Лидолия Никитина. Познавая жизнь

 

Рассказы для молодежи XXI века

 

Вместо предисловия 

МУДРЫЕ  СОВЕТЫ

Мне посчастливилось стать свидетельницей разговора пожилой Дамы с молоденькой девушкой, которая ей жаловалась на свои неудачи. Когда девушка умолкла, Дама неспешно вступила в разговор:

– Светочка, дорогая, ты говоришь, что у тебя в данное время совсем разладились отношения с родными. Что тебе делать?  Прежде всего, ты должна  немедленно устроиться на работу! И тогда на  деревце твоей души, а оно есть у каждого живого человека, появится первая зеленая веточка. Означать она станет твое душевное спокойствие.

Когда же научишься самостоятельно зарабатывать пусть и скромные, но свои деньги, вырастет на заветном деревце еще одна веточка, которая принесет тебе уверенность в собственных силах.

А третья веточка на твоем деревце появится тогда, когда обретешь  настоящих друзей! Лишь имея доброжелательное окружение, сможешь почувствовать себя счастливой! О прежних неладах с  близкими людьми скоро забудешь!

Однако не забывай о главном: листки твоего деревца всегда должны быть зелеными! Ну а почему – догадайся сама!

Благодаря этой мимолетной сценке, подсмотренной, вернее, подслушанной в очереди к зубному врачу, я поняла, какими должны быть по-настоящему добрые советы молодым людям!

 

ПОЗНАВАЯ  ЖИЗНЬ

– У меня, хоть уже перешагнула рубеж двадцатилетия, есть два главных комплекса, которые я, будущий психолог, четко осознаю: невзрачность и застенчивость. Причем один комплекс порождает другой.

Будь я восхитительной блондинкой, никакая застенчивость ко мне за версту не подступила бы! Поэтому я выбрала для себя другую тактику: научилась прятать застенчивость, «переодела»  ее в цинизм. И так со своими сверстниками обо всем интимном рассуждаю, будто в моей жизни уже нет ничего неизведанного!

… А недавно я такую обиду пережила… Два знакомых парня, не договариваясь, назначили по телефону свидание. И ни один из них не пришел. Я как последняя идиотка прождала их аж два часа! Словом, ни одного настоящего романа, если не считать со своим одноклассником, когда все эмоции вытягивала из него едва ли не силой, у меня до сих пор не было.

Вот на этом безрыбье и возник завзалом ресторана, где мы, студенты-психологи, проходили практику. Этот сорокалетний мужчина проявил столько инициативы! Страстно смотрел на меня огненными восточными глазами, покупал цветы, уговаривал… Когда же, наконец, просто из любопытства, согласилась с ним встретиться в интимной обстановке, занес на второй этаж своего коттеджа на руках и так изысканно обставил нашу любовную встречу, что какое-то время я в содеянном грехе не раскаивалась. Еще и потому, что мне давно хотелось стать настоящей женщиной! Убеждена, что именно женственность подарит средства защиты от некрасивости, излечит меня от застенчивости, с которой надоело сражаться изо дня в день.

А с завзалом в тот вечер я играла роль бывалой девицы. Он даже не понял, что я отдалась мужчине впервые. До сих пор чувствую себя на высоте, когда вспоминаю его фразу при прощании на стоянке такси:

– А ты – отличная баба!

Целую неделю считала себя именинницей. Но, кажется, рановато, потому что застряла в своих эмоциях где-то между девочкой-несмышленышем  и женщиной-подранком.

Мой первый мужчина, этот завзалом, сразу после нашей единственной встречи  «потерял» мой домашний телефон и больше за всю практику ни разу не позвонил. Но я на него не сержусь, потому что во всем виновата сама. Ведь что ни говорите, а мне до настоящей ЖЕНЩИНЫ еще ой как далеко! И вообще, зря со всем этим интимом я поторопилась…

Но мои двадцать лет внушают оптимизм. Главное, я поняла, что опыт серьезного общения с мужчинами по дешевке не приобретешь. А ради преодоления всех своих комплексов я готова уже сегодня начать платить по всем счетам.

 

КРУГОМ  ЧИСТОТА

Знаете, у меня никогда не было лишних денег, потому что мы с мужем-инженером можем заработать только на самое необходимое. Но об их отсутствии особенно не сожалею.

Вот утром иду на работу. Народу ещё мало, тихо, чисто, с деревьев под ноги от лёгкого ветерка падают листья. В такие минуты я наслаждаюсь каждой мелочью, веточкой, листиком, цветком, пичугой… А тот, кто поглощён деньгами, кто только и думает, как разбогатеть, куда свои капиталы выгоднее вложить, на что потратить и не прогадать? Разве ж такие люди всю эту утреннюю прелесть смогут почувствовать? Нет, конечно!

В доме у меня только самое необходимое. Да ещё два уютных кресла! Мы с мужем любим по вечерам, сидя в них, общаться друг с другом, слушать музыку, смотреть телевизор. Но самое главное в моей квартире – чистота! Ни пылинки нигде и так легко дышится после захламленного рабочего кабинета, суматошных очередей. За каждой  вещью, в отличие от своей соседки, я тщательно слежу. На её же многопредметный импортный гарнитур, который она своей любовью заработала, глядеть тошно: дверцы, из-за того что их редко закрывают, провисли, стёкла захватанны, полировка кое-где ободрана… Ничего хозяйкой не бережется. Как-то Лолке говорю:

– Неужели тебе не стыдно на этот гарнитур смотреть? Ведь, чтобы его заработать, какие унижения тебе пришлось терпеть?

– Ну и что, подумаешь? – отвечает соседка, – Я обо всём, что когда-то было, все мысли из головы  выбросила! Теперь у меня новая забота. Хочу к зиме натуральную шубу справить!

– Да ведь к меху теперь не подступишься?

– Ну, тем, у кого нет денег, конечно… А у меня они есть и ещё будут! А ты, дурёха, просто не знаешь о настоящих деньгах ничегошеньки! Поэтому они тебе и не нужны.

– Да, о таких деньгах, какие водятся у тебя, не знаю и знать не хочу!

– Пока ты со своим мужем-простофилей с копейки на копейку перебиваешься, я где-нибудь в престижном местечке домик куплю, барахлишком модным обзаведусь, а потом такого мужика себе отхвачу – все от зависти лопнут!

– Ну не скажи… У нас в техническом отделе как-то разговор о директоре завода зашёл. У него несколько лет назад жена умерла, долго он о повторном браке и слушать не хотел, но наша главная инженерша уговорила его со своей подругой познакомиться. Тот пришёл в её хоромы, походил, посмотрел, хозяйку о том, о сём порасспросил, а после свахе разгон устроил:

– Ну и невесту ты мне нашла! Представляю, какой надо быть вымогательницей, чтобы все эти богатства заиметь! Мне  т а к а я  не подходит!

И вскоре на Любочке-технологе женился. С двоими парнями-подростками вдову взял. Отлично живут!

Хмыкнула в конце моего рассказа пышнотелая соседка, к телефону потянулась, пальчик наслюнявила и стала по телефонной книжке шарить – поклонника на вечер выискивать. А по телефону Лолка говорит таким приторным, таким шепелявым голоском, что больше минуты я в её квартире не выдерживаю.

Муж иногда ворчит, мол, зачем с ней общаться? Но все равно, хотя бы раз в неделю, я к ней по какому-нибудь поводу забегаю. Она для моего женского любопытства – щёлка в совершенно другую жизнь.

 

САМОЕ  СТРАШНОЕ

«Вся жизнь была прелюдией тому,

Чтобы вздохнуть мгновение полета».

Нона Алиева

Своего мужа я до сих пор люблю. Да и он, наверное, ещё меня любит. Поженились мы тринадцать лет назад в очень трудное для обоих время. Я после технического училища только устроилась на швейную фабрику, а Дима, напротив, демобилизовавшись из армии, поступил учиться в институт.

Родители сами нуждались, поднимая на ноги младших детей, так что все трудности приходилось нам делить поровну. И это сближало до тех пор, пока Дима не получил диплом инженера и не стал сначала маленьким начальником, а потом большим.

Сейчас я всю нашу совместную жизнь поделила на два периода: до получения мужем диплома и после его получения. Всё, что было «до» – самое для нашей семьи счастливое время! Ну а то, что потом, даже охарактеризовать каким-то одним словом затрудняюсь…

Раньше мы в любой конфликтной ситуации всегда умели прислушаться к мнению друг друга, зато теперь, когда муж научился зарабатывать довольно приличные деньги, моя значимость в семье резко упала. Дмитрию с некоторых пор ничего не стоит из-за любого пустяка оскорбить меня, обвинить в том, в чем я за собой не чувствую ни малейшей вины. Он не понимает, что каждая такая обида делает меня нищей, обездоливает, а богатство, которое прочно обосновалось в нашем доме, ничем не искупает ту холодность и пустоту, которую я всё больше ощущаю в своем сердце. А ведь мне ещё памятна его искренняя мужская забота  и даже особенная, почти юношеская восторженность, которой он частенько баловал меня в начале замужества.

Вместо неё теперь у Дмитрия неожиданные вспышки раздражения, причём особенно резкие, грубые, когда мы не наедине, а на людях. «Ну и дура же ты!» или: «Я готов тебя убить!» и многое другое в том же роде так и сыплется, едва ли не при любом общении нашей семьи с посторонними.

Как-то на моём дне рождения школьная подружка, перепив, вдруг начала говорить про меня всякие несусветные пакости. Я была уверена, что муж за мою репутацию вступится, но, поймав его взгляд, не обнаружила в нем ни на йоту сочувствия, возмущения услышанным. Напротив, какое-то незнакомое прежде самодовольство выплеснулось в мою сторону. Его циничный взгляд обжег с ног до головы, будто на меня вылили ведро кипятка…

Немало времени пришлось потратить на то, чтобы отыскать причину, которая так неожиданно испоганила нашу жизнь. Вначале я обвиняла во всех неприятностях лишь себя, но, копнув глубже, поняла: Дмитрий принадлежит к той особой породе мужчин, которые чуткими, любящими, ласковыми, самоотверженными для своей семьи могут быть лишь в тех случаях, когда обстоятельства загоняют их в клетку! Когда нет денег, потеряны друзья, а неудачи бьют наотмашь куда попало, не давая ни малейшей передышки.

Вот тут жена – первый друг, спасительница, единственная любимая женщина. Но стоит ситуации измениться и вновь вынести своих недавних изгоев на гребень успеха, как Дмитрий и ему подобные превращаются в настоящих садистов, которые свои неудачи вымещают не только на жене, но и даже на детях.

– Почему в раковине стоит немытая посуда?

– Фильм по телевизору хороший начался… После помою, – моё объяснение прерывает громко захлопнутая за мужем дверь. «Где был? Что делал?» – спрашивать не положено.

И ничего ни изменить, ни противопоставить  нынешнему семейному укладу я не в силах. А ведь мне, чтобы чувствовать себя счастливой, требуется так мало! Чтобы за какую-нибудь мелочь поцеловал, сказал пустяковый комплимент, посочувствовал в трудностях, разделил успех…

Моя нынешняя семейная жизнь стала совсем невыносимой. Не знаю, умышленно или все само собой так складывается, но у меня совершенно не остается времени на мои личные весьма скромные женские мелочи. Хочется, к примеру, подобрать мелодию на пианино, ну засела в голову, крутится там. Однако стоит мне хоть на несколько минут присесть к инструменту, муж вскакивает и захлопывает крышку, едва не придавливая мои пальцы.

Такая же реакция, если я беру в руки книгу или вышивку. Газеты в моих руках супруг ещё терпит:

– Что, больше дел нет? Вон рубашка у меня грязная, пуговица оторвалась, а ты тут с книжками расселась?!

А ещё я мечтаю элементарно выспаться! У дочери кровать есть, у мужа есть, а у меня диван в проходной комнате. Так что спать я могу либо с мужем, либо с дочкой. Как-то заикнулась о кровати, так он две недели ворчал, что весь интерьер в квартире своей кроватью хочу испортить…

Одна радость осталась у меня: когда никого дома нет, а это случается чрезвычайно редко, пою! Много, громко и с таким надрывом, что саму себя жаль становится. Наревусь, накричусь, и вроде на какое-то время легче на душе становится. А после…

После, когда уже и это перестанет помогать, брошусь со своего девятого этажа… Может, за те мгновения, что буду лететь вниз, наконец-то познаю свободу и радость жизни?!

Когда эта мысль впервые пришла – испугалась, а теперь привыкла. Теперь не страшно. Потому что самое страшное, когда вдруг обнаруживаешь, что разучилась улыбаться – для улыбки в моей жизни нет  ни малейшего повода…

 

ПЕРЕУЛКИ

Я влюбился в свою соседку – студентку, год назад переехавшую в наш город из Кишинева, и стал за ней ухаживать. Как-то в начале лета мы отправились в театр, а после спектакля, несмотря на только что прошедший ливень, решили до дома прогуляться пешком, хотя путь не был близким.

Дорогу я решил сократить, углубившись в переулки. Они освещались слабо, но нам, влюбленным и беспрестанно целующимся, свет только мешал.

Было уже поздно, около двенадцати, когда, медленно продвигаясь по самому темному отрезку улочки, в ее противоположном конце на фоне ярко освещенного фасада мы увидели трех парней. Впереди, засунув руки в карманы куртки, шел настоящий громила! Нам обоим стало не по себе от такой неожиданной встречи. Правда, я быстро взял себя в руки: молодой был, тренированный и потому уверенный в собственных силах. Девушка же, повиснув на моем локте, вдруг принялась что-то лопотать о золотой цепочке, которую ей недавно подарила мама, о сумочке со стипендией…

И зачем только про все эти мелочи она затеяла разговор в такое неподходящее время? Уж лучше бы молчала! Ведь я бы костьми лег, но никому не позволил к ней притронуться! Вскоре тройка парней поравнялась с нами. Тот, которого я про себя назвал громилой, первым остановился и очень дружелюбно предупредил:

– Ребята, не ходите этой улицей. Там у перекрестка мост снесло – не перебраться! – и жестом пригласил следовать за ними в обход. Несколько секунд после встречи с незнакомцами я нормально двигаться не мог: руки дрожали, ноги стали ватными. У Сониного дома механически поцеловал девушку в щеку и поспешил в свой подъезд.

С того злополучного вечера наши едва ли не предсвадебные отношения резко пошли на убыль. Через месяц я получил диплом об окончании института и укатил в сибирскую глухомань, хотя мог выбрать что-то ближе к столице.

А девушка, по-моему, до сих пор не может понять, почему мы расстались? Да я вразумительного ответа дать даже себе  не могу. Просто что-то в тот вечер вклинилось в наши отношения, какая-то мелочь. Но она очень ясно моей душе показала, что прожить всю свою жизнь с этой девушкой я не сумею.

И не забреди мы тогда в ночные переулки, может, не один пуд соли пришлось мне съесть, пока бы понял: ошибся, не ту женщину себе в жены выбрал.

 

МАТЬ И ДОЧЬ

Моими соседями по обеденному столу во время путешествия на теплоходе по Волге оказались дочь и мать. К скромной миловидной женщине лет сорока пяти, я сразу прониклась симпатией, а дочь, не знаю уж и почему, интереса к себе не вызвала. Более того, уже через пару дней эта худенькая неулыбчивая девушка в ярком ситцевом халатике и с гордо закинутой головой в мелких темных кудряшках начала меня раздражать, особенно после того, как бросилось в глаза её бесцеремонное обращение с матерью. Мне даже показалось, что в присутствии Мариши Варвара Петровна чувствует себя не лучше, чем кролик под гипнотизирующим взглядом удава.

Стараясь сгладить едва прикрытую агрессию дочери, мать суетится, заискивающе улыбается своей любимице, не упускает ни одной возможности, чтобы похвалить самоуверенную девицу. В противовес материнским похвалам дочь тоже не упускает ни одной возможности, чтобы не выставить мать в неприглядном виде или же зло в присутствии пассажиров над ней посмеяться. Для этого в ход идут самые банальные мелочи: принесла официантка, к примеру, неудачно заваренный чай, который больше напоминал запах мочалки, нежели привычный утренний напиток. Варвара Петровна, сделав глоток, вскользь заметила:

– Заварку, наверное, на плите передержали!

Никто из сидящих за столом не придал этим словам значения. Зато Мариша тут же, отодвинув от себя бокал и расплескав на скатерку почти все его содержимое, зло воскликнула:

– Если бы ты промолчала, я бы не заметила, какой нам подали чай, а после твоего комментария эту гадость пить не буду! – и выскочила из-за стола, оставив недоеденными омлет и творог.

Мать, конечно же, в слёзы: ведь дочь, такая худенькая, на весь день до самого обеда останется голодной.

Чтобы успокоить Варвару Петровну, я посоветовала недоеденный завтрак забрать в каюту, авось, проголодавшись, Мариша забудет об утреннем инциденте. Так и было сделано, но у сердобольной мамы, несмотря на чудесный солнечный день, настроение надолго испортилось. За все время, что мы гуляли вместе по палубе, она ни разу не улыбнулась, не пошутила, хотя обычно за остроумным словцом дело у неё не вставало.

В один из быстротечных туристских дней массовик собрал отдыхающих в музыкальном салоне и пригласил поучаствовать в самодеятельности. Кто-то предложил включить в репертуар песню «О Волге», которая всем нравилась. Варвара Петровна очень по-детски призналась, что может её спеть, потому что слова знает и любит весь зыкинский  репертуар.

– Ты собираешься петь? – взметнув в недоумении тонкие бровки, обратилась дочь к матери и вызывающе громко рассмеялась. Варвара Петровна что-то хотела сказать в свое оправдание, но ее остановил негодующий взгляд Мариши. А через секунду девушка с надменно запрокинутой головой неспешно прошествовала через салон и выпорхнула за дверь, оставив за собой тягостное молчание. Разговор об участии в концерте Варвары Петровны возобновлять никто не решился.

А через час, когда теплоход причалил к залитой солнцем зеленой полянке, усыпанной земляникой, мы, нагулявшись, надышавшись ароматами леса, присели на поваленное дерево и стали наблюдать за игрой молодежи в волейбол. Варвара Петровна, как обычно, восхищалась каждым движением своей гибкой, длинноногой дочери. В ее улыбающемся лице не было ни малейшего намека на недавно причиненную обиду. Казалось, для нее не существовало ни женской гордости, ни самолюбия – лишь одно восхищение своим единственным ребенком, являющимся главным смыслом ее многотрудной жизни.

А начались эти трудности после того, как муж-однокурсник, огорчившись «плохим» назначением после получения диплома, запил, закуролесил. Пока хватало сил, молодая женщина терпела все его хулиганские выходки, умоляла мужа остановиться, подумать о семье. Но все ее усилия оказались напрасными.

Имея на руках двухгодовалую дочку, молодая женщина отважилась на развод и начала собирать необходимые документы. И тут случилось еще одно несчастье: в пьяной драке супруг нанес собутыльнику тяжкие увечья. Суд, тюрьма… И она, молодой специалист, оказалась в чужом городе без жилья и материальной поддержки с малолетней дочерью на руках. Но выстояла! Правда, чтобы сводить концы с концами, платить за комнату, пришлось устроиться помимо основной работы на заводе мастером еще и уборщицей в цехе.

Теперь на хлеб насущный им с дочкой почти всегда хватало. Но необходимое – это далеко не самое лучшее. И приходилось матери в угоду тщеславию девчонки (вся в отца пошла!) постоянно идти на уступки, льстить, а порой и обманывать детскую доверчивость:

– Мариша, смотри, какое я тебе чудесное платьице купила! Оно хоть и сатиновое, но выглядит будто из шелка! Ну-ка, надень! Да ты в нем настоящая красавица!

Постепенно, как я выяснила из наших частых разговоров, девочка на многие житейские вещи утратила правильные ориентиры, потому что мать горячо, отчаянно внушала, что она, Мариша, самая умная, смышленая, красивая!

Чем сильнее мать льстила собственной дочери, тем та ее больше эксплуатировала, становилась все наглее в повседневной жизни, изощреннее в своих насмешках, адресованных матери.

Во время одной из автобусных экскурсий по небольшому провинциальному городку я оказалась сидящей позади интересующей меня пары.

Наклонив друг к другу темные кудрявые головы, обе оживленно обсуждали уличное происшествие. Радостному настроению дочери погасшая немолодая женщина радовалась как самому дорогому подарку! По всей видимости, иных счастливых минут в ее жизни не существовало.

 

СЕМЕЙНАЯ ПЕРЕПИСКА

Наталия Ивановна, затевая стирку, вытряхивала из карманов одежды скомканные носовые платки, шпильки, этикетки от конфет, табачные соринки… Во время этой нехитрой процедуры в пижаме супруга нашла письмо, которое без любопытства вынула из кармана и положила на туалетную полочку.

За хлопотами пятидесятилетняя женщина забыла о находке и вспомнила про письмо едва ли не к вечеру, когда все неотложные дела были завершены.

Обычно муж Наталии Ивановны всю свою корреспонденцию получал на домашний адрес, а на этом конверте был указан адрес близлежащего почтового отделения. По мере того как Наталия Ивановна углублялась в чтение небольшого листка с изящной виньеткой, исписанного твердым крупным почерком, нервный спазм сжал сердце, а подскочившее давление уложило ее на диван. Несмотря на головную боль, прочитанные строчки из письма незнакомки мгновенно запечатлелись в сознании:

«Я так счастлива, что теперь ты у меня есть! Мысли о тебе преследуют меня неотступно и все больше убеждают: наша встреча в Кисловодске не случайность! Это сама Судьба посадила нас за один стол и сделала все, чтобы мы всю оставшуюся жизнь были вместе!

Я даже не представляла, что объяснение с мужем по поводу развода будет происходить так буднично: к моменту нашего с тобой знакомства мы оба, с теперь уже бывшим мужем, знали: вместе жить не сможем, надоели и устали друг от друга…

Как видишь, я свое слово выполнила, теперь занимаюсь разменом квартиры. Тебе, любимый, проще, ведь все бытовые хлопоты я с величайшей радостью беру себе!

Без боязни пиши мне на домашний адрес…».

Вернувшаяся из института дочь, едва взглянув на стонущую мать, бросилась к телефону вызывать врача. Письмо, оставленное Наталией Ивановной на столе, бросилось ей в глаза сразу. Лиза, пробежав его текст глазами, спрятала письмо в свою сумку и заспешила к двери встречать врача. В душе она порадовалась, что отец уехал в длительную командировку, и они с мамой смогут что-нибудь предпринять в неожиданно изменившейся ситуации. Но сосредоточиться на письме не давали хлопоты, связанные с уходом за больной.

Больше всего Наталию Ивановну угнетало то, что всего две недели назад они отметили серебряную свадьбу!

Сколько слов благодарности сказал ей Геннадий Кузьмич за праздничным столом! С какой торжественностью вручил прекрасную брошь из агата! А сейчас оказалось, что все слова были фальшивкой, ложью! И в потайном месте хранилось письмо, написанное другой женщиной, ради которой он собирался бросить свой дом, дочь, ее…

Прошло еще несколько кошмарных для матери и дочери дней, за время которых разлюбленная женщина немного успокоилась: ведь она останется не одна, а со своей взрослой дочерью, которая давно стала ее поддержкой и единомышленником.

– Знаешь, мама, – как-то перед сном сказала Лиза, – я сегодня отправила папе письмо!

– Ты ему написала, что мы в курсе ближайших перемен в его жизни?

– Я написала папе очень душевное письмо. В нем сообщила, как мы с тобой его любим, как гордимся им, рассказала о подругах, которые всегда восхищались нашей дружной семьей и частенько мне завидовали… В свое письмо я вложила конверт кисловодской знакомой папы и сделала приписку: «Папочка, если ты все же надумаешь остаться с нами (мы этого очень хотим!), но не будешь знать, как сделать, пошли знакомой мое письмо. Уверена, она все поймет и тебя простит!».

После месячного отсутствия Геннадий Кузьмич вернулся домой. Семья его встретила привычным радушием и заботой. И никогда, ни при каких обстоятельствах ни дочь, ни жена, ни он сам не заводили речи о злополучном письме.

Лишь Наталия Ивановна при прощании вместо губ подставляла теперь для поцелуя щеку и старалась лечь в постель после того как услышит ровное дыхание спящего супруга.

Незадолго перед холодами, выгребая из печи мусор, Наталия Ивановна среди хлама обнаружила остатки полусгоревших писем кисловодской дамы. Видимо, они были слишком туго скручены и огонь полностью не смог уничтожить некоторые  строчки.

«Я все поняла… Грустно… Пустота…».

 

ПОЧТАЛЬОНКА КСЮША

Девятнадцатилетняя Ксюша, сирота, живет в коммуналке единственного барака, оставшегося от первых сталинских пятилеток, в небольшом волжском городке. Воспитывала ее какая-то дальняя родственница по материнской линии, но вот уже два года, как преставилась старушка – пусть земля ей будет пухом – оставив девушку круглой сиротой.

Но Ксюша после окончания восьмилетки уже в пятнадцать лет стала работать сельским почтальоном. Так что ранняя самостоятельность ей не показалась в тягость. Девушка много читала, любила слушать старые пластинки и как зеницу ока берегла патефон, доставшийся ей в наследство вместе с самоваром и прочей грошовой утварью от тетки Пелагеи.

Однажды, в нежаркий летний денечек, когда вся почта уже была разнесена, в одном из дворов внимание девушки привлекли скучающие дети. Ей стало их жаль, и совершенно для себя неожиданно Ксюша присела к ребятишкам на скамейку и принялась рассказывать сказку. И откуда она только в ее голове появилась – эту загадку девушка не могла решить, да и особенно не старалась.

Дети слушали Ксюшу очень внимательно, а когда сказка сама собой кончилась, потребовали продолжения. Девушка пообещала им придумать к завтрашнему дню еще одну сказочную историю.

Весь вечер, ночь и даже начало утра следующего дня она жила в прекрасном, созданном ее фантазией мире! И не переставала удивляться тому, что он так неожиданно для нее открылся.

Со временем желание рассказывать обо всех событиях, происходящих там, где все казалось юной сказочнице иным, превратилось в настоятельную потребность. Благо, что недостатка в слушателях не предполагалось, потому что взрослые были заняты на полях и огородах, а детишки, оставленные без присмотра, ни в чем не ограничивали Ксюшиных безудержных фантазий.

Но вот завершилось лето, потом промелькнула короткая осень, наступила зима. Теперь дети уже не бегали ватагой за Ксюшей, не торопили как можно быстрей освободиться от разноски почты, не ждали ее с новыми придумками в сквере возле крохотного базарчика. Тогда Ксюша свои сказки стала писать на телеграммных бланках и вместе с корреспонденцией опускала в почтовые ящики юных слушателей, прекрасно зная, где кто живет. Конечно, теперь сказки она писала уже не для всей ребятни, а лишь двум-трем своим любимцам.

Как-то одной из мам юного почитателя Ксюшиных фантазий попался листок, в котором было продолжение длинной сказочной истории об Ангеле, который опустился на землю и помог попавшему в беду мальчику. Ничего не поняв из прочитанного, мамаша пошла к начальнику почты и потребовала, чтобы он запретил Ксюше совращать детей и заманивать их в баптистскую  веру. Почему именно баптистскую – никто так и не понял…

Объяснение девушки, ее взволнованный от несправедливых нападок рассказ о том, что никакая она не баптистка, а просто по просьбе детей сочиняет им сказки, туповатый и вечно пьяный начальник почты оставил без внимания. Ксюше был объявлен выговор и сделано, как в советские времена полагалось, строгое предупреждение.

Но тут девушка, которая, конечно же, очень переживала из-за скандала, почувствовала, что не может не сочинять своих сказок. Они сами рвутся из ее сердца наружу, требуют внимания и понимания  слушателей!

Поэтому, несмотря на неприятности и угрозы, причем уже не одной мамы, а теперь уже нескольких, она по-прежнему продолжала сочинять сказки и бросала их в почтовые ящики.

Но под угрозами родительского наказания дети перестали открывать Ксюше двери, отворачивались от нее на улицах и даже обзывали злыми взрослыми словами, если она останавливалась и хотела с ними о чем-то поговорить.

Напряжение в городке все нарастало. Родители жаловались на Ксюшу в разные инстанции и требовали, чтобы она прекратила писать свои вредные для детей истории. Девушка оправдывалась и вместо занимательных сказок теперь сочиняла бесконечные объяснительные записки, прикладывала к ним оставшиеся экземпляры своих невинных фантазий. Но их никто даже не удосуживался прочесть… Напротив, Ксюшу все больше и больше ругали, грозили выгнать из комсомола, уволить с работы…

Потом Ксюша вдруг пропала. Несколько месяцев никто ничего не знал о ее судьбе. Запертую дверь коммуналки многодетная соседская семья тут же приспособила для своих нужд. О Ксюше все быстро забыли. Но тут вновь стали на прежние адреса приходить конверты со сказками из далекого Чукотского края. Но эти письма новая почтальонка не бросала в почтовые ящики, хотя адреса в них были указаны точно. Молча, с каким-то тупым остервенением Дарья Митрофановна рвала их на мелкие клочки и бросала в печь.

У этой женщины никогда не возникало желания чего-то не только сочинить, но и прочесть. Она, как и большинство Ксюшиных земляков, понятия не имела о том, что автору, особенно начинающему, просто необходимо отдать на людской суд то, что родилось в его впечатлительной душе. Ведь невостребованность для творческого человека не менее опасна, чем гнев глупцов или недоброжелателей.

 

ВСПОЛОХИ ВЕЧНОГО ОГНЯ

Валентина с Павлом познакомились в небольшом рабочем поселке, куда их волею судьбы привели служебные командировки.

Измученная переездами по ухабистым сельским дорогам, недовольная результатами проверки подведомственного ее организации учреждения, злая, усталая сорокапятилетняя женщина уже в сумерки вернулась в гостиницу. Она мечтала лишь о том,  чтобы поскорее влезть в ванну, чего-нибудь перекусить и замертво плюхнуться в кровать. Следующий день командировки обещал стать еще более напряженным.

Соседки, с которой Валентина ранним утром перед своим отъездом успела перекинуться лишь несколькими фразами, в номере не оказалось. Пришлось ей возвращаться на нижний этаж за ключом, что обозлило Валентину еще больше. Взяв в руки ключ с истерзанным картонным номерком на грязной марле, еле волоча ноги, она медленно  добралась до своего третьего этажа и стала открывать замок. Но он и на сей раз не поддался. Валентине подумалось, что горничная сослепу перепутала ключи – поди, разбери, что на обтрепанном картоне химическим карандашом написано, – и снова спустилась вниз. Но ключ оказался от ее номера, никакой ошибки не было.

Зверея с каждой минутой, запыхавшаяся женщина принялась с остервенением дергать перекошенную дверь. Если бы кто знал, как в эти минуты отчаяния она ненавидела провинциальные гостиницы, в которых все убого, начиная от тряпки на ключе и кончая липкими клеенками на шатающихся столах.

Поняв, что злополучная дверь ей никогда не поддастся, несчастная уже была готова завыть от беспомощности, как бездомная собака, лечь, свернувшись клубком, возле двери, сбросив наконец-то невыносимо жмущие туфли. В момент кульминации отчаяния судьба, будто сжалившись, послала Валентине Степановне спасителя в лице молодого широкоплечего мужчины… Поравнявшись в узком гостиничном коридоре с хрупкой блондинкой, взглянув в ее наполненные слезами голубые глаза, мужчина невольно улыбнулся и приветливо спросил:

– Вам помочь? – а сам тут же, не дожидаясь ответа, отстранил незнакомку от двери, вытащил из замочной скважины ключ, положил на ладонь и принялся внимательно рассматривать. Потом неожиданно извлек из кармана свой ключ, заметив при этом:

– Изрядно вы тут намучились. Ключ так раскалился, что об него обжечься можно! – однако уже в следующее мгновение галантно распахнул перед ней гостиничную дверь, отперев ее своим ключом. Так Валентина и Павел познакомились.

Едва женщина приняла холодный душ – мечта о горячей воде оказалась утопией. Павел по местному гостиничному телефону без лишних церемоний пригласил свою новую знакомую где-нибудь вместе поужинать. Валентина охотно согласилась.

Вернувшейся из кино соседке Валентина во всех деталях поведала о своих злоключениях с ключом, не забывая при этом завить на плойке челку, заново нанести на длинные ресницы тушь и, конечно же, помазать за милыми ушками французскими духами.

– И вы с этим незнакомцем сейчас пойдете ужинать? – недоуменно подняв выщипанные смоляные брови, ужаснулась дородная дама предпенсионного возраста.

– Конечно! Не ложиться же спать после такого кошмарного дня на голодный желудок! Да и прогуляться по незнакомому городку в такой прекрасный вечер не грех!  –  потуже затянув поясок своего любимого индийского платья в нежных сиреневых разводах, она легко сбежала по лестнице вниз, едва не сбив Павла, курящего возле распахнутой на улицу двери.

Гостиничный ресторан оказался закрытым на ремонт, так что пришлось командированным бедолагам довольствоваться буфетом. За кефиром и черствыми бутербродами, извлеченными неряшливо одетой толстухой-буфетчицей из недр громыхающего, как гаубица, холодильника, за безвкусным чаем и клеклыми кексами они разговорились, познакомились.

Несмотря на остатки еще не угасшего раздражения, Валентина вдруг почувствовала,  что усталость этого длинного дня куда-то незаметно исчезла, а налетевшее, будто весенний ветерок, бесшабашное настроение растворило усталость, скопившуюся в ее душе за последнее время.

После скудного ужина только что познакомившиеся мужчина и женщина всю ночь бродили по небольшому городку. Минуя одну незнакомую улицу, они тут же оказывались на другой, такой же пыльной и пустынной. Говорили, о чем вздумается, но больше молчали. Вначале Павел называл свою спутницу Валентиной Степановной, чувствуя значительную разницу в возрасте, но потом, так само собой получилось, стал ее называть просто Валюша.

– Павел, сейчас нас Бог наградил такими редкими минутами, когда мы можем забыть о привычных условностях. Мне, например, нужен только твой неимоверно сочный, бархатный голос. По нему, кажется, можно плыть, как по прекрасной спокойной реке, неведомо куда долго, долго…

– Ты, Валюша, права! А мне хочется, чтобы эта волшебная ночь как можно дольше не кончалась! – взяв умолкшую женщину, будто школьницу, за руку, Павел неожиданно принялся неспешно вальсировать. Вначале они кружились в полной тишине, потом оба, не сговариваясь, принялись напевать слова «Школьного вальса»:

«Промчались зимы с  веснами,

Давно мы стали взрослыми,

Но помним…»

Устав, Валентина и Павел опустились на скамейку вблизи памятника молодому солдату, озаряемому всполохами ярко оранжевого огня. Долго молчали – каждый вспоминал о чем-то своем. Заметив, что спутница поеживается от предутренней прохлады в своем кисейном платьице, мужчина положил руку на плечи Валентины и придвинулся всем своим телом к ее хрупкой и ладной фигурке. Затяжное молчание нарушил возглас:

– Павел, я вдруг поняла: все, что сейчас с нами происходит, со мной, вернее, с нами, давным-давно было! В моем сне, который я видела несколько раз в очень сложные периоды жизни. Да, да! Точно такая же ночь… колеблющийся от ветра огонь и прекрасный молодой мужчина, о котором я ничего не знаю. В том сне все происходило точно так, как у нас сейчас.

