Оно неразлучно с ним, неотрывно, как собственная тень. Он всегда выбирает направление движения, и оно идёт с ним. И почти никогда не случалось наоборот.
Меняющееся пространство, перекатываемое каждым шагом, внутри которого Кирилл шёл по улице, оберегало его хорошее настроение и увлекало своими весенними запахами: терпкий аромат клейких тополей, цветущие вишни и другие фруктовые деревья, то тут, то там рассыпавшие торжественно-белое конфетти. Вот, вдоль дороги прокатились подряд несколько сплошь вспененных яблонь, которые ближе к вечернему освещению, чуть издалече, станут похожи на гигантские кочаны цветной капусты на грядке. За ними – куст сирени, в одну из волшебных ночей, осыпанный звездопадом. И в эту пору звёзды теперь можно видеть днём.
Пространство свернуло и наехало на пестрящие клумбы. Они оказались около ног. Захотелось к ним присесть на корточки и, склонив голову к жёлтым шестиконечным россыпям Давидовых комет и бордовым опрокинутым куполам на сочных ножках, уже одними этими движениями, невычурно выразить своё почтение оживляющей дух природе… И со всей силы втягивать в себя долгожданное, пусть у иных еле уловимое весеннее благоухание.
Сорвавшийся с тополя целый рой пуха, повинуясь прихотям развлекающегося воздуха, пощекотал нос и скулы и был им распущен на свободу. Даже там, где по близости отсутствовала жизнеутверждающая растительность, запах припылённого асфальта не портил общей картины, а вливался в единый колорит весны.
Такие тёплые, не слякотные, с освежающим ветерком весенние дни ассоциировались у него с картинкой жёлтого города, где ярко шагают девушки в легких платьях, налитые сочным солнечным светом… И непременно, сливочный пломбир – непроходящий вкус из детства…
Всё, пора выезжать! Рубероид асфальта, проблёскивающий смоляными пятнами в местах осыпавшейся крошки, сходил с невидимого конвейера бесконечной полосой и прокатывался дальше под колесами автомобиля. Отстали дома. Выскочив, ласточка показала своё брюшко и сорвалась ввысь. Слева, контрастными тенями, достающими до дороги, деревья нарисовали длинную зебру. А по другую сторону, словно чёрной тлёй, тесно пасущейся на зелёных стебельках растений, вся огромная поляна облеплена кочками. Закрытые переезды издалека приучают к терпеливости. Сзади откуда-то оказался мотоциклист. Он был красиво экипирован. Вот только вместо лица видна была, сквозь лёгкую коричневатую тонировку стекла, вдаль уходящая дорога с её чёткой свежей белой разметкой. И там, вдалеке, видна даже своя машина. Только развёрнута в обратную сторону. Художественно насвистывая, проколесила дрезина. Наконец её дождались и датчики, отпускающие в небо шлагбаум…
Под раскалённым солнцем призрачные сине-чёрные лавы плескались на асфальте, но при приближении они растворялись… Всей своей громадой накатил город.
Скоро она заканчивает работу, и они вместе пойдут на концерт!
