Лидолия Никитина. Современные сказки и миниатюры для молодёжи двадцать первого века

Вершина и бугорок

Однажды Вершина заскучала на своих заоблачных высотах, и ее взгляд случайно остановился на Бугорке, который приютился у подножия. Был этот карлик неуклюжий, приземистый, невзрачный. Лишь забавная впадинка, покрытая яркой зеленью, придавала его очертаниям детскую беспомощность и мягкость: ведь вокруг были только крутые утесы, обрывы – глазу и душе не на чем отдохнуть от их резких режущих линий.

Весь следующий день Вершина искала запримеченный Бугорок, но густой туман спрятал в своей вязкой белизне и Бугорок, и его нежную зеленую впадинку. Когда же ветер прогнал туман и Бугорок оказался как на ладошке, Вершина, будто нечаянно, обронила в эту изумрудную ложбинку свою сиреневую тень. Бугорку стало щекотно и, подняв голову, он увидел в ярком синем небе изумительной красоты Вершину с бриллиантовыми вспышками солнца в ее изящной короне.

Поймав робкий взгляд Бугорка, Вершина кокетливо улыбнулась. Неуклюжий карлик опустил глаза: ему и во сне не снились такие почести! Робость нового знакомца и эта его смешная зеленая впадинка настроили Вершину на веселый лад. И у нее вдруг вырвалось:

– Какой же ты, Бугорок, миленький! – а горное эхо, расколов голос Вершины на множество осколков, хрустальным звоном отозвалось в душе Бугорка.

– Это вы обо мне? – ужасно смущаясь, поинтересовался Бугорок и переступил с одной коротенькой ножки на другую, отчего Вершина пришла в еще большее умиление:

– Ну, иди же ко мне! Чего, глупенький, топчешься внизу!

– Я в гору не полезу… Там опасно: пропасти, обрывы… Оступишься, упадешь – камней не соберут! Вот если бы к тебе можно было подняться по лестнице…

– А ты, оказывается, трусишка! Ну да ладно, чем не займешься от скуки? Я тебе помогу! – и Вершина, не раздумывая, отломила от своей искрящейся бриллиантовым блеском короны хрустальный зубец и бросила его вниз трусишке.

Отполированной ступенькой упал он под ноги оторопевшему Бугорку. Тот, опасливо озираясь, нерешительно сделал свой первый шаг вверх! Огляделся по сторонам и был поражен, каким неприметным стал его сосед. Не бугорок, а кочка болотная!

Прошло еще несколько дней. И все это время Вершина то и дело вспоминала робость Бугорка, его застенчиво-грустную улыбку, которой он ее одарил, поднявшись на ступеньку – зубец бриллиантовой короны. И чего это она в нем нашла?! Вон сколько вокруг богатырей-великанов, а ей в их сторону даже смотреть не хочется.

Теперь каждое утро, прежде чем поднять глаза к солнцу, Вершина роняла свою тень на Бугорок, и тот счастливо, заливисто хохотал, потирая круглый животик своими шершавыми ладонями.

– Ну, иди же ко мне, чего топчешься на месте? Боишься? Не можешь сам? Ладно, так и быть, лови! – расшалившись, кричала Вершина Бугорку, обламывая зубцы своей великолепной короны. И с каждым отломленным зубцом Бугорок поднимался все выше и выше. И когда, замерев от страха, – ведь он все еще боялся высоты, – новый знакомый оказался возле Вершины, то увидел, что ее волосы перепутаны ветром, а высокий лоб не украшает искрящаяся корона.

– Почему ты вблизи такая… такая обыкновенная? И куда подевалась твоя бриллиантовая корона?

– Как куда? Я бросила ее тебе под ноги… Иначе ты бы не смог приблизиться ко мне… – застенчиво улыбнулась Вершина, но сразу умолкла, встретившись с высокомерным взглядом гостя.

– Не из короны, а из чего-нибудь другого ты эту самую лестницу для меня сделать не могла?

– Как-то не подумала… Понимаешь, мне так надоело одиночество… Особенно оно тяжело в ненастье – даже поплакаться некому… Каждый – сам по себе… Но ты, я вижу, чем-то огорчен?

– Еще бы! Мне так нравилась твоя корона! Ты в ней мне казалась такой эффектной, ни на кого не похожей, значительной! А теперь… в твою сторону даже глядеть скучно!

– Ну, дорогой гость, это уж слишком! Отправляйся туда, откуда пришел!

