Утреннее совещание закончилось раньше обычного. Из здания управления, громко обсуждая текущие дела, выходили специалисты и расходились по своим объектам работы: МТФ, гараж, пилорама, мастерские. Последним на крыльцо вышел директор, грузный, коренастый мужчина предпенсионного возраста. Окинул внимательным взглядом разнорабочих, сидевших перед управлением на скамейках в ожидании нарядов на работу. Громко хлопнув подтяжками по пивному животу, он нахмурил брови:
— Это надо же! У меня, директора, из служебного автомобиля слили бензин!!! Без шума и пыли. Совсем страх потеряли.
Мужики дружно покачали головами и закурили.
— А Степанович говорит? — подал голос самый невзрачный, щупленький мужичок в спецовке, давно уже не стиранной и потому утратившей свой первоначальный цвет да и фасон.
— Участковый отпросился на три дня, — угрюмо ответил директор. — Свадьба у племянника, в городе он.
— Понятно.
— Так, — руководитель переключил течение мыслей, внимательно осмотрел всех собравшихся рабочих, грустно усмехнулся. — Значит, бригада «ух», работаем до двух в полном составе. Принимайте наряды: трое в распоряжение прораба, продолжайте строить кормушки для свинофермы, двое – на уборку территории столовой. А ты, — он не мог вспомнить фамилию щупленького рабочего, а использовать деревенское прозвище не позволяла должность. — Ты на сегодня свободен. Пользы всё равно от тебя никакой. Видно же, что вчера ты хорошенько залил за воротничок, а с утра и опохмелиться успел. Всю бригаду с панталыки собьёшь. Иди, проспись, и чтобы завтра был трезвым, как слеза младенца.
Мужики быстренько разбежались, боясь, что директор в гневе и их грешки припомнит. Все мы не ангелы. Оставшись в гордом одиночестве, Кузнечиков сорвал с головы засаленную кепку и в сердцах стукнул ею по худой коленке:
— Эфиоп твою мать! — слова директора о его никчемности задели мужика за живое, хотя и слышал он их в свой адрес не единожды. Но сегодня, так уж наверно «звёзды сошлись», они были стократ обиднее. — Да что я? Да разве я ничего не могу, не умею? Да я…, — он потеребил седеющие волосы на затылке. — Я сам найду того, кто слил горючее с директорской машины. Чай, не лаптем щи хлебаем. Да сам Степанович от зависти себе все усы повыдергивает.
Вскочил, натянул кепку на глаза и направился к магазину. Тут каждое утро собирались женщины в ожидании привоза свежего хлеба из райцентра. И пока ждали, как водится, разговаривали. Сначала шли реальные деревенские новости: кто, куда и с кем, которые плавно переходили на обыкновенные сплетни и слухи, и лишь потом начиналось бурное обсуждение очередной серии мыльной оперы.
«Эфиоп» присел на корточки, прислонившись спиной к берёзке, стараясь сидеть тихо, не привлекая внимание женщин. Это ему вполне удалось, благодаря чему он стал свидетелем последних событий, слухов и домыслов. Именно этого он и желал. Подъехала автолавка, и женщины мгновенно, как по прихоти волшебной палочки, дружно замолчали. Выстроились в очередь, и Кузнечиков незаметно покинул своё убежище. Первым делом он направился к учителю химии, ворча себе под нос:
— Так, Иван Дмитриевич, значит, вы вчера дровишки весь день пилили, и чем соседям так не угодили. А чтоб дрова пилить – надобно бензин налить. Смотри-ка, я стихами заговорил. Ещё один талант прорезался, окромя сыска. Вот только зачем вам 92-ой бензин, когда «Дружба» признаёт только 76-ой? А? — и тут же новоиспечённый детектив ответил сам себе. — Ничего странного. Вы же химик, и наверняка знаете, как из 92-го сделать 76-ой. Вот это мы сейчас и проверим.
Педагог приводит двор в порядок, складывал распиленные чурбаки в кучу, сгребал опилки.
— Иван Дмитриевич, а я к вам с вопросом касаемо химии.
— Интересно, — учитель тут же отложил метлу и присел на лавочку, жестом приглашая и «детектива». Он был просто фанатом химии, и мог говорить о ней часами.
