Мы шли медленно в огромном вагоне маршрутного метро. Вагон этот не заканчивался. Мой крепко держал мою руку. Внутри нас находилось огромное тепло и добро. Везде шумели люди – маленькие, крошнечные. Тепла и добра внутри нас находилось намного больше вагона маршрутного метро, поэтому мы не замечали крошнечных людей, а они не замечали нас. Они смотрели прямо, шевеля губами, издавая тысячи разных звуков в половину секунды. Мы смотрели друг на друга и просто ничего не говорили, а улыбались. К счастью, люди в нас врезались на небольшой скорости, но не на такой крошнечной, как они сами. Мы назвали их люди-трамваи. Люди-трамваи скрежетали, останавливались вдоль и поперёк, влетали в наши плечи, падали, ломались, чинились и снова набирали скорость.
Заиграла режущая слух полифоническая мелодия чьего-то мобильника. «Алёё!!! Cлышь, да? Меня слышно? А ну ладно… Слушай, мне тут это сказали, непонятно ничё у меня. Сказали какие-то анализы сдавать, а не сдам если – врачи мне не скажут, что к уху прикладывать. СтОят они много зелёных, у нас столько деревьев в городе нет, чтобы столько зелени за эти проклятые анализы отдать. У тебя там это пальмы есть, достань, пожалуйста, мне пару листочков с пальмы… Ну, сама знаешь, ваш листик пальмовый равен тысячам нашим. Поможи, есь смож, а… А то издохну ведь, кто читать с тобой будет… Да нихтоо! Ой, ну вот опят ничо слышать не могу….ААААаа, ну ладно, поняла… Спасибо тебе». Женщина нажала на кнопку мобильника, вздохнула и улыбнулась. Если у человека тяжёлый недуг, и ему осталось жить недели две, и он хочет пожить подольше, нужно заплатить. Женщина засмеялась. В вагон зашёл особенный мужчина, мужчина – не трамвай, а корабль. Кажется, скоро он станет обладателем премии Чарли Чаплина. Большому кораблю большое плаванье. Этот корабль рухнул на два сидения сразу, на оставшееся место кинул свой маленький саквояж. Он потянулся за банкой, лежащей в саквояже, открыл банку. Из неё вырвалась вонючая пенная вода с лавой. Мужчина обжог руки. Видимо, пиво не удалось в этот раз, спалилось, палёное оказалось. Мужчина вспыхнул от ярости и разочарования от палёнки и превратился в песок. Из сидения выскочил толстозадый слон с чёрным хоботом и засосал песок, оставшийся от бывшего кандидата Чаплинской премии. «Мы рады предоставить Вам уникальное новшество XXXXX века. Теперь Вам не придётся выметать умерших, Вы можете их запылесосить легко и быстро. Наше ритуальное агентство «Слон» к Вашим услугам». Слон с чёрным хоботом раздавал визитки людям. Мы посмотрели на него. Почему-то он начал быстро моргать и превратился в такой же песок. Песок сдуло Сквозняком. Сквозняк шёл с нами. Он ненавидел ритуальных слонов и решил просто сдуть слона.
***
Стало холодно. Мой накрыл меня своей курткой. Он улыбался, как не улыбался никто. Он берёг меня от слонов, от трамваев и кораблей и сдувал с меня пепел прошедших сигарет.
Я снова была не здесь, а значит, счастлива. Главное, что я находилась в себе и могла адекватно реагировать на происходящее вокруг. Когда Моего не было, мне не хотелось выходить из дома. Особенно я не любила маршрутное метро. Там как раз скапливались эти крошнечные сумбурные люди-трамваи. Они давили меня, давили друг друга, давились чёрным ароматным ржаным хлебом, плевались им и бросали себе под ноги, давя шпильками крошки.
Это всё сплошная матрёшка. Вагон маршрутного метро, в нём люди-трамваи-корабли, в них саквояжи, в саквояжах зелёные, в зелёных жизнь людей. Моя жизнь была в Моём и его глазах. Он мог защитить нас от всего.
***
– Э, ну вы там двое, передавать-то будете за прогулку по вагону, аль вас выкинуть? Я чё бесплатно, што ле, таскаюсь туды сюда по кругу, по кругу, одно и то же, одно и то же, тот же маршрут, тот же маршрут, а где же, где же мои зелёные… Всё из-за таких, как вы, рагвызданные балбесы! Ну чё, будете платить, аль нет?! Аль вас вышвырнуть отсюдавы? Тьфу, да што за чоооррт…!
Ну да, чем тот самый «чорт» не шутит…
Содержимое маршрутки покатилось по направлению к водителю. Трамваи, корабли; из саквояжей покатились звенящие монеты, покрытые мхом и ржавчиной. Всё это звенело шумело, ругалось шахом и матом, лаяло, рычало, тявкало, Ыкало.
Мой обнимал меня крепко-крепко. Он так же улыбался мне, так же спокойно стоял, когда всё покатилось вверх дном и вниз руками, так же меня любил. Мы подошли к окну, вылезли и забрались на крышу вагона. Город залило синим, на бордюрах выросли васильки. Пришёл вечер.
Мы были счастливы.
«Разукрашены трамваи в синий цвет,
В синих платьях по аллеям ходят дамы,
и прекраснее на свете нет неба, сотканного синими листами…»