– Любопытно, расскажи подробнее!

– Чем сильнее била меня жизнь: раннее замужество, развод, сынишка на руках, ответственная работа… тем чаще во сне мне виделся незнакомый городок, ночной костер, возле которого я грею озябшие руки. Вдруг из темноты выходит какой-то молодой мужчина и, ни слова не говоря, садится неподалеку. Мы ни о чем с ним не говорим, но я чувствую, что он пришел ко мне для того, чтобы своим присутствием скрасить мое одиночество.

После этого сна, наутро, я проснулась в отличном настроении! Мне  даже показалось,  что непосильный груз повседневных забот и проблем куда-то исчез. Увиденное в том сне давало силу жить дальше – без паники и раздражения.

– Ты – прелестное хрупкое создание! Конечно же, нуждаешься в мужской заботе и поддержке. А у меня другие проблемы. Я не знаю, что мне делать со своей  переполненностью?! И если физическая сила в значительной мере уходит на трудную работу – мы с бригадой тянем в горах высоковольтную линию. Под открытым небом приходится трудиться в любую погоду. Все это я воспринимаю как должное. Уже привык к грохоту динамита, пыли, ветрам, мутной воде, вагончику, где не могу нормально даже во время сна распрямить ноги…

Зато с душевными эмоциями в моей ситуации намного сложнее. Я женат около пяти лет. Дочке Маринке – три годика. У нас прекрасная трехкомнатная квартира и заставлена она всем, чем положено. А еще много стеллажей с книгами. Обожаю фантастику, детективы. Музыке принадлежит вторая половина моей души. С огромным трудом год назад достал японский музыкальный центр, слушаю джаз, нашу отечественную эстраду. Все в семье вроде для нормальных человеческих отношений создано. А по большому счету – этих самых отношений между мной и супругой нет!

Так получилось, что мы с Татьяной оказались в нашем браке случайными людьми. А женились, помнится, по любви! И куда она от нас через пару месяцев упорхнула – ума не приложу?! Будь в семье другой микроклимат, разве ж смог в свои тридцать два по несколько  месяцев жить один, без семьи?

Вот тебя, едва увидел в коридоре, сразу понял: нужна моя помощь! А жена всегда ведет себя так, будто ей от меня ничего не требуется. А все мои старания для нее и дочери принимает с такой кислой физиономией, будто делает мне огромное одолжение.

Вот мы сейчас сидим с тобой рядышком, а всего меня такие невероятные чувства переполняют! Жаль только – не могу подыскать слова и высказать их вслух.

– У меня, Павел, такое ощущение, будто, взявшись за руки, мы воспарили над землей, над вот этим запущенным сквером с пыльной листвой и пламенем, то стелющимся по граниту, то вдруг вскидывающимся ввысь, словно тоненькая церковная свечка!

После возвращения в гостиницу Валентине удалось пару часов поспать. Благо у соседки был билет на ночной поезд, и ее никто не донимал вопросами и нравоучениями. Едва прозвенел будильник наручных часов, женщина в прекрасном настроении поднялась с кровати, будто и не было многочасовой ночной прогулки по незнакомому городку. Едва успела привести лицо в порядок, постучал Павел. Он очень спешил. Одет был по-рабочему: брезентовые сапоги, ветровка, залатанные джинсы… В руках молодой мужчина держал вместительную спортивную сумку с веселыми наклейками.

– Привет, скорее пиши свой адрес!

Валентина бросилась к тумбочке за ручкой и бумагой, но в это время дверь без стука распахнулась, и в комнату влетела орущая фурия – дежурная:

– Мужчина, кто вам позволил в такую рань врываться в чужой номер? Немедленно уходите!

Валентина от крика растерялась, уронила в суматохе на пол чемодан. Все его содержимое высыпалось на пыльный прикроватный коврик. Встав на колени, она принялась лихорадочно искать блокнот и ручку…

– Да откуда ты свалилась на наши головы, баба-яга? – потерял терпение Павел, перехватил верткие руки гостиничной блюстительницы нравственности, которые мельтешили у него перед глазами, и поволок ее к полураскрытой двери. Но та вырвалась и снова оказалась на середине комнаты, крича еще пронзительнее. Поняв, что его усилия выпроводить злющую бабенку напрасны, стараясь перекрыть крик горничной, Павел громко сказал:

– Ладно, не ищи бумагу. Говори адрес, я его и так запомню!

Спустя полтора месяца Валентина по возвращении с работы увидела на ступеньках своего подъезда знакомую спортивную сумку с веселыми детскими наклейками, а неподалеку от нее широкоплечую фигуру Павла.

– Какими судьбами, Павлуша, почему не предупредил?

– Здравствуй! Неожиданно мне перепала парочка дней отгулов. Я тут же бросился в аэропорт. Друг, увидев, что я спешно собираюсь – о нашем знакомстве я ему как на духу все рассказал, – только и спросил:

– К ней? – кивнул я головой и… через несколько часов оказался возле твоего подъезда.

– Признаюсь, эту встречу я предчувствовала, вернее, знала, что она у нас когда-нибудь состоится! – поднимаясь по лестнице и вынимая из сумки ключи, призналась Валентина идущему следом Павлу.

Войдя в квартиру, мужчина снял обувь,  пригладил ладонями свои волнистые  русые волосы и принялся не спеша осматривать квартиру, пока хозяйка разбирала покупки и укладывала их в холодильник.

Квартира у Валентины была двухкомнатная, с хорошей планировкой и очень уютная: везде стояли живые цветы, гардины были задернуты, в комнате царил полумрак.

– Мне у тебя чертовски нравится! – восхитился гость и, наклонившись, взял в свои огромные ладони пышноволосую женскую головку, с величайшей осторожностью приблизив к своему лицу, и жадно поцеловал. Этот поцелуй был у них первым!

К той ночи, что Павел и Валентина провели вместе в небольшом запущенном скверике у Вечного огня, прибавились еще две.

Они были заполнены разобщенностью со всем человечеством: влюбленным ни разу не захотелось включить радио или телевизор, поднять гардины и выглянуть на улицу, они не брали газет из почтового ящика и не отвечали на настойчивые телефонные звонки – оба наслаждались непостижимым единением друг с другом.

– Валентинка, кажется, я в тебя окончательно влюбился! – на исходе второй ночи признался Павел.

– Нет, нет, брось дурить! Я намного старше тебя, очень намного!

– Глупости, для меня твой возраст не имеет никакого значения!

– Зато для меня имеет, причем огромное! – от обособленности, которая в своей хрупкой скорлупе продержала едва знакомых мужчину и женщину почти двое суток, в миг не осталось никакого следа. И тотчас сквозь закрытую фрамугу окна и опущенные гардины во всей суетной неприглядности в комнату ворвался обычный день. Женщина каким-то особым внутренним зрением увидела, как их сердца, еще недавно бившиеся в унисон, сделав отчаянный рывок, освободились от власти друг друга, каждое устремилось на свое привычное место. Самым последним страну Единения в то раннее утро покинул взгляд молодого мужчины. Он метался, ища поддержки, по равнодушному лицу женщины, умолял  не отпускать его во враждебную, громыхающую жизнь, но, не встретив сочувствия, угас, иссяк…

– Пора собираться? – скорее спросил, нежели сказал утвердительно Павел и, коснувшись беззвучным поцелуем мягких женских губ, неохотно поднялся с постели.

– Чай согреть или заварить кофе? – набрасывая на голое тело уже знакомый Павлу по командировке халатик, спросила заметно помолодевшая Валентина своим приятным воркующим голоском.

– Ну почему ты запрещаешь мне относиться к нашей встрече серьезно? – со слезами в голосе взмолился мужчина.

– Когда-нибудь поймешь… Ну так чай или кофе?

– Какой ужас… Мне показалось, что мы с тобой сейчас еще дальше друг от друга, чем это было в то утро,  когда я забежал за адресом…

– Тебя проводить?

– Ни в коем случае! Я… не выдержу! Вернусь обратно… – и, чмокнув Валентину в щеку, мгновенно побросал свои вещи в сумку, выскочил на лестничную площадку, захлопнув за собой с шумом входную дверь.

С балкона Валентина видела, как он, будто ужаленный, принялся кружить по детской площадке перед домом, потом бросился бежать, сам не зная куда…

А женщина еще какое-то время понежилась в постели, то беззвучно плача, то сама себе улыбаясь:

– Все хорошо! Теперь можно жить дальше!

Спустя три месяца от Павла пришло письмо без обратного адреса.

«Я понял, что все случившееся между нами – теперь бесценный опыт моей души. Одна твоя фраза, которую ты сказала в момент нашей первой близости: «Я хочу стать для тебя самой лучшей!» – заставила как-то по-иному взглянуть на самого себя. А почему бы и мне не стать для своей семьи самым лучшим? Ведь жена и дочка вполне достойны не только моей заботы, но и какого-то особого старания души, без которого жизнь скучна и даже бесполезна.

Почему я ни разу не пробовал без спешки поговорить с женой, прислушаться к ее маленьким капризам, жалобам? Почему не нахожу слов ободрения, восхищения? Ведь с тобой у меня получилось! Значит, во мне все есть для того, чтобы по-настоящему любить и быть любимым!

Прошло не так уж и много времени, но я четко осознал, что благодаря нашей прекрасной встрече я здорово переменился! Это ощущается, прежде всего, в отношениях с женой. Представляешь, недавно она целое воскресенье провела в моем вагончике! Это случилось впервые за пять лет нашей семейной жизни!

Пусть в твоей душе, Валентинка, никогда не погаснут ВСПОЛОХИ ВЕЧНОГО ОГНЯ ЛЮБВИ! Павел».

Валентина дважды перечитала письмо и отложила его без всякой досады в сторону. Она отлично знала, что каждый любовный поединок ведется по правилам, которые диктует более сильный и уверенный в себе партнер.

 

БЫТЬ УНИЖЕННОЙ

В переполненный зал воскресного ресторана вошли Мужчина и Женщина. Она – высокая стройная блондинка в джинсах и короткой атласной кофточке, под которой, как теперь принято, ничего не было. Небольшая энергичная головка в рыжих перманентных кудряшках была намного выше тяжелой полуседой головы ее спутника – полного, обрюзгшего, но не старого мужчины, одетого в добротный бежевый костюм и такого же цвета мягкие замшевые туфли.

Новая посетительница мгновенно отыскала в полумраке знакомого официанта, который мигом откуда-то принес небольшой столик и втиснул его между тем, за которым сидели мы с подругой, и небольшим проходом у стены. В результате всех этих передвижек наш стол оказался в буквальном смысле слова зажатым в угол. Но теснота не испортила ни мне, ни моей институтской подруге хорошего настроения.

Вскоре на столе блондинки и полуседого шатена появились закуски, бутылки с водкой и шампанским. После двух-трех рюмок водки мужчина откинулся на спинку стула и задремал. Очевидно, ужинать он пришел сразу после утомительной работы. Но молодую даму подобное поведение джентльмена не смутило. Она придвинула к его стулу свой и начала бесцеремонно тормошить уснувшего: брала ладонями его лицо и, приблизившись к нему, дула в глаза, терла виски, щипала за подбородок… Но вывести мужчину из дремотного состояния ей не удавалось.

Однако заставила взбодриться, открыть глаза и потянуться за бутылкой с водкой не настойчивость молодой спутницы, а темпераментная музыка небольшого ресторанного оркестра. Закусив опрокинутую в рот рюмку маринованным огурчиком, мужчина неожиданно легко поднялся из-за стола, снял пиджак, повесил его на спинку стула и, не глядя на свою спутницу, направился к небольшому пятачку возле оркестра, куда устремились и другие пары, желающие потанцевать.

В танце мужчина приосанился, расправил плечи и, улыбнувшись музыкантам, сделал им приветственный жест рукой. Подошедшая рыжеволосая дама, встав напротив, принялась в такт музыке двигать локтями, бедрами, выделывать замысловатые па своими стройными ногами, обутыми в туфли на высоченной шпильке. В танце она выглядела еще моложе, стройнее, чем при первом беглом впечатлении.

По всему чувствовалось, что музыка обоим доставляет большое удовольствие. Но едва она кончилась, мужчина усталой походкой вернулся к их сытно сервированному столу и вновь погрузился в дрему.

Разгоряченная танцем и шампанским молодая дама с еще большей решимостью принялась тормошить спутника: она что-то щебетала ему в самое ухо, опять терла виски и дергала за уши, дула и махала салфеткой над его разрумянившимися массивными щеками. А потом поднесла его большую ладонь к своим губам и принялась ее целовать. Мужчина поежился, едва уловимым движением плеч оттолкнул от себя даму вместе со стулом, а секундой позже, чуть приподняв набрякшие веки, снова потянулся за выпивкой. А когда его рука вновь замерла в бездействии на белой накрахмаленной скатерти, подружка мужчины опять принялась целовать его руку. Тот снова ее вырвал, но и на этот раз она не обиделась, напротив, с еще большим пылом что-то защебетала в ответ на его медленные грубые слова, сказанные гулким шепотом.

…У меня надолго осталась в памяти ее улыбка: какое-то нервное подергивание губ, от которых кожа на скулах сдвинулась в отвратительную старческую гримасу. И запомнились ее жесты, особые жесты женщины, которой нравится быть униженной.

 

ЛЕГКОМЫСЛЕННАЯ

Перед самым перерывом мне на работу позвонила знакомая:

– Обедать будем вместе! – затараторила она в телефонную трубку. Тут один рыцарь прикатил… С серьезными намерениями! Хочу показать! Зовут Альберт!

И вот мы в маленьком безлюдном кафе. Знакомую я долго не видела, но благодаря телефону была в курсе пестрых событий ее неустроенной жизни.

Людмила сидела между мной и Альбертом и с завидным аппетитом уминала цыпленка. В дневном освещении четче, чем прежде, обозначились ручейки тонких морщин около ярко накрашенных губ и под глазами. Но мужчина, прилетевший издалека, ничего этого не замечал. Беспомощная улыбка не сходила с его загорелого лица, с полных, четко очерченных, слегка обветренных губ.

– Вчера весь день тебе звонил… И до этого тоже… Но ты же знаешь, как плохо в сельской местности работает междугородная связь! Вот и взял отпуск без содержания, прилетел к тебе на три-четыре дня. Ты рада?

Молодая женщина качнула плечами, неопределенно улыбнулась и принялась за новое крылышко. Цыпленок оказался плохо прожаренным, поэтому съесть его было далеко не просто. От усилий у Людмилы чуть на бок съехал красиво причесанный почти белый парик, из-под которого показались ее темные волосы. Заметив это, мужчина поморщился:

– Да сними ты, наконец, этот парик! Не нужен он тебе! Я так хочу увидеть тебя такой, какая ты была летом на пляже в Анапе!

– А я себе нравлюсь именно в этом модном парике! – резко оборвала Альберта Людмила, вновь уткнувшись в тарелку с едой.

– Ладно… Извини… Раз нравится – носи! – чуть заикающимся голосом произнес мужчина и надолго умолк.

Чтобы разрядить обстановку, я попросила Альберта подать солонку. Он охотно выполнил просьбу и тут же превратился в радушного тамаду, хотя сам к остывшей еде так больше и не притронулся: настолько был поглощен радостью встречи с любимой женщиной. Но радость быстро исчезла с его лица.

– А ты что-то бледная… Тебе нездоровится? Ах, прости, я своими вопросами мешаю тебе обедать. Ладно, буду молчать! Ты мне сама о себе все самым подробным образом расскажешь вечером, договорились?

Но ждать до вечера он не мог и снова принялся спрашивать любимую о работе, о последнем письме – получила ли его, о пятилетней дочурке, которую воспитывает бабушка.

– Надо же,  Людочка,  дожил до тридцати пяти лет и вдруг так безумно влюбился!

Подруга, отодвинув тарелку с недоеденным цыпленком, тщательно вытерла перепачканные едой руки о бумажную салфетку и, убедившись, что они чистые, положила ладони на плечи своего поклонника. Мужчина будто этого и ждал. Он порывисто притянул ее вместе со стулом к себе. Боясь упасть, Людмила негромко пискнула. И тут же начала смеяться каким-то наигранным глупым смехом.

– Что случилось? Ты смеешься надо мной? Над моими чувствами? – глухо спросил Альберт и отодвинул женщину вместе со стулом на большее, чем прежде, расстояние.

Затем он громко окликнул официанта, расплатился, после чего мы молча вышли на улицу.

Время обеденного перерыва истекало. Я распрощалась со своей знакомой и ее «рыцарем», поблагодарила за вкусное угощение и заспешила на работу.

Вечером в телефонной трубке опять слышалось Людмилино беззаботное щебетание:

– Ну как он тебе? Правда, зануда?  Как заладил о своей любви, хоть уши затыкай… Ну ладно, бегу, он у проходной дожидается! А у меня, представляешь, в восемь часов с нашим экономистом свидание еще два дня назад было назначено. Как буду выкручиваться – еще не знаю.

Через неделю мы столкнулись с Людмилой в театре. Она была, как обычно, оживленной, яркой, беззаботной в обществе  нового «рыцаря»…

 

КУКЛА

Сувенирная изящная куколка висела на капроновом шнурке возле ветрового стекла в кабине легковой машины молодого человека. Нарядная и грациозная – при каждом повороте она кружилась на своих длинных ножках и, казалось, стремительно забрасывала гибкие руки с мольбою вверх:

– Ну посмотри же на меня! Оглянись в мою сторону!

Но молодой человек не обращал внимания на страдания красавицы. Не замечал он и тех девушек, что шли по улицам, городским бульварам и с кокетливым любопытством бросали взгляды на симпатичного водителя.

И все потому, что он вновь встретился с той, в которую был влюблен в свои не такие уж и дальние школьные годы: когда-то они с Катенькой сидели за одной партой, жили неподалеку друг от друга и почти все свободное от уроков время проводили вместе. Увидев в аэропорту одноклассницу, вернувшуюся из столицы после окончания учебы в институте, молодой человек радостно окликнул свою школьную любовь, подвез до дома.

По дороге оба со смехом вспоминали, как он делал для нее шпаргалки во время контрольных работ, решал трудные задачи, писал сочинения, носил тяжелый портфель, а в походах – рюкзак…

Потом, уже молча, каждый вспомнил прощание в аэропорту, когда Катенька с задиристостью подростка звонко сказала своему школьному другу:

– Девочку-куклу своей неуемной заботой ты из меня успел сделать, но превратить себя в женщину-куклу – ни за что ни тебе, ни кому другому не позволю! – и через шесть лет вернулась домой с дипломом врача.

Спустя некоторое время, высаживая Екатерину Андреевну из своей машины возле городской больницы, школьный друг ненавязчиво произнес:

– Если тебе в чем-то понадобится моя помощь – не стесняйся! Буду счастлив, если окажусь хоть в чем-то полезным!

– О, мой верный Рыцарь! Спасибо за бескорыстие и верность! Но… к счастью, я почти все, что мне теперь необходимо, научилась делать сама! – ответила стройная молодая женщина и сдержанно улыбнулась бывшему однокласснику.

…Перед светофором машина резко затормозила. Кукла волчком завертелась на месте, вскидывая в немой истерике руки. Но молодой человек так и не взглянул в ее сторону. Он перебирал в памяти подробности еще одной мимолетной встречи:

– Ах, девочка-неумейка, почему ты так быстро выросла и все научилась делать сама?!

 

НЕЗАТЕЙЛИВАЯ МЕЛОДИЯ

Красивый, элегантно одетый мужчина шел по проспекту и вел за руку девочку в белом тулупчике и с крошечной скрипкой в руках. Влюбленной в него женщине, смотрящей издали на отца с дочкой,  показалось, будто…

В вышине пасмурного неба зазвучала незатейливая мелодия, которую выводил смычок неумелой детской рукой на крошечной скрипочке.

От этой простенькой мелодии, разливающейся в воздухе, все невероятные сложности, гнетущие душу женщины своей безысходностью, каким-то образом сами собой упростились. И на земле, едва подтаявшей от скупой апрельской ласки солнца, стало неимоверно тихо. И этой тишине молодая женщина сквозь слезы прошептала:

– Отдаю я тебя, любимый, отдаю насовсем! Отдаю твоей чудесной доченьке с крошечной скрипочкой в руках и ее маме!

Кто бы знал, как я извелась, мечтая отнять чужое, ни по какому праву, даже по праву самой высокой любви мне не принадлежащее.

Отдаю я тебя, любимый! И прошу простить меня, если при нашей тайной встрече вместо легкомысленной кокетки ты вдруг увидишь холодную и равнодушную автобусную попутчицу.

Нахмуренные брови молодой женщины сами собой разжались и впустили в глаза улыбку.

Началось ИСЦЕЛЕНИЕ ее израненной души!

 

КОВАРСТВО

Я причисляю себя к тем женщинам, которые вполне сознательно предпочли одиночество неудачам семейной жизни, чтобы иметь возможность заниматься любимым делом. И результаты такого выбора уже сказались: я недавно успешно защитила кандидатскую диссертацию! Чувствую, не за горами и серьезная работа над докторской. Занятия наукой доставляют мне ни с чем не сравнимое удовольствие, повышают собственную значимость, что для моей активной творческой натуры немаловажно.

Если бы с мужем именно в плане уважения меня не только как жены, но и личности сразу сложились нормальные отношения, работа, да  и мы оба  от этого только выиграли бы!

… А как все замечательно у нас с Вениамином начиналось!

Познакомились, помню, в университетской лаборатории на третьем курсе: у меня реакция прошла успешно, а у него не получалось. Заметив его ошибку, тут же вызвалась помочь. И вот с той злосчастной лабораторной прошло целых десять лет!

С первых минут нашего знакомства я, сама того не ведая, взвалила на свои плечи всю черновую, самую неблагодарную и кропотливую работу, а он посчитал это естественным – ведь мы полюбили друг друга! В первые годы замужества я не сразу обнаружила, как любовь ко мне у мужа отошла куда-то в сторону, уступив место зависти к моим научным достижениям. Какое-то время он ее сдерживал, тщательно маскировал, поэтому я не замечала уловок, которые им предпринимались, чтобы отвлечь меня от занятий в аспирантуре.

Подножки, которые мне супруг то и дело подставлял, относила на счет собственной нерасторопности, невезения. Зато чем больнее ушибалась, тем участливее становились слова мужа, а ласки горячее и самозабвеннее.

Коварство, которое ими прикрывалось, во всей бессердечной наготе осознала позже, когда уже ничего в наших супружеских отношениях нельзя было ни исправить, ни спасти.

Теперь-то понимаю, что конфликты имели вполне конкретную отправную точку: мужу казалось, что я покушаюсь на его тщеславие, имея более высокий рейтинг не только у коллег, но и у руководства нашего научно-исследовательского института, в котором мы оба стали работать после завершения учебы.

Именно его непомерное тщеславие то и дело спихивало меня, слепую от любви, на обочину дороги, которую, к несчастью, мы выбрали одну на двоих.

С каким ужасом теперь, из моего блаженного одиночества, вспоминаю наши супружеские дни и весь арсенал «пыточных средств», которые были у Вениамина постоянно в ходу.

Стоило только мне, переделав все домашние дела, сесть за письменный стол, как тут же следовали команды, просьбы, предложения куда-то срочно пойти, отправиться в путешествие, посетить дальних родственников, выстирать носки…

Худо ли, бедно ли, но с этими мелочами я как-то без особых потерь для учебы справлялась. Но когда он изобрел едва ли не ежедневные дружеские застолья, в которых мне предлагалось быть не только поваром, посудомойкой, но еще и «козлом отпущения» – супругу доставляло громадное удовольствие в кругу захмелевших друзей высмеивать мои научные «подделки». Какими только обидными словами я не обзывалась: дура, тупица, выскочка, пройдоха, самозванка… Особенно после того, как стала лауреатом одного солидного научного конкурса.

Эти унижения, возможно, я терпела бы еще неизвестно сколько, не окажись случайно в зоопарке у клетки с беркутом и не услышь рассказ экскурсовода о том, как его тренируют.

Оказывается, хозяин, прежде чем накормить птенца, долго его истязает, набросив на голову колпачок. Но зато когда кормит, колпачок снимается – птица видит своего хозяина и в благодарность за заботу служит верно, самоотверженно!

Без особых усилий в прирученной птице мгновенно узнала я себя. И лицо «благодетеля» тоже до мельчайших подробностей показалось мне знакомым: пакости делал исподволь, а от собственноручно нанесенных увечий «лечил» со всем не растраченным на науку пылом!

Накануне развода Вениамин нервничал, не вынимая сигареты изо рта, бегал из одной комнаты в другую и что-то бубнил себе под нос:

– Повтори свои слова громче! – желая хоть в чем-то разрядить напряженность, попросила Вениамина.

– Наконец-то я понял, какая женщина мне нужна для жизни!

– Ну и какая же?

– Чтобы не перебегала перед моим носом дорогу!

– И добровольно служила твоей безропотной тенью?

– Вот именно!

– Я бы согласилась на роль «тени», если бы ты был талантлив. Таланту и прислуживать не грех. Но находиться в постоянном рабстве твоих капризов, претензий, лени – увольте! – И, взяв повестку в суд, первой вышла из дома.

С огромными трудностями и нервотрепками удалось разменять нашу квартиру и в тридцать лет начать новую жизнь.

А по-настоящему счастливой я почувствовала себя лишь года через два, когда напрочь выветрились из памяти злые окрики мужа, его непрестанные понукания… У меня, нынешней, нет страха перед будущим, потому что теперь каждый день в нем – мой! И только мой!

Ну а за ошибки себя не особенно корю. Ведь в молодые годы неискушенная жизнью женщина в близком человеке больше всего ласку ценит и не замечает коварства мужской завистливой душонки.

 

УСТАЛ БЫТЬ ХОРОШИМ

– Понимаешь, Ирина, я устал быть хорошим, идеальным, таким, каким тебе хочется видеть меня ежечасно, ежеминутно! Пойми, наконец, что я – самый обыкновенный, возможно, еще хуже многих твоих друзей, которых ты постоянно за какие-то мелкие огрехи критикуешь. Прости меня за то, что в первые дни нашего знакомства во всем потакал твоим неуемным фантазиям, давая тем самым повод для восхищения собой среди твоих подруг.

«Мой муж – самый замечательный, самый заботливый, умный!… Второго такого мужчину  днем с огнем невозможно найти! – как курица во всеуслышание «кудахтала» ты на каждом углу! – сейчас, вспоминая это бахвальство нашим якобы сверхидеальным браком, едва сдерживаю тошноту!» – упаковывая вещи в чемодан, выкрикивал, вспотевший тридцатилетний мужчина.

Его жена, забившись в угол огромного дивана, сжав до белизны пальцы, смотрела на происходящее как на фрагмент из фильма ужасов. Она все еще никак не могла понять, что вся ее пятилетняя семейная жизнь с Олегом, горячо любимым мужем, в эти минуту рушится прямо у нее на глазах…

Когда через некоторое время мужчина сделал передышку в отыскивании и укладывании вещей своего гардероба в чемодан и спортивную сумку, в воздухе повисла тяжелая пауза, которую нарушил голос Ирины:

– А ведь и я, Олег, тоже устала «сочинять» из тебя настоящего Мужчину! Эта игра в «идеальную пару», хоть мы были и талантливыми актерами, должна была когда-нибудь завершиться! Признаюсь, я долгое время верила в искренность всего с нами происходящего. И просто не понимала, что фальшь, ложь, которую я тебе, себе и всем окружающим изо дня в день навязывала,  так смогли обоих унизить в глазах друг друга… Конечно, во всем случившемся я сильно виновата… Прости…

Но покаянную речь супруги Олег не слышал. Он еще что-то из своих вещичек засунул в переполненный чемодан, надел в прихожей плащ и ушел из этого дома навсегда.

 

СЧАСТЛИВАЯ – НЕСЧАСТНАЯ

– Наверное, у счастья свои законы, без которых оно просто не может о своем присутствии в жизни человека ли, семьи ли заявить, обозначиться.

Например, настоящему счастью мужчина требуется честный, преданный жене, детям, своему дому, работе. Есть и еще кое-какие нюансы, без которых счастье не может быть полным, но я не берусь говорить за всех – расскажу о своем муже.

Все беды, какие на нашу долю выпали, делили с первых же дней семейной жизни поровну, причем каждый брал на себя то, в чем чувствовал себя увереннее, сильнее. Вместе рожали детей, выхаживали, когда малыши болели, воспитывали. За двадцать лет совместной жизни никто не унизил другого, не оскорбил доверие, не осквернил любовь. В том, что супруг такой уверенный в себе человек и успешный в работе, есть и немалая моя заслуга!

…Вчера где-то Гена купил красивые, будто разрисованные кисточкой, ароматные яблоки. Я не удержалась, увидев их разложенными горкой на подносе, громко воскликнула:

–  Где это ты, дорогой, такие прелестные яблоки купил? Дай  я тебя за такой подарок расцелую! – Даже за пустяк, сделанный для дома, детей, мужа всегда хвалю, благодарю. Он тоже в долгу не остается:

– Лучше твоих пирогов, Ларочка, ни у кого не ел! Их может сотворить только моя жена – самая красивая женщина не только нашего района, но и всего города!

Сейчас мне трудно представить, что эти годами складывавшиеся отношения, которыми очень дорожу, могли быть разрушены из-за каких-то нескольких дней моего пребывания на курорте в Прибалтике. Но все по порядку.

 

На заводе, где работаю экономистом, мне дали путевку в санаторий. Хотя курортный сезон давно кончился, и на дворе стояла зима, решила поехать подлечиться. Муж не отговаривал, напротив, купил в дорогу шикарную серо-голубую песцовую шляпу, о которой я давно мечтала.

В первую курортную неделю, когда много разной беготни с назначением процедур, чувствовала себя неважно, почти никуда не ходила: спала да смотрела телевизор. А через неделю, как с мужем условились, поехала на междугородную почту заказать переговоры. Было часов восемь вечера, когда села в автобус, который доставил на переговорный пункт. Моим попутчиком оказался мужчина из нашего санатория.

После звонка домой, довольная рассказом мужа о домашних делах, вышла  из кабины и вновь увидела попутчика. Лицо его мне показалось растерянным и бледным.

– С вами что-то случилось, не могу ли чем помочь? – не знаю уж и почему, первой начала разговор с Андреем, конечно, еще не зная его имени.

– Понимаете, звоню жене, а она не берет трубку. У нее частенько сердце пошаливает…

– Может, телефон соседей знаете?

– Да, знаю.

– Вот им и позвоните! – мужчина последовал совету: оказалось, что в его квартире испортился аппарат, а сама жена в полном здравии.

Обратно мы снова ехали вместе, оживленно переговариваясь, как давние знакомые.

Когда подходили к дверям нашего корпуса, я каким-то боковым зрением уловила оценивающий взгляд мужчины и, опережая события, в несколько шутливой форме заявила:

– На курортный роман со мной не рассчитывайте!

Он удивленно вскинул брови, но ничего не ответил. Мы расстались в холле санатория, каждый поднялся на свой этаж.

После этого вечера стали вместе с Андреем ходить на процедуры, в столовую, в кино. Очень о многом рассказывали и даже были приятно удивлены, обнаружив некоторые совпадения. Например, его старшего сына и моего зовут Александрами, собаки – пудели пепельного цвета, а квартиры находятся на третьем этаже!

Мы частенько звонили домой и радовались, что там все спокойно. Однажды Андрей, зайдя вечером за мной, чтобы пригласить на танцы, вдруг схватил своими сильными, будто стальными, пальцами мои запястья и, напряженно глядя в глаза, без единого слова потянул к постели. Не знаю уж и как, но мне удалось вырваться. Я отбежала в противоположный конец комнаты и закричала:

– Отстань! Не смей меня трогать! Я люблю своего мужа! Понимаешь, безумно люблю! И никто, кроме него, мне не нужен!

– Все… все… извини… Больше такого никогда не повторится! Я все понял! Прости…

Действительно, больше никаких притязаний со стороны Андрея не было. Мы продолжали дружить, вместе коротали свободное время до моего отъезда.

А улетала я первой. Курортный рыцарь, несмотря на дальность поездки в аэропорт, вызвался помочь с багажом – ведь я накупила много сувениров мужу, детям, сослуживцам, маме.

Прощаясь в аэропорту, беспечно сказала Андрею:

– Спасибо за компанию! Через несколько минут сяду в кресло и выкину из головы все мысли о Прибалтике! Если бы ты знал, как я соскучилась по своим мужчинам! Уж скорее бы их всех увидеть!

– Понимаю. Я тоже по своим родным истосковался, но если ты дашь адрес, черкну несколько строчек по возвращении домой.

– Конечно! Запомни индекс почтового отделения! Пиши мне до востребования!  Спасибо за все! – помахав ручкой с трапа, я вошла в самолет. Прибалтика мгновенно исчезла из моих мыслей.

 

Прилетев, засучила рукава и принялась за уборку, хотя дом встретил меня чистотой и уютом. Просто я радовалась своей семье, хотела быть ей полезной. В душе гордилась собственной скромностью, порядочностью и тем, что сумела так хорошо расстаться с Андреем.

Спокойно мне было дней пять. Потом все стало обычным, но необычная, уже через неделю, на меня навалилась тоска…

Понимаю, будни жизни – дело нормальное, что у всех так. Держу себя на их поверхности обеими руками, пытаюсь улыбаться, а со дна души все выше поднимается и подступает к горлу муть, сквозь которую даже солнце кажется серым.

В тот день, когда многие прибалтийские ощущения потеряли остроту и яркость, от Андрея пришло первое письмо. Вежливое и официальное. В нем он восхищался мной: женщиной, женой, матерью. А ведь в Юрмале, особенно в первые дни знакомства, раздраженно ворчал:

– Ты можешь хоть на час забыть обо всех своих обязанностях: жены, матери?

– Нет! – категорично утверждала я и чувствовала, что мое сопротивление ему нравится, потому что он понимает, как в наше время трудно молодой женщине удержаться от соблазнов, оберегая честь семьи, достоинство мужа. Он восхищался моим умением владеть чувствами, потому как догадывался, что с некоторых пор я к нему отношусь с возрастающей симпатией…

Постепенно все, что произошло на курорте, каждая мимолетная встреча в фойе, в раздевалке, в бассейне, непонятно почему стали быстро увеличиваться в размерах, приобретать чрезвычайную для меня значимость. Я стала искать подтверждение в его письмах и по нескольку раз на неделе бегала на почту. Когда письма иссякли, бросилась заказывать переговоры.

Слава Богу, ни разу дозвониться мне не удалось. Иначе как сумела бы объяснить ему свой неожиданный звонок?

После двух писем Андрея, очень похожих друг на друга, меня словно подменили. Теперь едва ли не в каждом прохожем начал грезиться он. А на днях чуть в обморок не упала: спускаясь по заводской лестнице, глянула вниз и увидела возле проходной мужчину в светло-бежевом костюме. Не отдавая себе отчета, громко крикнула:

– Андрей! – и ноги стали ватными. Хорошо, что кто-то поддержал меня за локоть…

Всего не передать, как я промаялась почти целое лето. Ничего не консервировала, бессмысленно слонялась в свободное время по квартире или часами гуляла с собакой вокруг дома. Заиграла пластинки, где было несколько песен, которые мы вместе слушали в кафе, на танцах… Особенно полюбились песни о телефонных звонках, дожде, зонтиках, письмах…

Как-то за завтраком муж включил радиоприемник, зазвучала песня о Юрмале. Я оторопела, забыла проглотить кусок бутерброда и, пока звучала музыка, так и  сидела с открытым ртом. Ребятишки надо мной со смеха покатывались.