Кирилл никогда не задумывался о ней, хотя Ирина всегда импонировала ему. Невысокая, подвижная, с точёной фигуркой брюнетка. Всегда с приветливым сиянием глаз, она казалась ему мягкосердечной и неглупой. У неё, почему-то, был этот парень. Толя. Голубоглазый блондин с нахальноватым оттенком. Но если бы не Толя, то, возможно, мысль сблизиться с ней пронеслась бы параллельно, как некогда «личная высадка на луне» или «обзор земли с макушки Эйфелевой башни, одной рукой обнимая шпиль, а другой наматывая облака, как на веретено сладкую вату». Случилось как-то, что Толя с Кириллом поехали вместе на заработки, откуда тот ежедневно писал Ирине смс-ки. Но скудость мыслей не могла, по сути, ярко распаковываться на её дисплее. Как он мог вообще стать её парнем?! Вслух сочиняя новый текст, творчески (хм, всё-таки!) мучаясь в перетасовке одних и тех же десяти слов, он вызывал у Кирилла дружеский смешок, и тогда просил помочь ему в этом деле. И Кирилл, входя во вкус, далее уже под видом помощи, закатывал письма, составленные, естественно, как составляются все личные письма в мире, от собственного имени. И с таким наслаждением вдруг изливал ей своё тепло, представляя, что сейчас она читает реально его письма, хотя об этом и не знает. Но это неважно. Вернувшись домой, Толя вскоре канул в воду. Думается, что он был матросиком. И Кирилл однажды при удобном случае решился просто поговорить с Ириной, ни капли не намекая о тех электронных посланиях. Тем для разговоров, правда, пока не было, так: как работается, денёк сегодня прекрасный… Потом «удобные случаи» стали возникать чаще. А вот сейчас он идёт к ней на встречу, можно сказать, плывёт под музыку весны, и через полчаса они будут наслаждаться концертом группы «Пикник».
Когда-то Кирилл услышал необычную музыку с завораживающе специфическим голосом и попросил отца купить такую кассету. Отец открыл дверцу шкафа и показал всю подборку альбомов этой группы: «Сынок, ты в детстве обожал играться, слушая эту музыку! Просто уже забыл».
Прежде чем попасть на тот берег улицы, Кирилл огляделся вокруг: на перекрёстке, по пути следования, светофора нет, подвешен знак «Дети». Чуть в стороне, отвернувшись, стоит какой-то ряженный Дядя Стёпа в роли скучающего зеваки и носком ботинка не то окурки переворачивает, не то пыль притрамбовывает. Русло асфальта на сей момент не распирает поток проплывающих четырёхколёсных консервных банок, заторенный где-то неподалеку. Всё в порядке, можно грести поперёк.
Причалил на противоположный берег, вымощенный брусчаткой.
Дядя Стёпа оживился и, бултыхаясь и захлебываясь в бурлящем кильватере первопроходца, добарахтался до его источника и выпрыснул сомнения:
– Вы нарушили правила дорожного движения!
– А Вы? – чуть не вырвало из глотки Кирилла бдение истины и ответной наглости. Но самому ему не хотелось прилюдного долгого уединения здесь с говорящей полицейской формой, из которой торчала голова (лица которой, так и не разглядел) и здоровенные кулачищи, и он, подобно иностранцу, подбирающему нужные слова, сказал:
– Да что Вы?!
– Здесь переходить нельзя! Вот там – Дядя Стёпа нанизал на указательный палец воображаемую небесную медузу и, обжёгшись, отдёрнул руку назад. – Вот там (во взгляде читалось «где-то вон там») пешеходный переход.
Кирилл посмотрел в сторону, рекомендованную для поиска предмета разговора, но с лёту не нашёл. Полушагом вперёд, попытался расчистить обзор от мусора, но снова напрасно. Помог ветер, на пару секунд пригнувший ветку распузатившегося тополя, и в груде его зелёных шелестящих монисто показав намёком бело-синее пятнышко.
– Это знак! – ликвидировав сомнения, исполнил чётко отрепетированный вокальный пассаж представительный рот.
– Кому? – начал в этом хороводе двоих распеваться и Кирилл.
– Всем! Вам в том числе… Вы разбираетесь в знаках?
– Иногда в тех, что свыше и только…
– Вы водитель?
– Семь лет! – Такой ответ затянул бы в трясину плавающих: в скользких вопросах одного и жидких ответах другого. «Надо отрицать. Так будет быстрее», – подумал Кирилл и его кадык исполнил свою фиоритуру, иногда давая петуха: – Разве на меня это похоже? Я пешком и то иногда не туда прихожу.
– Я сейчас Вам выпишу штраф – пятьсот рублей. – Даванул хард-роковым аккордом ряженный.
