Мартынова Елизавета. Стихи

* * *

Сегодня воздух травами пропах.

Зацвел чертополох необычайный.

В два роста человеческих – размах,

И наверху – лиловый цвет печальный.

Не это ль символ времени, когда

Стал пустырем мой городок с изнанки,

И если в центре – офисы и банки,

То здесь окраина, стара и молода –

Лишь травы и вода. И развалюхи.

Мне снится сон, в котором дом сквозной,

И нет в нем человеческого духа,

И крыши нет, а только лист резной

Все укрывает, темный и блестящий,

Лишь лист и небо, больше ничего,

Лишь он один – живой и настоящий,

Свое распространяет естество.

Я вижу: травы двигаются мимо

И молча полоняют шар земной –

Из тайной прошлой жизни пилигримы

Стариннее истории самой.

Они сильней людей, в которых души

Все нестерпимей, глуше и мертвей.

…Свою живую душу обнаружив,

Ты ближе небу, свету и траве.

* * *

Пока мы шли в посадках, самолет

Летел вдали – шумящий и незримый.

Пылал непоправимо небосвод,

И облака все проплывали мимо.

Тоннель зеленый кончился почти,

Деревья расступились перед нами.

Мы увидали: самолет летит,

Белея осторожными крылами.

Через минуту он, как птица, стал

Над облаком синеющим крениться.

Сиял на солнце огненный металл,

И время продолжало мерно длиться.

Пока наш смертный разум не уснул,

Его мечту, пожалуйста, не троньте.

А самолет в голубизну нырнул

И вынырнул на самом горизонте.

* * *

На клочке бумаги без помарок

Пишет он волшебные стихи –

Непонятный, сумрачный подарок

За его проступки и грехи.

Что бы ни случилось в эту осень:

Кутежи, дуэли, снегопад –

Музыка его уже не бросит,

Все слова до Бога долетят.

Как снежинки в хаосе метели,

Как искринки заревой свечи.

Вот и жизнь прошла на самом деле.

Но не плачь, а слушай и молчи:

Смерть лишь сон, и долго не продлится,

Кончится когда-нибудь она,

И душа, таинственная птица,

Снова будет жить и петь вольна.

* * *

Все живое – трава и листва,

Небо теплое, руки дождя,

Вы простите меня: не права

Я была, забывая себя,

Растворяясь в дневной суете

И печалясь из-за пустяков…

Здравствуй, небо в ночной наготе,

Шорох ливня – как песня без слов.

Колыбельная космоса – дождь,

Под нее позабыть все легко,

Чистой правдой смывается ложь,

И земное уже далеко…

А когда клочья туч разметет

Ветер южный с далеких полей,

Все былое быльем порастет:

Одуванчик, цикорий, пырей.

***

На воле засыпают города.

Висят огни, на воздухе мерцая,

И плоская лежит во тьме вода,

Волною перетянута до края.

В ней небо до земли отражено,

Такое же чернильно-золотое,

Качается и падает на дно,

Колечком дорогим на дно речное.

Пересекая над рекою высь,

Незримая, парит ночная птица,

Как будто звезды для нее зажглись

На синей неразгаданной странице.

И нам не нужно слов, не нужно клятв,

Чтоб доверять любви своей, как прежде.

Серебряные буквы звезд горят

В неопалимой, горестной надежде.

***

На стыках рельс подрагивая мерно,

Плывет вагон сквозь утреннюю мглу.

Огни желтеют холодно и нервно,

Как бабочки, мелькают по стеклу.

Наладим быт походно-переменный,

Закроем шторой сумерки окна.

И чай нальем в стакан обыкновенный.

И вспомним дом, в котором тишина.

Он там один. Кругом поля и горы,

Другие люди, чуждые ему.

Но что ему – пустые разговоры

И души, обжигающие тьму?

Он – наш с тобой. Его душа крылата.

Парит над городом. Сияет, как звезда.

Он помнит нас, все вехи, меты, даты –

И жизнь его надежна и тверда.

Бродячий дом, неутомимый поезд,

Что знает он о тишине ночной,

Когда летит, ничуть не беспокоясь

О жизни дальней и совсем иной?

Но я люблю две радостных тревоги:

Дом у дороги и дорогу в дом.

Под небом медленным – темнеет склон пологий.

Звезда дрожит на небе молодом.

***

Город не так уж и молод.

Пыльный, заросший травой,

Он – только времени сколок

С облака над головой.

Белый и малоэтажный,

С крышами наискосок,

Весь кружевной и отважный,

Нервный, как третий звонок.

Вспомни, как мы с тобой жили:

Все впопыхах, на лету,

Каялись, пели, любили,

Переходя за черту.

А за чертою – трамваи,

Ранних вставаний тщета,

Синее небо окраин,

Счастье, любовь, нищета.

***

Зима отступила. От снега

Остались одни островки.

Над городом синяя Вега

Сияет без всякой тоски,

Холодную мглу освещает,

Прощает пустые года

И даже разлуки прощает,

Мерцает в излучинах льда.

И правда, к чему укоризны,

Упреки пустые к чему,

Пока мы живем ради жизни,

И зимы уходят во тьму?

Невидимы школа и ясень,

И в крапинках весь барбарис

Краснеет, напрасно прекрасен,

И ягоды падают вниз….

Воздух дороги

Кому любовь свою ни говори,

Слова опять истают до зари,

И снег смотает голубую пряжу,

И стаи птиц разрежут небеса,

Послышатся слепые голоса

Из прошлого, с которым я не слажу.

До крови ранит, но не рвётся нить,

И я не прекращаю вас любить,

Ушедших ни на миг не отставляю.

И снится мне окраина небес,

И светлый сад, и тёмно-синий лес,

И дом, в котором ждут и умирают –

И снова ждут. И жизнь течёт сама,

И нету в ней ни горя, ни ума,

Легка-легка, как будто птичья стая.

