«Кап-кап…» – в фильмах капельницу озвучивают именно так. И даже если звука нет, ты будто слышишь это «кап-кап».
Я не знаю, что такое капельница. В последнее время все чаще слышу это слово от своих родителей. Потому что мамин отец в больнице.
Взрослые переживают, говорят о болезнях, лекарствах и о том, как их достать. А я не хочу больше этого слышать! Если кто-то болеет, то обязательно поправится! Это же ясно!
* * *
…Дурацкое лето. Солнце про нас забыло. В июле дедушке сделали операцию на глаза.
Мы с папой пришли к нему в больницу на следующий день.
Кого мне напоминает дедушка? Оле-Лукойе из сказки. Он рассказывает интересные истории из жизни. У него лысина и остаток седых волос на макушке. Они мягкие и смешные. На правом глазу бинтик, закрепленный пластырем.
Дедушка протягивает мне яблоко. Кажется, если надкушу, то тоже заболею. Но папа с дедушкой настаивают: «Ешь витамины!»
Ну, хорошо, сдались вам эти витамины! Надкусываю яблоко пару раз, а потом незаметно выбрасываю его в корзину.
Зеленые стены, шерстяные одеяла. Палата пропитана запахами лекарств. Душно. Я слышу, как капли дождя барабанят по подоконнику. Хочу распахнуть окно, чтобы сюда ворвался ветер.
Мы принесли сок. Сок – персиковый, в красивой упаковке, на ней по-английски написано: «JUICE». Папа в магазине спросил: «Что дедушке-то купим?»
Я оглядела витрину и подумала, что если бы дедушка был тут, то он бы непременно выбрал сок.
– Бери-ка чашку, наливай, трусишка. Что застыла? – улыбается дедушка.
Он как будто знает, что этот сок я выбирала для себя.
– А когда тебя выпишут? – спрашиваю я его.
– Да скоро, – отвечает он.– Я-то нормально, оклемался, а вот товарищ мой по палате нет, – он кивает на соседнюю кровать. Там, укрывшись с головой, под одеялом лежит пожилой мужчина. Кажется, он спит.
– Тяжело от наркоза отходит, операции у нас были одинаковые, – тихо говорит дедушка. – А организмы, видимо, разные.
Он молчит, а потом продолжает:
– Я вот все думаю, как так получилось, что с войны вообще я живой вернулся? Повезло, значит, в чем-то есть смысл того, я остался жить…
– Еще бы, дети у вас, внучка вон подрастает, студентов учите, да и живем мы все благодаря вам, – говорит папа.
Дедушка смотрит в окно.
– Победу объявили, мы, счастливые, обнимаем друг друга, все близкие, родные… солдатики… Как будто мы все бежали куда-то без остановки четыре года… Одна мысль была: вот бы пожить год или два без войны, уже было бы здорово. И вот уже 70 лет все живу и поработать еще хочу…
Мы с папой внимательно слушаем его. Дедушка всегда волнуется, когда вспоминает о войне.
– Ну да ладно, – говорит он, встрепенувшись. – Вы, наверное, спешите, а я тут…
– Выздоравливай, без тебя скучно! И пей сок! – протягиваю ему джус.
– Может, заберете домой сок-то? – озабоченно интересуется он. – У меня же сахар высокий.
Я хитро смотрю на папу.
– Ну, так не бывает, раз принесли, пусть у вас будет, пейте понемножку, – говорит отец.
Дверь в палату открывается. В нее заходят пожилая женщина в платке и маленькая девочка. Они подходят к кровати дедушкиного соседа. Он поворачивается к ним, не вставая с постели. Я вижу его измученное лицо. Тот же бинт на глазу, что и у дедушки. В руках девочки кукла. Волосы у куклы желтые, а платьице голубое. Но теперь она неопрятная – волосы, заплетенные в косичку, серые, запутанные, платье в пятнах.
Дома у меня полно куколок, игрушек, но все они хранятся в ящиках. Я слежу за куклами, потому что люблю их. Женщина достает из сумки кефир, вздыхает. Девочка теребит куклу.
Сейчас бы открыть окно…
– Не грусти, – говорит дедушка.
Мы прощаемся и идем с папой домой.
* * *
Состояние дедушки резко ухудшилось.
«Инсульт», «кровоизлияние», «кома» – эти слова мне тоже незнакомы, но он обязательно поправится!
Деда перевели в другую больницу, и туда никого не пускают.
Так проходит месяц. В ожидании и беспокойстве. Беспокойство вызывает у меня брошенная отцом фраза: «А тот, его товарищ-то с соседней койки, оклемался, выписали его». Я вспоминаю этого соседа по палате – его внучку с серой куклой и женщину в платке. Наверное, сейчас они счастливы, потому что их родной человек дома. Наверное, девочка вымыла свою куколку, выстирала ее платье.
