Иван Николаевич Чуваков
Справка:
Подполковник в отставке. Участник сирийско-израильской войны 1973-го года.
Родился в Закарпатье.
———————————————————————–
Военная династия
– Военными были все мои предки по отцовской линии, начиная еще с допетровских времен. Начинается династия со стрельцов времен Ивана Грозного, высланных из Москвы в Борисоглебские Слободы нынешней Ярославской области. Там до сих пор живут мои родственники, собирающие архив нашей семьи. Когда я окончил школу, мне впервые тайком показали старинные семейные фотографии – мужчин с аксельбантами и крестами, строго-настрого запрещая кому-нибудь об этом рассказывать.
Дед служил в царской армии, в переводе на нынешние звания, был полковником. Когда началась гражданская война, он не принял ничью сторону, сказав, что нельзя воевать с народом. Вернулся из Питера в Борисоглебские Слободы и долгое время работал там охотником на волков. Я видел фотографию: он на подводе, заваленной тушами животных. Умер дед тоже через охоту. Как-то зимой они загоняли старую волчицу – вожака стаи. Дед снял валенки и несколько километров бежал за ней босиком по снегу. Волчицу догнал, добил, но сам слег с воспалением легких и умер. Было это в 1932-м году.
Отец в 1943-м в 16 лет сбежал на фронт. Попал корректировщиком огня на «Катюши». Войну закончил старшим сержантом с полной грудью орденов и медалей. Став офицером, как и все военные мотался с семьей по гарнизонам. В 1956-м отказался ехать на подавление восстания в Венгрию. В 1961-м отец должен был ехать военным советником в Индонезию. Но тут пришло письмо… из Аргентины. Оказалось, что там проживает отец матери, эмигрировавший еще в 30-х годах и считавшийся в нашей семье умершим. Дед был настоящим капиталистом, имел ферму, батраков. Отца с командировкой «завернули», и каждый считал себя вправе ткнуть в него пальцем и обозвать аргентинским шпионом. Отец не выдержал, у него случился инфаркт, и он из армии уволился.
С матерью они познакомились еще в Закарпатье, где отец после войны проходил службу. Там я и родился. Мать по национальности – русинка. Русины считаются предками русских и украинцев. Они составляли население Киевской Руси.
Университеты
– В военное училище я хотел поступать сразу же после школы. Но отец сказал: «У нас в роду так не принято! Сначала иди в армию, а потом посмотришь, надо это тебе или нет». Так в 1966-м я попал в войска ПВО.
В армии тогда служили и три, и три с половиной года. Призыва было два – весенний и осенний, а вот увольнение только одно – осенью. Готовили нас очень основательно. «Учебка» длилась не 6 месяцев как сейчас, а год, в течение которого мы даже ездили в командировки, изучая оборудование на заводе-изготовителе!
– Была ли в те годы в армии пресловутая дедовщина?
– Нет. По моим наблюдениям, дедовщина появилась в середине 70-х. До этого ни рукоприкладства, ни издевательств, ни обирания не было. Наоборот, «деды» делились с нами, молодыми, хлебом, маслом, сахаром, так как после гражданки мы не сразу привыкли к существующему режиму питания.
Единственное, что «деды» заставляли «молодых», так это подтягиваться и отжиматься. Брали самых слабеньких и дотягивали их до существующих в армии нормативов. Готовили себе смену.
Отслужив полтора года, я подал рапорт на поступление в Ленинградское высшее зенитно-ракетное командное училище.
– Не нахлебались солдатской каши?
– Это в роду у нас, в генах! Никуда от этого не убежишь! Мой младший брат всегда говорил: «Ни за что не буду военным!». А отслужил в армии, с год пожил на гражданке и пишет мне: «Без армии не могу!». Пошел в школу прапорщиков.
В 1970-м я окончил училище с красным дипломом. Распределился в полк ПВО, в Самарско-Ульяновскую Железную дивизию, стоявшую под Львовом.