– Ха! И не подумаю! Зря что ли, я с риском для жизни карабкался в заоблачные высоты?! – настроение у гостя было прекрасным, он чувствовал себя с опростоволосившейся Вершиной на равных! Пока!

Джентльмен Расчёт

Джентльмен Расчет – очень уверенный в себе человек. У него хорошие манеры, чуть холодноватая улыбка и веские, будто математические формулы, слова и жесты.

Он не любит суетиться, бросать на ветер пустые слова и во всех случаях жизни признает только доводы!

Джентльмен Расчет по своей натуре довольно замкнут и всячески избегает встреч с болтушками, хохотушками, плаксами, зазнайками, одним словом, с Эмоциями. Они его раздражают, выводят из себя своей взбалмошностью: то без всякого повода начинают восхищаться куском глиняного кувшина, ни на что не пригодного; то плачут из-за сказанного невпопад слова… И спорить с ними невозможно, а убедить – тем более!

Может быть, эти глупышки и не удостоились бы столь глубокого размышления Джентльмена Расчета, не будь они близкими родственницами самой госпожи Любви!

Ему смотреть на этих несусветных балаболок тошно, а Любовь им покровительствует и напрочь отвергает дружбу с ним, рассудительным и пунктуальным до мелочей Джентльменом, на которого в любом деле без всякого риска можно положиться!

С некоторых пор у Джентльмена Расчета появилась невеста – серьезная рассудительная девушка из добропорядочной семьи. Ее родители не возражали против такого респектабельного жениха, оставалось лишь заполучить согласие на брак самой прелестницы-невесты. И во время ужина, когда велся обстоятельный разговор о приданом невесты и доходах жениха, в распахнутое окно гостиной влетел букет алых роз, перевязанный голубой атласной лентой с надписью «А как вы относитесь к любви?»

Невеста, едва взяла в руки букет, прижала его к сердцу и… целую неделю не показывалась на глаза Джентльмену Расчету. Но когда ему с большим трудом удалось обнаружить девушку в саду и возобновить разговор о браке, она очень тихо спросила выбранного родителями жениха:

– А как вы относитесь к любви?

Не успел Джентльмен Расчет и рта раскрыть, откуда-то появилась госпожа Любовь и повелительным жестом приказала жениху отодвинуться на самый край скамейки, а сама чинно уселась на его место возле девушки и, ласково приподняв рукой грустную головку невесты, спросила:

– Дорогая, зачем ты спрашиваешь этого сухаря обо мне? Должна признаться, что мы с ним почти не знакомы!

– Верно… Но, может, именно сейчас вы не откажете мне в дружбе и помощи? Право, госпожа Любовь, почему бы нам не стать друзьями?

– Ха-ха! Да мы с ним умрем от скуки!

– Сойдем с ума от его нудных нравоучений! – перебивая друг друга, строя Джентльмену Расчету шаловливые рожицы, щебетали Эмоции, усевшись, будто птички, на ветвях раскидистого клена.

– Девочки совершенно правы, разговаривать нам не о чем! – согласилась со своими неизменными спутницами госпожа Любовь и подняла на собеседника свои бездонные глаза.

– Как не о чем? Мы будем спорить! Во многих вопросах я ваш противник! И убежден, что брак по расчету значительно прочнее брака по любви. Согласитесь, когда семейные отношения строятся на взаимовыгодных условиях… – Джентльмен Расчет еще что-то хотел добавить к сказанному, но невеста без оглядки бросилась бежать к дому. Возле дверей она столкнулась с застенчивым молодым человеком, которого еще зимой заприметила на катке. В его руках был огромный букет алых роз, перевитых, как и тот, который был заброшен им в окно гостиной, атласной голубой лентой. Ужасно покраснев, он назвался Робертом.

– Елена! – мигом забыв обо всех неприятностях, с очаро-вательной улыбкой ответила юному поклоннику девушка.

В это время на дорожке, усыпанной мелким гравием, послышались скрипучие шаги Джентльмена Расчета. Роберт, почувствовав в приближавшемся мужчине опасность, все же успел передать девушке подарок, прежде чем отойти от Леночки на пару шагов. А девушка глазам своим не поверила, когда невидимая рука старательно вывела на атласной ленте, скрепляющей цветы, четыре невероятных слова: «Я люблю тебя, Роберт!»

От растерянности Леночка выронила букет, тот скатился с перил лестницы вниз и упал возле начищенных до блеска ботинок Джентльмена Расчета. Прежде чем вернуть букет, Джентльмен Расчет самым внимательным образом изучил текст на ленте.

– Дорогая, вы ошиблись! Меня зовут вовсе не Роберт!

