Есть расхожая фраза: «Чуть не умер от страха». Странно, но почему-то многие не прочь этого «чуть», то есть адреналина, глотнуть добровольно или невзначай. Превзойти себя, стихию, ситуацию… Где та грань возможного, когда человек ярко осознаёт свою бренность, но продолжает «держать старуху-смерть за горло».
Тот день задался исключительно на радость молодым и не очень, почти поголовно живущим в нашем посёлке на краю земли российской. Зимняя природа Камчатки своим видом щедро одаривала эйфорией даже тех, кто лишь взглянул в окно. Солнце многократно преломлялось между девственно белыми сугробами и сахарным убранством деревьев.
Ко всему присовокуплялась тихая радость предвкушения Нового года. Повсюду водружали ёлки: дома, в школах и детсадах, во дворце культуры и на центральной площади. До празднества оставались считанные дни, и люди с охотой делились хорошим настроением. Шли на утренники, на каток, на лыжню и смеялись звонко, беззаботно.
Весёлой гурьбой ввалились в квартиру друзья моего сына с намерением завлечь нас в Солнечную Долину. Кто бы возражал! Если где на Земле и есть более прекрасное место для зимнего отдыха, то это бесспорно Камчатка!
Здесь горы как в ладошках из сопок хранят от малейших дуновений ветра это сказочное место. Солнце, будто специально щедро дарит свет и тепло безмерно именно в этот райский уголок. Иначе, как «лыжным царством», долину не назовёшь. Но её поименовали именно Солнечной. Весёлый гомон, смех, восторженные визги, свист лыж лихого спортсмена, веер снежной пыли от горных лыж на виражах оседал на собравшихся. И те уже сами искрились кристалликами в лучах солнца.
Друзья моего сына Жени были на самых обычных беговых лыжах, даже не с пластмассовой основой. Такие же были у меня и сына. Не «фишеры» с прибамбасами, не прыжковые и не слаломные. Здесь редко кто мог блеснуть раритетом. И не по причине дороговизны инвентаря, просто в те времена чаще лыжи делились на беговые и охотничьи.
Дима, Юра, Сергей и Женя о чём-то шушукались в сторонке от меня и смеялись.
– Ну чего ещё удумали, кайтесь!, – полюбопытствовал я.
– Да вот, дядя Валера, не слабо вам скатиться с вон той горбатой сопки? – помявшись, молвил Димка.
Да, справа от нас, как бы втискиваясь в центр Солнечной Долины, громоздился горбатый дуэт сопок. Довольно высоких, но поменьше именитого Колдуна, гордо возвышающегося на фоне вулканов.
«Не слабо» – отдалось эхом Димкино выраженьице.
А суть сводилась к тому, что следовало взобраться на верхний горб, разогнаться до нижнего подобия трамплина-сопки и…оторвавшись, пролететь. Сколько пролететь – не уточнялось. Главное было в том, что: во-первых, надо выполнить этот самый полёт, во-вторых, приземлиться (присопочниться) на обе лыжи и, в-третьих – устоять на них до самого подножия.
Вся ватага начала «давить на психику», говоря, что прыгнут первыми. Это вселяло надежду на осуществимость затеянного, хотя и не мной. «Ах, стервец, ведь он здесь прыгал и не раз!» – невольно подумал я, и стало несколько не по себе за сына: очень уж высоко. Но с сопки, чуть ли не обгоняя друг дружку, неслись как пацаны, так и молодые парни. Моих ровесников не наблюдалось. Всё более в возрасте моего сына, и реже – старше.
Я прыгал с самопального трамплина на берегу Омки – это было почти в детстве. И тоже на простых лыжах с ещё ремёнными креплениями. И тоже без чьёго-то разрешения. Просто хотелось рискнуть «не слабо» и не потрафить перед друзьями. Теперь, как видно, придётся повторить или…шмякнуться всеми костьми. У подножия спуска кто-то заботливо убрал с трассы кучу переломанных лыж и палок. «Шмякались» здесь довольно часто. Хотя снежное одеяло так укутывало сопки, что падение почти никогда не приносило сюрпризов в виде переломов рук, ног.
Сугробы, как на самих сопках, так и между ними, таили в себе необъятность. Снег здесь падал в безветрии и был необыкновенно пушист. Не мудрено, что даже упавший самолёт в предгорьях Паратунки так и не смогли отыскать (!!). Так что мягкость могла оказаться и коварной, окажись ты в горах один.
Как бы напоследок, осмотрелся кругом: красота! А у подножия природного трамплина скопилось немало зевак. Среди них были не только друзья и знакомые Жени, но и мои. «А, будь что будет! Сам дурак. Надо было сразу отказаться, мол «не в коня корм», так нет же. А теперь изволь скатиться!» – думал я, обливаясь потом, делая «лесенку» по склону сопки.