– В населённом пункте вне видимости пешеходного перехода улицу пересекают на перекрёстках, перпендикулярно проезжей части. Знак «Дети» указывает, что на проезжей части возможно появление пешеходов. – Чуть снова не вырвалось у Кирилла. Но дальше надо было доказывать, что он не видел в зарослях синего квадратного знака с белой каёмочкой и, тем более, на асфальте отсутствующей зебры, а это всё – время и нервы. И его голос вдруг зазвучал наивным ребяческим тенорком:
– Эта случайность, даже случайно, больше не повторится!
– Сейчас мы составим протокол. Вы работаете?
– Нет, – всё начал отрицать Кирилл. Раньше, без продолжения душевной беседы, его посадили бы за тунеядство.
– Для начала, удостоверим личность. У Вас есть какие-нибудь документы? – В свою руладу Дядя Стёпа начал вносить нотки импровизации, при этом противно слепя, как на допросе, своему визави в глаза нагрудным полицейским знаком.
– Нет, – почти правду ответил оправдывающийся. «Правду» – потому что с собой, действительно ничего не было. «Почти» – потому что, всё-таки, чуть выше, на стоянке перед парком, только что остывала припаркованная машина, в которой лежали водительские права. «Иванов Иван Иванович или Иван Петрович Сидоров… Как же ему себя обозвать?.. А если на этот случайный именной код морда всплывёт какая-нибудь не убедительная? Наверно, повезёт в участок разбираться…», – мысленно провел свою полифонию Кирилл.
– Были ли у Вас подобные нарушения? – скатился внезапно на мотивы Шаинского Дядя Стёпа.
– Да вы что! Я законопослушный деревенский житель!
– Может, тогда для начала предупреждением отделаемся? («отделаемся», то есть, он уже заодно.)
– Спасибо большое!
– Я выпишу?..
– Да-да, конечно… – торопился Кирилл. Жалко было смотреть на начавшийся некроз времени.
Тут внимание органа власти привлёк невзрачный автомобиль, неудачно сбавивший ход до минимума. И на ногах убегающая синяя спина, кричала Кириллу:
– А-а! Иди уже… – дальше было ничего не слышно.
Андрей, управившись по хозяйским делам, присел к столу и запустил компьютер. Добротный специализированный стол, помимо всей необходимой техники, нашпигован ещё полными и пустыми компакт-дисками, книгами, всегда готовым рабочим блокнотом с ручкой. По соседству с микрофоном теснится пробничек мужских духов в дизайнерском картонном развороте. Непосредственно около монитора уже долгое время растёт папоротник. И, может вы и не поверите, но он цветёт! Накрахмаленными крепдешиновыми розами!
Подключился интернет, и всплыл какой-то видеоролик. Авторская оговорка под ним немного насторожила: «Обьявление. Видио. Снимаю дешего». Пасматрел. Оно и видно! Не разочаровался…). Открыл следующий:
– Поэтому вначале, в заключении вашего брака, я, наконец, хочу вас спросить… Нет, это тоже не то… О, вот!.. Да! Классно сделан клип о художнике! – Вдохновился Андрей и начал теперь собираться на задуманную пару часов назад видеосъёмку. Это будет просто прогулка по городу – сегодня такой прекрасный весенний день! Должно получиться что-то интересное! Возможно, это будет лирическая пейзажная зарисовка, дополненная задумчивыми выражениями умудрённых старичков, а может, и задорная молодёжная экспрессия.
Кроме камеры и монопода, пожалуй, пригодятся: фотофильтр, «ширик», скейтер и рельсы, ну и на всякий случай, стедикам. Рюкзак упакован.
Дверь выпустила Андрея в бездну сюжетов и мизансцен.