– Вот именно! Вы здесь не причем!

– Да, да… Это цветы принадлежат мне и Елене!

– Верно! Они – свадебный подарок моего жениха, потому что наша свадьба…

– Завтра! – не сговариваясь, хором воскликнули молодые люди.

– Кто вам позволил так зло надо мной шутить? – теряя обычное самообладание, возмутился незадачливый жених.

– Я разрешила! Любовь! – услышал он за своей спиной невероятно мелодичный и в то же время повелительный голос всеми уважаемой Дамы.

С тех пор как у Джентльмена Расчета отбили невесту, он стал еще более сух и педантичен. Ссылаясь на то, что его замучил радикулит, всем сразу признается, что ужасно боится сквозняков. А если видит открытые окна, тут же их тщательно закрывает. Как знает, какие могут таиться за ними сюрпризы?

Поэт и его Звезда

В небольшом сказочном государстве, а таких государств на карте моей Фантазии не так уж и мало, жил юный Поэт. Из-за чрезмерной застенчивости свои стихи он не отваживался читать даже друзьям. Его единственной слушательницей, так уж само собой получилось, стала безымянная Звездочка в ближайшем от кухонного окна созвездии.

Эта Звездочка, по сравнению с другими звездами, была настоящей замухрышкой, но пылкое воображение Поэта угадывало в затаенном, будто дыхание, мерцании Звездочки изысканную простоту.

С тех пор как эта крохотулька стала предметом внимания Поэта, с ней начались совершаться невероятные космические превращения. По оттаявшим, прежде безмолвным, устам озорным солнечным зайчиком однажды пробежала улыбка, потом прорезался голос, и Поэт услышал:

– Спасибо! – и эхо этого слова, прежде чем смолкнуть, облетело Галактику и наполнило душу молодого человека нежнейшими переливами чарующего женского голоса. Сердце Поэта от этих завораживающих звуков запылало еще жарче, и его огонь, одолев все космические преграды, мгновенно сжег безразличие в глазах Звездочки, превратив его в облачко бирюзового тумана.

Поэт онемел от удивления. Ему показалось, будто земля и небо поменялись местами. Из света, радости, блаженства, нетерпения родились безо всяких мук над черновиками, бессонных ночей и головной боли – новые стихи! Такой удачи до этого дня у неискушенного творца ямбов и хореев прежде никогда не было.

После свершившегося чуда молодой Поэт назвал свою вдохновительницу Изумрудной Звездой и поклялся всю жизнь воспевать только ее одну! Юная небожительница, глядя на сосредоточенное и побледневшее от волнения лицо молодого человека, не дослушав до конца сочиненный им в честь ее золотых волос стих, рассмеялась звонким радужным смехом. Все три эха, будто разноцветные обручи, принялись кататься по небу, смешно догоняя и обгоняя друг друга.

Влюбленные не заметили, как пролетел месяц их небесной идилии… Но однажды, когда Изумрудная Звезда была невероятно яркой и чарующей, влюбленным молодым человеком вдруг овладел страх. Рухнув на колени перед своей богиней, он прошептал:

– Умоляю… Будь всегда моей и только моей!

– Согласна! – прошептала польщенная богиня и, приподняв Поэта с пола, пригласила на танец, томная мелодия которого доносилась из близлежащего созвездия Лиры.

Трудно объяснить почему, но уже на третий день после заверений в вечной любви и преданности Изумрудная Звезда заскучала, а неделю спустя безжалостно раскритиковала только что сочиненную поэму и даже потребовала, чтобы впредь он подобной чепухой не смел ее ПЕ-РЕ-У-ТОМ-ЛЯТЬ !!!

Ошеломляющие перемены, происшедшие за столь короткое время в характере возлюбленной, Поэт мог объяснить лишь взрывами в дальних галактиках, космическими бурями, всплесками солнечной активности…

– Она заболела! Ее немедленно надо лечить! Господи, с какой стремительностью это космическое чудо от меня удаляется… – растеряно бормотал обескураженный Поэт, неуклюже спускаясь с Седьмого неба на крохотный балкончик своей «хрущевки».

Поиски медицинского Светила, которое взялось бы излечить Изумрудную Звезду от нервозности, безразличия к стихам, холодности и прочих скрытых и явных недугов, к счастью, завершились быстро и успешно. Уже через несколько часов Поэт и медицинское Светило стучались в дверь небесной обители. Но хозяйка и не подумала впустить в дом усталых путников. Напротив, высунувшись из окна, зло закричала:

– Немедленно убирайтесь отсюда! Оба! – и принялась выкрикивать еще какие-то странные слова, но тройное эхо на сей раз категорически отказалось их повторять.

