Вдруг, слышу за собою совы нежные –
У-юй у меня на душе стало веселее
А-лай-лай-лай стало веселее.
Жюли Грюн.
Как себе представляют нашу страну иностранцы? У одних она ассоциируется с медведем, у других – с горячительными напитками, у третьих – с тёплой одеждой, у четвертых – с полезными ископаемыми. А вот французская студентка Жюли Грюн под впечатлением от поездки в Россию написала забавное стихотворение «Совы нежные», из которого выросла одноимённая песенка, которую исполняла французская группа «Les Pires» на ломанном русском языке.
Десятилетний Арсений случайно услышал в интернете незатейливую песенку и твёрдо решил выучить эту мелодию на своем баяне для отчётного концерта в музыкальной школе.
Большинство обывателей убеждены, что баян — это глубоко русский народный инструмент, на котором кроме «Валенок» и «Спят курганы тёмные» ничего больше играть нельзя. Но это совсем не так: баян способен воспроизводить и мотивы аргентинского танго, и классические мелодии. Он может даже быть полноценным участником рок коллектива. Именно это и пытался доказать Арсений, чуть ли не подпольно репетируя своих «Сов» на стареньком баяне.
Тягучая, как кисель, мелодия уносила его далеко-далеко, казалось, ещё чуть-чуть – и Арсений вместе со стулом и баяном унесётся ввысь. Но именно в тот момент, когда наступала кульминация песни, обязательно приходила из магазина бабушка, и Арсений в спешке возвращался на землю и начинал задорно наигрывать набившие оскомину «Берёзы».
Совы стали преследовать его повсюду: в виде стенных часов, женских сумок, рисунков на одежде и смешных картинок в том же интернете. Арсений никогда не видел сов в живой природе, но почему-то ему казалось, что они должны быть такими же цветными и очаровательными, как в песне.
Возвращаясь из школы, Арсений, как обычно, «считал ворон», мечтательно продумывая план своего выступления, когда вместо заявленной «Берёзы» зрители услышат «Сов». Вот все удивятся и будут переспрашивать друг у друга: что за красивую мелодию играет этот мальчик? Арсений так увлёкся, что чуть не врезался в серый столб. На нём белел тетрадный лист с объявлением: ПРОДАМ НЕМЕЦКИЙ БАЯН НЕДОРОГО. ТОРГ УМЕСТЕН. Далее сообщался адрес, по которому следовало искать хозяев баяна.
Арсений готов был подпрыгнуть от радости, ведь немецкий баян был его несбыточной мечтой! Учитель его играл на таком баяне, а мальчику хотелось играть так же здорово, как он, вот только старенький баян с западающими кнопками его подводил. Однако даже недорого бабушка не могла купить ему такой инструмент. Но мальчик всё равно решил попытать удачу и хотя бы прикоснуться к мечте.
Арсений, хоть и считал себя смелым, но долго не решался позвонить в чужую дверь, когда пришёл по адресу. А вдруг хозяин не откроет? Или выставит мальчика за порог и скажет, чтобы тот без родителей не приходил? Почему-то Арсению казалось, что хозяин баяна — маленький лысоватый старичок, обязательно немец, который каким-то невероятным образом очутился в их городе и теперь расстаётся с дорогим инструментом только потому, что ему срочно нужны деньги. На что именно хозяин собирался потратить деньги, Арсений придумать не успел. А вдруг хозяин сразу поймёт, что у него нет денег? Но можно попросить посмотреть баян хотя бы одним глазком, а потом Арсений обязательно уговорит бабушку купить этот инструмент.
Рука сама потянулась к звонку, однако вместо лысого старичка дверь открыла немолодая женщина в длинном чёрном халате. Внешне она напоминала сову-сипуху (Арсений видел таких в энциклопедии): лицо сердечком, чёрные глаза, острый нос, светлая кожа. Стройная высокая женщина смерила взглядом странного мальчика.
– Чего тебе мальчик? – спросила она низким, грудным, слегка хриплым голосом.
– Это в-вы баян продаёте? – смутился Арсений.
– Я, проходи, – женщина элегантным жестом пригласила мальчика войти.
