Лидия Пехтерева. Цвета лета

Августовский ветер летел чуть впереди своего хозяина, по пятам за уходящим за горизонт солнцем. Нагонял на остывавшее небо облака, чтобы не дали разгореться звездам – негоже кому увидеть, как один месяц сменяет другой. Половинку луны оставил. Пусть свечой указывает путь хозяину.

Вдруг что-то мелькнуло внизу, заставило его обернуться, хоть дело было важным и спешным. Будто от зеркала, отскочил лунный зайчик от окна на верхнем этаже одного из домов.

Ветер спустился пониже. Вот так штука. И не зеркало вовсе, а лицо. У окна ребенок стоит и следит за его работой. Припугнуть бы – дунул в створку и занавески. Нет, не уходит. Ну, да ладно. Пусть себе стоит.

Ветер поднялся обратно и помчался вперед, чувствуя, что хозяин уж нагоняет. Думал: что люди – ночью пытаются что-то разглядеть. Ведь не глазами же в темноте видеть надо.

А Ленька мигнул от ударившего в глаза порыва и снова уставился в темноту. Одна луна из облаков светит. Как же разглядеть августовские звезды, самые яркие за весь год? Тут штора за его спиной снова дернулась. Край плаща улетевшего уже ветра зацепился за открытую створку.

Леня снова закрыл глаза, а открывать не стал. Промелькнувший сквозняк принес что-то совершенно особенное. Чтобы поймать этот след, мальчик начал дышать глубже и медленнее, так, что заодно и смог расслышать, что происходит внизу.

Там, будто затопталось, упало в траву яблоко с дерева в росшем у дома школьном саду. Подскочило и покатилось по траве. Мокрой от росы – догадался Ленька.

От земли вверх шел глубокий, уже влажный и прохладный запах. В глубине его таилась макушка лета. Мешались запахи окрепших к осени яблок, наливающихся соком груш, горчащих ярких цветов, сушащихся зверобоя и мяты. Мелькнули сладкой каплей созревшие на прощанье на последнем теплом солнце лесные малина и земляника.

Ленька хотел вдохнуть еще, чтобы  вспомнить, как пахнет кукурузой и только привезенным из деревни медом, как река меняет свое теплое дыхание на предостерегающий холод. Но открыл глаза, потому что почувствовал свет. На небе сияли звезды – столько, сколько он еще разом никогда не видел. На его глазах последнее из прятавших их облаков сбежало, будто кто смахнул его рукой.

Это пришедший в темноте август сорвал небесное покрывало, чтобы вступить в свои права под обновившимися звездами.

– Мама, мы пришли, вот уже пляж! – крикнул Ленька.

– Как ты догадался? – спросила мама.

– Со мной песок поздоровался!

Мама посмотрела на ноги мальчика. Ступни в босоножках начали погружаться в песок, и тот уже обхватывал открытые пальцы – и вправду здоровался.

– Привет, – прошептал Леня, тоже глядя вниз, и пошевелил пальцами на ногах.

– Давай разуваться.

Они разулись и босиком пошли по пляжу к воде. Песок был теплым, но еще не горячим. Как будто подсовывал мягкие подушки под ступни и немного пружинил – где-то внизу он весь пропитался водой из реки. Ленька терпел недолго. Не дойдя до берега, он присел и запустил сначала одну, а потом и вторую руку в песчинки – поздоровался со своим новым другом уже обстоятельно. Песок был совсем не таким, как на детской площадке в их дворе – белым и мелким. Речные крупные песчинки разных цветов – коричневые, черные, рыжие – можно было по отдельности зажать между пальцами и хорошенько рассмотреть.

А сколько игр он знал! Леня и песок играли целый день: строили, прокладывали каналы, рисовали. Когда пришло время отдохнуть в обед, мальчик устроился на покрывале в тени. Песок, казалось, немного вздохнул под ним, как удобный и давно привычный матрас, и просел, отпечатав контуры его тела.

Расставаться они собрались только вечером. Солнце уже покатилось за речку. Лучи, теперь только чуть касавшиеся земли, стали оставлять длинные тени. И пока мама собирала вещи, Ленька рисовал – выводил пальцами спирали, полоски и волны и смотрел, как они наливаются тенями.

Когда они шли к краю пляжа, он тоже останавливался и что-то чертил – еще и еще, пока тени не стали слишком длинными.

– Обувайся, только хорошенько стряхни песок.