Решимость, с которой медицинское Светило согласилось лечить больную Звезду, мгновенно покинула лекаря, и он, «попотчевав» хозяйку небесной обители «испорченной латынью», немедленно отправился восвояси. Поэт же остался выяснять отношения:

– Единственая, ответь, разве нам за время, что мы вдвоем, хоть миг было скучно, плохо? Разве денно и нощно не воспевал я твоей небесной красоты? Не слагал восторженных гимнов нашей вечной любви и верности?

– А мне нужно совершенно другое!

– Что другое? – насторожился Поэт.

– Я мечтаю о том, чтобы меня открыли по-настоящему! Чтобы мной восхищался весь мир, вся Вселенная! Понятно?

Отвергнув Поэта, Изумрудная Звезда еще немного понежилась в шезлонге, но быстро заскучала и отправилась на прогулку по небосводу впервые одна без Поэта. Вскоре ей на глаза попался Владыка. Небожительница тут же припомнила, как в самом начале знакомства с Поэтом, тот рассказал ей:

– Представляешь, главной достопримечательностью нашего Владыки является колпак, вымощенный, будто мостовая булыжниками, огромными драгоценными каменьями! Из-за внушительного веса этого убора голова Владыки с трудом поворачивается в ту или другую сторону. О том, чтобы ее запрокинуть к небу, поразмышлять, бедняге, даже мечтать не приходится… Может, по этой причине, может, еще по какой другой, но только он строжайшим своим Указом запретил подданным любоваться небом, особенно в ночное время.

Восхищенная мужеством любимого, в ту пору еще совсем юная звездочка, спросила с тревогой:

– Как же ты осмелился нарушить запрет?

– Разве возможна поэзия без неба? – удивился наивности своей избранницы Поэт и принялся с огромным воодушевлением рассуждать о запредельных мирах, душе и еще о чем-то таком туманном, что звездочке ничего не оставалось, как взять старый журнал мод и в двадцать пятый раз перелистать его страницы, все более восхищаясь туалетами манекенщиц.

Кисейное платьице, пылко воспетое Поэтом в его стихах, в эти минуты потеряло в глазах его обладательницы все прежнее очарование…

Воспоминания о тех днях не помешали Изумрудной Звезде с возрастающим любопытством наблюдать за Владыкой, гуляющим по тропинкам своего экзотического сада в размышлениях о государственных делах. И чем серьезнее становился лик Владыки, тем больше хотелось шалунье попасться ему на глаза. Но как?

– А так! – воскликнула она и бросила в серебряный ковш, из которого Владыка принялся пить родниковую воду, кокетливо переливающийся изумрудный лучик. Он мгновенно ослепил раскосые глаза мужчины, а когда зрение вернулось, его цепкий хищный взгляд различил на дне ковша небывалой красоты изумруд.

Не раздумывая, сунул Владыка волосатую руку в посудину, пошарил по ее стенкам и дну, но, ничего не обнаружив, со злостью выплеснул воду в кусты можжевельника. Вместе с водой, ослепительно блеснув, полетел в кусты и изумрудный лучик. Владыка ринулся следом в колючие кусты отыскивать драгоценность.

Вволю насмеявшись над ползающим на коленях мужчиной, проказница отправилась в другой конец небосвода собирать одуванчики и маргаритки.

С того вечера, как Владыка собственноручно выбросил изумруд, у него пропал аппетит и сон, которыми он всегда славился на международной арене. Были заброшены все государственные дела – Владыка погрузился в мечты об изумруде, который, едва только отыщется, тут же будет вставлен в колпак самым лучшим ювелиром на самое видное место!

Но прошло пять дней, а сокровище все не было им найдено. Не в силах более хранить тайну исчезновения драгоценного камня, обратился Владыка за советом к своему двоюродному дяде – мудрейшему визиру Ахмату. Выслушав жалобу племянника, он повел его в потайную комнату на чердаке высокой башни дворца и велел взять в руки подзорную трубу – самую крамольную вещь в государстве.

Владыка, забыв о собственноручно подписанных грозных указах, послушно взял подзорную трубу в дрожащие от нетерпения руки и, следуя указаниям старика, поднес ее к глазам. Но поднять взор к небесам мешал драгоценный колпак – попробуй-ка задрать голову с двадцатью килограммами на макушке – сразу упадешь на спину и жди, пока слуги соблаговолят поднять Владыку, поставить на ноги.