— А вопрос у меня такой: можно ли в домашних условиях из 92-го бензина сделать 76-ой?
— То есть? — искренне удивился химик. — Я не ослышался, из 92-го – 76-ой? Не наоборот? Обычно интересуются обратным процессом.
— Нет, вы не ослышались.
— Хм, — учитель озадаченно потеребил трёхдневную рыжую щетину на лице. — То есть понизить октановое число. Так?
— Вам виднее.— Эфиоп пожал плечами.
— Что ж, можно и понизить. Существуют три способа. Ну, подробности процессов, я думаю, вас не интересуют. Главное результат, так? Тогда нам понадобится сернистые соединения, поршневой мотор, прибор для определения октанового числа. Можно будет попробовать.
— Что значит «попробовать»? — немного удивился Кузнечиков. — Разве вы такое уже не проделывали?
Снова пришла очередь удивляться Ивану Дмитриевичу:
— Что?
Эфиоп решил играть в открытую и неопровержимыми фактами заставить учителя заволноваться и признаться:
— У директора из машины ночью злоумышленники слили весь бензин. А вы со своими знаниями могли его превратить в 76-ой, чтобы распилить дровишки.
— Что? — химик опешил от такой наглости и в запале забыл фамилию и имя собеседника. — Да ты что, эфиоп мать твою, совсем последние мозги пропил?! Меня, заслуженного учителя Российской Федерации, обвинять в столь мерзком поступке!!! Да и на черта мне этот бензин, когда у меня электрическая пила. Электрическая! — по слогам произнёс он, срываясь на фальцет. — Он вскочил и схватился за метлу.
Кузнечиков мгновенно бросился со двора. Рванул вниз по улице и остановился только около колодца, где испил ледяной воды, умылся и перевёл дух.
— Так, эфиоп твою мать, первый блин вышел комом. И как я забыл, что он при мне покупал эту электрическую пилу. — Он присел на корточки и закурил. — Думай, думай. О чём так ещё бабы судачили? Ага. Говорили, что у Кромольцевых какой-то юбилей намечается. И Петрович наверняка поедет на рыбалку. Больно уж вкусных карасей в сметане его жена готовит. А на чём он поедет на Заливные озёра? На «Урале». И зная жадность Кромольцевых, делаем безошибочный вывод: покупать бензин они не станут.
Докурил сигарету и направился на другой конец деревни. Настроение постепенно возвращалось к нему.
Кромольцева возилась в палисаднике, полола грядки с огурцами.
— Здорово!
— Обмочи тебя корова, — Серафима была острой на язык и почти всегда в плохом расположении духа. Короче, палец в рот не клади – без руки останешься.
— Хозяин дома?
— Кто? — она деловито упёрла руки в пухлые бока. — Это я – хозяин дома. И деньги зарабатываю, и скотину обихаживаю, и огород держу в порядке, и забор латаю. А это недоразумение только и может телевизор смотреть да на рыбалке сидеть.
— Так он на рыбалку уехал? — Кузнечиков вставил-таки вопрос в монолог сварливой Серафимы.
— Да какой там, — в сердцах махнула та рукой. — На озёра ехать – нет бензина, вот и пошёл на речку, раков драть. Плакали караси в сметане. — И она вернулась к прополке огурцов.
Кузнечиков поспешил ретироваться. Все жители Берёзовки опасались «попасть на язычок Серафимы». Не отвяжешься, не отмоешься.
С визгом рухнула и эта версия, второй подозреваемый «соскочил с крючка». Горе-детектив находился в полной растерянности. Планы рушились, мысли путались, состояние похмельного синдрома обострилось. Он пошарил по многочисленным карманам и облегчённо вздохнул. Мятая купюра резко подняла бодрость духа. Мысль о бутылочке холодного пива заставила эфиопа прибавить шаг.
В магазине он застал только продавщицу и Нину Ивановну, которые что-то громко обсуждали, перебивая друг друга:
— Подсолнечное масло?
— Пробовала.
— Ацетон?
— Не берёт.
— Бензин?
— Первым делом.
