25 – ого сентября 2014 года Михалыч узнал то, что навсегда изменило его обыденную жизнь.
Будучи человеком рациональным, он верил в простые, практичные вещи. Незыблемость окружающего была для него гарантом размеренной жизни. Поэтому, когда столп реальности пошатнулся перед его глазами, ему было гораздо труднее принять случившееся, чем человеку, подготовленному к подобным явлениям. Он не был ни физиком, ни астрономом, ни даже уфологом. Отставной ветеринар шестидесяти пяти лет, он жил с разбитой артритом женой в пятиэтажке на окраине города. Обычный пенсионер. Дочь в Москве. Внуки.
Он прожил рядом с Верой более тридцати пяти лет (достаточный срок, чтобы узнать друг – друга), а потому не сомневался: жена знает, чем он занимается на их семейном участке в двух километрах от города.
В конце каждой недели, с пятницы на субботу, Михалыч надирался. Вера была мудрой женщиной и не попрекала мужа, когда он возвращался вечером в воскресенье, она знала, что мужикам надо время – от времени «выпускать пар». К тому же пил Михалыч единственный день в неделю, и Вера молчала. Каждый понедельник, как поется в Камеди, Михалыч «был огурцом»! А зимой, когда на даче делать было нечего, не пил вовсе.
Вот и сегодня, он собрал в рюкзак немудреную еду: бутерброды, вареную картошку, банку огурцов и жестянку консервов. Немного потоптался в прихожей, соображая, куда положил сигареты, поцеловал на прощанье жену и вышел – грузный человек с широкими плечами, глубокими порами на мясистом носу и слезящимися от сигаретного дыма глазами.
Стояло то особенное, невесомое тепло, которое только и бывает в начале осени. В кисейно-белом, сгустившемся воздухе танцевали последние мошки. Поправив на голове кожаную кепку (в ней не было необходимости – так было спокойнее), он отправился на конечную остановку двенадцатого трамвая, что ходил прямиком до садового товарищества «Вишневый сад».
На дачах в эту пору уже почти никого не было. Сезон закончился. Под ногами хрустела мертвая листва. Тишина. Благодать. Михалыч вздохнул. Он любил это время года за ощущение смутного, но приятного беспокойства, когда в окружающем мире, словно что-то замерло, затаилось и ждет. Это было предвкушение надвигающейся зимы, грядущих вместе с ней изменений, но… было кое-что еще. Присутствие тайны.
Михалыч постоял несколько секунд у забора, размышляя о вещах отвлеченных, и толкнул калитку. Замок на нее он не вешал. Красть на участке, равно как и в домике, было нечего.
Дача встретила его осенней тишиной и запахом костровища, видимо, где-то неподалеку жгли палые листья. Неказистый домик с двускатной крышей глядел на него словно старый приятель, третий глаз окошка второго этажа блеснул на мгновение отразившимся в нем солнцем. «Фу-у-х-х, – протянул Михалыч, скидывая рюкзак, – один».
Развязав горловину, он выставил на уличный столик бутылку водки и пару полторашек «Сибирской короны». Присел, огляделся, прикинул фронт работ. Нужно покрасить поржавевший бак для полива, распилить старые рамы на дрова для баньки и кое-где поправить забор. Спалить сухие вишневые ветви. Немного. Но для его шестидесяти пяти лет – достаточно. В который раз ему подумалось, как же хорошо, что вот сейчас никто не будет давать ему ценных указаний. Жену свою он любил, но, как всякая женщина, она иногда была просто невыносима.
Уже несколько лет подряд Веру мучил артрит, и она не могла ходить на дальние расстояния, выполнять сложную работу, поэтому на даче Михалыч был предоставлен самому себе, чему был несказанно рад! Дом, баня, микроскопический сарай, несколько соток под картошку – его стопку и нож для открывания консервов.
В комнатушке пахло сушеными лещами и старой мебелью. Стол, диван, беленая печка, черно-белый «Горизонт» на тумбочке. В зеркале с облезающей амальгамой отразился человек, дверь и кусочек сада. С портрета на стене щурился Ильич. «Здорово, старик», – пробормотал Михалыч и распахнул рамы, чтобы проветрилось. Еще раз взглянув на Вождя, вышел на улицу, прихватив необходимое.
У столика, накрытого потертой клеенкой, Михалыч поддел мизинцем плавающего в стопке жука, стряхнул на землю, кивнул косматым вишням, за последние годы разросшимся вдоль забора, и выпил.
В следующие три часа он красил, пилил, поправлял и жег.
К концу третьего часа работы бутылка, стоявшая на столике, закончилась и началась полторашка «Короны». Михалыч стянул брезентовые рукавицы, которыми ворочал усаженные гвоздями рамы, вытер со лба пот. Перекур. Открыл пачку «Винстона», заглянул в нее и обнаружил, что ни одной сигареты не осталось. «Вот черт, – подумал Михалыч, – в домик идти».
Когда он приблизился к своей двухэтажной хибаре, которую дочь называла «загородной резиденцией», увидел, что дверь приоткрыта, хотя точно помнил, что захлопнул ее перед началом работы. «Как же он открыл ее, засранец», – пробормотал Михалыч. С начала лета на его дачу наведывался черный как гудрон котяра, которого он по доброте однажды накормил консервами, и теперь каждую субботу тот пробирался сквозь дыру в заборе, чтобы получить очередную подачку. И если человек забывал закрыть дверь в домик, зверь проникал на запретную территорию, драл диван, опрокидывал стаканы и творил все, что ему заблагорассудится, потому как был абсолютно дик. Михалыч прозвал его Шансом, вероятно, потому, что в этом слове была так необходимая для коммуникации буква «с». «Ну, я ж тебя», – подумал он и, дернув за ручку, застыл на пороге.
Впоследствии, анализируя первые секунды знакомства с неизведанным, Михалыч удивлялся, как вообще не помер со страху на месте. Он никогда не жаловался на здоровье, только в последнее время ему стал досаждать кашель заядлого курильщика. Впрочем, несмотря на значительное потребление «Винстона», Михалыч не был «сердечником» и, вероятно, это спасло его от неминуемого в иных обстоятельствах инфаркта.
На этот раз его напугало кое-что пострашнее собственного отражения в зеркале.
Кота в домике не оказалось, зато на драном диване, который они с женой лет восемь назад привезли доживать свой век на дачу, сидел гуманоид. Пришелец, мать его! Михалыч видел таких на «Дискавери», а потому узнал сразу. Тип был классическим, что скорее всего доказывало точность их реконструкции на телевидении. Сидел он, закинув ногу на ногу, и Михалыч в своем помраченном состоянии рассудка таки определил, что если тот встанет, то росточку в нем будет вряд ли больше полутора метров. Лицо у пришельца было выпуклое, пустое и серое. В немигающие глаза-тарелки смотреть не хотелось. Михалыч в оцепенении уставился на одетого в серый же, стального отлива, комбинезон гуманоида и мигнул.
Носа пришелец почти не имел, да что там, выпуклость, да две дырочки. Рот его тоже нельзя было назвать большим – отверстие, обрамленное розоватым валиком. Вероятно, губы. Уши, словно маленькие параболические антенны, торчали в разные стороны. Гуманоид просто сидел себе и покачивал ногой, обутой в черный сапожок со странными защелками вдоль голенища. На поясе, в кобуре, цвет которой плавно перетекал от коричневого к неопределенному, блестела рукоятка маленького, почти игрушечного пистолета.
