Виктор Антанасович Барткайтис
Справка:
43 года. В начале 90-х – один из самых крупных, богатых и знаменитых бизнесменов Ульяновской области. В 1996 – кандидат в губернаторы области. В 2000-2002-м – заключенный ульяновской «девятки»…
Родился в Кировской области. Отец – коренной литовец, мать – русская.
———————————————————————
– Виктор Антанасович, когда началась Ваша трудовая деятельность?
– После школы я поступил в Казанский авиационный институт. Женился на третьем курсе и на пятом уже был отцом двоих ребятишек. Для того чтобы содержать семью, приходилось много работать. Были периоды, когда я работал на четырех-пяти работах одновременно.
Мой типичный день был таким: в 5.30 утра начинал подметать или чистить снег на своем дворницком участке, в 8 часов бежал в институт, в 11 часов разгружал машину в молочном магазине, потом – снова в институт. В 2 часа дня разгружал вторую машину в магазине, а в шесть вечера заступал на дежурство, либо на стройку, либо в хлебный магазин – работал двое суток здесь, двое суток там. В хлебном я был еще и грузчиком – разгружал приходящие ночью машины с хлебом.
Конечно, было тяжеловато, но деньги по тем временам у меня выходили очень приличные: при зарплате инженера в 120 рублей я получал 600-800. А так как в то время платили и аванс, и получку, то, можете себе представить, деньги я получал 10 дней в месяц!
– Получается, что дети фактически не видели отца…
– Был один интересный случай – жена мне говорит: «Что ты все в работе? Детьми займись!» Я пошел в хлебный магазин и дочку с собой взял. А ей было полтора годика. И вот, машина пришла, я лоток с хлебом беру – разгружаю. Дочка булочку с этого лотка берет и вместе со мной несет – помогает. Поработали мы так, я ушел, а потом мне директор магазина звонит: «Срочно приходи». Я пришел, и она меня ругает: «Что у вас здесь произошло?!» – и показывает лотки: на каждом лежит по одной надкусанной булке – той, что дочка носила! Пришлось возмещать ущерб.
– Что Вы дочке за это сделали?
– Ну а что ей сделаешь…
– Не приходилось ли Вам в то время конфликтовать с Системой?
– Был один случай, но конфликтом с Системой его, конечно, не назовешь. Устроился я работать грузчиком на Казанский масложиркомбинат. Сижу как-то и смотрю, как народ после смены выходит – кто сметанку, кто маслице несет. Ну я, ради смеха, взял карандаш и стал тут же на какой-то коробке проводить вычисление – число работников комбината умножил на цену этой самой выносимой пачки масла или литра сметаны. А потом полученный результат умножил еще и число дней в году. Подходит начальник цеха, спрашивает: «Вы чего здесь делаете?» А я со смехом: «Да вот, смотрите, какие убытки несет комбинат!» Он улыбнулся, ушел, а на следующий день меня вызвали в отдел кадров и говорят: «В ваших услугах мы больше не нуждаемся».
– После института Вы распределились в Ульяновск?
– Да. Здесь на авиапроме было очень хорошо с жильем для молодых специалистов. Как только приехал в 1985-м, почти сразу же получил комнату в малосемейном общежитии. А еще через некоторое время в стране, с «одобрения партии и правительства», началось движение МЖК (молодежно-жилищные комплексы). Его суть – молодые работники предприятия могли сами строить для себя жилье и жить в нем. И я, как активный молодой человек, вошел в инициативную группу. С помощью конкурса мы отобрали около 400 достойных молодых людей, которые готовы были «строить и жить» вместе.
МЖКовцы тогда были серьезной силой. Мы имели свой устав, выставляли свои команды на заводские спортивные и культурные мероприятия. Это был не комсомол, а движение, объединенное общей идеей создания своего маленького молодежного микрокосмоса.
Нам тогда сказали: «Вы не профессионалы, дома мы построим вам сами. Вы же за это постройте более простой объект – пионерский лагерь (ныне – дом отдыха «Лесная быль»). Ну, мы, работая с утра до вечера в три смены, лагерь и построили. А потом смотрим: в дома, которые вроде бы по плану для нас построены, вселяются какие-то другие люди. Пришли в администрацию завода, а нам и говорят: «Мы три-четыре квартиры для руководства вашего движения выделим и на том разойдемся». Мы поняли, что нас, по-русски говоря, просто кидают.