На вооружении у нас были мобильные зенитно-ракетные комплексы «Куб», «Стрела», а также ЗПУ-4 «Шилка». «Куб», самый сильный из них, мог поражать цель на высоте до 9,5 и дальности до 30 километров. Он представлял собой станцию наведения и четыре пусковые установки по три ракеты на базе легких танков. Их в любой момент можно было свернуть и перебросить в любую точку на карте.
«Вторжение»
– 3 октября 1973-го года часть подняли по тревоге. И эшелоном по «зеленой улице» перебросили в порт города Николаева. Здесь у нас отобрали документы, сделали прививки, переодели в гражданское, заменили оборудование на экспортный вариант с надписями на английском и без табличек «Сделано в СССР» и загрузили в трюм сухогруза с гуманитарной помощью. По легенде мы были командой спортсменов, (я числился волейболистом) двигающейся таким необычным образом на соревнования. Секретность была полная, вплоть до того, что перед отправкой всех раздели догола и осмотрели на предмет татуировок. У кого были русские надписи – отбраковали.
Куда едем, мы узнали только через три дня, рано утром встав на рейд сирийского порта Латакия. Как оказалось, сирийская разведка выяснила, что 6 октября 1973-го года Израиль готовил нападение на эту страну. Сирия обратилась к СССР за помощью. Подоспели мы как раз вовремя. Разгружались уже под бомбежкой. Был затоплен сухогруз, стоящий недалеко от нас.
Война длилась с 6-го по 24-е октября и закончилась крупным поражением израильтян в воздухе. Они оказались не готовы к тому, что на стороне арабов выступит такой грозный союзник как СССР.
В Сирии воевали наши летчики, танкисты, связисты. Воевала даже кубинская танковая бригада! Что до войск ПВО, то за 18 дней ими (вместе с летчиками) была полностью уничтожена вся израильская авиация – около 400 самолетов! Когда после окончания войны израильское правительство пыталось нанять боевых летчиков из других стран, никто не соглашался! Все боялись русских ПВО-шников!
Первые три дня войны мы стояли на прикрытии порта Латакия, развернув комплексы прямо на берегу (воевали в сирийской военной форме). Все это время в порт прибывали советские сухогрузы с войсками. А у меня как раз исчез командир дивизиона – уехал на доклад и задержался. И трое суток я, заместитель командира, провел не отходя от прицела, не спал ни минуты. 7 октября батареей сбил израильский «Скай Хок» – палубный истребитель. Также мои ребята били «Шилками» по ракетным катерам, нападающим на нас с моря.
Когда вернулся командир и сменил меня, я замертво свалился спать прямо под гусеницами. Скоро начался обстрел палубной артиллерией – дальнобойными снарядами большой мощности. Вокруг творилось невообразимое, а я даже не проснулся!
За ту операцию я был награжден сирийским орденом «Шестого октября».
– С каким настроением Вы воевали? Ради чего рисковали жизнью?
– Нам говорили: «Мы здесь, как когда-то в Испании»… Все до последнего солдата знали, что они выполняют свой интернациональный долг. Сирийцы были для нас братьями. И они до сих пор считают нас братьями, теми, кто спас их страну. Иногда в городе я встречаю молодых ребят-сирийцев, заговариваю с ними. Они до сих пор помнят, что мы тогда для них сделали.
Голландские высоты
– 9 октября 1973-го нас перебросили на Голландские высоты – на границу Израиля и Сирии. Там шли тяжелые танковые бои. Наши испытывали в боевых условиях новые
Т-72. В воздухе с нашей стороны дрались МИГ-19 и МИГ-21, с их – «Миражи» и «Фантомы». Хоть их самолеты и были более скоростными и маневренными, наши почти всегда побеждали. Израильских пилотов подводило то, что они воевали по шаблону, по инструкции. Перед вылетом получали конверт с полетным заданием (расписанным поминутно!) и должны были неукоснительно его соблюдать. Но так же нельзя воевать! Обстановка же постоянно менялась! Русская смекалка побеждала израильскую дисциплину.
– Были ли какие-то особенности у той войны?