Никогда прежде Михалыч не ощущал свое сердце безжизненным куском сырого мяса. Он почувствовал, как его стриженные ежиком волосы приобретают собственную жизнь, начиная с затылка. «Господи, «белка», – подумал он обреченно, – все-таки это случилось, ну говорила мне жена, говорила, бросай пить, Леша. Господи, какой же я дурак, да ведь и пил-то вроде нечасто… может, просто водку с пивом мешать не следовало, а может, в Корону какую гадость добавляют, в любом случае надо бросать, надо!» Все эти мысли вихрем пронеслись в его голове, пока он смотрел в бессмысленные, нездешние глаза посетителя.
– Здорово, дедуля, – тем временем произнес гуманоид, закурить не найдется?
– Что-что? – промямлил Михалыч, не сразу сообразив, что голос визитера звучит прямо у него в голове. «Ну, «белка», точно «белка», – подумал он уже несколько спокойней, галлюцинации ведь не убивают. А если бы гуманоид оказался реальным, стало бы не просто страшно, а по-настоящему опасно, потому как схваченные и посаженные в тарелку люди либо сходили с ума, либо пропадали без вести. Он очень надеялся на то, что, когда протрезвеет, все встанет на свои места и ему не придется провести свои последние годы в больнице имени Карамзина, где добрые, толстые нянечки в белых халатах вежливо, но настойчиво раздают по утрам лекарства в пластиковых стаканчиках.
– Курить, говорю, не найдется? – повторил пришелец. – Что встал как бревно, инопланетян что ли не видел?
– Н-н-нет, – признался Михалыч, – не приходилось, – и подумал: «так значит, все-таки «белка», допился, старый дурак, глюки поперли».
Когда первый шок прошел, он, человек от природы волевой, для себя решил, что ежели «белка», то это можно пережить, главное – протрезветь и не паниковать. Просто перетерпеть. Еще с армии этот принцип усвоил. Только вот перед ним встала теперь дилемма: общаться с собственной галлюцинацией или нет? По здравому размышлению – не стоило, но если это и вправду галлюцинация, то если он выйдет из домика, видение не исчезнет, а потащится за ним, как приклеенное. «Надо будет проверить, – подумал Михалыч, – а пока присяду и, хрен с ним, пообщаюсь с чудовищем, может, быстрее развеется, чем черт не шутит».
– Так как там насчет сигарет, папаша, – прозвучало у него в голове?
– Рюкзак в углу дивана видишь, возьми пачку, – выдавил Михалыч.
– Э-э-э, дядя, это ж твой рюкзак, ты и возьми, – ответил пришелец. – Я хоть и не из вашего мира, но правила приличия везде одинаковы.
«Так, так, спокойно, не суетись!» – подумал Михалыч, встал, приблизился к краю дивана, нашарил в рюкзаке пачку «Винстона».
– На вот, возьми, – протянул он сигареты своей галлюцинации и хихикнул: ну надо же, инопланетяне курят «Винстон», а может, и пивко потягивают? Ситуация была столь же комична, сколь и страшна.
Гуманоид засунул сигарету в дырку на лице, извлек из складок комбинезона малюсенькую зажигалку, надавил клавишу. Вполне земной огонек затрепетал в конце серебристого цилиндрика. Пришелец присосался к фильтру и выпустил колечко дыма. Ароматные клубы поднялись к засиженному мухами потолку.
– Да вот, пристрастился тут у вас, – сказал визитер, – дома не курил совсем. Там у нас все грибы измельченные смолят – мерзость, а у вас табак вкусный, ароматный, все никак не удается семян раздобыть, чтоб у себя на родине растить. Вот это была б монополия! Если бы имперские узнали, война бы снова началась, это точно, – задумчиво добавил гуманоид. Михалыч молчал…
– Я так, ты не переживай, тебя не трону, не надо бояться, – сказал пришелец, – просто мимо проходил, сигареты кончились, а тут смотрю, ты куришь, да еще хорошие. Дай, думаю, зайду, стрельну парочку, а то пока наши фуру вычистят, еще часа три пройдет, а сигареты только ночью раздобыть можно,
– Почему, – спросил Михалыч? Ну, надо было же что-то спросить. Он все же надеялся, что глюки через пару часов закончатся.
– А ты представь, что будет, если я днем в ваш «Магнит» завалюсь, пускай даже в костюме-невидимке? Стянуть пару пачек будет не проблема… Но если на меня кто-то из ваших наткнется, там же полно всегда особей вашего вида! Вот идешь ты, йогуртами всякими затариваешься, пивом и вдруг натыкаешься на невидимую преграду, да еще подвижную, это ж паника, дядя, понимаешь?
– Угу, – выдал Михалыч.
– К тому же, костюм не защищает на сто процентов.
Пришелец четырехпалой клешней раздавил в пепельнице окурок и спросил:
– Можно еще одну, дедуля?
– Да бери – бери, – словно во сне промямлил Михалыч.
– Я ведь аккуратно, – добавил пришелец, – не хотел тебя пугать, не подходил к тебе во время работы, понимаешь, пришлось бы руку к тебе на плечо класть, ты бы обернулся и… Да ты и тут-то чуть не помер, вон серый какой. Так, значит, решил подождать, пока в домик зайдешь, так сказать, шок уменьшить, а то знаешь, помирают некоторые, хотя мы стараемся не вступать в контакты без особой необходимости. Извини папаша, извини! Просто курить очень хотелось, а по близости ни души.
– Ты это, – кивнул Михалыч своей галлюцинации, – аккуратней, он них рак бывает… Из его горла послышался истерический смешок.
– Да не, папаша, не переживай, у нас опухолей не бывает, генетика такая. Зато вот с костями проблема, хрупкость, как по-вашему, остеопорозы, артриты изобилуют, это все от недостатка кальция, понимаешь? Мало у нас его, что поделаешь, кальция этого, одни граниты да базальты. Чертова планетка! Пришелец сморщился лицом, даже глаза, кажется, блестеть перестали, будто вспомнил что-то скверное. Потом сплюнул в пепельницу.
– У моей жены тоже артрит, делать ни хрена не может, –сказал Михалыч галлюцинации, которая никак не хотела рассасываться.
– Во-во, – продолжил визитер, – значит, знаешь! Пробле-е-е-ема. Но мы нашли выход, чистим ваши аптеки и своим отправляем. У вас ассортимент отличный, да и вообще медицина на высоте, не то что наша, одни шарлатаны! Гуманоид пожевал выкуренную до половины сигарету (выглядело это отвратительно). Михалыч чувствовал, что начинает трезветь, да только вот на восприятии реальности это почти не сказывалось. «Господи, – впервые подумал он, – а если это НЕ галлюцинация?
– То есть как это «чистите»? – полюбопытствовал Михалыч?
– А так вот, грабим, по-вашему, – ответил инопланетянин. Тьфу ты… да знаю я, знаю, нехорошо это! Но посуди сам, вы в шоколаде, а мы как крысы ютимся в пещерах, ну-у… пускай даже в больших пещерах, но у нас нет ничего, кроме грибов этих сраных да лишайников, поел бы ты только одни грибы годика два, посмотрел бы я на тебя. Инопланетянин раздавил очередной окурок в пепельнице и вздохнул. Звук был такой, будто кто-то взял ноту на флейте.
