Игорь Улитин. Сказки дедушки Пайхо

Давно это было. Жил далеко-далеко в тундре дедушка Пайхо. Дедушка Пайхо был старый, и никто уже не помнил, сколько ему лет. Все помнили, что он всегда был дедушкой. Даже те, кто уже сейчас стал бабушками. И все помнили, что дедушка Пайхо всегда жил далеко-далеко в тундре…

У дедушки Пайхо не было оленей. У него было собака Хай и ворон без имени. Ворон приносил ему еду, а собака Хай осталась от упряжки, что когда то была у дедушки Пайхо. Говорят, дедушка Пайхо был когда-то лучшим каюром в тундре. Но это только говорят…

Еще никто, никогда не видел, чтобы дедушка Пайхо ходил. Все, кто приходил к нему видели, что он сидит на сутунке. Сидит и курит трубку. Всегда курит трубку…

А еще дедушка Пайхо знал все на свете сказки. А если не на свете, то все сказки в тундре. А может, он их все и придумал. Ведь, никто же не знал, сколько лет дедушке Пайхо.

Все сказки знал только он. А те из них, что запомнили те, кто к нему приходил, мы вам и расскажем. А приходила к дедушке Пайхо вся тундра. Иногда и вправду вся…

Жил был на берегу Большого белого моря рыбак Пырьяаал. Был он хороший рыбак. Много рыбы приносил. Рыбу мог и один наловить. Бывало, всю лодку рыбой завалит, а потом плывет домой и песню поёт.

– Вот какой Пырьяаал хороший рыбак. Он столько рыбы наловил, что теперь целую луну за рыбой плавать не надо. Ай, да Пырьяаал. Лучше меня рыбака нет.

И правду говорил. Не было лучше Пырьяаала тогда рыбака. Потом были, а тогда нет.

Рыбу то Пырьяаал ловил один, а вот за китом ходил уже с братом – Яртаалом.

Каждую луну братья уходили в Большое белое море за китом и каждый раз возвращались.

Вот собрались снова Пырьяаал и Яртаал за китом. Плывут. День плывут, два плывут. Балык уже скоро кончится. А кит как будто спит весь.

И вот на третий день видят братья, сидит на берегу острова старый кит Манатанха. Сидит Манатанха и курит трубку.

– Почему ты трубку куришь, Манатанха. Ведь ты же самый главный кит, – говорит Пырьяаал.

– И бить мы тебя не будем, – говорит его брат. – Мы за другим китом идем.

– Трубку курю – злой на вас, – говорит Манатанха.

– Почему злой на нас? – спрашивает Пырьяаал.

– Ты Пырьяаал и твой брат Яртаал каждую луну за китом ходите. Другие Люди видят, что Пырьяаал и Яртаал за китом ходят каждую луну и тоже каждую луну ходить начали. Пырьяаал и Яртаал одного кита пьют. Другие Люди одну тысячу китов бьют.

Пярьяаал и Яртаал всех китов бьют. Другие Люди тоже всех китов бьют. Бейте старых. Зачем бьете молодых?

– Манатанха-главный кит, так ведь только ты можешь с Людьми говорить. Еще твой брат Онатанха и отец твой Хыйатанха мог. Отец умер твой. Брат твой живой, но не встречали мы его. А тебя встретили в первый раз. Скажи нам как надо и мы Другим Людям расскажем, – говорит Пырьяаал.

– Не ходите далеко в море. Не надо сюда ходить. Я и брат мой Онатанха скажем китам – пусть старые плывут раз в три луны к берегу, где Люди живут. Старые киты погибнут достойно. Молодые живые будут. А Люди кита бить смогут.

– Мудрый ты, Манатанха-главный кит, – говорит Пырьяаал

– Очень мудрый, – говорит Яртаал и дал Манатанхе свою трубку.

С тех пор Люди на кита раз в три луны ходить стали. А старые киты погибали с честью.

Когда наступала зима дедушка Пайхо доставал из под сутунка гусь. Его гусь был не похож на гусь других. За то время пока дедушка пайхо сидел в тундре его гусь стал черным. Хотя говорят, что когда-то он был пошит из шкур, которые сами ему отдали самые молодые бельки. Одни говорят так. А другие говорят по-другому…

Зимой к месту где сидел дедушка Пайхо сгоняли почти все стада тундры. Много Людей собиралось. Почти все, кто жил в тундре собирались рядом с Пайхо. А он курил трубку, кутался в гусь и рассказывал сказки. Всю Длинную Ночь рассказывал…

Далеко-далеко, там, где тундра начинает заканчиваться, а тайга начинает начинаться жил молодой оленевод Вындэй. Оленевод он был молодой, а потому, оленей у него было мало. А отец его не любил. Вот и жил Вындей один. Далеко-далеко, там где тундра начинает заканчиваться, а тайга начинает начинаться.