Начали скандалить, и тогда, чтобы от нас отвязаться, нам предложили заняться двумя замороженными объектами на проспекте Ульяновском, которые стояли на уровне первого этажа уже года три-четыре. Думали, что мы не справимся. А мы справились!
Нужен кирпич? Приехали в поселок Силикатный на кирпичный завод и спрашиваем: «Что нужно, что бы у нас был кирпич?» Говорят: «Организуйте нам вторую смену». Организовали – пошел кирпич. Нужен бетон? Послали людей на ЖБИ – бетон пошел! Так (в месяц – этаж) дома и построили. Вселились. Я и до сих пор живу в собственноручно построенной 3-комнатной квартире!
– Вернулись ли Вы после строительства дома на свой завод?
– Нет. Это и время подходящее было – конец 80-х. Мы создали свое хозрасчетное предприятие при ВЛКСМ – «Учебно-производственный комплекс». А в 1991-м, когда комсомол развалился, я создал свою собственную фирму «Росток». Мы занимались строительством, производством мягкой мебели и пошивом одежды.
Первыми в городе мы занялись производством джинсов. Причем шили по собственной, засекреченной от конкурентов технологии – шили на два размера больше, а потом «уваривали» в прачечной в специально подготовленной смеси. Это была не какая-нибудь халтура, а на совесть сделанная продукция – джинсы, куртки, пальто, – стоившая в несколько раз дешевле зарубежной!
Мягкую мебель мы везли в Тольятти, они взамен отгружали нам автомобили. Иногда получалось до 100 машин в месяц.
Я часто ездил за границу – учился, смотрел, что там как делается. Потом первым в городе открыл свой частный магазин. Народ туда шел как на выставку – просто посмотреть и поудивляться: «Вот он какой, западный образ жизни!» Бабушки приходили и плакали: «Что, это и есть капитализм?» Такого изобилия они в жизни не видели!
Мы на десяти собственных фурах возили товары из-за границы. Первыми привезли баночное пиво, причем не одну «фуру», а 10 самолетов! В 1993-м году фирма «Росток» была признана самым крупным импортером в Ульяновской области. Наши обороты составляли – около 1 миллиона долларов в месяц.
– Не беспокоил ли вас рэкет?
– Нет. Создавая бизнес, мы создали первую в городе службу безопасности (около 40 человек). Наши сотрудники были вооружены пистолетами Макарова и помповыми ружьями, а начальник посещал оперативные совещания в УВД.
– Чувствовали ли Вы, что пришло Ваше время?
– Именно так. Я чувствовал, что это было время, в которое можно проявить себя и оставить после себя след на земле. 1993-й был годом нашего наивысшего взлета, в который фирму «Росток» в городе знал почти каждый. Но, наверное, именно за это мы и поплатились.
Самое плохое в нашей жизни – это зависть людей. Когда кто-то видит, что у другого все хорошо, он начинает строить козни. Началось все с того, что в ноябре, после приватизации, «Авиастар» начал избавляться от своей собственности – и соцкультбыта, и производственных корпусов. Мне было предложено приобрести около 4 тысяч квадратных метров торговых площадей, в том числе первый этаж заволжского «Детского мира».
Рыночная оценка всех объектов была более 200 миллионов рублей. Мы ее заплатили и в январе 1994-го оформили все необходимые документы. Все, эти объекты – наша собственность.
Мы начинаем потихоньку вселяться, и тут обо всем этом узнает губернатор Юрий Фролович Горячев. «Как так – появился собственник?! Как так – оборот в миллион долларов в месяц?!» И начинается наша травля. И в средствах массовой информации, и на уровне чиновников. Вы не поверите, но с подачи власти организовывались демонстрации, на которых люди ходили с плакатами: «Не отдадим наш город капиталисту Баркайтису!»
