Детям войны посвящаю…
– Вы знали голод и ненастье.
Когда на завтрак и обед
Пшеница пареная, – счастье,
И той, порой, бывало нет…
А. Бацунов
Коляда
Долго рубцуются и болят фронтовые раны. Но раны же детской души никогда не заживают и время от времени постоянно напоминают о себе.
Егорьевская районная больница находилась на опушке соснового бора. По сути, это был обычный больничный комплекс, окруженный вековыми соснами. Сама больница размещалась в двухэтажном кирпичном здании на два крыла. В одном крыле была поликлиника, в другом стационар. В комплекс также входила столовая да небольшой гараж, пристроенный рядом с ней. Егорьевская “районка”, так звали ее в народе, как и все больницы того времени испытывала серьезные трудности. Ее работу осложняла ограниченная поставка лекарств и недостаток продовольствия. С продовольствием была просто беда. Большим благом было то, что родственники не бросали своих близких и периодически подкармливали их. Особенные трудности выпадали на зимний период. Обносившиеся за войну люди простывали и валом поступали в ее покои. Но беда не приходит одна. Год от года на край рушилась эпидемия “краснухи”.** Несколько палат было забито детьми. Несмотря на это, медики творили чудеса. Люди исцелялись, выписывались, а уходя, сердечно благодарили за помощь.
Утреннее солнце настойчиво пробивалось в промерзшие окна больницы. Его первые лучи розовыми бликами растекались по хладным оконным узорам. В женской палате №3 уже почти все проснулись и, лежа, нежились в кроватях. Устав от лежки, первой встала черноволосая женщина. Вздохнув облегченно, она натянула серенький халат и сунула руку в карман. Пошарив немного, достала роговую гребенку. Затем, сладко посапывая, принялась расчесывать свою рано поседевшую голову.
– Ты куда это, Пейка,* с утра чепуришься? – приподняв голову с постели, спросила ее соседка по кровати.
Эти обе женщины готовились к выписке. За дни своего лечения они дружески сблизились и обращались по-свойски.
– Никак жениха себе присмотрела?
– Дура ты, Манька, – добродушно улыбнулась соседка. – Коляда сегодня. С праздником тебя, подружка!
– Какие ноне праздники. Народ еще от слез не ото… – прервав речь, повернулась на скрип Манька.
В открывшуюся дверную щель всунулось детское лицо.
– Вот он и жених пришел. Ну заходи, Ванюшка, коль пришел, – ласково улыбнулась Пейка.
Дверь открылась пошире, и в палату вошел худенький мальчик лет шести с глазами Христа. Ваньку знала вся больница. Он лежал с “легкой формой” и давно поправился. Держали Ваньку по причине того, что его мамка где то запропастилась на ремонтах, готовя колхозную технику к посевной.
– В день народного веселья! Принимайте поздравления! – заправив рубаху в поношенные шаровары, начал с порога мальчик.
Коляда, коляда,
Отворяй-ка ворота!
Ты, хозяин мужичок,
Доставай-ка сундучок,
Подавай нам пятачок!
Кто не даст пирога,
Мы корову за рога,
Кто не даст пышки,
Мы тому в лоб шишки!
Закончив текст, Ванька лихо сплясал вприсядку. Это было поистине трогательно. Ведь всякая женщина прежде всего мать, независимо от того, рожала она или нет. Таким уж чувством ее наделила природа. Вся палата поднялась и потянулась к тумбочкам. Расчувствовавшаяся Маня подошла к Ванюшке и, наклонившись, поцеловала его в щечку.
– Спасибо тебе, мой родненький! Пойдем, я тебя сладеньким угощу! – и по-матерински приобняв мальчика, подвела его к своей тумбочке. Скрипнув створками, достала румяный пирожок.
– Ешь, Ванюшка, на здоровье. Он свеженький, вчера испекли. Свеколка с калиной пареной.
– Спасибо! – благодарно протянул мальчик, засовывая пирог за пазуху.
После Мани, поочередно стали угощать расчувствовавшиеся женщины. Угощали кто чем, кто-то куском пышки, кто калачиком, а кто-то давал вареное яйцо. Ванька, под свое “спасибо”, не спеша укладывал угощение за пазуху. Собрав накалядованное, мальчик подошел к двери и в знак благодарности прочел от порога.
За доброту вашу,
За щедрость!
Рожь вам густую!
С колосу осьмина,
Из зерна коврига,
Из полузерна пирог.
Надели вас Господь
И житьем, и бытьем,
И богатством!
– Спасибо, сынок! – наперебой ответила палата.
– Хороший мальчонка. Чей это? – полюбопытствовала одна из женщин, как только закрылась за ним дверь.
– Подружки моей, Наташки Тимофеевой. Из соседней Солоновки, – оповестила ее Маня. – Я-то Наташку хорошо знаю. – Мы с ней еще по зиме сорок первого учились на курсах механизаторов в Михайловке. Потом работали вместе в Егорьевском МТС. Я-то ушла как мужики в сорок пятом вернулись, а она до сих пор работает. Двое у нее здесь лежат. Ванька да старшая Нина. С краснухой.
– Тимофеева, – повторила Пейка, подойдя к окну. – Это не её мужика в один день с моим призывали? Мой-то еще в сорок первом сгинул. Прознать бы у него, может знает, что да как, – наполнила слезой свои почерневшие глаза Пейка.
– Не вгоняй в тоску, подружка, – грустно улыбнулась Маня, похлопав ее по плечу. – Их слезой не воротишь. Можа и вместе воевали, кто его знает. Да и у кого теперь спросишь? Гришку-то она в сорок пятом схоронила. Ванюшку он ей состряпал и от ран помер. Теперь вот одна с двумя и мыкается.
Женщины приумолкли. Нависла липкая тишина. Эта тишина мысленно погружала каждую из женщин в те трудные, трагические годы. Хоть и далека была Сибирь от войны, но страшным катком она прошла по сибирским дворам. На её огромных просторах не было человека, не пострадавшего от неё.
– Ну что, бабоньки, приуныли? Хватит о грустном, – нарушила тишину Манька. – А ну мечи все в общий котел! Праздник нонче. Колядовать будем! – Собрав на стол все скупые яства, ухватив кружки, палата вереницей протянулась к кубовой.***
Ванька же тем временем был в своей палате. Осторожно присев у ног сестры, он принялся доставать людские дары. Выложив все, выбрал румяный Манин пирожок и протянул сестре. Сестра Нина, осипшая от жара краснухи, тут же принялась стыдить брата.
– Ванька, ты что позоришь нашу семью? Ходишь по палатам и побираешься! Мамка приедет, я ей все расскажу!
Ванька виновато хлопая ресницами, молча слушал сестру. А как только она унялась, принялся настойчиво впихивать ей в руку пирог.
– Ты, Нинка, хочешь меня одного оставить, – обиженно дул губы Ванька. – Рыбий жир тебе не поможет. Тебе силы нужно набираться. Ешь! А то помрешь как тятька, и я останусь один. Ешь, Нинка!
Видя как та упрямится, в разговор вступила техничка баба Вера.
– Ты, дочка, не гребуй. Ешь. Люди от чистого сердца давали. Грех отказываться.
*”краснуха” – вирусное заболевание у детей.
** Пейка – сокращенное женское от имени Пелагея.
***кубовая – санитарное помещение, где размещался дровяной титан.