Арсений никогда не был в таких квартирах. Это была даже не квартира, а музей, в котором пылились антикварные вещи: старый немецкий рояль, настенные часы с совой, которая открывала глаза под густой бой часового механизма, разные безделушки, фигурки, подсвечник, шкатулки, чёрно-белые фотографии.
– Мой папа служил в Германии, оттуда и рояль, и мебель, и всё остальное, – пояснила женщина, заметив искреннее удивление и восхищение мальчика. – Кстати, баян тоже моего отца. Он мне особенно дорог, как память. Хочется, чтобы он достался хорошему человеку. Ты хоть играть умеешь?
Арсений утвердительно кивнул и без приглашения протянул руки к заветному инструменту, который прикорнул к спинке старинного кресла. Он бережно взял тяжёлый баян, как будто это была хрупкая хрустальная ваза, и стал нежно проводить пальцами по чёрному шершавому корпусу.
– Что ты гладишь его? – нетерпеливо спросила женщина. – Будешь играть или нет?
Арсений вздрогнул и машинально выпрямил спину, приготовившись играть.
– А что вам сыграть?
– Я помню, отец играл «Землянку». – Ты знаешь?
Арсений кивнул, и его пальцы забегали по стёртым клавишам. Баян был сильно расстроен. Женщина скривилась и процедила: «Какой кошмар», – то ли в адрес баяна, то ли оценивая игру.
– Надо же, раньше мне казалось, что инструмент звучит лучше, – добавила она, когда Арсений закончил играть. – Брать будешь?
Мальчик закивал, нежно сжимая баян.
– А родители твои знают, что ты такую дорогую вещь купить хочешь? – спросила хозяйка.
Арсений стыдливо опустил глаза.
– Родителей у меня нет, только бабушка. Она про баян не знает и денег не даст, – с трудом выдавил он из себя и тяжело вздохнул.
Уголки губ женщины слегка дёрнулись, словно она хотела что-то сказать, но передумала.
Все мечты Арсения о немецком баяне посыпались прахом. У него никогда не будет хорошего инструмента, и играть ему до конца своих дней на старом баяне с западающими кнопками…
– Подожди, – вдруг тепло сказала женщина, видя, как мальчик нехотя кладёт инструмент на место – Пошли пить чай, а там придумаем, что с тобой делать.
Арсений поднял на неё нерешительный взгляд. Он должен был идти домой к бабушке, которая наверняка начала беспокоиться, куда пропал ребёнок, но отказать этой доброй женщине, которая разрешила ему поиграть на баяне, он не мог. Конечно, бабушка не раз говорила, что нельзя ничего брать у незнакомых людей, но хозяйка баяна казалась ему теперь не такой уж и чужой.
Она принесла две белые изящные чашки и чайничек им в тон, разлила чай и поставила перед мальчиком вазочку с конфетами и сушками:
– Угощайся.
Арсений вцепился в чашку, осторожно отпивая горячий несладкий чай.
– Как тебя зовут-то? – спросила женщина, грациозно поднося чашку к губам.
– Арсений.
– А меня большую часть жизни называли Лидочкой, но теперь я превратилась в Лидию Ивановну. Надо же, никогда не думала, что стану богемной старушкой в этом убогом городке. Большую часть жизни я провела в Ленинграде, пела в Кировском театре. Посмотри на эти фотографии, – она обвела руками рамки на полках, – это всё я – молодая, подающая надежды певица.
Арсений понимающе закивал, разглядывая молодую девушку с широкой улыбкой, которая ну ни как не была похожа на эту мрачную старушку.
– Мне было семнадцать лет, когда я сбежала из дома в Ленинград. Отца уже перевели из Германии в этот городок, здесь совершенно нечего было делать, и я рванула в консерваторию. Всегда мечтала петь, а отец топал ногами и кричал, что в нашей семье артистов не будет. Он тоже прекрасно пел, у него был густой бархатный баритон. Но я мечтала о сцене и попросту сбежала, благо мама дала мне немного денег на дорогу, – хозяйка сделала глоток и посмотрела на Арсения. – А ты что же, давно живёшь с бабушкой?