А рядом с Вындэем, только там, где тайга начинает заканчиваться, а тундра начинает начинаться жил волк Ваауй. Ваауй был старый волк. Дети его выгнали, и потому за быстрым зверем он бегать не мог. Устал Ваауй. А вот в загоне, где Вындэй держал оленей, бегать много не надо было. Да и оленей мало. Не затопчут, рогами не забодают.

День ходит Ваауй – поймал оленя. Два ходит Ваауй – поймал оленя. Хорошо…

Вындэй выйдет утром – нет оленя. Другим утром выйдет из чума – другого оленя нет. Грустно стало Вындэю. Сел он на сутунок и запел грустную песню.

– Грустно мне грустно. Было у меня 12 оленей, как лун в году. А стало у меня 10 оленей. Украл, украл их злой Ваауй. Грустно мне, грустно.

Услышал Ваауй как Вындэй песню поет. Грустно стало Вааую. Пошел он туда, где чум Вындэя стоял.

– Не ругай меня Вындэй, – говорит Ваауй. – Я старый, за быстрым зверем бегать не могу. А твои олени в загоне сидят. И мало их. Не затопчут, рогами не забодают.

Покачал головой Вындэй

– Ай-ай, Ваауй. Было у меня 12 оленей, как лун в году. Думал я, через 12 лун больше оленей будет. А ты, Ваауй, украдешь у меня всех оленей за 12 дней. Что мне тогда делать? Я оленя пасти умею, а лук у меня не тугой, пальма тупая. Что мне делать Ваауй? Ты съешь моих оленей и не будет упряжки.

Ушел Ваауй. Грустный ушел.

День нет Ваауя. Два нет Ваауя. На третий день вышла к чуму Вындэя вся стая, из которой дети Ваауя выгнали.

– Вот, что я скажу тебе Вындэй. Ты нас корми, пои. А мы тебя возить будем. И оленей твоих не тронем.

Обрадовался Вындэй. Наварил мяса, накормил волков. Сам наелся.

С тех пор волки людей в упряжках возят. И как тот Человек, что в этой упряжке едет называется каюр, так тот волк, что эту упряжку везет называется Собака.

Когда заканчивалась Длинная ночь и Люди начинали сворачивать чумы, чтобы гнать оленей на встречу Солнцу, дедушка Пайхо вздыхал. Тяжко вздыхал, затягивался трубкой, и выпускал в небо большой столб дыма. Потом он просил принести ему балык и воды горячей. Ведь ночь все провели в ярангах, а он на сутунке.

Дедушка Пайхо съедал балык, выпивал воды горячей и снимал гусь, который прятал под сутунок. А люди уходили и уходили…

Но кто-то оставался. Те, кому надо было рожать детей, или у кого дети только родились, или у кого дети заболели, или родня помирать собралась. Все они оставались. И те дети, что еще были в своих матерях, еще до рождения начинали слушать сказки дедушки Пайхо. Те, что только родились вместе с молоком, что пили из груди матери, впитывали сказки дедушки Пайхо. Те, что болели, слушали сказки дедушки Пайхо и были они для них лучше любого целебного отвара. А те, кто помирал, просили, чтобы их принесли к сутунку дедушки Пайхо. Ведь что могло быть лучше, чем услышать перед тем как отравишься в гости к Вечному Синему Небу, ту сказку, которую ты еще не слышал…

Далеко-далеко. Там, куда уходит Солнце, чтобы проспать всю Длинную ночь, жил лучший на свете охотник. Ну, а если не на свете, то уж точно лучший в тундре. Звали его Хандыый.

Мог Хандыый пойти на охоту с одной пальмой. И каждый раз с добычей приходил. Уйдет с пальмой – придет с медведем. Уйдет с луком – придет с кучей белок. Уйдет с пальмой и луком – еле Собаки добычу везут. Уважали Хандыыя в стойбище. Любая девушка за него выйти замуж была готова. Знала – это прокормит. Без оленей будет, а прокормит. Он же охотник самый лучший на свете. А если не на свете, то в тундре точно.