– Так что то, что мы у вас берем, это такая малость в глобальном понимании, что и воровством-то не считается. К тому же нас тут мало, всего-то две команды, и берем мы фуража на одну общину. Просто восстанавливаем космическую справедливость: когда у одного что-то есть, он должен делиться с остальными членами группы во имя социального равенства. Пришелец поерзал на диване и ткнул костлявым пальцем в портрет Вождя. Вон ваш Владимир Ильич, не так ли говорил? Михалыч из-за шока не особо понимал, о чем говорит его галлюцинация, но чувствовал, что трезвеет. Гуманоид перехватил его недоуменный взгляд и добавил:
– А ты как думал, да – да, читал я его, я между прочим тут около 10 ваших лет ошиваюсь, язык и азбуку первым делом, обстоятельства, знаешь ли, вынуждают. Так вот. Ильича вашего я домой забрал, почти все тома, сейчас там наши лучшие умы переводят, молодец мужик оказался. За бедных был. Близка нам его философия, ох как близка. Пришелец вытащил из пачки третью сигарету и щелкнул зажигалкой.
Алкоголь из головы Михалыча выветрился. Теперь ему стало по-настоящему страшно. Он никогда не верил ни в Бога, ни в черта, ни уж тем более в инопланетян и свыкнуться с мыслью, что перед ним сидит настоящий гуманоид, было невероятно сложно. Визитер, словно прочитав мысли сидящего перед ним крупного человека с седыми волосами, произнес:
– А-а-а-а, дедуля, ты, видимо, принял меня за галлюцинацию, не бойся, я настоящий, вот можешь потрогать – и гуманоид протянул Михалычу свою четырехпалую руку. Конта-а-а-акт! Тот, опрокинув стул, отпрянул.
– Вот я и боюсь как раз того, что ты настоящий, – произнес Михалыч. И хотя было по-прежнему страшно, он решил, что переждет, перетерпит, просто посмотрит, что будет дальше.
– Да ладно тебе, дядя, успокойся! Коньячку хочешь? Гуманоид достал из кармана своего металлизированного костюмчика цилиндрическую фляжку, нажал какую-то кнопку, и крышка, издав чпокающий звук, отскочила на шарнире. – Дядя подарил на день рождения, держи! Нереальность ситуации зашкаливала.
Михалыч прикинул, что ежели зарядит сапогом по сопатке этому существу, то пришелец вряд ли доживет до следующего утра. Даже пистолетик достать не успеет, а ведь кобуру еще расстегнуть надо, с предохранителя снять или что там у него есть. Еще раз окинув взглядом хлипенькую фигурку пришельца, Михалыч успокоился и подумал: «Э-э-э, братец, да тебя ж соплей перешибешь!» Ему стало даже интересно.
– Ну, давай, за знакомство, – ответил Михалыч и протянул руку за цилиндриком, фляжка была махонькая, грамм на 150, не более. Когда он вынимал алкоголь из клешни инопланетянина, случайно коснулся пальца этого странного существа. Кожа была сухая и холодная. Михалыча передернуло. «Надо же, как бумага», – подумал он. Отхлебнул немного и передал обратно, держа фляжку, как дохлую крысу.
– Как зовут тебя, дедуля?
– Алексей, – ответил Михалыч, но руки не подал: не хотелось снова испытать это мерзкое ощущение холодной бумаги. Да и кто знает, как там у них принято. – А тебя как? – осмелился спросить он. По лицу незнакомца забегали морщины: может, смеялся он, может, ответ обдумывал, Михалыч этого определить не мог, но зрелище было странное.
– Если я тебе скажу, ты произнести все равно не сможешь из-за особенностей строения твоих связок, а уж запомнить тем более, так что просто знай, что по-нашему это означает – «крепкий, как гранит». «Ну, гранит, так гранит», – подумал Михалыч и закусил половинкой огурца. Ему все никак неверилось, что на его даче, на его диване сидит пришелец и разговаривает с ним с помощью телепатии. «Вера бы, наверно, умерла от страха, инфаркт и все такое… хорошо, что ее нет рядом», –подумал Михалыч.
– Откуда ты такой взялся, с Альфы Центавра что ли?
– Не разговаривай штампами, дедуля, – произнес пришелец, – мы со звезды Бернарда. Шесть световых лет. Есть там планетка маленькая, вы ее еще не открыли. Пришелец затянулся сигаретой.
Рядом с дачей завопила ворона.
– Будь добр, принеси пивка, Алексей, – добавил гуманоид, – я видел у тебя там на столике «Сибирская» стоит.
Михалыч встал, потушил сигарету. «Ага, я щас!»
Ему представился шанс проверить реальность происходящего. Михалыч «зацепил» полторашку, направился к дому. День между тем перевалил уже хорошенько за середину.
Инопланетянин оказался на месте, даже ногой по-прежнему покачивал. «Ну что ж, значит реальность», – смирился Алексей, тем более что пришелец не выглядел агрессивно.
– Кого ты там говоришь звезда-то, Бернарда что ли? Не знаю такого. – Михалыч скрутил голову «полторашке», придвинул два пыльных стакана.
– Бернарда – по-вашему. У нас наша звезда по-другому называется, – ответил визитер. – Ты все равно произнести не сможешь, если скажу.
– А-а-а-а, да и хрен с ним, а где ваша тарелка? – спросил Михалыч, разливая пиво.
– Тут, недалеко, километра два. В овраге.
Пришелец схватил стакан, и его рот вытянулся в длинную трубочку, которую он запустил в пенящееся пиво. Из-под розового валика, вероятно, заменяющего пришельцу губы, дрожали десятки жаждущих щупалец.
– Ухх – вкусный напиток, – сказал гуманоид, – десять лет пью и все никак не напьюсь. Своим возим, угощаем, а варить не можем. Нет пока возможности. Это ж хмель и ячмень растить надо, у нас сейчас другие приоритеты. Пищевые.
– Да-а, пиво я тоже люблю, – сказал Михалыч. – Только зачем вы к нам летаете, с пятидесятых годов про вас сюжеты по «ящику» показывают? Вот честно, я никогда не верил, что вы существуете!
– Да, мы тоже не знали, что где-то есть подобные нам, пока не обнаружили бункер. Запечатанная цитадель в одной из пещер, которую мы нашли в процессе боев с отморозками Империи. Наши ученые не сразу поняли, ЧТО мы обнаружили. Через пару лет стало ясно, что мы обладаем ключом к процветанию нашей коммуны. Мы обнаружили миниатюрный космопорт, законсервированный в поверхностных базальтах сотни, а то и тысячи лет назад, понимаешь?
Михалыч молчал. Да и что он мог сказать…
– Мой брат работает в департаменте науки, он астрофизик, – продолжал гуманоид, потягивая пиво. – Там было все. В этом бункере. В основном информация, записанная на позолоченных дисках, длинные стеллажи, ящики с предметами культуры и искусства. Какие-то картины, вазы, статуи. Самым ценным приобретением стали корабли. Брат сказал, что мы обнаружили крипту цивилизации. Послание.
– Значит эти тарелки не ваши? – спросил Михалыч.
– Нет, к сожалению, не наши, – ответил пришелец. В своем развитии мы даже до вас не дотягиваем, электричество у нас появилось лет сто назад. Брат говорит, это хранилище было запечатано Великими (да, так он их назвал) сотни, если не тысячи лет назад. Сейчас мы пытаемся переводить кое-что из оставшегося, чтобы понять, кто они и что нам делать с этим дальше. Вначале мы торговали этими дисками с Империей, чтобы купить еду и медикаменты, а что поделать, мы только отделились и не могли позволить себе роскошь занятия наукой. Сам знаешь, когда в желудке пусто, искусство не лезет в голову. – Гуманоид всосал оставшееся в стакане пиво.
– Как вы научились летать на этих аппаратах? – спросил Михалыч.
– Пришлось повозиться, – ответил гуманоид, – но там все было примитивно, будто на детей рассчитано. Вынимаешь из специального отделения кристалл, вставляешь в гнездо, нажимаешь кнопку, и корабль летит заранее запрограммированным курсом в одну из звездных систем. Здорово, да? Подарок от Великих. Так мы попали к вам.