– Всю жизнь. Родителей я совсем не помню, они погибли давно, – мальчик грустно вздохнул. Свыкнуться с мыслью, что у всех есть папа и мама, а у тебя только бабушка, не так уж просто.
Лидия Ивановна сочувственно кивнула.
– Тяжело вам, наверно.
Арсений пожал плечами:
– Бабушка говорит, что справляемся, – мрачно произнёс он, прекрасно понимая в свои десять лет, что со всем справиться не могла даже бабушка.
Лидия Ивановна заметила, что мальчик загрустил, интуиция подсказала перевести разговор в более привычное такому юному собеседнику русло.
– А расскажи, чем же ты занимаешься кроме школы и игры на баяне?
– В футбол иногда играю, когда бабушка разрешает, ещё в церковном хоре пою, там бабушка в лавке работает.
Арсений взял сушку из вазочки и принялся осторожно грызть её, запивая чаем.
– И что же, такой молодой человек, как ты, ходит в церковь?
– Да, мы с бабушкой каждое воскресенье ходим на службу.
– И что же ты просишь у Бога? – Лидия Ивановна внимательно посмотрела на него.
– Чтобы бабушка была здорова, чтобы я хорошо учился в школе, и ещё я прошу, чтобы я всегда был добрым.
– Надо же, – она усмехнулась. – Когда-то я просила у Бога мудрости, а надо было просить счастья.
Она закрыла глаза и замолчала, подбородок скользнул вниз. Арсений тоже молчал и допивал свой чай, не отводя от хозяйки взгляд. Было непонятно: то ли она спит, то ли тщательно проматывает воспоминания, чтобы не упустить ни одной детали. Арсению давно было пора идти домой, но он не смел пошевелиться, чтобы не потревожить покоя Лидии Ивановны.
Настенные часы пробили шесть, сова широко раскрыла глаза. Лидия Ивановна, словно очнувшись, вскочила и начала судорожно убирать со стола. Арсений тоже поднялся и стал собираться домой.
– Да-да конечно, тебе пора идти, – согласилась Лидия Ивановна. – Знаешь, забери-ка ты этот баян просто так, – неожиданно предложила она. – Если ты будешь играть на нём, то это будет лучшей памятью об отце. А деньги, ну их, – она неопределённо махнула рукой. – Может, хотя бы тебе музыка принесёт счастье. Голос мой давно пропал, я пыталась несколько лет преподавать в Консерватории, но не вышло. А у тебя есть будущее, я это вижу. Ну, иди, – она улыбнулась ему и снова махнула рукой, то ли прощаясь, то ли пытаясь что-то стереть из своего прошлого.
Радость переполняла Арсения. Его мечта сегодня так неожиданно сбылась! Он схватил тяжёлый, как трамвайный вагон, инструмент и с трудом потащил его на себе.
Арсений крепко сжимал ручку футляра в руке и, торопливо шагая по улице, то и дело поглядывал на него, не смея поверить в своё счастье. Настоящий немецкий баян! Да ещё и бесплатно!
Он слабо понимал, почему вдруг Лидия Ивановна отдала ему инструмент. Он не слушал, когда она говорила что-то про театр, голос, Консерваторию. Лишь одна фраза осталась в памяти: «Может, хотя бы тебе музыка принесёт счастье». Конечно, музыка принесёт ему счастье! Ах, как здорово было бы сыграть на немецком баяне «Сов» на отчётном концерте…
Домой нести баян было нельзя. Арсений был уверен, что бабушка, как минимум, удивится незваному немецкому гостю и, скорее всего, заставит вернуть неожиданный подарок. Мальчик не смог придумать ничего лучше, как спрятать баян на чердаке. Всё равно там никто его не тронет. С трудом забравшись под крышу пятиэтажного дома с баяном за спиной, Арсений спрятал его в укромное место и с чистой совестью отправился домой, по пути придумывая, как будет выкручиваться перед бабушкой.
