Как известно, в этом мире все относительно. Хочешь ты того или особо не желаешь, но восприятие одной и той же ситуации может оказаться диаметрально противоположным. И не то, чтобы у разных людей. Что было бы вполне естественно. Потому как – сколько граждан, столько и умственных заморочек.
А значится, чему удивляться? Не-е-т, ребята… Фишка как раз в том и заключается. Что мы сами. Лично. Персонально. Вот это номинальное “одно и то же”. Оцениваем совершенно иначе. Исходя, так сказать, из сложившейся обстановки.
К примеру, есть такая общеизвестная фигня. Долгота дня называется. И кто бы мог предположить, что где-то в середине, в первой половине октябрьской позолоты хрестоматия эта идентична началу марта? Аж дух захватывает от вселенского открытия, но светлое время суток – в конце второго месяца зимы – преспокойно соответствует концовке октября, началу ноября. Одно и то же ведь? Одно и то же…
То же самое время Солнце катится над горизонтом, а вот поди ж ты! Воспринимают люди, оценивают звездную кавалькаду абсолютно по-разному.
В октябре-ноябре еще не остыла память о лете. Еще не у всех сошел загар, приобретенный на канарском побережье ближайшего солярия. Еще так и видишь символизм июньских ночей, когда, как говорят, целуются зори, а Солнышко, благодаря “неустанной заботе партии и правительства” просыпается уже часа в три, озаряя небосвод рассветною надеждой, от беспрецедентной разумности которой
в оное время “законопослушное общество” прячется за оконной занавесью.
Все это живо. Очень живо! Все эта музыка играла только что… Звенела за порогом земляничного утра. Разливалась восторгом детской брызгалки. Зажигала
в позапрошлых пионерах. И никуда, повторяюсь, не пропала. Не остыла… Дышит, живет. Полыхает всеми цветами радуги даже… А потому осенние ранние сумерки воспринимаются как приход извечной мглы, как наступление перманентной темени. Память услужливо подсказывает – ежегодная тоска покамест лишь зевнула спросонок. Всероссийский опыт промозглой хандры моросит по миллионным зонтикам – то ли еще будет! Впереди бесконечность. Потому что впереди весь ноябрь.
Свинцовое небо над уставшими с утра головами отражается в асфальтовом океане городов. Пожухлая и вытоптанная трава, кусты врастопырку и голые деревья. Черные под дождем и серые, если на этот раз повезет, если сегодня пронесет, если наконец-то сжалится погода… Чернота и серость на земле. Серое и черное на небе. Два цвета жизни, которая до сих пор не научилась понимать – куда все уходит?
Два цвета угасающего времени, неспособного признать июньским сердцем –
с каждым часом его предательски меньше. Безысходность как перед концом мироздания… А что, собственно говоря, произошло? Неужто стряслось такое страшное, жуткое, запредельное донельзя? С чего всепланетарный ужас? Из-за чего же, позвольте спросить, весь депрессивный сыр-бор? Световая-то палитра в конце зимы такая же, как и сейчас. Солнца де-юре – ну, ровно же столько! И все ведь,
по солнечной сути, одинаково. Все же как есть под копирку, ре-бя-та… Но разве же может эдакое сравниться? Разве сподобимся когда-нибудь сравнивать? Да разве получится у кого равнять это… де-факто? Там под утро – “грачи прилетели”. Здесь – под вечер декабрь заявился… И вот уже белый день. Тот самый вчерашний, летний день. Все тот же день вечного детства, где ночи лишь для галочки. Вот уже этот день – как оплот махрового формализма. Как показуха пред всем честным народом!
Как пыль легкомысленных снежинок в глаза одной шестой части суши.
…Уже в три часа Светило идет на боковую. Уже полчетвертого зажгутся фонари. Уже в четыре непонятно – а был ли давешний рассвет? И только-только на календарном излете, только-только дойдя до последней точки, только-только откатившись
к самому краю, день перестанет пасовать пред обнаглевшей ночью. Жизнь не отступит, чтобы войти в наступающий год поминутным обретением нового Солнца! Но… Когда это все произойдет? Когда еще это настанет? Когда это с нами случится? Впереди-то весь ноябрь. Впереди две декабрьских трети. Впереди – тоска, зевнувшая спросонок.
Относительно все. Как же все относительно.