Гуманоид откинулся на спинку дивана, изучая реакцию человека.
– Ты хочешь сказать, что вы еще где-то были, – спросил Михалыч, разливая пиво по третьему кругу. Он посмотрел в немигающие глаза-тарелки. За стеной снова закричала ворона. «Вот было бы дело, если б сейчас в домик кто-нибудь заглянул, например, дед с соседнего участка, с которым я иногда играю в шахматы», – подумал Алексей.
– Да. На Альфе живут. Так что ваши фантасты не просчитались, несмотря на сюжетный штамп, – ответил чужак. – Только там, выражаясь по-вашему, – «жопа». По серому лицу гуманоида побежали морщины. Михалыч каким-то образом понял, что тот смеется. – Там холод дикий, большую часть года около минус 15. Лето короткое. Бегают в шкурах, с копьями. Живут в избах. Металлов не знают. Кстати, на вас очень похожи. – Пришелец пожевал розовым валиком и добавил, – в смысле внешности. Примитивный народ. Приняли нас за демонов. Убили несколько наших. Мы еле ноги унесли.
– Понятно, – протянул Михалыч. – Вы бы поосторожнее действовали: обратились к ихним ученым или там алхимикам, научили сталь варить, ну и вообще, дали бы представление о вселенной, знаниями снабдили о космической справедливости!
Гуманоид шутки не понял, сморщился, шлепнул ладошкой по подлокотнику.
– Говорю ж тебе, примитивный народец, скоты. Ничего бы все равно не поняли! До Коммуны им как от Земли до нашей планеты – пешком!
– Ну-ну, – протянул Михалыч, – прогрессивное же у вас общество.
Пришелец выпятил узкую грудь.
– Общество молодое, разумное, зачем тратить ресурсы на тех, кто этого не достоин? Самим мало.
Михалыч покачал головой, но спорить не стал.
–Ты когда сюда шел, тебя никто не видел, – спохватился он?
– Не-ет, дедуля, у меня ж костюм. Гуманоид ударил себя в грудь четырехпалой рукой. По его лицу снова забегали морщины. – Невидимка ж.
– Ла-адно, – усомнился Алексей, прикуривая от зажигалки пришельца. – И перестань называть меня дедулей.
– Ну, хорошо, смотри, мужик, – инопланетянин дотронулся до небольшой черной коробочки на поясе и… пропал.
Михалыч опешил. На месте, где до этого сидел его непрошеный гость, не осталось ничего, кроме тлеющей в пространстве сигареты. То есть почти ничего. Присутствие фигурки гуманоида выдавало лишь едва заметное колебание воздуха, и Алексей вспомнил, как два года назад смотрел с внуком старый фильм с Арнольдом Шварценеггером. Он назывался «Хищник». Там инопланетная тварь пользовалась чем-то похожим.
– Здорово, – произнес Михалыч, когда гуманоид появился снова, попыхивая «Винстоном»!
– Это тоже не наши технологии, мы нашли костюмы в кораблях.
– А как же тарелка? – спросил Алексей, – Ее-то вы как прячете, ведь здоровенная, наверно?
– Нет необходимости, у нее такое же поле, только мощнее, стоит себе в овраге, никому не мешает, – ответил пришелец. – Ну, пара часовых, понятное дело!
– А если кто лбом стукнется?
– Часовой в рубку пройдет, перелетят на полкилометра – и все.
«А все-таки нереально как-то, сижу на даче, с живым гуманоидом разговариваю», – подумал Михалыч. По спине поползли «мурашки».
–Ты говоришь, шесть световых лет до вас? – спросил Михалыч. – Как же вы столько рейсов успеваете сделать, если туда – обратно, это двенадцать лет!
– Не-е-е, какие шесть лет, – гуманоид замахал ручкой, разгоняя клубы дыма, – трое суток лету. Шесть лет – то в обычном пространстве. Брат говорит, ихние двигатели пространство – время сворачивают. Но это всего лишь догадка. Там внутри такой бублик стоит, в машинном отделении, мы его вскрыть пытались, чтобы понять, как работает, – не вышло. Полтора месяца пилили, углубились на восемь миллиметров, бросили. А сейчас с ними что-то происходит, мы понять не можем.
– Что такое? – вскинул брови Алексей.
– Выдыхаются они. Десять лет назад мы до вас три минуты добирались, а сейчас до трех суток доходит, брат говорит, топливо в бубликах заканчивается, – пришелец вздохнул, – надо нам поторапливаться.
– Так что вы у нас забыли? – поинтересовался Михалыч.
– Как что, фураж заготавливаем. Продразверстка, по-вашему, – ответил гуманоид. – Восстанавливаем социальную справедливость, у вас много, у нас мало! Я ж тебе говорил.
– Чего это мало? – не понял Алексей.
– А всего мало: еды, лекарств, оружия, технологий, возможностей, – ответил чужак. – Зато грибов много, лишайников, воздуха. Пещер много. Поганый мир – не чета вашему! Гуманоид, вытянув губы трубочкой, сплюнул.
День клонился к закату, свет в окошке умирал, и Михалычу стало не по себе. Пришелец перехватил взгляд Алексея. Его кожистое лицо заиграло рябью морщин.
– Не беспокойся, мужик, я тебя не трону! Уйду, как стемнеет.
– А от меня чего вы хотите?
– Да ничего не хотим, расслабься, мужик, я просто общаться люблю, – прозвучало в голове у Михалыча. – Люблю прогуливаться, пока мои люди работают, – ответил гуманоид. – Я ж тебе говорил, они фуру разгружают, стоит возле поста ДПС на штраф стоянке. В дальнем конце. А та-а-а-м… жратва, консервы. Задние двери прямо к лесу открываются. Наши не зевают. – Пришелец причмокнул розовым валиком. – Хороши костюмчики! К тому же там авария на трассе, и все ваши полицейские заняты, им до стоянки сейчас дела нет.
– Наглецы, – пробормотал Михалыч, – средь бела дня…Потом представил, как коробки с консервами уплывают по воздуху в ближайшие кусты. – А ты-то что здесь делаешь? Пока твои работают, помог бы, если уж вам так справедливость важна.
– Не-е, – ответил пришелец, – я, как по-вашему – комиссар, мне нельзя, я за процессом слежу!
«Ага, сидя на даче, попивая пиво, недалеко вы от землян отстоите, братцы», – подумал Алексей.
– Скоро стемнеет, вернусь, помогу ребятам немного, там еще одна фура стоит, а больше в корабль не влезет, – сказал гуманоид, пожевывая фильтр сигареты.
За стенами домика поднялся ветер, зашуршали палые листья, голая ветка с единственным на ней червивым яблоком принялась царапать окошко. «Цирк – цирк, цирк – цирк», как будто кто-то снаружи скреб стекло длинным, слоистым ногтем. Стало прохладнее. Михалыч застегнул верхнюю пуговицу рубашки.
– У вас совсем что ли жрать нечего, если у нас воруете?
– Ну почему нечего, грибы съедобные, лишайники, водоросли, – ответил пришелец, – только, знаешь, все это уже поперек горла… Вот стал бы ты питаться всю жизнь одними грибами? Шел тут сегодня посадкой, видел пару шляпок, чуть не блеванул! Раньше у нас выбора не было, кушали что есть. А когда хранилище нашли и к вам прилетели – поняли, до чего же жалкую жизнь мы вели, как ваши крысы, если не хуже. – Гуманоид наморщил лоб, поскреб за ухом, перелетев в воспоминаниях на родной шарик.