И вот пошел Хандыый однажды в ту сторону, откуда Солнце, повернувшись на бок, встает после сна. Долго шел. Собаки устали – говорят, домой хотим. Отпустил. Сам пошел. Ворон Куркыль пролетал. Говорил Хандыыю:

– Длинная ночь скоро, не ходи Хандыый дальше.

Упрямый Хандыый. Идет, сопит, молчит. Ни кому не сказал, куда пошел. Долго шел.

И вот видит Хандыый, сидит на камне самый белый песец Саммах. Сидит и трубку курит.

Достал Хандыый пальму.

– Вот ты то мне и нужен, Саммах. Я тебя убью, а с твоей шкурой к самой красивой девушке в тундре посватаюсь. К Менге, той, что живет у самого Большого белого моря.

Задумался Саммах.

– А зачем ты меня убивать будешь?

– Ты самый белый песец, Саммах. У тебя самая красивая шкура. Я ее принесу Менге, и она за меня замуж пойдет.

– А почему ты меня убить хочешь? – спрашивает Саммах.

– Ходил я по всей тундре. И забрел я в стойбище, где живет Менге – самая красивая девушка в тундре. И сказал ей – будь моей женой Менге,. Ведь я Хандыый, самый лучший охотник в мире. А если не в мире, то в тундре точно. А она мне сказала, пока не сделаю того, что ни кто из охотников не делал, не будет она моей женой. Долго я думал, что надо сделать. Почти весь Длинный день. И понял, что нужна ей шкура самого белого песца. Убью я тебя Саммах. Давай, докуривай.

А самый белый песец Саммах докуривать не спешит.

– Вон как ты все надумал. А я вот что тебе скажу, Хандыый. То, что охотник убьет песца, в том разве есть для него что-то необычное? Принесешь ты Менге мою шкуру, а она скаже: уходи Хандыый, не понял ты меня. И будет женой самого смелого китобоя Тяндыы.

– Хитрый ты, самый белый песец Саммах. Не хочешь, чтобы я тебя убивал. Придумай тогда, что мне сделать, чтобы посвататься к Менге.

– Не хочу, чтобы ты меня убивал. Вот, что я тебе скажу: я будут твоим сватом. Ни один охотник еще себе в сваты не брал песца. Волка брал, а песца нет. А уж самый белый песец Саммах вообще ни кого не сватал. Даже песцов я не сватал. Вот и будешь ты тем, кто первым уговорил самого белого песца Саммаха стать сватом.

– Ох, и хитрый ты самый белый песец Саммах.

Пошли они к самому Большому белому морю, в то стойбище, где живет самая красивая девушка в тундре – Менге.

– Будь моей женой Менге, – сказал ей Хандыый. – Тебя даже самый белый песец Саммах сватать за меня пришел.

– Ух, ты! – обрадовалась Менге. – Ни когда еще охотники в сваты песцов не брали. Волков брали, а песца нет. А уж тем более самые лучшие охотники в тундре. Да и самый белый песец в тундре Саммах ни кого не сватал. Даже песцов. Вижу Хандыый, умный ты охотник. Буду твоей женой.

Так они и стали жить. А Саммах снова в тундру ушел – на камне сидеть и трубку курить. И ждать, когда новый самый лучший охотник в тундре свататься пойдет.

Иногда к дедушке Пайхо приходил Олень. Сколько бы ни было вокруг сутунка дедушки Пайхо людей, Олень не обращал на них внимания, а приходил и ложился рядом. Многие говорили, что это разные олени, но даже те бабушки, что приходили послушать сказки дедушки Пайхо еще детьми, говорили – это один и тот же Олень. И говорили, что когда-то это бы олень дедушки Пайхо. Но потом он его отпустил. И тот ушел к своему стаду. И лишь иногда, когда его стадо проходило недалеко, Олень шел в гости к дедушке Пайхо.

Дедушка Пайхо встречал его улыбкой, вынимал трубку изо рта и выпускал в небо большой столб дыма. А Олень ложился рядом с сутунком слушал ровно две сказки и уходил. Многие видели на глазах уходящего Оленя слезы…

Говорят, Оленю было столько же лет, сколько и дедушке Пайхо. Но это только говорят…

Жили на берегу Большого белого моря два друга-воина Ткхэо и Ндгео. Были они лучшими воинами во всей тундре. Тогда уже люди начали оленей делить и Ткхэо и Ндгео лучше всех умели за своих оленей драться. Ни кто их оленей ни разу не увел. Были они сильными, ловкими, быстрыми. Копья их были остры, пальмы заточены, луки туги, а ножи страшны. И ничего-то они не боялись.