Так что, во избежание неприятности, пришлось Владыке снять главный символ собственного величия и благородства. И тотчас, взглянув на ночное небо, он увидел Изумрудную Звезду! Ему показалось, что Звезда находится на расстоянии вытянутой руки. От неожиданности Владыка шарахнулся в сторону, споткнулся о собственный колпак и придавил бесценную реликвию своим тяжелым задом. Но не заметил этого.

Так, вцепившись обеими руками в подзорную трубу, не сводя глаз с Изумрудной Звезды, провел Владыка всю ночь! А утром, околдованный ее изумрудным сиянием, повелел слугам отослать Небожительнице приглашение на грандиозный карнавал, который он нынче же устраивает в ее честь!

… Едва за гонцами Владыки захлопнулась дверь небесной обители, как Изумрудная Звезда повернула свою головку в сторону тускло мерцающего в утреннем тумане окна Поэта:

– Наконец-то меня по-настоящему открыли! Заметили! – высокомерно и с явным торжеством в голосе громко воскликнула Звезда.

Сразу же после знакомства с Владыкой она переселилась в его дворец, и жизнь в этом государстве превратилась в не-прекращающийся карнавал.

Поэтам, художникам, певцам и прочим служивым людям Владыки вменялось в обязанность устраивать балы, карнавалы, конкурсы красоты, выставки портретов, поэтические турниры и прочая, прочая… в честь восхитительной покорительницы его сурового сердца!

Модельеры, портнихи, парикмахеры без устали завивали, причесывали, переодевали и украшали Небесную Фею – это имя ей дал сам Владыка в одном из своих восхвалений, написанных собственноручно на японском шелке чистым золотом!

Звезда ликовала! Ей льстило, что все разговоры, будь то Военный совет или Космический симпозиум, начинались и заканчивались сообщениями о пикантных подробностях ее сказочно приукрашенной биографии. Первой красавице государства нравилось всех сводить с ума, восхищать, вдохновлять, покорять! Именно в этом видела Изумрудная Звезда свое истинное вселенское предназначение!

Поэт, чье пылкое воображение из звездочки-замухрышки создало Изумрудную Звезду, конечно ж, знал о том, что она покинула небо и переселилась во дворец Владыки. Но его душа отказывалась верить в столь очевидное.

Как-то перед новым годом, измученный бессонницей Поэт отправился бродить по празднично украшенному ночному городу. Он не заметил, как оказался перед Хрустальным дворцом, в котором шел главный новогодний карнавал. Изумрудная Звезда, обряженная в Снежную Королеву, сидела на алмазном троне и хохотала, слушая смуглого брюнета – молодого придворного, вырядившегося в костюм Кая. Герды на карнавале почему-то не оказалось.

Владыку Снежная Королева не замечала, хотя тот уже несколько минут теребил ее за рукав, стараясь привлечь внимание если не к своей особе, так к кубку с пенящимся красным вином, до которого та стала в последнее время большой охотницей. Но усилия Владыки были напрасны. Он уже не раз замечал, что в его присутствии Звез-да-искусительница либо злится, либо становится скучной и не отвечает ни на один его вопрос.

Но на сей раз, не желая более сдерживать ревность, Владыка вскочил с трона и, выхватив у Звезды поданный Каем кубок с вином, с силой ударил им о пол. Тот разбился, расплескивая красное вино во все стороны. Особенно много брызг попало на белоснежное платье Снежной Королевы – ее маскарадный костюм.

Едва раздался хлопок кубка об пол, тотчас, как по мановению волшебной палочки, оборвалась музыка. А Звезда, тяжко вздохнув, побледнела. И тут случилось нечто странное: изумрудное сияние робко отделилось от своей обладательницы и медленно, будто прощаясь, облетело многолюдный зал в полнейшей тишине. Оно устремилось к Поэту, стоящему на заснеженной улице по ту сторону Хрустального дворца Владыки. Через мгновение после случившегося бесчувственное тело Звезды соскользнуло с алмазного трона на мраморный пол. Кто-то из слуг бросился поднимать Снежную Королеву, но великолепное платье оказалось пустым – из него высыпалась лишь горстка серебристого пепла…

А Поэту, погруженному в свои грезы, почудилось, будто та – прежняя Звездочка, оставив на троне перепачканные вином маскарадные одежды, шаля и посмеиваясь над его застенчивостью, опять зовет своего любимого собирать в дальнем конце неба только что распустившиеся одуванчики и маргаритки.

