Казалось, одиночество поселилось тут навечно.
Валентин Андреевич – так звали 66-летнего мужчину, обожал своего пса. Для него он был верным другом, охранником и собеседником. О нем можно было заботиться! Бескорыстное существо… И ведь до чего умные глаза! Как будто все, черт такой, понимает!
Рыжий пес дрожал от нетерпения. И не так уж был голоден, просто ждал, когда Валентин потреплет за ухом, похлопает по спине.
Тоска переносилась легче, когда мужчина наблюдал за тем, как преданно смотрел на него пес.
– Любить так умеют только собаки, – бормотал он.
В жизни иногда происходит так, что мир сужается до квартиры и нечастых выходов на улицу. Стены со старыми обоями, советский огромный телевизор, друг из соседнего подъезда. Друг, не собутыльник, просто друг. Остальные – как раз те самые «товарищи по несчастью», люди, опустившие свое существование на дно стакана. И они бывают разными. Когда ты на дне, ты словно на ладони, весь такой видимый и простой. В вине будто исчезают маски, они срываются. Становится понятно: кто параноик, бьющий свою жену и детей, а кто скромный слесарь, терпящий все, лишь бы давали пить. В этой шайке каждый готов стать приятелем.
Долгими одинокими вечерами Валентин, наполняя водкой стакан, вспоминал прошлое. В чем ошибся-то? Или так и должно было случиться? Преподаватель на пенсии, бывший шальной пацан из маленького городка, покинувший родные места, мечтавший стать образованным, вырваться из провинции. И ведь было время, когда знал, к чему стремиться. Всегда в центре внимания, сначала в компании друзей – бесстрашный, умеющий постоять за себя. В работе – вдумчивый учитель, верящий в свое дело. Вот только дома – не ясно, то ли молчаливый тиран, то ли несостоявшийся семьянин. А ведь была семья, двое детей. Но они выросли, и им стал не нужен вечно пьяный отец. Валентин знал – его это вина. Трудно было себе в этом признаться. Не получилось сблизиться с ними. Никогда он не умел быть хорошим отцом. Хотел, да не знал как. И почему началась эта песня с выпивкой? Сначала собирались шумной студенческой компанией, смеялись, пил не больше других. Или казалось так. Но со временем стал он замечать, как не может уже держать себя в руках.
Дети пытались его образумить, но он только отнекивался: «Пью как все! Захочу – брошу!»
Но где-то в укромном уголке души знал: не правильно это все…
Но посмотреть на себя со стороны, сказать себе: «стой!», так и не решился.
А потом и вовсе свыкся с мыслью: я просто пьющий, все в России выпивают, что я, хуже других, что ли?
Ему, конечно, хотелось вернуть утраченные годы, но он понимал: прошло его время.
Друг Леня – тот самый, непьющий – частенько заходил к нему на чашку кофе.
«Ты когда пить бросишь, Андреич?» – басом спрашивал он.
Андреич молчал, злился. Думал: «Твое какое дело?»
Леониду становилось не по себе. Он видел, как неминуемо бежит Валентин к пропасти. От такой пропасти он сам был не так далек лет пять назад. Но шарахнул инфаркт, и осознал он, что еще чуть-чуть – и смерть…
«А этот не понимает… Хоть и рассказывал ему тысячу раз, – удивлялся Леня, – заперся в четырех стенах со своим псом!»
Вот и сегодня, придя в гости к соседу, спросил:
– Зачем этого подлеца, Николай Николаича, пускаешь к себе? Он у тебя деньги тырит, а ты его в гости зовешь…
– Тузик, ты хоть его прогони! – ласково потрепав пса по голове, обратился Леня к собаке.
Да Андреич и сам знал, что Ник Ник ему не товарищ. Но тот был такой прилипала!
– Ты где его нашел вообще?
Валентин молчал. А ведь раньше, лет двадцать назад, Ник Ник был его шофером. Работал Андреич ректором в колледже, и в подчинении у него был этот теперь спившийся водила.
Совестно было рассказывать об этом.
– Видишь, по новостям-то что говорят! – пытался отвлечь он внимание друга.
Тузик лежал на грязном полу и вилял хвостом…
– На улицу просится, – кивнул в его сторону Леня. – Давай выведу.
– Он с тобой не пойдет, – горделиво отозвался Андреич. – Он только меня признает!
Так проходили дни – похожие друг на друга. Но вот один из них запомнился Валентину надолго.
В дверь долго звонили.
– Как же башка раскалывается, тьфу… – кое-как поднявшись с кровати, прохрипел Валя.
Ему не впервой было просыпаться вот так, не помня вчерашнего дня. Он доковылял до двери и повернул ключ.
На пороге стоял взволнованный Леонид.
– Нашел его? – вбежав в квартиру, спросил он.
– Кого? – заспанным голосом промычал Валя.
– Тузика!
Внезапно Валентин пришел в себя.
Сердце заколотилось.
– А где он?
– Опять ничего не помнишь, Андреич, чтоб тебя! Ты же мне вчера весь вечер звонил. Ты же собаку потерял!
Валентин стоял как вкопанный. На минуту показалось ему, что все происходит во сне.
Он вбежал в комнату и, словно сомневаясь в словах соседа, начал звать: «Тузик, вылезай, где ты, пес?»
Потом сел на кровать и схватился за голову!
– Я не помню. Я ничего не помню!
Леонид от досады стукнул кулаком по столу: «Устал я с тобой возиться, жалко пса! Понимаешь ты? Пса, не тебя уже! Ты знаешь кто? … Да пошел ты…»
Так разозлился он тогда на Валентина! В ту секунду понял он, что нельзя уже что-то поменять в этом человеке. Беседы, уговоры – все бестолку. Вмиг даже оправдал детей, которые не приходили к отцу. Что делает водка с хорошим человеком! Досадно было: вот я ведь взял и бросил! Но ради кого? Ради жены, детей, ради того, чтобы жить!
