всё забываю это заграничное словечко, — а вот вспомнил — шоу. Дочка моя, да и жена тоже туда же, просто в какую-то нирвану впадают от концертов этих. Будь они трижды неладны. Короче, давай сюда документы на этого авантюриста — подпишу. Но, пусть зарубит себе на носу: ещё раз застукаем прощелыгу за этой, как её — коммерцией, будет товарищ администратор организовывать концерты на Колыме и очень продолжительное время».
Сарымсаков допил третью чашку ароматного чая с бергамотом, кое-как унял дрожь в руках и, преданно глядя в глаза руководителю частного сыскного бюро «Крулевская и партнёры», в очередной раз стал повторять свой монолог, добавляя в него всё новые и новые подробности.
— Понимаете, Маргарита Сергеевна, счастье оно не бывает дозированным, если привалит, так привалит на всю катушку. Получили мы старинный особняк на самой что ни есть окраине нашего города, можно скакать на пустыре. Его ещё казачий атаман, вернувшись с наполеоновской баталии, построил. Дом большой, но, сами понимаете, ветром времён потрёпанный основательно. Но мы и этому подарку судьбы несказанно рады. Стали всё там убирать, порядок, так сказать, наводить. Отопление в нём ещё со времён первого хозяина, то есть атамана, сохранилось неизменным, то есть печным. В каждой комнате по печке или камину имеется. Правда, их никто уж много лет не топил, так как там до нас склад какой-то торговой конторы был. Да она почитай уж лет пять тому назад как разорилась. Под вечер все наконец утомились и по домам разъехались. А меня эта наша поэтесса Затулина никак не отпускала, послушай, говорит, мою новую поэму и всё тут. Да, если честно, я и сам домой не спешил: один я живу, жена померла в позапрошлом году, дети в столицу подались. А и из этого особняка вечером иначе как на такси до центра города и не добраться. А спать в домике есть где, комнат-то полным-полно. Я, если честно, для этой цели туда надувной плавательный матрас из дома привёз. И если уж быть совсем откровенным, хотел его разделить с нашей казначейшей Ниночкой Столяровой. Она тоже дама одинокая и к творческим людям весьма благосклонная. Ой, простите, что-то я не в ту степь опять полез. Марго молча кивнула головой в знак того, что она внимательно слушает и вопросы будет задавать потом. Подлила руководителю ЛИТО ещё чая.
Сарымсаков продолжал:
— Короче, Затулина читала, а я от нечего делать стал ходить из комнаты в комнату, заглядывал во все углы. Поэтесса, как пристёгнутая — за мной. А я её старался увести подальше от нашей с Ниночкой импровизированной спальни. И всё искал повод, как её побыстрее домой спровадить. Стал хлопать чугунными дверцами встроенных печей. Ну, в общем, если честно, старался мешать поэтессе как мог, авось сообразит, догадается, что мне не до её литературных виршей сейчас. Может, поймёт, наконец, что и высокой поэзии пора честь знать. И вдруг из одной такой резной печки, точнее из поддувала, свёрток вывалился, в тряпице такой парусиновой. А в нём украшения всякие, кольца, ожерелья, кулоны. Нет, не старинные, совсем даже современные, то есть советские с бирками навешанными. Все, как и полагается: проба, вес, цена в советских рублях чернилами проставлена, на бирках тех присутствуют. У меня, как я эту красоту увидел, в голове сразу струнный оркестр зазвучал. Ремонт отгрохаем, премии литературные учредим, с творческими гастролями будем ездить. Возвращать ведь клад некому, Советский Союз почитай уж четверть века как распался. А поэтесса уже над ухом шипит, будто змея подколодная. Серёжа, мол, давай быстренько всё пополам разделим и заживём красиво. Тут, конечно, Нинка не выдержала, пред нашими очами предстала. Она, понятное дело, за нами из соседней комнаты наблюдала. Бабы они бабы и есть, как мужика одного в пустой комнате с поэтессой наедине оставить, тут пригляд требуется. Долго мы тогда спорили, как с деньгами поступить. В конце концов, решили, что утро вечера мудренее. Клад наш назад в печку класть не стали, а положили его в сейф, такой, знаете, советский. Нам вместе с домом достался от прежних владельцев. Советский он, конечно, советский, однако код на нем какой-никакой, а имеется. Вот мы и решили, что для честности каждый из нас по две цифры введёт, чтобы мы, только втроём собравшись, его открыть смогли. Потом я такси для Затулиной вызвал и оплатил ей дорогу домой. Иначе точно бы не уехала. Спала бы прямо возле сейфа. Утром я уехал в комитет по недвижимости документы на здание наше оформлять. Ниночка убежала в банк, у нас, знаете ли, в ЛИТО иногородних много, им членские взносы лучше на карточный счёт переводить. А вечером, когда я вернулся, глазам своим не поверил. Казначей наш рыдает в три ручья, Затулина в углу ногти грызёт, все наши по углам разошлись, шушукаются. А сейф стоит с распахнутой дверкой и чёрной пустотой зияет. Вот собственно и всё.