Сама я уже редко играю с куклами, но каждой дорожу. Вот и сейчас захотелось достать их из ящика. Вот моя любимая – Роза. У нее белые волосы, розовое шелковое платье. Мне ее подарили на день рождения бабушка с дедушкой. Вспоминаю сказку, где у Василисы Премудрой была куколка, с которой она разговаривала. Обнимаю Розу. Хочу ей тоже что-то сказать, но я уже взрослая.
Слышен звук поворачивающегося ключа. Бабушка приехала с дачи. Она проходит на кухню, там мама моет посуду.
Я слышу их разговор:
– Сегодня села на скамейку возле дома. Устала с этими грядками. Смотрю, а по огороду ворона скачет, каркает. Я ее граблями, не улетает. Это примета такая, да?
Тихо. Я не знаю, что происходит на кухне. Может быть, бабушка плачет.
Поговорили бы они со мной!
Иду гулять. Наша компания девчонок – Неля, Лена, Даша. Мы прыгаем через резиночку. Круг из резинки растягивается на ногах Нели и Лены, а мы с Дашей по очереди прыгаем через нее.
– Зацепка, зацепка, – кричит Лена. Эх… Ну что ж, теперь прыгает Даша.
Мне весело и я обо всем забываю. Будто бы переключаюсь из одной жизни в другую.
* * *
Мама приходит с работы, вешает в шкаф черную замшевую куртку. От куртки пахнет лекарствами. Раньше она носила вельветовый зеленый плащ, ярко-красную шляпу. Но их она не надевает с тех пор как дедушка в больнице.
Мама вздыхает: «Дедушку выписывают домой». Не могу понять, почему она не рада? Выписывают – значит, выздоровел! Странные эти взрослые: то переживали, что в больницу не пускают, то вздыхают, что выписывают.
В любом случае, я очень рада тому, что все закончилось.
* * *
– Останешься с тетей Стеллой, – говорит мама следующим утром. – Сходите погулять, пообедаете, а потом она отведет тебя к бабушке. Там и дедушку уже привезут.
«И что означает это «привезут?» – думаю я.
Тетя Стелла общается со мной как со взрослой. У нее тихий приятный голос, она добрая и понимает меня.
Солнечный денек, я надела белое платьишко. Сколько можно париться в джинсах и шлепать по лужам в сапогах.
– Кем ты хочешь стать? – интересуется тетя Стелла.
– Раньше хотела быть кассиром, – отвечаю я.
– Почему кассиром? – удивляется она.
– Потому что думала, что они деньги домой уносят, еще у них такие красивые цветные кнопочки на кассе. А теперь… Даже не знаю, президентом, наверное. Я бы тогда многое поменяла. Знаете, у нас все так несправедливо. Вот я бы такую зарплату давала людям, чтобы они могли кошечек и собачек домой брать. Мне так их жалко!
– Хорошие планы, – отвечает тетя Стелла, нисколько не поразившись моей наивности.
Мы проходим возле маленького рынка. Тут продают морковь, капусту, соленья. На железном прилавке, накрытом фиолетовой тканью, разложены безделушки – пластмассовые веера, брелки в виде сердечек, заколки для волос. Тучная продавщица глядит на меня и начинает показывать свои товары.
– К твоему платью у меня вот такой веер есть, – говорит она. Веер чудный – с картинками и перьями. Но у меня полно таких.
– Малыш, ты чего-то хочешь из этого? – спрашивает тетя Стелла.
– Очень хочу. Вон те – очки в розовой оправе!
– Десять рублей, – говорит продавщица.
– Эх, а у меня, наверное, нет столько, – тревожно говорит тетя Стелла, берет свою кожаную коричневую сумку и начинает искать деньги. Потом запускает руки в карманы пиджака, достает десять рублей. – О, как повезло, ты посмотри, а!
Мы с тетей Стеллой обнимаемся от радости. Теперь у меня есть розовые очки! Я стала старше, и у меня вид деловой девчонки.
* * *
Бабушкин двор: закрытый, уютный. Скрипучие качели, зеленая скамейка без пары реек. На клумбе раньше выращивала цветы соседка – тетя Лиза, одинокая, тихая старушка. Но потом она умерла, и теперь клумба пустует и ждет следующего добровольца – любителя цветов.
Я поднимаюсь на второй этаж, захожу в квартиру.
– Почему дверь в дедушкину комнату закрыта? – спрашиваю я радостно.
– Тише, – говорит отец, – дедушка болеет, ты же знаешь, заходи, только не шуми.
Я забегаю, в руке листок с рисунком – это подарок дедушке.
* * *
Дедушка лежит под красным пледом. Его глаза смотрят в потолок. Голова обтянута кожей. Слышно, как он дышит. Тяжело и часто. Я не могу подойти ближе. Ноги не идут. Это не он. Я вглядываюсь в лицо, хочу найти там жизнерадостную улыбку. У кровати крутится бабушка, внезапно она оборачивается и, смотря на меня, говорит: «Он поправится, вот увидишь, я ему кашку сварила».
– Можно я пойду на улицу? – спрашиваю я.