– И израильтяне, и арабы воевали слишком правильно. Как только темнело, боевые действия сразу же заканчивались. Утром встали, покушали, и снова война. И арабы, и израильтяне с уважением относились к религиозным чувствам друг друга. В пятницу у мусульман выходной – израильтяне не воюют. В субботу выходной уже у израильтян – арабы их тоже не тревожат. То же и с молитвой: у мусульман положено пять раз в день молиться, у каждого солдата был с собой даже специальный молитвенный коврик, так на время молитвы командир не мог отвлечь солдата. Русским приходилось под этот график подстраиваться. Воевали с выходными и перерывами на сон.
По рассказам сирийцев только один раз был случай, когда одна сторона использовала религиозную «слабость» другой стороны. В 1967-м в ходе наступления на египетские части на Синайском полуострове израильтяне пустили впереди себя обнаженных женщин. А по Корану мусульманин не имеет права смотреть на чужую обнаженную женщину! Арабы попадали лицом в землю, и израильтяне захватили их позиции.
В Сирии я был полтора года. И полтора года ходил с гранатой в кармане. По инструкции в случае угрозы пленения советский военнослужащий должен был себя подорвать. Хотя израильтяне в конце войны уже поняли, с кем воюют, и даже начали против нас пропаганду по радио на русском языке. Секретность соблюдалась постоянно. Например, письма из дома нам писали на почтовый ящик в Москве, и в Сирию их привозил офицер КГБ. Он при нас вскрывал конверты, считал количество листков в них и выдавал под роспись. Через два часа эти листки собирались и уничтожались.
– Что советские войска делали после войны?
– То же самое. Закончилась наземная война, но не воздушная. Постоянно продолжались налеты. Поражение в октябрьской войне 1973-го стало для израильтян поворотным пунктом, и когда в 1982-м они начали операцию в долине Бекаа, лежащей на стыке границ Израиля и Ливана, все было уже совсем по-другому. В первые же дни они уничтожили практически всю систему ПВО, погибло много советских военнослужащих.
– Когда Вы сбили второй самолет?
– В апреле 1974-го, когда с Голландских высот нас перевели на охрану Дамасского международного аэропорта. Случай получился запоминающийся…
Мы прикрывали воздушный коридор, через который на посадку заходили гражданские самолеты, и имели приказ сбивать всех чужаков. Для распознания их существует специальная аппаратура: на самолет автоматически отправляется сигнал, если самолет «свой», он отвечает, если «чужой» – молчит. В тот раз я находился на дежурстве и увидел, что километров за 50 от аэропорта в его сторону движется «чужой». Звоню на центральный командный пункт, докладываю: «Вижу цель». Обычно тут же приходило подтверждение: «Цель уничтожить!», а тут молчок. Снова докладываю, снова не отвечают. До сих пор не знаю, что на центральном командном пункте происходило, но там почему-то не были уверены, что это враг. А самолет-то, между тем, летит! Третий раз запрашиваю – бесполезно. Звоню командиру бригады: «Прошу разрешить уничтожение!». Тот: «Не могу! Нет команды с центрального пункта».
Я плюнул и сделал пуск. Видимо, попал в боезапас, самолет взорвался в воздухе. И уже через десять минут примчалась сирийская военная полиция, наши КГБешники. То их было не дозваться, а тут вмиг появились! Меня препровождают в Дамаск и сажают под арест в одну из комнат их Дома Правительства. Вечером приходит солдатик с подносом, на нем хлеб и вода… «Все, – думаю. – Попал! Посадят, и дома никто не узнает. Сгину при исполнении. Наверное, я им какую-нибудь секретную операцию сорвал!»…
Два дня никто ко мне, кроме того солдатика, не заходил, никто со мной не разговаривал. А потом открывается дверь, входит сирийский офицер с цветами, бутылками, закуской и главный военный советник ПВО. Оказывается, два дня они искали обломки, пытаясь узнать, что это был за самолет! Узнали… Это был «Фантом». Он с полным боезапасом (почти три тонны бомб) шел на аэропорт… Вот тогда мне и дали второй орден «Шестого октября». А наши представили к ордену «Боевого Красного Знамени». Но он так до меня и не дошел. Видимо, потерялся где-то в коридорах министерства обороны.
