Имена и фамилии в этом рассказе придуманы автором и совпадение с реальными людьми чистая случайность.
«Мы сражаемся в Корее для того, чтобы
нам не пришлось воевать в Уичите, в Чикаго,
в Новом Орлеане или в бухте Сан-Франциско»
Г. Трумэн
Глава 1. Начало
Из материалов Крымской (Ялтинской) конференции. 4 февраля 1945 г., 17 час., Ливадийский дворец. Хроника.
Рузвельт говорит, что он чувствует себя в Ливадии очень хорошо. Когда он не будет больше президентом, он хотел бы попросить у Советского правительства продать ему Ливадию. Он очень любит лесоводство. Он посадил бы большое количество деревьев на горах вблизи Ливадии.
Сталин говорит, что Крым представляет собой ещё малокультивированную страну, многое ещё нужно здесь развить.
***
Рузвельт говорит, что имеется ещё один вопрос, о котором он хотел бы переговорить с маршалом Сталиным, — это вопрос о Корее.
Рузвельт заявляет, что в Тегеране он говорил об учреждении опеки над Кореей. Встаёт вопрос, кто должен быть попечителем. Он, Рузвельт, думает пригласить в качестве попечителей Китай, Советский Союз и Америку.
Сталин спрашивает, не будет ли это протекторатом.
Рузвельт отвечает, что ни в коем случае, и поясняет, что попечители будут помогать корейцам управлять своей собственной страной, может быть, в течение тридцать — сорок лет, пока корейцы не будут подготовлены к самоуправлению.
Сталин говорит, что следовало бы установить срок опеки.
Рузвельт отвечает, что американцы имели опыт с Филиппинами, где потребовалось пятьдесят лет для того, чтобы подготовить филиппинцев для самоуправления. Для Кореи, возможно, потребуется более короткий срок, может быть двадцать — тридцать лет.
Сталин спрашивает, не придётся ли вводить в Корею войска.
Рузвельт отвечает отрицательно.[1]
***
Разделение Кореи на КНДР и Республику Корея произошло в 1945 году после поражения Японии. США и СССР подписали соглашение о совместном управлении страной. Линия раздела зон влияния двух сверхдержав прошла по тридцать восьмой параллели.[2]
Эту линию разграничения не признавали ни простые жители, ни руководство ни одной из новых республик. В омывающем полуостров Жёлтом море эта линия не была согласована совсем. Пограничники двух государств считали пребывание кораблей другой стороны в этом районе нарушением суверенитета.
Конфликты, как на море, так и на суше всё чаще и чаще стали переходить в боевые столкновения.
25 июня 1950 года. Нью-Йорк. Здание ООН
Председательствующий поднялся с места, осмотрел присутствующих и, откашлявшись, произнёс:
— Устав нашей организации чётко указывает, что отсутствие на заседании одного из членов Совета Безопасности не является основанием его отмены или переноса. Всвязи с этим я уполномочен заявить, что сегодня была принята резолюция, осуждающая действия КНДР и разрешающая применение военной силы для отражения так называемой агрессии.[3]
Конец июля 1950 года. Воскресенье. Полдень. Военный городок одного из истребительных полков Московского военного округа.
Лётчики, их жёны и дети, застыв на месте и прикрыв ладонями глаза от летнего солнца, смотрели на телеграфный столб с закреплённым на нём громкоговорителем.
— Всем, всем, всем!
Голос Левитана мгновенно проникал в душу каждого и не предвещал ничего хорошего.
— Война! Опять, проклятая, вернулась! С америкосами, что ли? Так они, вроде бы, нынче как союзнички. Тогда, с кем? — слышалось со всех сторон. — Может, япошек подговорили иль англичан? А вдруг гуртом на нас. Буржуям наша страна, словно кость в горле. Ни проглотить, ни выплюнуть.
— Сегодня началась война на Корейском полуострове, — спокойно и размеренно сообщил диктор. — Армия Народно-демократической Республики перешла в наступление.
Услышав это, молодая женщина уткнула лицо в грудь стоящего рядом мужа, лейтенанта Ивана Рогова, и разревелась.
— Валь, ну ты чего? Это же на другом краю земли! Или даже за ним, — лётчик гладил её по голове.
— Ага, далеко! — всхлипывала женщина. — СССР своих не бросает, обязательно на помощь придёт. А то ты не знаешь!