Сергей Эрастович наконец закончил излагать очередной вариант своего монолога и потянулся к чашке остывшего чая.
Глава 3
В комнату почти неслышно вошла Вера Марковна, молча отобрала у гостя чашку с остывшим чаем и взамен поставила перед ним другую с ароматным, терпко пахнущим напитком.
— Этот вам сейчас нужнее будет, — произнесла она. — Настой на крымских травах. Успокаивает, гарантирую. Мне его знакомая намедни из полуострова прислала. Он вам сейчас много нужнее будет. — Произнеся эту фразу, хранительница сыскного бюро так же тихо удалилась к себе на кухню.
«И что бы я без Веры Марковны делала, — подумала Марго. — Как хорошо, что она у нас есть. Наш добрый талисман, наша домоправительница и домокормилица».
А вслух произнесла, обращаясь к гостю:
— Сергей Эрастович, а Вы знаете, что вольно или невольно совершили уголовно наказуемое преступление? У, как Вы выразились, почившего в бозе Советского Союза есть правопреемник — это наше с вами государство по имени Российская Федерация. И именно её уполномоченным органам полагается сдавать все найденные клады. А вам за это милостиво отстегнут 25% от стоимости драгоценностей. Которые вы трое разделите по своему усмотрению. Однако всем вам такое даже в голову не пришло. Далее. Если у Вас что-либо украли, то это тоже уголовное преступление, расследованием которого также занимаются уполномоченные государством органы. Сыскное бюро «Крулевская и партнёры» к таковым никак не относится. Надеюсь, что я предельно ясно излагаю, вам все понятно. Поэтому послушайте мой дружеский совет. Напишите заявление в районное отделение полиции, упомянув о том, что клад был найден глубокой ночью, и Вы оставили его в сейфе для лучшего времени суток и очень жаждали передать находку в их надёжные руки, но вам, увы, помешали злоумышленники, которых Вы и просите разыскать. В таком случае доблестные наши сыщики, бросив все свои дела, незамедлительно отыщут пропажу, тут же вручив вам положенное вознаграждение.
Она сама не понимала, почему так резко разговаривает с этим человеком, в общем ей даже чем-то симпатичным. Может, ей было жалко того навсегда ушедшего времени, когда она была молодой и ей очень хотелось иметь такие вот ювелирные вещи, на бирках которых обязательно указывались проба, вес, цена в советских рублях чернилами проставленная, как правила неподъёмная для молодых сотрудников советской районной прокуратуры. А может, её возмутило то, что ни один из этих творческих людей даже в мыслях не держал поделиться находкой со своим государством. Которое, правда, не очень, но всё же как могло заботилось о своих порой непутёвых гражданах.
— Сарымсаков, — продолжила Маргарита свою тираду. — Скорее всего, в ходе поисков выяснится, что у вашего клада имеется законный хозяин, по всей видимости, ювелирный магазин или банк или какой-нибудь бывший советский цеховик, и в таком случае вам не видать даже своих процентов. Правда, счастливый хозяин может отстегнуть что-то с барского плеча, если, конечно, захочет.
Она хотела пожелать Сергею Эрастовичу всего доброго и проводить его до двери. Но руководитель ЛИТО её перебил:
— Маргарита Сергеевна, поймите меня правильно: дело, в общем-то, не в этих чёртовых цацках. В конце концов, как пришли, так и ушли, бог с ними. Дело в здании, мы его до сих пор не оформили как следует, и если кто-то прознает про нашу находку, то его, то есть здание, у нас мгновенно отберут и разберут на кирпичики, будут искать клады. А мы своё помещение столько лет ждали. Помогите нам, пожалуйста, очень прошу. Не от себя лично, от всех нас прошу!
От таких слов Марго даже опешила. Она со своими девочками несколько раз была на творческих вечерах, проводимых «Пегасами», и была, как и все, в восторге от их творчества.
Она устало опустилась в кресло, открыла ящик стола и молча достала оттуда бланк типового договора.
— Сергей Эрастович, давайте договоримся сразу. Если я отыщу пропажу, то поступлю с ней как того требует закон. Мне моя лицензию дорога, как бы хорошо я к вам не относилась.
***
Спустя два часа после этого разговора строгая начальница сыскного бюро уже направо и налево раздавала задания свои подчинённым.
— Виктрович, на тебе допрос всей этой троицы, в деталях, а лучше как на следственном эксперименте, с обязательным хронометражем.
— Таисия, на тебе, как всегда, общение с прошлым. Работа тебе предстоит адова. Предупреждаю сразу: надо найти упоминание о грабеже ювелирных изделий за период, скажем так, с 1977 по 1991 годы в нашей, ну и в соседних областях. Возьми пару снимков. Сарымсаков догадался заснять свою находку на мобильник, может быть, пригодится.
— Хельга на тебе дом. Узнай его историю, кто владел, куда делся, ну и всё в этом направлении.
— Ну, а за собой я оставлю самое трудное. А именно, общение с нашим соучредителем, с господином Силуяновым. Сдаётся мне, что это его дружки или подельники когда-то в стародавние времена ювелирный магазинчик ломанули или на цеховичка наехали. Всё. Удачи всем нам. Поможем нашим творческим людям. Талантам надобно помогать, как же без этого.