Бабушка была человеком добрым, но строгим. Дисциплину и порядок она считала главными в воспитании детей. Долгое время она работала завхозом в местном Доме культуры, а в конце девяностых внезапно ударилась в религию и даже собиралась уйти в монастырь, только маленький Арсений, рано оставшийся сиротой, заставил её изменить решение. На пенсии бабушка устроилась работать в церковную лавку при местном храме, правда, настоятель храма – отец Афанасий – всё время шутил, что хозяйственная жилка брала в ней верх над благодетелью.
Бабушка встретила мальчика на пороге в старом фартуке с петухами и, нахмурив брови, спросила:
– Ну и где ты пропадал?
Арсений врать не умел и не любил, но сейчас ему пришлось принять виноватый вид и ответить:
– Мы с мальчишками за школой в футбол играли.
Бабушка поджала губы.
– Опять этот футбол! Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты после школы шёл домой. Тебе нужно заниматься! Скоро концерт, а ты всё по двору бегаешь, ещё и голодный. А ну марш переодеваться и мыть руки!
Кажется, она поверила его вранью. Ему было стыдно, он и сам понимал, что поступает плохо, но расскажи он бабушке правду, гроза была бы куда более страшной.
За ужином она не разговаривала с ним, демонстрируя всем своим видом, что всё ещё обижается. К чаю подала горячие пирожки с повидлом. Мальчик к ним не притронулся, чем, кажется, ещё больше обидел бабушку. Арсений вспомнил, как пил чай с сушками у Лидии Ивановны и как прятал баян на чердаке. Кусок не лез в горло.
Груз вранья оказался тяжелее, чем немецкий баян. Совесть превратилась в огромную сову, которая всю ночь ухала над ним, не давая уснуть. Утром он твердо решил, что после школы обязательно пойдёт к отцу Афанасию за советом.
Отец Афанасий был человеком пожилым, с густой белой бородой, которая скрывала глубокие морщины, и лукавыми карими глазами, которые будто бы говорили: «И это пройдёт». Отец Афанасий появился в городе около двадцати лет назад из ниоткуда. Никто не знал ничего о его прошлом, ходили слухи, что он воевал в горячей точке, а после пошёл в священники.
Однажды отец Афанасий услышал, как Арсений поёт в церковном хоре, и после службы шепнул ему на ухо: «Хорошо поёшь». С тех пор между ними завязалась крепкая дружба. Если Арсению нужен был совет, то он всегда бежал к отцу Афанасию, который мог внимательно выслушать и всё объяснить.
После школы мальчик сразу же побежал в церковь. Отец Афанасий бродил со своей палочкой по территории, прилегающей к церкви.
– Куда ты так бежишь, сынок? – спросил он, заметив запыхавшегося мальчика.
– Мне нужен совет, – с трудом отдышавшись, выдавил из себя Арсений.
– Совет? – отец Афанасий прищурил глаза. – Ну, пойдём.
Они вошли в небольшой деревянный домик, в котором жил священник. Арсений бывал здесь не раз, пил чай из электрического самовара, сидел на простеньком кресле-качалке, внимательно рассматривал иконы и одну-единственную чёрно-белую фотографию, на которой молодая пара держала на руках маленького мальчика. Как-то Арсений спросил, кто эти люди с фотографии. Отец Афанасий серьёзно ответил: родственники одни.
– Как дела в школе? – спросил он, присев на деревянную табуретку.
– Сойдёт, – махнул рукой Арсений, пристраиваясь на диване.
– Так о чём ты хотел со мной посоветоваться?
Мальчик набрал воздуха в лёгкие, чтобы хоть как-то справиться с волнением, и с трудом признался:
– Я совершил ужасный грех. Я обманул бабушку.
Отец Афанасий удивлённо поднял брови.
– Понимаете, я очень хотел хороший баян, – дрожащим голосом стал торопливо объяснять Арсений. – А вчера я увидел объявление, в общем, одна добрая женщина подарила мне баян, очень хороший, но я спрятал его на чердаке и ничего не сказал бабушке.
– Почему ты не сказал бабушке? – спокойно спросил отец Афанасий.
– Я боюсь, что она заставит меня вернуть баян обратно.
Отец Афанасий улыбнулся.
– А почему эта добрая женщина отдала баян именно тебе?