— Ну, да, конечно. Поможем. Мы же интернационалисты. Как врежем все вместе разок-другой, так и брыкнутся они в море, какое там у них? Жёлтое, кажется! — вмешался в разговор стоящий рядом полковник Шульченко и затем, взбежав на крыльцо, громко скомандовал:
— Личный состав немедленно собраться в штабе. Форма одежды лётная!
Два часа спустя
Выйдя из штаба, капитан Ерёмин почти бегом поспешил к общежитию. Ещё издали заметил двух самых дорогих ему людей, жену Варвару и семилетнюю доченьку Альку. Принаряженных и одетых в одинаковые цветастые платьица.
Вспомнил, как выменял эту ткань у пожилого немца на пару сухпайков в Берлине в далёком сорок пятом.
«Ждут, надеются! — пронеслось в голове у лётчика. — Раз запланирован на сегодня поход в парк, значит, должен состояться! И помешать этому мероприятию, пусть и укороченному, не может даже сам товарищ Левитан!»
***
Местный парк небольшой, не чета московским, но всё же уютный и располагающий к приятному времяпрепровождению.
Старые дубы здесь соседствовали с молоденькими и стройными сосенками. А чистые зелёные лужайки так и манили к себе посетителей всех возрастов. Выкрашенные в одинаковый синий цвет павильоны предлагали незамедлительно приобрести мороженое, «Крем-соду» или «Жигулёвское».
Оглядев с высоты «чёртового колеса» близлежащие окрестности, семья Ерёминых пристроилась в край очереди, жаждущей поскорее испытать восторг от раскачивания качелей-лодочек. Алька поглядывала в сторону серебристого самолёта, на котором можно сделать «мёртвую петлю». Но родители делали вид, что не замечают частых вздохов дочери и синхронно глядели в сторону
гипсовых скульптур – мускулистого рабочего с неизменным отбойным молотком и девушки с веслом.
Просьба младшей Ерёминой дать ей пострелять в тире тоже была отклонена и заменена на, так уж и быть, вторую порцию эскимо, а от предложенного катания на карусели с лошадками юная особа отказалась сама.
Поэтому было решено до захода солнца покататься ещё и на лодке с вёслами. Правда, для этого предстояло потратить немалое время, отстояв очередь к кассе.
***
На выходе из парка Ерёмины обсуждала серьёзный вопрос, идти ли всем в кино на вечерний сеанс, и пустят ли туда несовершеннолетнюю Альку. В этот момент они столкнулись с полковником Шульченко, облачённым по случаю посещения общественного места в импортный серый костюм.
– Здравствуйте, Александр Григорьевич! — вместо отдания чести задорно поздоровался капитан. – Отдыхаете? У вас тоже сегодня выходной?
— Командиры, они же, как все, люди-человеки, – усмехнулся полковник и, увидев чудо в косичках и бантиках, спрятавшееся за папу, расплылся в улыбке.
Алька же, высунувшись из надёжного укрытия, смотрела на дядю с интересом, размышляя, поможет ли он уговорить родителей взять её на взрослый фильм или нет?
— А это кто же у нас такая чудесная барыня? — ласково поинтересовался Шульченко.
— И вовсе я не барыня, — попыталась нахмурить брови Алька, топнув ногой от кипения сложных чувств — интереса к незнакомому дяде и некоторого недовольства.
— Странно? А похожа, немножко, — деланно удивился Александр Григорьевич.
— Барыни угнетают всех! А я нет! И, вообще, у меня папа-лётчик. Вот! Значит, никакие мы не баре!
Мама от такого заявления дочери с трудом сдержала смех. Ей всегда казалось, что она давно привыкла к высказываниям дочери, которая, как губка, впитывала слова и выражения знакомых ей взрослых, переиначивая их на свой лад и выдавая подобные заявления.
— Да ну! – улыбнулся Шульченко. — Значит, ты тоже лётчицей станешь?
— Нет. Буду октябрёнком! Но не навсегда, а только для начала.
— А потом? — заинтересовался полковник.
— Я стану лётным техником!
Собеседник округлил глаза. А капитан закашлялся, пытаясь таким образом не пустить рвущийся наружу смех.
— Вот это да! Я подобного ещё ни от одной девочки не слыхал. Можешь обосновать такой выбор? — поинтересовался командир.
— Техники готовят самолёт папе. Я тоже хочу. Чтобы он в полёте за мотор и крылья был совершенно спокоен!
Тут уже рассмеялись все взрослые.