– Что ж вы в пещерах сидите? – спросил Михалыч, прихлебывая пиво, – вышли бы наружу, земледелием занялись там, скотоводством…
– А нет там ничего у нас снаружи, большую часть года плюс 70 градусов, песок и скалы, так-то, дядя, – ответил гуманоид. – Зимой температура опускается до плюс двадцати пяти – и дожди заполняют кратеры и трещины, вот тогда у нас праздник. – По лицу гуманоида снова забегали морщины. – Из пещер выползают все, купаемся, загораем. Даже войны на время прекращаются. А у вас почти что круглый год – рай! Почему нас засунули на эту дерьмовую планетку, почему? – Пришелец ударил узловатым кулаком по дивану. Поднялось облачко пыли.
– Как это засунули? – не понял Михалыч, – разве это не ваша родина?
– Наши ученые думают – нет, говорят, не было эволюции и все тут, никаких костей предков, ни наскальных рисунков, ничего не нашли. Да и от кого нам начинать свое происхождение, если из животных у нас только гигантские многоножки да черви? Пришелец покрутил головой, придвинул пустой стакан к Михалычу и произнес: Повезло вам, вы хоть знаете теперь, что от обезьян произошли, а мы – твари безродные, обидно! Хотя у брата есть теория, что вселили нас в этот поганый мирок. Вероятнее всего, те же самые существа, что корабли нам оставили.
– Ну-у-у, протянул Михалыч, насчет эволюции я бы с тобой поспорил, промежуточного звена между обезьяной и человеком до сих пор не нашли. Может быть, эти ваши Великие оставили вам тарелки для того чтобы вы, когда дорастете, несли их знания дальше, двум другим цивилизациям? А вы, вместо того чтобы знания передавать, консервы у нас воруете!
«Цирк – цирк, цирк – цирк», стучала ветка в стекло. Над садовым обществом «Вишневый сад» сгущались сумерки.
– Ты что, хочешь сказать, – прозвучало в голове у Михалыча, – чтобы мы нагрузили корабль теми дисками и приземлились где-нибудь у вас на Красной площади, пошли бы в Кремль к вождю вашему? Думаешь, после этого нас бы домой отпустили? Да нас бы всю оставшуюся жизнь в клетках держали как морских свинок, а корабли разобрали по болтикам на какой-нибудь секретной базе. Нет уж, лучше мы этими дисками с Империей торговать будем за сталь и цветмет, чем своей свободой за благотворительность расплачиваться. А ведь у меня дома жена, дети!
– Значит, не доросли еще, – пробормотал Михалыч, подцепив вилкой немного консервной сайры. – Гуманоид молчал. – Что там у вас за Империя такая?
– Эксплуататорское общество, – ответил пришелец, – капиталисты по-вашему, сволочи. А у нас коммуна, общее все. Мы отделились лет двадцать назад. Война была. Теперь боремся за независимость.
– И много вас? – спросил Михалыч.
– Пятьсот тысяч в четырех пещерах!
– Как же вы там помещаетесь? – поинтересовался Алексей.
– Ну, с этим проблем нет, они огромные. Брат говорил, когда планета формировалась, произошел распад радиоактивных элементов, сильный разогрев, базальты вспенились, и теперь наша планетка похожа на кусок вашего сыра. Вся в гигантских пещерах. Только вот животная эволюция над нами здорово пошутила, из жратвы нам достались только грибы, водоросли да лишайники. Когда мы к вам прилетели, чуть с ума не сошли от такого изобилия. Благодаря вам мы теперь огурцы, помидоры, картофель под лампами выращиваем. Кур разводим. – Кожа на лице гуманоида пришла в движение. – Подвинь-ка баночку, Алексей, – попросил гуманоид, и Михалыч вилкой подтолкнул початую банку сайры пришельцу, помолчал, обдумывая вопрос:
– Как же так, значит, у вас теперь есть все, а те, из Империи, продолжают водоросли жрать? Вы хоть бы семенами с ними поделились!
– Ты думай, мужик, что говоришь, сволочи они недостойные, эксплуататоры трудящихся. Пускай подыхают! – Гуманоид толкнул сайру обратно. – Ты знаешь, что было бы, если бы эти звери узнали, что у нас корабли есть? – спросил гуманоид. – Они задавили бы нас массой. Вобщем, я считаю – преимущество должно быть на стороне хороших людей, а они пусть продолжают грибы жрать.
– Но там же в империи должны быть хорошие люди, их везде много, – сказал Михалыч!
– Хорошие люди – у НАС, – прогремело в голове Алексея, – а там – животные! Пришелец затрясся, откупорил фляжку, хлебнул коньяку.
«Видимо за хороших людей», – подумал Михалыч, но рассмеяться не решился. Вместо этого спросил:
– Значит, наша планета для вас сырьевая база?
– Да, Алексей, – ответил пришелец, – у вас тут рай: все свежее, вкусное, светло, температура комфортная. Жаль только, что все это скоро закончится. Совсем скоро.
– Больше не прилетите, что ли, – спросил Михалыч?
Гуманоид постукивал пальцами по штанине комбинезончика, видимо, нервничал.
– Да нет, еще несколько месяцев летать будем, дело не в этом. – Гуманоид помолчал, потом продолжил. – Хороший ты мужик, Алексей, думаю, имеешь право знать…
– А что такое? – удивился Михалыч.
– Через несколько месяцев ваша планета погибнет!
Михалыч вскочил. Банка с остатками сайры полетела на пол.
– Брешешь!!!
– Никак нет, – ответил пришелец по-военному. Только сейчас Михалыч увидел на плечах его почти детского комбинезона узкие погончики с какими-то не то квадратиками, не то ромбиками.
– К сожалению нет, – добавил пришелец, – не хотел тебя расстраивать, но… К вам приближается гигантский астероид. Диаметр двадцать пять километров. Для вашей планеты – это смерть. – Гуманоид пожевал розовым валиком.
– Откуда ты знаешь? – закричал Михалыч.
– На каждом корабле есть мощные телескопы, гораздо мощнее вашего Хаббла! А что ты глаза таращишь, я что, Википедию не читал? Гуманоид запустил клешню в скрытый карман комбинезона и извлек ворованный планшет. Вот. Подхожу вечером к ближайшим домам, нахожу не запароленый вайфай и приобщаюсь к знаниям вашего мира. Сижу в кустах, курю, читаю, пока наши в ближайшем «Магните» работают.
Михалыч пялился на визитера. Не мог слова вымолвить. Согласитесь, не каждый день вам преподносят новости о конце цивилизации. Сигарета Алексея дотлела до фильтра. Запахло паленой пластмассой.
– Слушай, – выдавил он, – это ты точно? Уверен?
– Я ж тебе говорил, – ответил гуманоид, – у меня брат в департаменте науки работает, астрофизик. Рассчитали траекторию, все верно! Кстати, на ваших компьютерах рассчитывали, потому как наши все равно что счеты по сравнению… да вот хоть с этим планшетом! Кожаное лицо гуманоида заиграло сетью морщин. Поганец смеялся. Наши компы занимают пещеру сто метров на двести.
Михалыч немного успокоился, подобрал консервную банку, сел, придвинул пепельницу. Сумерки сгущались.
– Ты от темы-то не уводи, когда это случится?
– Извини, отвлекся, – сказал пришелец. Скоро. Следующей осенью. У нас еще есть время, надо многое успеть. Сейчас еда, консервы, семена. В следующем месяце будем компьютеры грузить.
«Госсподи, так скоро, – подумал Михалыч. – Если он не врет, конечно, если он вообще существует».