Чиновники не продлевали с нами договоры аренды торговых площадей, в принадлежащем нам ресторане высшей категории, в котором обедали практически все приезжавшие в наш город звезды, не была продлена лицензия на торговлю вино-водочными изделиями… Ресторан высшей категории без спиртного! Маразм!!!
Ту же собственность, которую мы купили у «Авиастара» и после которой разгорелся весь сыр-бор, нам просто не передавали. Когда мы начинали организовывать там работу, приходила милиция и по приказу властей нас за руки-за ноги оттуда выкидывала.
По этой собственности мы судились с начала 1994-го по конец 1995-го. Кончилось тем, что в Ульяновске мы все суды выиграли, а в Москве… При помощи депутатов Федерального собрания – губернатора Горячева и мэра Ермакова арбитражный суд решил все не в нашу пользу. А магазин «Детский мир» каким-то образом стал… муниципальной собственностью.
– Интересно, что такое страшное Вы хотели сделать в «Детском мире»?
– Детский супермаркет с детским кафе. В расположенном тут же магазине «Темп» хотели открыть первый в Ульяновске фирменный магазин «Адидас». То есть то, что через 5-6 лет стало делаться повсеместно. Но в силу того, что нашу область возглавляли очень необычные люди, тогда этого не получилось. Сейчас мне говорят, что я начал делать подобное «не в то время и не в том месте».
– Каково нынешнее положение вокруг этой собственности? Вы больше не пытались бороться?
– Отчего же… Я боролся до 2000-го года, когда меня, наконец, признали добросовестным приобретателем и законным владельцем купленных у «Авиастара» площадей. Правда, ни магазин «Детский мир», ни 200 миллионов «Авиастар» мне до сего дня так и не вернул.
– Каково было Ваше отношение к подобной деятельности тогдашних властей?
– Как к грабежу с большой дороги! Именно с того дня и началась моя борьба с властью.
Как было защитить себя от произвола? Когда нет возможности попросить у власти, нужно самому идти во власть! В 1996-м году я баллотировался на пост губернатора и в Городскую Думу.
В думу прошел, а на губернаторских выборах набрал 15% голосов – по городу был третьим вслед за Горячевым и коммунистом Кругликовым (лидером местной КПРФ), а в некоторых округах вообще занял первое место.
Месть Горячева за мою попытку отобрать у него власть была страшной.
Поводом, послужившим началом моего судебного преследования, стала моя, в некотором роде, ошибка. Мы решили «переквалифицироваться» в акционерное общество открытого типа, выпустить акции и начать продавать их населению. Но так как по «заказу» властей нас долгое время не регистрировали, то стали заключать с людьми договоры – они вносили деньги, как бы становясь участниками нашего с ними совместного предприятия. Все эти мероприятия проводились в соответствии с тогдашним законодательством, и ничего противозаконного в них не было.
Но… В подобном бизнесе в тот момент появилось очень много компаний – «Хопер-инвест», «Русский дом Селенга» и другие. Многие из них оказались недобросовестными. То есть, если мы принимали деньги под наше производство, нашу недвижимость, то они были обычными «пирамидами» – играли на деньгах. Поэтому когда через какое-то время народ это понял, то он ринулся свои деньги забирать. В том числе и к нам. Но, я вас уверяю, никакая компания не обладает разово такими большими деньгами. Деньги у нее находятся в производстве, поэтому сразу все отдать мы не смогли. Горячев же использовал этот момент для возбуждения против меня дела о мошенничестве.
Первые три дела были прекращены на этапе следствия – закрывались за неимением состава преступления. Но каждый раз под давлением чиновников, статья переквалифицировалась, и дело начиналось вновь. И это притом, что мы постепенно возвращали все долги. Что могли, то делали… Что очень хорошо характеризует политическую подоплеку процессов против меня, так это то, что на компанию или меня лично не было подано ни одного гражданского иска! То есть якобы обманутые мной люди были вполне удовлетворены положением дел и тем, каким образом шел процесс выплаты их денег. В приговоре также нет имущественного ущерба, который я причинил населению.