Глава 4
Половинкин внимательно исследовал место преступления, а именно старенький сейф, вернее, даже не сейф, а автономную ячейку камеры хранения, невесть как попавшую в этот старинный дом. Он переписал в свой блокнот цифры с задней дверцы этого допотопного устройства. Шесть знаков, которые набрали независимо друг от друга три человека. Мог ли второй и третий из них отодвинуть шторки, увидеть и запомнить цифры? Теоретически мог, особенно третий: набрал свою группу и посмотрел, какие цифры установили его предшественники. Выходит, тот, кто набирал код последним, и является преступником. Его размышления прервал шорох и шаги за его спиной. Виктор Викторович мгновенно развернулся, ожидая нападения. Но вместо ожидаемого громилы он увидел миловидную хрупкую девушку в модных рваных джинсах и обтягивающей ярко-жёлтой блузке. Девушка потупилась и сделала то ли реверанс, то ли книксен.
— Нина Столярова, — представилась девушка. — Я подумала, что Вы обязательно меня вызовете, вот и пришла сюда сама.
— Не вызову, а приглашу, — буркнул Половинкин. —Я всего-навсего частный сыщик, сотрудник сыскного бюро «Крулевкая и партнёры». И Вы имеете полное право вообще не отвечать на мои вопросы, я же лицо частное, не государственное.
Девушка прыснула в кулачок.
— Вы лицо симпатичное, и отвечать я на ваши вопросы буду, иначе эти козлы и козлихи подумают, что это я их бирюльки стырила, а оно мне надо.
— Позвольте Вас спросить, Нина Столярова, это кого же вы именуете козлами и козлихами? — поинтересовался Половинкин, пытаясь поудобнее разместиться в старом, видавшем виды кресле.
— Да всех, все они здесь парно или не парно копытные. Все мнят себя гениями, выпустили при помощи спонсоров или за свой счёт одну-две книжки и считают, что их творения должны в школах изучать. Бездари несчастные.
— Ну, почему же Вы так обо всех-то. Наверняка в вашем объединении есть и действительно талантливые люди. Ваш руководитель, например. Или эта, как её, поэтесса Затулина. Говорят, из-под её пера выходят весьма приличные творения, или я ошибаюсь. — Он внимательно посмотрел на Нину.
— Противная она, эта ваша Затулина. Вечно нос задирает. А мои стихи так вообще чуть по стенке не размазала, а я, между прочим, старалась, полгода на литературные курсы ходила, так-то вот. Это из-за неё весь сыр бор и начался, это она золото наше общее стырила, больше некому. Я ведь слышала, как она Серёжу уговаривала: давай быстренько всё пополам разделим и заживём красиво.
— Серёжа — это, надо так понимать, ваш руководитель Сергей Эрастович Сарымсаков? — уточнил Половинкин.
— Конечно он, будто Вы не знаете. Сарымсаков тоже далеко не ангел, та ещё зараза, но всё же лучше этих, — она помедлила с минуту подбирая подходящее слово, — козлобаранов. Он обещал мне протекцию в Союз Писателей устроить, сборник моих стихов издать, короче, как это говорят — продюсировать меня.
— Так почему же зараза, — усмехнулся Викторович. — По Вашим словам вроде бы как благодетель Ваш получается.
— Зараза, зараза и есть. Книжка ещё неизвестно когда выйдет, а мне спать с ним уже сейчас приходится и не на чистой простыне и перине мягкой, а прямо здесь на надувном матрасе. То ещё, скажу я вам, удовольствие.
Она что-то хотела ещё сказать и открыла уже рот, но Половинкин её перебил и направил разговор в нужное ему русло.
— Скажите, Нина, в какой последовательности Вы набирали цифры на этом сейфе, кто первый, кто второй, кто – третий?
— Ну, первый, понятное дело, Сарымсаков, затем я, а потом эта мегера — Затулина. Да какая разница, золотишко-то тю-тю.
В её кармане зазвонил мобильник, и девушка, не обращая никакого внимания на Половинкина, тут же переключилась на разговор с неизвестной собеседницей, с упоением обсуждая особенности действия крема для загара.
Половинкин записал в своём блокноте: «Нина Столярова. Могла ли посмотреть предыдущие группы цифр? Скорее всего, нет! Но если все же это её рук дело, то ей надо не в поэтессы идти, а в актёрский поступать. Талант в таком случае, бесспорно, имеется».
***
— Силуянов, ты мне кота за … в общем, за хвост не тяни. С твоей помощью или без тебя, я это золотишко всё равно нарою. А тебе, бандюга мой благоверный, будет стыдно, оттого что ты не помог бедной женщине, между прочим, любимой женщине.