– Не знаю, – Арсений простодушно пожал плечами. – Это баян её отца, она, наверно, хотела отдать его какому-нибудь хорошему человеку.
Отец Афанасий снова улыбнулся.
– И что, правда, хороший баян?
– Очень хороший, – оживился мальчик. – Его только починить надо и настроить.
– Тогда мы с тобой поступим так: ты отнесёшь баян вашему учителю, и вы вместе его почините, а бабушку всё равно обманывать нельзя, нужно признаться. И обязательно помолись за душу того человека, которому принадлежал баян.
Отец Афанасий подмигнул мальчику, а у того с души словно свалился огромный чёрный камень. Он обязательно признается бабушке! Со спокойной душой жить лучше, чем с немецким баяном. Вот Лидия Ивановна обрадуется, когда узнает, что Арсений починил баян! А может, бабушкино сердце тоже смягчится, и она разрешит ему принять подарок? Ведь должна же она понимать, что только баян может принести счастье ему и все тем, кому он будет играть «Сов нежных»!
Арсений тут же побежал домой и забрался на чердак. Баян был на месте. За спиной вдруг что-то зашуршало. Мальчик обернулся. Продолговатый коричневый сыч сидел возле разбитого слухового окна и хлопал круглыми, как блюдца, глазами. И откуда он здесь взялся? А может, это душа хозяина баяна превратилась в сову и прилетела проверить, как поживает инструмент? Арсений читал, что такое бывает. Он сделал пару шагов в сторону птицы, но та взмахнула крыльями и исчезла, словно поняла, что ошиблась адресом.
Арсений осторожно выглянул в окно, надеясь увидеть ускользнувшую гостью. Но на улице никого не было. Мальчик вернулся к инструменту и забрал его с собой.
На втором этаже музыкальной школы, как всегда, из классов доносились лёгкие звуки скрипок, задорные трели балалаек и густые гаммы кларнетов. Арсений постучал в последнюю дверь и вошел.
В классе никого не было, кроме высокого чуть лысоватого мужчины лет пятидесяти, который что-то ковырял отвёрткой в детской гармошке.
– Чего тебе? – спросил он, заметив мальчика.
– Вот, – Арсений, как знамя, поднял баян.
– Откуда трофей? – безмятежно спросил мужчина.
– Подарили, – честно признался мальчик. – Только его настроить нужно.
Мужчина взял инструмент, и внимательно осмотрев его, вынес вердикт:
– Хороший баян, сейчас таких не делают. Настроим.
Николай Иванович – учитель Арсения – появился в городе чуть позже отца Афанасия. Какие только слухи про него не ходили: и что он бандит, и что воевал с террористами, а некоторые таинственно закатывали глаза и говорили, что он «того». Чего «того», каждый понимал по-своему. Татуировки на руках, шрамы на шее и оторванная фаланга пальца давали повод для многочисленных сплетен. Он был молчалив и нелюдим, жил один, что давало пищу для новых домыслов. Особо впечатлительные родители опасались отдавать своих детей к Николаю Ивановичу, даже бабушка Арсения одно время подумывала забрать внука, и только мысль о том, что если мальчик не будет заниматься музыкой, то будет целыми днями шататься по улице, остановила её.
Арсению Николай Иванович нравился, без лишних слов он умел увлечь детей музыкой, не делая ничего особенного. Поначалу мальчику казалось, что научиться играть на баяне невозможно, но наблюдая за ловкими движениями преподавателя, он захотел достичь того же совершенства.
Когда баян починили, Арсений тут же помчался домой, чтобы всё рассказать бабушке.
– И всё это время ты меня обманывал? – сухо спросила она, когда мальчик во всем признался. Губы её дрожали. Казалось, вот-вот разразится гроза.
Арсений стыдливо опустил глаза.
– Хорошего же внука я вырастила! – прогремела бабушка. – Сначала баян, а потом что, воровать начнёшь?