И если уж быть до конца объективным, то мотивировка Горячева, что он, мол «борется за интересы людей», окончательно развеялась после приговора, который перечеркнул все дальнейшие выплаты. Приговор – пять лет лишения свободы – прозвучал в апреле 2000-го года. Меня арестовали в зале суда…
– Ожидали ли такого результата?
– Я догадывался, что что-то подобное произойдет, но не думал, что это будет лишение свободы. Шок был страшный, три дня я просто вообще не осознавал, что произошло. Я не был готов к такому решению.
Очень тяжело было первые три месяца, а потом я начал понимать, что жизнь продолжается, что жить надо и здесь. Вообще, я вам скажу, что в заключении выживает и не ломается, и не перестает быть человеком только тот, кто находит здесь свою отдушину – какой-то свой вид деятельности. Именно поэтому в заключении так много людей, мастерски делающих какие-то прикладные поделки. Это их отдушина.
– Чем занялись Вы?
– Как человек инициативный и не лишенный организаторских способностей, я занялся организацией и здесь. Например, первым делом, еще будучи в СИЗО, я получил разрешение у начальства на реконструкцию общей камеры, в которой сидел вместе с другими.
Не секрет, что условия, в которых пребывают заключенные, оставляют желать лучшего – одна тусклая лампочка под потолком, бетонные полы, шконки в три яруса. После ремонта в камере появился деревянный пол, два больших дневных и один ночной светильники, радиоприемник, телевизор, другие «блага» цивилизации.
Я многое сделал первым в Ульяновске, так получилось, что и «образцово-показательную» камеру (на языке заключенных – «еврохату») в городе я тоже сделал первым. Кроме той камеры, в которой я сидел, была также отремонтирована одна женская камера, одна «детская» камера, повсеместно было проведено радио, стали приноситься газеты.
Когда меня перевели в зону, я стал работать старшим нарядчиком. Это в некотором роде старший заключенный, отвечающий за всю работу, которую выполняют зэки. (Не путать со «смотрящим» – блатным «командиром» заключенных. Старший нарядчик – это тот, кто назначен на эту должность администрацией). До меня на этой должности работал человек, имевший 22 года общего стажа заключения.
Первым делом, которое я сделал на этой работе – ремонт на своем рабочем месте, потом отремонтировал все 11 комнат для свидания – это те места, где раз в месяц осужденные могут уединиться на трое суток с приехавшими к нему родственниками.
Потом я помог организовать производство – собрал несколько десятков талантливых мастеров и обеспечил их работой. Мы занимались производством мебели и один раз даже «пробили» заказ от городского бюджета – изготовление школьных парт на 300 с лишним тысяч рублей. Я организовал ремонт теплицы, чтобы она работала не только летом, но и зимой. Организовал открытие и наполнение ассортиментом тюремного ларька, в котором отоваривались заключенные и который несколько лет не работал, а когда изредка открывался – торговал только чаем и сигаретами «Прима». Я же организовал завоз в него 150-200 наименований товаров – сигарет всех марок, сладостей, кофе, канцелярских принадлежностей. Многие из тех, кто сидел здесь еще с доперестроечных времен, вообще раньше таких продуктов никогда не видели!
Но это еще не все. При мне, например, на Новый год, впервые в истории колонии поставили на главном плацу украшенную гирляндами огромную ёлку. Когда осужденные звонили домой и просили принести елочные украшения, их «вольные» родственники думали, что те сошли с ума. Никто не верил, что это возможно сделать и что мы это сделали!
Мы организовали турниры (с призами – тортами, мороженым, минералкой) по волейболу, по мини-футболу. Даже блатные в них участвовали. Потом мы пошли еще дальше – провели матч между заключенными и администрацией – и… вывезли команду заключенных по волейболу в другую колонию – в «восьмерку»! И даже форму под это мероприятие пошили! Были призы, был кубок.
Никто не верил, что этот матч может состояться, а он состоялся! А потом был еще и ответный матч. Я думаю, что это движение, которое удалось организовать, запомнится надолго…
– То есть получается, что так же, как Вы опередили время со своим бизнесом, так же и здесь – стали организовывать то, что, возможно, будет во всех колониях лет через пятьдесят?