Марго и Силуянов сидели в греческом ресторане, пили — нет, не греческое, а наше Российское Массандровское вино с длинным названием «Мускат белый Красного камня». Олигарх рассматривал цвет вина в бокале на свет и молчал. Он по своим каналам уже получил нужную информацию, но тянул время. Ему нравилось смотреть на Крулевскую в минуты её гнева. Черты лица Маргариты в эти моменты становились резкими, и это лицо хотелось незамедлительно покрыть множественными поцелуями. Наконец он решил, что всему есть предел, и палку перегибать не стоит. Силуянов пригубил бокал с чудесным вином и произнёс нараспев:
— Четверть века назад, в самом начале смутных девяностых, некто по кличке Оглобля взял да и грабанул ювелирный магазин под названием «Изумруд». Нагло так грабанул, прямо средь белого дня. Понятное дело, за ним погнались, а он забежал в соседний магазинчик, только что народившийся «Минимаркет», скинул там некоторое количество колечек и прочих побрякушек, и пока толпа покупателей доставала из-под стеллажей блестящие ювелирные изделия, дёрнул через подсобное помещение. А вечером того же дня где-то на окраине города Оглобля совершенно случайно повстречался с нарядом ППС. Тут уж без применения грубой физической силы не обошлось. Одного из ментов замочил, другого ранил, но и сам маслину в область шеи словил. Короче, далеко уже не ушёл. Взяли голубя и вкатили по полной программе — четвертак, адвокат попался шустрый, от пожизненного-таки отмазал. Про ювелирный «Изумруд» на суде толком и не говорили, так сказать, путём поглощения менее тяжкого преступления более тяжким. На днях этот самый четвертак отзвенел. Оглобля откинулся. А посему предупреди своих «сыскарей»: Оглобля своего не оставит, за схроном обязательно пожалует. Как пить дать придёт. Мужик он резкий, если мента не пощадил, то всяких там поэтов просто на кишки намотает. Пусть будут там предельно осторожны. Вообще, я бы на твоём месте скинул инфу журналюгам. Так, мол, и так, золотишко нашли и государству чин по чину сдали. Мол, господин Оглобля вам более ничего не обломится.
— Силуянов, ты вообще в своём уме? Как я могу публиковать заведомую ложь. Во-первых, клад пропал, а во-вторых, у нас, между прочим, газеты и компетентные органы по утрам почитывают. Тут же наберут номер редакции, так сказать, уточнить: какое золотишко, и куда конкретно сдадено?
— Ну, не знаю, — развёл руками олигарх. Против Оглобли, как и против лома, нет приёма.
***
— Маргарита Сергеевна, вот посмотрите, я всё про этот дом на отшибе раскопала. — Хельга разложила перед раскрасневшейся начальницей ворох бумаг. — Этот дом построил вернувшийся с отечественной войны казачий атаман. Марго сложила все бумаги в кучу и протянула их сотруднице.
— Хельга, ты проделала большую работу, но это уже не важно. Подшей их в архивную папку и дуй к Викторовичу. Он как раз в этом доме опрос проводит. Предупреди всех его обитателей. И Марго рассказала Хельге о состоявшейся беседе в греческом ресторане.
— Давай поспеши. Желательно, чтобы это злосчастное строение покинули все. Ты меня понимаешь, все без исключения. Да ещё вот что: намекни своему супругу следователю СК Каверину, чтобы он по возможности проследил за этим домом. Хотя какие у него возможности. Оглобля вышел на свободу на законных основаниях, преступления никакого не совершил — пока. Но всё же предупреди. Предупреждён, сама знаешь — вооружён. Ступай. Чапай, то есть я, думку думать будет.
Глава 5
Марго потянулась и достала другую папку. Эту папку принесла Таисия, оставила и убежала, так и не дождавшись своей начальницы. Это была тщательно отобранная, но в основном уже известная Маргарите информация по давнишнему ограблению ювелирного магазина. Однако один листок заставил женщину забыть о всех прочих делах. Она раз за разом перечитывала постановление районного суда, вынесенного четверть века назад. «Признать владельца магазина «Минимаркет» Трутнева Ивана Михайловича соучастником преступления, так как именно в помещении его магазина были найдены украденные ювелирные изделия. Дальше шёл перечень колец, серёжек и кулонов, подобранных посетителями и сотрудниками магазина. Назначить наказание Трутневу в виде лишения свободы на срок пять лет (условно), а также обязать оного возместить ущерб владельцам магазина «Изумруд» в полном стоимостном объёме».
«Что за чушь, — подумала Марго, кладя листок на место. Вот времечко-то было. Адвокаты ювелиров в полной мере отработали свой гонорар. Выходит, что господа ювелиры ничего не потеряли, бедный Трутнев всё им компенсировал. Бедолага. Интересно, как сложилась его жизнь. Впрочем, это не важно. Сейчас главное найти этот клятый «схрон» и главное уберечь «сыскарей» от встречи с этим отморозком Оглоблей. Ещё несчастных случаев на производстве только не хватало». — Маргарита взяла в руки телефон.
— Викторович, ты, часом, там не заработался? Давай закрывай к чёрту эту творческую контору, разгоняй всех по домам и возвращайся в офис.
На том конце провода Половинкин вместо ответа протянул трубку стоящему рядом Сергею Эрастовичу.