Услышав про бензин, Кузнечиков напрочь забыл, зачем он зашёл в магазин. Так и не купив живительного напитка, он вышел вслед за Ниной Ивановной. Бойкая, не смотря на преклонный возраст, женщина быстро удалялась от магазина. Детективу пришлось перейти на бег.
— Что случилось, Нина Ивановна? — на ходу поинтересовался он, стараясь поймать ритм её шагов.
— Масляной краской по шифоньеру мазнула. Ничем не могу отмыть, — не сбавляя темпа, ответила женщина.
— А каким бензином пробовали, 92-ым или 76-ым?
Нина Ивановна резко остановилась и недоумённо посмотрела на него:
— Не мусори в моей голове. Бензин он и есть бензин.
— А где брали-то?
Женщина вновь прибавила шаг и отмахнулась от Кузнечикова, как от назойливой мухи:
— Где-где? У Машкиных, конечно.
Кузнечиков остановился и хлопнул себя по лбу:
— Вот я февраль! Ну, конечно же, у Машкиных, эфиоп твою мать!
Машкины были самогонщиками. Гнали такой отличный продукт, который не шёл ни в какое сравнение с водкой. Без запаха, большой крепости, прозрачный, как роса. В деревне его ласково называли «Машкины слёзы». Покупали абсолютно все, включая и высокое начальство, потому и участковый закрывал на это глаза.
Кто рассчитывался деньгами, а кто и бартером. Машкины не гнушались ничем. От художественной книги до…, короче, брали абсолютно всё.
Кузнечиков открыл калитку и нос к носу столкнулся с участковым.
— О, Степанович! А как же праздник бракосочетания?
— О, эфиоп! Твою мать. Сам в руки идёт.
— Чего? — не понял Кузнечиков, и только сейчас заметил в руках участкового трёхлитровую банку. И судя по цвету, это был бензин. Смутные догадки стали прорастать в его затуманенном сознании.
— Вот, — вступил в разговор Машкин, маячивший за спиной Степановича. — Он и принёс мне вчера этот проклятый бензин. Сам уже еле на ногах держался, а всё туда же. Продай бутылку, отпусти чекушку, налей хоть стаканчик.
— С тобой мы позже разберёмся, за скупку краденого, — строго сказал Степанович. — А вы, гражданин Кузнечиков, следуйте за мной.
Спорить с представителем закона не было никакого резона. Шёл понуро Кузнечиков и силился вспомнить весь вчерашний день. «Это что же получается? Я полдня носился по деревне как угорелый в поисках вора, оказалось, бегал за самим собой. Ну и ну. Точно. Это был я. Злой был на директора. Всех направил зерно лопатить, а меня одного – ремонтировать транспортёр навозный. Вот и вспыхнула обида, вот и отомстил я. Что же делать-то теперь?». Он тяжело и громко вздохнул.
Степанович остановился и обернулся:
— Что ты, молодец, не весел, что головушку повесил?
— Может, договоримся, начальник? — брякнул Кузнечиков. Сколько раз он эту фразу в сериалах слышал, и обычно всё заканчивалось хорошо.
Участковый только фыркнул в пышные усы:
— Что взять-то с тебя?
— Только честное слово, — откровенно признался эфиоп. — Сам же знаешь, что я никогда чужого не брал. А тут бес попутал. Честное слово, такого больше никогда не повторится.
— Да бесы уже давно в твоей хате прописаны. Вот каждая деревня в округе может гордиться земляками. Кто картины пишет, кто по дереву работает – любо заглядеться, кто поёт – заслушаешься. Только у нас, в «Берёзовке» – «Машкины слёзы», да ты, эфиоп.
— Значит, никак, Степанович? Ну, не выдавай меня директору. Совсем на работу не возьмёт.
— Это точно.
— Ну, что, договорились? — надежда вспыхнула в его глазах.
— А вот ответишь мне, только честно, на один единственный вопрос, тогда подумаю.
— Спрашивай, Степанович, отвечу всё, как у попа на исповеди.
— Пить бросишь?
Раздумье длилось всего несколько секунд:
— Нет.
— Почему? — участковый даже немного удивился.
— Где горькая жизнь — там сладкая водка, — думал он уже пару минут.
Степанович так и не нашёл, что ответить на эту народную мудрость. Только кивнул головой, отпуская эфиопа на все четыре стороны.