Но в как-то раз разыгрался ветер. Так ветер играл, что все олени Ткхэо и Ндгео перепугались. Вышли друзья из чума – нет оленей. Пошли искать. Ткхэо туда где Солнце спать ложится, Ндгео туда где Солнце просыпается. Долго шли. Не нашли стада. Сначала Ндгео назад пошел, потом Ткхэо.

Пришли они к чуму. Сели на нарты и трубки закурили.

– О-хо-хо, Ндгео, – говорит Ткхэо. – Копья наши остры, пальмы наточены, луки туги, а ножи страшны. Да и сами мы сильны, ловки и быстры. Да только без оленей нам с тобой нельзя. Скажут – самые лучшие воины, а оленей найти не могут.

– Верно говоришь, Ткхэо, – говорит Ндгео. – Да и не дело воину без оленей. Рыбаку можно – он рыбу не делит, охотнику можно – он зверя не делит. А воину нельзя – он оленя делит.

Грустно стало друзьям. Пошли они к берегу Большого белого моря. Может олени пить пошли?

Пришли они к берегу Большого белого моря, умылись. Глядь, сидит на камне морж Букень. Сидит, и трубку курит.

– Оленей ишите? – говорит.

– Ищем Букень, – говорит Ткхэо. – Не знаешь ли ты, где они?

– Знаю. На том берегу Большого белого моря где в него Солнце спать уходит.

– Ой, спасибо тебе Букень, – обрадовался Ндгео. – Теперь знаем мы, где олени наши. Будем опять их делить не давать.

– О-хо-хо, – вздохнул Букень. – А вы думаете, хотят к вам олени назад?

– А как же им не хотеть, – говорит Ткхэо. – Они же наши. Мы же сильные, ловкие, быстрые. Мы их стережем. И делить не даем.

– А вот не хотят к вам олени. И к другим Людям не хотят. Сказали они мне, перед тем, как с ветром уйти играть – делят нас Люди, а нас не спросили, куда нам идти хочется.

Нахмурились друзья. А ведь и, правда – делят Люди оленей, а чего они сами хотят и не спросят.

– Что ж ты нам посоветуешь, Букень? – спрашивает Ткхэо.

– Сторожите оленей от злых людей, а тех, кто уйти захочет, не держите. А будите хорошо сторожить, спрашивать чего хотят, так он от вас и уходить не захотят.

Так и сделали друзья. Пошли они к своему стаду. Спросили у него, чего олени хотят. А олени обрадовались, что у них спрашивают, чего они хотят и перестали убегать и с ветром играть. А Ткхэо и Ндгео об этом всем людям рассказали, да похвалились, кто их надоумил.

С тех пор люди оленей не делят. А моржа Букеня все из костей вырезают – помнят мудреца.

Когда наступала весна, и мошка начинала докучать дедушке Пайхо и всем, кто его слушал, дедушка Пайхо начинал еще сильнее чем обычно курить трубку. Дыма от его трубки хватало, чтобы мошка перестала докучать ему самому и тем, кто был хотя бы на пять шагов от него. А дальше уже другие курили трубки и отгоняли мошку.

Из всех, кто жил в тундре, наверное только мошка не слушала дедушку Пайхо. Все остальные звери и птицы тоже приходили и иногда слушали его сказки. У сутунка дедушки Пайхо ни кто ни кого не трогал. Даже если люди друг-друга сильно не любили, а то и врагами друг-друга называли, и то приходя слушать сказки дедушки Пайхо мирились. А бывало, расскажет дедушка Пайхо сказку и так она за душу возьмет, что враги идут в обнимку и песню вместе поют.

Говоря, после сказок дедушки Пайхо волчицы начинали зайчат поить молоком. Но это только говорят…

Решил как-то Ворон Куркыль облететь всю тундру с того края, где Солнце просыпается, до того края, где Солнце спать ложится. Дождался пока Солнце проснется, и полетел.

Вот летит он, летит, смотрит, внизу Люди руками машут. Зовут Ворона Куркыля.

Опустился вниз Ворон Куркыль.

