Город утомил уже через два часа. Ноги с непривычки отяжелели и гудели.
— Присядем? — Инна обратилась к дочери-студентке. Оксана улыбнулась уголками губ, понимая состояние матери.
— Присядем, — она постелила на скамейку газетный лист.
Жара, даже пекло, выхлопные газы автомашин, горячий асфальт под ногами, раскаленный воздух делал дискомфорт совсем уж невыносимым.
Инна присела, стараясь привести дыхание в норму, махая импровизированным, из брошюрки, веером и вытирая испарину со лба.
— Тетя Инна? — вдруг раздался голос. Инна устало подняла глаза. Перед скамейкой стояла молодая симпатичная женщина. Брючный костюм скрывал все недостатки и выгодно подчеркивал все достоинства ее фигуры. Каштановые волосы, еще не познавшие окрашивания, лежали на плечах, и солнышко играло в них. «Кто?» — мелькнул вопрос, но едва Инна посмотрела женщине в глаза, как догадка озарила ее. Такие выразительные, такие большие, такие эмоциональные. Она видела их раньше, давным-давно, в годы юности. А природа нехотя клонирует, и уж тем более свои лучшие творения. Ошибки быть не могло. Априори не могло. Инна встала и утвердительно сказала:
— Инна.
— Да, — милая улыбка осветила лицо женщины, и ямочки на пухлых щечках выразили искреннюю радость.
— А вы нисколько не изменились, — сказала Инна, та, что младше. — Года не властвуют над вами.
— Да что ты, — слабо махнула рукой старшая Инна и вновь устало опустилась на скамью. — Года берут своё. Да и здоровье вот уже не то. Расскажи-ка лучше о себе. Где ты? Как ты? Как мама?
— У нас всё в порядке. Живём потихонечку. Вы сами ее об этом спросите. — Она достала из сумочки телефон и пачку стикеров. — Я сейчас напишу её номер телефона.
— Вот за это спасибо. Письма писать всё времени не хватает. А широко шагнувший прогресс упрощает жизнь. Нажмешь лишь одну кнопочку – и говори, с кем хочешь и когда хочешь.
— Возьмите, — Инна младшая протянула листок. — Вы звоните. Мама очень обрадуется.
— И я тоже. Вы извините меня, я бы с большой радостью пообщалась бы еще, — как-то виновато произнесла она, бросив взгляд на часики.
— Конечно, конечно, — закивала головой Инна, мысленно сокрушаясь, что сама уже никуда не спешит, что «дела не горят», а время не торопится.
Едва женщина отошла от них на пару метров, Оксана, не принимавшая участия в разговоре тезок, обратилась к матери:
— А кто это?
— Инна, — просто ответила мать.
— Я это уже поняла, — она прикоснулась к локтю матери, стараясь вернуть ту в реальность из лабиринтов памяти, куда так стремительно она уходила.
— Это дочка Нины, — опять расплывчато пояснила Инна, немного сердито на несообразительность дочери.
— Это много объясняет, — Оксана все же не сдержалась от сарказма, но тут же догадка просветила ее. — Та самая Нина? Твоя лучшая подружка по студенческим годам?
— Та самая, — счастливая улыбка озарила лицо уставшей женщины.
Оксана напрягла память: единственная фотография, еще черно-белая, где совсем молодые мама и Нина, так бережно и трепетно хранилась в старом семейном альбоме.
— А как ты ее узнала? Она же совсем не похожа на свою мать.
Инна даже как-то удивленно посмотрела на дочь:
— А глаза? У девочки глаза матери. Один в один.
— Да, глаза у нее красивые, — не без доли зависти согласилась Оксана.
— Как писал наш современник, Константин Ваншенкин:
Я в них смотрю, как в чистые озёра,
Где крохотные камешки на дне,
Где водорослей тонкие узоры,
Где сам я отражаюсь в глубине.
— Ух, ты! А ты, оказывается, так хорошо читаешь стихи.
— Память уже не та. А вот это стихотворение крепко врезалось в память. — Она вздохнула. — Пойдем?
— А ты мне расскажешь про Нину? Мне кажется, что тут скрывается какая-то красивая история.
Её звали Нина. Нет, Ниночка. Так будет правильно. Как в старом добром кино: комсомолка, спортсменка и, наконец, просто красавица. Милая, хорошенькая, такая светлая девочка. Во всех отношениях и во всех ипостасях. Можно, конечно, проявить недоверие и сомнение, но они будут напрасными, никчемными. О том красноречиво говорят и красный диплом, и многочисленные грамоты, и заметки в газетах. А редкие фотографии навсегда запечатлели ее свежесть, чистоту и природную красу. Все девочки завидовали, все мальчики сходили с ума. Как говорил классик: глаза – это зеркало души. Так вот, она была, да и поныне есть, человек большой, необъятной души. А глаза только подтверждали это. У нее удивительные глаза. Большие, глубокие, выразительные. В них хотелось бесконечно долго смотреть и ни о чем не думать. Просто смотреть.