— Ну, для этой мечты надо много и долго учиться. А конкретно сейчас у тебя какая мечта имеется? — Александр Григорьевич присел на корточки, чтобы беседовать с девочкой вровень.
Аля хотела рассказать про поход в кинотеатр, но неожиданно выпалила:
— Маму с папой радовать, — и, что есть силы, прижалась к родителям.
— Ну, в таком случае до встречи, будущий коллега, — полковник протянул руку девочке, и та, опять насупив брови, с самым серьёзным видом её пожала.
1950 год. Аэродром в окрестностях одного из городов Китая.
Офицеры переоделись в китайскую форму. Синие хлопчатобумажные френчи, мятые брюки, фуражки с блином и туфли, вместо привычных ботинок или сапог, вызывали улыбку, а порой и смех.
— Отставить зубоскальство. Выдали такое обмундирование, значит, так надоть! Для непонятливых объясняю ещё раз, наша страна официально в конфликте не участвует! А это значит, — полковник посмотрел на притихших подчинённых, — что лётчиков в форме СССР здесь никак быть не может. Это первое. И второе. Вам предстоит выучить китайский язык!
— Но это же не возм… — буркнул капитан Ерёмин.
— Разговорчики! — тут же оборвал командир. — Я ещё не закончил! И слова не давал! Язык будете учить в таком объёме, чтобы понимать китайских лётчиков и передать им наши навыки и умения! В общем… Да вы и сами всё понимаете.
Ерёмин, словно школьник, поднял руку и тряс ею в воздухе.
— Слушаю, капитан, что ты имеешь возразить? — полковник снял фуражку и вытер платком лысину.
— В войну немецкий заставляли учить, там понятно, был враг. А здесь… Китай же не воюет, мы, вроде бы, тоже.
— У корейских коммунистов с пилотами пока не очень, можно сказать, швах. Вот соседи помогают, как могут. Вон те обломки самолёта видел? — Шульченко вытянул руку и показал на край лётного поля. Знаешь, что там произошло? Переводчик спутал русские слова «пониже» и «совсем низко». В итоге, пилот погиб! А машину эту на нашем заводе собирали, рабочие день и ночь вкалывали, затем за тысячи километров сюда привезли. Вот такая «ридна мова» выходит. Дан приказ учить язык, значит, будешь зубрить. Ибо от этих знаний зависит жизнь человеческая, возможно, и твоя.
— А мы что? Тоже, в бой, как … — не унимался Ерёмин.
— Если будет дана такая команда, — полковник надел головной убор, всем видом показывая, что диспут закончен и сейчас последует приказ «Приступить к занятиям!».
***
Время от времени советские лётчики отрывали взгляд от тетрадок с начертанными там диковинными иероглифами и смотрели в окно, где трудолюбивые китайцы старательно наносили на их самолёты номера и символику военно-воздушных сил другого государства.
17 декабря 1950 года. Северная Корея.
— Капитан! Наблюдаю впереди звено красноносых машин с хвостами в шашечку. Наши или нет? Не разобрать?[4] — Иван Рогов нажал на газ, и самолёт, набирая скорость, рванулся вперёд.
— Раскраска чудная какая-то, что-то я раньше таких самолётов не встречал. Ваня, прыть то поубавь, а то мало ли чего… — Ерёмин не договорил, ибо наушники шлемофона ожили, и в них послышался удивлённый баритон Рогова.
— По мне открыли огонь, пробит бензобак, машина горит, разреши катапультироваться!
— Прыгай, лейтенант! Немедленно! — скомандовал капитан и приступил к выполнению много раз отработанного виража, позволявшего зайти врагу в хвост:
— Нас атаковали, один самолёт подбит, открываю огонь! — проорал Ерёмин в микрофон, передавая сообщение на базу и, что есть силы, нажал на гашетку.[5] [1]— https://pikabu.ru/story/materialyi_kryimskoy_yaltinskoy_konferentsii_6581783?
[2]— Из Википедии [3]— Делегация Советского Союза бойкотировала заседания ООН по совсем иной причине.За несколько месяцев до этого Совет Безопасности отклонил предложение нашей страны «О замене членства в СБ представителя Чан Кайши (Остров Тайвань) на представителя Китайской Народной Республики (КНР) со столицей в Пекине. Ибо это государство признано СССР и странами «народной демократии». (https://news.rambler.ru/asia/42941337).