А я во сне летаю тяжело

И разбиваю тёмное стекло

Меж адом жизни и небесным раем.

Там живы все. И мама, и друзья,

И бабушка, и те, кого нельзя

Увидеть, но забыть их невозможно.

Сиянье душ и отблески планет,

Их навсегда неутолимый свет –

И снег, летящий в мир неосторожно.

Я там жила, в завьюженной степи,

В ночном дому, где темнота слепит

И где лучина освещает песню.

А выплачется песенка когда,

Тогда метель и горе – не беда,

В прошедшем сгину, в будущем воскресну.

***

Опять листвы просвеченная медь,

Сквозняк берёзы бело-синеватой.

И снова можно плакать и неметь

Пред красотой такой же, как когда-то

Давно, за много лет до наших дней –

Чем раньше, тем прозрачней и ясней.

Здесь жили деды. Мельница кружилась.

Казалось, что сам воздух был крылат.

А если что, как песня, не сложилось –

В муку перемололось наугад.

А если что, как листья, облетело –

Так это моей бабке на венок.

Чернеют птицы в небе чистом, белом.

И мы живём. И Бог не одинок.

***

В ночной дали прольётся поезд

Наплывами из перестуков.

Пульсирует дороги повесть

Мерцаньем звёзд и тихих звуков.

Перекрывая расстоянья

Своей мелодией пустынной,

Состав летит легко и рьяно,

Но вот на станции застынет.

И в это самое мгновенье

Я вдруг пойму, что здесь когда-то

Остались предков поколенья

В земле, ни в чём не виноватой.

Зачем я мимо проезжаю

Деревни той, в которой жили

Они так тихо, не мешая

Друг другу и небесной были?

Остановиться бы, остаться

В бараке ветхом и дощатом,

И тёмным звёздам улыбаться,

И облакам, грозой измятым.

И дожидаться до рассвета

С дежурства мужа или сына,

И песенку, что не допета,

Тянуть чуть слышно и наивно.

***

Чьи это гены во мне говорят,

Властно зовут по России скитаться,

В дикую степь, в гулевой листопад,

Хоть мне давно уже не восемнадцать?

То ли в кибитке, а то ли пешком,

С поездом шумным, с надеждой тревожной –

Всё же покину постылый мне дом,

Так, что вернуться назад невозможно.

Да и к чему? Ведь земля широка,

Каждая ночь может стать роковою,

И разливается в небе река

Птиц, улетающих над тишиною.

Мы-то не птицы, да песня долга,

Стелется степью да вяжется шалью.

Звуки раскатятся, как жемчуга,

Вырастут звёзды на месте печали.

В чёрную полночь за рыжим костром

Тень танцевальная движется следом,

И осыпается ржавым холстом

Воздух дороги, ведом и неведом.

***

Другая плотность зрения, мой друг.

Пора душе лучиться и дробиться,

Преодолев свой тягостный испуг,

Себя увидеть облаком и птицей.

Её глаза в себя отворены,

И стёрлась зыбкая перегородка

Между простором, заключённым в сны,

Калиткой кроткой, памятью короткой.

И дотемна по саду ей порхать.

Гнездо не свито, песня не допета.

И разве могут души  отдыхать,

Когда наступит радостное лето?..

***

Всё это было когда-то

В дальней и плавной дали:

Звёздами пахла мята,

Стыли ромашки в пыли.

И деревянная дача

Вечной казалась мне.

Жизнь, много жизней знача,

Тайной была вполне.

В ней ковыли мерцали,

Пела гвоздики кровь,

И над землёй печали

Месяц нахмурил бровь.

И восходили лица,

Полные тишины:

Кроткие, словно птицы,

Нежные, словно сны.

Бабушка песни пела

Так, что земля цвела.

Звёздами небо кипело,

И мама ещё жила.

А всё остальное – пропасть,

Там, у резных ворот:

Тёмной дороги прорезь,

Сомкнутый небосвод.

***

Косматые ветры играют огнями окраин,

Но ветры и сами – игра им неведомых сил.

И ночь распрямляется, всей чернотой догорая,

И падает в небо размахом обугленных крыл.

Светлеют листва и домов невысокие стены,

И чуть приглушённей – блеск уличного фонаря.

Как жили мы долго и как расставались мгновенно –

Об этом окраина помнит и знает заря.

И пение птиц, и сияние облачной пены,

И воздуха тонкого сумрачно-грустная медь –

Всё это о нас говорит, и всё это нетленно,

Круженье, движение жизни сильнее, чем смерть.

***

Деревья начинаются с мечты

Об их стволах, о кронах незнакомых,

О чёрных гнёздах – тихих, невесомых

На уровне лазурной высоты.

Деревья начинаются с ворон,

С их тишины тяжёлой, полусонной,

С их выкриков, гортанных и огромных,

С томительной зимою в унисон.

Деревья начинаются с листвы

Прозрачной и просвеченной навечно –

В обнимку с фонарём стоят беспечно

Они, не поднимая головы.

Деревья начинаются с тебя,

Огнём зелёным в сердце прорастают,

Как горькая весна, как злая тайна

И добрая – соседствуют, скорбя.

Ты не умеешь вырваться уже

Из душного цветения мирского,

Из лиственного шума городского,

Пока не вспоминаешь о душе.

***

Того, что было, не вернуть.

Дорога верная поката.

Преодолев нелёгкий путь,

Душа касается заката.

И всё, что с ней произошло,

Умыто смехом и слезами,

И чьё-то белое крыло

Качается перед глазами.

Веди меня, мой дивный друг,

Мой странный спутник безымянный,

Сквозь боль, и нежность, и испуг

В иные дни, иные страны.