Мы тогда все уверены были, что ее жизнь будет похожа на прекрасную сказку. Или, по крайней мере, на феерическую повесть. Да только у судьбы свое виденье, свои планы, свой сценарий. Влюбилась наша Ниночка. Сильно, безоглядно, безумно.
Мы, ее лучшие подружки, были просто в шоке от объекта ее воспламеняющего чувства. Кирилл совсем не подходил на роль прекрасного принца из доброй сказки. Конечно же, нет, я не утрирую. Он вовсе не был уродом. Вполне симпатичный, можно даже сказать, что красивый молодой человек. Бренчал на гитаре, декларировал классиков и современников. Это он и познакомил нас с творчеством Бродского, Ваншенкина, Евтушенко. Он был галантен, он красиво ухаживал, он потрясающе говорил комплименты. Поначалу мы только радовались за Ниночку. Они смотрелись превосходной парой. Оба такие красивые, чистые, как в романтическом фильме. Пока не узнали одну тайну.
Один наш педагог оставила как-то Ниночку после лекции для приватного разговора. Это была добрая, отзывчивая женщина, переживавшая за каждого студента как за собственного ребенка. Ниночка вернулась с заплаканными глазками и, рыдая в голос, поведала нам тему этого разговора. Ей открылась тайна: Кирилл, как оказалось, болел сахарным диабетом. И педагог настоятельно просила Нину тысячу раз подумать, прежде чем строить дальнейшие отношения с ним.
Не мне тебе рассказывать про диабет. Вы сейчас очень много знаете, не по годам развиты. А мы тогда даже представления не имели. Пришлось изрядно покопаться в библиотеке, да и девчонки из медицинского института нам красочно нарисовали перспективы. Такие серые, далеко не радужные. Мрачноватая получалась картина завтрашнего дня. И как наивно мы предполагали, что Ниночка задумается. Хотя бы задумается. Но результат был кардинально противоположный. Любовь породила жалость и сострадание. Они-то и сыграли с ней злую шутку.
Кирилл и Нина поженились. Она не пошла учиться дальше, как мы о том так сильно мечтали. Семейная жизнь, бытовые проблемы, ребёнок перекроили все планы и мечты. А она продолжала жалеть Кирилла и многое ему позволяла, многое прощала. А он только и пользовался ее любовью, ее терпением, ее жертвенностью. Увы, принц оказался суррогатным, а его благородство и честь – всего лишь сусальной позолотой, которая совсем скоро сошла на «нет», обнажая его истинное лицо и суть. Кирилл пил, гулял, не работал, менял любовниц, как перчатки. Дошел до такой степени наглости, что ничего не скрывал, не врал, не изворачивался. Когда я ее тогда увидела, то просто ужаснулась. Куда подевалась былая красота? Где чистые озёра её прекрасных глаз? Ничего не осталось! Девочка была на грани нервного истощения.
Но, слава Богу, у нее хватило разума жить дальше. Не ради себя, а ради дочери. Ушла от Кирилла, переехала в соседний город, устроилась на работу. Сменила имидж. И, знаешь, жизнь постепенно вернулась к ней. А потом ей посчастливилось встретить хорошего человека. И не было такого сильного чувства, когда о нем кричит каждая клеточка, каждая мысль, каждый вздох. Любовь иного рода. Родилась вторая дочь, которую она почему-то назвала в мою честь.
Но все равно, иногда, нет-нет, да она и вспоминает Кирилла. И что удивительно: только хорошими словами:
— Я была счастлива! И пусть совсем недолго. Пусть только одно мгновение. Коротенькое-коротенькое мгновение. Но это было? Это было Счастье!!! С большой буквы. И поверьте мне, что ради вот такого, пусть даже быстротечного, счастья и стоит жить. Стоит страдать, стоит ждать. Ради этого, пожалуй, и мы и рождаемся. Это и есть тайный, сакральный смысл человеческой жизни.
Оксана удивленно смотрела на мать. Инна преобразилась. Не чувствовала ни усталости, ни груза прожитых лет, ни букета болезней. Бодро шагала, высоко подняв голову и расправив плечи. Счастливая улыбка украшала ее лицо.
— И не очень красивая история.
— Зато весьма поучительна.
— Разве?
— А разве нет? Вы, наши детки, должны знать наши ошибки и не повторять их на своем жизненном пути.
— Мы и свои наделаем, — усмехнулась Оксана, — И станем своим детям внушать — не повторять их.
Инна с грустинкой улыбнулась:
— А что делать? Это жизнь, девочка моя. Это жизнь.