Редактор городской газеты «Утренняя правда» Ярослав Забельский был не в духе. Сидя на вечернем представлении заезжего шапито в первом ряду прямо подле цирковой арены, он мысленно перебирал, почему он собственно не в духе.
Ну, во-первых, вчера в хлам напился лучший редакционный репортёр Жора Толстовкин. Напился не один, а вместе с финансовым директором газеты Всеволодом Борисовичем Почучуевым. Этот подлый дуэт доставлял редактору немало хлопот. С одним редакционным пьяницей и бабником можно было смириться. И он, вне сомнений, даже мог придать редакции некоторый шарм, как оно, собственно, и было, пока Всеволод Борисович не обрёл себе компаньона в лице Жоры Толстовкина, которого Ярослав так опрометчиво принял на службу. Скооперировавшись, сволочная парочка в короткие сроки опустошила все запасы спиртного в редакционном буфете и совершила ряд дерзких подвигов сексуального характера, безвинными жертвами которых пали некоторые сотрудницы редакционной типографии и работницы расположенной неподалёку птицефабрики. Жертвы впоследствии рыдали в кабинете редактора, жёны Толстовкина и Почучуева грозили Ярославу «доложить до сведения в инстанции» о творящемся в «Утренней правде» хамском разврате. Это отнимало у редактора много здоровья и душевных сил, но выгнать Почучуева и Толстовкина он не мог: подлецы хорошо делали свою работу.
Теперь Жора Толстовкин под предлогом сбора информации поправлял здоровье в одной из рюмочных на окраине города, Почучуев же тихо матерился, лёжа на диване в гостиной своей квартиры и поглощал куриный бульон, заботливо приготовленный любимой и в очередной раз простившей его супругой.
А редактор газеты был вынужден присутствовать на вечернем представлении приезжего цирка вместо этой скотины Толстовкина. Отказаться было невозможно: устроитель гастролей шапито, знаменитейший в городе концертный администратор Юрий Соломонович Динерштейн был хорошим другом редакции и из большой любви к печатному слову (и в справедливой надежде на благосклонные отзывы в газете) безвозмездно снабжал репортеров контрамарками на лучшие концерты заезжих знаменитостей.
Злило Ярослава и то, что именно на этот вечер был назначен преферанс у его наставника и покровителя Арсена Вазгеновича Хачикяна, большого столичного журналиста и хлебосольного хозяина. Ярослав представил, как в этот самый момент Арсен Вазгенович и его гости поглощают бутерброды с белужьей икрой под холодную «столичную» в уютном кабинете хозяина при ласковом свете шёлкового зелёного абажура, и ему стало ещё хуже.
И, в придачу ко всему этому, его теперь раздражали слишком громкая музыка парада-алле, слишком яркий свет прожекторов, идиотские шутки клоунов, сонные униформисты, дешёвые потёртые кресла и мерзко тявкающие пудели, сигающие через обручи под руководством дрессировщицы Милы Оганесян.
Редактор рассеянно пробежал глазами по программке: «Воздушая гимнастка Изольда Друнёва… иллюзионист Махмуд Сембаев… акробаты на першах Культяповы… чудо-человек, силач Анзор Мамедов…». До финала представления оставался час.
Настроение редактора несколько улучшилось, когда на арене появилась Изольда Друнёва. Ярослав, несмотря на молодость, был человеком солидным, приличным и даже отягощённым семейством, но никогда не отказывал себе в удовольствии отдать должное прекрасному. В самом невинном смысле, разумеется. Изольда была чудо как хороша. Причём, хороша той удивительной привлекательностью, при которой прощаются некоторые незначительные (а иногда и значительные) промахи. Изольда, восхитительную фигуру которой прикрывал скромный по масштабам цирковой костюм, взмывала под самый купол шапито, парила там, и вместе с ней уносилось, парило и выделывало непредсказуемые трюки воображение редактора «Утренней правды», и пару раз даже чудесным образом исчезала внешняя невозмутимость его. И сердце молодого человека замирало в общем хоре замирающих сердец зрителей, когда гимнастка исполняла самые отчаянные кульбиты (впрочем, термин может быть и не точен). Ничего не поделаешь: такова волшебная сила искусства.