Мальчишки уже взобрались и ждали меня. Ухарцы предвкушали зрелище, а заодно и возможность хлебнуть бодреца самим. И вот мы все на вершине снежного идола. Внизу, подобно муравьям, копошились десятки любопытствующих. Здесь их голоса не слышны: ветер, напрочь отсутствующий внизу, на вершине безумствовал. Кедровый лапник распластался, прижался от стихии к спасительной горе.
Лыжня спуска блестела зеркалом, слепила даже в тёмных очках.
– Первый, пошёл! – выкрикнул моему сыну Серёжка. И Женя ринулся вниз, сжавшись почти до колен. Невольно сжался и я, переживая за сына. Следом пошёл Дима, махнув ободряюще мне рукой. Я продолжал отслеживать спуск сына. Вот он уже пружинно оттолкнулся от вершины нижней сопки и как бы завис в воздухе и… пропал, скрывшись за карнизом сопки. Но уже через несколько мгновений он как бы вынырнул у подножия. Вот уже сын далеко внизу машет руками. Всё в порядке.
Последним пошёл на лыжню спуска Юра: «Не дрефь, дядя Валера! Всё будет ладненько! Ждём внизу!»
Всё. Пора и мне. Оглянулся назад, там карабкались на макушку ещё «любители адреналина» и тоже на беговых. Ветер завывал ехидно: «У – уу, у-ух стра- аш- шно, жу-утко стра- аш- шно! Бо- ойся!
«Эх- ха, мать честная! Па- алундра-а!!», – стараясь заглушить страх, заорал я и метнулся по обледеневшей местами лыжне.
В первую же секунду мне стало ясно, что мотоочки у ребят были не для форса. Да и мой сын где-то разжился: без очков, именно ветрозащитных, на скоростном спуске гиблое дело. Встречный ветер почти игнорировал цивильные очки. Глаза заслезились, и я уподобился «ёжику в тумане». «Устоять бы, не грохнуться!» – подумалось под стук собственных зубов. Напрягся до предела, ощущая каждую выемку, пружинил. Тело вспомнило те прыжки с трамплина в юности. Здесь-то спуски большинству были не в диковину, но не по такой жёсткой лыжне-узкоколейке.
И вот меня вжало на подъёме нижней сопки, да так, что я едва не сел на лыжню и…выбросило в нижние слои атмосферы. Ориентация мной была потеряна, остались воскресшие инстинкты. Раскинул руки в стороны. Наверное, это был полёт. Абсолютно свободный полёт в никуда. Внутри меня что-то беззвучно оборвалось и мысленно шлёпнулось на склон. Вслед за «что-то» шкрябнул пятками лыж и я. Невольно присел, откинулся, удерживая равновесие. Едва удержавшись, вошёл в дичайший спуск. Лыжи дребезжали так, что казалось, вот-вот разлетятся в щепки. Но они резко вырвались из-под меня, дав волю моей «пятой точке» самостоятельно пересчитать первые два-три бугорка. Потом неведомая сила так крутнула меня винтом, что как бы лопнула некая шкура. Где треснуло – не понятно, но её звук я явственно ощутил всем телом. Напоследок моё безвольное тело та же сила, скорее всего, инерции, отбросила в сторону от лыжни, спутав мои ноги с лыжами. И всё стихло…
«Вот теперь всё! Господи, только бы не позвоночник!» – ожгла мысль, чувствуя, как холодеет чуть ниже спины.
Осела поднятая мной снежная круговерть. И я увидел воочию стоявших совсем рядом отдыхающих лыжников. Они почему-то смеялись. Нет, они просто дёргались в конвульсиях от смеха. Пришлось сделать попытку пошевелить ногами. Я их не видел, но понял: ноги целы. Значит и позвоночник цел?! А что же тогда треснуло? И рука потянулась туда, где потянуло по спине холодом…
И, о боже, это была моя оголённая задница! А треснули крепчайшие джинсы, причём, вместе с трусами. Не выдержали они резкого сида при приземлении. Меня сложило подобно перочинному ножику. Ко всему, сломало правую лыжину. Это случилось, когда меня швырнуло на махоньком бугорке справа. И какое благо, что свои титановые палки я оставил моему соседу покататься. С ними мне вряд ли так повезло при падении. А тут я сгрёб в пятерню остатки брюк и, прикрывая срамоту, поковылял домой. Мой сын и его друзья обещали зайти попозже. А Женя, помявшись и посмеиваясь, сказал: «Па, а ты молодец! Не ожидал!»
Ну а что, полёт-то состоялся!
Вилючинск, год 1984. Валерий Граждан.