Мальчик замотал головой, из глаз хлынули слёзы. У него и в мыслях такого не было, он только хотел играть на хорошем инструменте музыку, которая приносила бы людям счастье! Но бабушка не унималась:
– Пойми, мы не можем принимать такие дорогие подарки у чужих людей, понимаешь, чужих! – она сделала акцент на последнем слове. – Сегодня же вернёшь баян этим людям, и я больше ничего не хочу об этом слышать!
Арсений всхлипнул и, утерев слёзы рукавом, взял баян и медленно поплёлся к дому Лидии Ивановны. Теперь он понимал, что враньё принесло больше горя, чем радости и ему, и бабушке.
Лидия Ивановна открыла ему дверь.
– А, это ты, юный музыкант, – она жестом пригласила Арсения войти.
Но тот не тронулся и лишь грустно выдавил из себя:
– Мы с учителем починили баян, теперь на нём можно играть.
Женщина с улыбкой вскинула брови.
– Может, сыграешь?
– Нет, – Арсений тоскливо покачал головой, – я вам его обратно принес. Бабушка не разрешила его оставить.
Лидия Ивановна слегка нахмурилась, но потом положила руку ему на плечо.
– Я поговорю с твоей бабушкой. Не переживай, всё образуется.
Но Арсений знал, что ничего уже не образуется. Своим враньём он обидел не только бабушку, но и Лидию Ивановну – она доверила ему такую вещь, чтобы он играл, а он так обманул её ожидания, и теперь баян будет дальше пылиться в кресле, дожидаясь более счастливого покупателя…
Обратный путь оказался бесконечно долгим, а дома его ждал старенький баян и давно заученные наизусть «Берёзы».
В воскресенье должен был состояться отчётный концерт учеников музыкальной школы. Арсений стоял в кулисах и в щёлку следил за тем, как зал заполнялся родственниками выступающих. В первом ряду торжественно восседала бабушка, которая успела похвастаться всем соседкам, что идёт на концерт к внуку. Рядом с бабушкой сидела Лидия Ивановна. Они о чём-то оживлённо переговаривались.
Мальчик так хотел выйти сегодня и сыграть «Сов», но он вовремя понял, что этим поступком снова всех обманет и подведёт учителя, а врать ему больше не хотелось.
Концерт начался, и его вытолкали на сцену. Весь красный от волнения и стыда Арсений вышел на сцену открывать концерт. Он нелепо поклонился и сел на стул, дрожащими пальцами вцепился в баян и заиграл песню «Нич яка мисячна». Зал тут же затих, все стали внимательно слушать. Потом прозвучали и обещанные «Берёзы», Арсений поклонился и хмурый, без тени улыбки на лице, покинул сцену.
Он забился в дальний угол и так бы и сидел там до завершения концерта, если бы его не нашла Лидия Ивановна.
– Чего ты грустишь? – спросила она, слегка улыбнувшись.
Арсений всхлипнул, едва сдерживая слёзы.
– Я всех обманул: бабушку, вас, учителя. Музыка не принесла мне счастья, как и вам.
Лидия Ивановна улыбнулась и похлопала его по плечу:
– Я на тебя нисколько не сержусь. Думаю, бабушка тоже тебя простила. Сегодня ты играл песню, и я вспомнила, как эту же мелодию играл мой отец, когда я была маленькой. Помню, кружилась тогда по комнате под отцовский аккомпанемент… И знаешь, сегодня музыка принесла мне счастье.
Арсений поднял на неё взгляд, а Лидия Ивановна нагнулась и подняла с пола футляр с немецким баяном и протянула его Арсению.
– Я поговорила с твоей бабушкой. Она разрешила мне подарить тебе этот инструмент.
Душа мальчика, одержимая муками совести, возликовала. Он протянул руки к футляру, не веря в своё счастье. Он прощён! Немецкий баян вернулся к нему самым дорогим подарком, который только можно представить.
И вдруг его осенило: если он сумел своей игрой принести счастье Лидии Ивановне, то как же все остальные обрадуются, услышав «Сов»! Арсений достал из футляра инструмент. Когда все закончили играть, он выбежал на сцену и, пока зал не успел опомниться, затянул своих «Сов нежных». И невидимые разноцветные совы разлетелись по всему залу, проникая в каждое сердце покоем и добром