– Не может быть, наши ученые его тоже скоро заметят и собьют ядерной боеголовкой. Что-нибудь придумают же, – сказал Михалыч.
–Не-е-е, не увидят, – протянул пришелец, – этот булыжник придет из-за вашей звезды, и его до последнего момента не будет видно за солнечной короной А когда увидят, будет уже поздно!
Гуманоид встал, прошелся по комнате и остановился напротив зеркала. Роста в нем было едва ли полтора метра, и Алексею подумалось: «Как же эти хлюпики коробки с консервами ворочают?»
– И что же нам теперь делать? – спросил Михалыч.
– А ничего, просто ждать, – ответил пришелец, разглядывая себя в зеркало. Потом повернулся. – Жаль, что пришлось тебе это сказать, так получилось… это все алкоголь, извини, мужик, просто мне показалось, что ты имеешь право знать.
– Спасибо, конечно, за заботу, – ответил Михалыч, – да только что это меняет, уж лучше бы не говорил!
Гуманоид поправил погоны, одернул рукава, посмотрел на свое отражение со спины, прошелся по комнате. Остановился у телевизора.
– У вас – все лучшее! У нас на Бернарде вот такие же ящики сейчас по пещерам стоят, до цветных нашим дуракам – инженерам еще лет десять мозги ломать. А у вас ЖК уже не новинка. Я после третьей ходки сюда жене «плазму» подарил из Медиамаркета. Самую большую. Теперь трясусь, как бы соседи не узнали.
Гуманоид вытянул узловатый палец, включил «Горизонт». Это был древний, прихотливый телевизор, ранее стоявший в квартире родителей Алексея. Изображение появлялось не сразу, а иногда требовалось ударить ладонью по боковой панели, как шлепают по щеке потерявшего сознание человека.
Экран посветлел, из серой мути кинескопа проступили вечерние новости. Показывали Украину. Ополчение теснило отморозков нацгвардии. Путин с Порошенко вели переговоры. Пришелец отступил шаг назад, сморщился:
– Ну, разве это сражение? Солнце, лето, свежий воздух, тут постреляют, там бабахнут… Курорт – да и только. Даже война у вас пристойней. А мы деремся как звери в тесных тоннелях, часто в темноте, если взрывами кабели пообрывает. Глотки рвем друг другу, когда патроны кончаются.
Гуманоид погладил кобуру своего игрушечного пистолетика.
– Лазерный, поди, – подмигнул Алексей гуманоиду?
– Не-е, какое там, я же тебе говорю, мы сильно в науке от вас отстаем. Тоже мне, фантастики начитался! Огнестрельный, – ответилпришелец.
– Мелковат калибр? – спросил Михалыч, мотнув головой.
– 5 миллиметров, самое то для меня.
Гуманоид выключил телевизор, черно-белая Красная площадь и Путин исчезли. Вернулся на диван.
– Мы как-то оружейный склад в Сибири почистили, пробовал я из вашего «Макарова» стрелять – отбросило метра на два, плечо вывихнул, а из «Калашникова» даже пытаться не буду!
Алексей не выдержал, заржал.
Гуманоид заглянул в пустой стакан.
– Пиво кончилось, что ли? – спросил он, – передернув лицом.
– Да, – ответил Михалыч. – Но есть водка в шкафу, если что, еще советская, если это тебе о чем-нибудь говорит, стоит лет сто нераспечатанная, если хочешь – открою! Все-таки конец света скоро, че ее жалеть-то?
-– Давай открывай, мужик, – произнес гуманоид.
Захмелевший Михалыч поднялся со стула. Среди ношеных свитеров и всякого текстильного хлама он нащупал бутылку «Пшеничной», вышел во двор, принес со столика початую банку соленых огурцов.
– Вот. Огурчики будешь? – спросил Алексей гуманоида.
– Ты давай, дядя, наливай, наливай, – прозвучало в голове у Михалыча, – мне скоро идти надо, погрузку инспектировать!
– Не торопи, не торопи, думаешь легко мне после того, как ты о конце света рассказал? – Михалыч разлил древнюю водку по стаканам. Себе половину, гуманоиду «на палец». Алексей видел, что тот нетвердо стоял на ногах, когда прихорашивался перед зеркалом. «Не надо бы ему пить больше, – подумал он. – Как до стоянки впотьмах дотащится, ему ж еще погрузку инспектировать, э-э-э-х-х, начальничек. Перехватив изучающий взгляд Михалыча, гуманоид сказал:
– Я не мастер читать мысли, не то что мой дед, но знаю, о чем ты сейчас думаешь, не беспокойся, до своих дойду!
– Ладно, – сказал Михалыч, – если что, провожу до тарелки, я знаю, где овраг начинается. Ты вот что скажи: когда этот булыжник упадет, что будет?
Гуманоид наморщил лоб и произнес:
– Будет «жопа», кратер сто пятьдесят – двести километров в диаметре, пять километров глубиной. Возможно изменение наклона оси вашей планеты. Может произойти смена магнитных полюсов. Миллионы тонн породы вылетят в атмосферу. Солнечный свет будет блокирован на долгие годы, начнется зима. Все живое погибнет.
– Господи, все люди, растения, животные? – спросил Михалыч. – Стакан в его руке дрожал.
– Ну, наверно, не все, – ответил гуманоид, – жизнь сохранится в океане и глубоких правительственных бункерах. На суше останутся мелкие жизненные формы, типа крыс, мышей. А вам рассчитывать не на что, извини, ты сам спросил!
– И вы даже не попытаетесь нам помочь, предупредить наших ученых, правительство? – спросил потрясенный Михалыч.
– Как ты себе это представляешь? Хочешь, чтобы мы к вам в Столицу прилетели и стали лагерем возле вашего офиса, а потом делегацию в Кремль снарядили? Или официальным письмом уведомили? – Пришелец замахал в воздухе четырехпалыми ручонками. – Да нас сразу по клеткам рассадят и до падения метеорита будут изучать сутками! Не хочу быть макакой! Предупредить людей можешь ты, Алексей, – сказал гуманоид.
– Я? – Михалыч ощутил в груди леденящую пустоту, потому что знал наперед – никто не поверит отставному ветеринару. Был бы он физиком или хотя бы астрономом любителем… Михалычу замерещились люди в белых халатах, и он выдавил:
– Да не поверит мне никто, только в «дурку» посадят! Я лучше последние часы с женой, с внуками проведу. – Когда упадет этот твой булыжник? – спросил Михалыч.
– В следующем сентябре, десятого или одиннадцатого числа, – ответил гуманоид.
– Куда ударит? – спросил Алексей, разливая антикварную водку по стаканам.
– Мы этот момент не рассчитывали, но есть и хорошие новости, – ответил пришелец. – Существует небольшая вероятность того, что астероид пройдет мимо, всего около шести процентов. На его траекторию может повлиять гравитация соседних планет…
Михалыч взвесил «хорошую» новость на своих внутренних весах, решил, что шесть процентов – это чуть более, чем ничего. Усмехнулся. Поднял стакан.
– Ну, давай, за ШАНС!
Стаканы звякнули, человек с гуманоидом выпили и захрустели солеными огурцами в тишине комнаты. Снаружи стемнело. Ветер продолжал играть вишневыми ветками.
Михалыч поскреб щетину на подбородке, спросил:
– Ну, а что если запасти много-много продуктов, землянку вырыть, печку поставить..?
– М-м-м-м…– отдалось в голове у Михалыча, – попытаться можно, ведь ты будешь подготовлен…
– Вот-вот, – ответил Алексей, – «осведомлен – значит вооружен»!
