Миниатюры

Эти миниатюры — окна в повседневную жизнь, за которыми прячется что-то большее. Простые вещи, которые мы перестали замечать, оживают и рассказывают о том, что скрыто за нашей спешкой и безразличием. Эти истории — напоминание о хрупкости мгновения, о тёплом свете воспоминаний, и о том, как легко потерять себя, не оглядываясь […]

Сентябрьская истерия. — И что мы сидим? Кого ждём? — на кухню ворвалась мать. Встревоженная, растрёпанная, потерянная.  — Ты знаешь, что в городе творится? Люди из военкоматов караулят мужиков у подъездов. У Ивановых сына призвали, так Ирина под колёса автобуса бросилась, кричала на всю округу. А что толку-то? И сына

В лесу поспела клубника, и в деревне вспыхнул настоящий бум. Вся женская часть населения переключилась с огородов на сбор даров природы. Над деревней витали ароматы варенья, компота, джема и конфитюра. Обменивались рецептами, хвалились, завидовали. Соседки Зинаида и Таисия принимали активное участие в этом стихийном ажиотаже. Их долголетнее соперничество обострилось, перешло

— Ты что это, старый, календарь портишь? Зачем завтрашний день оторвал? Старик только отмахнулся от супруги. Разложил на столешнице три листочка отрывного календаря и, глядя на этот «пасьянс», задумался, теребя взлохмаченную седую бороду. А старуха не унималась, продолжая ворчать: — Был же нормальным человеком. Книг не читал, новостей по телевизору

Старик тяжело вздохнул. Девочка, сидевшая рядом на лавочке, тут же захлопнула книгу и спросила: — Дедушка, что-нибудь болит? Сердце, голова, колени? Он старательно улыбнулся и покачал головой: — Душа, — вновь вздохнул и оглядел пустую улицу, зарастающую сорняком: крапивой и лопухом. — Давно задаю себе вопрос: почему память нам выдаёт

– Ну, и где же она? – Я взглянула на часы. Ровно 7. 40. В эти утренние часы в нашем полуподвале было сонно, и, несмотря на сияние всех офисных ламп, как-то туманно, будто воздух был чуть-чуть  серым. – Я же и говорю,  ногу Ольга подвернула, но героически доплелась до вахтера.

– А вечером мы с тобой в театр пойдем, – сказала я племяннику за завтраком, – хочу вашего Березина Игоря посмотреть. Хороший актер, он меня в сериале о Георгии Гамове просто поразил… – Тебе бы с дороги отдохнуть, по городу погулять, – перебил меня брат. – Знаю я этого Подберезовика (прозвище

– Пойдем покидаем мяч в сетку! Ну, и сколько ты будешь его размазывать? Уже и так все жесть!!!  Витька крутит в нетерпении свой самокат и  подбрасывает его в воздух. Леша продолжает тщательно красить металлические ворота, зеленые маски тщательно ложатся рядом. По всему видно, что работа ему нравится. Ему разрешили построить

Колокольчик на двери звякнул, и сначала показалось заплаканное лицо Васечки, а потом и он сам, «безнадежный ребёнок», а за ним моя соседка Татьяна, подталкивая сына крепкими коленями. Таня, женщина высокая, дать не взять Венера Книдская, с русским круглым и румяным лицом, на котором выделялись всегда подкрашенные губы и подведенные чуть выпуклые

… – Мамуль, так тебя и под суд отдать могут, – моя дочь смотрела на меня печально и сострадательно. – Ноет рука? Да, рука и вправду ныла. Неужели я этого балбеса с такой силой треснула, что ладонь отбила? Я напрягла память. Да, он меня довел, просто ярость затуманила  мозги, но не

– Да, война не лучшее время для бэби, это уж все знают, – сказала Лариса, и лицо ее изменилось, – улыбка еще его не опечалило, но глаза наполнились слезами. – Понимаешь, все у меня хорошо, даже очень хорошо, вот только … Знаю, наивно, даже имени не знаю, но где-то –

  Успокоившийся берег. Садится солнце, к нему сбегаются облака, чтобы проводить его сиянием, всё время по-новому. Оно, как великий актёр, каждый вечер играет премьеру будто для новых, ещё не видевших его зрителей. Красное солнце в кружевах облаков, мерцающая прерывистая дорожка на воде… Зелёные комочки в реке. Прекрасный, богатый мир, а

Он кричит: «Козёл!», мнёт ковёр по диагонали, заложив руки за спину и тряся головой от злобы. Он пьян, но не сильно. На журнальном столе ужин с бутылкой водки, на диване – жена с пустым, нетрезвым, привыкшем к мужу взглядом. Им под пятьдесят, но постоянные выпивки сделали из неё сморщенную, высохшую

  “ … ибо прелюбодействовавший в сердце своём…”   Один мой приятель рассказывал мне: «Ничего и не было. Поехал на рыбалку с друзьями, а те девчонок с собой прихватили. Нас четверо, а девчонок трое. Каждому моему приятелю по одной. Мне не надо – я женатый. Ну, естественно, рыбалка это только

  Больше всего не люблю встречаться с собой на тихих ночных улицах. Я то драться лезу, то деньги отнимаю. Иду позавчера, всё тихо, спокойно, трое подходят, ножички вынимают, резать хотят. Я расслабился, обрадовался, ну, наконец, мол, к Богу забирают, а то всё жду да жду. Ан нет. Смотрю, из кустов

  Не имея за плечами большого туристского опыта, я непременно желал попасть в члены Клуба Робинзонов. Что было делать? Я начал изыскивать возможности в родном Симбирске. Суть первого моего плана заключалась в восхождении на высшую точку города – вышку телерадиокомпании «Волга». Представьте себе ночь и человека, перелезающего забор. Я был очень

Эксперимент – Где они, ваши чертовы гарантии? Когда вы наконец избавите меня от него. Ну это же невыносимо, поймите. Я боюсь выйти из дома. А вчера он заявился к моей матери. В своем обычном виде. Если это повторится… Я так и не смог придумать, что будет «если это повторится» и

Лес Это было похоже на сказку. Давным-давно… так принято начинать сказки. Прятать историю под завесой прошлого, настолько далекого, что почти ненастоящего. Кутать ее в туман незапамятных времен, когда небо казалось ближе, звезды ярче, а люди были что дети, которым хватало простых житейских радостей. Когда вера в чудеса была непреклонной и

  В тот день она надела непростое украшение на безымянный палец правой руки. Продавщица за прилавком долго не могла понять, почему женщина покупает обручальные кольца без мужчины. – Он мне доверяет, – ответила Ангелина и улыбнулась. – Хороший. «Как романтично! – подумала продавщица и мечтательно вздохнула. – Однажды и я,

На монетном дворе он родился. Постоянной прописки не имел. Бродил по белому свету от Владивостока до Калининграда, от побережья холодного Белого до жаркого Чёрного. За долгие годы и аверс его поистёрся, и реверс порядком потускнел. И если бы он мог говорить или писать, то мемуары его ворвались бы во все

Играли буквы в чехарду, и сложились в Слово. Вылетело Слово, словно воробей, и ушло в народ. Шло неумолимо время, и Слово постепенно обретало вес и значимость. Входило в обиход, пополняло лексикон, словари и справочники. Обрастало потихоньку омонимами и синонимами. А также зеркально отражалось в арго и сленге. Короче, Слово стало