Сегодня Денис Тимофеевич Мельников встал непривычно рано. Вопреки обыкновению какая-то неизвестная сила заставила его открыть слипшиеся сном глаза и подняться с постели. Напольные часы пробили четыре.
– Какого чёрта? – Невнятно пробормотал он, нехотя надевая тапочки. – Взбесился что ли?
Ритмично размахивая руками, он прошёл в кухню и посмотрел в окно. На улице крупными хлопьями густо падал снег. Он уже довольно собрался на ветках и теперь под тяжестью веса падал на замёрзшую льдом землю.
– Вот тебе и март… – Сказал Мельников и, грустно вздохнув, отвернулся.
За стенкой сонно завозилась мать. Вот уже месяц она не вставала с постели и стонала сутки напролёт, стонала не оттого, что ей было больно, просто так ей было легче продлевать остаток своего существования. Забывалась она редко, и в эти тревожные тишиной часы Мельников почти наслаждался жизнью. Его раздражал весь быт неопределённости смерти, и он как можно чаще старался выбираться из квартиры, задерживаться на работе, уходить на улицу в любую неприятность погоды. Теперь Денис Тимофеевич начинал отчётливо понимать ту искреннюю радость в глазах людей, которых он видел в больнице.
– Я без очереди! – Грозно надвигалась на толпу женщина
– Что это без очереди?! Ты у нас особенная?!! – Рычали, отпихиваясь, измотанные долгим ожиданием люди.
– У меня мать умерла! – На её лице медленно расцветала улыбка, но тут же сменилась отработанной маской тревоги и грустного состояния души».
Денис Тимофеевич отогнал глупые воспоминания, торопливо оделся и выскользнул из дома, чтобы окончательно не разбудить мать. По дороге на работу он насвистывал какую-то приятную мелодию и чувствовал себя почти свободным.
Работал Мельников временно исполняющим мастера на бумажной фабрике имени «Ульянова-Ленина» и не знал себя без неё почти десять лет кряду. Ему нравилось видеть себя частью чего-то большого и значительного, находя в этом своё удовольствие и пользу. Повысили Дениса Тимофеевича около месяца назад под раздражённое рукоплескание рабочих, но Мельникову на них было плевать, ведь повышение, которое так долго ждал, он заслужил
своим трудом.
Войдя в цех, Мельников по-хозяйски осмотрел помещения, с удовлетворением отметил чистые рабочие места и важно проследовал по узкому, тускло освещённому коридору в свой кабинет. Блаженно закрыв глаза, он несколько минут слушал монотонный гул двигателей системы вентиляции. Сидя в кресле, Денис Тимофеевич чувствовал, как этот успокаивающий звук приятно резонирует в его едва проснувшемся теле:
– Вот оно счастье, – улыбнувшись, сказал он и, поддавшись какому-то непонятному порыву, резко встал.
«Шкафчики» – вспомнил он и привычным размашистым шагом начальника пошёл к раздевалкам.
«Раздевальные помещения, – любил наставлять Мельников, – есть душа человеческая, а в ней уворованных рулонов, шарниров и гаек быть никак не должно»!
Подходя к раздевалкам, Денис Тимофеевич с тревогой увидел людей в белых потрёпанных халатах. Они почему-то быстро входили в проём двери и так же поспешно выходили. На серых лицах читались растерянность и страх.
– Что случилось? – С замиранием сердца спросил Мельников.
– Умер. – Отозвалась полная медсестра с неудачной химией на голове и оттого похожая на раскормленного барана.
Мельников отметил про себя удачную шутку и настойчиво потребовал разъяснений.
– Кто?
Вторая медсестра с крупными чертами высохшего больного лица раздражённо пояснила.
– Работник Ваш. Дементьев Сергей Викторович. Инсульт.
Денис Тимофеевич стал лихорадочно вспоминать, кто этот самый Дементьев, и вошёл в раздевальное помещение.
«Вроде был один Дементьев, – перебирая лица рабочих, думал Мельников, – работал, кажется, на печати….. лет двадцать, наверное».
На полу между шкафчиками лежало тело Дементьева. Его лицо и торс были небрежно прикрыты грязной рабочей рубашкой, а снятые ботинки бережно пристроены рядом с ногами. Мельников брезгливо отвернулся и торопливо вышел, как будто услышал запах смерти, ещё не успевший заполнить тяжёлый воздух помещения. Через тридцать минут здесь, брызгая слюной, кричал начальник цеха, толстый, лысый мужик с двумя золотыми печатками на правой руке:
– Вашу мать!!! В моём цеху труп?! Почему?!!
– Инсульт…. печатник Дементьев Сергей Викторович. – Слабо отбивался начальник участка Кирюшин.
Мельников видел, как несколько минут назад Кирюшин гордо пришёл, презрительно оглядывая всех, но сейчас он весь трясся как лист на ветру, и Денису Тимофеевичу было это приятно.
«Боишься, стерва? Правильно, и на твою морду управа есть!» – мысленно злорадствовал Мельников.
– Да мне плевать кто он!!! Я спрашиваю, почему в моём цеху, и кто будет за это отвечать?!!
Начальник участка растерянно пожал плечами.
– Не знаешь?!! – Краснея, орал начальник цеха. – Я знаю!!! Ты будешь отвечать, я с тебя три шкуры спущу!!!
Мельникова почти не замечали, только бледный Кирюшин время от времени зло косился на него, сгибаясь под напором ярости хозяина производства. С содроганием Денис Тимофеевич думал о своей несбывшейся премии и безвозвратном нарушении привычной размеренности жизни. К девяти стало спокойнее. Мельникова вместе с зелёным пареньком, прибывшим из службы безопасности для поддержания порядка, оставили караулить покойника.