— Дорогая Маргарита Сергеевна, голубушка, мы никак не можем закрыть наше лежбище: у нас через два часа первый в этом здании отчётный творческий концерт. Афиши по всему городу развешаны, даже по местному радио объявляли. Народу будет видимо-невидимо. Нет, мы отсюда никуда не уйдём. И даже шагу не сделаем. Хоть режьте. Такое событие, такое событие. Лучше Вы к нам приезжайте. Со стульями у нас, конечно, проблема, но для таких почётных гостей, как вы, мы, разумеется, что-то придумаем.
Крулевская в сердцах швырнула телефон. Эти творческие фанатики никуда не уйдут. Остаётся надеяться, что Оглобля за двадцать пять лет основательно подзабыл, куда именно запихал свою добычу, и ему понадобится какое-то время на ее поиски. То есть он сразу очертя голову не кинется крошить и метать всё вокруг, а будет ходить, вынюхивать, благо повод у него есть — первый в этом здании отчётный творческий концерт, будь он неладен.
Марго не стала звонить Силуянову. По телефону от него мало чего добьёшься. Она поехала к нему сама.
— Ты должен послать туда своих людей и предотвратить преступление. Сила, ты просто обязан это сделать, хотя бы ради меня.
— Дорогуша, ты, часом, рамсы не попутала? Я, вообще-то, вор в законе, хотя и бывший. Если ты забыла. Да и за ментов, то бишь полицейских, их работу выполнять мне как-то западло. Что я своим орлам скажу? Братва, надо вам пресечь преступление. Не дать урке забрать то, что он когда-то у ювелиров умыкнул. Как ты себе это представляешь? Я, кажется, советовал тебе обратиться в эти, как их, в компетентные органы. И ты, и я как законопослушные граждане платим налоги, причём, немалые, именно на эти средства государство и содержит полицейских, которые и призваны охранять наше спокойствие и жизнь. Так вот пусть оторвут свои пятые точки от стульев и кресел и охраняют.
— Ну, если так, то я сама поеду на этот злосчастный концерт, а ты можешь сидеть тут и гадать, пришибёт там меня Оглобля или помилует. Она развернулась и, не прощаясь, поспешила к выходу.
***
Половинкин кивком приветствовал вошедшую Крулевскую, продолжая беседовать с женщиной бальзаковского возраста в чёрном переливающимся костюме с люрексом. Марго не стала им мешать и, проскользнув мимо, стала бродить среди многочисленных гостей, пытаясь отыскать Сергея Эрастовича Сарымсакова. Но вместо руководителя ЛИТО она наткнулась на женщину с ярко-красной гитарой, тихонько репетирующей свой номер в дальнем углу одной из комнат. Марго остановилась. Даже это явно не концертное исполнение вызвало у неё в душе какой-то трепет. Казалось, что звуки гитары и голоса медленно и планомерно размягчают её чёрствую прокурорскую душу. Ей вдруг почему-то захотелось разреветься по-бабьи, во весь голос. И Маргарита Сергеевна, чтобы не привести в исполнение своё мимолётное желание, быстро покинула помещение.
Она вернулась в комнату, где Виктор Викторович продолжал беседовать с женщиной в костюме с люрексом.
— Владлена Затулина, поэтесса, — представил женщину Половинкин. — Только что призналась в краже драгоценностей. Утверждает, что это именно она вернулась ночью, открыла сейф, взяла золото и выбросила вон в тот заброшенный колодец. — Половинкин показал на окно, за которым виднелся сруб старинного колодца с почти сгнившим «журавлём». Предлагает немедленно её судить открытым товарищеским судом, на котором она в качестве последнего слова будет читать свои стихи, и никто не посмеет её перебивать. Так как последнее слово подсудимого священно. Крулевская подошла к женщине вплотную. От поэтессы основательно пахло перегаром.
— Владлена, не знаю, как Вас по батюшке, не сочтите за труд назовите мне цифры кода сейфа.
— Я их тут же забыла, — с усмешкой парировала поэтесса.
— Ну а свои две цифры, Вы, надеюсь, запомнили?
Вместо ответа поэтесса показала Маргарите кукиш. На пальце которого были написаны две цифры.
— Это не она. Наша Владленочка на такое не способна, — произнесла женщина с гитарой, невесть как возникшая рядом с ними. И не дожидаясь момента, когда ей начнут задавать наводящие вопросы, проследовала дальше, распространяя по пути своего следования запах дорогих французских духов. В голове Марго щёлкнул её знаменитый тумблер. Она поняла, что где-то рядом, совсем близко находится ответ на её главный вопрос. Но тут в коридоре появился здоровенный мужчина. На его шее красовался аляповатый платок, руки в наколках недвусмысленно говорили, что данный субъект знаком с уголовным кодексом не только по страницам юридической литературы. Половинкин мгновенно забыл о поэтессе и проследовал за гостем. Марго догнала его и зашептала в ухо:
— Ты с кем ещё из этих творческих личностей беседовал на тему грабежа?
— Только с казначеем Ниной Столяровой и с этой Затулиной. У меня эти дамы уже вот где сидят, — Викторович красноречиво провёл ладонью у себя по горлу.