Поэт, не разбирая дороги, побежал прочь от дворца за тенью Изумрудной Звезды. Но не успел. Возле старого, укутанного в снежное одеяло вяза ее изумрудное сияние погасло…

Но едва Поэт, измученный пережитыми в Хрустальном дворце событиями, снова сел за свой письменный стол и склонился над тетрадью с незавершенными стихами, Изумрудная Звезда возродилась! И навсегда осталась в его душе единственной – Путеводной!

Голос

Жена этому парню – весельчаку и гармонисту – досталась властная, сварливая, некрасивая. Наверное поэтому вскоре после свадьбы от звонкоголосых песен Ивана, русых его кудрей да смеющихся васильковых глаз ничегошеньки не осталось… При своем богатстве держала его супруга, словно сторожевого пса. Да еще с утра до вечера, не разгибая спины, заставляла работать. Так прожили Иван с Анастасией четверть века!

В день серебряной свадьбы, в самый ее разгар, когда тосты из охмелевших уст гостей, будто горох из прорези, вылетают, встал прифранченный по такому важному поводу муж из-за стола, заваленного снедью, да к шифоньеру направился. Распахнул его створки, из-под кровати пустой солдатский чемодан вытянул, поди, тоже четверть века без надобности пылился, и стал в него свои нехитрые пожитки укладывать.

– Чего это ты, Иван, делаешь? – чуть приподняв над стулом свое тучное тело и вскинув в недоумении властную бровь, поинтересовалась супруга.

– Чай не видишь? Вещички собираю! Срок мой кончился: отслужил тебе, как в царской службе, двадцать пять лет, теперь вольный казак! – ответил юбиляр еле слышным голосом. Громко-то говорить в этих хоромах его сразу отучили. Не зря соседи через пару месяцев Ивана стали меж собой Шептуном звать.

Хотя за праздничным столом шум да гам стоял, вилки о тарелки веселую дробь выстукивали, бутылки с самодельным зельем булькали, а рюмки друг о дружку ласково терлись, однако все услышали, о чем Анастасия своего супруга спросила и что ей тот хриплым шепотком ответил. Званые гости, как по команде, застыли с набитыми ртами – ждут продолжения супружеской беседы.

– И что это у тебя нынче за шутки какие-то непонятные? – не зло, не грубо, а словно сплюнув в сторону металлическую пружинку, что прежде в мужа слова выстреливала, нежно проворковала Анастасия. Но когда на вежливый вопрос ответа не последовало, завелась, как обычно:

– Экий олух! Забыл, что я для тебя, босяка, сделала? Как с пустым чемоданом да дырявой гармонью в мой дом на все готовенькое пришел? Как на ноги тебя, голодранца, поставила? Хватит придуриваться – пей чарку до дна да пирогами не забывай закусывать!

– Ухожу! – неожиданно звонким дискантом, словно подросток, у которого ломается голос, прежде чем набрать ему полную мужскую силу, крикнул Иван. – Не желаю больше шепотом разговаривать, глупые бабьи команды слушать, псом возле твоего добра на цепи сидеть! По жизни нормальной соскучился, по песням, по ласке человеческой душа истосковалась… – С каждым произнесенным словом голос Ивана мужал, креп.

– Чудак-человек, – растерянно скривила в улыбке рот побелевшая супруга. – Да кто же тебе песни петь не дает? Кстати ты, Иванушка, о гармони вспомнил. Сейчас мигом ее с чердака принесу, а ты сыграй нашим гостям что-нибудь давнишнее, задушевное…

– Из-за твоей злости да жадности дышать подле тебя, Анастасия, нечем. При жизни мертвецом себя чувствуешь… А вы, гости званные, прощайте! Не поминайте Ивана-Шептуна лихом! – с этими словами юбиляр поклонился гостям в пояс и был таков.

Гости, едва за Иваном дубовая дверь закрылась, с мест повскакивали, начали шуметь, перебивая друг друга:

– Начисто мужика обобрала…

– Смех, удаль, песни – все под замком на чердаке держала!

– Еще бы! Опасалась, как бы ее удальца не отбила какая-нибудь красавица!

– В рогожку мужика превратила! Ноги об его покладистость изо дня в день вытирала – думала так можно всю жизнь прожить!

– Эх, дура-баба… Вековать ей теперь одной…

Накричавшись вволю, гости разошлись по домам.

А Иван тем временем околицу деревенскую миновал, шапку на затылок лихо сдвинул, идет, с кустов осенние листья прутиком сбивает и вслух думку думает:

– Небось, еще не все потеряно? Пойду-ка я по белу свету себя прежнего искать! – едва последнее словечко проговорил, тут же замер в недоумении: показалось Ивану, будто кто-то рядышком идет и весь разговор слово в слово повторяет.