– Ну, это только в том случае, если астероид упадет на противоположной стороне планеты, – сказал пришелец. – Если рядом с городом – конец!
На поясе гуманоида запищала крошечная радиостанция. Вытащив ее двумя длинными пальцами из крепления, пришелец несколько секунд слушал, потом что-то ответил. Голос его был неприятен: много шипяших, резких звуков.
– Ну все, дядя, наши там почти закончили. Надо мне уходить. Завтра мы перелетаем в другой город.
– Зачем это? – спросил Михалыч, – разве в нашем мало магазинов?
– Конспирация, Алексей, конспирация, нельзя на одном месте долго отсвечивать. Ваши спецы ведь тоже не дремлют, а я хочу и задание нашего правительства выполнить, и домой к жене с детьми живым вернуться, – ответил гуманоид.
– Ну что ж, давай «на посошок» тогда, – сказал Алексей.
Жаль было расставаться. Бояться он уже давно перестал, а вот спросить этого серолицего человечка хотел бы еще о многом.
– Как это, «на посошок»? – спросил гуманоид.
– Ну, это по – последней, значит, – усмехнулся Михалыч, – чтоб легко до тарелки дошел, без приключений!
– А-а, спасибо, мужик, – сказал гуманоид, чмокнул розовым валиком, всосал «Пшеничную», вытер рот рукавом комбинезона, встал. «Совсем как человек!» – подумал Михалыч.
– Все, ушел я, спасибо за компанию, – прозвучало у него в голове, и пришелец протянул Алексею свою тонкую руку. Михалыч потряс узкую ладошку визитера.
– Ну, давай, удачи, может, тебя все-таки проводить, на дворе темнотища, ни черта не видно же?
– Это лишнее, мы видим в трех диапазонах, в обычном, в ультрафиолетовом и тепловом, – ответил гуманоид. – Не пропаду!
Пошел к двери, но вдруг обернулся.
– Слушай, дедуля, хороший ты человек, гостеприимный, я тут подумал, а полетели с нами, потом вернем тебя, когда тут снега растают и все уляжется. Недолго ждать, зима лет десять ваших продлится после удара. У нас пересидишь. Что ты делать умеешь?
Михалыч поежился. «десять лет под землей просидеть в пещерах с искусственным освещением рядом вот с этими пустоглазыми; не-е-е, уж лучше тут от холода загнуться», – подумал он.
– Я ветеринар на пенсии, спасибо, конечно, но без жены, детей и внуков не полечу!
– Отлично, – сказал пришелец, – люди с медицинским образованием нам нужны; все равно ты был бы лучше любого нашего шарлатана, просто нашу физиологию подучил бы. Детей только и внуков твоих взять не сможем, жену твою еще может быть, а детей – нет. Извини. Одного – двоих спрятать не проблема, но такую толпу вряд ли. Представляешь, что я начальству скажу если вас всех обнаружат?
Михалыч топтался посреди комнаты, мял кепку.
– Не-е, без семейства не полечу!
– Ну, как знаешь, – ответил гуманоид, – только давай сделаем так, у тебя есть год на размышления. Мы будем в этом районе в начале сентября следующего года. Я забегу к тебе сюда третьего, идет?
– Договорились, – ответил Михалыч, – буду на месте (хотя про себя уже решил не уподобляться пещерным животным).
Скрипнула дверь. Человек и гуманоид вышли на улицу. Пришелец втянул носом прохладный октябрьский воздух, расстегнул ворот комбинезона, снял что-то с шеи, протянул Михалычу.
– На вот, возьми на память, пускай тебя защищает! – Алексей поднес ладонь к свету, падающему из оконца. На его пятерне лежал маленький медальон. Окантовка серебристого металла, квадрат, белая эмаль, в центре черный круг.
– Что это? – спросил Михалыч.
– Не что, а КТО, – ответил гуманоид. – Это Единый. Тот, кто из ничего создал ВСЕ. Тот, кто является ничем и одновременно всем. Некоторые наши священники полагают, что это сверхмассивная черная дыра где-то в центре вселенной. Это Бог.
– Спасибо, – прошептал Михалыч, – а как же ты?
– Я не слишком-то в него верю, это больше традиция, – ответил пришелец, – просто ничего более значимого у меня с собой нет. Носи на здоровье.
Михалыч похлопал себя по карманам, спохватился, снял с запястья свои «командирские». Протянул гуманоиду.
– Держи, они тебе велики будут, но можно и в кармане носить!
Часы исчезли в складках комбинезона. Пришелец протянул руку, и Михалыч еще раз пожал длинные, холодные пальцы.
– До встречи, – сказал визитер, и его пошатывающаяся фигурка растворилась среди фруктовых деревьев.
– Ты это насчет метеорита серьезно что ли? – закричал Алексей в сентябрьскую чернь.
– Абсолютно, – прозвучал в его голове еле слышный ответ пришельца. Видимо, тот отошел уже достаточно далеко, и телепатический сигнал ослабел.
«А все-таки он сильно набрался, – подумал Михалыч, – надо было проводить».
Вернувшись в домик, он прямо из горлышка допил остатки «пшеничной», навел порядок на столе, сполоснул стаканы в бочке с дождевой водой. Постоял посреди комнатушки, вспоминая подробности безумного дня. Все. Спать.
2
Проснулся Михалыч оттого, что замерз. Ночь выдалась холодная. Скинул ватник, сунул ноги в ботинки. И – вспомнил все. Спустился на первый этаж, осмотрел стол – чисто! Ни стаканов, ни бутылки, ни консервов. «Блин, – подумал он, стукнув себя по лбу, – я же сам вчера все и убрал!» Пришельца на диване не оказалось. «Медальон!», – осенило Михалыча, и он обшарил карманы. Ничего! Огляделся, вышел во двор, вдохнул ядреный утренний воздух и рассмеялся. «Ну, надо же, с пришельцем водку жрал, конец света и все такое, чего только не приснится на пьяную голову, а часы я просто потерял!» – подумал Михалыч, облегченно вздохнул и начал собираться домой. Хотелось к жене, ко всем тем рациональным, бытовым вещам, которыми занимаются семейные люди на склоне лет.
В трамвае он твердо решил больше не пить. Хватит.
В следующий раз он попал на свою дачу только через три недели. Из Москвы к Михалычу приезжала дочь, и возни с внуками хватало. Алексей любил детей, поэтому посвятил им все время, что было отпущено адвокатской конторой, в которой трудилась его дочь на отпуск. Михалыч таскал их везде: белобрысую девочку десяти лет и такого же светловолосого мальчика, годом старше сестренки. Они побывали всюду: в парке Семьи, в парке Победы, в Краеведческом музее и даже на крыше их пятиэтажки, где запускали воздушного змея.
В течение двух-трех дней после посещения дачи Алексея не отпускало чувство нереальности происходящего. Оно не было угнетающим, просто маячило где-то рядом, не давая сосредоточиться. Он знал, что это последствия дурного сна, навеянного водочно-пивной смесью, и ждал, когда наваждение рассеется. В этом ему помогло прибытие родных.
После отъезда детей и внуков в душе Михалыча образовалась пустота, которую требовалось заполнить, как заполняют свежей водой чайник, прежде чем включить в сеть. Алексей отправился на дачу, чтобы доверху зарядиться энергией бани, купленного на базаре пихтового веника и свежего воздуха.