— Понятно. Глаз не спускай с этого урки, — сказала Маргарита и пошла в соседнюю комнату, где маячила фигура руководителя ЛИТО Сарымсакова.
— Сергей Эрастович, смотри мне в глаза и скажи честно, кто в этой богадельне знает о золоте и его исчезновении. И не вздумай врать, а то хуже будет.
— Матушка, окстись. Вот тебе крест святой, — Сарымсаков истово перекрестился. Только три человека, только три.
— А эти твои подружки — поэтесса и казначейша — не могли языки распустить, как считаешь?
— Нинка точно нет, зачем ей это. Затулина, конечно, могла, но она почти всё время при мне была, мало с кем общалась. Я ей специально бутылку коньяка армянского подсунул. Она, когда напьётся, дрыхнет как убитая.
— Ладно, начальник, — примирительно сказала Крулевская. В доме находится человек, которого лучше бы не было. Иди, тебе его Половинкин покажет, да ты и сам догадаешься.
Глава 6
Переступив порог импровизированного зрительного зала, Марго нос к носу столкнулась с Хельгой.
— А я уже собиралась тебе звонить, — обрадовалась Крулевская. — Значит так, бросай все здешние дела, дуй к своему благоверному, что хочешь ему обещай, но вытряси из комитета информацию о… — женщина наклонилась к самому уху Хельги Ли и продиктовала фамилию.
— Сама понимаешь, об этом человеке до поры до времени никому ни слова. Ступай. И возвращайся скорее.
Гости шумно рассаживались на маленькие деревянные скамеечки, которые Сарымсаков успел раздобыть в близлежащем доме культуры, впрочем, давно закрытом по причине абсолютного безлюдия. Сергей Эрастович в видавшим виды бархатном пиджаке и бабочке обратился к присутствующим с пламенным приветствием. И концерт начался. Декламаторов, братьев близнецов Стоцких, сменила хрупкая маленькая женщина в облегающем элегантном платье цвета кофе с молоком, перетянутом в талии тонким женским ремешком.
— Евлампия Ерёменко, — представилась она. — По профессии я врач, а по призванию певица и ещё немного поэт. Гости дружно захлопали.
Половинкин сидел сзади татуированного верзилы и следил за каждым его жестом. Тот заметно нервничал. Вертел головой из стороны в сторону и смотрел на часы. Евлампия, закончив своё выступление, уселась рядом с Викторовичем.
— Ну, как вам моё творчество? — обратилась она к соседу. Половинкин, не отрывая взгляда от своего подопечного, молча поднял большой палец вверх. И в этот момент сидящий впереди человек поднялся и опустил руку в карман.
«Неужто вздумает стрелять? — пронеслось в голове у отставного опера. С него станется, он же тогда средь белого дня «Изумруд» подрезал. Это его стиль, его почерк». Додумать до конца свою мысль он не успел. Натренированная годами рука, вне зависимости от команд из мозга начала действовать. Мгновенный, отработанный удар и татуированный как мешок с мукой грохнулся на руки Половинкина. Рядом сидящие люди повскакивали со своих мест. Подбежавшая Крулевская начала их успокаивать:
— Ничего страшного, просто человеку стало плохо, душно тут у вас, ни кондиционера, ни вентиляции. Успокойтесь, товарищи, успокойтесь. Сейчас выведем человека на свежий воздух, и ему сразу полегчает.
Виктор Викторович подхватил верзилу под мышки, с большим усилием потащил его в другую комнату. Евлампия увязалась за ним.
— Возвращайтесь в зал, слушайте Ваших коллег, я и без Вас справлюсь, — на ходу бросил сыщик.
— Не справитесь и не перечьте мне, — неожиданно твёрдым, хорошо поставленным голосом ответила Ерёменко. Через минуту все трое оказались в самой дальней комнате большого особняка. А ещё через минуту Евлампия, сняв с талии свой поясок, мастерски скрутила верзиле руки, предварительно заведя их за спину. Скинув одну туфлю, она отодрала от ноги большой кусок лейкопластыря и заклеила им татуированному рот.
— Вот это да! — восхищённо и удивлённо произнёс Викторович.
— Я же сказала, что я врач, работаю в местной психбольнице. Для меня общение с такими вот типами обычная рутинная работа, ещё я восточными единоборствами занимаюсь и йогой. Произнося этот монолог, Евлампия довольно лихо усадила уже начавшего приходить в сознание громилу на старый перепачканный краской венский стул.
— А как Вы догадались, что это преступник? — спросил её Половинкин, винимая из кармана татуированного кошелёк и маленький фотоаппарат-мыльницу. Ни пистолета, ни хотя бы ножа там не оказалось.
— Да я на Вас смотрела и сразу всё поняла. Говорю же Вам, я работаю в больнице, где медлить нельзя ни минуты.
Из зрительного зала доносились какие-то непонятные звуки. И Половинкин, поразмыслив минуту-другую, поспешил туда, оставив связанного верзилу под присмотром Евлампии.
Стоило ему войти в зал, как люди, находящиеся там, мгновенно смолкли, но не от его появления, а оттого что на импровизированную сцену поднялась она — её величество певица и композитор — Мария.