– Может эхо? – предположил обескураженный путник, но кто-то, не дав ему опомниться, громко рассмеялся:

– Рад за тебя, друг!

– Господи, уж не спятил ли я ненароком?

– Не пугайся! Полный порядок! Я к тебе теперь насовсем вернулся! Ты что, дружок, меня все еще не признаешь?

– Да как признать, коли, как голову не верчу, никого рядом не вижу?

– Голос я твой! Молодой, звонкий, веселый – ну, тот самый, который жена у тебя сразу после свадьбы отняла, а потом и вовсе забыть заставила.

– Надо же… Вернулся! А песни, что мы в молодости распевали, помнишь?

– Давай попробуем!

– Эх, сюда бы гармонь!

– Погоди, успеешь еще купить себе новую! – успокоил хозяина голос и, чуть помедлив, они запели.

Хорошую песню вспомнили, да больно тоскливую. Один куплет отзвенел в чистом осеннем воздухе, другой… И вдруг из-за речной излучины звонкий женский голос отозвался – и третий куплет вместе с Иваном пропел. Да так тепло, душевно.

Хорошо, что песня была вольная, длинная. Пока мужчина и женщина всю ее до конца допели – обо всех печалях и горестях, о самых затаенных мечтах друг другу поведать сумели…

И подумалось Ивану, будто этот прекрасный женский голос знает тропинку в их долгую счастливую жизнь!

Жадность

Людям, не знакомым с Жадностью, сообщим главные приметы: силуэт ее имеет форму кувалды, принцип жизни – «Не высовывайся!», а любимая поговорка: «Положи копеечку на место!»

Едва Жадность познакомилась с художником по имени Николай, сразу почувствовала в нем родственную душу. И от избытка нахлынувших чувств так размахалась своей кувалдой, что разом вышибла из него весь бунтарский творческий дух.

Зато навыки кустаря от этого лишь выиграли. Кисть он стал держать увереннее, краски расходовать экономнее и без всяких капризов мог хоть днем, хоть ночью приняться за хорошо оплачиваемую работу, не дожидаясь ставшего необязательным вдохновения. Иначе разве ж смогла бы Жадность заставлять его сутками напролет корпеть над всевозможными безвкусными поделками?!

Правда, первое время художник, случалось, морщился, когда за «халтурку» деньги ему торгаши приносили. Но Жадность, прикрыв в блаженстве свои пустые ненасытные глаза, елейно на ухо, как несмышленышу, нашептывала:

– Брось переживать! Деньги эти ты ни у кого не украл, а честным и добросовестным трудом заработал. Так что не пили себя и положи копеечку на место! Да живо за гипсовых собачек принимайся! У твоих копилок – собак и кошечек – глаза, как у иноземных красавиц! Обалдеть можно!

Уже давно прошло то время, когда молодой человек от удачной распродажи «ширпотреба» едва сдерживал стон и был готов прогнать Жадность ко всем чертям да приняться за настоящее творческое дело. Особенно она была ему ненавистна после какой-нибудь выставки, куда Николай по старой привычке, полученной еще в студенческие годы, непременно заглядывал.

Но Жадность, которая всегда на полшага впереди Николая бежала, любое произведение искусства умела так тонко раскритиковать, что выходило: на стендах ничего путного нет, так, выставлена одна ерунда, а произведения истинного художника Николая публика еще увидит на мировых выставках и по заслугам его уникальный талант оценит, но не сейчас. Пусть ждет, когда придет его триумфальное время!

В мастерской для успокоения нервов Жадность усаживала своего подопечного буковки из пенопласта вырезать:

– Поторапливайся, ведь за каждую буковку заказчик тебе щедро платит! А как расчет получишь – положи копеечку на место! И за новую халтурку, не теряя зря времени, принимайся!

Жадность, баба хозяйственная, всегда наперед думает. Потому нет теперь у Николая ни выходных, ни праздников. Совсем Жадность молодого художника заездила. Так и стоит над душой со своей безжалостной кувалдой.

Однажды встретился Николаю друг юности Василий, про которого все говорят, что стал он настоящим художником! А ведь когда-то они вместе художественное училище заканчивали, большие надежды подавали. Вспомнил, как еще будучи студентами, с Василием до хрипоты в общежитии спорили, как одним куском хлеба в трудные времена делились…

– Приходи, друг! Портрет твой напишу! Я ведь еще тогда хотел тебя запечатлеть, да как-то быстро разлетелись мы в разные стороны – не успел.