Полгода бегала на почту, пыталась дозвониться по междугородке, писала письма и рвала, потому что чувствовала, как в переложении на обычные слова мои мысли становились пошлыми, глупыми, совершенно не нужными не только теперь уже далекому мужчине, даже мне самой. Именно неотправленные письма убедили меня в том, что вносить какие бы то ни было поправки задним числом в наши курортные отношения – бессмысленно и глупо.

– Из-за чего я так мучаюсь? – проснувшись  ночью, принялась допрашивать себя. И вдруг вспомнилась фраза, сказанная в аэропорту: «Сяду в самолет и все, что здесь с нами случилось, мигом выкину из головы!»

Гм, оказывается вся эта маета – расплата за мою женскую самоуверенность!

Догадка эта, на удивление, стала для моей души бальзамом. Я начала успокаиваться, входить в привычную жизнь. Мое выздоровление заметил муж:

– А знаешь, после Прибалтики ты стала более женственной, нежной! Будто какая-то окалина слетела! Поэтому любить и ценить тебя я стал еще больше!

Да я и сама обнаружила, что мои чувства оживила, разукрасила какая-то особенная, давно забытая радость. В ее ярких вспышках исчезала «НЕСЧАСТНАЯ ЖЕНЩИНА», в которую я все это время, сама того не понимая, старательно играла.

Теперь я вновь СЧАСТЛИВАЯ! По-настоящему счастливая!

 

ПЕРВЫЙ  ПОЦЕЛУЙ

По делам своей фирмы в пять часов утра я должен был вылететь в Хабаровск. Зная о трудностях многочасового перелета, спать лег пораньше. Но почему-то очень долго не мог заснуть. А когда перед звонком будильника все же удалось задремать, приснилась Аллочка, одноклассница, в которую я, будучи подростком-восьмиклассником, целых два года был безумно влюблен! И пока не кончилась учеба, из-за этой юношеской влюбленности чувствовал себя невероятно счастливым! Быть таким счастливым все последующие годы моей взрослой жизни ни разу не удалось…

… Аллочка неслышными шажками приблизилась к моему изголовью, провела рукой по моим бровям и, когда я обрадовано открыл глаза, негромко, одними губами, прошептала:

– Я пришла с тобой проститься. Навсегда!

Мне хотелось ей что-то возразить, но она отчаянно, будто кто-то невидимый тянул ее маленькую аккуратную фигурку к себе, стала исчезать в длинном полутемном коридоре.

Мгновенно проснувшись, поднялся с постели и зажег свет. Часы показывали начало третьего. До звонка будильника оставалось каких-то полчаса. И если бы не моя поездка, невзирая ни на что, я бы утром дозвонился до Аллочкиного мужа или ее мамы, узнал, как прошла назначенная на вчерашний день операция, не нужно ли чего? Ведь я, хоть наши жизни и пошли порознь, по-прежнему был в курсе всех событий ее жизни: знаком с мужем, частенько встречался в соседнем магазине с несостоявшейся тещей. Да и общих знакомых, помнивших о нашем школьном романе, в моем окружении оказалось достаточно.

В Хабаровске я пробыл неделю. Но все дни командировки, едва усталый ложился в постель, Аллочка тут же оказывалась возле моего изголовья и принималась что-то едва слышно шептать мне на ухо. Но я, как ни старался, не мог разобрать ни единого ею произнесенного слова…

Господи! Как я любил эту девочку! До сих пор в памяти самый волшебный и солнечный день – это ДЕНЬ НАШЕГО ПЕРВОГО ПОЦЕЛУЯ!

Ни с одной девушкой ни после окончания школы, ни в студенческие годы не доводилось мне быть таким застенчивым и – одухотворенным! Таким застенчивым и – решительным! Лишь с Аллочкой, немногословной девочкой с сияющими зелеными глазами, постоянно испытывал ни с чем не сравнимое ликование!

До сих пор все микроскопические события того школьного, самого обычного, дня уцелели в памяти, словно опись драгоценного имущества: разговор в коридоре с уборщицей тетей Груней, холодная котлета в пустом буфете, облака, которые плыли по небу над моей головой, когда я от скуки уселся на подоконник и высунулся в окно.

Даже сейчас, будучи пятидесятилетним мужчиной, много повидавшим на своем веку, не могу представить всей своей дальнейшей жизни без этого нашего ПЕРВОГО ПОЦЕЛУЯ! Без двух лет райского блаженства, которое я испытывал только оттого, что знал: придя в школу, непременно ее увижу хотя бы в распахнутую дверь соседнего класса, в коридоре или на спортивной площадке!

По возвращении из командировки нашел на своем рабочем столе среди прочей корреспонденции газету с портретом Аллочки в траурной рамке. Тут же позвонил ей домой. Трубку взял вдовец. Он плакал, как ребенок. Я с трудом из его бессвязного рассказа понял, что жена умерла в три часа ночи неделю назад.

Последний раз не измученная тяжелейшей болезнью женщина, а девочка-школьница приснилась мне на сороковой день…

НИКУДЫШНАЯ

– У меня в детстве не было добра, как у нормальных обычных детей. Какая-то нескончаемая беда, слезы, отчаяние… Причина всему этому – мой отец, который в сорокалетнем возрасте женился на маме, восемнадцатилетней провинциальной девочке. И хотя мама у меня в те годы считалась настоящей красавицей, он гулял от нее по-черному.

Когда я ходила в младшую детсадовскую группу, а время было тяжелым, послевоенным, из-за отсутствия обуви в плохую погоду мама в садик относила меня на руках. Пока дети гуляли, я сидела на подоконнике и с завистью наблюдала за их оживлёнными играми.

Одежду мне и себе мама перешивала из старых отцовских брюк, пиджаков, поэтому в памяти уцелели коричневые, серые и черные платья. Да ещё такие же мрачные тяжёлые от свалявшейся ваты шапки, неудобные и огромные на голове.

В дни, когда отец отсутствовал, в доме царил мир, покой, но едва он перешагивал порог, я, ребенок, чувствовала боль в груди и замирала от щемящего страха.

Праздники в нашей семье не отмечались, но один Новый год всё же в моей детской  памяти уцелел. Мама после тщательной уборки нашей двухкомнатной квартирки стала собирать на стол неприхотливую закуску, но отец, оказывается, вовсе не собирался новогоднее торжество отмечать с семьей – собрался в гости. И когда он уже был почти одет, вдруг мама упала перед отцом на колени и стала умолять его никуда не ходить, не оставлять ее одну. Я, пятилетний ребенок, никак не могла понять, зачем она его уговаривает остаться, плачет? Ведь нам вдвоём так хорошо?! Но отец ногой, обутой в скрипучий сапог, отодвинул маму, будто вещь, от порога и ушел, с силой захлопнув за собой дверь.

Причину маминых слез я, ребенок, конечно же, объяснить не могла, но точно знала: это неправильно! Так не должно быть!

Едва мне исполнилось восемь лет, мама подала на развод. Уже потом свое промедление она объясняла страхом остаться без кормильца, опасениями, что не сможет обеспечить меня самым необходимым.

Наша квартира состояла из двух комнат. Мы, конечно, жили в проходной, отгородившись от отца ширмой с ситцевой занавеской. Он же от нас свою комнату запирал на тяжелый навесной замок, хотя выключатель находился в его комнате, как и дверца плиты – громадной печки-голландки. Из-за невозможности войти в отцовскую комнату в его отсутствие мы частенько сидели без света в жутком холоде. Тогда вместо электрической лампочки у нас горела свечка, а на худой конец зажигали керосинку. Ею заодно и обогревались – ставили на огонь старый алюминиевый чайник. Моментами мне казалось, что в нашей комнатушке хорошо, уютно. Однако если мы случайно оказывались у кого-то из соседей в гостях, то возвращаться домой ни мне, ни маме не хотелось.

Такая жизнь продолжалась, как я уже сказала, восемь лет. Сразу же после развода с отцом мама пошла прачкой в детский сад. И худо ли, бедно ли, но концы с концами мы сводили. Более того, маме удалось за несколько лет скопить деньги на оплату отдельного входа в нашу комнату.

Этот день запомнился мне как самый солнечный, радостный во всей моей детской жизни!

– Какую дверь закладывать? – спросил рабочий у мамы.

– К отцу! К отцу! – громко закричала я и засмеялась.

В семнадцать лет начала работать секретарем-машинисткой в спорткомитете. И вскоре познакомилась с талантливым гимнастом, молодым тренером. Мы очень быстро поженились. Он – первая моя любовь. До знакомства с ним я ни с кем не встречалась, не дружила. Поэтому очень многого ждала от замужества, ведь, кроме наждачной боли в сердце от жизни с отцом, от нищеты, никакого радостного багажа за моими плечами не имелось. Но очень скоро поняла: муж умеет любить только себя и своих друзей. Да еще мать, которая сразу отнеслась ко мне как к какому-то недоразумению, которое не сегодня, так завтра исчезнет с горизонта их семьи навсегда.

Нетрудно было «вычислить» причину недоброжелательного отношения свекрови. Кто я в ее глазах? Нищенка! Ведь кроме старого пианино и пальто, опять-таки перешитого из отцовского, иного приданого за невестой, то есть за мной, не имелось. И с образованием подкачала – десятилетка да еще в вечерней школе. Не о такой снохе для своего сына-чемпиона мечтала эта чопорная пятидесятилетняя женщина.

Словом, едва ли не с первого дня замужества  нетрудно было предположить, что меня ожидает печальная участь моей матери. Как и она, я самозабвенно любила мужа. Эта слепая любовь какое-то время помогала мне многое Володе прощать, не замечать или же воспринимать как нечто, само собой разумеющееся. К примеру, я готовила два обеда: один приличный, Володе, а другой, без мяса и прочих деликатесов, – себе, так как на хороший стол наших средств не хватало. Но муж ни разу не поинтересовался, почему я не ем вместе с ним? Хватает ли денег мне на хозяйство?

Вскоре я привыкла к невнимательности супруга и даже с ней смирилась, но стала замечать, что он постоянно ищет повод для ссор. Чтобы избежать недоразумений, я не отвечала ни на его грубость, ни на бессмысленные придирки. Ведь надо мной все еще сиял ореол моей фанатичной любви!

И все же наступил день, когда кое-какие здравые мысли прорвались сквозь мою «куриную слепоту». Они повергли меня в ужас:

– Неужели так будет продолжаться всю жизнь? И я никогда не услышу ласковых слов? Не удостоюсь заботы, понимания? Интереса к чему-то моему, сугубо личному, женскому?

Свое прозрение в том, что я – НЕУДАЧНИЦА,  тут же постаралась от дня насущного как можно дальше упрятать. Если же подобные мысли настигали врасплох – всячески их гнала.

Лишь через два года такой семейной жизни мужу все-таки удалось спровоцировать скандал, хотя я не проронила ни одного слова. Завершился он хлопнутой далеко за полночь дверью. Первое желание – броситься и немедленно вернуть мужа, чего бы это мне ни стоило, – мгновенно погасили воспоминания, вдруг вспыхнувшие в сознании из далекого детства: отец куда-то собирается, а мать, стоя на коленях, умоляет остаться.

Проведя бессонную ночь, с грустью призналась: не отогревшись в первой любви, моя душа начала черстветь  и задыхаться без нежности, доброты и заботы…

А как мне требовалась передышка между безрадостным детством, трудной юностью и рано начавшейся семейной жизнью! Не отошла я от первых неудач, как тут же навалились новые трудности, еще более обременительные… К тому же значительно ухудшилось мое здоровье. Травмировали и постоянные упреки мужа в том, что я – «никудышная женщина»! Именно по этой причине, оказывается, он меня не любит. Сама я не могла понять значение слова «никудышная», а спросить ни у кого не решалась.

…Муж пришел на следующий день после ночной ссоры и принялся хвастаться: мол, какой он порядочный семьянин! Как его уговаривала молодая и красивая женщина жить с ним, а он все же вернулся в семью!

Володе, видимо, пришлась по душе роль «порядочного мужчины», но ею он не ограничился, а придумал для меня новую пытку: отправляясь на очередное свидание, непременно спрашивал моего разрешения:

– Надеюсь, отпустишь меня проветриться, пока ты беременная?

– Уходи! – едва ли не теряя от ненависти и собственного бессилия сознание, кричала мужу и, не дожидаясь, пока он захлопнет за собой дверь, бежала в ванную, подставляла пылающее от обиды лицо под ледяные струи воды, ища успокоения.

Со временем эти ночные отлучки Володи почти перестали меня травмировать. Поняв это, он нашел новый способ доведения меня до истерики.

– Уверен, ребенок меня будет любить больше, чем тебя! Ну что ты ему сможешь дать? Да и зачем ты нам будешь нужна? – конечно, после таких слов я ненавидела этого самодовольного тирана с еще большей силой, чем еще недавно любила. Хотя за его словами, это я уже осознала задним числом, зияла обычная пустота! Когда родилась дочь, он ни разу не взял на руки плачущую малютку, а уж о том, чтобы сменить или выстирать пеленки, я даже мечтать не смела.

Первые два месяца после рождения малышки мне помогала мама, а потом, когда ей потребовалось выйти на работу, все хлопоты по дому и уходу за младенцем обрушились на одну меня.

Хорошо запомнился еще один эпизод: Володя пришел домой раньше обычного, но обеда у меня не оказалось, потому что кончились картошка и другие продукты.

– Сходи, пожалуйста, в магазин! – попросила я мужа. Эта просьба его прямо-таки оскорбила:

– А другие женщины как? Ребенка под мышку – и на базар! Подумаешь, царевна!

И пришлось мне с двухмесячным ребенком в любую погоду «гулять» по базарам, детским кухням, магазинам… Деньги на покупки почти всегда давала мама – муж предпочитал свою зарплату тратить на собственные нужды.

С рождением дочки наносимые Володей уколы, издевки все меньше затрагивали мое самолюбие, но он умудрялся так меня оскорблять, что иного выхода, кроме самоубийства, ничего не шло на ум.

…Однажды ночью у меня ужасно разболелся зуб, раздуло щеку, поднялась температура. И надо же, случилась эта напасть в ноябрьские праздники. Поликлиники закрыты, лекарства не помогают. И малышка ночью  почему-то почти не спала. С кричащим ребенком, раздутой щекой и красными от бессонницы глазами я мечусь по комнатам, а муж глядит на меня, как на пустое место и, ужасно фальшивя, но жизнерадостно поет, примеряет чистые рубашки, галстуки,  собираясь куда-то в гости.

К этому времени малышка на моих руках задремала, и я шепотом попросила:

– Пожалуйста, не пой! Ребенок с таким трудом заснул, да и у меня раскалывается голова! – а он, вместо того чтобы посочувствовать, с таким злорадством  набросился на меня, что я была не рада сорвавшейся с губ просьбе.

– Да кто ты такая, чтобы делать мне замечания? У меня университетский диплом, спортивные награды, а ты … настоящее ничтожество! Уродина! Только такой дурак, как я, с самого начала не сумел тебя раскусить. И вот теперь выслушиваю…

Чем дальше, тем больше он убеждал меня в том, что я – НАСТОЯЩЕЕ НИЧТОЖЕСТВО в физическом, в моральном и во всех прочих  ипостасях. А так как грязные обвинения в мой адрес усиливались, то я дала себе слово завести любовника и выяснить, на самом ли деле я такая уж «никудышная» женщина? Едва приняла это довольно для себя неожиданное решение, перестала пускать мужа в постель. Для этого мне приходилось каждую ночь дверь в спальню подпирать стиральной машиной и гладильной доской. Через месяц отлученный от ложа супруг принялся скулить:

– Брось дуться… Я пошутил…

– А я – нет! Знаешь, Володя, я согласна готовить тебе еду, обстирывать и обглаживать, воспитывать без твоего участия и материальной помощи дочь, но об одном прошу: как женщину ты меня не трогай!

– Какая умная! – ухмыльнулся он и перетащил стиральную машину в ванную, а гладильную доску запрятал под свой диван. И продолжал во мне, живом человеке, уничтожать личность. Такая жизнь продолжалась еще некоторое время, но я интуитивно чувствовала, что так бесконечно длиться не может, должны наступить перемены.

Мамины давние беды повторились еще и в том, что мы с подрастающей дочкой хорошо и спокойно чувствовали себя только в отсутствие мужа. Едва за ним захлопывалась дверь, обе будто получали доступ к кислороду: я вставляла в магнитофон  любимые кассеты, пела, прихорашивалась перед зеркалом, шила себе и дочке простенькую, но нарядную одежду. И малышка мне казалась птичкой, подобранной на морозе и оттаявшей в теплой, гостеприимной комнате. Повторилась мамина история еще и в том, что мы обе прятали свое унижение и горести от посторонних глаз. Мужа такое мое поведение вполне устраивало – ведь я не лишала его свободы, не вмешивалась ни в какие дела, не создавала проблем. Когда дочке исполнилось три годика, Володя нашел себе женщину, они сняли квартиру, и, к счастью, папаша не очень обременял нас своим присутствием.

В это время у меня появился Друг, в котором я обнаружила то, что совершенно отсутствовало в муже: он сумел оценить мою красоту, проявил заботу о моих интересах. Более того, я обрела в Василии родственную поэтическую душу: он любил стихи, искренне восхищался природой, неплохо владел французским языком и некоторые вещи читал мне в оригинале. Словом, являл собой полную противоположность моему спортсмену. Уже после года наших близких отношений я за светским камуфляжем разглядела и недостатки своего любовника, которых было немало: он оказался скользким, ненадежным, говорил одно, делал другое. Из-за мелких выгод мог пресмыкаться перед любым негодяем. Но все это я ему прощала, потому что истосковалась по мягкости, добрым словам, нежности. Более того, Олег разглядел и почувствовал во мне ту идеальную женщину, которую когда-то создала его юношеская мечта. И только теперь она благодаря мне наконец-то была отыскана им в действительности.

О его прежней жизни я знала, что он позволил своей матери женить его на дочери полковника. Женитьба по расчету обеспечила молодого человека машиной, квартирой и прекрасным загородным домиком, куда мы частенько наведывались. Этот далеко не случайный в моей жизни мужчина сумел многое, убитое мужем, возродить в моей душе, но главное для него, искушенного мужчины, я, как женщина, очень много значила! Если бы Василий знал, что каждым своим восхищенным взглядом, жестом он возрождал во мне веру в себя и дарил надежду на настоящее счастье. Благодаря этому мужчине, а не мужу я сумела выработать критерии своей значимости. Он излечил от многих болезненных комплексов, словом, дал годовую передышку. И ею я не преминула воспользоваться – поступила в заочный институт.

Через год близости с Василием я сама постаралась ускорить разрыв, чтобы самое лучшее в наших отношениях уберечь от его беспринципности, постоянного вранья и других, ставших еще более явными, недостатков.

Я не только сумела своевременно расстаться с ним, но и освободилась от ставшего бесполезным супружеского бремени.

Из всех этих перипетий вынесла главное – основы супружеских отношений и их прочность не во внешней захватывающей игре чувств, а в сопереживании одной души – другой! Это когда я о чем-то подумаю, а он тут же сделает!

После разрыва с Василием и развода с мужем я оказалась совершенно одна. В диапазоне моего общения довольно быстро появилось много молодых мужчин, которым ничего, кроме постели, не требовалось. Но такие знакомства меня не устраивали, потому что на собственном опыте я убедилась: подобные отношения мне ни покоя, ни счастья, ни взаимопонимания не дадут. И, тем не менее, я знала: если встречу Своего Мужчину, соглашусь на всё и смогу всё!

И этот мужчина появился в тот самый момент, когда я уже утратила способность верить в осуществление собственных иллюзий. Моментами себя ругала: может, слишком много хочу? Но идти на компромиссы не позволяли прежние ошибки. Ведь мне в браке постоянно требовалось что-то в себе зажимать, утаивать и тем самым калечить не только тело, но и душу. Так что, вырвавшись из одних тисков, попасть в другие я вовсе не желала. Весь мой горький жизненный опыт подсказывал, что близкого мужчину либо необходимо полностью принимать, либо тут же, убедившись в ошибке, расстаться, чтобы вновь не оказаться в клетке. О нормальных отношениях между мужчиной и женщиной приходилось только мечтать.

На текстильном комбинате, где я работала уже несколько лет, многие мне говорили:

– Уж больно ты какая-то чистенькая? Да брось свои принципы! Неужели тебе не хочется иметь рядом хоть какого-нибудь мужчину?

– «Какого-нибудь»? Нет, мне такой не подходит! – не желая участвовать в дискуссии на подобные темы, обычно отвечала я.

Чем привлек меня новый знакомый? Не только своей красивой внешностью, спокойными уверенными манерами, но и тем, что, оказав мне важную услугу, повел себя так, что я сразу почувствовала: за неё не потребуется расплачиваться постелью.

Когда все же я сама завела речь, мол, где-нибудь надо посидеть, он предложил бар, хотя прекрасно знал о наличии у меня квартиры.

Мы встретились, спокойно поговорили. Константин проявил неназойливую любознательность не только к моей жизни, но и к работе. И хотя на комбинате я не слишком рекламировала, что веду при ЖЭКе секцию аэробики, мне вдруг захотелось чуточку прихвастнуть успехами учениц. Мой собеседник попросил разрешения поприсутствовать на тренировке. И… после нескольких встреч мы уже не расставались. Нам невероятно интересно сразу же стало друг с другом. Мыслей о близости не возникало, существовал психологический барьер: я старше Константина на восемь лет. И чем дольше мы встречались, тем больше в наших отношениях накапливалось чистоты и еще целой гаммы таких трепетных чувств, каких ни с кем прежде не удавалось даже вообразить.

Я не помню, как мы пришли к постели, просто не знаю, как это случилось, но пожалеть об этом  шаге впоследствии ни разу не пришлось. Разница в возрасте не встала на пути нашей любви той пропастью, в которую легче угодить, нежели оказаться по ее другую строну. Взявшись за руки, этот невидимый барьер мы одолели в одно мгновение!

Именно с Константином, как огромное событие, смогла я пережить радость первого поцелуя и была потрясена, поняв, что подобные отношения возможны не только в юности, но и в более зрелые годы. Свежесть, многогранность всех любовных чувств я ощутила благодаря Косте, только с ним! Прошлое, особенно в первые месяцы наших близких отношений, казались мне сущим кошмаром.

В раю познавания друг друга мы прожили три месяца. Потом забеспокоилась его мама. Хотя в самом начале нашего романа, – ведь мы ничего не скрывали, потому что прячут, скрывают пошлость, грязь, обман, – она даже похвалила сына за то, что он нашел, как она выразилась, «чистую женщину». Когда же поняла, что наше знакомство вовсе не случайное, которое можно в любую минуту без каких бы то ни было проблем разорвать, встала на дыбы!

 

Из рассказа Константина я поняла, что семья их престранная! У отца имелась машина, которую ему разрешалось только мыть. Имелась квартира, где сыну ничего нельзя ни передвинуть, ни тронуть, где каждую минуту ему напоминали, что это не его, а свое пусть попотеет и заработает. Еще имелась дача, где позарез требовались только сильные и умелые его руки.

Если прежде материнские команды Константин выполнял безоговорочно, то теперь требование, высказанное в обычной приказной форме, расстаться со мной и поискать ровесницу, сын впервые оставил без внимания.

И тут началась настоящая моральная травля. Она была настолько вездесущей, что я до сих пор удивляюсь, как мы смогли все унижения, бесконечные объяснения, милицейские повестки, суды и прочие глумления того времени вынести, пережить?

Мать Константина всегда мечтала иметь сноху-дурочку, которую, приманив машиной, особняком, успешным мужем, легко держать «на крючке». Этой властной и довольно ограниченной женщине, едва она натолкнулась на наше сопротивление,  больше всего хотелось понять, что же притянуло ее красавца сына ко мне? Она-то думала, что везде пошлость, корысть, грязь, а между нами существовало нечто иное: мы ощутили непременность, неизбежность каждого в судьбе другого не как временную нужность, а нечто незыблемое.

Через полгода, потеряв терпение и надежду на то, чтобы вернуть сына в дом, она вышвырнула в подъезд его вещи, книги, обувь… Он все это свое имущество принес ко мне.

События в наших отношениях развивались настолько стремительно, что едва ли не на второй день после переезда Кости от родителей я должна была ехать с дочерью на курорт. Мой друг остался один хозяйничать в квартире. Едва после возвращения из Крыма я переступила порог дома, поняла: с ролью хозяина Костя справился! Заменил в спальне обои, застеклил балкон и привел в порядок расшатанную скрипучую мебель. Когда же у нас началась настоящая семейная жизнь, я все время ждала, совершит ли он какую-нибудь ошибку? Но мой любимый никаких ошибок не допускал и вел себя так естественно, будто мы вместе прожили не один год.

А прошлого ни его, ни моего в наших нынешних отношениях не существовало, потому что ничего пережитого ни ему, ни мне вспоминать не хотелось. Ровно через год Константин начал уговаривать меня официально узаконить наши отношения. Я протестовала:

– К чему это? Ты должен быть свободен, мало ли что?

– Я не хочу, чтобы тебя считали моей сожительницей! Пойми, поженившись, мы станем во много раз сильнее!

Я уступила, но печати в паспортах не сыграли в наших семейных отношениях никакой роли. Ведь, ставя штамп, мы лишь отдали дань посторонним людям, их традиционности.

 

А недавно мы с Костиком отмечали десятилетие нашего знакомства. Пошли в тот бар, где когда-то так хорошо и по-доброму впервые поговорили. Распив шампанское, многое вспомнили из промчавшихся лет.

– Знаешь, любимая, если бы сам Бог спросил меня, как я к тебе отношусь, не задумываясь, ответил бы: ОБОЖАЮ! – и после восторженных слов любви надел мне на палец изящный перстень с бирюзой, моим любимым камнем.

Несколько минут я любовалась подарком, и, не знаю уж по какому закону ассоциаций, вдруг вспомнился мне Володя, зло кричавший едва ли  не в самое ухо: «Никудышная! Ничтожество!» От этих воспоминаний повеяло таким холодом, что я побледнела.

– Что случилось, тебе плохо? – обеспокоенно спросил муж.

– Нет, напротив, очень хорошо! Замечательно! Давай-ка, любимый, еще выпьем по фужеру шампанского! За самое большое счастье – БЫТЬ ВМЕСТЕ!

 

БЫСТРО  СОСТАРИЛАСЬ

Со своим мужем я так быстро состарилась… Внимание ко мне, девчонке, взрослого мужчины, который старше на шестнадцать лет, в юности больше льстит, чем настораживает.

Сейчас мне еще не исполнилось и сорока, но уже двадцать лет, как я ни с кем не танцевала… Правда, однажды в компании наших друзей попробовала пригласить на танец сверстника, так супруг потом целый год допекал меня нелепыми обвинениями. Пришлось от танцев, так мною в юности любимых, отказаться. И от косметики тоже. Помню, пришла домой после мартовского традиционного торжества в цехе и показала супругу коробочку с тенями и помадой, которую нам в профкоме подарили. Он взял подарок, который я положила на туалетный столик, да как шваркнет его о пол! Потом осколки собрал и на видное место положил, так сказать – в назидание.

Ещё эпизод семейной жизни вспоминается. Как-то я сшила себе сарафан из веселого ситчика. Очень он мне шел, а мужа открытые плечи буквально выводили из себя. Но скандалить не решался. Зато, воспользовавшись тем, что сарафан после стирки я повесила сушиться на веревку в нашем большом многолюдном дворе, украл. Мне об этом соседка поведала, причем ужасно смеялась, описывая, как он мокрую вещь за пазуху себе сунул и та ему брюки намочила.

Из-за ревности супруга, в конце концов, перестала ходить в парикмахерскую, покупать модные вещи – наперед знала, что он испортит настроение, если покупка окажется мне к лицу. Чтобы избежать скандалов, веду себя так, что и придраться просто не к чему. Но ревнивец всё равно не доволен и с каждым днем становится придирчивее и нетерпимее к самым разным мелочам.

В результате такой безрадостной жизни с лица моего не сходит гримаса раздражения, самой на себя в зеркало теперь смотреть противно. Особенно злюсь, когда мы куда-нибудь вместе с мужем идем. Он вцепится намертво в мой локоть и вышагивает гордо, словно индюк. И не говорит, а шипит мне на ухо:

– Не торопись, медленнее иди, ноги у меня подгибаются от твоей быстрой ходьбы!

И темп прогулки стариковский, и разговоры – об одних болезнях да об изменах молодых беспутных жен – стариковские, а после вечерней прогулки интим – с выскакивающим из его грудной клетки сердцем – тоже стариковский…

А молодость моя давным-давно пролетела. Кажется, ни в одном моём денечке она и часу не порезвилась… Чужая старость, которую я по глупости к себе так близко подпустила, ей ничего радостного ощутить не позволила.

 

ОЖИДАЮЩАЯ

Ни с самого начала жизни, ни потом не было даровано Судьбой мне такого мужчины, на которого я могла бы опереться, понадеяться на его помощь с трудную минуту, а таких минут на мою долю выпало, к сожалению, ой как много!

С самой юности я мечтала о добром и надежном спутнике жизни. Да и сейчас, когда прожитого времени за спиной остается больше, чем будущего, в которое невидяще всматриваются  мои глаза, по-прежнему жду только Его.

Напряжение, порожденное этим болезненным ожиданием, по сей день не покидает моей души. Я уверена, если встречу Его, то, какой бы неожиданной ни стала его внешность, смогу полюбить!

Каким бы странным ни был характер – прилажусь! Какие бы трудности ни навязал быт – выдюжу! Всю душу до последней искорки радости ему отдам!  И до самого последнего земного часа буду любить одного Его!

Потому что миг счастья все высветит, все искупит и в наших душах пустит стрелки часов вспять! В бесконечность превратятся минуты  моего позднего счастья!

А если ничего праздничного, радостного так и не будет подарено мне жизнью, все равно не стану отчаиваться. Ведь согревающей, обнадеживающей и побуждающей к благородным поступкам была сама ведущая к счастью выбранная мной дорога!

 

НАДЕЖДА

Высокая белокурая девушка застыла в проеме двери, не смея переступить порога чужого дома. Она будто обронила решимость, которой еще несколько минут назад доверилась.

Хозяева ужинали… Пожилые супруги о чем-то неторопливо между собой беседовали.

– А, Надежда… – проговорила Елизавета Васильевна, повернувшись в сторону вошедшей девушки  всем своим грузным телом.

–  Она… –  хмуро согласился Леонид Петрович и еще ниже склонился над тарелкой.

Не сразу незваная гостья получила приглашение сесть и приняла его тоже без торопливости. Когда она приблизилась к обеденному столу и присела на стул, все трое принялись напряженно разглядывать друг друга. Взгляд Елизаветы Васильевны рассеянно блуждал по рукам девушки, держащим букет, и лишь украдкой останавливался на лице вошедшей. Леонид Петрович, приподняв набрякшие веки сердечника, медленно обошел своим тяжелым взглядом простое девичье лицо и уперся в большую черную родинку возле уха. Девушка прикрыла ладонью злополучное пятнышко, немного поерзала на жестком сидении и переменила позу. Слегка освоившись, протянула Елизавете Васильевне цветы.

– С праздником вас, Елизавета Васильевна, и вас, Леонид Петрович! С днем рождения Вити!

– Значит, его день рождения пришла отмечать? – без улыбки спросил  хозяин. – Да стоит ли? Какой для нас, его родителей, это праздник, когда мы здесь, в родном доме, а он в тюрьме?

– Понимаю… Тяжело вам… Единственный сын… – засмущалась Надежда.

– В том-то и беда, что единственный, а потому избалованный и непутевый, – с обидой в голосе добавила Елизавета Васильевна, но гостья, будто не слыша ее сетований, продолжала:

– Обидно, конечно, за Витю… Такой талантливый! Все с лету воспринимал! Ему бы усидчивость, так он и золотую медаль в школе мог получить! Да и в нашей научной лаборатории лучше многих инженеров и конструкторов в технике разбирался, а ведь у него только профтехучилище за плечами. Эх, ему бы институт закончить надо было! – мечтательно произнесла Надежда, забыв об аресте Виктора.

– Верно, голова у нашего парня на ученье не дура, а вот натура – дрянь! Хорошим сыном мы его почти не помним. А после того, как с женой не сложилась жизнь, стал просто невыносимым.

– Я тоже хорошим его редко видела, – почти прошептала Надежда. – И все никак не могла понять, почему друзья считают его стоящим парнем?

– Да потому что он – нетребовательный… Ему все равно, кто рядом, лишь бы всем было весело… С трудностями не умел бороться, норовил проскочить мимо, а это не всегда на пользу человеку… – вздохнул отец Вити.

– Потому и мужа из него не получилось… Загорелся, едва из армии вернулся, жениться! – переставляя тарелки и что-то невидимое стряхивая со стола, пояснила Елизавета Васильевна.

Надежда всколыхнулась:

– В женитьбе особо винить его не стоит… Это Алла, моя подруга, виновата. Назло мне жениха отбила! Потом оказалось, что ни он ей, ни она ему ни для чего не нужны!

– Может, Витька еще бы и удержался на плаву, не скатился так низко, если бы жена не была такой корыстной. Едва поругались, побежала к нему на работу за алиментами. Потом каждый месяц в бухгалтерию бегала, начисления на зарплату проверяла, парня позорила… Он из самолюбия возьми да и уволься. Тут и пошло все у него наперекосяк…

– Да, отец… Ты помнишь, как я всю ночь проплакала, когда его первый раз сильно пьяным увидела? И с тех самых пор мои материнские слезы ни на минуту не просыхают.

– Я тоже ничего с ним поделать не мог. И к участковому обращался за помощью, и таблетки от алкоголя потихоньку в еду подсыпал, думал отвратить… Все напрасно… – старик устало махнул рукой, немного помолчал, будто бы собираясь с силами, а потом опять заговорил:

– До чего же он быстро озлобился на весь мир и потерял свое лицо. Ничего родного в этом пьяном, опустившемся парне я не мог узнать. Потому из моего сердца жалость к нему исчезла. Хуже чужого стал.

– Не говори, отец… Не напоминай, чего душу теперь рвать? А ты, Надежда, почему к именинному пирогу не притрагиваешься? – хозяйка попыталась переменить тягостную тему разговора. Но вскоре забыла о своем намерении.

– Да… именинный пирог на столе, его любимый, с клубникой, но в горло никому не лезет, – всхлипнула пожилая женщина и потянулась за бумажной салфеткой.

– Мне тоже… Как подумаю, что Витя там, на тюремной пайке, – вклинилась в разговор Надежда.

– Что заслужил, то и получил! – взорвался Леонид Петрович и, громыхнув стулом, вышел из-за стола и поспешил к серванту за лекарством. Накапал в рюмку корвалол, опрокинул в рот и вернулся к столу. Чуть поморщился, запивая лекарство глотком остывшего чая. После этого повернулся к Надежде и, глядя ей в лицо, резко спросил:

– А ты, дочка, чего по нашему сыну так убиваешься? Ведь не жена ему, не невеста! Он по пьянке набедокурил, теперь и мучается…

– Не могу без него, вы же сами знаете…

– Придумала ты свою любовь к Витьку еще в детстве! Не хуже нашего знаешь, что он любви твоей никогда не ценил… да и в будущем вряд ли оценит. Вспомни, сколько раз гнал тебя, будто уличную собачонку, а ты… опять к нему льнешь!