Ярко-красная гитара блеснула алым пламенем, и в зал полились чарующие звуки. Если бы в этот момент обвалилась одна из стен старого здания, то зрители даже не шелохнулись бы. Они все в едином порыве, вытянув шеи, смотрели на неё, впитывая всей своей кожей каждую рождённую женщиной ноту. Марго также не была исключением. Она стояла возле входа и не обратила на вошедшего Половинкина никакого внимания. Наконец Сошкина кончила петь. Зал встал и практически в полном составе выстроился в очередь, чтобы преподнести певице заранее принесённые цветы или хотя бы приложиться губами к её руке.
— И как мы будем её допрашивать, — Марго наконец вернулась на грешную землю и смотрела на своего сотрудника снизу вверх.
Половинкин толком не понимал, зачем надо допрашивать Марию, поэтому, нерешительно покачав головой, тихо произнёс:
— Босс, сама понимаешь, я один эту толпу никак не оттесню.
Между тем, все дружно двинулись к выходу. Возле которого стояла Хельга, да не одна, а со своим благоверным Максимом Кавериным — начальником отдела местного Следственного комитета. Тот направил руку во внутренний карман пиджака, желая достать оттуда служебное удостоверение, но Крулевская успела его остановить. Она жестом показала Максиму, что сейчас этого делать не стоит. Спустя пять минут толпа поклонников стала редеть, и Маргарита Сергеевна окликнула певицу:
— Мария, можно Вас на пару минут?
***
Они вернулись в опустевший зал, и Марго, резко повернувшись к Сошкиной, глядя ей прямо в глаза, произнесла:
— Зачем Вы украли драгоценности, и как вам удалось вскрыть сейф?
Она хотела увидеть на лице певицы растерянность и страх, но та спокойно улыбнулась, устало опустилась на близстоящую скамейку и тихо произнесла:
— Я ждала вас, думала, что меня арестуют ещё до концерта, спасибо, что дали выступить. — Она демонстративно вытянула перед собой руки, показывая, что готова к тому, что именно сейчас на неё наденут наручники.
— Хочу заметить, — продолжала певица, — убедившись, что с наручниками вышла какая-то заминка, — я ничего не крала, только забрала то, что принадлежит мне по праву.
— Мы это знаем, — ответила Крулевская. Она села рядом с женщиной и внимательно читала листки бумаги, переданные ей Хельгой.
— А теперь по существу вопроса, — Марго оторвала свой взор от бумаг и снова посмотрела Марии в глаза. — Расскажите подробно о той злополучной ночи, что там произошло?
Мария опять улыбнулась, казалось, что какая-то тяжёлая ноша упала с её хрупких плеч.
— Понимаете, мелодии приходят в мою голову, как правило, ночью или ранним утром. Я читаю стихи, и они у меня в голове превращаются в песни. Но для этого мне обязательно нужна моя тетрадь. А в ту ночь я её в суматохе переезда оставила здесь, в этом здании. Пришлось ехать, как же я без своей тетради творить буду.
— Но ведь транспорт сюда ночью не ходит, — уточнил Половинкин.
— У меня есть старенькая маленькая «Ока». Я её давным-давно приобрела, чтобы с гитарой по автобусам и троллейбусам не мыкаться. Вот на ней я сюда и добралась, забрала свою заветную тетрадочку, а за стеной шум и гам — находку делят. Сами понимаете, мы женщины народ любопытный и я, конечно же, не исключение. Послушала, послушала. Потом тихонько машину отогнала от дома. А когда все разъехались, вернулась сюда. Входная дверь у нас здесь до сих пор не запирается, можете сходить проверить.
— Ну, с этим понятно, но как Вы код от сейфа узнали? — вмешался в разговор Каверин.
В глазах женщины забегали чёртики.
— Элементарно. Вы, молодой человек, наверное, не пользовались в своей жизни автоматическими камерами хранения. А вот мне довелось. Поездила по нашей стране изрядно. Так вот что набирают в таких ячейках обычные советские граждане. Месяц и год рождения. Поскольку этим троим досталось всего по паре цифр, каждый из них и набрал свой день рождения. Я состою в объединении «Пристанище Пегаса» с самого его основания и к каждому дню рождения любого члена ЛИТО готовлю музыкальную открытку. Так что уж — что-что, а дни и даты рождения этих троих я знала великолепно. Она замолчала. В воздухе повисла тишина. Крулевская поднялась со своего места.
— Можно теперь мне у вас спросить, — тихо произнесла певица. — Всё же, как вы меня вычислили?
— Понимаете, Маша, — Крулевская для чего-то ещё раз заглянула в бумаги, которые всё ещё держала в своих руках. — Так вот, не сочтите за труд и припомните тот момент, когда я беседовала с поэтессой Затулиной. Вы тогда ещё проходили мимо и случайно, буквально вскользь обронили фразу: «Это не она. Наша Владленочка на такое не способна». Согласитесь, что о краже драгоценностей знали только трое «пегасовцев», и Вы в это число никак не входили. Я всё правильно говорю, Мария Трутнева. Кажется, так звучит ваша девичья фамилия. А теперь не сочтите за труд, поведайте честному народу: куда Вы дели эти злосчастные ювелирные изделия?
