А было это кабы не более полувека назад, где-то в пятидесятых годах прошлого века. Но истории тогдашние милы сердцу и поныне. Мы с бабушкой жили натуральным хозяйством, то есть «единоличниками», что означало отделённые напрочь от колхоза. Марфе Петровне стукнуло под девяносто, да и мне перевалило лет за девять. Ко всему, имели корову, овец и кур. Все они обеспечивали нас в достатке молоком, мясом и яйцами исключительно за умеренный растительный прокорм. Таковым служили луговое сено и овощи с огорода. Сено росло само, а картошку помогали садить казахи (за бараньи курдюки). Им разрешали держать лошадей, и был плуг. Ночами траву для сена втихую косили (днём покосы охранял колхозный объездчик), а картошку и прочую брюкву с сочной морковкой выкапывали и ели всю зиму и даже по весне. Духмяное сено выдавали скотине по мере потребления. Пенсий по тем временам ещё не было и в помине, но учились дети как бы задаром. Я отрабатывал за лето и уборочную в колхозе честным трудом требуемую сотню трудодней, за что нам с бабушкой разрешали иметь обширный огород. Хотя были кое-какие «шероховатости» в виде «добровольной» помощи государству облигациями займа, но сие «проблемы» личные, и возраст не учитывался. А вот наш пёс Шарик служил при усадьбе почти за идею и косточки от тех же баранов и кур. Иногда «подъедался» варевом из овощей от скотины, а то и вовсе выловленной в колке «дичью» вроде суслика или полёвки. Но, что касаемо нашего имярека Васьки, то, как и большинство его сородичей, жил с нами исключительно, да и по сути, на паритетных началах. Даже когда в чугунке варилась нежная курятина, он как бы не обращал внимания. Разве что при разделке парящегося варева лишь напоминал о своём аскетическом существовании поцарапыванием лапой бабушкиной юбки. От меня Вася старательно дистанцировался, ибо мои выходки были коту явно не по душе. А ещё визави обладал редкостным даром: был честен (перед бабушкой, конечно) и не лазал по столу в наше отсутствие. Хотя, кто его знает, чем он занят, оставшись один! Да и снеди в доме отродясь особой не держали: овощи в подполе, а прочее – в чугунке и в печи. Может и вправду предок тигров пробавлялся охотой на мышей… Правда цыплят усатый не трогал, хотя вызывающе облизывался в явном предвкушении их мягоньких и вполне съедобных комочков… Но! Конфликт нарастал как бы исподволь. В прохладных сенцах по теплу бабушка Марфа охлаждала молоко на колчаковском (остался в гражданскую) столе. Вася, явно превозмогая тягу к сливкам, сторонился от соблазна. Но мне, как любому деревенскому пацану, сливки нравились даже больше парного молока. Лакомство умеренно (!!) мной потреблялось в отсутствии хозяйки, в обиходе «бабка Марфеня». Сепаратора не держали: стоит немало. А сметану собирали в отдельную махотку (глиняный горшок). Вася взирал жадными глазами за безнаказанным поеданием вожделённого лакомства (само молоко ему наливали походя, но не «от пуза»). Праведный гнев нагрянул и требовал разрешения: престарелая, но вполне зрячая Марфеня узрела недостачу сливок. По факту, корова Зорька удои не сбавляла, жирность и подавно не утаивала. Но явно вырисовывалась недостача… сливок!
– Валерк, сливки с махоток не снимал? А то ноне масло-то сбивать не с чего! – спросила моя попечительница с подозрением.
– Да ты чё, ба… Видно кот, зараза, не иначе отлакал, паскуда…
И надо же было мне в подтверждение моей версии вымазать морду кота сметаной. Аккурат к приходу бабы Марфы из палисада. Измордованное и обескураженное моей наглостью животное вскочило на насест к курам и облизывало морду. Глаза его полыхали ненавистью и злобой (ко мне, конечно) за незаслуженное обвинение. Моя бабуля, видно смекнув, в чём суть, даже наказывать Ваську не стала. Я же впал в немилость. И только когда вычистил хлев у скотины, а навоз выволок на зады хаты для просушки под кизяк (топливо в степных районах), мне возвращено хотя и хлипкое, но доверие. Васька остался при своём и даже перестал мурлыкать, коли моя милость рядом. Вот те и животное. Заставил-таки проснуться мою совесть, а то и покаяться.