Там снег белее, чем всегда,

И невозможное возможно,

И осторожная звезда

Дрожит над городом тревожным.

***

Костры – Дон Кихоты осени,

Оранжевы и остры,

Себя в синий воздух бросили

До сумеречной поры.

Качаются – не кончаются

Их пламенные бои,

Как будто звезда-печальница

Роняет искры свои.

И на костров неистовство

Смотрит речная мгла,

Пристально смотрят пристани

И тихих вод зеркала.

Вода утекает медленно,

Огонь погасает враз.

Ночные костры последние

Не помнят меня сейчас.

Их время уже закончилось,

Их пепел совсем седой.

…Я стану костром пророческим

И никогда – водой.

***

Под крышей будет гореть фонарь,

Как раньше и как всегда,

И снег заискрится старинным «встарь»,

Замёрзнет в реке вода

В году две тысячи никаком,

Забытом на много лет,

Поскольку я возвращаюсь в дом,

В котором меня больше нет.

А я любила и здесь жила,

Сгорала сто раз дотла,

И воскресала как свет фонаря

В прозрачной реке января.

И если меня ты забыл опять,

То повода нет умирать.

Осталась надежда на что-то ещё,

Что нас обоих важней –

На белый снег, на небесный шёлк,

На праздник далёких огней.

***

Чёрного неба тягучий мёд

Льётся за горизонт.

Кто эту тяжкую сладость пьёт

Вместе с ночной слезой –

Тот навсегда свободен, а я

Слишком земной была,

И оставалась – летя, скользя,

Птицей гнездо вила.

Чёрной звездой сияло оно

В гуще лохматых крон,

И облетала его стороной

Стая старых ворон.

И обходили сплетни его,

И миновала беда,

Но капля неба – всего-ничего –

Однажды коснулась гнезда.

И вот, как пропасть, зияет оно,

И видно в его окно,

Что смерти нет,

И уже всё равно,

И боль отменить не дано.

И видно: бежит затяжная вода

По стёклам домов людских,

По зеркалам невинного льда,

Светлым глазам тоски.

И всё скрывает небесный дождь:

Души, сердца, крыла,

И обнимает синяя дрожь

Землю, где я жила.

***

Начинается осень. Щербаты ступени её.

Эта лестница нас на чердак голубиный уводит.

Там все стены исписаны разною глупостью вроде

«Саня З. + Марина», и тоненький ветер поёт –

Паутину колеблет, рассеянный свет рассыпает.

Только выйдешь на крышу – весь город, гляди, пред тобой:

Здесь темнеет овраг, дальше синяя Волга мелькает,

Шпиль готический в небо уткнулся упрямой иглой.

Эта осень меня укрывала столиственной мглою,

Уводила в упорную, гордую горесть любви.

Что теперь от неё, осторожной и скромной, я скрою?

Ржавый лист паутиной знакомых морщинок овит.

На доске рисовала мелком ярко-белым и жёстким,

На асфальте – дождём, самолётиком – на синеве.

Эта осень прошла. Стала женщиной взрослой.

Эта взрослость её не укладывается в голове.

И сбивается слог, и уходит привычная гладкость,

И ступени щербаты – на память, на счастье, на боль.

До свидания, осень. Прощай, моя радость.

Хорошо навсегда, до конца оставаться собой.

***

Всю ночь горевала свеча

И залита воском клеёнка,

Как будто земная печаль

Звучала тепло и негромко.

И будто бы солнечный свет,

Такую невинную малость,

Душа разделяла на всех,

Кому она близкой казалась.

Растаяла… Что же теперь?

Живу я, себе незнакома.

Скрипит приоткрытая дверь,

И ветер гуляет по дому.

***

Дом светло-жёлтый – как будто бы чёрными линиями

Он обведён – отсырели карнизы на нём,

Крыши вспотели, и небо качается синее,

И наполняется всё бирюзовым огнём,

И осыпает им улицу – скупо, безадресно.

Так понемногу – а вдруг пригодится оно,

Словно цветок – в день рожденья, и станет всем радостно,

Будто получено тёплое чьё-то письмо,

Брошено в ящик почтовый февральского дома.

Белый торчит уголок из норы жестяной.

Я написала ответ, хоть с тобой незнакома,

Небо, но, может быть, я познакомлюсь весной.

***

В какой момент стареет Новый год?

Когда его снега больные тают

Или когда смотрю на небосвод,

Но света в этом небе не хватает.

А вроде бы, ты скажешь мне, весна.

Тень облака скользит по мокрой крыше.

Но кем-то не прощённая вина

Не позволяет подниматься выше

Тебе и мне: за птицей и строкой.

А крыша вся лежит в тумане млечном,

И город, что картинка, под рукой

Вот-вот проявится и станет вечным.

***

С чердака художнику виднее

Город, опоясанный рекой,

Белый снег и чёрная аллея,

Уличный обманчивый покой.

Ах, какие площади и башни,

Чёрные сумбурные дворы!

Узкий дом, задумчивый и страшный,

Держит на весу свои миры –

Окна с безысходностью квартиры,

Птичий гомон, музыку судьбы.

Эти жизни, как победы Пирра,

На полшага только от беды.

Задержать его едва ль возможно,

Раз – и тает на ладони снег.

Но берёт свой карандаш художник,

Маленький прозрачный человек.

Сквозь него пропущено пространство

Горечи, надежды и любви,

Городское снежное убранство,

Чёрный парк в рябиновой крови.

Воздух неба, серые просторы

Арендует он, пока живой.

Но рисует он безумный город,

Город, опоясанный рекой.

***

Прозрачная тень стрекозы

Мелькает на пыльной дороге,

Как будто остаток тревоги,

Как будто мерцанье слезы.

А вот и сама она здесь,

Как синий худой вертолётик,

Как чудо – почти что без плоти,

Из солнца и воздуха смесь.

