Лаэрт
Он метался по кровати, повторяя пересохшими, потрескавшимися губами одну и ту же фразу: «Я сам!.. я сам… я сам». Старушка сидела у изголовья, вытирая повременно то обильную испарину с его лба, то слёзы, не перестававшие катиться по её морщинистым щекам. Читала шёпотом молитвы, прося у всевышнего спасения и помощи для внука.
Он единственный, кто остался у неё после страшной войны. Всех забрала проклятая: трёх сыновей, сноху, внучку. Вот только Матвей и остался, да и тот вернулся совсем другим человеком. Озорной и жизнерадостный мальчишка с сияющими глазами остался там, в окопах. Сейчас же это уставший, опустошенный, искалеченный душой и телом двадцатипятилетний человек. С потухшими глазами и седыми висками. Мальчишка совсем разучился улыбаться.
— Матвей, Матвеюшка, — не выдержала старушка и разбудила внука. Хотя он и не спал почти в последнее время, но и столь тревожный сон вряд ли бы пошёл ему на пользу.
— Что? — парень сел в кровати и огляделся, словно впервые оказался в этой избе. Медленно пришёл в себя. — Что, бабушка?
— Пойдём обедать, — нежно попросила старушка. — Соседка горсть капусты квашеной дала, я щи наварила.
— Не хочу, — он покачал головой. Встал, шлёпая босыми ногами, вышел на крыльцо. Присел на ступеньку и закрутил «козью ножку». Дым крепкого табака ударил в горло, закружил голову. Матвей закашлялся, прикрыл глаза и….
В учебной части Матвею достался крохотный, мохнатый комочек. Солдату предстояло вырастить из совсем глупого щенка настоящего бойца для отдельного батальона СИТ, собак-истребителей танков. Три месяца Матвей обучал собаку подрывному делу. Они вместе с четвероногим другом преодолевали страх перед ревущей техникой, «плюющей» смертельным огнём. Всем сердцем он прикипел к питомцу. Письмо от бабушки, из которого он узнал о смерти отца под Москвой, о гибели матери с сестрёнкой под бомбёжкой, жгло сердце. И только Лаэрт своей немыслимой любовью помог ему выстоять в борьбе с отчаяньем и болью.
После обучения, Матвей с питомцем отправился на фронт. А именно, под Ростов, в отдельную морскую стрелковую бригаду.
Из дома вышла бабушка.
— Матвей, может, я всё-таки схожу к Кузьминичне? Она же знатная знахарка. Травки какие-нибудь даст, аль отвар приготовит.
— Бабушка, ну какая знахарка? Какие отвары? Я же комсомолец.
— Сгоришь заживо, — с упрёком проговорила старушка, вытирая слёзы. Тихо вернулась в избу.
— Привет фронтовикам! — во двор зашёл Пётр, ловко орудуя костылями. Одноклассник вернулся с войны ещё в сорок третьем. Без ноги, без уха, без глаза. Но его сразу же выбрали председателем колхоза как единственного молодого и грамотного человека. В деревне-то остались лишь старики и дети.
— Здравствуй, Петро, — Матвей пошёл навстречу другу. Они обнялись, потом присели на скамейку. Закурили папиросы, которыми щедро поделился председатель.
— По делу я к тебе, Матвей. Длинные разговоры вести времени просто нет.
— Говори.
— Сенокосная пора наступает. А рук мужских не хватает, сам всё прекрасно знаешь. Помочь колхозу надо.
— Поможем, — без всякого промедления ответил Матвей. — Я и сам к тебе после обеда в управление собирался. Сенокосы у нас, как и прежде, за речкой?
— Да. Там и ночевать придётся. В последнее время много лихих людей из щелей повылазило. Всё норовят чужое добро к рукам прибрать.
— Хорошо.
— Тогда приходи сегодня в управление к семи часам вечера, подвода пойдёт с косцами, — и, не прощаясь, одноклассник отправился дальше по дворам искать понимания у односельчан.
Танковый десант фашистов всё-таки прорвался на правом фланге дивизии, угрожая смять стрелковый полк. Округа вмиг наполнилась металлическим грохотом лязга гусениц. Ползут с бугра на бугор, злым огнём поливая оборонительные порядки. Всё ближе и ближе. А это значило лишь одно: Лаэрту вынесли смертельный приговор. Молодой сержант, не скрывая слёз, крепко прижимает овчарку к груди, уткнувшись в её мягкую, пропахшую дымом, шерсть.
— Боец! — хрипит командир. — Чего ждёшь? Командуй!
Он понимал, что надо, что пёс может спасти сотню человеческих жизней, что от его приказа во многом зависит исход битвы. И вьюк надет, и взрывчатка в нём, но короткое слово «вперёд» судорогой перекрыло горло.
— Боец! — уже в истерии кричит командир. — Под трибунал захотел?
Лаэрт лизнул шершавым языком мокрое от слёз лицо Матвея, вырвался из цепких объятий и рванул вперёд.
