Стёпка – мальчишка четырёх лет – вздрогнул от этого крика и проснулся. Он выглянул с полка печи и увидел отца и мать. Отец сидел на скамейке, прислонившись спиной к печи, мать почему-то рыдала, стоя на коленях у его ног, и то и дело хватала отца за сапоги. Стёпка слез с печки.
– Папка, ты на охоту собрался? – потирая глаза, спросил он.
– Да как тебе сказать, – вздохнул отец.
– На зайцев пойдёшь или сразу на кабана? – деловито поинтересовался Стёпка.
– Уйти мне надо, – опять вздохнул отец и взял мальчишку на руки. – Понимаешь, брат, беда на землице нашей случилась. Проснулась в подземелье проклятая Ва́йна.
– А кто эта Ва́йна? – спросил шёпотом Стёпка.
– Ну, вроде ведьмы злющей. Вылезла она из болота, собрала войско вражеское, и двинулись они на Русь-ма́тушку. А войску тому конца и края не видно, словно чёрная туча по земле ползёт, ни травинки за собой не оставляет, всё огнём палит да разрушает. Сама Ва́йна над тем войском чёрной тенью вороньей летит, крыльями злобы то войско питает. А в небе чёрные во́роны кружатся, крылами солнце заслоняют. И такая темнота везде – и на земле, и на небе. Нельзя Ва́йне позволить землицу нашу обижать, надо на защиту вставать.
Отец рассказывал, а у Стёпки перед глазами – картинки, как живые: Ва́йна – тень воронья, чёрные вороны заслоняют солнышко, а по земле туча ползёт и всё уничтожает…
– А ты надолго? – спросил Стёпка. – Можно я с тобой?
– Да как получится, брат, – ответил отец. – Со мной нельзя. Кто ж нашу мамку защищать будет, если чёрные вороны сюда доберутся? На тебя у меня вся надежда.
Стёпка обнял отца за шею.
– Ты уж побыстрее возвращайся, а во мне не сомневайся. Не дам мамку в обиду.
Отец встал, потрепал Стёпку за волосы, взял дорожный мешок, фуфайку под мышку и двинулся к двери. Мать вскочила и повисла у него на шее уже в самых дверях… безголосно рыдая…
– Не надо, Любушка, не надо, – отодвинул её отец и шагнул за порог, в дождь…
Скрипучая дверь захлопнулась, словно оглушая, невыносимая тишина повисла у печки.
Встали по всей земле плечом к плечу люди на защиту от врагов: Ильи Муромцы, Алёши Поповичи, Добрыни Никитичи, Петры, Ставры и многие-многие с ними. Одели души в рубахи белые и двинулись на войско вражеское. Бьются не на жизнь, а на смерть.
Потянулись дни. Стёпка каждый день бегал к околице смотреть, не идёт ли отец. Прошло лето.
«Эх, не победили, наверное, ещё Ва́йну, – думал про себя Стёпа. – Надо было с отцом идти, уже бы вернулись вместе-то. Хотя и мамку нельзя оставлять одну…»
Дни шли, Стёпка всё реже смотрел на дорогу – не видать отца. Только иногда он вглядывался вдаль, забравшись на прожилины забора и приставляя руку ко лбу.
А Ва́йна ползёт по земле, сеет боль и горе по свету, радуется. Спутники её верные – вороны чёрные – полнеба уже заслонили…
Задумала Ва́йна в самое сердце Родины ударить: поразить Москву, пленить её жителей, а саму столицу до основания разрушить. А завладев сердцем, завладеть всей Русью.
Бьются солдаты наши с врагами за сердце Руси-ма́тушки. Не получается у Ва́йны победить в этом бою. Задумала тогда она хитрость и повела свои войска на город Ленинград. Кольцом его сжала так, что не могут наши войны пробить то кольцо. В городе уже и пища вся у людей закончилась, а Ва́йне этого и надо. Каждый день души людские забирает она себе. Радуется, злодействует! Ещё больше врагам это сил придало. Двинулись они на следующий город, Сталинград. Оттесняют наших солдат, уже в город вошла туча вражеская. Бьются богатыри русские, а в голове у каждого только одна мысль: «За Любушку, за доченьку, за сыноньку, за матушку, за сестричку… » Стоят Ильи Муромцы, Алёши Поповичи, Добрыни Никитичи, Петры, Ставры, вся Русь стоит, не двинется. Испугалась Ва́йна такой смелости, отступила. Решила на другой город напасть неожиданно, на Курск, и сломить тем самым дух народный.
Велела войскам своим под Курск идти и там по солдатам нашим ударить. Но наше войско опередило и ударило первым. Разбило врага на Курской дуге.
Разозлилась Вайна от такого поражения. Стала бить по всем направлениям. А народ наш стоит, удары держит, гонит нечисть с землицы родной. Противостояние на земле идёт. Кто победу одержит?
Четыре года почти бой идёт с проклятой Ва́йной. Поседела Любушка, высохла. Изболелось сердце её, душа на ленточки распустилась. Смотрит она в окно, душа плачет, в глазах все слезы иссохли. Упала на колени она перед Образа́ми:
– Господи, Господи, спаси их всех… Господи!
– Мама, мама, не плачь, – обнял её Стёпка.
– Сынок, ты помолись со мной, – шепчет она. – Тебя Бог услышит. Меня не услышит, а твой голос как колокольчик. Тебя обязательно услышит.
Опустился Спёпка на колени и прошептал:
– Боженька, верни папку моего.
И полились слёзы детские на пол. А одна слезинка прямо в щель меж половиц упала. Упала и прожгла детская слеза землю насквозь. Озарилась земля на мгновение, ослабла в тот миг Ва́йна, остановилось её войско, ослепли от того сияния чёрные во́роны. Взыграла в сердцах наших воинов сила новая, пошли они в наступление. Идут, жизней своих не жалеют. Кто идёт, а кто падает безжизненно. Падают, а из сердец их белые голуби вылетают. Вылетают и прямо в небо летят, к солнцу. Летят голуби со всех сторон. Покрылась половина неба белыми голубями, а вторая – чёрными во́ронами. Покрылась земля войском чёрным и войском белым. И перепутались небо и земля. Только нельзя было отступать войску белому! Идут они вперед: «За Любушку, за доченьку, за сыноньку, за матушку, за сестричку…» Один город отвоевали, другой, третий, кольцо Ленинградское пробили, жизнь в город потекла… В небе белые голуби клюют вороньё, крыльями забивают. Тут солнышко пробилось, там луч света проступил, ещё, ещё, ещё… Слабеет Ва́йна, отступает вражеское войско, оживают города, рощи зеленью покрываются, родники сквозь землю пробиваются, смывают боль с Земли-ма́тушки.
Взмыло ввысь знамя алое цвета крови героев умерших. Взмыло над войсками вражескими, рассыпалась в прах Ва́йна!
Полетели депеши во все концы Родины нашей, понесли весть о конце войны!
Стоит Стёпка, на небо смотрит, от солнца щурится, а в небе – голубей белых видимо-невидимо, и так спокойно на душе, так тихо… Опустил он глаза… а вдалеке солдат идёт, худой, поседевший, и что-то знакомое в его походке… и мешок, мешок отцовский!!!