В постоянстве пребывает лишь пространство и тишина. Вещи, находящиеся в пространстве и занимающие его, не более чем иллюзия постоянства. То же касается и тишины, – она наполнена звуками, но прежде всего это тишина. Ab aeterno они существовали и существуют. Постоянное пребывает всегда и неразличимо немедленно лишь потому, что человеческое восприятие, чувствование касается вещей видимых и подверженных изменениям. Оно замечает, прежде всего, динамику и фееричность движений, производимых в природе. Взор касается плывущих облаков или летящей птицы, раскачивания ветвей, осенний листопад, взмах руки, походки, – все то, что находится в действии, что возбуждает ум. Он улавливает активные свойства, потому что сам активно ментален. Нам нравится движение не только видимое, начатое например с того, как рука изящно поднимает бокал, человек делает глоток из него и снова опускает на стол. Мы следим, казалось бы, за самыми медленными, но полными грацией танцами. И в этом заключается жизнь в ее непостоянстве явлений и вещей. Ее ход, как и ход ее истории, заключается в непостоянстве. Все меняется, и все человеческое, даже самое надежное, построенное народами, подвергается изменениям. Одно приходит на смену другому. Непостоянство всегда полно таинства и грации, утонченность натуры лишь разогревает любопытство, тайное стремление к познанию. Нам нравятся истории и мифы, сказки и былины, потому что они не являются пресными, но полны содержательных иллюстраций вечно меняющихся событий, испытаний, подвигов, состояний и настроений героев. Если бы герой был инертен, недвижим, то он бы не достигал цели, даже если бы его целью оставалась собственная смерть. Начало и конец желанны, – вот что мы хотим узнать, присутствовать при том и чувствовать путь и восхождение к цели. Нам приятно видеть начало историй – нам интересно увидеть их завершение. Мы можем сказать, что вынесли смысл, прожив историю, вобрав ее в себя целиком, прожив все сезоны и прочувствовав их особенности. Для этого потребуется ощущение непостоянства, зачастую наполненного противоречиями в повествовании. Сила героев в их человеческой слабости, их схожести с настоящими реальными людьми. Герои воплощают качества, что таит в себе человеческий мир ad futuram rei memoriam, что человек живет и ничто человеческое ему не чуждо. Потому нам нравится динамика в общении с людьми и в искусствах, даже если последние поднимают из глубин человеческого сознания тени и древних богов разрушения. Нам нравится то, что оставляют загадку, что заставляет нас мысленно пытаться разгадать ее, но между тем, не поддаётся исследованию. Мы разочаровываемся, когда разгадываем тайну чувственно, и явление или вещь, кажется нам изученными и понятными. Мы желаем большего, ее вечного непостижимого, чтобы, соприкасаясь с этим, мы ощущали собственную уникальность и таинственность. Тайны за семью печатями, – вот чего мы хотим. Тайна и движение, неразрывное и непостоянное, наблюдаемое нами и покоряющее нас.
Между тем, энигма, что преобладает в движении, настолько же загадочна и непостижима, как и постоянные вещи, то есть тишина и пространство. К слову сказать, что тишину и пространство познать легче, чем вещи, подверженные изменениям. Чаще же происходит наоборот. Человек приходит к выводу, что познал вещь или явление, и они ему наскучили, а между тем, они сохраняют тайну. Такое особенно случается в отношениях между людьми. Они узнают характеры друг друга, но не разглядывают глубину, можно сказать, душу. Скорее всего, не познали они тишину и пространство. Зачастую пространство для них, это, например, комната, заставленная мебелью, а не то пространство, что является источником вещей и явлений. Тишина для них – это когда прекращаются внешние звуки, музыка, разговоры и смех. Настоящая же тишина и пространство всегда и всюду присутствуют, и присутствуют также в самом человеке, олицетворяя постоянное. Это единственная вечная и постоянная величина, измерить которую невозможно никаким человеческим умом, но познать не за счет привычного чувствования, а разумом и сердцем, что дано не каждому. Можно сказать, что человек прикасается к вечному постоянству, останавливаясь в повествовании. Здесь он, казалось бы, должен быть перестать интересен и не вызывать даже элементарного любопытства, но это для тех, кто еще живет историей и мифами и раскрыл в себе первоисточник. Сейчас, человек недвижимый, больше похожий на статую, познающий в молчании тишину и пространство, но он не герой и не воитель, он даже не человек в том значении, которое ему предают обыденность и привычность житейской человеческой жизни. Я говорю о страннике, больше походящем на мистерию, человеке, переходящем на новый уровень мироощущения, понять которого способен только подобный ему.