Стоя на границе песка и травы, мама начала отряхивать ноги сама. Она обулась, а потом подошла к сыну проверить, не затаились ли где песчинки, способные натереть кожу или высыпаться дома сюрпризом на чистый пол. После целого дня на пляже песок стал казаться ей слишком уж навязчивым другом: никак он не хотел отпускать гостей. Мальчик послушно ждал, пока мама отряхивала его спину и ноги. Немного нахмурился, когда она вывернула полный песка карман шортов. Когда же она попробовала, удобно ли застегнуты сандали и отвернулась, Ленька улыбнулся и пошевелил пальцами на ноге – проверил, надежно ли спрятались между ними несколько мелких цветных зернышек.

– Смотри, это самый старый фонарь в городе, – сказала мама Леньке однажды, когда они пришли гулять на главную в городе площадь.

Фонарь стоял не на самой площади, а рядом. Он и вправду был очень старый. Его поставили давно, когда фонари еще были газовыми. Потом фонари стали работать от тока, но он остался. Его переделали под электрические лампы, уж очень удобное место он занял.

Получив лампу, фонарь скучал по тем временам, когда каждый вечер к нему приходил фонарщик, чтобы зажечь огонь. Теперь-то где-то далеко в службе горсвета включался ток и его лампа загоралась, а ему очень хотелось, чтобы о нем заботились люди.

Впрочем, людей рядом с ним проходило немало, и часто это были важные люди, ведь он стоял у главной площади города и у здания, где работали те, кто решал, как город должен жить. Но фонарю они не очень нравились. Обычно они спешили на работу с важным видом и потому казались ему скучными.

Куда больше фонарю нравилось, когда к нему на площадь заглядывал дворник. Он приходил рано утром, когда еще было темно. И фонарь очень любил светить на чистый асфальт, который открывался под метлой дворника. Он обычно начинал мести от фонаря и уходил все дальше и дальше. И чем чище была площадь, тем светлее становилось вокруг. Солнце поднималось к горизонту, небо алело, а потом светлело. Наконец, когда солнце выходило из-за края земли, оно окрашивалось золотым светом. И фонарь в этот момент угасал, ведь время его работы прошло.

Но он из-за этого не грустил. Наоборот, это был волшебный момент. Ему казалось, что солнце вобрало в себя свет его небольшой лампы и стало гореть от этого чуточку ярче.

Правда, фонарю все-таки было обидно, что он работает только ночью. Ведь днем происходит так много интересного, а он этого не мог увидеть, так как крепко спал.

Но вот как-то днем фонарь вдруг зажегся. Сначала он не понял, что произошло и подумал, что видит сон. На площади было много людей и среди них были дети, которых фонарь видел нечасто, ведь темными вечерами и ночью они гуляют редко. Дети были совсем не такими, как взрослые, которых обычно видел фонарь. Они бегали и прыгали, кричали и смеялись, и лица их в это время зажигались, как будто яркие лампочки. “Неужели и они потом превратятся в мрачных взрослых, которые будут спешить на работу, не замечая ничего вокруг?” – печально подумал фонарь.

Тут к нему подбежал мальчик и закричал: “Мама, посмотри! Он горит! Почему он горит днем?”. Это был Ленька, который как раз посмотрел на показанный мамой фонарь. Мама подошла и ответила: “Наверное, в горсвете проверяют. какие фонари перегорели”.

Но мальчик ее уже почти не слушал. Он обхватил рукой столб фонаря и начал крутиться вокруг него. Он вертелся так быстро и ловко, что фонарю показалось, будто они танцуют вдвоем. Был бы у него рот – он бы даже спел песню, под которую они кружились. И тут Ленька сам запел. Он пел те самые слова, которые слышал фонарь: про темную ночь, в которой страшно быть одному, и про яркий свет, от которого проходит самый большой страх.

Фонарь подумал, что это песня про него. И пока мальчик кружился и пел, он светил все ярче и ярче. И вдруг – хлоп – нить накаливания в его лампе до того разогрелась, что лопнула, и его свет погас.

“Погас!”, – воскликнул Ленька и побежал обратно на площадь. А фонарь погрузился в дрему и ни капли не расстроился из-за того, что его лампа сгорела. Наоборот, он думал о том, что вечером, чтобы поменять лампу, к нему придет наконец фонарщик, по которому он так скучал.

Вечером родители были заняты, и Ленька отправился к бабушке. Напоив его чаем, бабушка сказала:

– Пока погода хорошая, пойдем собирать осенние цвета.

– Цветы? – переспросил мальчик.

– Цвета, – повторила бабушка. – Скоро сам увидишь.

Она взяла пакет, а в него зачем-то положила чистый альбом для рисования. “Еще бы кисточки взяла, раз за цветом идем”, – не очень понимая, что же задумала бабушка, рассуждал про себя Леня. Вслух он ничего не сказал, только стал поскорее надевать ветровку – и любопытство одолевало, и лучи еще теплого осеннего солнца звали на улицу из темной квартиры.