От обиды девушка пунцово зарделась, слезы подступили к горлу, но она не позволила им вылиться. Елизавета Васильевна с укором глянула на мужа и протянула руку, чтобы защитить гостью от нападок, но тот не позволил, продолжая с прежней жестокостью:

– Забудь его! Устраивай свою жизнь с нормальным серьезным человеком!

– Верно отец говорит! Как женщина прошу: забудь его, не мучайся зря! Ведь тебе не восемнадцать, замуж давно пора, детишек надо рожать! А наш ни Алле хорошим мужем не стал да и тебе вряд ли  станет!

–  Нет, нет! Я его обязательно дождусь! Все у нас получится! Вот увидите! Вы же не знаете, каким он со мной мог быть веселым, добрым, как  в компании великолепно пел модные песни! А до чего классно рассказывал анекдоты! Он всегда такой разный… То раб – ласковый, влюбленный, то тиран. Но ни его любовь, ни его жестокость я ни на какие другие блага не променяю! Не могу променять! Время быстро пролетит! Ему уже не пять, а четыре с половиной года осталось находиться в тюрьме. Ах, да ведь я пришла по делу: дайте Витин адрес, прошу вас!

Супруги переглянулись. Елизавета Васильевна, опасаясь отказа мужа, быстро кивнула головой в сторону телевизора и сказала:

– Поищи там!

Надежда, поняв ее жест, выбежала из-за стола и мгновенно оказалась в противоположной стороне комнаты. Там, на тумбочке, среди старых газет, рецептов и других бумаг, отыскала Витино письмо. Прежде чем начать читать, судорожно прижала конверт к груди и только потом впилась глазами в адрес отправителя.

– Лень, дай ей карандаш, пусть запишет, – добродушно попросила Елизавета Васильевна мужа.

– Не надо! Я уже адрес запомнила! – Надежда бережно положила конверт на прежнее место. Потом вернулась к столу, придвинула к себе тарелку с именинным пирогом:

– Как вкусно! Тетя Лиза, научите меня такие замечательные пироги печь! Знаете, я к кулинарии способная! Да и времени у нас на учебу, ой, как много!

– Больно далеко, девка, заглядываешь!– беззлобно проворчал Леонид Петрович.

– Скажите, а сегодня ему еще не поздно дать поздравительную телеграмму?

– Если с центрального телеграфа, не поздно, – взглянув на часы, ответил Леонид Петрович.

– Тогда я побежала! Спасибо за пирог и за все-все! – весело крикнула Надежда. Стоя в дверях, она оглянулась и задорно помахала старикам ладошкой.

После ее ухода Елизавета Васильевна и Леонид Петрович принялись за прерванный ужин. Но есть им не хотелось.

– Лиз, а может, и вправду вытянет она нашего горемыку в люди?

– Ой, да я цветы в воду не поставила! Совсем сникли без воды, – вместо ответа Елизавета Васильевна поспешила на кухню, долго возилась с букетом сирени, подаренным в честь дня рождения ее единственного сына.

 

ОБОЖЖЕННАЯ

У нее улыбка красивой женщины! Голос и смех – красивой женщины! И судьба – красивой женщины!

…Взрыв в химической лаборатории произошел за несколько дней до свадьбы студентов-второкурсников Нелли и Анвара.

Увидев в больничной палате побледневшее лицо жениха, его опущенные глаза, Нелли сразу поняла: их свадьбе никогда не бывать!

Страх и беспомощность молодого человека ее оглушили не меньше взрыва, в котором сгорела ее надежда на счастливый брак с однокурсником.

После ухода из палаты жениха Нелли ничего не ощущала, кроме боли не только от малейшего движения тела, но даже от мыслей.

– Стерплю как-нибудь, – стала себя уговаривать обожженная девушка, – боль со временем уйдет, я о ней забуду. Но если подпущу жалость, то она станет преследовать меня всю жизнь. А сквозь нее никакая любовь не сможет к моему сердцу пробиться.

И чем нестерпимее боль терзала ее изуродованное тело, тем с большей настойчивостью она придумывала сказочные приключения, выпавшие на долю влюбленных, причем каждое в ее воображении непременно кончалось шумной свадьбой.

Однажды Нелли попросила у молоденькой нянечки зеркальце, неуверенно взяла его перебинтованными пальцами и, отодвинув от подбородка марлю, увидела кожу, всю исполосованную красными рубцами.

После первого знакомства со своим новым лицом ей расхотелось придумывать фантастические истории со счастливым концом. Девушка погрузилась в непроглядный туман одиночества. Пробить его не удавалось ни любимой белой сиренью, принесенной подругой, ни первой клубникой, сорванной с грядки дедушкой для обожаемой внучки, ни магнитофоном с кассетами модных записей… Ожоги перестали заживать. Врачи опустили руки, чувствуя беспомощность медицины.

В один из таких бессолнечных для сознания девушки дней ее вывели из омута безнадежности чьи-то оживленные голоса в больничном коридоре.

–  Сестричка, миленькая, разбуди Нелличку! – настойчиво  просил дежурную нянечку певучий, обманчиво знакомый женский голос.

–  Может, она вовсе и не спит? – поддержала просьбу другая посетительница.

–  Смотри, да она повернулась в нашу сторону, не может дождаться, когда мы ее расцелуем! – победоносно сказала бойкая женщина в узбекском атласном платье, поверх которого был небрежно наброшен больничный халат, распахивая дверь палаты.

– Проходите, я не сплю… – сквозь бинты глухо проговорила больная, глядя недоуменно на посетительниц –  знаменитых свах своей махалли.

– Понимаешь, дочка, – придвигая табурет ближе к кровати больной, затараторила Альфия-апа, – Рустам велел повидать тебя и спросить: пойдешь ли за него замуж? Жених он что надо! Из армии богатырем пришел, не узнаешь! И профессия у него подходящая – шофер!

– Мы ему, Рустаму, говорим, мол, дай девушке поправиться, в себя прийти после случившегося, а он заладил: или сейчас пойдете в больницу невесту для меня сватать, или без вас обойдусь! – разъяснила причину визита ничего не понимающей  Нелли, Мухаббат-апа.

С трудом осознав, что свах к ней в больницу прислал бывший одноклассник, Нелли впервые за время болезни ощутила желание засмеяться.

– Мое сердце еще тогда, когда ты, доченька, была малышкой, предчувствовало: быть тебе невестой моего племянника! Уж так вам нравилось шалить, играть друг с дружкой! – Мухаббат-апа, будто подтверждая каждое слово подруги, кивала головой и украдкой подносила скомканный платочек к влажным карим глазам.

Свахи еще о чем-то говорили, но Нелли их перестала слышать. Ее тяжелые мысли, уставшие от больничного однообразия, будто бы сбросили пропитанные лекарствами тяжелые бинты – она вдруг вместе с Рустамом оказалась в тенистой школьной аллее возле старого карагача. Сколько раз ее, первоклашку, здесь подстерегал озорник Рустам, чтобы забросать снежками, дернуть за косички, громко залаять или закукарекать – лишь бы обратить на себя внимание.

Перед ее глазами пронеслись поездки всей школой на уборку урожая хлопка, вечера, дни рождения подруг. И о чем бы в эти минуты ей ни вспоминалось, в любом эпизоде непременно присутствовал Рустам! Непоседа, весельчак, лентяй, не утруждающий себя добросовестным изучением школьной программы.

Среди разных быстро сменяющихся воспоминаний ее поразил эпизод в трамвае.

– Школьная любовь – пустяки! – сказала она, девятиклассница, подростку, продолжая давний спор. – Мало ли кого дразнят в школе женихом и невестой? В настоящей любви все по-другому! А как именно, я пока не знаю…

– Ну и дуреха же ты! Нахваталась из разных книг чужих мыслей! А мне кажется: мы будем расти, взрослеть, и любовь тоже вместе с нами станет взрослой, самостоятельной!

– Ничего ты, Рустам, не понимаешь: любовь дается раз и навсегда, а если у кого-то сегодня одна любовь, завтра – другая, так это вовсе не любовь, а не поймешь что. Надо же, сказал: любовь растет, взрослеет… Что она, какой-нибудь томат-помидор с опытного участка?

– Да при чем тут «томат-помидор»? – обиделся Рустам и, не сказав больше ни слова, неожиданно спрыгнул с подножки трамвая за несколько остановок до дома.

На выпускной вечер Нелли пришла в белом шифоновом платье с желтой розой в волосах. Рустам весь вечер не отпускал девушку от себя ни на шаг. Хотя и был, как обычно, шумным и озорным, Нелли чувствовала, что на этот раз веселье дается ему с трудом. И чтобы как-то приободрить парня, шутя, спросила:

– Ну как тебе, Рустик, нравится мое свадебно-выпускное платье?

– Ты серьезно или? – Рустам до хруста сжал пальцы Нелли и выбежал во двор.

Нелли за ним не пошла – ведь она не была всерьез увлечена этим задиристым парнем. Просто ей, как и любой семнадцатилетней девушке, нравилось его заинтересованное внимание, шутки, приколы. А насчет платья Нелли повторила фразу портнихи, которая во время примерки то и дело называла ее невестой, а не выпускницей.

После школьного прощального вечера Нелли засела за учебники, готовясь к вступительным экзаменам на химический факультет местного университета. О профессии химика она начала мечтать с первой экскурсии в школьную лабораторию.

А Рустам через военкомат устроился на курсы шоферов. И к тому времени, когда девушка стала студенткой и невестой однокурсника, Рустам отслужил два года и вернулся повзрослевшим и серьезным в родную махаллю. Работать он устроился водителем пригородного автобуса.

 

О взрыве в лаборатории Рустам узнал не сразу, хотя разговоры в родительском доме о тяжелом состоянии девушки, конечно же, велись – ведь семьи жили неподалеку и были дружны между собой.

Но когда до Рустама дошли слухи о том, что жених Нелли после первого же посещения больницы не просто сбежал, а срочно переехал в другой город к каким-то дальним родственникам, он тут же послал свах к пострадавшей от взрыва девушке в больницу.

После ухода говорливых старушек Нелли впервые заснула без снотворного. А во сне видела себя веселой и здоровой, какой была за неделю до несчастья. Причем события во сне происходили в той же последовательности, что и в жизни, но только теперь они виделись девушке с поднебесной высоты, и многое, казавшееся прежде случайным или даже нелепым, получило наконец-то объяснение.

…Приготовления к свадьбе шли полным ходом. Нелли готовилась к переезду в дом будущего мужа – укладывала в студенческий чемоданчик любимые безделушки, конспекты, книги. В одном из ящиков письменного стола она обнаружила пакет из черной бумаги, в котором хранились любительские снимки, сделанные Рустамом, его поздравительные открытки и разные записки, которыми они обменивались во время скучных уроков.

Мать, застав Нелли за разглядыванием школьных фотографий, велела немедленно сжечь содержимое пакета и ни в коем случае не перевозить памятные реликвии в чужой дом. Нелли попробовала переубедить маму, но та, сославшись на свой жизненный опыт и ответственность за судьбу дочери, настояла на своем.

Уложив в пакет все, что Нелли в нем обнаружила, девушка бросила его в печь летней кухни. Пламя, придавленное тяжелым пакетом, злобно зашипело, потом из-под него хищно высунулся длинный оранжевый язык огня. Хотя Нелли и отпрянула от печи, однако пламени удалось слегка подпалить ей брови и ресницы. По телу девушки пробежал холодок необъяснимого страха, она выбежала их кухни и бросилась вглубь сада. Нелли казалось, будто пламя, злобно шипя и извиваясь, гонится за ней…

– Да ведь случай с письмами Рустама меня, оказывается, предупреждал о несчастье… Ведь огонь не просто шипел, злясь на что-то, он хотел меня о чем-то предупредить, потому и догонял, когда я бежала в сад. Но разве могла я в то время думать о чем-нибудь ином, как не о нашей скорой свадьбе с Анваром?

 

Через неделю после визита свах в палату к больной ворвался сам жених. За ним, пытаясь вернуть нарушителя больничного режима, бежали нянечки и медсестры. Но Рустам, обогнав их, ворвался в нужную ему палату и на глазах изумленной девушки спрятался за распахнутую дверь. Эта детская хитрость тут же была разоблачена, но весь переполох не мог не вызвать у Нелли улыбку. Бинт, что проходил через рот, окрасился свежим пятнышком крови. Улыбаться больной еще не полагалось.

Зато через полмесяца после этого шумного больничного происшествия Нелли без опаски хохотала над записками Рустама, в которых он, с привычным ему юморком, описывал рассеянность своих пассажиров, вечно что-то оставляющих в салоне автобуса или едущих не в ту сторону.

Теперь на прикроватной тумбочке выздоравливающей Нелли красовались букеты, а вся она была заставлена различными баночками с косметикой – к девушке вернулось празднично-тревожное ощущение жизни, так хорошо знакомое всем на свете невестам.

Ровно через год после взрыва с наброшенным на голову свадебным покрывалом Нелли сидела рядом с Рустамом за праздничным столом и, не поднимая искрящихся задорных глаз, шепотом спрашивала:

– Рустам, как ты думаешь, чья любовь сейчас больше – твоя или моя?

– Моя! К сегодняшнему дню она превратилась вот в такой большущий томат-помидор! – рассмеялся жених и крепко сжал под скатертью хрупкие пальчики невесты с новеньким обручальным кольцом,

– А моя любовь больше твоей – она стала величиной с тыкву! – не растерялась Нелли и хитро посмотрела в глаза жениху, чуть приоткрыв уголок свадебного покрывала.

– До чего же ты у меня красивая! – воскликнул счастливый жених. Он еще что-то хотел добавить, но тут заговорил тамада:

– По обычаю наших предков никто не может заставить невесту показать гостям свое лицо во время свадьбы. И все же я попрошу ее сейчас это сделать. Чудо, которое совершила любовь, должны видеть все!

Под ободряющие возгласы гостей и родителей Нелли сняла с головы покрывало, и все увидели нежное девичье лицо, которое не помнило ни огня, ни боли, ни отчаяния, ни измены… Нелли вместе с женихом вышли на середину зала и неспешно начали обходить гостей, а женщины запели старинную свадебную песню в честь новобрачных:

В самый счастливый день – ДЕНЬ СВАДЬБЫ –

Поведет тебя супруг в свой дом по ступеням,

Которые лишь ваша любовь

Сможет превратить в золотые!

 

НЕУДАЧНОЕ  СВАТОВСТВО

До тридцати лет я как-то не очень торопился с женитьбой, а как разменял четвертый десяток – понял: надо спешить! И тут, будто по заказу, судьба устроила мне встречу с Ниночкой.

Познакомились мы с ней в нашей заводской столовой. Институт она закончила, работает инженером. Живет с мамашей, не замужем.

Раз пригласил в кино, потом на концерт. В другой раз после работы по городу пару часиков побродили, благо погода была отменной.

Вижу, нравлюсь ей. Да и она мне приглянулась: худенькая в меру, ножки длинные, будто точеные, а талию, кажется, ладонями обхватить можно!

Словом, уже через месяц сказал ей о своих серьезных намерениях. Она ничего, не возражает, только лукаво улыбается да какой-то веселый мотивчик чуть слышно напевает.

Раз серьезно, так серьезно! Надо по всем правилам: в дом к невесте сходить, с матушкой познакомиться… В общем, церемоний с чаями и разговорами, обычных в таких случаях, не избежать.

Пригласила Ниночка меня к себе домой в воскресенье. Вышел из дома заблаговременно, купил по дороге торт, цветы. Спиртного, конечно, брать не стал. Сам я человек трезвый, да и зачем пугать будущую тещу и наводить на горькие размышления о лишних расходах?

Звоню у знакомого подъезда. Дверь открыли быстро – ждали! Присаживаюсь, осматриваю просторную комнату, заставленную диванами и тумбочками с цветущими фиалками в красивых керамических горшках. Ниночка возле меня волчком вертится:

– Мама на кухне! Свой фирменный пирог с яблоками  печет! Отойти пока не может. А чтобы тебе не было скучно – давай наш семейный альбом смотреть!

Я не возражаю. Придвигаю к себе тяжелый фолиант и, тыча пальцем то в одну, то в другую физиономию, заинтересованно вопрошаю:

– Это кто?

– Дядя, мамин брат!

– А это?

– Опять он!

– Надо же, как разнопланово получается!

Ниночка моей любознательностью довольна и, неторопливо листая страницы солидного альбома, подробно рассказывает о его содержимом.

– Левик, смотри, это моя мама в молодости! Все говорят, что мы с ней поразительно похожи!

– Это замечательно, когда мать дочку в своей красоте не обделяет! – ободренный целым сериалом пляжных фотографий тридцатилетней давности, пылко воскликнул я, и от избытка чувств звонко чмокнул Ниночку в пухленькую нежную щечку. А про себя еще раз подумал: как хорошо, что у моей невесты такая изящная мама. Ведь прежние мои благие намерения жениться мигом разбивались вдребезги, едва я переводил взгляд со своей будущей супруги на ее родителей. Дело в том, что я ужасно не люблю полных дам и в значительной степени по этой причине, нежели по другой, до тридцати лет так все еще не нашел для себя суженую. Меня приводила в тягостное и затяжное уныние мысль, что и моя супруга в не слишком уж отдаленном будущем сможет превратиться, особенно после рождения детей, в бесформенное существо!

Ниночкин семейный альбом в этом плане действовал на меня обнадеживающе.

Пока Ниночка бегала на кухню «торопить» пирог, я наслаждался мечтами о семейном уюте и радостях, которыми щедро меня одарит очаровательная хозяюшка.

Пока я мечтал, Ниночка накрыла на стол и, чуть сдвинув в сторону кипящий самовар, освободила место для пирога.

И в это время в комнату, тяжело дыша, вкатилась невысокая тучная женщина с молодыми глазами и ярко пылающим румянцем на широком добродушном лице. Поставив пирог на отведенное ему Ниночкой место, будущая теща радушно улыбнулась, приветствуя меня.

Едва она переступила порог, как в комнате стало тесно и душно. Я с ужасом переводил взгляд с дочери на мать и с матери на дочь… В ушах у меня звенела несколько минут назад сказанная Ниночкой фраза: «Мы с мамой удивительно похожи!».

Есть фирменный пирог я не стал, чай пролил на скатерть, недоуменные взгляды девушки оставил без внимания. Сердце мое гулко стучало в груди, пока я искал в прихожей свою новую велюровую шляпу. Лишь выскочив на улицу, облегченно вздохнул и, сев в первый попавшийся трамвай, до самой темноты бездумно колесил по вечернему городу.

На следующий день я оформил длительную командировку, от которой еще несколько дней назад отчаянно отбивался. И уехал на край земли, будто опасался, что за мной вдогонку Ниночкина мама немедленно вышлет погоню…

Первое время скучал по Ниночке, но воспоминание о мамаше быстро излечило мою душу от недуга, помогло опять почувствовать себя холостяком, охотником, а не жертвой собственной поспешности.

Ниночка, видно, не особенно по мне тужила. Вскоре вышла замуж – это сообщили общие знакомые-заводчане. Так я со своей несостоявшейся супругой надолго потерялся..

И надо же, спустя пять лет после того злополучного воскресного чаепития неожиданно столкнулся с ней и ее сынишкой в магазине. Она была такой же милой и изящной, как в дни невезучего для меня знакомства. Искренне обрадовался встрече, остановился и, сняв свою велюровую шляпу, ту самую, которую купил в предвкушении семейной жизни, улыбнулся ей, поздоровался. Но Ниночка на приветствие не ответила, лишь пожала хрупкими плечиками – мол, я вас не знаю, вы меня перепутали с кем-то другим – и своей непередаваемо грациозной походкой, вышла из магазина на улицу, ведя за руку очаровательного крепыша.

Потом я еще дважды в этот день попадался, будто бы случайно, ей на пути, но она меня так и не узнала.

Да и мудрено было узнать, ведь за это время, что мы с Ниночкой не виделись, я поправился на двадцать пять килограммов!

 

ЧЕРТОВКА

Одна невыносимо вредная свекровь выжила из дома третью жену своего единственного сына. Ни одна из жен этого мужчины, несмотря на любовь, добрые отношения  супружеской пары между собой, огромное желание растить своих будущих детей… не смогли ужиться с обнаглевшей старухой, считавшей сына своей полной и безоговорочной собственностью и не желающей терпеть с ним рядом ни одной женщины.

Особенно тяжело Сергею дался последний развод потому, что Женечка через полгода жизни в семье мужа тяжело заболела. А лечащий врач, выявивший причину невроза и прочих отклонений в психике некогда совершенно здоровой молодой женщины, настоятельно посоветовал  ей либо уйти с мужем на частную квартиру, либо расторгнуть брак во избежание более худших последствий.

Оставить мать одну Сергей не мог – восьмидесятилетняя старуха почти не выходила из дома и нуждалась в повседневной сыновней заботе.  Как разорвать этот порочный круг – добропорядочный сын не представлял.

Примерно через год после развода пятидесятилетний мужчина оказался в краткосрочной командировке вместе с сотрудницей из своего отдела Светланой. Во время совместного ужина в скромном кафе он неожиданно для себя начал жаловаться коллеге на своё горькое житьё-бытьё, одиночество, невозможность в его далеко не молодом возрасте иметь нормальную семью, воспитывать детей, пусть даже не своих…

Светлана, потерявшая четыре года назад в автокатастрофе мужа, ему посочувствовала, потому что и сама тяготилась одиночеством, отсутствием рядом родного человека. Порасспросив Сергея о причинах его неудач на семейном фронте, она внимательно выслушала его грустный рассказ:

– Я трижды был женат, но ни один мой брак не длился больше одного года. В наши отношения постоянно вмешивалась моя мама, женщина строптивая, властная, не желающая бразды хозяйки передавать снохе. Она всячески провоцировала ежедневные скандалы, закатывала истерики,  изыскивала беспочвенные обвинения в адрес моей жены в каких-то, ей одной надуманных, ошибках… Мое вмешательство, желание защитить ее только усугубляло взрывоопасную обстановку в нашей квартире. Так что, все попытки стать семьянином моя мамаша-диктаторша неизменно сводила к нулю, т.е. к очередному разводу.

Еще Сергей признался, что, когда они с матерью вдвоем, она совершенно нормальная, заботливая, все понимающая добрая женщина. Такие благостные метаморфозы происходят со старушкой мгновенно – едва  их квартиру покидает очередная супруга Сергея. Из злобной фурии она мгновенно превращается в ангела!

После первой совместной командировки последовали еще несколько других, во время которых Светлана Петровна достаточно хорошо изучила характер Сергея и поняла, что он не только как мужчина, но и как глубоко порядочная личность ей интересен и приятен, а главное, она почувствовала в нем близкую душу.

– А почему бы мне самой не стать женой этого достойного человека? – за четыре года вдовства такие мысли пришли к Светлане впервые…

Само собой получилось, что они начали встречаться – частенько после работы на часок забегали в ближайшую кофейню, рассказывали друг другу о своей жизни, сочувствовали в каких-то повседневных сложностях, помогали советом, дружеским рукопожатием, ободряющей улыбкой…

Однажды после посещения кино Светлана сама напросилась к Сергею в гости, выразив желание познакомиться с его мамой – Марией Никитичной. К себе она его пригласить не могла, так как жила вместе с семьей дочери в небольшой двухкомнатной квартире.

О хозяйке дома Светлана была достаточно хорошо проинформирована, поэтому свое поведение тщательно продумала и решила попробовать угомонить эту мамашу-сумасбродку. Ведь сам мужчина, жертва ее агрессии, был  перед материнскими кознями, как показала его неудачная семейная жизнь, бессилен.

Когда Мария Никитична поняла, что у сына появилась новая пассия, она немедленно освежила в памяти весь свой «инструментарий пыточных средств», поэтому к утру (Светлана осталась у Сергея ночевать) была, как говорится, во всеоружии!

На утреннее приветствие незваной гостьи, произнесенное на кухне за завтраком, Мария Никитична даже и не подумала ответить. А когда Светлана предложила старухе только что сваренную молочную лапшу, предварительно выведав у сына, что это ее любимый завтрак, та тарелку с едой без всяких комментариев мгновенно отправила в мусорное ведро. Светлана сделала вид, что допустила какую-то оплошность и принялась извиняться перед взбешенной старухой за то, что якобы забыла подсластить лапшу и что та правильно сделала, отправив неудачно приготовленное блюдо по прямому назначению.

Старуха опешила – она явно не ожидала такой реакции «новенькой», а та, вытащив из своей сумки блокнот, очень ласково попросила хозяйку научить ее ПРАВИЛЬНО готовить это очень полезное и легкое для желудка блюдо. Сквозь ворчания  Мария Никитична все же продиктовала свой «фирменный» рецепт, который Светлана записала в блокнотик самым тщательным образом. И пообещала впредь готовить молочную лапшу так, чтобы она ни у кого из присутствующих не вызывала нареканий.

Старуха, ни на минуту не прекращая ворчать, почувствовала, что к ее замечаниям новая подружка сына отнеслась уважительно! И это не осталось ею незамеченным. На следующее утро за завтраком она в полном безмолвии опустошила тарелку. Потом, не проронив ни слова, отправилась в свою комнату, громко хлопнув кухонной дверью.

Вскоре Светлана купила красивую общую тетрадь и стала в нее регулярно вносить советы хозяйки, стараясь во всем неукоснительно им следовать. А когда даже это не помогало, шла в старенькую баньку, топила ее и приглашала старушку попариться с березовым веничком. Оказывается, именно банька была самым уязвимым местом в «бастионе» грозной свекрови. Зато после баньки старушка долго пребывала в благодушном настроении, случалось, даже шутила, причем всегда первой смеялась над собственными остротами!

В день рождения Сергея Светлана решила приготовить пельмени, но прежде чем отправиться на базар за мясом, засыпала свою мудрую наставницу вопросами:

– А какое мясо вы предпочитаете – говядину, свинину или лучше купить того и другого? Какой фасон самого пельмешка вас устраивает больше: в форме вареника или  обычной? Перчить фарш каким предпочитаете перцем: черным или красным?

Естественно, что все сказанное Марией Никитичной тут же  заносилось в «Мудрую книгу» – такое официальное название получила специально купленная тетрадь. Предусмотрительная Светлана постоянно, будто бы нечаянно, эту «Мудрую книгу» оставляла на видном месте в надежде на то, что старушке будет приятно почитать собственные указания, советы…

Прошло два месяца. В семье с приходом в нее Светланы ни скандалов, ни слез, ни прочих недоразумений, с которыми систематически сталкивались прежние жены Сергея, не случалось. А недавно за вечерним чаепитием, пряча улыбку в седые нахмуренные брови, Мария Никитична назвала сожительницу сына «чертовкой!». Но на это слово Светлана и не подумала обижаться, потому что оно было произнесено без всякой злобы, напротив, с большой долей восхищения!

А через полгода мамаша сама предложила сыну оформить официальные отношения с замечательной женщиной, которую ему наконец-то удалось встретить в своей жизни!

В день свадьбы свекровь, прослезившись, назвала Светлану дочкой. Новоиспеченная супруга, конечно же, ничего не имела против «удочерения». Ведь она успела хорошо узнать и полюбить эту умную женщину со сложным характером, подарившую ей замечательного мужа!

 

ЛИШНЯЯ

– Как только у меня будет лишнее время – увидимся! Непременно! – донесся женщины до, фигуристка от телефона-автомата, уверенный голос презентабельно одетого молодого человека. – Сегодня? Нет! Не получится! Ладно, пока, я спешу! – с нотками явного раздражения он небрежно швырнул на рычаг трубку и вразвалочку направился к машине. По-хозяйски оглядел свою «Волгу», полой вельветового пиджака потерянное заметное пятнышко на боковом стекле и, развалившись на водительском кресле, включил музыку. Через несколько минут дверца автомобиля захлопнулась, и машина, празднично блестя свежевымытым корпусом, направилась к центру города.

Невольной свидетельнице короткого телефонного разговора не нужно было напрягать свое воображение, чтобы во всей отчетливости представить женщину, которой он предназначался. Был любимый, который искал с ней встреч только при наличии у себя ЛИШНЕГО ВРЕМЕНИ!

Когда оно у него появлялось, раздавались настойчивые звонки с требованием немедленного встречи, назначались кратковременные свидания в обществе мало привлекательных для нее людей – его друзей, наспех задавались банальные вопросы, ответы на которые не дослушивались, прерывались бесцельными репликами…

Молодому мужчине, преуспевающему во всем, в чем только можно сегодня преуспеть, было невдомек, что обожающая его женщина тратит на ожидание встреч с ним не украденное у каких-то необязательных дел время, не чудом высвободившееся от семейных хлопот, а единственное, не имеющее право размениваться на пустяки – ВРЕМЯ СВОЕЙ МОЛОДОСТИ. До несправедливости короткой поры женской свежести и красоты!

Осознав бессмысленность и горечь подобных отношений, женщина набралась мужества, переборола страх перед одиночеством и собственноручно остановила вхолостую работающий маятник, отметила время ее невостребов любви.

Лишь освободившись от изнуряющих ожиданий, негреющих встреч, лживых  обещаний, телефонных звонков… ей удалось наполнить свои дни разнообразными, увлекательными и полезными делами. Да так плотно, что на сожаления  о постигшей неудаче в личной жизни не оставалось даже минуты!

 

ИСЧЕЗНУВШАЯ

Юлия была измучена дальним перелетом, месяцем волнений, связанных с поступлением сына в университет. И теперь, стоя в очереди за такси в аэропорту родного города, она мечтала скорее оказаться в своей квартире, выкупаться и отоспаться.

Из недавнего телефонного разговора с мужем Юлия знала, что у Антона почти все сотрудники разъехались в отпуске, поэтому работы в его отделе – невпроворот. Посылать телеграмму о своем возвращении не стала. Да и какая телеграмма, когда билет достался ей по счастливой случайности всего за два часа до отлета?

– Буду сюрпризом! – улыбнулась молодая женщина, торопливо захлопывая дверцу  подошедшего такси.

Едва Юлия переступила порог квартиры, поставила на давно немытые полы чемодан и сумку с гостинцами, как непонятный страх сжал ей сердце. Не находя ему объяснения, женщина затравленно осмотрелась, жадно вдыхая застоявшийся комнатный воздух. В нем с ошеломляющей четкостью проступил незнакомый запах духов и еще чего-то, требующего немедленного разъяснения.

Сбрасывая на ходу тесные лодочки, переступая через раскиданную в беспорядке комнатную обувь, Юлия, минуя гостиную, заспешила в спальню. И остановилась, как вкопанная, перед неприбранными постелями. Шелковые покрывала не прятали, напротив, подчеркивали глубокие вмятины подушек, измятость простыней и легких одеял…

Сделав над собой усилие, женщина медленно перевела взгляд с супружеского ложа на трильяж, густо уставленный всевозможными безделушками. Машинально протянула руку и прикоснулась к флакону из-под «Белой сирени». Этот флакон она называла «старожилом», потому что он был подарен Антоном Юлии-второкурснице в первый год их знакомства.

Погрузившись в спасительные воспоминания о студенческой юности, Юлия не сразу заметила рядом с флаконом тюбик чужой губной помады, а в щетке – обесцвеченные перекисью волосы.

Увиденое повергло хозяйку квартиры в панику. Она заметалась по комнатам, нервная дрожь колотила тело. В ванной Юлия хотела умыть пылающее лицо холодной водой, но кусок халата, торчащий из стиральной машины, заставил ее выскочить за дверь – ведь она прекрасно помнила, как перед отъездом стирала и гладила любимый халат, намереваясь взять с собой, но передумала.

Сколько времени продолжалось кружение Юлии по квартире, она не знала. Очнулась снова в спальне. Нащупала рукой пуф и в изнеможении опустилась перед туалетным столиком. На этот раз ее интересовали не безделушки, а собственное лицо. Смахнув с зеркала пыль, она увидела кусок ковра, цветную фотографию сына в красном костюмчике, край люстры… Вещи, не желающие впустить Юлино отражение в зеркало, раздосадовали ее. Она села удобнее и, поставив створки боковых зеркал параллельно друг другу, чуть повернула голову вправо, ожидала увидеть свое отражение, но… там по-прежнему обитали люстра, ковер и фотография… Юлия вновь побежала в ванную, сорвала с крючка полотенце, до блеска натерла им стекла трюмо, но ситуация не изменилась. Дрожащими пальцами она ощупала голову. Вдруг у нее возникло странное ощущение, будто под ними пустота…

Медленно раскачиваясь из стороны в сторону, то теряя нить рассуждений, то снова связывая события своей жизни воедино, Юлия вдруг четко осознала, что случившееся не такая уж для нее и неожиданность. Когда-то, очень давно, она знала о том, что ЭТО в их семейной жизни с Антоном когда-нибудь произойдет. Теперь оставалось отыскать самое начало: когда она так подумала, почему?

И Юлия вспомнила! После свадьбы, в фате и гипюровом белом платье, разгоряченная шампанским, поздравлениями друзей, оставшись наедине с Антоном, она явственно ощутила беззащитность своей любви перед будущим. Руки Юлии судорожно обвили  загорелую шею мужа, и, глядя исподлобья в спокойные глаза Антона, она произнесла фразу, о которой с тех пор ни разу не вспоминала:

– Если моя любовь когда-нибудь перестанет быть тебе нужной, превратится в помеху, знай – я исчезну!

Антон не заспорил, не стал ее разубеждать, даже не попытался чрезмерную серьезность молодой жены превратить в шутку. Он промолчал – будто еще тогда дал согласие на этот фантастический вариант.

 

ПИСЬМА АННУШКИ

Предыстория:

Многие мои друзья знают, что я коллекционирую письма с необычной судьбой. На эту тему у меня есть даже рассказ «Странный почтальон», в который фрагментами вошли письма, так и не дошедшие до адресатов.

Письма Аннушки тоже не были в свое время отправлены любимому мужчине – их мне принесла ее подруга через несколько месяцев после того, как самой Аннушки не стало. В подробности дарительница писем не вдавалась, просто сказала, что у этой женщины было особое пристрастие влюбляться в мужчин, которым она ни в чем не была нужна…

 

ПИСЬМО ПЕРВОЕ

«Здравствуй, мой любимый! Сегодня почему-то я решила, что письма – самый удобный способ общения с тобой. Телефонные звонки слишком бесцеремонны: то я врываюсь в твой сон, то в твою работу, требующую огромной сосредоточенности. Письма, на мой взгляд, деликатнее. Ведь для их прочтения ты сам можешь выбрать наиболее благоприятное время. Но совсем с тобой перестать общаться, прости, не могу…

Признаюсь, я постоянно думаю о наших отношениях, мысленно веду длинные диалоги, вспоминаю твои ласковые руки, гладкое мускулистое тело, тембр твоего голоса… А еще наши, пусть и не частые, бессонные ночи, в которых я была невероятно счастлива. Хочется верить, что и тебе вблизи меня тоже было тепло и радостно.