Летит в полушаге от нас,

Дразня, обгоняя, взмывая

Над зеленью поля без края,

Пока горизонт не погас.

Попробуй её догони!

Но мы не пытаемся даже,

Мы свету и тени не стражи

В прозрачные летние дни.

Обернись

Судьбу свою встречаю: незнакома

Она со мной… Идёт-бредёт во мгле,

Не вспоминая облачного дома

И прожитого счастья на земле.

А было небо, синее, как ветер,

И ласточек встревоженный полёт,

Горячечная осень на рассвете,

Любовь – любовь, которая пройдёт,

Как тянущая боль с температурой,

Как снег небесный и закат земной.

…А был ночной проспект многофигурный

И обморок рябины золотой.

А были встречи, ссоры и разлуки,

Излуки неопознанных дорог,

Расколотое сердце – не от муки,

А оттого, что Бог не уберёг.

И если это вправду было – было,

И наяву, а вовсе не во сне,

И если я тебя не разлюбила,

Судьба моя, ты обернись ко мне…

***

Проснёшься – за окном туман

Седой, неумолимо плотный,

И кажется: пришла зима –

И снег ложится перелётный.

Но птиц тяжёлый караван

Растянется по небосводу –

И крик протяжный, как трава,

Пронзит осеннюю природу.

И на дворе очнётся день

Такой раскованно прохладный,

Что оживают свет и тень

На листьях рыжих неприглядных.

Прохожий редкий пробежит

В пальто и в шляпе, и в печали,

И воздух тоненько дрожит,

Как будто крылья за плечами.

***

Просыпается зимний ребёнок,

Видит белые окна вокруг.

Белый свет заштрихован спросонок

Белым снегом – невольно и вдруг.

Значит, так и предписано в жизни –

Брать её, оттого что чиста,

И – ни горечи, ни укоризны,

Только белая рамка листа.

И рисуй, ради Бога, что хочешь,

Пусть все линии будут резки,

Чёрной ручкой и кистью непрочной

Избавляя себя от тоски.

А иначе не сможешь ты выжить,

Оттого что суровой зимой

Нет ни цвета, ни света, ни книжек –

Остаётся остаться собой.

***

Бог есть листва и пустынная гладь

Мокрой дороги от края до края.

Тихий, разреженный воздух погладь –

Дождь опадает, как яблоки рая.

Слева – неоновый отблеск реклам,

Справа – грозы уходящей ворчанье.

Но неизвестно, куда повела

Мгла золотая: к любви ли, к печали.

И остановишься, чуть подождёшь.

Клён над тобой перестанет качаться.

Жаль, что окончился нынешний дождь –

Крошечный дождик, похожий на счастье.

***

Это тихий сон,

Это белый снег.

Город занесён

Словно бы навек.

В жарких шубах крыш,

В чашах тополей,

Ты опять молчишь

Тайною своей,

Горечью разлук,

Небом на горе,

Где трамвайный круг –

В свете фонарей.

Только помаши

Издали рукой.

Если снег дрожит,

Душу успокой.

И когда – вокзал,

И когда – отъезд,

Посмотри в глаза

Голубых небес.

***

Я закончила старый рисунок

И закрыла вечерний альбом.

В серый город спускается сумрак,

Чёрной ласточкой – в медленный дом.

День сегодняшний доверху полон –

Завяжу, как дорожный мешок.

Мимо книжных заставленных полок

Чёрно-белый скользит ветерок.

Он крылами касается остро,

Он о прошлом не помнит уже.

Расставанья пустынная росстань –

Не на свете, а только в душе.

Хорошо, я с тобою согласна:

Уходить надо ночью – не днём,

Оттого что вся нежность напрасна,

Оттого что мы только вдвоём.

Я закончила старый рисунок.

Время холоду и темноте,

Время снегу, когда через сумрак

Свет проступит на ветхом листе.

***

Нам надо подготовиться к зиме:

Заклеить окна и купить картошки.

Кто знает, у зимы что на уме,

На сердце что, и в будущем, и в прошлом –

Снега, снега… Тропинку протоптать

Нам надобно под окнами своими

И уходить уже, и ускользать

От бед глухих по белизне равнины.

Здесь лыжников и беглецов не счесть,

Лыжня вдоль леса тянется, петляя,

Впадая в синеву, теряя блеск,

Саму себя перечеркнув, теряя…

Давай на склоне белом постоим

И помолчим мгновение-другое

О том, что нам известно лишь двоим –

Прозрачное, скользящее, тугое,

Как ветер, что шумит уже в ушах

При спуске с гор свистит, не умолкая,

И вот лицо твоё уже в слезах,

Перед зимой исчез недолгий страх,

И тёплый снег в твоей ладони тает.

***

Весь воздух сер и синь, и серебрист,

И запахами города расцвечен.

Но жизнь твоя – пока что чистый лист,

Не порван, не измят, не изувечен.

Ты ощутишь свободу и весну

И тайный дар преображать предметы,

И жар земли, и неба тишину,

Росток травы и древнюю комету

Как близкое – руки не отводи,

Не отводи ни голоса, ни взгляда.

И облако души, прижатое к груди,

Окажется неумолимо рядом.

***

Повсюду одуванчиковый пух,

Дождём прибита пыль и небом пахнет,

И вновь душа избавлена от пут

Былого равнодушия и страха,

И жизнь ясна, упорна и проста.

Светлее яркий свет, темнее тени.

Волнуют, пробегая, поезда,

На косогорах – красные сирени.

…Уехать, чтобы волей подышать,

И выйти там, где сумерки и сосны,

Где даже миг продлится, не спеша,

И где на все ответы есть вопросы.

***

Весь вечер пели соловьи,

А птицы прочие молчали

Во имя веры и любви

И нерастраченной печали.