И знал Леня, видел, как дорог был пропавший пес для Андреича, и еще больше злился он на него за это!
Ведь мужик, волевой, смелый, а какой жалкий сидит теперь!
Плюнул и ушел.
Андреич оделся и отправился на улицу искать Тузика. До вечера ходил он по закоулкам, спрашивал людей, не видели ли они пса. Возвратился ни с чем.
Вот тогда и наступила страшная ночь в его жизни. Впервые ощутил он себя предателем.
С утра снова накинул серую засаленную куртку и ушел на поиски Тузика. Стояла весна. Валентин шлепал по лужам. Он ненавидел эту серую слякотную пору.
«Быстрее бы лето!» – думал он, вспоминая зеленую траву в лесу, куда часто выводил Тузика погулять. Пес лаял от счастья, едва понимал, что с него сейчас снимут поводок и разрешат поваляться.
Голова кружилась от свежего влажного воздуха. А зачем ему лето? Он словно существует в клетке, клетка эта – его комната, какое ему дело до времен года?
– Ребят, не видели – пес тут не пробегал? Рыжий такой, крупный? – обратился Андреич к парням, стоящим возле подъезда.
– Нет! – на мгновенье прервав разговор, отозвались они.
Валентин сгорбился и, подняв воротник, будто пытаясь спрятаться от посторонних глаз, снова зашагал вперед.
Проходя мимо своего подъезда, он увидел двух женщин в спецовках. Они расчищали место вывоза мусора.
Заприметив его, они зашептались. Одна из них была его соседкой. С уважением относилась она к интеллигентному, пусть и пьющему соседу.
– Валентин Андреевич, вы собачку искали? – спросила она, опустив глаза.
– Ищу, – почувствовав неладное, с тревогой в голосе ответил мужчина.
– Она под машину попала, – продолжала соседка. – Мне муж рассказал. Металась, металась и вот… Мы к вам сегодня звонили, но вас дома не было.
– Мне бы похоронить его, – отрешенно произнес Валентин.
– Ее мусоровоз забрал, наверное, – развела руками соседка.
Мужчина помрачнел. Он зашел в подъезд и нажал кнопку лифта. Двери со скрипом отворились, и Валентин шагнул в кабину. Как бы ему сейчас хотелось, чтобы лифт рухнул. Рухнул в шахту, чтобы перерезало пополам, чтобы больно было, как Тузику…
Андреич сидел на своей кровати и размышлял: «Так мне и надо. Когда-нибудь что-то плохое должно было случиться! Это знак мне, пора все менять. Но ведь вокруг никого – ни друзей, ни семьи. А смогу? Да смогу, конечно, Ленька-то вон смог…Давно я не звонил детям!»
Голова раскалывалась и сильно тошнило. Но он твердо решил завязать: «Хоть руки отрублю себе, а пить не буду!»
Он взял валявшийся на грязном столе мобильник. Кому позвонить? Дочка точно не возьмет трубку, а вот сын…
Вечером сын приехал, и не один, с женой. Они помогли отцу убраться, на стену повесили свои фотографии в рамочках, вместе сходили в магазин, приготовили ужин.
Так непривычно было ужинать не одному. Конечно, в голове Валентина свербила мысль: сходить в магазин, водочки купить, сын ведь пришел! Повод хороший!
Но он держался…
Пришли ведь они, не бросили его. Он шутил невпопад, чувствовал, что шутки его уже какие-то устаревшие, несмешные…
Уходя, Дима почти шепотом сказал: «Пап, ты звони, я сам буду чаще звонить! Я рад, что ты решил завязать с этим делом!»
Валентин покраснел то ли от стыда, то ли оттого, что жалко было отпускать сына…
Он закрыл за ними дверь и посмотрел в уголок, где раньше стояла миска Тузика. Давать волю ноющей тоске он не хотел. Включил телевизор и допил остывший чай.
Голова безбожно болела. Впервые за три года он провел бессонную ночь. Чувство от радости встречи с сыном куда-то улетучилось… На его смену пришло что-то ужасающее, страшное… Невероятная пустота или чувство вины? Когда он пил, он не знал, что это такое. А теперь столкнулся один на один сам с собой.
И вспомнились ему преданные глаза Тузика, пса, который знал его – того настоящего: хозяина с большой буквы, заботливого и доброго. Стало трудно дышать, сердце кололо. Сел на кровати и закурил сигарету. И стало еще невыносимее.
Так и просидел он до утра. В девять раздался звонок. На пороге стоял Ник Ник. «Что не весел ты, Андреич? – бодро хлопая его по плечу, спросил он. – Разговор у меня к тебе есть». Он вынул бутылку и поставил на стол.
– Слышал я про Тузика твоего… Хорошая собака была… Че ж ты не сберег? – Ник Ник начал открывать бутылку.
– Погоди, – прервал его Валентин. – Сын ко мне приходил, с женой, смотри, прибрались у меня. Не хочу я больше пить, не могу.
– А чего это сын к тебе по первому звонку пришел? Года два про него не слышно было… Знаем мы эту молодежь, ясно же, из-за квартиры… – хитро посмотрел Ник Ник на Валентина. – Нужен ты ему сто лет в обед. Ну че, рюмахи принесешь? Пса-то помянуть надо. Как вот так вот бывает, а, что дети, жены нас бросают, а собаки с нами остаются… Слыш, Валь, собака лучше, чем семья, правильно я говорю? – Ник Ник утер нос и засмеялся…
Валентин хотел было что-то возразить, но отправился за кухню за рюмками.