Иллюзионист Сембаев и акробаты Культяповы не произвели в душе Ярослава столь же сильных потрясений. И он уже нетерпеливо поглядывал на часы, когда на арене погасли прожекторы, и плотного сложения шпрехшталмейстер, заполнивший собой белый круг света от прорезавшего цирк луча, объявил:
– Уважаемая публика! Чудо-человек! Атлет и силач Анзор Мамедов!!!
Под гром аплодисментов погас и луч, а когда арену вновь ярко осветили фонари, перед зрителями предстал гигант размеров внушительных. Ярослав как-то весь подобрался в предвкушении события необычайного. И профессиональное чутьё не подвело его. Чудо-силач буквально покорил всю разномастную публику, пришедшую в этот вечер в заезжее шапито. Дети визжали от восторга, дамы в страхе прикрывали глаза надушенными платками, а отцы семейств и молодые люди с нескрываемым восторгом и завистью пожирали глазами действо. В качестве небольшой прелюдии атлет сломал о голову несколько кирпичей, завязал узлом кочергу и порвал солидную якорную цепь. А дальше началось нечто невообразимое. Мистическим образом обнаружившийся вдруг на сцене шпрехшталмейстер пригласил на арену всех желающих поучаствовать в номере. Атлет разлёгся на опилках, на грудь ему примостили деревянный щит размеров необъятных, и толпа человек в тридцать, забравшись на этот щит по требованию шпрехшталмейстера, сначала нерешительно и опасливо топталась, а в какой-то момент, осмелев, стала вдруг подпрыгивать и пританцовывать, и наглые бесчинства эти не причинили чудо-атлету никакого вреда. Встав во весь рост по окончании номера, он лишь улыбался по-детски непосредственно и лучисто.
Ярослав и сам не чурался гимнастических упражнений, уважал сильных людей, и сейчас прямо-таки находился в восторге чрезвычайном. Забылись Жора и преферанс, жизнь обретала смысл. «Интервью… Непременно взять интервью у чудо-человека. Это будет просто взрыв!», – свербило в мозгу редактора.
Финал номера покорил буквально всех. Униформисты вынесли на арену деревянную шпалу с торчащими из неё на две трети огромными гвоздями. И публика замерла, и раздалась тревожная барабанная дробь, и… Ах! Атлет, встав на четвереньки, несколькими мощными ударами головы вогнал гвозди в шпалу по самые шляпки.
Зритель безумствовал. Ураган оваций обрушился на голову силача. Его долго не отпускали, и надо ли говорить, что по окончании представления у расходившейся публики только и разговоров было, что о чудо-человеке.
Воодушевлённый и в предвкушении замечательного материала редактор «Утренней правды» перехватил Юрия Соломоновича где-то в кулисах, мощной рукой вытянул его из кружка танцовщиц кордебалета, и маленький администратор буквально повис на руке у рослого журналиста.
– Юрий Соломонович, спасибо за приглашение. Всё замечательно, но ваш чудо-человек – просто фантастика! Я хочу взять у него интервью и прямо сейчас.
Юрий Соломонович как-то странно съёжился и, отведя глаза, проскороговорил:
– Боюсь, Славочка, что это невозможно… А вы возьмите интервью у Милочки. Дрессировщицы пуделей. Такая очаровательная девочка! Редкий талант! И умница…
– Да… Очаровательна и умница… Не спорю. Но читателя этим не заманишь. А вот ваш атлет… Это то, что нам надо. Ну, не томите. Где с ним можно побеседовать?
– Славочка, дорогой вы мой, вы знаете, как вас уважает Юрий Соломонович, но тут я бессилен. Интервью не будет.
– Да почему, чёрт возьми?!.
– Славочка… Поймите: человек головой гвозди забивает!!! Какое интервью?!
Погода на улице была премерзкая.