Лучилось небо над землёй.

Сирень рвалась через ограду,

Как это пенье, – к нам с тобой,

Когда гуляли мы по саду.

И влажной тяжестью дыша,

Земля струилась под ногами

Цветком, движеньем мураша,

Шурша под нашими шагами.

Её душа травой жива,

И в ясный вечер стало ясно:

Она по-древнему нова,

Она по-новому прекрасна.

Земля озвучена судьбой,

И соловьи взывают: верь ей,

В её крылатые деревья,

В закатный свет над головой.

***

Окно,

В котором цветёт сирень –

Оно остаётся мне,

И нежный свет,

И живая тень,

И облако в глубине.

Я нарисую это окно,

Море лиловых крыл,

И тех, кто жил здесь

Давным-давно,

И тех, кто о них забыл.

И тех, кто не помнит

Теперь себя,

Стоит у небесных врат,

Прижав к себе

Охапку дождя,

Светом его богат.

***

Беспричинное счастье нахлынет

В поздний час, как прилив на реке,

Засинеет тропами лесными,

Прянет ветром живым по щеке.

Неизвестно откуда, но чудо.

То ли поле с полынью густой,

Горький запах такой беспробудный,

То ли воздух тоскливый, пустой,

Потому что когда-то однажды

Оборвётся вся жизнь, словно нить.

Это счастье – мираж, но неважно…

Мы поверим ему, чтобы жить.

***

Я обязательно с утра

Садилась рисовать, как раньше,

И не было ни тьмы, ни фальши

В мерцанье нашего двора.

Там белый снег, там первый лёд,

Там неразборчивые птицы,

Там непременно счастье ждёт,

Как сердце в грудь, в окно стучится –

Метелью, веткой проливной,

Невольно стряхивая иней,

И краской белой или синей

Охвачен контур их двойной.

Прохожий шаг замедлит свой,

Поднимет воротник высокий,

Ему светло и одиноко,

Ему давно пора домой.

Но в раме моего окна

На нежной тяжести картона

Он длит дорогу неуклонно,

И взгляд его – сама зима.

И вечность утра, и печаль –

Одно прикосновенье кисти.

Но взглядов облетевших листья…

Как их на этом свете жаль.

***

В этом доме доживают старики.

Светят в окнах ножевые огоньки.

Поздним вечером и ночи напролёт

Ни один жилец старинный не уснёт

И не успокоится, пока

Небо протекает, как река,

Синее, зелёное – во мгле.

Хорошо на маленькой Земле.

Травы пахнут зноем золотым,

Звёздным светом, облаком седым.

Звёзды пахнут травами, звеня.

Судьбы прорастают сквозь меня.

И душа моя навстречу им плывёт –

И сама врастает в небосвод.

***

Ночное дерево так странно

Глядит мне в спящее окно,

Как будто бы мы с ним на равных,

По крайней мере, заодно.

И, ветки-руки поднимая,

Оно царапает стекло,

Оно взывает к пониманью,

Пока ещё не рассвело,

Пока не обняли заботы

Земного будничного дня.

Давай поговорим, ну что ты,

Не бойся, дерево, меня.

Сегодня наступила осень:

Рубеж – и грустно, и светло.

Но только ты не думай вовсе,

Что жизнь обречена на слом.

Всё повторится. Будут листья

Иные на твоих ветвях,

И будут дождь и ветер мглистый,

И солнце в белых облаках.

И снова белое цветенье

Тебя окутает кругом,

И разнесётся птичье пенье,

И сменится цветок плодом.

Да, право ты, в конечном счёте.

Растёшь, и думы ни к чему.

Зачем же ты в окне напротив

Тревожно смотришься во тьму?

Тебе в обязанность вменяю

Людские думы и дела,

Но отражают не меня ли

Природы чуткой зеркала…

***

Сладкий запах золотистых яблок,

Облачное соло в вышине –

На реке осенней белый ялик

Неподвижен, словно бы во сне.

Патиною времени покрыта,

В рамочку небес облечена

Дачная картинка – стол, корыто,

Виноград у самого окна.

А внизу обрыв, и только волны,

С горизонтом слившаяся даль.

Наши души детством слишком полны,

Золотого яблока мне жаль –

Где оно, с какой горы скатилось,

Где весёлым семечком взошло,

Что тому кораблику приснилось

В белый день, прозрачный, как стекло?..

***

Дней переплетенье, словно ветки

Чёрные на небе перепутаны.

То в полоску небеса, то в клетку.

То темно, то невозможно утренне.

И чем дальше время жизни тянется,

Глубже в землю корни сада прячутся,

Тем смиренней светлая посланница –

Выше смотрит звёздочка горящая.

Никогда не будет равновесия,

Полной, успокоенной симметрии.

Мы с тобой пришли из поднебесия,

Где всегда то солнечно, то ветрено,

Где моя судьба с твоею связана,

Переплетена корнями, листьями,

Где тебе и небу я обязана

Звёздами, и чувствами, и мыслями.

Пусть свистят золотые стрижи

***

Нагота откровенной фразы,

Воздух горестный, ледяной.

Ты ничем, кроме слова, не связан,

Потому – не молчи со мной.

В этой улице синей-синей,

Тёмной, словно за ней река,

Говори со мной, нелюдимой,

Руку не отнимай, пока

Разворачивается троллейбус,

Стынет в воздухе мёртвый лист.

Теплотой дыханья согрейся

Близ сияющих снежных риз.

…В этой улице тихой, старой,

Кто ты, чей – не припомнишь сам.

Слово белым облаком пара

Поднимается к небесам.

***

Путешествуй, душа, налегке,

Утварь дома оставь и пожитки,

Оживай – то в листве, то в строке,

В свежем ливне – промокни до нитки.