Забавно, что ордена «Шестого октября» делали во Франции, являющейся в той войне союзником Израиля. И еще такая деталь: к ордену всегда прилагался подарок – чемоданчик, в котором находились тапочки с загнутыми как у Хоттабыча носами, пижама, одеколон, четки и отрез парчи…
– На каком месте орден «Шестого октября» располагается в иерархии сирийских орденов?
– Получившие такие ордена считаются героями. Их обладатели могут бесплатно жить в гостинице, бесплатно ездить по стране. Но это не высший сирийский орден.
Первый орден мне вручал президент Сирии, второй – их министр обороны.
Быт и обычаи
– Были ли потери в Вашем подразделении?
– В моем дивизионе не погиб ни один человек. Один солдат, правда, сошел с ума от перегрузок. Самый большой бич в Сирии – жара и насекомые… Леса здесь я не видел. Только горы и пустыня. А в них в огромных количествах скорпионы, фаланги, укус которых смертелен, и змеи. Все, что там ползает и летает – все кусается!
Типичный случай – заходит боец, бледный, спину колом держит: «Товарищ старший лейтенант, у меня что-то под рубашкой!». Шинель и гимнастерку с него снимешь, а на нем черный скорпион. Его укус также смертельно опасен… На случай укуса мы постоянно носили с собой сыворотку.
Другая беда – местный климат. Зимы в Сирии нет. Самая низкая температура – «плюс 10». В феврале все зацветает, а в марте уже стоит выжженным – начинается жара. В апреле все наши российские термометры, лопнули. Поначалу поражался сирийским солдатам, которые ночью при 20 градусах тепла сидели в шинелях и мерзли. А я ходил в майке и потел! Потом только понял причину. Сумерек у них нет, солнце просто падает за горизонт, и словно бы выключают свет. Начинает стремительно понижаться температура. Так вот, когда только что было «плюс 50», а через час уже «плюс 20», то мерзнешь так, как в студеную российскую зиму. Организм просто привыкает к жаре и не успевает перестроиться!
«Плюс 50» днем – это еще большая каторга. Приходилось все металлические части аппаратуры заматывать тряпками, потому что прикоснувшись к ним, можно было запросто получить ожог. Под машиной выкапывали яму и ставили в нее бадью с водой. Сидишь на дежурстве (6 часов), а солдат постоянно подает тебе мокрые простыни. По-другому находиться внутри станции невозможно. Да и так… 5-7 минут – и простыня снова сухая!
– А кормежка?
– Кормежка была великолепной. Каждый день – фрукты, овощи, сыр, яйца, куры, мясо. Объедались бананами. И все это за счет сирийской стороны. Даже приходилось пробовать плоды кактуса – эдакие колючие яйца, в центре которых находится мякоть, по вкусу похожая на землянику.
Чего не хватало, так это черного хлеба и соленой рыбы! Арабы пекут только лаваш, а рыбу вообще не едят. Если б вы видели, с каким удовольствием мы трескали сухари, которые выпрашивали у моряков, привозивших нам ракеты!
– Каково было ваше денежное довольствие?
– Шло два оклада. Один – на книжку в Союзе, другой – выдавался там же на руки. Мой оклад составлял 970 сирийских фунтов. Один фунт шел по курсу как 19,5 советских копеек. То есть, в переводе на русские деньги я получал 190 рублей. Но цены там совсем не соответствовали нашим, Скажем, грамм золота у них стоил 8 фунтов, а килограмм мяса – 16 фунтов. Или такой пример: пиво стоило 1,25 фунта, в том числе, 1 фунт составляла стоимость тары – бутылки.
Хотя Сирия и строила социализм с лозунгом: «С помощью Аллаха и Советского Союза построим социализм», по сути, это была капиталистическая страна – частный бизнес, торговцы, огромное количество джинсов, японской техники.