На асфальте солнечный утренний дождик создал волшебную картину. Креативный подход к её форме, оправдывал интригу содержания. С подвижным, изменчивым изображением на лакированном полотне, она не имеет правильного или неправильного разворота или ракурса, и для отрезвления восприятия предстаёт перед нами вверх ногами. Но при изощренном наклоне над ней, можно достичь не только привычного, поставленного «на ноги» вида макушек деревьев и домов, но и лицезреть натурально написанный свой портрет. Никакие полосования автомобилями не могли её испортить: она чудодейственным образом срасталась так, что не видно было следов от порезов.
Недавно была Пасха. Вспомнилось, подвозил двух попутчиц средних лет до храма, куличи святить. Такого перегара давно машина не ощущала. Но это ещё что! На другой день услышал, что кто-то водку приносил святить… А бабушку, в сам праздник, снова тянуло на кладбище.
– Бабушка, сколько раз тебе объяснять: на Пасху на кладбище не ходят!
– Так, а если подружки позвонят?!
– И ты что, пойдёшь?
Для приличия слегка замялась и далее:
– Ну, если будет соответствующее настроение… посмотрим…
Через несколько минут звонок в её телефоне. Она радостная бежит к телефону, в предвкушении самогоночки, прогулки и общения (больше с живыми) …
– Ну всё, – говорю, – кладбище Вас ждёт!
– Да, да! – отвечает она уже в трубку. – Конечно! Я давно собралась.
Дай бог ей здоровья ещё долгие годы!
Прошёл парень в наушниках. Курил сигарету, разглядывая её после каждой затяжки, словно пытался узнать или запомнить на всю оставшуюся жизнь.
Солдатик, расплатившись в ларьке уценённых беляшиков, обогнал подскакивающим шагом, вскинул пилотку по назначению (только что она, зажатая в кулаке, хлестала с лёгким удовольствием его по коленке) и нырнул в двери КПП. Скрип завершился коротким металлическим лязгом. Штаны у солдатика были заправлены в ботинки. Когда пойдёт в лес по грибы, ему не страшны будут клещи. В прошлом году в нашей области от них пострадало более трёх с половиной тысяч человек… Долго тянется бетонное ограждение. Солдаты наши надёжно защищены забором с натянутым ежовым нотным станом. На одной из тактовых чёрточек, сделанных из тридцать пятого уголка и успевших давно заржаветь, трепыхалась полиэтиленовая лента, такая же, какую мама цепляла на черешню для распугивания птиц. И действительно, воробьи сидели, изобразив своим размещением «Во саду ли, в огороде…», через один такт от неё.
Заурядная блондинка обула высоченные шпильки, чтобы быть выше и краше, и теперь идёт по плоскости асфальта, нащупывая баланс устойчивости. Как часто нам приходится и в жизни нащупывать баланс на ровной плоскости: спокойно сохранить месячный семейный бюджет вместо того, чтобы прокутить всё за один вечер, делая красивые жесты; отрываться на стороне с такими вот блондинками, полагаясь, что розовый шарик никогда не лопнет и не запятнает, если не растворит едким содержимым, семью; врать, надеясь «а вдруг проскочит»; раздувать из мухи слона; игнорировать начальство и рассчитывать на повышение зарплаты; не готовиться к экзаменам и при этом не вылететь из учебного заведения… Можно ли жить, балансируя на плоскости, и при этом сохранять душевное равновесие? И тут согнувшись вопросительным знаком, прошёл пожилой человек (опираясь на восклицательную трость).
В коралловом коротком платьице подошла Ирина. Чёрные босоножки на высоком каблуке перекликались с антрацитовым клатчем, играющим бисером, и полировали фигуру до совершенства. Яркий утончённый макияж звал. Кириллу захотелось, раскинув руки, вытянуть их вперёд, и «как бы» по дружеской простоте, обнять и поцеловать ослепительную Ирину, но он счастливо засиял сам, сказал: «Привет!» и протянул ей своё любимое мороженое. Ему хотелось хотя бы взять её за руку, но пока он созревал, они подошли к тому самому перекрёстку, где пешеходы, не задумываясь, густо штриховали его проезжую часть, но где Кирилл загадочно предложил пройти в сторону до спрятанного знака. И стал рассказывать страшную историю, но от которой им обоим было очень смешно. До начала концерта ещё было время, поэтому они шли не спеша. Тем для разговоров теперь набирается на всю жизнь.