Пусть твердят, что так жили до нас,

Неумело, нелепо, нескладно –

Ничего не держи про запас,

Уходи, уезжай безоглядно.

Кто нам нужен – тот с нами всегда.

Кто оставлен – тот этого стоит.

Золотая слепая звезда

Небо зоркое взору откроет.

Но легко ли идти по лучу?

В поезд поздний в потёмках садиться?

Подожди, я тебе посвечу,

Тайной жизни твоей проводница.

Всё как прежде: цветы пустыря,

Млечный Путь и тропинка скупая,

Дом, в котором все окна горят,

Ночь горячечная, золотая –

Не достаточно ли для пути

Твоего, чтоб счастливой остаться…

Путешествуй, душа, и свети

Всем привыкшим по свету скитаться.

***

Как передать невыразимое,

С ума при этом не сойдя?

Гори, звезда моя, свети, моя,

Мерцай за пеленой дождя.

Прикованный к высотам каменным,

Фонарик детский и смешной

Меня спасает тихим пламенем

От взрослой жизни заводной.

И отсвет горестный, сиреневый

Ложится на больном снегу.

В бессмысленные словопрения

Вступать я больше не могу.

Я отворачиваюсь к облаку,

К пространству неба надо мной,

К летящему на синем голубю,

Звезде моей, всегда родной,

Звезде поэтов и воителей,

К лучам её – коснись руки!

…И странный свет её пронзительный

Горит, безумью вопреки.

***

Пустыря озарённые травы,

Ржавый, сумрачный свет фонаря,

Цвет вишнёвый, беда и растрава –

Всё награда за жизнь, всё – не зря.

Отрешившись от жажды ухода,

Вся – земная, как дождь и трава,

Под сияющим небосводом,

Ты права, ты права, ты права –

Этой жизнью, последней и первой,

Улетающей, словно дым –

И тоской, и сочувствием верным,

Одиночеством вольным своим…

***

Пусть свистят золотые стрижи

В час, когда солнце падает в пропасть.

Забывая привычную робость,

Я прошу тебя: знаешь, скажи

Что-нибудь. Ты ведь можешь любое

Выбрать слово с мотивом родным,

С непонятною, сладкою болью,

Золотое, как солнечный дым.

Дым отечества. Сумрак вечерний.

Сумасшествие ветра во тьме.

Отзвук песен с их горечью верной –

Всё в тебе, всё в тебе – и во мне.

Окраина

Окраина, старая рана,

Старухи и малые дети,

Звезда, что горит неустанно –

И память, которая светит.

Жизнь – словно окраина эта,

Огромное жёлтое поле.

В ней хватит и ветра, и света,

И воли, и счастья, и боли.

Но мало ли что приключится –

Смотрю в поднебесье, не щурясь.

Окраина, чёрная птица,

Тень горя на сумерках улиц.

На фоне домов аварийных –

Израненный старостью тополь.

Здесь жили, стирали, варили

И жизнь не считали жестокой.

О чём сожалеть? Всё сбывалось.

О чём говорить? Всё известно.

Здесь детство похоже на старость

И старость похожа на детство.

Здесь звёзды сияют упрямо,

А сердце – светло и тревожно.

Окраина – старая рана,

Которой зажить невозможно.

***

Так время тёмное шумит,

Напоминая шёпот крови,

Когда Вселенная вся спит,

Влюблённых и безумных кроме.

В звенящий час растёт трава,

На шатком воздухе качаясь,

И не помогут мне слова,

Когда прильну я к ней, отчаясь

Мгновение остановить

И голос к тишине прибавить.

… Есть ветер, чтобы вольных славить.

Есть вера, чтоб её хранить.

***

Растает облако в сияющем окне –

Я припаду к тебе, как бы во сне,

Усталостью своей… А облако уходит.

Дрожит на сердце золотая тишина,

И улица смеётся из окна,

Полна едва намеченных мелодий.

Щебечет птица в тополе густом,

Играет ветер сорванным листом,

И тает облако двугорбое, седое.

А сквозь него плывёт высокий дом,

И мы с тобой – и мы с тобой плывём

Сквозь время, сквозь себя, пока нас двое.

***

То ли робость, то ли стыд

Слова вымолвить не дали

Мне – одна пурга кружит

Без лукавства, без печали.

Напевает о своём

Одиночестве безбрежном.

Молча мы с тобой идём

Пустырём большим и снежным.

И качается в тиши

Небо тёмное над нами,

И дрожит на дне души

Непогашенное пламя.

***

Когда доберёмся до дома,

Снег кончится. Стихнет метель,

И встанут внезапно вагоны,

Наткнутся на белую мель.

Весь город, похожий на море,

Светлеет. И в толще его

Не слышно печали и горя,

На улицах нет никого,

Кто мог бы заплакать под небом

И, стоя под фонарём,

Следить за сияющим снегом,

За блеском его и огнём.

Но снова снежинка искрится,

И ветка живёт подо льдом.

Я сплю, и сегодня мне снится,

Что мы никогда не умрём.

Я тоже стану степью

Не вечен город. Здесь столетья степь

Лежала – неподвижная, глухая.

Звезды погибшей опускался свет

До золотой земли – и в травах таял.

Степь – это воздух, горький и густой,

Весенний, опалённый, неповинный

Ни в чём – и опьянённый высотой

И радугой крылатой и наивной.

Стань детством, степь, воспоминаньем будь –

О девочке, на станции живущей.

Здесь будет город. Здесь намечен путь

Для молодых, безудержных, поющих.

Не страшно им, что призрачен барак,

Сквозящий на ветру войны великой,

Что слишком много выпало утрат

И в скорбных лицах проступают лики.

Играет девочка на пристальном ветру,

Дивится травяному благолепью

И говорит, что «если я умру,

То ничего – я тоже стану степью».