– А что, мужик совсем труп? – После долгого молчания с любопытством осведомился парень.
– Совсем. Не веришь, иди, взгляни, не укусит. – Вяло отмахнулся Мельников.
Он уже получил выговор и теперь болел душой.
Парень уверенным движением выхватил резиновую дубинку и безапелляционно заявил:
– Нет. Но если встанет, я ему палкой по роже. – И устыдившись, добавил, – А кто он был-то?
– Рабочий. Двадцать с лишним на фабрике. Переодевался после смены и умер. Инсульт.
– Да-а. Зачем воздух коптил? Всю жизнь на фабрике. Для чего? Эх, я вот поработаю с годик и в столицу махну.
Достав сигарету, парень мечтательно вздохнул и закурил.
Сидя на жёстком стуле, Денис Тимофеевич отстранённо думал, что Дементьеву наверное холодно вот так лежать на голом полу. Он попытался представить себя на месте покойника, но тут же богобоязненно перекрестился, не обращая внимания на удивленного парня.
– Да лана, всем там будем. – По-своему понял охранник, снисходительно посмотрев на страх Мельникова.
К обеду пришёл следователь, молодой белобрысый человек в ловко отглаженном костюме. Он придирчиво опрашивал всех, кого только мог поймать, искренне полагая всех виноватыми. Важный и властный, он старательно что-то записывал в свою тощую школьную тетрадь, недовольно хмыкал и поминутно поправлял сползавшие очки.
– Что же это вы…– запнулся следователь и, заглянув в тетрадь, продолжил, – Денис Тимофеевич, человека убили?
– Я?! – в ужасе завопил Мельников, мгновенно покрывшись испариной.
Следователь степенно поправил очки и вцепился холодным взглядом в несчастного Мельникова:
– Вы. – Спокойно подтвердил он. – Видите ли, вы, Денис Тимофеевич, 12 марта 2009 года в 15:30 выпустили на смену некоего Дементьева Сергея Викторовича 65-го года рождения, слесаря-наладчика обоепечатной машины. – В свете пыльных ламп его глаза нехорошо блестели, настойчиво сверля переносицу Мельникова. – Зная о гипертонии Дементьева, вы не воспрепятствовали его работе, тем более из показаний свидетелей… –
следователь проследил за реакцией опрашиваемого и продолжил нажимать.
– Из показаний свидетелей следует, что у вас с Дементьевым С.В. 11 марта произошла ссора в столовой фабрики…
– Он без очереди встал впереди меня, я его матом покрыл и всё, – причитал Денис Тимофеевич, начиная сползать со стула. – Неужели я буду за тарелку щей человека на тот свет отправлять?!
– Разберёмся, – невозмутимо заверил следователь. – Всё равно вы мастер и по закону будете отвечать в любом случае.
– Я временно исполняющий, меня даже в приказе нет!!! – Цепляясь за последнюю соломинку, взвыл Мельников.
От простоты своей, он не мог понять жестокую забаву и уж тем более не принимал своей вины в гибели рабочего.
Глаза следователя как-то разом потухли. Он усмехнулся и произнёс:
– Вы свободны.
После его ухода у всех остался неприятный осадок на душе и жгучее желание никогда больше не видеть этого промозглого человека. Когда Кирюшин громко подозвал Мельникова, Денис Тимофеевич уже успел распрощаться со своим нынешним положением, определив для себя две вещи: красиво уйти и со всем тщанием искать новый доход для своего проживания.
– Мельников! – Повысив голос, вещал осипший Кирюшин. – Вот тебе бумага, отвезёшь тело в городской морг. Я сейчас на ковёр, – сузив глаза, он с ненавистью посмотрел на Дениса Тимофеевича и глухо процедил, – а с тобой я потом разберусь.
Ехали молча. Мельников с неудовольствием замечал, как на каждой кочке всем телом подпрыгивает Дементьев. Чтобы отвлечься от этого деревянного стука, он уставился в окно, пытаясь заинтересовать себя проползающими мимо автомобилями. Водитель изредка крыл первосортным матом подрезающих его автолюбителей. Дорога тянулась медленно. Становилось скучно.
– Пробки, ети их в душу. – Невнятно бормотал водитель, до упора вдавливая кнопку сигнала в руль.
Мельников же никак не мог отделаться от последних хлёстких слов начальника участка.
«А с тобой я потом разберусь», – снова и снова слышал он, начиная обильно потеть.
– Всё из-за тебя. – Покосился Денис Тимофеевич на Дементьева.
– Что? – Не понял водитель.
– Ничего.
В морге их встретил мужчина лет тридцати пяти. Рядом с ним было неприятно стоять, словно он сам насквозь пропах этой невыносимой вонью. В общем зале, куда сгрузили Дементьева, мёртвые люди лежали на железных каталках, чуть прикрытые простынями. У Мельникова закружилась голова, этот сладкий запах как будто впитывался в одежду, кожу, в волосы. Он наскоро расписался и, закрывая руками рот, поспешил выбраться наружу. С трудом удерживая внутри содержимое желудка, глухо отрезал:
– Мясо.
Серый Мельников неторопливо осмотрелся и увидел три сосновых ящика, осторожно пристроенных к кирпичной стене. Плотник выносил четвёртый. Денис Тимофеевич улыбнулся, смотря на грубость работы, потому что понял, что может сделать лучше. На обратном пути, встав на обочину, пили водку. Из магнитолы визжала связками новая поп-дива.
– За здоровье! – Бодро воскликнул хмельной водитель, опрокидывая очередной стакан.
Мельников растерянно посмотрел на раскрасневшегося водителя, почему-то вспомнил неумелый тёс гробов и от невыносимой боли в груди заплакал, подумав о матери.