Однако на следующий день погода испортилась. Над городом ползли низкие облака с синим исподом, которые он сравнил с клочками ватина, торчащими из его телогрейки в тех местах, где она когда-то встречалась с гвоздями и колючими ветками. Вера отговаривала его, как могла, но образ приземистой баньки с разогретым до 70 градусов нутром и дух противоречия взяли верх. Михалыч вышел на улицу. В его рюкзаке лежали: традиционная сайра, картошка, полпалки копченой колбасы и кусочек сыра. Никакой водки. Путь до гаража не занял много времени.
Алексей выкатил из железной коробки, где стояла его старая «семерка» со сломанным карбюратором, трехскоростной велосипед. Трамвайное сообщение с дачным товариществом «Вишневый сад» прекратилось. Сезон закончился.
Михалыч крутил педали. Холодный воздух пробирался за ворот его зеленой ветровки, ледяными ручейками затекал в рукава. «Вот старый дурак, поехал-таки париться, того и гляди дождь зарядит, надо будет телогрейку накинуть, как назад поеду», – думал он.
Калитка скрипнула. Домик с неровной кладкой (Михалыч не был профессиональным каменщиком) глянул на него в этот раз изумленно: «Надо же, и чего приперся дедуля?»
Привалив велосипед к уличному столику, Алексей первым делом прошел к поленнице, прихватил штук шесть кусков заранее напиленных рам, свалил их возле печи. Потом разжился газетами. Когда огонь запылал, и в трубе загудело, прикурил. «Надо бы продукты в домик убрать, мало ли чего», – подумал он и вышел из баньки.
Поднял рюкзак, дернул дверь домика и отшатнулся. Лоб покрылся испариной, волосы на затылке зашевелились: прямо против него стоял крупный невысокий человек, держащий что-то за спиной. «Черт побери, сколько раз я давал себе обещание снять это проклятое зеркало со шкафа», – подумал Михалыч и пнул сапогом по косяку. Вошел. Бросил рюкзак на стул. Посмотрел на диван и пробормотал: «Блин, какой все же реальный был сон, нарочно не придумаешь!» Развязал горловину, выложил продукты и принялся мастерить бутерброд. Проголодался – не зря же вертел педалями! За окном начался дождь.
Скрипнула не плотно прикрытая дверь. В щели показалась усатая морда. «Шанси, Шанси, – зашептал Алексей, – поди сюда, дружок!» Достал из тумбочки старую миску, навалил коту полбанки сайры. Пока зверь заглатывал куски консервированной рыбы, Михалычу в первый раз удалось погладить недоверчивое животное. Позвонки кота можно было без труда пересчитать. Кожа -да кости. Нарезал несколько кружков колбасы, подкинул Шансу, зажевал сам.
Когда с половиной «Краковской» было покончено, Михалыч решил проинспектировать баньку, подкинуть дров. Встал, потянулся за сигаретами. Взял пачку, и тут зазвонил сотовый. «Жена, наверно», – подумал он и, пытаясь взять телефон рукой, в которой уже были сигареты, уронил «Винстон».
– Да, слушаю, – ответил Михалыч.
– Как ты добрался, Леш? – спросила жена. – Дождь начался!
– Все хорошо, Вер, немного подмок, но уже протапливаю, покушал вот, – ответил Алексей.
– Ну, рада за тебя, – сказала жена, – а мне вот нехорошо что-то, кости болят, так бы в баньке и посидела…
– Я знаю, – ответил Михалыч, – знаю.
Ему, как всегда, стало стыдно за то, что у него нет таких проблем и болей, что испытывает Вера, несмотря на все лекарства, стыдно за то, что он покидает ее на целые сутки, пускай и один раз в неделю.
Они говорили еще с минуту, потом Михалыч нажал «отбой». Нагнулся.
Старчески крякнув, ухватил пачку «Винстона», и его второй раз за день захлестнуло холодной волной – за ножкой стола, рядом с сигаретной пачкой, лежал медальон пришельца!
Алексей подцепил его за шнурок из неизвестного материла, поднес к глазам. Квадрат, белая эмаль, черный круг. «Единый»!!! «Так вот значит оно как, стало быть – не сон», – подумал Михалыч и осел на диван, в то место, где три недели назад отдыхал гуманоид.
Дождик за окном перешел в проливной. Из приоткрытой двери несло сыростью, гнилыми яблоками и прелью.
Образ баньки, разогретой до семидесяти градусов, померк, как и день за окном. «Значит, часы искать не надо, – подумал Михалыч, – а еще забор вокруг участка красить не надо, и новый рубероид на крыше домика стелить не нужно, да много еще чего теперь не нужно, вот к примеру, карбюратор «семерки» чинить…». Он покатал сигарету между большим и указательным пальцами. «Хотя… стоп, что там гуманоид насчет продуктов говорил?» Алексей вскочил. Простой, как окурок, план созрел в его голове.
«Семерку» он починит, потому что она будет нужна для перевозки всего необходимого. Жене он ничего не скажет до последнего момента, он не хотел находиться в психушке или в наркологическом диспансере в тот момент, когда семья будет нуждаться в нем больше, чем в ком бы то ни было. Михалыч надеялся, что, когда булыжник появится из-за солнца, его все равно увидят астрономы, и у них будет несколько часов в запасе. Тогда что-то обязательно просочится в новости, и можно будет рассказать родным о его дачном приключении. Но к тому времени уже все должно быть готово. Отдельной проблемой будет вытащить из Москвы дочку с внуками хотя бы за две недели до события. Он еще не знал, КАК это сделает, но был уверен, что сможет. Потому что у каждого существа, человека или гуманоида, должен быть свой, маленький шанс! «Ну, раз так, надо начинать уже сейчас», – подумал Михалыч, затушил «бычок» в пепельнице, повесил на шею медальон гуманоида. «Единый» растворился в нагрудной шерсти. «А пускай себе висит, не помешает», – прошептал Алексей, направляясь к выходу.
Эмалированная миска, вылизанная Шансом, блестела. Кот пропал.
По пути он остановился напротив шкафа и поддал сапогом проклятое зеркало. Его отражение с оглушительным в тишине комнаты грохотом распалось на сотни опасных осколков. «Да знаю я, что нельзя зеркала колотить, – сказал он Ильичу, наблюдавшему за ним со стены, – обстоятельства изменились, извини, если оглушил!»
В небольшом сарае, прилепленном к баньке, Алексей взял две лопаты, штыковую и совковую, прислонил к стене. Вернулся за «сотовым». В углу дивана сидел Шанс, тер лапой мордочку, умывался. Михалыч смотрел на него какое-то время, потом в голове щелкнуло: дать коту ТАКОЕ имя и оставить подыхать зимой на промозглой территории садового общества…?!»
Алексей вышел, плотно затворив дверь. Принял решение. Кота он заберет с собой.
Дождь прекратился, но веселее от этого не стало. На каждой ветке, на каждом ржавом гвозде висели холодные капли. Михалыч обогнул баню, оказавшись в глухом тупике между задней стеной сруба и забором. Воткнул штык лопаты в жирную, влажную землю и принялся размеренно отбрасывать грунт к ограде. Нет, он не собирался копать землянку или что-то подобное, для житья в условиях катастрофы вполне подойдет банька или домик. Тут будет секретное хранилище продуктов, стенки которого он, возможно, выложит потом кирпичом.
Алексей копал и думал о тех шести процентах, которые, возможно, будут дарованы человечеству. А еще он думал о том, что если этого не случится и астероид все-таки упадет, будут ли выжившие после катастрофы люди заниматься тем, что творили до этого: воровать друг у друга консервы, убивать, пить водку, пока подчиненные работают и называть соплеменников скотами?!
Он работал до тех пор, пока еще мог различать штык лопаты. А когда стемнело, скинул рукавицы и пошел в баню.