Книга степи

Книга степи открывается враз:

Шелестом трав и мерцанием звёздным –

Словно бы радость какая сбылась,

Словно бы горе исчезло бесслёзно.

Ржавую пижму погладь не спеша,

Думать забудь о безумии близком.

Видишь, стрижи обучают стрижат

Небом владеть безо всякого риска?

Так же и ты своё сердце заставь

В засуху всё ж расцвести при дороге,

Птицей сорваться с обрыва – и вплавь

Преодолеть облака и тревоги.

Это ещё пригодится тебе

После, в дыму городском и недужном.

Книгу степи, как оружие, нужно

Прятать у сердца – на радость судьбе.

***

И тяжело, и сладко понимать,

Что жизнь твоя – всего лишь перекрёсток:

Друзья, враги и снега благодать,

А после, глядь – стоят одни лишь звёзды

Над пустырём, бездонные такие,

Что страшно даже голову поднять…

О смерти, о безумье, о России –

И тяжело, и сладко вспоминать.

Но сквозь тебя пройдут века иные,

Ковыльный свет, татарская стрела,

Святые, нищие, певцы слепые –

И музыка, что изгнана была.

И скоморошье племя заводное,

Срамных частушек полная сума,

Тюрьма и терем, небо нежилое,

Беззвучье, безответная зима.

Ты человеком быть переставала,

Не пела ты, а песнею была,

Ты как могла на свете выживала,

И выжила, и вскоре мною стала,

Моей душой из пепла и тепла.

И мы стоим с тобой на перепутье,

Ты – песня, чем тебя теперь развлечь?

И что там впереди, когда так труден

Язык звезды, её слепая речь?

***

После жаркого дня отдыхает земля в темноте

Под журчанье сверчков и цикад,

гул манящий ночных самолётов.

Мне хотелось бы тоже куда-нибудь ночью лететь

И на землю смотреть с высоты небосвода.

На моря и на горы глядеть, на мерцающие города,

Бледный пояс огней примерять к августовскому небу.

Наблюдать, как чернеет внизу, засыпает речная вода,

Осыпаются звёзды, подобные снегу.

Или, может быть, медленным поездом ехать сквозь степь –

В перестуке колёс неустанном, мелькании вёрст и вокзалов?

Будут звёзды в окошке – как сказки на чистом листе.

Так давно эту книгу небесную я не листала.

Так мечтала сойти, чем случайней, удачнее тем –

В неприглядной степи, прикоснуться к траве одичалой,

После жаркого дня без пути, без дороги идти –

Это счастье, когда можно жизнь начинать всю сначала.

***

У вокзала музыка звучала,

И хотелось жизнь начать сначала,

Улицами синими идти

С молодой любовью по пути.

Там, где тополя, грачи и встречи,

Радостные, горестные речи,

Небо в лужах и ручьях без дна

И ещё разлука не видна.

А видна одна сирень слепая

И дуга весёлого трамвая,

Где, пока звенит листвою сад,

Я иду, куда глаза глядят.

***

Сорок птиц из-за моря на крыльях весну принесут,

Донесут – и рассыплют по снежным слепым перелескам.

И откликнется птицам несмелый подснежник в лесу.

И от робкого ветра качнётся в окне занавеска.

Звёзды станут крупнее и мысли тревожней мои.

Я боюсь потерять тебя. Зимняя память тускнеет.

Выцветают черты и слова неумелой любви.

Но апрельское небо прозрачней ещё и яснее.

Так на ветках лежит оно, словно вот-вот улетит.

Сорок птиц поднимают его над землёю.

Я сама остаюсь на высоком, на узком пути.

Над проталиной тихой – подснежник дрожит синевою.

От хохлатки лиловой, от чуткой фиалки лесной,

От протяжных туманов и дымки зелёных озимых –

Веет хрупкой любовью, непереносимой весной,

Разве только на крыльях и переносимой.

***

Неверный воздух марта – это ты.

Твои глаза – прозрачные цветы.

Шумишь, растёшь, как облако в реке,

Поёшь на непонятном языке

И за руку ведёшь меня всегда

Сквозь все года, сквозь прошлые года.

Давай уйдём от взрослости своей

Туда, где спят созвездья фонарей.

Где красный свет рябины на снегу.

Где я тебе ни разу не солгу –

И жизнь моя, прозрачна и светла,

Не ведает ни горести, ни зла.

***

Однажды ты привыкнешь к тишине.

Однажды и она к тебе привыкнет.

И будет путь, который нас окликнет.

И будет свет, сияющий в окне.

И мы пойдём по узенькой тропе

Между сугробов, снов и снегопадов.

Нам после круга рая или ада

Не затеряться в сумрачной толпе.

Нам – только вдаль. Туда, где никого.

Где светит улица снегами и туманом.

Где странно всё. Где ничего не странно –

Для сердца моего и твоего.

За мёртвым снегом, за метельной тьмой –

Там есть просвет чуть видный, но такой,

Что ясно: он для бегства предназначен,

Для нас с тобой свечением охвачен –

И небом, и последней высотой.

Мы для людей исчезнем без следа.

Но вечером огромная звезда

Взойдёт над крышей дома городского.

Весенняя, весёлая, ничья.

…Под птичий свист и говорок ручья

В мир прорастём. И всё начнётся снова.

***

В понедельник, во вторник ли, в среду,

На исходе осеннего дня

Ты поймёшь, что к тебе не приеду –

Ты обходишься без меня.

Ах, какие открыты дороги

В этом городе, странно пустом:

Чёрно-серый, оранжевый, строгий,

Обречённый пейзаж за окном.

Ты подъедешь к своей остановке,

Купишь хлеба, пройдёшься пешком.

Дует ветер холодный, неловкий,

Ниоткуда и всюду, кругом.

Одиночество – странная штука.