— Едут в посылке в район крайнего Севера, к моему отцу. Как я уже и говорила, эти вещи его и моя собственность. Мне было чуть более десяти лет, когда этот подонок разбросал в магазине отца золотые кольца. Суд присудил тогда ему возместить владельцам «Изумруда» понесённый ущерб. И те уж расстарались в составлении списка похищенного. Магазин пришлось продать, отец уехал на Север, чтобы больше зарабатывать и выплачивать долг. Пару лет назад он полностью его погасил.
— А каким образом Вы отправили отцу эти драгоценности? — спросил Половинкин. — Золото ведь на почту не понесёшь, бандеролью не отправишь?
— Бандеролью нет, а вот посылкой запросто. Утром пошла на рынок, купила килограмм комбикорма и пищевую фольгу. Положила в комбикорм украшения, обернула всё это фольгой. На тот случай, если будут посылку просвечивать, хотя это и маловероятно. Пошла на наш главпочтамт и отправила простой посылкой, конечно, с уведомлением о вручении. Вот теперь жду это самое уведомление. Так что — будете меня арестовывать? Певица опять вытянула руки вперёд. «Сыскари» дружно посмотрели на Каверина, а тот в свою очередь на Хельгу Ли. Потом покачал головой и произнёс:
— Хельгу мою благодарите, это она раскопала документы, что Сошкина и Трутнева одно и то же лицо. Её заслуга. Заявление о краже драгоценностей ко мне не поступало, а на нет, как говорится, и суда нет.
— Выходит, что и Оглоблю тогда отпускать надо, по сути, он ведь тоже ничего противоправного не совершил. Все бросились в комнату, где сидели татуированный и Евлампия. Но комната оказалась пустой.
— Неужели он смог вырваться! — сокрушался Половинкин. — Эх, надо было бы мне остаться. Тоже мне сыщик, оставил хрупкую женщину с этаким громилой.
— Это кто тут хрупкая женщина? — раздалось у него за спиной.
Все как по команде обернулись. В дверях стояла Евлампия Ерёменко и теребила в руках свой кожаный поясок.
— Я его отпустила. Лично. Потому что он никакой не преступник. И вообще, он так умеет слушать, так умеет. Я ему свои стихи читала, а у него аж слезы на глазах выступили. Не то что у некоторых, — она кивнула в сторону вошедшего следом за ней Сарымсакова.
— И вообще, он владелец тату-салона, того, что возле рынка находится. И тело его всё в наколках по той же причине. Он таким образом свой салон рекламирует, можно сказать, живота своего, то есть тела не жалеет. А Вы его силовым приёмом. Эх Вы, как Вам не стыдно. Нате держите, — она протянула Крулевской визитную карточку с изображёнными на ней драконами и змеями. Вероятно, лучшими предложениями этого самого тату-салона. Телефон Крулевской пискнул поступившей СМСкой.
«Через два часа жду тебя и этого Сарымсакова у себя в офисе. Явка строго обязательна. Любые отговорки не принимаются. Силуянов.
***
Они сидели друг напротив друга. С одной стороны бывший вор в законе, а ныне олигарх, владелец заводов, газет, пароходов и прочая, всеми уважаемый господин Силуянов по кличке Сила, с другой стороны его компаньон и любимая женщина Маргарина Сергеевна Крулевская и руководитель ЛИТО Сергей Эрастович Сарымсаков. Выдержав театральную паузу, хозяин кабинета жестом фокусника достал из папки два документа и протянул один из них Маргарите, а другой главному «пегасовцу».
Сергей Эрастович надел очки и углубился в чтение.
«Дочерняя фирма концерна «Силуянов и Ко имеет честь предложить ЛИТО «Пристанище Пегаса» спонсорскую помощь, а именно, реставрировать принадлежащее объединению старинное здание, расположенное по адресу… создать в этом здании студию звукозаписи, оснастив оную студию всей необходимой аппаратурой, оплатить расходы по изданию коллективного сборника членов ЛИТО, организовать и материально обеспечить масштабные гастроли Марии Сошкиной как по нашей стране, так и за её пределами, и так далее, и тому подобное». Нижняя губа Сергея Эрастовича сама собой опустилась вниз и непроизвольно подёргивалась от мелкой дрожи.
Марго без всяких эмоций читала свою бумагу: «Рецидивист по кличке Оглобля убит два дня назад в пьяной драке в городе № и похоронен в общей могиле на местном кладбище».
Дочитать до конца сей документ ей помешал звонок телефона. Старшая дочь Лилия, студентка местного университета, радостно заверещала в трубку:
— Муль, я такую песню раздобыла, такую — просто отпад. Я тебе её уже скинула, послушай, обязательно послушай, прямо сейчас послушай, умоляю. Ты просто упадёшь со стула.
Марго машинально нажала на телефоне кнопку «Плей» и из динамика послышался чарующий, бесподобный голос Марии Сошкиной-Трутневой.