[4]— Американский самолёт F-86 «Сейбр» был внешне похож на советский МиГ-15. [5]— Часть спускового рычага, при нажатии на которую открывается огонь из авиационной пушки или пулемёта.
Глава 2. Третья сила
«Стреляйте в любого мирного жителя, подозреваемого в том,
что он коммунист, – не беря его в плен. Китайцы и корейцы
внешне только немногим отличаются от зверей»
Из приказа американского генерала Риджвэйя
Соединённые штаты. Белый дом. Овальный кабинет.
— Господин президент, я ещё раз повторяю, — генерал Данлис Марартир еле сдерживал себя, чтобы не перейти в беседе к ненормативной лексике, — с начала войны на полуострове мы регулярно бомбили северокорейские военные позиции и населённые пункты. Ежедневно наши славные B-29 сбрасывали им на голову по восемьсот тонн бомб! Причём, треть от всего составлял напалм. А это свыше трёх миллионов литров. Я приказал создать там пустыню, начиная от китайской границы. Вы знаете, какова высота пламени от напалмовых подарков? От пятидесяти до ста метров! Однако конечные результаты достигнуты не были, и виной тому третья сила! Проклятые русские. Их самолёты базируются на аэродромах Китая. Дерутся, как черти, и главное, у них много новых реактивных машин — МиГ-15, оснащённых пушками, тогда как наши «Сейбры» имеют на вооружении лишь пулемёты…
— Генерал, хватит подробностей! — перебил докладчика президент. — Что конкретно вы предлагаете?
— Атомные бомбы. Только с их помощью сможем одержать окончательную победу. Скажу честно, я испытал шок, когда Китай вступил в эту чёртову войну. Поэтому я не прошу, а требую разрешения на незамедлительный массивный атомный удар и по Корее, и по его соседу. Посмотрите на этот расчёт, — Марартир положил на стол заранее припасённые бумаги. — Тридцать — пятьдесят наших «Толстячков» [1] будет достаточно. Их надо аккуратно уложить на маньчжурский перешеек от Японского до Жёлтого моря и создать непреодолимую полосу радиоактивного заражения. Тогда с полумиллионной китайской армией больше проблем не будет лет шестьдесят, а, может, и на сто двадцать!
Президент мельком взглянул на бумаги, поднялся и подошёл к окну. Посмотрел на ухоженную лужайку возле Белого дома, помолчал пару минут, наконец, тихо произнёс:
— Как вы считаете, если агрессия коммунистических сил будет успешной, то следует ли ожидать, что их влияние распространится по всей Азии и в конце концов докатится до благословенной Америки. Вам же не следует разъяснять, что в Корее мы сражаемся за нашу собственную национальную безопасность и выживание… Поэтому применение там сверхмощного сдерживающего фактора мы обсудим в ближайшее время. Назовём этот удар «Операция Гудзонова бухта» и присвоим шифр «Совершенно секретно».
Белый дом. Несколько месяцев спустя.
— Генерал Бришли, вы изучили возможные последствия от исполнения плана «Бухта»? За вами последнее слово, — президент предложил председателю Объединённого комитета начальников штабов занять место в кресле, стоящем по другую сторону от стола.
Протягивая хозяину кабинета объёмистую папку, генерал пояснил:
— Как вы знаете, Китай — не самая мощная держава, поэтому стратегия на расширение Корейской кампании вовлечёт Америку в новую мировую войну в неправильном месте, в неправильное время и с неправильным врагом.
Более того, не факт, что это позволит нам привести Китай к покорности. И, наконец, главное, — советские лётчики с большой долей вероятности способны сбить до половины наших бомбардировщиков, не дав им возможности сбросить на намеченные цели этот ужасный груз. Наш Комитет предлагает запретить Данлису Марартиру не только обсуждать этот проект со своими подчинёнными, но даже упоминать о нём в прессе.
Глава 3. Мост на реке Ялуцзян. Апрель 1951 года.
Из донесения, внедрённого в войска коалиции ООН разведчика-нелегала:
«Для уничтожения стратегического моста на пограничной реке командование США разработало операцию, в которой будут участвовать восемьдесят бомбардировщиков и четыре истребителя прикрытия «Сейбр». Дата проведения — начало второй декады текущего месяца…»
Аэродром в приграничном посёлке Китайской Народной Республики.
Динамик, висевший на столбе, раз за разом повторял одну и ту же фразу:
«Личному составу готовность номер один! Занять места в машинах. Приготовиться к вылету».