Может быть, это – лишь пустота

Поздней осени, смертная мука,

Дрожь оранжевого листа?

Может, это всего лишь слово,

А на деле жизнь хороша –

И в объятьях ветра шального,

И когда погибает душа.

***

За стеной продолжают играть

На рояле. И в музыке-муке,

Чуть качая движением звуки,

Белый снег продолжает летать.

Продолжается жизнь, как всегда –

Скорбно, весело, страшно, бездумно.

Над кремнистой дорогой бесшумно,

Невесомо восходит звезда –

И глядит, как по улице я

Прохожу и касаюсь рукою

Основания неба, и строю

Дом воздушный во тьме бытия.

Станет слово, одно и другое,

Прорастать через воздух тугой,

Через музыку снега и боли,

Чтоб сродниться с высокой звездой.

Чуть качая движением звуки,

Окружённое снегом – и вот:

Ни любви, ни вины, ни разлуки,

Только тихое слово поёт.

***

Жизнь осенняя становится прозрачной –

Истончаясь, на просвет видна.

Синим небом сквозь листву маячит

Жизнь – едва приметная она.

Только луч ещё лежит на стёклах,

Только свет ещё дрожит в окне.

Прошлое почти совсем поблёкло,

Только настоящее в цене.

Каждый миг осмысленно прекрасен.

В лоджии шуршит опавший лист.

Сквозь стекло мне ясно виден ясень,

В жёлтой кофте, точно футурист.

***

Падают яблоки в старом саду.

Заперто небо грозой отдалённой.

В прорези света – лишь луч опалённый,

Но по нему до тебя я дойду.

Страха не станет, хотя мне темно

По сторонам оглянуться у дома.

Неповторимо, легко и знакомо

Светит сквозь листья живое окно.

В старом саду голубеет листва

Перед рассветом, как перед свечами.

Счастье, которое выбрали сами, –

Яблоки слов, золотые слова.

***

Я хочу поговорить с тобой о главном,

Потому что боюсь не успеть.

Жизнь – не длиннее летней ночи,

Короче звёздного луча.

Главное – говорить и петь.

О чём хочешь.

Свободно, как вдох и выдох –

О жизни и смерти.

О нас двоих.

Когда всё закончится,

Мы перейдём с тобой реку,

Долгую синюю реку –

По звёздной колючей дорожке,

Слишком узкой для человека,

Слишком грубой для ангела.

Главное – быть осторожным:

Слова могут оборвать нить,

Натянутую между нами,

Между явью и снами.

…Я хочу с тобой говорить.

***

Дом переполнила осень.

Светится янтарём.

Не умирали мы вовсе.

И никогда не умрём.

Плачут грачиные стаи –

Там, за прозрачностью стен.

Я ни за что не узнаю,

Кто я тебе и зачем.

Только бы рядом и рядом,

Взглядом, печальным дождём,

Облаком, городом, садом,

И – не просить ни о чём.

***

О чём твои стихи? О тишине.

О том, что возвращаешься ко мне.

О тишине. О небе за окном.

О незаметном облаке ночном.

О чём они поют, о чём звучат –

То знает только поздний снегопад.

О тишине. И облаке ночном.

О том, что с нами станется потом.

Ну а пока уютно и тепло.

Снег медленно ложится на стекло.

И мы с тобой опять наедине

В неслышимой, беззвучной тишине.

***

В седой степи туманный огонёк

Цветёт, цветёт, ещё не облетает.

Как близок он, как всё-таки далёк –

Никто его не помнит и не знает.

Не человек ли это заплутал,

Костром от темноты отгородился,

Когда ему открылась высота

Ночной звезды и тихий свет явился?

В седой степи, как будто на краю

Земли и нерастраченного неба,

Он снова вспоминает жизнь свою,

Отогревает призрачную небыль.

Всё, всё что было, что произошло,

Что превратилось в память золотую,

Теперь костром огромным расцвело

И кажется, рассыпалось впустую.

Но каждой искрой, каждым огоньком

Припав к земле осенней терпеливой,

Жизнь новая становится цветком –

И светит неразумно и счастливо.

***

Птичий день зашумел за окошком.

Замелькала рябая вода.

Не останется день этот в прошлом.

Он достанется нам навсегда.

Он продлится на долгие годы,

Разольётся туманом в крови.

Шумом крыльев и небом холодным

Отзовётся и в нашей любви.

Этой рифмой правдиво-банальной,

Рваным шёпотом ясной листвы,

Этим клёном – осенним, опальным,

Разговором людей и травы.

Это мы с тобой – тайна и тайна,

Дальний поезд, поля, ковыли.

Жизнь с печалью её не случайна,

Если в нас бьётся сердце земли.

***

Кому любовь свою ни говори,

Слова опять истают до зари

И снег смотает голубую пряжу,

И стаи птиц разрежут небеса,

Послышатся слепые голоса

Из прошлого, с которым я не слажу.

До крови ранит, но не рвётся нить,

И я не прекращаю вас любить,

Ушедших ни на миг не отставляю.

И снится мне окраина небес

И светлый сад, и тёмно-синий лес,

И дом, в котором ждут и умирают –

И снова ждут. И жизнь течёт сама,

И нету в ней ни горя, ни ума,

Легка-легка, как будто птичья стая.

А я во сне летаю тяжело

И разбиваю тёмное стекло

Меж адом жизни и небесным раем.

Там живы все. И мама, и друзья,

И бабушка, и те, кого нельзя

Увидеть, но забыть их невозможно.

Сиянье душ и отблески планет,

Их навсегда неутолимый свет –

И снег, летящий в мир неосторожно.

Я там жила, в завьюженной степи,

В ночном дому, где темнота слепит

И где лучина освещает песню.

А выплачется песенка когда,

Тогда метель и горе – не беда,

В прошедшем сгину, в будущем воскресну.