– Иди, – отвечает отец.
Я выхожу во двор. Видимо, снова собирается дождь. Душно, и тучи стали серыми, заволокли небо. Напротив дома – стройка. Сейчас там никто не работает. Я иду туда. Захожу в холодную комнату. Сажусь в угол, поджимаю колени. Смерть – это где-то не с нами, не с близкими, это с кем-то, но не здесь… Закрываю глаза. Слезы капают из глаз. Вереницей бегут картинки.
Мне пять лет, мы с дедом отправились в лес за грибами. Идем недолго, останавливаемся.
– Дедушка, а с какой стороны мы пришли? – спрашиваю я, предполагая, что нам нужно идти налево.
– Вон оттуда мы пришли, ты чего, забыла, что ли? – говорит он и показывает вправо.
– И как ты без компаса ходишь? – удивляюсь я.
Для меня лес – то место, где легко заблудиться, поэтому я ни на шаг не отстаю от дедушки. Я помню наставления из сказки: если потеряешься, надо кричать «ау».
Дедушка показывает мне грибы, а я все равно не могу их запомнить.
– Груздь, его не спутаешь, он прикрыт землей, видишь?
Моя корзинка полна.
– Ну, давай посмотрим, – говорит дедушка, беря корзинку в руки, – что из этого можно будет отдать бабушке на готовку.
Из моей корзины исчезает половина грибов.
– Научишься еще, запомнишь, – подбадривает он, видя, что я расстроена.
Мне семь. Мы с бабушкой на даче, собираемся завтракать. Дедушка в это время отдыхает в санатории неподалеку. Внезапно дверь открывается. Он заходит в дом с огромным арбузом. Хлопаю в ладоши, такой сюрприз! Никто теперь не заставит меня есть невкусную кашу.
Мне восемь. Дедушка учит меня играть в карты. Я не могу понять, почему он все время проигрывает. Из десяти партий он выиграл у меня только один раз. Видимо, я уже научилась…
Надо вернуться домой, там, наверное, меня потеряли.
* * *
В квартире тихо, в комнате дедушки горит оранжевый торшер. Бабушка сидит возле него, поправляет плед, смотрит на него ласково, что-то шепчет ему на ухо, будто он ее слышит.
Ночь. Я не могу уснуть, но лежу спокойно.
Шум в коридоре, крик мамы: «Вызывайте скорую».
Все кончено.
* * *
Я стою на кладбище. На похороны приехало много людей. Не могу поверить, что все это правда – этот гроб, вырытая могила. Плачу и не могу успокоиться. Кто-то берет меня за плечи. Это тетя Стелла. Она отводит меня в сторону.
– Посмотри, – говорит она, гладя меня по голове, – солдатики.
Они бегают взад-вперед, торопятся. Вот один из них упал с травинки, провалился в щель, выбрался, побежал дальше. А вот несколько красных пятнышек собрались стайкой. Подношу руку, двое из них взбираются вверх по пальцам, мягкие лапки щекочут ладонь. Отпускаю их. Как это странно, какой большой я себя сейчас ощущаю. Я вижу жизнь и вторгаюсь в нее, вторгаюсь в мир солдатиков, а они продолжают торопиться, бежать, спотыкаться… существовать. Лучи осеннего света освещают их дорожки.
* * *
Для того чтобы общаться с человеком, не обязательно его видеть, ощущать физическое присутствие. Память продолжает жить, а значит, жив во мне человек.
Дверь распахивается, и на пороге появляется волшебник – дедушка с арбузом. Надо просто закрыть глаза и вспомнить об этом дне.
Я учусь не заблуждаться в лесу, ищу выходы. И теперь по-другому понимаю людей…
* * *
Мне девятнадцать. У меня неудачный день, и мне не с кем его разделить. Хочется отвлечься. Иду в лес, что неподалеку от моего дома.
Недавно я познакомилась с молодым человеком. Он высокий, красивый и добрый. Позвонить ему? Но он мне нравится, и я думаю, что парни не выносят грустных разговоров. А я хочу ему понравиться.
Звонок. Это он.
– Ты где?
– Я гуляю в лесу. Тут, рядом с твоим домом.
– Так давай я к тебе присоединюсь.
– Пойду на встречу к тебе, – отвечаю я.
Он ищет меня глазами. А я бреду в своих скользких сапогах, и вид у меня потерянный.
– Кто тебя обидел? – волнуется он.
– У меня был паршивый день…
Он раскрывает свои руки, и я утыкаюсь ему в грудь. Ветерок треплет мои волосы.
– Не грусти…
Мы идем, обнявшись, вдоль деревьев.
Обрыв. Конец земли?
С него открывается вид на частный сектор и обледенелую речку. На коре дерева красные пятнышки. Они куда-то спешат, и им нет до нас дела – солдатики.
– А знаешь, я сейчас расскажу тебе о том, как я однажды поняла, что жизнь продолжается, – говорю я.
И начинаю свой рассказ.