На 970 фунтов в Сирии можно было купить во много раз больше, чем на 190 рублей в Союзе (я бы здесь за 3000 столько не купил!), но посылки на родину были запрещены, а вывозить разрешалось только то, что можно унести в чемоданчике.
Местный колорит
– Арабский восток совсем по-другому пахнет. Восток – это вездесущие ароматы местных сладостей…
– Живут ли в Сирии по исламу?
– Да, но это не Иран! Сирия – светская страна с преобладанием мусульманского населения. Но арабы-мусульмане прекрасно уживаются с арабами-христианами. Мечети соседствуют с церквями. Многие женщины ходят в чадре, но это, скорее, дань моде. Чадра у них больше похожа на вуаль – легкая, прозрачная и соседствующая с вполне европейскими открытыми платьями.
Исламская традиция сохраняется и в том, что в Сирии мужчине официально разрешено иметь четыре жены, при условии, что каждая живет в отдельном доме и полностью содержится мужем. Если у мужчины нет денег, ему запрещено жениться! Также здесь запрещено распитие спиртных напитков в общественных местах, вплоть до крупных кафе и ресторанов. Когда мы в первый раз пришли в ресторан и по незнанию попросили водки, последовал категорический отказ. В конце концов, через хозяина заведения нам удалось упросить, чтобы нам, как советским специалистам, сделали скидку и принесли по одной бутылке пива. Так все остальные посетители так на нас смотрели, что это пиво в горло не шло!
– Какие они – сирийцы? Каков их национальный характер?
– Очень терпимые и доброжелательные. Сирийцы, это же не классические арабы, готовые воевать до последнего солдата. Сирия воевала лишь потому, что на ее территории очень много лагерей палестинских беженцев, выгнанных израильтянами из своих домов. Палестинцы для сирийцев – братья, и они проявляли с ними солидарность.
Сирийцы – «европейские» арабы. Даже внешне многие из них при традиционных арабских чертах лица и очень темных волосах имеют не смуглую, а белую кожу, голубые глаза.
– Можно ли было советскому офицеру жениться на сирийской девушке?
– Можно, но ни одного подобного случая мне не известно. Во-первых, потому что за жену там нужно платить выкуп. И немаленький… Его сумма зависит и от красоты невесты, и от возраста. Самыми дорогими считаются невесты 12-13 лет. За них просят и 15-20 тысяч фунтов, и больше. Откуда у русского офицера такие деньги?
Во-вторых, сирийки сами не рвались выходить замуж за русских и уезжать в СССР. Я как-то разговорился с одной, она стала меня спрашивать о советской жизни. Как узнала, что у нас нет многоженства, так сразу опешила: «И стирает одна, и детей воспитывает одна?! Как у вас плохо!»…
Мы все говорим о дискриминации женщин на Востоке, а они считают, что дискриминация у нас!
После войны
– После войны я служил в России, в Германии, в Белоруссии, на Украине. Считался хорошим специалистом в сухопутных войсках ПВО. Успешно выполнял самые сложные упражнения – стрельбы на низких высотах. Официально нижний порог поражения ракетой составлял 60 метров. Я поражал цель на высоте 15-20 метров, и после этого курс ведения стрельбы был скорректирован, введены поправки в тактико-технические характеристики комплекса.
Вообще стрелял хорошо. Занимал первое место на чемпионатах вооруженных сил по стрельбе из табельного пистолета Макарова (офицерское многоборье). С 25 метров выбивал 96 из 100.