– Чего звали? – говорит.

– Помоги нам Ворон Куркыль, – говорят Люди. – Текла мимо нашего стойбища река. Поили мы в ней оленей, сами воду пили, одежду стирали. Да стала она сохнуть. Сохла-сохла, и не стало реки. Мы в верх по реке ходили, но ни где не нашли почему сухая. Устали, домой вернулись. Помоги нам Ворон Куркыль, верни нам воду. Ты же летаешь высоко, видишь далеко.

– Помогу вам, – говорит Ворон Куркыль.

Полетел он вверх по реке. Долго летел, хотя и быстро летал. Вот уж и тундра почти закончилась, скоро тайга начнется. И почти там, где тундра начинает заканчиваться, а тайга начинает начинаться, увидел Ворон Куркыль большой камень, что всю реку перегородил. По тому, вода и не текла.

Попробовал Ворон Куркыль сам камень убрать – подпер плечом – не поднимается. Даром, что Ворон Куркыль все горы и реки создал, а камень поднять не может.

– Кто же это такой камень уронил, – подумал Ворон Куркыль.

– Я это камень уронил, – говорит Вечное Синее Небо.

– Зачем ты его уронил, Вечное Синее Небо, – спрашивает Ворон Куркыль. – Он же реку загородил. Люди теперь не пить, ни стирать не могут. И олени у них не пьют.

– Потому и загородил, – отвечает Вечное Синие Небо. – Не для того ты Ворон Куркыль реки создавал, чтобы в них все подряд стирали. Люди забыли, что не только им из той реки пить. Скажи им, пусть пьют сами и поят оленей. А чтобы стирать – пусть набирают в корыто. Не надо реке грязной быть. Пусть чистая будет.

– Передам, Вечное Синие Небо! – сказал Ворон Куркыль и полетел назад.

Сел Ворон Куркыль у стойбища Людей.

– Реку вашу закрыл Вечное Синее Небо. Сказал – не будете стирать в реке, а только оленей поить и сами пить, откроет реку. Не будете стирать в реке?

– Не будем, – сказали люди.

Полетел Ворон Куркыль назад. Туда, где большой камень в реке лежал.

– Вечное Синее Небо, – крикнул Ворон Курыкыль. – Не будут они в реке стирать.

– Хорошо. Спасибо тебе, Ворон Куркыль.

И убрал Вечное Синее Небо большой камень.

Летит Ворон Куркыль назад, а Люди ему руками машут и кричат.

– Спасибо тебе, Ворон Курыкыль.

С тех пор, люди стирают только в корытах, а из реки только пьют и оленей поят.

А однажды дедушка Пайхо ушел. Люди проснулись и увидели, что его нет на сутунке. Люди долго ходили вокруг, но ни каких следов дедушки Пайхо не нашли. А собаки никак не могли взять след, чтобы отыскать дедушку Пайхо. И в тот день началась страшная метель и занесла то место, где стоял сутунок дедушки Пайхо. И люди ушли с этого места.

А потом они стали забывать сказки дедушки Пайхо. А вместе с ними стали забывать и все наставления, про которые в них говорилось. Люди снова начали бить китов когда вздумается, люди снова начали стирать в реках. Много чего неправильного начали люди делать. А потом почти все забыли и самого дедушку Пайхо. И даже те, кто слушал его в последний вечер еще детьми, почти не помнили, где находился сутунок, у которого вся тундра слушала сказки дедушки Пайхо.

Но пока еще не все забыли дедушку Пайхо, о нем говорили, что он был последним из своего племени. Ведь таких имен, которые он называл в своих сказках, нет ни у кого в тундре. Говорят, он ушел туда, откуда пришло его племя. Но это только говорят…

ПРИМЕЧАНИЕ:

Сутунок – комлевая часть бревна используемая в качестве стула

Каюр – наездник собачей упряжки

Гусь – верхняя зимняя одежда северных народов

Белек – новорожденный тюлень

ПальмА – нож на длинной рукояти, используемый северными народами для охоты и разделки туш

МошкА – мелкие насекомые появляющиеся в тундре и тайге в теплое время. Она же гнус.

Ворон Куркыль – персонаж множества сказок северных народов. Не редко представляется как творец всего, что есть на земле. Другие имена: Кутх, Кукхта.

Вечное Синее Небо (Тенгри) – объект поклонения монгольских народов и некоторых народов Дальнего востока.