— Неужто всем полком летим? Что-то новенькое, — обратился к другу и командиру вернувшийся из госпиталя Рогов, поспешно застёгивая шлем.
— Согласно приказу, только дежурная пара на земле остаётся. На всякий случай. Как нога, не беспокоит? — Ерёмин подтолкнул Ивана к выходу из помещения.
— Да на мне, как на собаке, — ответит тот и, не оборачиваясь, поспешил к своему МиГу.
Минуту спустя в наушниках лётчиков послышалась команда:
«Всем взлёт! Курс на мост реки Ялуцзян!».
Полчаса спустя.
— Вижу десятки самолётов противника. Идут ниже на пятьсот метров, встречным курсом, звеньями по три штуки. Огонь по моей команде, — спокойным голосом приказал полковник, и его машина, сделав крутой разворот влево, ушла на линию атаки.
Ни капитан, ни, тем более, лейтенант никогда в жизни не видели такого количества вражеских самолётов, летевших одновременно. Казалось, что их невозможно атаковать, ибо пулемёты противника мгновенно превратят МиГ в форменное решето.
— Цели выбирать самостоятельно. Бомбометания не допустить. По врагу огонь! — рявкнули наушники.
И страх исчез, появилась злость и ещё какой-то особый, ведомый только людям в погонах азарт.
***
Небо над рекой раскрасили десятки парашютов. Далеко внизу один за другим врезались в землю и взрывались тяжёлые бомбардировщики.
«Сейбры» опомнились и устремились в погоню за истребителями.
— Выбираю крайнего справа, прикрой, — крикнул в микрофон Ерёмин и, увеличивая скорость, помчался догонять «Летающую крепость».
Тут же навстречу понёсся рой трассирующих пуль, выпущенных из вражеского пулемёта. В кабине запахло жжёной резиной, самолёт стал терять скорость и устремился вниз. Однако прежде чем катапультироваться, капитан заметил, что и его пушки поразили цель. Крутясь вокруг оси, самолёт противника понёсся навстречу речной воде.
***
Уже позже, в китайском госпитале, капитан узнал, что в результате боя в плен было захвачено около ста американских лётчиков. Сбили десять бомбардировщиков и два «Сейбра». Один из которых записал на свой счёт лейтенант Рогов, сумевший ловко увернуться от преследователей.
Городок Московского военного округа.
Однорукий почтальон в выцветшей гимнастёрке с орденскими планками медленно брёл к дому, где проживали Ерёмины. Здоровой рукой он держал конверт с адресом, напечатанным на машинке.
«Ежели бы собственноручно писал, так чернилами, аль карандашом химическим. А тут, по всему видать, казённая писанина внутри, да к тому без обратного адреса. [2]
Выходит — похоронка! Ну, как такое страшное послание адресату вручать? Может быть, взять, да и выкинуть? И вся недолга. Пусть ждёт, надеется, дочку воспитывает. Пока правда вскроется, годы пройдут…» — размышляя, бывший фронтовик не заметил, как остановился возле Альки, играющей на скамейке с куклой.
Девочка заметила почтальона и стремглав бросилась к нему.
— Ой, письмо! От папы? Как здорово? Пишет, наверное, что скоро приедет! И мы тогда мы все вместе опять в парк пойдём! Только теперь аж на целый день.
На глазах ветерана выступили слёзы. Он машинально протянул девочке письмо и присовокупил к нему коробку конфет, полученную сегодня от продавщицы Глафиры, как презент за вручённое ей под расписку постановления суда «О снятии судимости за истечением срока давности», после чего развернулся и, не оглядываясь, зашагал к противоположному дому.
***
В письме военврач Комаров сообщал, что пишет послание по просьбе пациента, у которого на данный момент имеются небольшие проблемы с руками. Но в скором времени всё будет хорошо.
В конверте имелась ещё одна бумага. На ней было напечатано следующее:
«Верный супруг поздравляет ненаглядную Варвару с присвоением её мужу внеочередного звания майор и награждением его орденом Боевого Красного Знамени».
Потери в войне: [3]
Самолёты:
СССР — триста тридцать пять.
США и союзники — одна тысяча сто сорок четыре.
Лётчики:
ВВС СССР — сто двадцать.
Пилоты США и союзники — тысяча сто семьдесят шесть.
Воздушные победы:
Коалиция ООН — восемьсот девяносто четыре.
ВВС СССР — одна тысяча двадцать.