– Получается, что так…
– А как к Вам относились другие заключенные?
– Нормально… По понятиям, никто не может сказать мне, что я «козел». Меня уважали и администрация, и братва, и блатные, и работяги. Уважали, потому что я старался не для себя, я делал это для всех.
– Были ли Вам поблажки со стороны администрации?
– Не было ничего такого, что запрещено законом. Ходил я в гражданской одежде – черный брюках и рубашке, но это не запрещено; согласно закону получал передачи с воли.
Отсидев 1/3 срока – 1 год и 8 месяцев – я за примерное поведение и хорошую работу был переведен на поселение. Здесь разрешается жить с семьей, а в зону приходить только отмечаться. Отбыв половину срока (также по закону), я был условно-досрочно освобожден. С ноября 2002 года я – свободный человек.
– Что случилось с Вашим бизнесом за время Вашего отсутствия?
– Бизнес выжил. Я по-прежнему управляю компаниями «Росток» и «Росоптторг». Произошло это за счет преданных друзей. Но я, честно говоря, считал, что их у меня больше. Оказалось же, что их не больше, чем пальцев на одной руке. Говорят, что друзья познаются в беде. Я убедился, что это действительно так.
– Какому жизненному опыту Вас научила колония?
– Если раньше я был более доверчив ко всем, то теперь понял, что на 100% доверять можно только себе. Я понял, что друзьями не могут быть все, что кто-то, кто рядом с тобой, может находиться здесь из чисто корыстных побуждений. Но иногда и наоборот: порой преданным тебе может быть человек, о котором в обычных условиях этого и не подумаешь. Я стал хорошим психологом.
Ну и второе – я понял, что такое для человека его семья. Мы с моими близкими прошли мой «институт жизни» вместе.
– Как пережили Ваше заключение жена и дети?
– Трудно… Первое время им было очень тяжело. Особенно моей супруге. Она каждый день приходила домой со слезами. Было такое, что когда ее детишки (Елена Барткайтис – руководительница детского танцевального ансамбля «Экситон») выступали на сцене в каком-нибудь сборном концерте, некоторые коллеги говорили: «Леночка, ты рядышком со мной в зале не садись. У тебя все-таки муж… Как администрация потом будет ко мне относится?».
– Назовите три Ваших лучших качества, которые всегда помогали Вам в сложных ситуациях?
– Назову основное – вера в будущее, оптимизм. Если бы не было этой веры, то я ничего бы никогда не добился, мне было бы значительно тяжелее жить.
– Какие качества Вы не прощаете в людях?
– Простить и понять можно все, тут дело не в этом… Если человек совершил какую-то подлость, или дал слово, а не сдержал, я просто никогда больше не буду иметь с ним дело.
– В чем Ваша жизненная правда?
– Жизнь – это игра, к ней нужно относиться играючи. Если же ты ломаешь над ней голову, печалишься из-за неудач, то тебе будет тяжело. Но нужно играть красиво. Если ты живешь так, то все у тебя в жизни получается…
– Счастливый ли Вы человек?
– Я считаю, что очень! И самое мое большое счастье – моя замечательная семья!
– Везет ли Вам в жизни?
– Я такой человек, что, в какой угол меня не загоняй, я все равно найду пути, как из этого угла выйти. Я живучий… Везенье же зависит только от самого человека. Везенье – это когда человек поставил себе какую-то цель, и она реализовалась. Но что такое реализация цели? Это – точный просчет. Я не ставлю себе невыполнимых задач. Если же вы поставите себе цель, все распланируете и будете видеть конечный результат, то вам обязательно повезет.
Впечатления от встречи:
Многие помнят Виктора Барткайтиса по периоду десятилетней давности. Помнят «лощеным», всегда улыбающимся, самоуверенным. Смею вас заверить, что сейчас передо мной был совсем другой Барткайтис – спокойный и умудренный опытом. Неизменной осталась только (правда, теперь немножко печальная) улыбка.
Все-таки тюрьма – настоящая школа. Одних она ломает, других – закаляет, делает сильнее.
Мне кажется, что Виктор Барткайтис принадлежит к последним.
2003 год