Пока они шли, Ленька крепко задумался. Он помнил прошлогоднюю зиму – снегу навалило столько, что сугробы были выше его головы. И все вокруг стало белым. Белизна была еще выше – стояла стеной до самого неба. Из цветов остался черный: ветки деревьев торчали из сугробов как будто нарисованные черные черточки. Замечая на этом фоне цветные капли – ягоды рябины, распушенных птиц – Ленька подолгу смотрел на них и думал том, как же цвет смог просочиться через эту стену.

– Смотри, вот цвета, – сказала бабушка.

Ленька отложил недодуманную мысль и глянул вперед. Они стояли на склоне горы, вниз по которому уходила роща. Здесь, наверху, под лучами солнца листья деревьев в ней были желтыми и коричневыми. В подгорье цвет менялся, но света для него уже не хватало, и мальчик не мог разобрать, что же там особенного увидела бабушка.

– Идем, – она взяла его за руку, и они вступили под тень пригревшихся и задремавших на солнечном свету дубов и кленов.

У дуба бабушка наклонилась и подняла хрустящий и уже ломкий на скрученных волнами краях листок.

– Сепия, – сказала она, проведя по листу пальцем. Словно пробовала, не сойдет ли краска.

Лист отправился в альбом. А Ленька наконец понял ее игру. Он поднимал один за другим листья и, рассмотрев их вдоволь, протягивал бабушке.

– Умбра, – говорила она, – охра, глина, корица, бура, медь, ваниль, – когда он брал листья дуба.

– Золото, янтарь, горчица, шафран, терракот, – когда они пришли под клены.

Названные цвета аккуратно убирались в альбом, а Ленька высматривал под ногами новые и повторял их, пытаясь попробовать на вкус оттенки слов.

– Огонь, – наконец набрался он смелости, подняв лист осины, выросшей на начавшем спускаться вниз склоне.

Бабушка взяла будто и вправду горевший листок, вгляделась в него и убрала в альбом к остальным.

– Туман, – сказал Ленька, бережно подобрав лист серебристого тополя – с одной стороны желтоватый, с другой с серебристым пушком. Погладил его, прежде чем отдать в альбом.

– Пыльный ветер, – на краю склона росло много разных деревьев, и на этот раз ему попался шершавый лист вяза.

Он еще раз погладил листок и засмотрелся: жилки на нем были, будто шерстинки, а сам он формой – как кисточка. Но бабушка отвлекла.

– Осторожно, – сказала она.

Впереди была канава – бивший выше на горе родник здесь бежал к реке под горой. Над водой лежал деревянный мостик. Бабушка перешла, Ленька поспешил за ней, но, оказавшись на другом берегу, остановился. Воздух в подгорье был совсем другим, не легким и стремительным, как наверху, а тяжелым, пахучим и неповоротливым. Он вдохнул поглубже и зашагал по тропинке, вглядываясь под деревья: пахло красками.

Здесь, как и на горе, росли клены, но листья их были иными. Напитавшись водой, они вырастали в две ленькиных ладони, и на них как на палитре можно было смешать любые цвета. Ленька выбирал листья и не мог остановиться. Наконец он подбежал к бабушке с целой охапкой.

– Кармин, – сказала она, вытащив один из расправивших свои крылья листьев. – Или бургунд, или бордо. Без очков не скажу.

Ленька засмеялся и протянул следующий.

– Гранат, – сказала бабушка. И забрав всю охапку, начала перечислять, перелистывая букет, как альбом. – Коралл, тициан, киноварь, червленый, алый, багряный, вишневый.

Когда она убрала листья в пакет, Ленька вытащил припасенную под конец загадку – огромный лист, перемешавший оттенки красного, желтого и зеленого. Бабушка задумалась. И пока она еще не успела ничего сказать, мальчик выкрикнул:

– Радужный!

Ленька сам убрал этот лист в альбом. Они пошли дальше, выбрались из-под деревьев в накрывавший подошву горы туман и поспешили на автобус, чтобы снова подняться наверх. Мальчик про себя перебирал оттенки и придумывал им новые имена. Вдруг, что-то вспомнив, он потянул бабушку за руку.

– Дай мне тот, с ветром.

Бабушка начала листать альбом. “Как птицы”, – думал Ленька, глядя на распластанные листья клена. “Как перья”, – на дубовые завитушки. Наконец бабушка достала самый скромный листок – упавший с вяза. Он снова погладил его, чтобы почувствовать это шершавое движение и всмотрелся в форму. Кисточка – и вправду же похоже. Ленька закрыл глаза и представил, как ветер и дождь полощут листья-кисти, чтобы выплеснуть ему в руки все цвета лета.