Обидно другое – каждая наша встреча обычно происходит лишь по моей инициативе. Пытаюсь найти этому объяснение. Но, как ни горько, оно отыскивается быстро, потому что ты сам едва ли не с первых дней нашего знакомства четко определил мое место в твоей жизни… на уровне нуля.

Правда, этот нуль иногда оборачивается единицей, но эти колебания мне расшифровать просто: плюс в постели и огромный минус при общении.

Так вот, дорогой, меня такое положение дел не устраивает! Пойми, это не ультиматум, потому что смогла бы довольствоваться тем, что в данное время от тебя получаю, и даже меньшим – ведь я очень тебя люблю. Оттого ни на минуту меня не покидает желание находиться рядом с тобой, гармонично сосуществовать в твоем мире, а главное, быть непременно нужной!

Вот я написала ключевые слова – «Быть в твоем мире!» Да, я бываю в твоей квартире, мы, случается, вместе готовим ужин, смотрим телевизор, еще что-то… Я вижу твои карие глаза, слышу, как стучит сердце у тебя в груди. Могу обнять, потереться  носом о щеку, даже раствориться в наших ласках! И это – бесконечное счастье! Да, хоть изредка, но ты впускаешь меня в свой холостяцкий быт, отдых, но только не в «Свой мир». Между этими мирами высоченная стена без единой щелки. И эту стену еще больше подчеркивает плотно закрытая дверь во время твоих телефонных разговоров и орущая на всю мощь магнитофонная кассета… Не дай Бог, до моего слуха донесется какая-то фраза, клочок скороговоркой оброненной фразы… Можно к этому еще добавить полное нежелание делиться повседневными планами, не говоря уже о долгосрочных. Заметила, даже обсудить со мной самое заурядное событие тебе совершенно не хочется. Напротив, мои робкие попытки это сделать вызывают у тебя ничем не прикрытое раздражение.и, тебе вовсе необязательно знакомить меня с друзьями. Спрашивать  мнение по тому или иному житейскому вопросу – с этим я согласна. Возможно, что еще не доросла, а может, и никогда не дорасту до твоего высочайшего интеллекта. И это всё объясняет. Ведь, если бы ты проектировал самолеты, вряд ли бы стал знакомить меня с чертежами, объяснять тонкости профессии… И все же, зачем в ничтожных мелочах до такой степени от меня отгораживаться? Да живи ты своей обычной жизнью, копайся в папках, печатай статьи для журналов на своей портативной машинке. Но хоть изредка обращайся ко мне с какой-нибудь просьбой, приоткройся, дай возможность хоть на миг оказаться в твоих заповедных духовных угодьях! Если же ты поделишься со мной впечатлениями о нашумевшей в прессе книге, дашь оценку только что просмотренной телепередаче, я смогу еще  выше оценить тебя как личность, стать ближе,  искреннее. Ведь в моих скромных просьбах нет никакого лукавства, не правда ли, дорогой мой?

Скажу, может быть, слишком самоуверенно, но вряд ли тебе еще встретится более благодарная женщина, чем я!

В разговоры о том, что наиболее комфортно ты себя чувствуешь в одиночестве, честно говоря,  не верю.

Не знаю, достаточно ли четко я выразила свои мысли на бумаге. Просто хочу сказать главное: я тебя люблю и мечтаю, как можно в большем быть тебе полезной, а в идеале – незаменимой! Не брать, а воздать – такова цель моего общения с тобой!

Пока все. Возможно, если в ближайшее время не увидимся, мне захочется продолжить столь для меня необходимый заочный разговор. Забыла сказать, это не письмо в обычном понимании слова – отвечать на него нет необходимости.

Просто Аннушка»

 

ПИСЬМО ВТОРОЕ

«Здравствуй!

В такой ситуации, в какую я сама себя загнала, нужно делать вид, будто все великолепно, или же последовать твоему же совету и «Все послать к черту». Не могу ни того, ни другого… В моем мозгу постоянно прокручиваются наши встречи, разговоры, они мешают мне нормально жить и работать. Своим молчанием, замкнутостью ты вгоняешь меня в состояние фрустрации. Ну не могу я послать тебя к черту! Не получается вести себя правильно, так, как тебе надо. Всем своим поведением, это четко осознает мой мозг, я все больше отталкиваю тебя,  теряю…

Почему-то вспомнилось, как ты при мне собирался написать письмо с отказом Даме, которая изрядно попила у тебя кровь. Ты планировал сделать это мягко, тактично. Спустя какое-то время признался, что письмо о разрыве отношений тогда тебе писать не пришлось, просто ситуацию пустил на самотек. Даме твои  «игры» надоели. Она вышла замуж и переехала в другой город. А еще в моменты откровенности ты признался, что был вынужден завершить романтические отношения с другой молодой Леди только потому, что ее сексуальный аппетит тебе показался чрезмерным.

Невольно я принялась сравнивать себя с этими неудачницами. Даже неважно, было ли рассказанное тобой на самом деле или же это –  обычный мужской треп.

…Знаешь, когда я чувствовала себя с тобой по-настоящему счастливой? В тот осенний вечер, когда  мы долго и почти молча гуляли неподалеку от твоего дома. Потом, когда вошли в квартиру, ты, не обращая на меня  внимания, взял с кресла толстенный журнал  и стал его читать. Лег поздно, я почти заснула, но потом сквозь сон ощущала, как ты несколько раз вскакивал с кровати, чтобы при свете ночника записать какие-то важные мысли. Ну а пик моего блаженства наступил уже утром: ты попросил проверить, правильно ли составлен текст рецензии и даже поинтересовался моим мнением  по поводу прочитанного!

Любимый, пойми, мне не требуются никакие суперстрасти в постели. Достаточно просто обнять тебя и заснуть рядом, а любить я могу так, как захочется тебе, подчиняясь, а не навязывая свои правила игры. Но, с другой стороны, мне бы очень хотелось доставлять тебе еще и физическое наслаждение. Для меня это и честь, и счастье одновременно!

Конечно, могу вообразить, какая Женщина тебя по всем этим пунктам устроила бы, но обсуждать эту щекотливую тему, скорее всего, у нас не получится. Экскурс в будущее и на сей раз, уверена, будет не в мою пользу.

Знаешь, почему я заговорила о твоей Мифической Женщине? Да потому, что у меня возникло впечатление, что у тебя в данное время либо начался новый роман, либо вспыхнул огонек прежней страсти. Если это так, то понятно, почему  у тебя на всех нас, жаждущих обладания тобой, не хватает силенок. Хотелось бы услышать, что это не так, что мои предположения ошибочны…

Пожалуйста, не сбрасывай меня со счетов! Милый, мой хороший! Мне стыдно просить тебя об этом первой и звонить первой. Просто я знаю, что одно твое слово – и меня не станет в твоей жизни! И впредь никогда и ничем я о себе  не напомню. Пощади мою любовь, такую перед тобой беззащитную.

…Помнишь, после твоего очередного возвращения из командировки в Москву у нас  был разговор о семейной жизни. Ты свел его к тому, что для тебя семейная жизнь – обуза, потому что она помеха творческой работе. Признаюсь,  тогда твои слова всерьез не восприняла, основываясь на собственном понимании смысла нашего земного существования. Ведь именно семья – цель любой нормальной  человеческой  жизни. Помнится, результат этой дискуссии был печальным: ты стал избегать каких-либо встреч со мной и ещё более изощренно, чем прежде, придумывал свои оправдания. Хотя к моей помощи по-прежнему прибегал, объясняя свои просьбы «исключительными обстоятельствами», при этом неизменно добавляя:

– Извини, что беспокою! Мне неудобно эксплуатировать тебя, солидного руководителя, как обыкновенную машинистку! Загружать своей работой, когда и своей у тебя предостаточно!

– Загружай! Эксплуатируй сколько тебе необходимо! Пожалуйста!

Понимаю, что тебе в силу своей порядочности неудобно обращаться мне с личными просьбами, ведь даже при таком раскладе ты ничего не можешь мне обещать или хоть что-то поменять в наших личных отношениях. Но я все равно готова с великой радостью исполнять твои самые невероятные просьбы, самый родной мне  человек! Я была бы рада их превратить в повседневный жизненный уклад, лишь бы освободить тебя от обременительных забот, высвободить необходимое для твоего творчества время. В этом я  вижу свою главную задачу.

Странно, но после всего мной написаного, заново осмысленного я окончательно утратила веру в наше совместное будущее. Дело в том, что   вымечтанное  мной будущее невозможно строить одному человеку – оно созидается совместными усилиями, желаниями двоих. Иначе тот, кто не принимает участие в сообществе совместного будущего, оказавшись в нем, будет ощущать себя не хозяином, а пришельцем, гостем.

Знаю, ты сильный, умный, талантливый! Но хоть раз в жизни попробуй стать еще и добрым!

Аннушка »

 

СЕСТРЫ

Цель той давней командировки в Самарканд у меня напрочь выпала из памяти. Не уцелели и кассеты с удивительной силой ударников коммунистического труда, с их невероятно высокими обязательствами в честь очередного съезда родной Коммунистической партии Советского Союза. А вот вечер, проведенный в уютном восточном ресторане в обществе двухер, послужил толчком к написанию этой занятной сценки.

– Наверное, у вас кто-то из родителей не совпадает? – через несколько минут оживленного знакомства с Надей и Олей предположила я. Заказ на ужин принять никто из официантов не спешил, поэтому беседа скрашивала затянувшееся ожидание.

– Угадали! – ответила Ольга, двадцатидвухлетняя девушка с красивым лицом, мраморной кожей, яркими серыми глазами и копной желто-каштановых волос, собранных на затылке небрежным узлом.

– Отцы у нас разные. Да и сами мы во всем разные! – добавила невзрачная девушка, ее сестра, резко вскинув небольшую головку с жиденькими завитками коротких темных волос.

По первому же репликам новых знакомых я поняла: сестры между собой не ладят, друг друга не любят, не понимают, но в то же время их, что-то крепко наверно, иначе зачем им сейчас быть в ресторане вместе?

Олю то и дело приглашает танцевать мужчин разных возрастов и национальностей, а Надежда сидела недоступным скучающим видом и презирала всех подряд: и тех, кто танцует, и тех, кто играет на крохотной эстраде или шумно переговаривается с, радуясь обильному застолью.

Ольгины партнеры в благодарность девушке за танцы наш небольшой столик бутылками с шампанским, коньяком и всем тем, чем был богат бар этого модного ресторана. Ольга в перерывах между танцами полуулыбкой благодарила дарителей за подношения, наливала себе в рюмку все, что ей попадалось под руку, не утруждая себя чтением этикеток. На мой недоуменный взгляд, мол, зачем она все мешает, невозмутимо заявила:

– Я пью все подряд и танцую под любую музыку! Танцы – это моя настоящая страсть! Вы уже, наверное, успели заметить, что в любом танце я – солирую! – девушка говорила ровным дикторским голосом, отвечала на вопросы, которые ей и не думал задавать. – Да, да! Всегда солирую! И еще я обожаю математику, поэтому выбрала профессию бухгалтера. А недавно меня приглашали в только что открывшийся ресторан работать официанткой, но я отказалась. Это выше моих сил: слышать музыку и ходить по залу с тяжеленным подносом!

Надя тоже много пила,  становясь от  выпитого  все злее:

– Не могу смотреть, как она танцует! Сплошное  кривлянье! Только поглядите, какие у нее ужасные ноги! И талии почти нет: спина ровная, как доска! Да еще несуразно длинная! – все эти комментарии были сказаны мне, хотя я слушала Надю весьма рассеянно, потому что  наконец-то  занялась принесенным  ужином.

– Смотрите же, смотрите, сейчас сестричка  изображает что-то бредовое под «Арлекино», ну не комедия ли эти ее кривляния? – я предпочла не отвечать на услышанное, продолжая  наслаждаться пловом, своим любимым восточным блюдом.

Через минуту разгоряченная танцем Ольга с шумом плюхнулась на свое место:

– Прекрасно знаю, о чем моя сестричка сейчас вам говорила. Она всегда, когда я ее приглашаю с собой в кабаки, говорит невероятым людям одно и то же: что я не танцую, а выпендриваюсь! До ее скудных мозгов не доходит простая мысль о том, что я просто обожаю танцы! Да, я все пью и все танцую! И узбекский танец, и армянский, и  индийский… Словом, танцы народов мира! Их я выучила еще в пятом классе, когда записалась в танцевальный кружок. Думала, когда вырасту, мне они никогда не пригодятся. Ан нет! Когда  слышу музыку – обо всем забываю и ноги сами пускаются в пляс!

Когда музыканты  ушли на несколько минут отдохнуть, наш разговор перелетел на другие темы, в основном касающиеся мужчин. И тут уже мне удалось задать Ольге свой вопрос:

– Как ты считаешь – лучше иметь одного близкого мужчину или нескольких?

– Конечно, одного! – ни секунды не раздумывая, высказалась девушка, – но мне такой за все мои двадцать  два года при активном поиске ни разу не попался. Ведь у меня к близкому  мужчине масса претензий. Во-первых, он должен быть компанейским и любить танцы, как я, потому что без них я себя просто не мыслю!

Надежде явно не понравилась тема разговора, она резко  отодвинула рюмку и вдруг  принялась  громко выговаривать сестре:

– «Обожаю танцы!» Выдрючивание с заламыванием рук и покачивание  бедер ты называешь танцем? Весь твой танец – какие-то похабные жесты, причем одни и те же, но в разной жесты! – чуть успокоившись, уже обращаясь не к сестре, а ко мне, крепко подвыпившая Надежда  сообщает:

– Самое смешное, что свои кривлянья, она подразделяет: это – индийский, это – турецкий, это – японский танцы!

– Ну давай, зуди дальше! – совершенно не обижаясь на сестру, монотонно говорит Ольга. – Ведь ты сама ничего не умеешь! Ах, пардон,  она ведь у нас образованная, романо-германский факультет иняза закончила, а теперь в детском садике с детишками немецкие песенки к Новому году разучивает! Я верно говорю? Да ну, про твой детский сад рассказывать скукотища! Лучше вспомни, как вчера, когда я  вошла в круг, все  отошли в сторону, чтобы не мешать мне под ногами, когда танец закончился, в мой адрес раздались аплодисменты! Было такое? Было?

– Ну было… – не стала спорить Надя. Она уставилась в порозовевшее от танца и выпивки лица сестры злыми  от ненависти глазами. И столько в них было то ли зависти, то ли презрения, что мне стало  не  по себе.  И в эти минуты я поняла, почему Ольга берет в рестораны, в которые проводит свое свободное время, невзрачную сестру, умницу, получившую высшее образование? Ей хочется унизить ее, стать свидетельницей своего балаганного пьяного успеха! Ведь в ресторанах подвыпившие мужчины, в своих мимолетных симпатиях бывают так неразборчивы!

Покончив с ужином и выпив пиалу ароматного зеленого чая, я подозвала официанта, расплатилась.   Когда я покидала ресторан, обе сестры  возле эстрады  что-то лихо отплясывали…

 

СИЛУЭТ

Во время одного из безжалостных ливней, на редкость оказался богат мой летний отпуск в Прибалтике, я стояла на балконе гостиницы. За его стеклянной перегородкой разговаривали мужчина и женщина.

– Посмотри, как отсюда близко  море! – радостно воскликнул мужской голос.

– Вечно ты восхищаешься мелочами! А вот чего-то главного, существенного замечать не хочешь.

– Чего это я не заметил? – не обращая внимание на нотки раздражения в голосе жены, добродушно переспросил мужчина. – Все, что должен видеть, я прекрасно вижу. И то, что ты на всем побережье самая красивая! И как чертовски идет тебе эта сиреневая  кофточка, за которую вчера мы охотились весь день! А эти янтарные бусы, о которых ты давно мечтала, просто сливаются с твоими золотыми волосами!

– Ах, начал перечислять! – раздражения в  голосе  женщины  заметно  прибавилось. – А если я начну вспоминать, чего у нас до сих пор нет, это займет намного больше времени. Например, когда же мы, наконец, получим нормальную квартиру, купим приличную мебель и будем жить, как все интеллигентные люди?

Давние обиды застали мужчину, видимо, врасплох. А жена, не обращая внимания на растерянность супруга,  расходилась все сильнее:

– Другая бы на моем месте давно на все плюнула и убежала бы, куда глаза глядят. Смешно, когда сорокалетний мужчина гоняется за романтикой, словно безусый пацан!

Человек за перегородкой стал зол:

– Пока не отыщем нефть – я тебе это уже тысячу раз повторял, – никуда из Сибири не уедем! В городе нам, геологам, делать нечего, как ты такую простую вещь не поймешь ?!

В это время в глубине номера зазвонил телефон.

– Кажется … междугородка! – обрадовался звонку  мужчина  и поспешил  в номер, чтобы   взять  телефонную трубку. Жена вслед ему обронила:

– Теперь целый час будет давать инструкции, расспрашивать, как дела на буровой … Даже в отпуске ни дня без своей экспедиции прожить не может.

Раздосадованная женщина еще какое-то время стояла на балконе, что-то бурча себе под нос. Но стеклянная перегородка лишь ее силуэт делала мутным, расплывчатым…

 

ЧУЖОЙ ДОМ

– Очень прошу тебя, мама, как можно скорее разведись с отцом! Ну какие вы муж и жена, когда, сколько себя и вас помню, доброго, ласкового друг слова дружке ни разу не сказали! Только и умеете, что кричать по разным пустякам да всех ненавидеть …

Но самое обидное, что и ты, мамочка, и отец врозь, по отдельности – хорошие добрые люди. Но из-за ненормальной семейной жизни папа вот-вот сопьется, а ты в свои тридцать восемь к зеркалу подойти боишься ….

У вас нет ни друзей, ни к кому бы вы ходили в гости или к себе приглашали, ни родных, которые бы поздравляли нашу семью с праздниками, звали в деревню или наведывались на чей-нибудь день рождения. И хотя у меня есть и двоюродные братья, и троюродные тетки – я в глаза их до сих пор ни разу не видела.

Может, ежедневные скандалы, без которых не мыслите своей жизни, вам и нравятся, но меня – увольте! Мне такая семья – невмоготу!

… Знаешь, мамочка, о чем я больше всего мечтаю? Как можно скорее закончить учебу и уехать куда глаза глядят. И никогда, слышишь, никогда в ваш дом, к вам – не приезжать!

 

«САМОЕДКА»

Есть довольно значительная категория женщин, которые ищут любого повода, чтобы поговорить с подругами, знакомыми, родственниками и особенно с мужьями о своей внешности. Это делается с тайной надеждой на то, что их разубедят в наличии явных или не слишком явных оплошностей природы.

– Дорогой, я знаю, что давно тебе не нравится мой нос! И правда, он слишком велик для моего лица. Ты, конечно, заметил, что у соседки Наташи нос намного изящнее моего! Признайся, ведь именно из-за носа ты ко мне в последнее время охлаждение? А может, разлюбил?

Что? Не разлюбил? Говорю глупости? Ну тогда почему ты постоянно вечерами только и делаешь, что читаешь детективы или смотришь хоккей, а на меня – ноль внимания? А … устал, много работы. Я тоже ужасно в этом месяце переутомилась. Даже похудела! И как назло – на ноги! Они у меня и так не слишком … Приходится по три пары толстых чулок надевать, лишь бы не были такими тонкими!

Напрасно переживаю? Что? Именно мои ноги до сих пор приводят в восхищение ?! Ты не смеешься? Нет повода? Ладно, ладно, больше дурацких  вопросов задавать не буду. Значит, ты меня по-прежнему любишь? Я тебя тоже обожаю! Да, а как тебе мои уши? Не слишком ли оттопыренные?

Господи, а ты, поди, уже седьмой сон видишь ?!

 

ОПТИМИСТКИ 

– Дорогая Лялечка, ты, наверное, заметила,  как быстро состарились наши замужние сверстницы? А ведь у них все есть: мужья, дети, нормальная работа, квартиры с мебелью.

– Верно, Светочка, все это да еще много лишнего!

– Зато нет нашей свободы, подружка! А без нее душа быстро стареет!

– Пожалуй, тут дело в другом, – заговорила Лялечкина подруга. – У одиноких женщин есть тайная надежда на какую-то особую встречу, которая по непонятным причинам, все еще не состоялась.  Это она не дает таким, как мы,  расслабиться, гонит прочь   поблажки к своей внешности, заставляет более придирчиво относиться к туалетам, к манере поведения. Я, например, даже с мусорным ведром не могу себе  выйти из дома,  не  поправив прическу, не помазав губы помадой!

– Когда я была замужней женщиной, признаюсь, меня сейчас охватывал ужас: неужели только так и не иначе будет идти моя жизнь до самого конца? Неужели мне ничего другого не остается, как смириться со всем, что не по душе, дурнеть, стареть? Словом, меня надолго в глупом студенческом браке не хватило. Даже болезненные катастрофы и ошибки, которые провоцирует неустроенность, до сих пор отучили нас с тобой, дорогая, верить в сказку о принце под алыми парусами!

–  Все потому, что мы – оптимистки!

Разговор двух подружек на палубе прогулочного теплохода завершился громким смехом. Уверена, его слышала не только я, потому что на палубе отдыхающих было предостаточно.

 

«ПОКА»

– Любимая! Сколько бы времени мы с тобой ни были вместе – мне его до невероятности мало!

Лишь теперь я осознал, как мала наша жизнь и ничтожны ее пределы. Вот почему каждое прикосновение к тебе все острее затачивает грани бытия, которое я, безоглядно влюбленный, то и дело режусь …

А ты?

Кажется, живешь в каком-то ином измерении…

Дни в немны и переполнены пьянящей радостью. Иначе как объяснить твою взбалмошность, легкомыслие, а порой и злое кокетство?

Но я готов сносить любые капризы сколько тебе угодно. Только прошу, не говори, когда вечерами мы прощаемся в твоем душном полутемном подъезде, таким безразличным голосом свое неизменное:

– Пока!

 

ПРИЯТНАЯ ОШИБКА

Едва Елизавета Николаевна поднялась с настойчиво звенящего телефона трубку, тотчас мужской восторженный голос вместо приветствия произнес на одном дыхании монолог, прервать который пожилая женщина была не в силах:

– Стоит прикрыть глаза – ты рядом! Не могу различить, где явь, где бред … Вот ты стоишь на балконе, а искорка сережки насквозь прожигает не только мой зрачок, но и сердце! Еще миг – и я весь вспыхну! Веришь ?!

Сделав над собой усилие, Елизавета Николаевна призналась незнакомцу, что все им сказанное попало не по адресу.

Растерявшийся мужчина отказался поверить:

– Перестань шутить! Не смей меня так безжалостно разыгрывать! Я не заслужил!

– К сожалению, к великому сожалению, вы действительно ошиблись, молодой человек!

– Тебя так плохо слышно … Какие-то гудки …

– Но я так вам благодарна за эту ошибку … Она  помогла забыть о преклонном возрасте, болезнях, одиночестве …

– И все-таки …

– Пожалуйста, не огорчайтесь! Так радостно знать, что и нынешние мужчины, как и полвека назад, говорят любимым прекрасные слова!

– Извините … Я действительно ошибся …

После телефонного разговора женщина, уже несколько дней пребывающая в беспросветной апатии, внезапно ощутила прилив сил, бодрость. Ей захотелось немедленно сбросить опостылевший халат, принять душ, выйти из темной и сырой комнаты к людям, к солнцу, о котором так поэтично говорил влюбленный незнакомец.

Потом еще несколько дней все тот же молодой баритон, как мелодию ненароком запавшей в память песни, то тише, то громче повторял свой взволнованный монолог, прерывать который Елизавете Николаевне теперь не было никакой необходимости.

 

В ПАРИКМАХЕРСКОЙ

В парикмахерскую вошла сорокалетняя женщина, рассеянно осмотрелась по сторонам и обратившись к пожилому мастеру, спросила:

– Вы бы не могли меня постричь?

– Пожалуйста, проходите! – мастер усадил клиентку в кожаное кресло и накинул ей на плечи белый пеньюар.

Женщина, тщательно разгладив на коленях яркое атласное платье, притихла: ее страшный момент расставания с длинной черной косой, которую она растила ровно столько, сколько помнила себя.

Поймав в зеркале удивленный взгляд, посетительница негромко призналась парикмахеру:

– Замучила головная боль … – говоря полушепотом, она проворно вынимала из косы, уложенной вокруг головы, черепаховые шпильки. А когда их не осталось, копна тяжелых волос растеклась по плечам.

Мастер пригладил волосы неспешным движением ладони.

Погруженная в свои мысли, женщина не заметила, как в его руках  блеснула сталь расчески и ножниц, но что-то удерживало, мешало парикмахеру приняться за работу. В раздумье он чуть отошел в сторону, окинул быстрым взглядом всю хрупкую женскую фигуру, отраженную в громадном зеркале, еще плотнее сжал собранные у переносицы полуседые брови …

– Вы что-то сказали? – смутившись женщина его сосредоточенного взгляда, спросила.

– Скорее подумал обости … Поразительно, как много ее сосредоточилось в вашем лице! Самой разной усталости … Но главное – вы устали от своей одинаковости. Поди, четверть века не расстаетесь с этой косой, верно?

–  Даже больше. Я к ней привыкла …

– Это плохо, когда женщина привыкает к своей внешности. У меня сотни клиентов! Когда они устают от самих себя, приходят в парикмахерскую и просят сделать им новую прическу, стрижку… Мне в этом помогают мода и жизненный опыт. Но самое трудное в нашем деле – это увидеть в человеке новизну, выявить, вернее, ЯВИТЬ ее обладателю и окружающим его людям.

Пожалуйста, не торопите меня, вашей особенной новизны я пока еще не обнаружил..

С этими словами мастер снова медленно обошел кресло, в котором сидела женщина, и вдруг едва уловимым движением расчески, перекинул на высокий смуглый лоб клиентки тонкую, будто прозрачную, прядь волос. Она кокетливой вуалью парижанки скрыла нездоровую бледность острых скул, заштриховала сеточку морщинок возле глаз.

Женщина, не шевелясь, исподлобья смотрела на все происходящее в зеркале.

Ей показалось, будто она окунулась в волшебную музыку, которая с легкостью куда-то унесла трудно прожитые годы, болезни, разочарования… Приятные воспоминания  оживили проскользнувшую по лицу улыбку, она тут же была подмечена мастером.

– О! – воскликнул он, радуясь чему-то, пока понятному лишь самому себе.

Защелкали ножницы, столкнувшись с ними,  звонко лязгнула расческа; одна за другой пряди тяжелых длинных волос стали падать на пол, образовывая вокруг кресла темный мистический полукруг.

Когда женщина встала с кресла и прошла через весь длинный зал к кассе, отовсюду слышался восторженный шепот; а маникюрша, оторвавшись на несколько мгновений от чьей-то руки, громко воскликнула:

– Ну ты даешь, Маэстро!

 

НЕКРАСИВАЯ ЛЮБОВЬ

– Замуж я вышла в 20 лет за парня их хорошей семьи, с которой многие годы  дружила моя мама. Но очень скоро поняла, что с молодым и симпатичным мужем мне очень скучно. Все выходные по требованию свекрови мы проводили у родителей мужа, времяпрепровождение сводилось к обильному застолью с неизменным употреблением  спиртных напитков, правда, в разумных пределах.

Мои друзья-сверстники сразу же были исключены из круга нашего семейного общения. Илья их, как говорится, на дух не переносил! А если я все же ослушивалась мужа и кого-нибудь из подруг приглашала в нашу новую квартиру, Илья, не говоря ни слова, немедленно уходил и возвращался поздно, заведомо зная, что к этому времени никого из моих  гостей не застанет.

Чтобы хоть как-то избежать вынужденной изоляции, в которую меня загнала семейная жизнь, я, используя любую возможность, особенно конфликты, убегала к маме.

В оставленном из-за замужества родном доме все радовало, было моим, привычным. Но через три-четыре дня «каникул» являлся супруг, умолял меня  к нему вернуться, стоял на коленях, убеждал его простить, не придавать значения мелочам, заверял в любви.

Я смотрела на жалкого, плачущего, ползающего  у моих ног  мужчину и думала:

– Господи, как он по моей вине страдает! Вот она – настоящая любовь, о которой я так мечтала еще с юности!

Мне казалось, если брошу мужа, он  непременно умрет! – и возвращалась, стараясь забыть о нанесенных им обидах, его эгоизме, незаслуженных упреках и нудных поучениях.

А супруг, заполучив меня в свои владения, с еще большим упрямством продолжал ломать мой характер, всячески старался уменьшить, вернее, свести на нет мою, чисто человеческую, значимость. Причем не ленился изо дня в день внушать, что я без него ничтожество, мошка какая-то, хотя в школе была успешной ученицей, лидером: писала стихи, пользовалась успехом у одноклассников. Они  назначали мне свидания, приглашали  в кино, на танцы.

Даже вступительные экзамены в институт при огромном конкурсе  сдала успешно и поступила на литфак, но из-за трагической смерти отца была вынуждена бросить учебу и устроиться на работу. Это я к тому вспоминаю, что в молодости было во мне что-то яркое, значимое, настоящее!

Сейчас мне пятьдесят… Дети выросли. Улетели из родительского гнезда, а мы  оказались с мужем один на один. Работать мне особо не пришлось  – так захотел Илья. Поэтому воспитание сыновей, забота о доме и муже на всю оставшуюся мою жизнь стали ее смыслом. Ну и что же, оглядываясь на прожитые годы, сейчас вижу?

Мой муж не дал мне ни малейших шансов на то, чтобы я хоть в каком-то,  интересном моей душе, деле, смогла себя реализовать, узнать что-то новое, расширить круг общения. Он, как вампир, выпил все соки из моей души, подгоняя мою личность под собственный идеал, а он у него весьма  своеобразный: безвольная женщина, о которую только и остается, что  «вытирать ноги».

Будь рядом со мной Настоящий Мужчина, для которого его любимая Женщина – Богиня, я теперь воспринимала бы себя совершенно иначе! За каждый  подаренный мне грошик радости и доброты  воздавала бы мужу сторицей!

Сейчас я вижу не только свои ошибки, но и  Ильи – он совершенно не умеет жить маленькими радостями, прощать ошибки, входить в чье-то непростое положение. В нем нет душевной тонкости, чуткости. И вообще, он – какой-то механический человек, почти робот! Наверное, поэтому в молодости  мечтал работать на конвейере, годами совершать одну и ту же операцию, не затрачивая на нее никаких умственных усилий!

Да, забыла сказать про установки, полученные им еще в детстве от родителей, которые тоже сыграли в наших отношениях немаловажную роль: жениться – один раз и на всю жизнь; зарплату тратить только на семью, а друзья для семейного человека – обуза… Вне этих постулатов он до сих пор своей жизни не представляет.

Знаете, о чем я мечтаю после тридцатилетнего семейного рабства? Где-нибудь снять уж если не комнату, так хоть угол за занавеской, найти мало-мальски оплачиваемую работу, уйти от тирана-мужа. А еще стереть из памяти не только его имя, но и домашний адрес. Все это, конечно же, неосуществимо…

В том, что мы с ним проживаем, счастливую и достойную жизнь.

 

РЕВНОСТЬ

Говорят, ревность может быть красивой, приятной, что без нее жизнь пресна и женщине, которую никогда не ревновали, стоит искренне посочувствовать.

Как раз от случайной знакомой в аэропорту мне удалось услышать рассказ о ревности, которая, как будто проклятие, отравило всю жизнь ее сестры, от нее как раз и улетала в своей родной Свердловск.

– Вообще-то, я намеревалась провести у Насти весь отпуск, но выдержала неделю … Не представляю, как она этот семейный ад безропотно терпит более четверти века! Для наглядности приведу несколько эпизодов, свидетелем которых только что была сама!

КОРОЛЕВА ТАНЦПЛОЩАДОК

Созвонившись с некоторыми из студенческих друзей, по давней нашей традиции мы встретились перед летним небольшим ресторанчиком, чтобы отметить мой день рождения.

У входа в него «теплая компания» из двух прилично выпавших мужчин и одной женщины, зверски матерясь, что-то обсуждала, причем солировало в этом громкоголосьи хриплое женское контральто.

Не без некоторого риска мы просочились сквозь неожиданное препятствие и уселись за предварительный заказанный стол, на котором уже стояли фрукты, бутылки с минеральной водой и «Мускатное шампанское». Этот волшебный напиток мы называли «ритуальным», а хлопоты по его доставке каждый раз поручались одному из гостей, потому что уже в конце восьмидесятых оскудение винного ассортимента становилось все заметнее.

Едва наша четверка разместилась за праздничным столиком, тамада Анатолий, бессменный студенческий староста и весельчак, разлил искрящийся напиток по фужерам, намеревая произнести тост в честь моего таланта и неувядающего с годами обаяния. Но выпить до конца содержимое бокала мне не удалось: кто-то довольно бесцеремонно толкнул мой стул. Я оглянулась и увидела большую женщину в светлых замурзанных брюках, мужскую рубашку с перекошенной хозяйственной сумкой в жилистых загорелых руках. Обладательница столь примечательной туалета нетвердой походкой направилась к буфету, а в спину ей летели подбадривающие голоса «компаньонов».

Зал ресторанчика не отличался внушительными размерами, поэтому все происходящее у входа тут же становилось достоянием немногочисленной публики.

Мои однокурсники не придали бы никакого значения пьяному контральто, уговаривающему ужасно ли не за моей буфетчицу продать «на вынос» спиртное, как вдруг Анатолий прошептал изумленно:

– Братцы, да ведь это – ТА САМАЯ АНЖЕЛА! С ней я на втором курсе ехал в одном вагоне … Ну помните, во время сессии, когда я чуть экзамен не завалил и не лишился стипендии!

– Что-то новенькое … Ни о какой твоей Анжеле мы не слышали …

– Ну вспомните же, наконец, мой рассказ про обнаженную девушку, которая вошла в трамвай и проехала в переполненном вагоне три остановки. Я же всем тогда уши прожужжал! Представляете, совершенно голая! Правда, волосы распустила – они у нее были пышные и длинные, как у святой Иннесы!

– Надо же, как тебе повезло! – вступила в разговор до сих пор молчавшая Люда – у нее болел зуб, поэтому она не была нынче в ударе.

– Вот событие всей жизни Анатолия, иначе он аж через двадцать лет разве узнал бы в алкашке неопределенного возраста прекрасную Иннесу, ехала с ним в одном вагоне, как Ева, всего несколько минут! – подбросил «дровишек» в разговор еще один мой гость Николай. – Да, а как там у нее фигура?

– Честно говоря, не разглядел … Да и вы бы на моем месте … А лицо запомнил – настоящая красавица: черные брови, большие карие глаза … Рот, накрашенный яркой помадой … Уцелела в памяти эта девушка, как ни одна другая!

– А почему, после того как сошла с трамвая красавица, ты не бросился за ней следом, забыл об экзамене и обо всем на свете?

– За трамваем черный «ЗИМ» ехал с подвыпившими парнями. Она из вагона сразу в машину юркнула и … Знаете, я номер машины запомнил, думал, вдруг для чего-нибудь пригодится …

– Глядите, ребята, он уже тогда себя в чекисты готовил! Фигуры не запомнил, а номер машины –  пожалуйте!

– Друзья, а что, если мы ее к своему столу пригласим? Все-таки в дни нашей молодости она была чем-то вроде легенды.

– Зови, интересно! – дружно поддержали все тамаду.