Андрей вошёл в парк. Клумбы своей пестротой застили глаза. Цветы соткали душевную усладу. Крупные их экземпляры вдруг стали отрываться от общего ковра и бегать по тротуару. Это детишки, нарядно разодетые резвились около под присмотром старших. Присел. Цветы на уровне глаз крупным планом с переводом фокуса на детей. А под ногами, по супесчаной прогретой почве, носились муравьи короткими перебежками, стопорясь на мгновение, не успевая задумываться. Тоже попали на матрицу. Вверху, на звонком полотне лазури, две небесные птички, играя, врезались в робкую зелень деревьев. Символика весенней романтики создающихся пар молодых девушек и парней. Уже в голове, пока ещё смутно, издалека, но улавливая характер, начинает звучать музыка, сопровождающая будущий видеоочерк весеннего дня-настроения. Прогуливаются парень с девушкой. Он ей что-то рассказывает, она улыбается. Угадывается редкое сейчас стеснительное зарождение той глыбы, которая потом будет заполнять всё их нутро, свербя и лаская его, раскаляя и леденя, но в конечном счёте, предназначенной вытеснить всё, что не делает душу человека чище. В пять секунд камера переселилась с монопода на стедикам и сделала облёт вокруг ни на кого не обращающей внимания пары.
В тесной толпе, сквозь воронку контроля, они просочились в фойе и затем вошли в зал. В полумраке сцены расставлена аппаратура, незримыми лучами сходящаяся на ударной установке, мерцающий холодный свет от которой притягивал взгляды всех кроликов в зале. В такие моменты Кирилл сам становился кроликом. Во всю огромную высоту висит египетских размеров задник с нарисованными пентаклями и иероглифами по бокам. За барабанами возвышается скала. Слева исполинская рука, татуированная наскальными символами, размером с двухэтажный дом. Она неподвижна, но ничто не может укрыться от её собственного всевидящего ока, выросшего на ладони. С другой – шаманский бубен, в два человеческих роста и макушка пирамиды. Около микрофона футуристического вида гитара. Слегка приглушённый свет, мягкие вежливые кресла и рядом обаятельная красавица. «Много дивного на свете, стоит дверь лишь распахнуть!» – о чём-то подумал Кирилл. Свет стал уходить. Сейчас всё начнётся. Предстартовое волнение.
Вернувшись с прогулки, Андрей перекинул на комп отснятый материал и занялся подбором музыки. Три-четыре композиции ему хватило в этот раз, чтобы остановиться на одной из них и приступить к монтажу.
Вышли пять еле различимых в темноте силуэтов, но безошибочно узнанных ещё до того, как они возьмут свои инструменты и займут место на сцене. Зал взорвал овациями темноту сцены и ослепил светом укрощенной молнии, вместе с первым аккордом, всё пространство. Ослабив силу вспышки до жёлто-красных тонов и попридержав её, вошёл в ритм и затем, неохотно затих, позволяя разглядеть музыкантов и расслышать абсолютно точный тембр с пластинок того, чьи песни можно цитировать в самом глубоком сне из сотен: с любой строчки, с любого слова, с любой ноты.
– Ты, наверно, нарочно
красишь краской порочной
лицо!
Кириллу не хотелось ни подпевать, ни орать, точнее, хотелось, но больше всё-таки слушать. Иногда он поглядывал на Ирину, ему интересна была её реакция на происходящее: музыка, рождающая образы; немыслимые образы, рождающие театр на этой сцене; сюрреализм, теряющийся в мотивах средневековья и отголоски этники, вкраплённые в мистику. Инопланетный голос Эдмунда Шклярского, необычная музыка и улыбки коварного Марата со сцены покорили и её сердце. Всё это Ирине нравилось, начиная просто с самих песен красивых, мелодичных и, конечно же, увиденным феерическим шоу.