— Вернись! Я сам! — в отчаянье выкрикнул Матвей, поднимаясь из окопа. И снайперская пуля в тот же миг обожгла его грудь. Не дала возможности увидеть, как следом бросились и другие собаки. Танки взрывались один за другим. Поле покрылось шлейфами черного едкого дыма. Атака приостановилась. Уцелевшие танки и пехота начали отходить. Бой затихал.
Он вскочил и бросился к колодцу. Окатился ледяной водой, отгоняя от себя грустные картинки прошлого.
— Бабушка, — крикнул он. — Давай обедать да сумку собирать. На сенокос я ухожу.
И не видел парнишка, как в доме старушка перекрестилась, и совсем мимолётная улыбка озарила на мгновение её морщинистое лицо:
— Дай Бог, дай Бог! Может, работа и поможет внучку. Там люди, там молодые девчата и парни. Песни и посиделки у костра. Авось, и оттает Матвеюшка сердцем-то. А то смотреть на него сил уж совсем не осталось.
Она засуетилась, разогревая щи и заваривая смородиновые листья вместо чая. Сокрушалась, что положить в сумку внуку абсолютно нечего.
— А я всё-таки за это время схожу к Кузьминичне. Может, и травки даст, и советом дельным поможет.
Майор НКВД в сотый раз прочитал донесение на младшего сержанта. Из рапорта следовало, что боец не выполнил приказа выпускать собаку-истребителя. Пёс сам вырвался из рук плачущего, как красная девица, солдата. А потом и сам боец вылез под пули снайпера, проявляя тем самым слабость и трусость перед предстоящим боем.
Вздохнул, прикуривая очередную папиросу, выпуская густые клубы дыма, сквозь которые внимательно рассматривал нерадивого сержанта, только что вернувшегося из госпиталя.
Тот сидел, низко опустив голову, и нервно теребил пилотку. Молчание затягивалось. И чем дольше висела тишина, тем страшнее она становилась. Наконец, майор достал из папки бумагу и, прокашлявшись, прочитал:
— Из донесения генерал-лейтенанта Дмитрия Лелюшенко: «При наличии массированного применения противником танков собаки являются неотъемлемой частью противотанковой обороны. Противник боится собак-истребителей и специально охотится за ними».
Матвей громко сглотнул комок в горле.
— Это был Лаэрт. Не просто овчарка. Друг. Настоящий. Единственный, — каждое слово Матвей говорил после значительной паузы, при этом понимая, что для майора его истинные чувства не имеют никакого значения.
Но как было приятно удивиться, что все слухи о том, что энкавэдэшники большую часть советских солдат и офицеров, попавших к ним, «в оборот», либо расстреливали, либо отправляли в штрафбат, были сильно преувеличены. Без особых последствий Матвей вернулся на передовую, но уже на другой фронт, рядовым пехотинцем.
Вернулся Матвей только через месяц. Загорелый, похудевший, обросший. Долго парился в бане, смывая усталость и опустошенность. Потом сидел на завалинке, наблюдал за закатом, прихлёбывая свежесваренный квас и попыхивая самокруткой.
Закат щедро одаривал его целой гаммой эмоций, таких же разнообразных и ярких, как и цвета, в которые окрашивал небосвод. От нежно-голубого до пылающего красного. Деревня словно покрылась сверкающей позолотой. А в воздухе витала музыка, особенная музыка уходящего дня. Шуршание букашек в траве, вскрики птиц, шелест листвы. Вот только покоя природное чудо не приносило.
— Матвей, — к нему подошла бабушка. — Я схожу к соседке. Она сильно заболела, просила посидеть с ней ночку. Ужин на столе.
— Хорошо, — бесцветным голосом ответил Матвей, на что старушка только грустно покачала головой. Её надежда, что работа хоть как-то отвлечёт внука от душевных ран, не увенчалась успехом. Парень продолжал медленно угасать.
Сон опять был переполнен тревожными образами и звуками. Рыжий немец, дуло автомата в лицо, стон раненого товарища, огонь, дым, запах паленой человеческой плоти. Улыбка отца, тёплые руки матери, смешные жиденькие косички сестрёнки, немая покорность в глазах Лаэрта. Всего мгновение он смотрит на него, а потом….
— Я сам!.. я сам… я сам.
Вырвало его из этого кошмара влажное и шершавое прикосновение. Матвей открыл глаза и… увидел его! На его груди копошился маленький, пушистый комочек, с влажным и холодным носом, с маленькими бусинками глаз. Щенок! Всё норовил лизнуть Матвея по щекам. Рядом с кроватью стояла бабушка, с неуверенностью наблюдала за ним. В её глазах замерло ожидание.
Матвей взял щенка в руки, почувствовал, как лихорадочно бьётся его маленькое сердечко.
— Ну, здравствуй, дружок.
Услышав голос хозяина, щенок радостно взвизгнул, чем вызвал у Матвея улыбку. Такую же лучистую, мальчишескую улыбку, как в далёкое довоенное время.
2022