– Толик, теперь я вспомнила, как ты про этот случай рассказывал! Многие парни тебе тогда здорово позавидовали, мол, такое только в кино, а ты живьем увидал!

– Не верится, что эта обрюзгшая, грязная баба – девушка из легенды, – забыла о больном зубе, оживилась Людмила.

А за спиной хриплое контральто, исчерпав пристойный лексикон и не добившись его с помощью успеха, перешло на более высокие нотки, грозя вцепиться буфетчице в ее «раскормленную харю».

Анатолий подоспел вовремя. Предельно галантно, взяв даму под локоток и что-то негромко нашептывая ей, подвел к нашему столу, усадил на свободное место. Анжела не растерялась и, повесив на спинку стула свою базарную сумку, лучезарно улыбнулась и довольно мило сказала, взяв в руки пустой фужер:

– Мне вина бы … ни водку, ни шампанское не пью. От них в последнее время быстро слабею.

– Насколько мне помнится, – дождавшись, пока легендарная дама опустошила фужер, – вас зовут Анжела? – накладывая ей на тарелку салат, продолжал Анатолий.

– Да, Анжела … Но я вас, честно говоря, что-то не припомню …

– Вы правы, мы никогда не были лично знакомы, но кое-что из прошлой вашей жизни нам известно.

– Да, я действительно та самая Анжела, которую знал весь Ташкент! Королева танцплощадок, натурщица нищих художников, несостоявшаяся чемпионка по гимнастике … Все в героическом прошлом!

– Сейчас сколько вам лет? Чем занимаетесь? – забыв о больном зубе, накинулась на нее Людмила. Мне даже показалось, что она по своей журналистской привычке незамедлительно вытащит из сумки блокнот и примется стенографировать ответы бывшей знаменитости.

– Сколько лет? Далеко за сорок … Чем занимаюсь – ничем! Тунеядствую! Муж ничего со мной сделать не может, пьем теперь вместе … Ни его, звезду футбола, не узнать, ни меня, звезду гимнастики … Все сейчас погано: и в жизни, и на душе … Тошнит! А изменить ничего не могу … Еще налейте чего-нибудь не слишком крепкого!

Официантка принесла бутылку красного вина «Медвежья кровь». Анжела залпом выпила два бокала, а после, плотно закупорив бутылку пробкой, попросила разрешение унести оставшееся вино с собой.

– Зачем тебе остатки, ты и так пьяная? – удивилась Людмила.

– Пьяные валяются, а я просто веселая! – заявила Анжела и попросила зеркальце. Людмила неохотно протянула ей косметичку, из которой Анжела вынула зеркало и помаду. Какое-то время женщина пристально разглядывала свое лицо, а потом горько заметила:

– Ой, сколько морщин! И откуда они только берутся ?! Ах, где ты, красавица Анжела? Какие мальчики вились вокруг тебя ?! А сейчас? ..

Подкрасив губы, она еще раз бросила разочарованный взгляд в зеркало, потом вернула Люде косметичку. Но та брать помаду отказалась – подарила Анжеле на память о встрече.

Когда женщина-легенда скрылась за дверью, мы грустно друг с другом переглянулись, а Анатолий вслух посетил:

– Вот так умирают легенды! Знаете, братцы, я все время помнил ее лицо, а сейчас, в эту минуту, напрочь его забыл …

– По этому поводу необходимо срочно выпить! Девушка, принесите бутылку водки, – попросил Николай. Про то, что мы отмечаем мой день рождения, за весь вечер никто так и не вспомнил…

 

АДМИНИСТРАТОР ГОСТИНИЦЫ

– Все эти дни, что проживаю в «России», с интересом наблюдаю за вами. Жду вашего дежурства, тороплю его. Хотя по профессии я биолог, а не психолог, обожаю экскурсы в судьбы людей, с которыми меня сталкивает жизнь.

– Значит, и меня вы проанализировали, будто я какая-нибудь инфузория-туфелька?

–  В моем любопытстве нет ничего обидного. Хотите, поделюсь некоторыми своими, весьма поверхностными, домыслами?

– Хочу и боюсь … Знаете, у меня еще с детства инстинктивный страх перед гадалками, картами и другими видами пророчеств.

– Это потому, что вы слишком доверчивы!

– Попали в самую точку!

– И еще одиноки. Вас сразило какое-то большое горе, от которого до сих пор вы так и не оправились …

– Любопытно, отчего вы, посторонний человек, с которым я несколько минут назад впервые заговорила, пришли к такому выводу?

– Повод так думать мне дал ваш смех: нервный, беспричинный, тяжелый … Вы в нем, мне кажется, прячетесь, будто в маскировочный халат. Вот и доверчивость, которая уже успели сами признаться, тоже идет от незащищенности. Тыла у вас нет, милая и очаровательная женщина! Разве я не прав?

– Извините … Да, гостиница! Свободных номеров нет. Сейчас здесь живут участники симпозиума. Всего доброго!

– Беспокойная у вас работа!

– Да, все время люди, люди … Лиц уже почти не различаешь – сплошной лик человечества!

– С каждым на любом работе подобное случается, особенно перед отпуском. Это мне хорошо знакомо.

– Мы о чем-то интересном начали говорить … Ах, да, о лике человечества. И все же, знаете, в любой толпе я всегда могу отыскать лицо, которое хочется вглядываться. Взять нашу, к примеру, гостиницу. Знаете, сколько людей за сутки присаживаются в кресло, в котором вы сейчас  сидите? Признаюсь, я тоже вас среди всех сразу выделила. И как бы ни была занята, знала, в холле вы или вас поблизости нет …

– Возможно, что за эти две недели.

– Меня в вас удивляло другое: почему вы, как это делают все без приезжие мужчины, не спросите моего имени? Замужем я или одинокая? Не выкрою ли свободного времени, чтобы показать город или выпить в вашем номере чашечку кофе. Обычно командировочные – народ неугомонный, скучать не любят! А вы просто смотрите и молчите … Опять звонят! Да, да, я это! Женька, здравствуй! Куда ты пропала, радость моя? У тебя день рождения? Что это ты так часто прибавляешь себе по году ?! Ладно, шучу … Понимаю … Это время наше бабье так быстро летит … Как закончу дежурство, непременно … Возможно, вдвоем … Пока! Подруга звонила, приглашает на день рождения, сходим?

– Не люблю чужих компаний … Я из тех, кто предпочитает шуму тихую уединенную беседу или на худой конец, молчание.

– Ха-ха-ха! Знаете, я тоже когда-то любила уединенные беседы. Но однажды это было уже после развода, взглянула в лицо собеседника и обнаружила в нем такую вежливую скуку … Даже жаль мужчину стало! Представляете, каково постороннему человеку слушать о моих бесконечных ссорах с мужем, о наших взаимных претензиях, обидах … Слушать, как я каюсь в своих ошибках, которые к нашему случайному  знакомству не имеют ни малейшего отношения, хуже того, прошу дать совет, посочувствовать …

– Но не все же такие равнодушные, как ваш давний собеседник.

– Почти все! Я же тут администратором добрый десяток лет работаю. Понасмотрелась и наслушалась разного … Запомнился лучше других  немолодой мужчина, очень на вас похожий. Такой же вежливый, серый костюм, бабочка бордовая в белую крапинку … Идеальный пробор, изысканные манеры … Вначале попробовал уговорить кофе в номере выпить, когда я отказался, принялся мне мораль читать, ошибки в моем поведении с людьми выискивать . Голос его гнусавый, наверное, до сих пор в ворсе ковра, как пыль застрял, никакими пылесосами не вытянешь …

–  Так о чем он вам  таком особенном поведении, что вы до сих пор забыть не можете?

– «Не выискивайте бугров, на которых так легко  сломать шею! – поучал тот мужчина меня. – Старайтесь проскользнуть из одного дня в другой, никого не позволяйте чужим задевать », – вот что завещал мне тот элегантный мужчина в сером костюме с бордовой бабочкой вместо галстука. Вы почувствовали иронию в моем голосе и улыбнулись … А зря! Его советы помогли мне, как ни странно, справиться со своей душевной болью. Правда, изредка все же очень хочется с кем-нибудь поговорить о себе … Ну, принимаете приглашение? Пойдете на день рождения к моей подруге?

– Я же сказал, что незнакомым компаниям, предпочитаю одиночество. Да, кстати, не подскажете ли который час? Мне обычно по вечерам звонят из дома …

– Понятно …

– Не сетуйте на меня … Мы прекрасно за этой милой беседой убили время! Спокойной ночи!

– Алло! Женька, Женечка! Это я! Через час освобождаюсь! И лечу! Конечно, одна! Как всегда! Ну а полчаса назад я просто пошутила. Ты же знаешь, иногда на меня находит!

 

ДЕЛОВОЙ ЧЕЛОВЕК

Всю свою сознательную жизнь он не знал ни одного другого желания, кроме желания любой ценой зарабатывать деньги.

– Я ни одну вещь не приобрел себе в убыток! Постоянно все хорошее в своей квартире заменяю на лучшее! Многие коллекционирую хрусталь. Вначале, как и любой новичок, скупал все подряд, теперь же беру только заграничный, фирменный! Для чего? Когда понимающие толк в жизни люди придут в мой дом, чтобы не сказали, будто у меня ничего нет путного. А самому мне, если честно признаться, ничего этого не нужно. Из своих хрустальных фужеров я сам ни разу не пил … Костюмы меняю, но ношу их с большой аккуратностью, а потом часто сдаю в комиссионку. Пуговицы, чтобы не обмохрились, обычно не застегиваю …

– А, чтобы не стоптать каблуки дорогих туфель, наверное, ходишь на цыпочках? – очень хотелось спросить, но его серьезный вид не располагал к подобным шуткам.

Признался мне знакомый и в том, что любит собак дорогих пород. Это увлечение тоже приносит ему немалый доход. А вот жениться не торопится, хотя давно перевалило за тридцать. Его ведь не жена, вещь, подходящая ко всей его импортной обстановке, требуется. Естественно, супруга должна быть из женственной семьи, занимать положение в обществе, иметь привлекательную внешность, ум, нравиться друзьям. Деньги у нее тоже должны наличествовать. Это само собой, ведь не на девочке же он собирается жениться. Словом, чтобы у жены родословная, как у породистой собаки, была на высшем уровне!

– Не окрутит ли тебя какая-нибудь пробивная  бабенка? – поинтересовалась я напоследок.

– Ну нет! К себе близко кого попало я никогда не подпускаю!

В последнее время знакомый мне Деловой Человек стал сильно пить.

– Разве у тебя есть причины для недовольства собой?

– От пустоты пью! Вот здесь, где сердце, пусто, как в космосе! Сколько во мне клокотало энергии? Всю спалил! Еще недавно мне было важно, чтобы в компании нужные люди по достоинству оценили перстень с бриллиантом, заграничный костюм и галстук, подобранный в тон носкам. Теперь этого маловато … И, хотя мой капитал быстро растет, все чаще чувствую себя банкротом. Обворовала меня жизнь …

 

НЕРЕШИТЕЛЬНАЯ

Смятение охватило молодую женщину, когда она случайно оказалась на улице, которая покинула юношеские годы.

Теперь эта провинциальная улочка, зажатая в тиски многоэтажных домов, доживала последние дни.

Память женщины, проверяя свою цепкость, затеяла игру в узнавания. Игра неожиданно взбодрила: заставила наклониться к лужице с прозрачной водой, поднять щепку и счистить засохшую глину с таблички, означающей номер несуществующего ныне дома, выстукивать на проржавевшей стиральной машине первого отечественного выпуска морзянку …

– А ЕГО дом уцелел? – спросила себя женщина на мгновение прежде, нежели тот предстал перед ее глазами во всей старческой неприглядности.

Не задерживая взгляда на стенах с растрескавшейся штукатуркой, на рамах с осколками выбитых стекол, странная путница устремилась к двери и замерла перед знакомой с детства потускневшей металлической ручкой. Из-за того, что прибита она была неправильно, девочка часто сбивала пальцы о косяк и долго ойкала, прыгая на одной ноге, словно отбиваясь от боли.

От воспоминаний лицо женщины вспыхнуло, а руки, напротив, заледенели и впились в ремешок сумки, перекинутой через плечо.

Давно забытый страх пятнадцатилетней худощавой девчушки и на этом раз остановил ее руку, протянутую к чудом уцелевшей кнопке звонка. Страх до мельчайших подробностей воскресил в памяти промозглый осенний день, непривычно молчаливых одноклассников, толпящихся возле гроба сверстницы, умершей от белокровия.

Всю обратную дорогу с кладбища возле заплаканной Наташи был Ленчик – насупленный и отчужденный. Распрощавшись с ребятами от дома, он властно взял Наташу за руку и на ходу вынимая из кармана куртки ключ от парадного, умоляюще попросил:

–  Натка, заглянем ко мне! После всего … там, на кладбище, я один не могу войти в пустую квартиру …

– Почему в пустую?

– Родители к бабушке в районе поехали, соседи ночью позвонили, сказали, совсем ей плохо …

– Бедненький Ленчик! Не падай духом, я к тебе приду чуть попозже – отпрошусь у мамы. А сейчас не могу, дома волнуются!

– Может, все-таки побудешь у меня часок?

– Чуть позже, договорились? Я обещаю!

– Когда придешь, стукни в мое окно, а то у нас не звонок, а вечевой колокол, всех соседей взбудоражишь!

– Пока!

Убедить маму в том, что Наташе необходимо подготовиться к подруги к завтрашней контрольной по физике, было настолько, что, оказавшись на темной ненастной улице, девушка растерялась. Пряча озябшие руки в карманы старенького пальтеца, стараясь отогнать тяжелые мысли об умершей подруге, Наташа вдруг вспомнила вчерашнюю Ленину записку, в которой он не только объяснялся ей в любви, но и требовал немедленного ответа: либо «нет». Таким ультиматумом заканчивалось немногословное письмо Леонида, которое она обнаружила дома в своем дневнике.

Но отвечать на записку и на этот раз – ведь таких любовных посланий у Наташи скопилось немало – ей не хотелось. Девушку, скорее всего, прельщало волнующее состояние неопределенности, зыбкость отношений. Да и ранняя взрослость парня, его воинственная настойчивость флегматичную одноклассницу скорее отпугивали, чем давали повод к сближению.

И когда Наташа после бессмысленного кружения по близлежащим улицам наконец подошла к парадному Леонида, то в каком-то странном, полуобморочном состоянии замерла возле двери, не отваживаясь ни позвонить в звонок, ни постучать в его освещенное окно.

Интуиция подсказывала, что именно сейчас, сегодня должно произойти ее первое серьезное соприкосновение со взрослой жизнью. И в своем любопытстве ко всем интимным  подробностям ей потребуется идти до конца. Каким-то чудом девушке удалось перебороть наваждение, не рухнуть в манящую бездну неизведанных желаний.

Сколько на борьбу с самой собой ушло сил и времени – Наташа сказать затруднялась. Очнувшись от грез, она испугалась, что кто-то из знакомых может увидеть ее на ступеньках ярко освещенного чужого парадного, и побежала домой.

На следующий день Ленчик в школу не пришел – его забрала мама на похороны бабушки. А вернувшись, он пересел на «камчатку» и перестал с Наташей разговаривать.

Какое-то время после ссоры девушка была довольна своим благоразумием, но одиночество, в котором оказалось, лишившись своего давнего друга, повергло ее в отчаяние. А недавние похвалы самой себе сменились досадой на нерешительность.

Казалось, этот мимолетный эпизод со временем был сам по себе забыться, исчезнуть из памяти, но именно он то и дело воскресал в ее сознании чаще всего после какого-нибудь досадного срыва или

Так за что же Наталья Ильинична все эти годы бранила себя? Тогда, в юности, была от нее на расстоянии вытянутой руки, по ту сторону Двери, выходящей на узкий уличный тротуар? Даже теперь, много лет спустя, она из многих тысяч  дверей узнала бы ТУ! Уж не от нее ли взяли старт ее многочисленные  жизненные испытания?

После окончания школы, испугавшись конкурса в медицинский, о котором мечтала с пятого класса, пошла выпускница учиться в институте народного хозяйства, где в тот год был большой недобор.

Вместо того чтобы после его окончания по назначению в отдаленный провинциальный город, поспешно вышла замуж за мужчину, на любовь которого смогла ответить, да и то на первых порах супружеской жизни, лишь покорностью.

Зато теперь Надежде Ильиничне, как и шестнадцать лет назад, застывшей перед знакомой с детства дверью, показалось, что у нее вдруг появилась возможность взять у Прошлого долгожданный реванш. А для этого необходимо преодолеть хронический страх перед неизвестностью, т. е. переступить порог за некогда хорошо знакомой дверью.

И женщина, вложив в рывок все свое отчаяние, резко потянула ее на себя. Дверь открылась так легко, что Наталье Ильиничне с трудом удалось сохранить равновесие. В лицо, когда она вошла в комнату, ударил запах сырости, плесени. Осмотревшись, женщина обнаружила на пыльном полу ведра, веники, лопаты … Увиденное настолько не совпадало с ее юношескими фантазиями, что Наташа громко рассмеялась!

Опустошенность, неуверенность в себе, копившаяся годами, выплеснулись с этим смехом наружу! Внезапно ощутив в теле странный избыток сил, а в мыслях – раскрепощенность, Наталья Ильинична быстрымикими шажками спустилась со ступенек невысокого парадного и заспешила к трамвайной остановке. Ей радостно было думать о том, каким-то мистическим образом этот неожиданный визит на улицу детства помог ей наконец-то избавиться от фобий, главная из – неуверенность в себе.

 

КУРОРТНЫЙ РОМАН

Номер в сочинском санатории достался Нонне Вячеславовне трехместный. Одну из соседок она увидела сразу, как только вошла в комнату. Ей оказалась крупная рыжеволосая пожилая дама в ярком шелковом халате до пятен. Судя по загару,  она уже успела в Сочи обжиться, загореть и поэтому чувствовала себя в номере полновластной хозяйкой.

Указав вновь приехавшей на свободную кровать около двери, приподнялась с кресла и представилась:

– Людмила Григорьевна из Воронежа, а вы откуда?

– Из Киева, зовут меня Нонна Вячеславовна, хотя тут вполне можно обойтись без формальностей. Они мне в школе порядком надоели.

– Пожалуйста, располагайтесь! Уверена, мы с вами найдем общий язык, подружимся, не то что с этой … – Людмила Григорьевна выразительно сморщила кожу на переносице, сделав указательный жест перстом в сторону третьей кровати.

– Вы здесь давно? – распаковывая чемодан и извлекая из него белье, платья, блузки, начала новенькая курортница расспрашивать Людмилу Григорьевну.

– Уже неделю! Время летит тут с космической скоростью! Кажется, еще вчера была дома. Это потому, что море я обожаю! – громко ораторствуя, будто находится не в тесной для трех кроватей комнатушке, а на эстраде, принялась загорелая дама описывать красоты пейзажи и свои неуемные восторги по этому поводу.

Ее рассказ был прерван негромким стуком: дежурная, чуть приоткрыв дверь, просунула в комнату телеграмму:

– Где Давыдова?

– Откуда нам знать? – с явным раздражением Людмила Григорьевна взяла у дежурной телеграмму и положила ее на тумбочку отсутствующей женщины, прочитала текст вслух:

«Детишки здоровы. Сообщи, как устроилась. Целую. Вадик ».

Едва скрываемое раздражение к Давыдовой после прочтения телеграммы у Людмилы Григорьевны всколыхнулось с новой силой:

– Надо же, муж волнуется, не съехал ли поезд с его супругой с рельсов, а та … Вбежала вчера утром в комнату, под кровать сунула чемодан, ни «Здрасьте», ни «До свидания» – и на всю ночь тут же куда-то упорхнула. Вот уже сутки, как о ней ни слуху, ни духу! Вчера ее до полуночи ждала, боялась заснуть. Да и с дверью не знала, что делать. На балкон раз двадцать выходила … Так что бы вы думали? Канареечка в седьмом часу утра влетела, в ванной поплескалась и опять исчезла! Мужа с детьми бросила, он за нее переживает, телеграммы шлет, а эта?

– Что «эта»?

В комнату ворвалась невысокого роста смуглолицая бабенка в дешевых джинсах, хлопчатобумажной простенькой футболке и, подбежав к Людмиле Григорьевне, ничего не вцепилась в ее пышную прическу.

– Обрадовалась, рыжая ведьма, что теперь есть с кем мои косточки перемывать ?! Только одного не могу понять, отчего это тебя моя честь так беспокоит? Небось, от своей собственной давным-давно не осталось?

Понимая взрывоопасность ситуации, Нонна прекратила разборку чемодана и с трудом вклинилась между пожилой дамой и пылающей гневом Давыдовой.

– Женщины, успокойтесь! Здесь санаторий, не надо портить друг другу нервы! Да, вам телеграмма! – взяв Давыдову за плечи, новенькая ее легонько повернула в сторону тумбочки и сунула в руки рассвирепевшей бабенки телеграфный бланк.

Пробежав злыми карими глазами текст, Давыдова растерянно оглянулась по сторонам, сделала несколько шагов и плюхнулась на кровать. У нее началась настоящая истерика. Ее узкая фигурка от рыданий дергалась из стороны в сторону, а Нонне вдруг показалось, что  это сама кровать едет по деревенским ухабам, словно печь Иванушки из русской сказки.

Истерика Давыдовой всех повергла в уныние. Однако Нонна первой пришла в себя:

– Прошу вас, успокойтесь! Сейчас накапаю валерианки … Зачем плакать? Ну не надо! – поднял над подушкой красное, будто распаренное лицо Давыдовой, она поднесла к губам рыдающей с лекарством. Смуглое лицо, перепутанные и слипшиеся от пота пряди волос, красивый изгиб темных бровей, все это вызвало в Нонне неожиданный прилив нежности. И подумалось ей, что смуглянке не больше двадцати лет, что она, скорее всего, ровесница ее младшей сестры, у которой до сих пор никак не сложится семейная жизнь …

Людмила Григорьевна за происходящим наблюдала со все большим состраданием. В какой-то момент у нее даже навернулись слезы, но она сумела отогнать их усилием воли.

Вскоре рыдания прекратились, в номере воцарилась тишина, которую нарушила Давыдова:

– Приличные интеллигентные женщины … Не успели еще имя мое, а засудачили … Такая, сякая!

– Извините! – залпом допив из чужого стакана остатки валерианки и даже не заметив оплошности, покаянно попросила Людмила Григорьевна. – Так глупо получилось … Действительно, я ничего не знаю о вас, ведь мы даже не познакомились до сих пор. А тут еще телеграмма от вашего мужа, от детишек … Невольно вспомнились мои молодые годы: мужа убили на войне, я осталась одна с годовалым сынишкой. Всю себя посвятила его воспитанию! Вырастила настоящего человека! Он у меня большой ученый!

… Конечно, никто меня от повторного брака не удерживает, но, если честно признаться, я так и не встретила свое эхо!

– Чего, чего не встретили? – окончательно перестав всхлипывать, довольно бесцеремонно спросила Давыдова и устала в лицо говорящей припухшими от слез глазами. – Какое такое эхо?

– Ну … это образно говоря … Я имел в виду родство, созвучие тонких струн души … – покраснев и еще больше смутившись, забормотала Людмила Григорьевна. – Да, а как вас зовут? Мы ведь до сих пор вашего имени не знаем …

– Зоя! Муж Заей прозывает, ему так больше нравится. Детишек у нас двое: Петенька и Олечка. В детский сад ходят. А папка у нас, Вадька, к деткам – он очень хороший! И хозяйственный – весь дом на нем держится. Я ведь посменно на обувной фабрике работаю. На круг у меня зарплата в два раза больше, чем у моего инженера. Но дело не в деньгах и не в его мелочности. Ведь, экономя каждую копейку, он о семье заботится, не на бутылку или какие другие вредности, наш семейный бюджет тратит. Так что, терпеть его прижимистость я еще могу … Дело в другом, понимаете? Лихо он пил в молодые годы! На этой почве даже с первой женой развелся. Потом, правда, взялся за ум, подлечился. С тех пор к бутылке больше не тянется. С работой тоже все нормально: на хороший его поставили. А вот здоровье, надорванное в пьянках, да гулянках, вернуть не удается. Да чего это я вокруг да около топчусь, про самое главное открыться не решаюсь? Словом, не годящийся он в постели мужик! … А с Надиром мы еще с пятого класса друг в дружку влюбились! После восьмилетки он в другом городе в техникум поступил, дальше – армия, словом, потерялись на десять лет. И надо же, в одном вагоне в Сочи приехали! Тут у него тетка живет – одинокая женщина. Когда Надир маленьким был, она его несколько лет воспитывала. А сейчас тетя тяжело заболела, так мы возле нее всю ночь просидели, боялись, как бы хуже ей не стало … А меня она, представляете, узнала! Зоя тяжело вздохнула и бросила укоризненный взгляд в сторону Людмилы Григорьевны.

– Как все у меня нелепо получилось! – простонала виновница скандала. – Даже голова разболелась … Пойду намочу полотенце и сделаю себе холодный компресс. Обычно он мне помогает.

А Зоя, не обращая внимания на возню и стоны Людмилы Григорьевны, продолжала рассказ о своей жизни:

– Как-то я близкой подруге призналась, что муж мой импотент. Та посочувствовала и посоветовала развестись, мол, хоть свободной бабой станешь! Да и какое адское терпение надо иметь, чтобы изо дня в день с бревном в одну ложиться!

Подружке со стороны рассуждать легко, мне же первым делом о детишках заботиться надо. Папку они обожают! Ни пить без него, ни есть за стол, не сядут, каждую свободную минуту на коленки к нему залезают, ласкаются, как котята малые. Вот я и решила терпеть …

– Не судите, да не судимы будете … – со вздохом промолвила Людмила Григорьевна и тяжело провалилась в скрипучую кровать.

Вскоре все три женщины, сморенные жарой и волнениями, заснули. Спустя полтора часа первой с криком вскочила Давыдова:

– Ой, скоро шесть, а через полчаса Надир возле почты будет меня ждать!

Через пятнадцать минут цвета молодая женщина, выйдя в сногсшибательную блестящую юбку и сиреневого гипюровую блузку, гордо прошествовала по комнате, проверяя на Нонне производимое впечатление.

– Смотришься! – подбодрила она Зою, а Людмила Григорьевна заботливо поинтересовалась:

– Вам с ужина принести булочку?

– Мы с Надиром договорились, если тете станет лучше, поужинать в ресторане!

После ухода Давыдовой женщины не спеша принялись собираться на ужин. Обе деловито перебирали туалеты, советовались, как давние подруги, что бы надеть, старательно причесывались и аккуратно, ненавязчиво пользовались  косметикой.

Той спешки и такого молодого азарта, с каким еще недавно готовилась к свиданию Зоя, у них, конечно, не было.

За разговорами, прогулкой по пляжу вечер пролетел быстро.

– Надо же, как глупо я влезла в разговор со своим эхо? – все никак не могла успокоиться Людмила Григорьевна. – Нашей Зоечке не эхо, а громоотвод нужен!

А Вы, оказывается, на редкость самокритичны! – улыбнулась собеседнице Нонна. – Мне всегда казалось, что вашему довоенному поколению, проповедующему культ незыблемой женской добродетели, перестроиться на современный лад довольно трудно.

– Зря вы так думаете о моем поколении. Ведь росли мы чаще всего в бараках и коммуналках, а они нас ой, как многому научили! Хотите об одной женской судьбе расскажу, уж очень она с Зоиной схожа.

– С удовольствием послушаю вас, Людмила Григорьевна!

– В годы войны наша семья из Ленинграда в Ташкент эвакуировалась. Первое время в бараке жили, а потом подыскали съемную квартиру. Меня, подростка, взяли работать на парашютную фабрику стропы пришивать. Там я и познакомилась с Галей-украинкой, молодой мамой, вдовой. Приютила беженку одинокая рябая старуха, сыновья которой воевали с первых дней войны. Но ни одной весточки от них она так и не получила…

Рябую тетку Пашу соседи недолюбливали за злой язык и вредный характер. И, наверное, по этой подселяли к одинокой старухе, долго не задерживались, разбегались. А Галю с сынишкой она приветила. Когда та только появилась – старуха всех знакомых обегала, собирая вещички для новых постояльцев.

Через несколько месяцев жизни в эвакуации Галя, с которой мы очень подружились, заболела: у нее начались жуткие головные боли, тошнота… Болезнь свалила ее в постель. Тетка Паша испугалась, привела из поликлиники старичка-фельдшера. Тот долго больную обследовал: и температуру мерил, и пульс считал, и в рот заглядывал … А потом отозвал хозяйку в сенцы и говорит:

– Дело очень серьезное. Только знайте, не таблетки и  не примочки вашей подопечной нужны, а мужчина! – от слов фельдшера старуха шарахнулась, как от нечистой силы и на улицу его выставила, а дверь на все засовы замкнула.

Но, когда Галина, пышущая здоровьем молодая женщина, стала таять на голов и почернела, словно отправилась тетка Паша в поликлинику и потребовала у фельдшера:

– Приписывайте этого, как там его, мужчину! Согласна я на такое лечение!

– Есть тут у меня один пациент со сходным диагнозом … Сегодня же повидаю его и дам ваш адресок. Только сразу предупреждаю – внешность у него незавидная, да и постарше вашей больной будет.

– И такой сойдет, лишь бы польза была! А лекарство лучше помогает, если горькое, – забормотала старуха и заторопилась домой к приходу гостя квартиру прибрать.

Галине же ничего не сказала. Пусть, мол, болящие сами между собой договариваются

Через несколько дней обещанный фельдшером мужчина объявился: росточка невысокого, скуластый, плешивенький … Но в обхождении – уважительный, да и нрава веселого.

Старуха, когда впервые увидела его в окошке, прежде чем дверь гостю открыть, на Галину свой выходной платок набросила, пышные волосы гребнем черепашьим украсила, а на стол чай,  заваренный на сушеной моркови, подала. Даже из мамалыги, огромную роскошь того голодного времени, на самое видное место поставила. Сама же, соврав что-то насчет сестриных именин, вместе с малышом-несмышленышем быстренько ушла из дома.

Вернувшись через три часа из гостей, застала Галину спящей. Глянула в ее лицо, и показалось тетке Паше, будто черноты возле глаз у больной поубавилось.

– Соседи-то как отнеслись к «лечению»  квартирантки? – не удержалась от вопроса Нонна.

– Разве же они не люди? Когда гость приходил, то нередко сами с дитем нянчились, но про Галину и тетку Пашу никто плохого слова не вымолвил!

После войны она в свой Харьков вернулась. Замуж удачно вышла, еще троих детишек родила. Мы с ней до сих пор друг к другу в гости ездим.

– Грустная история с хорошим концом! – подвела итог сказанному Нонна.

– С дверью как нам быть? – прежде чем выключить в комнате свет, спросила Людмила Григорьевна.

– Оставим открытой! Кому мы с вами нужны ?! – устало проговорила Нонна и, отвернувшись к стене, мгновенно уснула.

 

СТРАННОЕ ПРИЗНАНИЕ В ЛЮБВИ

Со своим будущим мужем я познакомилась в одной организации, куда прибыла после окончания института по распределению. И он таким образом прибыл в небольшой уральский поселок, стал здесь работать. Парень оказался сдержанным, серьезным, с красивыми мягкими серыми глазами. К тому же трудолюбивым, компанейским. Всеми сотрудницами отдела, а их большинство, эти качества молодых специалиста,  сразу были замечены.

Уже потом, когда мы поженились, Андрей признался, что из всего женского коллектива  конструкторского бюро сразу выделил именно меня! Но ничем предпочтения не обозначил, а просто несколько месяцев присматривался – подойду в жены или нет?

Как-то перед Октябрьскими праздниками, уже завершив работу, я проходила мимо парткома и увидела Андрея, стоящего на коленях перед расстеленным полу полотнищем кумача: он писал праздничное поздравление коллективу нашего завода. И делал это так ловко и красиво, что я невольно приостановилась и залюбовалась его работой. Возможно, мой интерес его тронул, но и тогда он ничем не выдал симпатии. С работы в общежитие я, как обычно, вернулась одна.

Потом в заводском Доме культуры было торжественное собрание, вручение премий и подарков передовикам, а в заключение, как обычно, танцы!

Играл духовой оркестр местной самодеятельности, благоухающие «Красной Москвой», кружились принаряженные пары. Кто-то лихо отплясывал краковяк, кто-то под аплодисменты своих друзей выделил невообразимые коленца всеми любимого Яблочка.

Парней, как обычно на вечеринках, было меньше девушек, но нам, молодым специалистам, это ничуть не мешало веселиться, чувствовать себя счастливыми!

С самого начала танцев я заприметила Андрея возле бочки с огромным пыльным  кактусом. За весь вечер молодой человек ни разу не вышел из своего укрытия и никого из девушек не пригласил на танец. Когда же подошло время расходиться по домам, все разом заспешили к гардеробу. Андрей тоже заторопился вместе со всеми, но вместо своего пальто  схватил с вешалки мое, помог его надеть, а  после рухнул передо мной на колени и принялся надеть на праздничные туфельки резиновые боты. Тогда боты были самой расхожей осенней обувью, ведь асфальт в начале пятидесятых годов прошлого века в маленьких провинциальных городах считался большой редкостью.

Не знаю, как на этот его поступок люди смотрели со стороны, может, кому-то он показал его трогательную заботу, как своеобразное объяснение в любви. И оказалась права. Мне было очень приятно, что он это сделал искренне, на глазах у всех! Через месяц мы записались в скромной комнатке местного загса, и нам, как молодоженам, руководство завода выделило небольшую отдельную комнату в общежитии.

В первые послевоенные годы пышных и громких свадеб не справляли – уж больно на всякие житейские блага это время было скудным. Однако в кругу друзей мы, как положено, кагором и лимонадом отметили это замечательное и значимое событие.

Хозяйства на первых порах у нас никакого не было, но, тем не менее, мелкие недоразумения в общении друг с на бытовой почве стали возникать почти сразу. К примеру, я попросила супруга сходить в магазин за какими-то продуктами. Неожиданно он резко отмахнулся от моей просьбы:

– Вот для своей мамы я бы не раздумывая, сходил, куда бы она меня ни послала, а для тебя этого делать не стану.

Мне стало очень обидно от этих неожиданных и несправедливых слов. Почувствовала, что сейчас расплачусь, но лить слезы в присутствии мужа не хотелось, поэтому, набросив старую шаль, выбежала во двор, прижалась к закопченным балкам старой баньки и разрыдалась.

Вскоре из дома выбежал Андрей, увидев меня плачущей, рухнул на колени в талый снег и стал просить прощения. Мне было неловко – сквозь штакетник, которые могли видеть то, что с нами происходит. Я вырвалась, попробовала рассмеяться и вернулась в нашу комнатушку. Никаких проблем отношений не последовало. И наша семейная жизнь вошла в свое не слишком богатое яркими событиями русло.

Прошло десять лет. По-прежнему изредка между нами были ссоры, которые всегда заканчивались одинаково: муж падал на колени, обнимал мои ноги, прижимался к ним своей повинной головой и просил прощение, которое тут же от меня получал.

Спустя какое-то время в кругу близких друзей после приличного употребления  мужчинами горячих напитков я неожиданно стала свидетелем  очень неприятного для себя разговора, суть которого сводилась к следующему:

– Десять лет стою перед женой на коленях, прошу прощение, а за что – сам не знаю?