До каждого поклонника «Пикник» пробивался разными руслами восприятия, пока достигал нутро, наполняя и будоража музыкальное сознание и оседая в нём навсегда.
Шёл кропотливый процесс собирания видеоряда. Один кадр не всегда удачно стыковался с предыдущим – «бил» по глазам. Заменялся другим, третьим… Стало лучше, но надо, пожалуй, подрезать кадр. Бегунок чуть назад. Просмотр. Ещё один кадрик (это одна двадцать четвёртая доля секунды) подрезать. Чуть назад, просмотр. С предыдущего чуток убрать. Теперь всё ритмически сместилось с сильной доли…
Эдмунд исполняет соло на экзотическом инструменте собственного изобретения. Пирамида приподнялась и стала танцевать. Вышел белый великан (артист на ходулях) с огромным клювом, играясь посредством невидимых нитей, с чёрным горбуном. Потом появилась серебристая принцесса не от мира сего, и маэстро уже извлекал звуки из живой девушки-виолончели.
Получался красивый романтический сюжет: бабушки присматривали за детьми, пока дедушки деловито обсуждали мировые темы. Дети играли, замечали птичек, насекомых и звонко смеялись. Проходя вдоль по кадру справа налево, парень что-то увлеченно рассказывал красивой брюнетке в коралловом коротком платье, а она слушала его и успевала любоваться подвижной малышнёй. И цветущая весна, пребывающая в душах каждого поколения, красной ленточкой через весь клип.
– Кончается праздник… Сыграй мне ещё!!! – Пел уже весь зал. И в этом стихийном хоре участвовал и смелеющий голос Ирины. В это время, над головами перекатывались большущие воздушные шары, наполненные эмоциональным зарядом. Великаны ходили по партеру, пуская летающий салют из мыльных пузырей, ещё больше веселя всех участников этого праздника.
На улице, жонглируя отражением городских огней, продолжали салютовать ивы. Делясь впечатлениями, Ирина говорила-говорила, а Кирилл с большим умилением слушал, вспоминая, как сам он каждый раз захлёбывался эмоциями от нового их альбома, нового посещения концерта. Слушал и при этом успевал, почему-то, отмечать что-то несущественное. Запозднившиеся на прогулке детки. Прямо над дорогой на проводах чёрной молнией висит большая сухая ветка. Выходя из тени, при свете фонаря, сатиновым мягким отблеском, завиднелся асфальт. Вдалеке пробежала чёрная кошка, потом ещё две чёрные кошки. Ночью издалека – они для меня все чёрные. «Чёрная кошка приносит счастье!» – вспомнил Кирилл.
– Ты видел? – Спросила Ирина, – вдалеке промелькнули три кошечки… Сначала одна чёрная с белыми пятнами и потом две рыженьких. Кошечки – это счастье! Я так их обожаю! Надеюсь, что эти пошли по домам…
Машина встретила, моргнув пару раз жёлтыми огоньками. Кирилл открыл дверцу и посадил Ирину. Женский голос сказал: «Пристегните, пожалуйста, ремень!» Только тут Ирина на секунду затихла и спросила:
– Кирилл, кто это тут у тебя командует?! Это что, обязательно? А можно…
– Ира, успокойся! Это же женщина! Ей тоже надо выговориться, а нам спокойно выслушать… – И они засмеялись. Автомобиль покатил их в свой родной посёлок.
– Огнями реклам
Неоновых ламп
Бьёт город мне в спину, торопит меня…
«День сегодня получился такой, – подумалось за рулём Кириллу, – что хоть сюжет для фильма снимай, или если кто толковый, рассказ мог бы написать!»
4.08.15