А ушел из армии в 1990-м. Я тогда служил старшим офицером в штабе округа в Армении, курировал Ленинаканский полк ПВО. Приехал туда как раз после Спитакского землетрясения! Ленинакан был разрушен. У половины офицеров во время землетрясения погибли семьи. Служить они не хотели, «тянули лямку»…
А потом начался армяно-азербайджанский конфликт – война в Карабахе. Пошли нападения на воинские части с целью завладения оружием, техникой и боеприпасами. Делалось это так: стоит офицер в карауле, армяне его вызывают и говорят: «Видишь вон там машину? В ней твоя жена и дочь… Если сейчас не сдашь нам оружие и не уйдешь от складов, больше их не увидишь!»…
И на армянской, и на азербайджанской стороне воевали русские офицеры. Но не за деньги. Просто их семьи находились в этот момент в заложниках. Это третий случай, когда советская армия воевала сама с собой. Перед этим то же самое было во время войн между Сомали и Эфиопией и между Ираком и Ираном. На тех войнах во враждующих подразделениях находились советские офицеры-советники. Но сейчас все было гораздо масштабнее и кровавее…
Посмотрел я на все это и понял: снова началась война армии с народом. И несмотря на все уговоры уволился…
Переехал в Ульяновск – на родину жены, с которой познакомился лет 30 назад в один из приездов в командировку на механический завод. Но жизнь у нас с ней не сложилась. Развелся, снова женился. Моя вторая жена младше меня почти на 13 лет. У нас двойняшки – мальчик и девочка. Когда они родились, у меня, 49-летнего мужика, впервые появился смысл жизни! В армии был долг, который я исполнял, теперь же – совсем другое. Теперь я чувствую даже еще большую ответственность – вывести детей в люди…
Дочка – самая моя большая боль, все страхи связаны с ее будущим. Она родилась с болезнью Дауна. В роддоме сразу же начали говорить: «Отдайте ее в интернат!». Но разве ж я могу? Это все равно что ребенка в мусорный ящик выбросить!…
Долгое время дочка не могла даже сидеть. Потом прошла курс в институте биологической медицины в Москве (у профессора Сухих, «омолаживавшего» Ельцина). Лечение ее преобразило – вплоть до того, что у нее появились линии на ладонях (у «даунов» прочерчена только линия жизни, а остальная ладошка чистая)! Перед операцией я даже не верил, что такое возможно! Сейчас это обычно сложенный, подвижный ребенок с единственным недостатком – затрудненной речью и, как следствие, немного задержанным развитием. Врачи говорят, что для окончательного выздоровления нужны еще три курса лечения стоимостью около 4 тысяч долларов. У меня таких денег нет. А чиновники… Отказывают и не понимают, что выгоднее один раз заплатить и инвалида вылечить, чем всю жизнь потом ему пенсию выплачивать!
Живут наши чиновники все еще по-советски!
Мысли о разном
– Как Вам, человеку, воспитанному в советское время, нынешние демократические порядки?
– Во-первых, они гипертрофированно-демократические. Демократия была в Сирии, в ГДР. Я до сих пор не понимаю, почему немцы берлинскую стену сломали! Если б мы жили так, как они в 70-х и 80-х, мы бы считали, что коммунизм у нас уже построен!
Что мне сейчас сильно не нравится в России, так это – абсолютная неуверенность в завтрашнем дне. Нет ее ни у кого!
– Два вечных русских вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?»
– Виноватых искать тяжело… Ведь России, в силу ее особенностей, всегда был нужен кнут и пряник. Демократию мы ну никак не воспринимаем! Живем мы по принципу, о котором написаны все наши сказки: по щучьему велению! Мы от природы ленивы. Мы не трудоголики. Лежим на печи, ничего не делаем и ждем, когда появятся Щука, Золотая Рыбка или Конек-горбунок и все за нас сделает!
Что делать?.. Если каждый будет жить лучше, то будет жить лучше и государство. А чтобы каждый жил лучше, нужно сломать его психологию, научить его работать, создать условия для работы и больше не мешать! По силам ли нам это? Хватит ли у нас на это решимости? Не знаю…
– Все хотел спросить, чем закончилась история с дедом в Аргентине? Наследством?
– Ничем не закончилась. Дед умер и, видимо, оставил все своей аргентинской семье. Мы пытались прояснить его судьбу через Красный Крест, но так ничего нового и не узнали…
– И последний вопрос: хотите ли Вы, чтобы Ваш сын продолжил дело ваших дедов и пошел в военное училище?
– Я бы очень этого хотел… Тем более, что у моего брата только дочери. Так что на данный момент, сын – единственный возможный «продолжатель» нашей военной династии.
Но если он выберет другую профессию, я препятствовать не буду…
2004 год