Едва супруга произнес эту фразу, я зашла в зал, где был накрыт стол, и с недоумением и обидой посмотрела супругу в глаза. Не выдержав моего взгляда, Андрей испуганно отвернулся в сторону.

Не сказав никому ни слова, я вышла на улицу. Мне хотелось побыть одной, успокоиться, привести в порядок мысли, вызванные пьяным признанием мужа.

С тех пор я ни разу не слышала от него слово «прости». Да и падать на колени он тоже перестал.

Уже потом, когда  после тяжелой болезни мужа не стало, он осознал свою вину, каялся, старался ее  загладить, признавался в своей любви. И как хорошо, что я всегда, как бы ни была тяжела причиненная им обида, безропотно его прощала!

 

ПОЗДНИЙ ЦВЕТОК ЛЮБВИ

– Только через пятнадцать лет совместной жизни сумела я по-настоящему оценить любовь и преданность своего мужа и ему ответить тем же.

… Незадолго перед замужеством, которое было вызвано, скорее всего, житейскими трудностями, чем зовом любви.

– Верь мне, Елена, хороший человек хочет взять тебя в жены! Любимой будешь, а уж когда твоя душа повзрослеет, и ему своим настоящим чувством ответишь. Так и у нас с твоим отцом было.

– Что-то не очень я тебя понимаю, мама …

– У многих людей, любовь на ранние цветы похожа. Чуть после зимы потеплело – запестрели они на глазах у прохожих. Каждому так и хочется протянуть руку к голой ветке, сорвать этот первый цветочек.

– Разве ж это плохо? Вон подруги мои по вечерам шепчутся, друг дружке сердечные секреты поверяют, а я, как отшельница, одна. Только по стихам да песням про любовь знаю…

– Не спеши! Будет в твоем сердце любовь! Настоящая! Не ранняя, что частенько, не успев вызреть, пустоцветом опадает, а другая – зрелая!

– Значит, когда я стану взрослой женщиной, брошу мужа и еще раз замуж выйду?

– Нет, мужа своего единственного настоящего любовью полюбишь!

Не будь этой маминой житейской премудрости, сколько бы я в своей жизни ошибок понаделала! А тут жила и прислушивалась к сердцу: когда этот поздний цветок  мою семейную жизнь своей редкостной красотой расцветит?

Приблизить это время помогла моя болезнь.

Послеоперационный период затянулся почти на два месяца. И все эти трудные для нас обоих дни возле меня всегда находился муж. Когда поправилась, взглянула на него, осунувшегося, усталого, и вдруг почувствовала к этому родному человеку не благодарность – уж ее-то я за прожитые годы от чего угодно отличить смогу, любовь! Свою! Настоящую!

Тридцать пять лет мне было, когда ее в своей душе взрастила. С тех пор еще двадцать пять лет прошло. А яркое пламя того цветка, о котором мама в юности рассказывала, в моем душе пылает так неугасимо, будто мы поженились всего месяц назад!

 

НЕДЕЛЯ ВОЗРОЖДЕНИЯ

Примерно неделю назад со мной, аспирантом-кибернетиком, произошло нечто непонятное. Внезапно что-то разбудило меня в четыре часа ночи. Я зажег ночной светильник и осмотрелся по сторонам: у меня возникло весьма четкое ощущение, будто я оказался в чужом месте. Рядом со мной спала какая-то незнакомая женщина, вся обстановка привычной комнаты вызывала недоумение:

– Кто она? Чего ей в моей квартире нужно? Почему до неузнаваемости переменилось все вокруг? – эти и другие вопросы, заданные самому себе спросонок, ясности не добавили. Напротив, возникло странное предположение, будто неведомые силы на довольно продолжительное время перенесли меня из привычной размеренной жизни в иную: чуждую, враждебную. Эти объяснения вначале показались мне весьма убедительными. Но, следом возникшие мысли, напротив, указывали на противоположное: все случившееся произошло не стихийно, а с моего добровольного согласия! Если это действительно так, для чего эта другая мне вдруг понадобилась? Чтобы разобраться во всем, со мной произошедшем, потребовался весь остаток ночи.

Вывод, сделанный путем кропотливых и болезненных экскурсов в не столь отдаленное прошлое, был ошеломляющим! Я совершенно не занимался нужны!

– Любопытно, почему все эти болезненные вопросы вдруг возникли в моем сознании, какова их первопричина? – с намерением ответить самому себе на самые болезненные вопросы я продолжил «копание» в перипетиях нынешней жизни. Но ответ лежал на поверхности – вчерашний утренний скандал с тещей.

Обычно с этой сорокавосьмилетней женщиной, не по возрасту грузной, малоинтеллигентной, напористой, я обращался очень деликатно. Ее  материальная помощь нашей молодой семье была огромной. Ведь на мизерную аспирантскую стипендию в 120 рублей не только семью, но и самого себя не прокормишь. А теща здорово нам помогала: помочь ребенку, огромными сумками ежедневно доставляла продукты… Но что же, из ряда вон выходящее, произошло накануне?

Все началось ранним утром. Едва теща переступила порог квартиры, я вежливо ее поприветствовал, взял из рук тяжелые сумки с  продуктами и отправился на кухню, чтобы их  разгрузить. Обычно во время своего утреннего  визита теща с нами пьет чай, общается с дочерью и внуком. На этот раз я слегка замешкался и забыл подогреть чайник. Обнаружить мою оплошность, теща бесцеремонным голосом вернуться на кухню.

Действительно, сразу после рождения сына я взял приготовление пищи  и многие другие бытовые хлопоты на себя – ведь все свое время отдавала  Игорьку. Он у нас  был слабенький, болезненный. Но тещина бесцеремонность этим утром просто взбесила меня. Не отдавая себе отчеты в том, что делаю, я внезапно принялся  на жену и  ее мать, хотя прежде ничего не допускал в мыслях.

– Почему вы за меня решили, что мое место на кухне возле плиты? Вы забыли, что я  – аспирант, ученый ?! Учтите, впредь всеми домашними делами, как и положено, будет заниматься моей женой! А то, подумаешь, принцесса: принеси, выстирай, сготовь!

Теща так растерялась от моего крика, что потеряла голос, поэтому что-то беззвучно шептала, пытаясь возразить. В этот момент она мне  напомнила рыбу, вытащенную из воды. Жена, как прикованная к стулу моим криком, какое-то время тоже находилась в  оцепенении и не проронила ни слова.

Воспользовавшись их замешательством, я мигом переоделся и отправился в университетскую библиотеку. Там заказал новые научные журналы по кибернетике и получив их, погрузился  в родную научную стихию. Причем как-то автоматически отметил, что мыслей о ребенке, доме, задаче в моем сознании не было, если кто-то их тщательно.

В новом американском журнале на интересующую меня тему попалась очень актуальная статья.  Когда дочитал ее до конца, мне стало страшно:

– Как много необходимой для диссертации информации прошло мимо меня  . Они даже использовали моих способностей, верили в мой талант исследователя. я ко всем их предостережениям был глух.

Поразмышляв, смогу вернуться к своему прежнему высокому творческому уровню и уровню наверстать упущенное мне по силам!

После занятий в библиотеке неожиданно для себя отправился проведать родственников, живших, которых после женитьбы ни разу не навещал. Там мне были очень рады. Весь прошедший после посещения библиотеки вечер я наслаждался вкусной едой, хорошим вином, прекрасно современной эстрадной музыкой, с интересом просматривал изданные альбомы живописи… Домой явно не тянуло. Впервые за последние два года дом утратил свои незыблемые права на мое свободное время. Наличие в моем сознании  семьи, ребенка ощущается расплывчато, туманно…

С легким сердцем довольно поздно вернулся домой. И это  при том, что  еще  вчера, задерживаясь на каких-нибудь полчаса, я испытывал жуткие угрызения совести. В такие моменты слезы  набегали на глаза, когда он уснул без меня.

На сей раз ни упреки жены, ни ее слезы не достигали моего сознания. Я пил посуду невымытой, пеленки – нестиранными, а мусорное ведро переполненным. Разделся, свалился в постель и мгновенно заснул. Плач Игорька ни разу за ночь меня не потревожил, хотя обычно на него я просыпался мгновенно.

Утром жена рассказала, что из-за больного животика малыша за  ночь не поспал ни одной минуты.

Но даже этот удручающий рассказ жены о бессонной ночи ее и малыша не сумел испортить приподнято-праздничного настроения, в котором я проснулся этим прекрасным утром. Давненько же оно не посещало меня, ох, как давненько! Быстро позавтракав бутербродами с сыром и крепким кофе, уже через несколько минут после пробуждения был у порога.

– Дорогой, купи, пожалуйста, молока и яблок! – эти просьбы жены  остановили меня на минуту. Но я ей напомнил, что вся наша наличность находится в распоряжении ее мамы, а других денег, кроме тех, что на транспорт, у меня нет, и спокойно закрыл за собой дверь.

В перерыве между занятиями отправился прогуляться по центру города. И был невероятно удивлен, обнаружив, как он похорошел, избавившись от трухлявых построек. Радовали взгляд новые клумбы, фонтанчики с холодной водой на каждом шагу. А ведь по этим улицам я ходил изо дня в день и ничегошеньки не замечал, погруженный в свои нескончаемые проблемы.

Резкие перемены в моем поведении у матери и ее дочери экосистемы вызвали шок. Едва от него оправившись. Вдаваться в подробности происходящего со мной не стал, сослался на трудности, связанные сми занятия в аспирантуре. Поверили. Жена перестала жаловаться и принялась учиться трудности быта преодолевать самостоятельно.

Таким образом, я получил небольшую передышку. Отступать на прежние позиции категорически не хотелось. Особенно после разговора со своим научным руководителем. При недавней встрече он спросил:

– Алишер, как обстоят дела у тебя  дома? Хочу напомнить: пока максимально не высвободишь  время на учебу, в науке тебе делать нечего!

Подобные разговоры он вел со мной довольно часто и раньше, но я самоуверенно доказывал, что при желании  всегда можно найти возможность и успешно совмещать науку и семью без различных сторонних потерь.

Однако сама жизнь потребовала от меня жесткого  выбора: либо – наука, либо – семья. В моей ситуации  максимально быстро увеличить значимость и, как ей, не отдавать все в моем распоряжении. Даже на воспитание собственного ребенка мне их теперь стало катастрофически не хватать.

На пятый день жена, не выдержавшего изменившегося уклада жизни, измотавших ее всевозможных трудностей, к которым она была абсолютно не подготовлена, забрала малыша и ушла жить к своей матери. Уже поздним вечером на кухонном столе я обнаружил оставленную ей коротенькую записку: «Будем пока у мамы ждать того времени, когда по-настоящему понадобимся тебе». Скомкав записку, я без всяких раздумий бросил ее в переполненное мусорное ведро. Ни малейшей потребности вернуться в недавнюю жизнь моя душа не испытывала.

Я вновь обрел веру в себя, свое предназначение, в талант. Очистив стол от грязной посуды, достал тетрадь и принялся набрасывать тезисы реферата, первого в этом году.

… Подходила к концу неделя моего творческого ВОЗРОЖДЕНИЯ!

Какое счастье, что кто-то неведомый пробудил меня ночью от кошмарного сна, стала для меня семейная жизнь на целых два невероятно длинных и пустых года!

 

ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА

Теперь, спустя несколько лет, трудно старикам Федору Григорьевичу и его супруге Глафире Васильевне припомнить, что послужило поводом для темы разговора за обычным вечерним чаем, последствия которого возбудили всю Ишеевку, что находится в пригороде Ульяновска. Да так сильно, что и спустя годы кто-нибудь из сельчан нет-нет, да и вставит в разговор фразу, ставшую обиходной: «Ты, что ли, рехнулся, как дед Федор ?!» Потому что произошедшее в семье Прокофьевых иначе, нежели «затмением мозгов» у лучшего плотника поселка Федора Григорьевича, назвать невозможно.

Да и судите сами: семидесятипятилетний фронтовик Федор Григорьевич, прижимистый мужик, который, несмотря на хромоту – результат боевого ранения, – все еще продолжал работать: строил фермы, школы, загородные дома партийным чиновникам – в один прекрасный день снял со своей, еще не обесцененной ельцинскими реформами, сберкнижки, которые несколько лет копил на мотоцикл с коляской, поехал в город и вернулся с целым чемоданом подарков для своей рябой старухи, бывшей фельдшерицы, а ныне обычной пенсионерки. Отрезов и даже обручальное кольцо, без которого они в завидном согласии даже золотую свадьбу пару лет назад отыграли.

Может, об этих подарках старика Федора никто бы и не узнал, потому что была Глафира  молчуньей, до пересудов неохотливой, но, видно, неожиданные подарки и в ней привлекули потаенные женские струнки. Однажды, когда муж Глафиры пропадал на очередной «шабашке», остановила она у порога забежавшую по какому-то мелкому делу соседку и, пригласив в горницу, принялась из чемодана мужнины дары извлекать. У Алексеевны при виде шелковых платков, бус, кофточек … дар речи пропал.

Потом обе стали обновки примерять и перед напольным зеркалом во все стороны крутиться, как невесты перед свадьбой.

А после примерки Глафириных вещей выскочила Алексеевна на улицу с выпученными глазами, слегка замешкалась: забыла, в какой стороне ее хатенка находится, однако вскорости  пришла в себя и побежала сначала к свахе, от нее в магазин, почту на почту … Словом, всю Ишеевку оповестила о вещах, рябую старуху-фельдшерицу муж одарил. Но, рассказывая о пеньюаре, шелковых портках, чулках и разных побрякушках, неизменно добавляла:

– Никак свихнулся старик? Ну какой нормальный мужик снимет кровные деньги, накопленные на мотоцикл, и закупит своей бабе чуть ли не весь универмаг?

А соседкам только дай повод для насмешек. Куда ни придет Глафира, тут же ее расспрашивать начинают:

– Ну как, после того как ты в импортном бюстгальтере к своей корове Машке стала в коровник приходить, удой намного прибавился?

– А поросенок, поди, от одного вида  твоих итальянских колготок вес не по дням, а по часам набирает?

Отшучивалась, отбивалась Глафира, как могла, но на женщин не обижалась. Ведь насмешки-то эти нередко сквозь слезы проговаривались. Потому что уж так в поселке принято, что «лишний рубль» мужик в магазин несет и выпивку себе покупает. А чтобы женушке какую-нибудь обновку подарить – не заведено нынче у мужской половины …

На расспросы о причинах неожиданных даров добродушная Глафира смущалась, краснела и, как молодка, в недоумении пожимала своими округлыми плечами: мол, сама не знаю, чего это мой мужик на старости эдакое отчубучил?

– Ведь нога-то, на фронте покореженная, совсем  его замучила. Уже никакие припарки, боль и уколы не снимают. А поселок вон как разросся! Самое время по нему на собственном транспорте передвигаться, – делилась переживаниями Глафира со своей задушевной подругой Алексеевной.

– А сам-то Федор не жалеет, что такую кучу денег на бабьи причуды выкинул?

– Нисколько! Даже в последнее время повеселел, посветлел как-то, будто с души непосильный грузил сброс. И ко мне стал мягче, ласковее относиться.

А за тем вечерним чаем, помимо всяких обычных разговоров об огороде да скотине, вдруг Федор с раздражением вспомнил, что нынче утром в недостроенном свинарнике соседскую парочку за «срамным делом» застал:

– Ну а ты, Глафира, своего первого парня помнишь? – с легкой усмешкой в голосе супруга и вскинул на жену все еще ярко-синие, не выцветшие от годов и невзгод глаза.

Вопрос был настолько неожиданным, что Глафира поперхнулась чаем. А когда откашлялась, отдышалась, с некоторой обидой в голосе промолвила:

– Так ведь ты ж и был! Неужели не помнишь: хутор под Новгородом … полуразрушенный сарай и ты, рядовой штрафной роты в нашей семье вместе с еще заблокированными солдатиками на постое? В пятнадцати километрах от хутора идут бои, немцы шныряют повсюду … До сих пор мне страшно то время вспоминать …

– Значит, изнасилованная мной рыжеволосая дочка мельника, у которого мы тогда были несколько дней перед началом тяжелой боевой операции … это ты ?! А я-то всю жизнь мучился, прощения у Бога просил за то, что невинной девчонке своей похотью жизнь погубил!

– Так ты в той девчонке до сих пор меня не признал ?! А я тебя даже через три года, ты в наш госпиталь тяжелораненым попал, сразу вспомнила! Вернее, ни на минуту не забывала …

– Штрафником я тогда был … Из тюрьмы, где сидел за «колоски», которые в голоде на колхозном поле подобрал, помогая матери детей-сирот накормить. Меня и других парней в начале войны из заключения направили в штрафной батальон, чтобы своей кровью мы смыли позор с собственной жизни. Напарник по камере, матерый мужик, как-то незадолго до наступления меня, пробовал ли я женщину? На что я ответил:

– Какая женщина? Ведь мне всего семнадцать лет было, когда срок схлопотал. Даже влюбиться-то ни в какую девчонку на воле не успел …

– Обидно, скажу тебе, умереть, так и не познав бабы. Вон, оглядись вокруг, разве не заметил, что хозяйская дочка с тебя глаз не сводит? Хоть она и худшая, как жердь, но во фронтовых условиях и такая сойдет! Так что времени не теряй. Не сегодня, так завтра погонят нас на фрица.

– Уж чего скрывать, сразу ты мне приглянулся, воспользовавшись воспоминанием долгой паузой, вклинилась в воспоминания о прошлом Глафира. – Глазастый такой был, смирный … Но пока в сарай тащил, я тебя за настоящим бандита не принял. Уж после догадалась, что эта грубость у тебя, неопытного паренька, от волнения и страха. Но когда вместо матерных слов заговорил ласково, успокоилась. Помнится, оба в ту ночку  намучились, пока друг друга невинности лишили, – растроганная воспоминание, слегка прослезилась пожилая женщина. Но, смахнув легкие слезинки, как-то особенно лукаво и молодо взглянула на своего супруга. А тот, как в трансе, закрыв глаза, качался из стороны в сторону и твердил одну и ту же фразу:

– Почему ты мне ни разу о том случае не напомнила? Почему?

– Я же была уверена, что обо всем, тогда с нами случившемся, ты помнишь! Разве ж ТАКОЕ можно забыть ?!

– Но ведь я мог жениться на другой! – старик отчаянно замахал седой головой с большими залысинами со стороны лба. – Ну и что ж, что ты сутками из палаты не выходила, меня выхаживая? Сколько таких девушек было в военных госпиталях?

– Старалась помочь тебе, горемыке … Думала, на своих двоих не уйти тебе из госпиталя. А рада-то как была, что выписался без костылей, правда, когда шел, слегка на правую ногу припадал.

– Постой-постой, а про тот случай на хуторе в госпитале ты никому не рассказывала?

– Сан Санычу только, главврачу … Да и то меня твоя незаживающая рана вынудила. Как-то ночью  тебе совсем плохо стало. Мог бы и до утра не дотянуть. Вот тогда-то я и плюхнулась хирургу в ноги, рассказала про все, что у нас с тобой на хуторе было. Слегка соврала, будто замуж за тебя собираюсь.

– То-то же я помню, он ужасно удивился, когда узнал, что я один к себе на Волгу возвращаюсь. Пришлось свою позицию врачу разъяснить:

– Сейчас для женитьбы больно время не подходящее. Кругом разруха, голод … Самому как-то обустроиться надо, прежде чем семейную жизнь начинать. Говорю, а сам вижу, как нервничает добродушнейший Сан Саныч, а причины понять не могу. Только теперь тот эпизод в госпитале наконец-то прояснился.

– Я мечтаю, что перед выпиской ты со мной серьезно поговоришь, что-то особенное скажешь, а ты …

– И сам не пойму, отчего вдруг засуетился, заспешил из палаты? А мимо тебя проскочил, невероят буркнув «спасибо!». Ты ничего не сказала, побледнела, слезы из твоих глаз, будто градины, покатились … Может, твои глаза, может, еще что-то, остановило меня, когда был в нескольких шагах от госпитальной калитки. Вдруг как осени: если Глаша не ушла с крыльца и смотрит в мою сторону, вернусь и возьму ее с собой! Оглянулся: ты стоишь! О чем тогда думала, глядя в мою спину?

– Я не думала, я знала, что ты без меня никуда не уйдешь. Может, через месяц, может, позже вернешься, увезешь к себе! И мы поженимся!

– Ну чего ты разглядела во мне, израненном, покореженном солдате, у которого ни кола, ни двора, да и со здоровьем нелады? Ведь в свои двадцать три я ничего, кроме жестокости, крови, смертей, не видел. Разве с таким багажом женятся? Влюбляются?

– С первого взгляда еще там, на мельнице, полюбила тебя … Ведь и у меня тоже не ахти какое приданое было: оккупация, побег с вокзалом, когда нас немцы по вагонам запихивали, чтобы в рабство к себе в Германию увезти … Потом работа в партизанском отряде медсестрой. Во время второй встречи в госпитале, ты метался по койке в бреду, даже и объяснить-то  себе толком не могу,  вдруг почувствовала: мы, такие закаленные, многое повидавшие, со всеми невзгодами справимся! И дом свой построим, и детей вырастим! И все у нас с тобой будет хорошо!

После этого неожиданного разговора с супругой, ее признания поехал Федор в город за подарками своей жене.

 

В АВТОБУСЕ

Мы втроем в воскресенье выбрались из Подмосковья в столицу. Набегались по магазинам, музеям и едва успели втиснуться в последний пригородный автобус. Только отъехали, слышу за спиной шепот Сергея:

– На кого ты посмотрела?

– Когда? – испуганно спрашивает сестра и оборачивается в мою сторону, словно прося защиты.  Я  не понимаю причины ее испуга,  молчу.

– Когда автобус задержался у светофора! Он был в светлом плаще и синем берете.

– Да какую же ты, Сергей, говоришь ерунду … – принялась оправдываться сестра, но муж и не думал отступать:

– Ты с ним что, раньше встречалась? Да? Ты знакома с этим мужчиной? – уже громко, на весь  автобус звучит нелепые вопросы ревнивца.   Разговоры мигом прекращаются, они с интересом начинают прислушиваться к перебранке немолодой супружеской пары. Но спорящие супруги  этого  не  замечают,  и диалог продолжается:

– Прекрати немедленно! Не говори глупостей! Надо же мне куда-то смотреть! Не могу я стоять на людях с закрытыми глазами!

В этот момент я увидела в оконном стекле отражение лица сестры, оно напоминало безжизненную восковую  маску. Особенно испугал меня ее немигающий  взгляд. Подумалось, будто живая сестра сошла на предыдущей остановке и теперь едет в автобусе ее безжизненное тело.

Пытка ревностью продолжалась и дома.

– Что ты так долго развешивала на балконе белье? Небось, кого-то на улице высматривала? Что, как мужчина, я теперь тебя не устраиваю? Помоложе кобеля захотелось?

Снова плач сестры, клятвы, стоны …

 

В МАГАЗИНЕ

В Продовольственный магазин мы попали в час пик. Чтобы сократить время, разбрелись по разным отделам, обговорив заранее, кто что покупает.

Со своими покупками я справилась раньше супругов и вставила от нее процедуру, принявшуюся за ней наблюдение.

Несколько минут она спокойно рылась в кошельке, разглядывала бумажку с перечнем нужных продуктов, что-то отвечала соседке по очереди. Но вдруг заволновалась, побледнела, приподнялась на цыпочки, начала махать над головой сумкой, стараясь привлечь внимание мужа. Но тот на ее отчаянные жесты никак не отреагировал. Тогда сестра закричала на весь магазин:

– Сережа, я здесь! Уже скоро! Вот я! – голос был истеричным, пронзительным. И если бы я  не стояла рядом, не была свидетельницей всей этой унизительной сцены,  что ТАК на людях может себя вести моя любимая сестра! Она еще что-то кричала мужу в другой конец зала. Но я больше не могла слышать ее истошный крик и с пылающим от стыда лицом выскочила на улицу…

 

ШИТЬЕ ПЛАТЬЯ

– Дорогой, какой бы мне выбрать для платья фасончик? Тут сестричка в подарок сатин привезла: на синем фоне мелкий белый горошек.  Расцветка в твоем вкусе, неброская, скромная …

– Откуда я знаю, какой тебе нужен фасон? Но только попробуй в нем форсить! В клочья изорву обновку – ты меня знаешь!

– Знаю, дорогой, знаю, потому что хочу все  сделать по твоему вкусу: воротник – стоечкой, рукав – за локоть, а подол у юбки – далеко под колено, верно?

Все это сестра говорит подобострастным   тоном, сбиваясь, чувствуя  на себе тяжелый взгляд   мужа, усиленно дымящего на диване своей неизменной «Примой».

К вечеру следующего дня нашими совместными усилиями приобретает законченный вид. И тут же следует расшифровка вчерашнего тягостного молчания в клубах сигаретного дыма.

– К чему на манжеты кружева нацепила? А поясок сделала, чтобы обтягиваться? Все молодишься? Хорохоришься?

И опять скандал на несколько часов.

Моя собеседница замолчала. Все пересказанные события вызывали в ее душе обиду за сестру. В аэропорту мы провели несколько часов из-за каких-то неполадок самолета. За это время сменили  не одну  тему разговора. А  потом, прежде чем расстаться, обменялись адресами и пригласили друг друга в гости.

Все эти годы изредка пишем короткие письма, а по праздникам шлем друг дружке поздравительные открытки. В одной из весточек моя случайная знакомая сообщала:

«Почти год, как сестра похоронила своего мужа. Первое время много плакала, а сейчас успокоилась. Преданно ухаживает за его могилкой, о прожитых с ним тридцати двух годах вспоминает без него, даже с большой теплотой ».

Не могу сказать, что на меня, постороннего человека, произвело более сильное впечатление: рассказы о ревности, услышанные в аэропорту, или же сообщение, в котором вдова свою семейную жизнь с ревнивцем причисляет ужас ли не к  счастливой ?!

 

НАДРЫВ ДУШИ

Самый первый надрыв души произошел со мной в семнадцать лет. К тому времени был у меня парень – Миша, с которыми мы три последних школьных года встречались, дружили. Потом он из нашего шахтерского поселка уехал в Днепропетровск учиться на зоотехника. Вместе с ним в большой город укатила и моя лучшая подружка – Настюша.

Вначале от обоих я регулярно получала подробные письма о жизни в чужом городе, друзьях, трудностях, с постоянно приходилось сталкиваться моим школьным друзьям. Потом переписку почти три года поддерживала только подружка, а Миша, моя первая и единственная любовь,  забыл меня. Конверты, отправленные на его адрес, некоторое время спустя возвращались нераспечатанными, со штампом почты «адресат выбыл».

В одном из писем  Настюша сухо  сообщила, что скоро выходит замуж за хорошего молодого человека, очень похожего на нашего  общего друга и земляка.

Поначалу ни о чем плохом я не думала, напротив, радовалась, что у моей лучшей школьной подруги все так удачно в жизни складывается!  Написала ей большое письмо, поздравительную открытку в него вложила и пожелала молодоженам  долгих лет любви и счастья!

Лишь через полгода от другой одноклассницы случайно узнала, что Настюша вышла замуж за моего любимого  парня , за Мишеньку…

А накануне их свадьбы, о которой я  узнала задним числом, приснился мне удивительно красочный сон. Будто сижу я со своим дружочком на высоком пеньке,  мы взахлеб  целуемся, аж задыхаемся от избытка чувств, но остановиться не можем.  Пенек, на котором мы целовались, расположен на небольшом островке ярко-синего озера. Куда ни бросишь взгляд, кругом  только вода и такое же бездонное синее небо. А еще слышалось, будто на свирели кто-то играет – так душевно,  протяжно. Вот и весь сон, но впечатление он почему-то оставил в моей душе болезненно-тревожное и незабываемое.

Именно этот сон я довольно вспоминала, при частом поведении о нем старушке-ведунье.

– Твой сон – к  вечной разлуке, – сказала ведунья. Так и получилось.

Однако недолго мой жених был чужим мужем. Вскоре к нему рак прицепился. И умер  Мишенька, даже не отметив  своего двадцатипятилетия…

Много слез я пролила, узнав о его странной смерти, а сколько думок передумала о причинах  напавшей на него страшной болезни: ведь не просто  же так она  к нему прицепилась?

Мудрые люди мне поведали, что часто вызывает сильные душевные переживания,  связанные с нечистой совестью. Может, Миша не смог простить себе измену, томился, мучился, исправить обстоятельства ему не позволили… Один Бог знает, почему молодому здоровому парню такая каторжная участь выпала? И болезнь, как мне его мать рассказывала, изрядно сына помучила, прежде чем  за ним смерть прислала.

Сама я замуж вышла поздно и не по любви, чтобы душевную пустоту, вызванную смертью  Мишеньки, хоть чем-то заполнить. Думала, детишек нарожаю, может, трех, может, четырех, вот им  и передам всю свою нерастраченную любовь. Но детишками нас с мужем Бог обделил.

Изначально пошла у меня жизнь не по тому кругу, вот и до старости докатила, никакими бабьими радостями не побаловала, не потешила. Муж оказался угрюмым молчуном, слова ласкового  от него за тридцать десять лет так и не дождалась, а вот придирок, ревности на пустом месте было предостаточно…

А вчерашней ночью опять мне сон про наш с Мишенькой пенек приснился. Будто стоит он на том же крошечном острове, а вокруг него не озерная гладь, настоящее весеннее половодье. И не девочка с русой косой, маленькая сморщенная старушка сидит на том пеньке и напряженно вслушивается – ждет, когда зазвучит свирель, запоет ту, незабываемую мелодию мелодию, в которой столько было радости, доброты, любви… Ожидание знакомойии было долгим, но не напрасным . Вдруг и впрямь громко зазвучала свирель! Вначале мне показалось, что где-то вдалеке на ней играют, но  позже догадалась: во мне самой раздаются ее нежные переливы. Но чем звонче  была мелодия, тем грустнее становилось у меня на душе. И вдруг меня осени: да ведь это звучит в душе моей первой любви к Мишеньке, которая ни на минуту меня не покидала все эти серые годы разлуки. Как так получилось, что, предаваясь унынию, обидам,  всяким мимолетным горестям,  я о ней забыла и ни разу не вспомнила?

Пока я, старушка, в своем недавнем сне сидела на пеньке, он начал медленно погружаться в озеро. Сначала вода была теплой, приятной, потом все холодней, пока не стала непереносимо стылой и черной. От холода, пронизывающего меня до костей, я проснулась.

Чувствую, недолго теперь мне греться на солнышке, на свет белый любоваться. Видать, скоро уйду к своему  любимому…

 

ВОЖДЕЛЕННАЯ ИГРУШКА

– Мальчонкой  я фанатично мечтал о детской железной дороге. Послевоенное время для нашей многодетной семьи было полуголодным, нищенским. Понятно, что родители сделать мне такой роскошный подарок  не имели  возможности. Мечта об этой игрушке оставила меня и после, когда я стал курсантом военного училища. Мизерную стипендию и скромные денежные переводы родителей откладывал. Лишь в день своего двадцатилетия сумел-таки приобрести железную дорогу! И был по-мальчишески счастлив, гоняя паровозик с вагончиками по блестящим рельсам!

Вскоре после этой покупки я отправился домой на каникулы, конечно же, прихватив  ящичек с «железной дорогой» с собой. Едва переступил порог родного дома – заявились друзья, родственники. Они принялись наперебой приглашать к себе, в кино, на пляж, танцы …

Первые несколько дней были настолько переполнены самыми разными впечатлениями, что о «железной дороге» я совсем забыл. Когда же, наконец, появилось свободное время, полез в тумбочку, чтобы всласть насладиться ездой паровозика и зеленых вагончиков по блестящим рельсам, но … игрушки там, куда ее положил, не оказалось.

Едва дождался возвращения с работы мамы. От нее узнал, что она в первый же день по приезде подарила «железную дорогу» племянникам. Ей и в голову не могло прийти, что я  купил ее  для себя!

От огорчения у меня из глаз брызнули слезы, я убежал в свою комнату и долго, как несправедливо обиженный подросток, плакал навзрыд, уткнувшись лицом в подушку. Огорчение оказалось настолько великим, что весь остаток отпуска я пролежал на диване, дымя сигаретой, избегая шумных компаний и развлечений.

Вернувшись после каникул в училище, принялся копить деньги на игрушку. К началу зимних каникул вновь стал обладателем этого маленького технического чуда. Но на сей раз, ужас вошел в дом, сразу предупредил родных, что игрушка, которую привез, – моя! И не только  моя, а предназначается еще и моим будущим детям!

… После окончания учебы вскоре женился, обзавелся двумя сыновьями. Стараюсь их воспитывать так, чтобы они  не  обкрадывали свое детство, экономя на мороженом, удовлетворения какого-то одного своего вожделенного желания: будь то велосипед, роликовые коньки, компьютерные игры …

Чтобы, подрастая, мои мальчики не омрачали своей дальнейшей жизни болезненным стремлением любой ценой взять реванш у скудного мальчишеского детства.

Слава Богу, нынче у детей все проще, увлекательнее и веселее, чем это было лет тридцать-сорок назад!

А моя «железная дорога» и по сей день в полной сохранности. Ни один праздник в семье не обходится без того, чтобы о ней кто-нибудь не вспомнил и, глядя на бегущие по кругу вагоны, не помечтал о каком-нибудь увлекательном путешествии. Хотя бы в страну своего детства.

 

«СЧЕТНОЕ УСТРОЙСТВО»

письмо подруги

«Теперь, когда мой семейный роман, длящийся, слава тебе, Господи, не всю оставшуюся жизнь, а лишь три с половиной года, завершился, могу рассказать с подробностями о странном человеке, может быть – существе, с которым свела меня Судьба. Второго такого,  уверена,  на нашей грешной земле не сыскать.

Так как ты его видела всего раз, да и то мельком, напомню внешность бывшего супруга, в которой самое неординарное – его глаза! Из-за толстенных линз они кажутся не человеческими, а рачьими. Творец будто бы извлекут их из глазниц и установил на непрестанно вращающихся шарнирах, причем даже во сне они не прекращают своего хаотичного движения. Сам же взгляд чрезмерно сосредоточен, холоден – если предмет вызывает интерес. К примеру, симпатичная молодая женщина. Тогда его взгляд  рассеивается по ее фигуре, словно струя дезодоранта, чтобы в мгновение вновь сфокусироваться под линзами, становясь тяжелым, словно насосавшийся свежей крови комар.

Постоянные наблюдения за мужем убедили меня в странной вещи: в его мозг вмонтировано некое счетное устройство, которое, ни на секунду не останавливаясь, производит различные математические действия. Если нечего прибавлять – принимается за вычитание, потом за деление, потом все пересчитывается заново и вовсе не для того, чтобы отыскать ошибку. Это для души Федора все равно что многократное пение любимой мелодии.

По своей профессии бывший супруг – снабженец, по сути – делец. И не просто, а фанат, виртуоз! Федор охотно признается, что может часами анализировать исход той или иной сделки. Это занятие доставляет ему большее удовольствие, чем чтение детективов, так как, по его мнению, каждая солидная сделка носит неповторимый  приключенческий характер. Все это ему необходимо для накопления капитала. Душевные силы этого мужчины отданы единственному Богу – Золотому тельцу!

Для «плюшкинской» натуры  Федора, я это подметила с первых дней знакомства, нет ничего более страшного, чем тратить, а тем более транжирить деньги на пустяки. Такие душевные качества, как доброта, щедрость, бескорыстность, для этого типа людей  неприемлемы.

Как-то в одной из командировок у него украли портфель с документами и деньгами. Результат – нервный срыв, после которого на руках началась экзема. Даже спустя несколько лет она его здорово мучает. Не исключаю, что подобный стресс вполне способен его парализовать или даже убить.

Однажды я поинтересовалась, когда и как он открыл в себе коммерческую хватку? Федор рассказал, что тринадцатилетним подростком поехал вместе с отцом на базар. Отец, купив утку, велел сыну поджидать его возле мясных рядов, а сам отправился за другими товарами. Простояв полчаса рядом с торговцами дичью, смышленый паренек понял: разделив птицу на части, можно заработать больше, нежели продавая целую тушку.

К моменту возвращения отца на эту нехитрой операции мальчик Федя заработал еще на вторую утку. Отец одобрил сноровку сына и пустил его по коммерческой части.

К своим сорока пяти годам мой бывший супруг развил в себе до гениальности! Он находит способы зарабатывать деньги в любой ситуации. Ну, к примеру, перейдя жить ко мне, тут же сдал свою квартиру за приличное вознаграждение военным.

В быту, в повседневной жизни он до тошноты расчетлив. Ничего из еды не разрешает выбрасывать, ненавидит делать подарки даже в том случае, если на них расходуются мои деньги.

… Случалось, правда, не очень часто, супруг приносил на праздник или в день моего рождения какую-нибудь ценную вещь, но не дарил, как принято, как будто бы давал ее напрокат. (Уж слишком, даже в мелочах, любит себя хозяином!) А через некоторое время «подарок» внезапно исчезал…

Сама понимаешь, в конце концов, эти его «выкидоны» мне до чертиков надоели. Устроила ему  однажды по какому-то ничтожному грандиозный скандал! Каких только обидных прозвищ в его адрес не выкрикивала. Но, к огромному удивлению, мои колкости супруга ничуть  не обидели.

Да и на работе его частенько, даже в глаза, обзывают нелицеприятными словами, однако Федор на них не реагирует.

– Ну и пусть называют меня кем хотят! Они все кто? Болтуны, бездельники, попугаи, а я – делец! То есть человек дела! Ну и что, если для них я – дерьмо? Зато в любой ситуации выплыву! Где надо – откуплюсь, где потребуется – «подмажу»! Мне пальцы в рот не клади – откушу, не поморщусь!

О его жадности, которую он иначе не именует, как расчетливость, можно писать целые тома.

Вот  еще один смешной  эпизодик вспомнила я.

… Как-то срочно мне потребовалось по служебным надобностям поехать в аэропорт. Заказала такси, жду его с минуты на минуту, а тут супруг возвращается с работы. Предлагаю ему прокатиться вместе:

– На такси? – выпучив свои рачьи глаза, спрашивает Федор.

– Да, вон уже подъехало!

– Езжай одна, я тебя на автобусе догоню! – и эти слова не случайны, потому что он не только себе может «просто так тягостно деньги», но ему даже видеть этот «грех» совершают близкие люди.

До сих пор особняком в памяти стоит еще один трагикомический случай. Представляешь, однажды это «счетное устройство» меня приревновало! И к кому? К портрету Сергея Есенина, который ты мне еще в институте подарила, где поэт с трубкой. Помнишь?

Впервые этот портрет, который больше года простоял на пианино, обнаружил перед 8 Марта. Схватил своими клешнями меня за руку и стал допытываться, что это за хахаль так нагло ухмыляется в нашей квартире?

Целый час я до слез хохотала, пока ревнивец истово листал собрание сочинений моего любимого поэта Есенина!

А знаешь ли ты, любимая подруженька, почему я тебе обо всем, со мной произошедшем, так подробно пишу? Хочу, чтобы у тебя раз и навсегда пропало желание «поохотиться» на миллионера!

Однако не думай, будто эти неурядицы в семейной жизни вывели меня из равновесия. Напротив, только теперь во всей полноте я ощутила прелесть свободы! Будто из мрачного и сырого подземелья выбралась наконец-то на солнышко. С помощью друзей подыскала себе еще одну «непыльную» работенку.  Если  хочу – катаюсь на такси, хожу в парикмахерскую или на пляж, приобретаю всякую ерунду и ни перед кем за свои  покупки не отчитываюсь. Красотища! Досуг провожу в обществе таких же бессеребреников, как сама, и не считаю это время зря потраченным. Не то что  со своим бывшим …

Чао! Пиши, звони! Твоя  Люська. »

15 мая 1989 года. Ташкент.

 

НЕ ПРОПУСТИТЬ ПРЕКРАСНОЕ

Немолодой мужчина, осанистый, разговорчивый, оказался моим попутчиком в междугородном автобусе. Мы оба запаслись корреспонденцией, чтобы с пользой потратить утомительные часы дороги. Потом оказалось, что  нас заинтересовала статья, касающаяся вреда алкоголя.

– А я, ли знаете, совершенно не пью! – вдруг сообщил попутчик.

– Как это «совершенно»? –  удивилась я.

– То   есть   вообще! – почему-то   смутившись, пояснил он.

– Вероятно, перенесли какую-то опасную болезнь? А может, работа у вас такая? – стала допытываться я.

– Нет! Я здоров, и работа у меня самая обыкновенная. Дело, понимаете, в другом. Еще  подростком-школьником я принял решение никогда не пить. Вот и вся разгадка.

– Понимаю …  Пришлось  пережить  трагедию, связанную с пьяницей  отцом или, чего еще хуже, пила мать …

– Опять не угадали! Кажется, в классе девятом собрались мы школьной компанией справлять Новый год. Случилось это в середине пятидесятых годов. Ни особых тебе разносолов, ни бутылок с импортными этикетками … Но кто-то из ребят сумел где-то раздобыть разбавленный спирт. Мало кто из нас тогда пробовал вино или какое-то другое спиртное, а вот  покрасоваться перед девчатами  да и друг перед дружкой парням захотелось. Вот и стали они опорожнять одну рюмку за другой. Я тоже попробовал. Но даже сам запах спиртного мне не понравился. Едва притронулся к рюмке, тут же отодвинул ее в сторону.

Чуть позже мы с девочками выбежали на улицу, которая встретила нас сказочной красотой. Эта новогодняя ночь до сих пор сохранилась в моей памяти как одна из самых ярких, невероятных!

Представляете, снег угомонился, ровный покров освещает полную луна. Ветви деревьев изогнулись и стали похожи на какие-то фантастические музыкальные инструменты! Заснеженные дома представляются нам жилищем сказочных фей и гномов!

Как мы резвились! С каким хохотом валяли друг друга в сугробах, играли в пятнашки – всего не перескажешь! Когда же вернулись в дом, долго не решались переступить порога … До отвращения уродливыми, бледными, беспомощными показались нам оставшиеся здесь ребята. Бутылки из-под спирта были пусты, они валялись на столе среди кусков хлеба, соленых огурцов, опрокинутой солонки с солью … Кто-то из мальчишек спал в нелепой позе, уронив голову в тарелку с недоеденной селедкой … Другого вырвало прямо на тарелку. скатерть … Я взглянул на девочек. На их лицахыла гримаса такого отвращения, что мне стало страшно, вдруг она останется там навсегда?

Тогда-то я и дал себе слово никогда не пить, чтобы не выступать в людях отвращения и, главное, не пропустить прекрасного!

 

ЖЕНСКАЯ ЗАВИСТЬ

В гостинице поселилась ночью и поэтому со своей соседкой по номеру не успела  познакомиться. А ранним утром, не обращая на меня, проснувшуюся, внимание,  немолодая дама продолжала заниматься утренним туалетом. Она привычным жестом к пучку пепельных волос, забранных резинок на затылке, приколола пышный светло-рыжий шиньон. Ее худощавая фигурка  тут же обрела горделивую осанку. Затем черный карандаш не слишком яркой линией приподнял брови, а светлая сиреневая помада, отливающая перламутром, спрятала сухость бледного увядающего рта.

Я искренне заинтересовалась переменами в незнакомой женщине, творившимися на моих глазах и без всяких церемоний, даже не познакомившись, спросила:

– Сколько вам лет?

– Пятьдесят восемь! – будто заполняя анкету   в  отделе  кадров, ответила она, даже не повернув голову в мою сторону.

– Но с каждой минутой годы убегают от вас, подвергают ваш облик все моложе и моложе!

– Как вы сами видите, тут нет ни   малейшего   чуда. Спасает то, что  я  не располнела  и  сохранила тонкую   талию, – улыбнулась яркой белозубой улыбкой соседка по номеру.

– Чудо есть! Даже сейчас, когда вы не полностью одеты, мне нетрудно представить, как   вам вдогонку летят заинтересованные взгляды   прохожих! И поклонники у вас, наверное, есть?

– Не знаю, что и ответить … Побеседовать с  молодыми людьми всегда интересно, даже поучительно, но, если уж до конца быть откровенной, признаюсь, что сохранить мне удалось только   внешность.  А в  душе – усталость и полнейшее безразличие к мужскому полу.

Мужчинам, то сейчас произошли некоторые мне самой непонятные с ущербом. Да, хочу нравиться, быть свежей, эффектной и тем самым вызывающим зависть у… женщин! Причем именно у тех, кто моложе, а выглядит значительно старше своих лет.

Для чего мне это надо? Не знаю, хоть убейте, а позлить  неухоженных бабенок  ужасно  хочется!

Не прекращая разговора, собеседница, крайняя подошла к зеркалу, придирчиво впилась взглядом в собственное отражение и, по всей вероятности, осталась своим макияжем вполне довольна.

Через несколько минут каблучки ее нарядных туфелек зацокали по гулкому холлу, потом по мраморной лестнице …

После ухода моложавой элегантной Дамы, с которой мы так и не познакомились, я долго смотрела в пустое зеркало. И какая-то странная зависть, свойственная лишь нам, женщинам, коснулась моего сознания.

А ведь нас в то время разделяло почти три десятилетия!

 

РАЗНОЕ

Спустя пятьдесят с лишним лет они вновь встретились в маленьком городе своей юности, который давным-давно променяли на другие столичные города.

Женщина просто и буднично признала в грузном толстяке того, кто первый начал приносить ей цветы, приглашать на каток, писать записки во время школьных уроков.

Воспоминания взволновали Женщину, она поспешно назвала Мужчину по имени и тут же подсказала свое. Мужчина явно растерялся, стал теребить пальцами пуговицу на пиджаке, а Женщине еще явственнее припомнился двенадцатилетний подросток, стоящий у формы школьной доски, перебирающий пуговицы серой школьной, не находя нужного ответа на вопрос учительницы…

И чем больше Женщина припоминала подробностей их детства, тем печальнее становились глаза собеседника.

И вдруг бывшей однокласснице представилось, как человек у киоска взял из ее рук неяркий фонарик, лениво пошарил им в своей памяти, но не найдя ничего подходящего, смущаясь, вернул обратно.

Отчужденно простившись, Женщина брела на улице своего детства искренне удивляясь:

– До чего же, оказывается, РАЗНОЕ запоминается одним и тем же людям?

 

МАМИНЫ СЛОВА

Увидев траурную косынку на русых волосах девушки, одиноко стоящей на палубе, моя соседка по каюте, ни к кому из пассажиров не обращаясь, сама по себе заговорила:

–Уж скоро на пенсию … Сколько по стране мне, строителю, поездить пришлось, а вот такой девчушкой, как эта, лучше всего себя запомнила!

… Прямо на лекцию, помнится, принесли мне срочную телеграмму о смерти мамы. Сокурсники помогли собрать деньги на билет – рубли да трешки. С ними я и бросилась в аэропорт за билетом на самолет.

Все свои мысли о том дне до сих пор помню. Даже в какие брезентовые туфлишки тогда была обута, даже свой невзрачный плащик, в который куталась от ветра в аэропорту.

Летела в самолете, а сама все телеграмму перечитывала и думала:

– Как это умерла? Неужели моя мама совсем умерла? Конечно, умом-то я понимала, что такое смерть, но согласилась с тем, что она могла забрала у нашей семьи, никак не могла.

Слово «СОВСЕМ», которое я, как заводная, весь перелет твердила, оказывает своеобразной «кнопкой», притронувшись, даже невзначай, к которой, из моих глаз тут же лились слезы, а детство в самых ярких картинках мгновенноло перед глазами.

… Раннее утро. Пора собираться в первый класс. С постели меня поднимает мама. Она низко склоняется над изголовьем моей кровати и тихо, чтобы не разбудить младшую сестричку.

– Доченька, скорей открой глазоньки! Пора в школу! – даже сейчас, почти полвека спустя, от слова «глазоньки» ромашкой пахнет, ей мама волосы обычно ополаскивала.

Когда своих сыновей растила, не очень их мамиными словечками «подчивала» – жадничала. Вещь мне лишний легче подарить, чем лишний раз маминым словцом обмолвиться!

На похороны, помнится, едва успела. Мама лежала в белом гробу, утопая в цветах. Увидев гроб, посторонних людей, я что есть мочи закричала.

– Мамочка! Мамочка! –– кричала до хрипоты, до изнеможения, хотела дозваться оттуда, из ее неведомого далека, до которого никто докричаться не мог да и никогда не сможет…

И представьте, мама меня услышала! На мой зов выкатилась у нее из-под век слезинка и застыла на впалой щеке.

Когда гроб выносили, родственники старались делать это так бережно, чтобы мамину последнюю слезу не потревожить.

Женщина опустила влажные глаза, полезла в карман за носовым платком. А когда успокоилась, буднично завершила свой рассказ:

– Были и другие несчастья в моей жизни. Но по силе переживания смерть мамы ни с чем до сих пор сравнить…

 

КНИГОЛЮБ

Я любила приходить в квартиру соседнего подъезда – там жил профессор-филолог. Несколько лет назад он похоронил сына, двумя годами позже – жену. Теперь в доме хозяйничала внучка, двадцатилетняя бабенка разведенная, безалаберная.

Беспорядок, неизменно царивший во всех трех комнатах, скрип расшатанных стульев, громоздкость старого кожаного дивана, прячущего свои увечья под серым пледом – все это мигом исчезало, почти немощная рука профессора раздвигала пропыленные занавески массивных шкафов, переполненных старинных книг на языке.

Не одно поколение ученых-интеллигентов собирало эту библиотеку.

Бережно рассматривая репродукции лучших музеев мира, перелистывая дореволюционные номера «Сатирикона», «Нивы», с жадностью пробегая глазами страницы сборников стихов Серебряного века, я неизменно думала:

– Господи! Живут же люди! Роскошествуют! Каждую книгу в любое время суток можно взять из шкафа, раскрыть на нужной странице и не просто читать, а «дегустировать» запах кожаного переплета с золотым тиснением, пожелтевшего пергамента, оберегающего цветные иллюстрации. Ничего более ценного, чем эти книги, мне кажется, не существует на свете.

Зато внучка профессора была о книгах иного мнения. Дедовскую библиотеку она ненавидела с такой же страстью, с какой старый человек ее любил.

Однажды он заболел. Его отвезли в больницу. Внучка, казалось, только и ждала этого часа. Уже на следующий день были приглашены дельцы, которые, наконец, распахнув шкафы, тут же приобрести полностью без излишних формальностей.

Уже к вечеру два крытых грузовика вывезли вместе со шкафами и пропытыми занавесками все книги до единой!

Трое суток наш дом не спал от грохота музыки, гама, хохота. Время от времени на балконе профессорской квартиры появлялась красная, взъерошенная внучка и кричала пьяным голосом неизвестно кому:

– Теперь-то я, наконец, заживу по-человечески! Как все нормальные люди! Куплю японский магнитофон, стенку и цветной телевизор!

Выздоровевший профессор узнал о случившемся в тот момент, когда пытались дрожащими руками вставить ключ в замочную скважину. Он так торопился попасть в кабинет, полистать свои книги, что от волнения не мог справиться с таким привычным делом – открыть дверь своим ключом. Тут-то сосед и поведал ему о распродаже библиотеки.

Лицо профессора, еще не оправившееся от недуга, стало совершенно белым. Он тяжело задышал и, чтобы не упасть, обеими руками облокотился о перила. Потом, скорее себе, чем перепуганному соседу, сказал хриплым шепотом:

– Нет моих книг – нет и меня…

Не вытащив из замочной скважины ключей, трудной, подкашивающейся походкой вышел сгорбленный человек из своего подъезда.

Спустя две недели его нашли мертвым. Он умер от истощения, прислонившись к стволу цветущей яблони на окраине города.

 

ВЕРЬТЕ СВОИМ ПРЕДЧУВСТВИЯМ

Я где-то вычитала мысль о том, что в транспорт, с которым по злому року должна произойти катастрофа, пассажи тщательно отбираются кем-то СВЫШЕ! И делается это заблаговременно. Девушки, о которой здесь пойдет речь, в том «санкционированном» небесами списке жертв, к счастью, не оказалось.

Ирина, семнадцатилетняя студентка, жила в Сенгилее, а училась в Ульяновске. Сразу после ноябрьских торжеств уезжать из дома ей не хотелось, потому что праздники еще продолжались – день отъезда совпал со всенародно любимым Днем советской милиции – 10 ноября. Но ее мама, не слушая доводов дочери, настояла:

– Учеба важнее праздников! Нечего без причины пропускать занятия!

Когда девушка покупала билет на первый автобус, непроданные билеты оказались только два: один билет на восемнадцатое место, другой возле кабины водителя. Ирина выбрала восемнадцатое. Попрощавшись на автовокзале с родителями, она встала возле двери автобуса и вдруг почувствовала, как ей в лицо пахнуло жутким холодом и еще чем-то очень страшным, необъяснимо враждебным. От всех этих неприятных ощущений Ирине захотелось немедленно куда-то убежать, лишь бы оказаться подальше от автовокзала. Но больше всего ее тянуло броситься к маме, обнять и не отказаться от нее ни на шаг. Огромным усилием воли Ирина подавила внезапные страхи и заставила себя войти в салон, сесть на указанное в билете место.

Водитель задерживался, многие пассажиры – это была в основном молодежь, обучающаяся в Ульяновске – снова покинули свои места. Вышла и Ирина. Как только она покинула салон автобуса, вдруг бешено заколотилось сердце. Его глухие удары траурным набатом отдавались висках… От всех этих непонятных переживаний она чуть не расплакалась на глазах у толпы. Ей почему-то стало невыносимо жаль не только себя, но и тех, кто в это время находился возле автобуса. Это душевное состояние продержалось недолго – грустную пассажирку окликнули знакомые. Ира оказалась в веселой доброжелательной толпе друзей и их родных. Сердце тотчас угомонилось, перестала кружиться голова. Жизнь обрела свои привычные краски. В толпе провожающих – ее родители уже покинули автовокзал – Ирина увидела школьную подругу.

– Ирочка, пожалуйста, не уезжай! У нас сегодня на ужин будет замечательный гусь с яблоками! И вообще, я так по тебе соскучилась!

– Не расстраивайся! Может, я сегодня никуда не уеду! – почему-то скороговоркой ответила Ирина на приглашение подруги. А перед мысленным взором вдруг возник крутой подъем, который в гололеде не всегда удавалось взять стареньким рейсам автобусам. Именно этот участок дороги девушка имеет в виду, возможное возможное возвращение.

Вскоре водитель занял свое место, а Ира все никак не решалась расстаться с подругой. Но привередливые старушки с мешками и корзинами принялись зло бранить молодежь за промедление. И всем отъезжающим пришлось войти в салон. Ира отыскала свое место, но оно оказалось занято юными влюбленными. Извинившись, они попросили Иру сесть на пятнадцатое место, но там уже капитально обосновалась торговка с большой корзиной. Единственное свободное кресло оказалось возле кабины водителя. Его-то Ирине и пришлось занять.

За полчаса до приезда в Ульяновск улегшееся в душе девушки беспокойство вновь дало о себе знать. Мысли стали какими-то сумбурными, отрывочными. Будто ее мозгу срочно пришла какая-то исключительно важная информация – вот он и пытается из «банка данных» как можно скорее использовать необходимые источники. Вихрем в голове проносились фрагменты жутких катастроф, которые оставили в памяти фильмы, книги, рассказы пострадавших… Эта фантасмагория продолжалась до тех пор, автобус не застрял на железнодорожном полотне. Неожиданно с заднего ряда раздался тонкий женский визг:

– Поезд!

Шофер, сделав отчаянное, нечеловеческое усилие, рванул сцепление, отчего передняя часть автобуса преодолела препятствие. Но середина салона и задняя его часть в эти мгновения все еще находились на железнодорожных путях… В этих секундах Ирина до сих пор не может вспоминать без содрогания.

– После крика женщины сумбур в моих мыслях прекратился. Я четко услышала, будто находилась в школьном кабинете автодела, слова учителя:

– В аварийной ситуации необходимо зафиксировать свое тело всеми доступными средствами: упритесь ногами в пол, руками в стены или перила – словом, во что только сможете!

Едва зафиксировалась, раздался страшный лязг, грохот… Потомали удары, чередующиеся с провалом в черную бездну. Наверное, именно тогда потер яяла сознание…

Когда поезд, изжевав наш автобус, через несколько десятков метров с огромным трудом все же остановился, я очнулась. Меня поразила тишина. И еще я удивилась тому странному положению, в котором мое сидение зависло над железнодорожной насыпью. В это же мгновение невыносимо заныло плечо, фиксирующее руку в упоре о кабину водителя. Оглянувшись, увидела, что из всех оконных рам враждебно торчали, как кинжалы, осколки стекла. Разбитым окно оказалось и против моего места. Оно-то и поранило меня. Я чувствовала, как кровь теплой струйкой стекала по лицу за воротник платья.

Следом за первой болью появилась вторая, более острая, – она исходила от затылка. Но сконцентрироваться на ней я не стала, потому что услышала новую команду своего внутреннего спасателя:

– Немедленно прыгай вниз! – что без раздумья и сделала. Мигом оказалась на земле и по обледенелой насыпи скатилась в какую-то ложбинку. Там вновь потеряла сознание. Но и в этом обморочном состоянии все мое существо ликовало! Я чувствовала: самое страшное осталось позади, моя жизнь в безопасности. Даже почудилось, будто кто-то качает меня в колыбели и, оторвав меня от земли, поднимает в небо, то легонько опускает на добрую родную землю с такой осторожностью, будто я младенец.

Сколько времени находилась в том парящем состоянии между землей и небом – не знаю. Только запомнился разговор надо мной двух врачей скорой помощи:

– Эта блондинка долго не протянет! Нечего тратить на нее медикаменты и время! – как ни странно, меня их разговор ничуть не обидел. Каким-то необъяснимым внутренним чутьем я знала, что в их медикаментах, обращаюсь на травмы, не нуждаюсь.

Когда меня все же забрали в больницу, теряется, когда я отделалась неглубокими царапинами на руках мозга, щеке и сотрясением мозга. Из шестидесяти восьми пассажиров в этой аварии, как мне сообщили медсестры, спаслось всего шесть человек. Среди наименования пострадавших оказалась и я. Водитель, изрядно покалеченный, остался жив.

Вечером того же десятого ноября меня привезли из больницы обратно домой. Сенгилей был встревожен, как разоренный улей. Многие знакомые, узнав, что я жива и почти целехонька, приходили в наш дом, чтобы в подробностях разузнать о катастрофе, своих близких. Наведалась и подружка, которая приглашает на ужин с жареным гусем. И его я все же отведала, так как внушительная часть праздничного блюда была доставлена мне, как героине, прямо в мою комнату! Мама, подавая гусятину мне в постель, смеялась и плакала одновременно.

Именно с того времени Ирина стала с большим вниманием относиться к собственным предчувствиям, охотнее доверять интуиции:

– Мне стало страшно выйти из дома, куда-то ехать… Внутренний протест оказался так силен, что я самым естественным образом заболела – повысилась температура, засвербило в горле. Пришлось вызвать врача. Он выписал мне больничный лист. Едва за врачом захлопнулась дверь, я заснула, а утром встала совершенно здоровой.

Самолет, в котором я должна была быть лететь, как сообщила пресса, захватили угонщики. И хотя инцидент был улажен властями без кровопролития, все пассажи, я в этом уверена, изрядно понервничали. Мне повезло больше их – я в это время спала на своем любимом диване и видела счастливые сны!

Ирина живет в Ульяновске, замужем, воспитала двух прекрасных дочек и сына. А сейчас помогает воспитывать обожаемых внуков. В семье у нее все хорошо!

 

ГОРЫ НЕ ПРОЩАЮТ

Юношу и девушку познакомили Горы. Они бросили под ноги Альпинисту и Альпинистке клубок тропинок-ниточек и разматывали его до тех пор, пока не показали им всю свою суровую первозданную красоту.

Она-то и помогла молодым людям узнать и полюбить друг друга. А когда это произошло, горное эхо, как добросовестный ученик, готовивший трудный урок, принялся на все лады, повторять их клятвы о любви и верности.

Вскоре Альпинист стал солдатом, а девушка – студенткой. Солдат почти каждый день писал любимой письма, на которую отвечала все реже и неохотнее. В самом последнем ее письме была фотография невесты с родным лицом чужой девушки.

Спустя несколько лет Альпинистка уговорила своего мужа, никогда не покидавшего город, провести отпуск в горах. Как девчонка, радовалась молодая женщина долгожданной встречи с Памиром. Ее приводили в восторг отары овец на склонах и седобородые пастухи в меховых шапках и ватных чапанах, валуны, чудом удерживаются на крутых склонах, поросших кустарниками барбариса и алычи. Но больше всего ее взволновала встреча со старым тополем, вблизи которого они с Альпинистом разбили свою маленькую брезентовую палатку. И эту великолепную импортную палатку, напоминающую шатер какого-нибудь восточного владыки, приютила тень старого раскидистого дерева.

Едва забрезжил рассвет, Альпинистка, не сумев разбудить мужа-горожанина, одна отправилась на снежный перевал. По дороге она радостно напевала студенческие песни, рвала цветы, подолгу пила воду из знакомых родников.

Когда большая часть пути уже осталась позади, с отвесной скалы, что-то грозно пророкотав, сорвалась лавина камней и увлекла Альпинистку за собой в пропасть вместе с валунами, сломанными деревьями и кустарниками…

… Утро после гибели молодой женщины было почти таким же тихим и торжественным, как и предыдущее. Лишь в тополе, укрывающем своей тенью осиротевшую палатку, появилась первая прожелть.

 

КОГДА ПАДАЛА ЗВЕЗДА

– Знаешь, дорогая, сейчас, когда над нашими головами чиркнула упавшая с неба звезда, я загадал…

– Любопытно, что ты загадал? Вроде у нас все желания за последние полтора года сбылись! Мы поселились именно в том районе, где больше всего хотели! Мой папа наконец-то подарил нам машину! Ты получил права! Оба прекрасно защитили кандидатские диссертации и, самое главное, уже через три месяца у нас будет малыш!

– Ты, Нинуля, как семейный хроникер, перечислила самые важные достижения семьи, но я загадал СВОЕ желание. И вот оно о чем. Я попросил звезду:

– Хочу, чтобы моя жена никогда и ни с кем не была так счастлива, как со мной!

– Но… как мне известно, желание осуществляется, если оба разом подумают об одном и том же, а мои мысли в этот момент были совершенно иными…

Разговор, который произошел между супругами в ту прекрасную мартовскую ночь, по непонятной для молодой женщины произвел на нее какое-то странно-тревожное впечатление. Оно не забылось и на следующий день, хотя после этого разговора оба много над чем-то смеялись, гуляя перед сном возле дома. После смотрели по новенькому японскому телевизору, который, кстати, выиграли по лотерейному билету, великолепный концерт с участием звезд мировой эстрады.

Неведомо откуда нахлынувшая после слов мужа тоска бы получила в душе Нины постоянную прописку. И с того времени – она даже запомнила точную дату: 5 марта – ее перестали радовать, а больше тревожили бесконечные удачи, как из рога изобилия продолжали сыпаться на их семью: быстрыми темпами шли научные испытания, причем весьма успешно, в лаборатории Егора; родители, собирающиеся друг перед другом, собирались их ценными подарками, а малыш безких проблем собирался родиться в определенное врачами время!

А потом… Потом все разом прекратилось…

Взрывной волной во время очередного опыта в химической лаборатории молодого ученого Егора Мишина выбросило из окна пятого этажа прямо на асфальт. Приехавшие врачи скорой помощи пострадавшему ничем не смогли помочь. От нервного шока, перенесенного накануне родов, у Нины начался сильнейший сердечный приступ, следствие которого стало рождение мертвого ребенка.

Дом, который за весь год назад переехали Мишины, из-за ошибки строителей дал аварийную усадку, всем жильцам пришлось срочно паковать свои вещи. А машину – отцовский подарок – в одночасье угнали ворюги.

Трудно объяснить, почему, но перед каждым новым несчастьем Нина, сама того не желая, всегда вспоминала тот мартовский разговор с мужем. Но совсем недавно объяснение как-то само собой отыскалось. Листая народный календарь, Нина обратила внимание на аннотацию, сделанную именно к 5 марта:

«Издавна на Руси считали, что в этот день нельзя смотреть на падающие с неба звезды. Такая звезда предвещает всяческие неприятности тому, кто ее увидит, а тем более, если человек загадает на нее свое заветное желание ».

– Как после этого не верить в народные приметы? – пряча от сослуживцев слезы, думала молодая вдова. Большим усилием воли она заставила себя продолжить срочную работу….

 

ДОБРОТА И МЕЛОЧНОСТЬ

Когда молодые люди познакомились, она была сама Доброта!

Юная, как невеста, и чуть угловатая, словно подросток.

Со временем Доброта расцвела, повзрослела, и ей показалось, что она – неиссякаема!

Но муж быстро привык к Доброте жены и стал с каждым годом все бесцеремоннее помыкать ею. Никто и не заметил, как из сказочной феи, которая превратила все под силу и в радость, превратилась Доброта в сварливую Мелочность.

Все, скопленное Добротой, Мелочность вывернула наизнанку, объехидничала, обсмеяла. А сама? Если чего-нибудь на копейку сделает, тотчас же на рубль расхвастается:

– Ах, какая я смышленая да деловая! Птица заморская! Чудо иностранное!

И когда, в очередной раз крутясь перед зеркалом, расхвасталась Мелочность своими достоинствами, оно не выдержало ее кривляний и такое скрючило гримасу, что та вылетела из окна и скрылась в неизвестном направлении.

Так ей и надо!

 

ДВЕ ВСТРЕЧИ С ВЛЮБЛЕННЫМИ

Перед входом в метро разрыли траншею, поэтому мне пришлось довольно долго счищать с каблуков грязь, прежде чем оказаться на ярко освещенной станции еще совсем новенького ташкентского метро.

Здесь-то я и увидела Девушку! Вначале только ее! Лет семнадцати, одетую во все белое: босоножки, носочки, брючки и легкую ковбойку. Лишь после заметила рядом с ней худощавого Юношу, лучшего за руку спутницу и спускающего с ее лица пристального всепоглощающего взгляда.

Так, безотрывно глядя друг на друга, они вошли в тот же, что и я, вагон, долго ехали, не разжимая сплетенных рук.

Когда же влюбленная пара вышла из вагона, я проводила их взглядом до самого выхода, поражаясь первозданной чистоте изящных беленьких босоножек девушки.

– Да ведь она не идет по земле, а парит! – иного объяснения увиденному чуду у меня не нашлось.

Спустя полтора года, два ли на той же самой станции метро, куда служебные дела заносили меня слишком часто, в вагон вошли мужчина с ребенком и очень юная мама. Они сели напротив. Отец держал спящего малыша, завернутого в голубое пикейное одеяльце, а юная мама – с прозрачной кожей лица и глубоко запавшими синими глазами – присела рядом с мужем. Вся подавшись вперед, она безотрывно всматривалась в крошечное личико сынишки – таким же завораживающе серьезным был взгляд юного мужчины.

Эта напряженность взглядов показалась мне знакомой. Ну конечно же, это та самая влюбленная пара, которую я уже однажды встречала именно на этой самой станции метро!

Любовь, объединившая этих очень молодых людей, теперь принадлежала БУДУЩЕМУ!

 

ЭПИЛОГ

«Две вещи более всего укрепляют дух –

вера в истину и вера в себя ».

СЕНЕКА

Двадцатый, ушедший век был жесток к моему творчеству. Он не захотел стать «Оценщиком» тех духовных ценностей, которые я его со всей своей природной щедростью стремилась одарить. Нынешний – ХХI – намного щедрее! Именно этому новому веку принадлежат все мои книги, адресованные молодым поколениям. Это и «РОДИЛАСЬ НА ЗЕМЛЕ ДЕВОЧКА» – стихи о любви для юношества и молодежи (2012 год издания); и сборник фронтовых воспоминаний моего отца, Великой Отечественной войны вместе с рассказами и миниатюрами о том памятном нашему народу времени – «ЦЕНА БУДУЩЕГО» (2013 год); и книга современных сказок и миниатюр – «ВЕРШИНА И БУГОРОК», вышедшая в том же 2013 году.

Сейчас я дарю вам, мои юные современники, еще одну свою книгу, в которую отобрала произведения, написанные за несколько десятилетий напряженной и систематической работы на поприще литературы. А это более полувека моей жизни.

В сборник рассказов «ПОЗНАВАЯ ЖИЗНЬ» включила только те, в которых впервые представлены бесценные крупицы не только своего личного опыта, но и опыта моего поколения, с людьми которого благодаря журналистской и писательской работе у меня до сих пор сохраняется тесная душевная связь.

Этой книгой, как и всем своим творчеством, мне хочется скрепить истонченные нити, связующее уходящее поколение – мудрое, трудолюбивое, самоотверженное с нынешним и грядущими поколениями. Ведь только через культуру и творчество прирастает потенциал народа и всей России в целом.

 

 

КОММЕНТАРИИ:

ирина (Wednesday, 18 November 2015 22:46)

хочется взять и перефразировать детского классика… “…молодёжь и дети, ни за что на свете не читайте эту “Познавая жизнь”…
и что же там такого страшного и ужасного, спросите вы? возможно, что и ничего, а я просто ханжа… даже если так… меня не покидало ощущение, – за редким исключением некоторых новелл – что меня тыкают носом в чужую грязь, швыряют мне в лицо ошмётками чужих искорёженных душ и судеб… что это? сборник сплетен? почему во второй же новелле я читаю о том, что если ты некрасива и не уверена в себе, то надо пофлиртовать с первым же подвернувшимся мужчиной и отдаться ему для самоутверждения? что это? руководство к действию для неуверенных в себе юных девушек? а если это предостережение, то как понять, что так делать нельзя?
что заставило меня прочитать все до единой новеллы в сборнике, спросите вы? конечно же, блестящий журналистский талант автора! – воскликнут поклонники. и будут неправы… читательское упрямство, и ничего более, отвечу я вам… я не знаю, где в этих новеллах “бесценные крупицы”… это лишь жизнь, неприглядная, жестокая… и лишь иногда – счастливая и благосклонная…
резюме: читайте на свой страх и риск… составьте своё мнение… в этих новеллах есть о чём задуматься…