– Зайду, Василий! Спасибо за приглашение! – с неожиданной для себя легкостью пообещал Николай и удивился, почему Жадность в их разговор не вмешалась, не запретила драгоценное время на пустяки тратить. А у той, оказывается, свой резон был: захотелось ей собственный портрет кисти талантливого художника заиметь!

Пришел в назначенное время Николай к Василию. А у него в мастерской вместо предполагаемых им хоромов кроме колченогого стула, табуретки да старенького диванчика, на котором лежал мольберт с красками, ничего иного не имелось. Зато окна – на все четыре стороны вместе со своим хозяином смотрят и очень многое замечают! Но Николаю эта непритязательная обстановка пришлась не по вкусу:

– Скажи, друг, для чего тебе дан талант, если ты с его помощью ни одного своего телесного запроса удовлетворить не можешь? – еще что-то насчет невзрачного костюма Василия хотел заметить Николай, но вовремя спохватился. На самом-то башмаки дешевые, кепчонка – краше на мусорной куче подобрать можно. Зато… деньги в трех банках на выгодных счетах лежат, в гараже – машина заграничная с японским магнитофоном и кондиционером! Жадность, как видно, на комфорт тоже слабину имеет!

Душевного разговора, как ни старался Василий, между друзьями молодости не получилось, а вот портрет вышел, правда, вовсе не таким, каким хотел себя увидеть Николай.

Едва художник усадил друга на скрипучий стул, едва взялся за кисть, как непонятное пятно затемнило все лицо Николая. Да не обычное пятно, а в форме увесистой кувалды! И глаза тер Василий, и кисти все дважды перемыл, и окна в мастерской распахнул, надеясь его сквозняком отогнать, – все напрасно. Плюнул тогда художник и принялся писать всю эту несусветную чертовщину, которая маячила перед его зоркими глазами.

Ах, как радовалась Жадность каждому мазку художника! Как ликовала! Как, кокетливо подбоченившись, нагло подмигивала художнику своими пустыми глазницами, – этого не пересказать, надо видеть!

Николаю, чего греха таить, портрет не понравился. Он даже хотел от него отказаться или по нечаянности оставить в прихожей. Но Жадность, едва он раскрыл рот, так за ухо его дернула, что Николай едва сдержал стон. Всю обратную дорогу Жадность лихо распевала вульгарные песни, чего прежде Николай за ней не замечал. Еще бы! Впервые в истории живописи талантливым художником был написан ее подлинный портрет! И не исподволь, не намеками или детальками, а во весь богатырский рост!

Еще несколько лет бесславно прослужил Николай в подмастерьях у Жадности. Но она его так заездила, что бедняга не выдержал и на сороковом году своей жизни внезапно помер.

На его могиле Жадность ни единой слезинки не пролила – пожадничала! А после похорон сразу же пошла себе подыскивать нового подопечного На сей раз она облюбовала в тенистом скверике рыжеволосого мечтательного поэта…

Люба, Любушка, Любовь

Вадим, молодой мужчина, хотя прекрасно знал, что в его квартире никого нет, ведь он все еще был холост, неожиданно для самого себя трижды нажал на кнопку дверного звонка. И тут же дверь ему распахнула Прекрасная Незнакомка:

– Наконец-то! Я заждалась… Уже начала нервничать, и если бы ты еще задержался на несколько минут – непременно ушла бы! Навсегда!

Приятный женский голос, заполнив тесную прихожую, заставил бешено колотиться сердце мужчины от столь неожиданной встречи!

– Но, я не предполагал, что кто-то может дожидаться меня в пустой квартире? – забормотал обескураженный молодой человек.

– Меня заставили задержаться твои письма. Уж извини… Я их нечаянно нашла в ящике письменного стола. Они были адресованы лично мне! Ты их писал с такой искренностью, с такой болью, вызванной одиночеством, что я невольно зачиталась.

– Письма? Ах, да! Я совсем о них забыл, хотя когда-то писал их почти каждый день. Потом раз в неделю, раз в месяц, а в последнее время никому ничего не пишу. Однако признаюсь, вчера что-то все же заставило взять лист бумаги. С почти забытым юношеским пылом в этом я письме обратиться к однокласснице, которая о моем существовании давно забыла! Ее пренебрежение к моим чувствам подростка и дало повод на многие годы разувериться в любви. Ах, если бы только в ней я разуверился… Самое ужасное, я разуверился во всем, о чем когда-то страстно мечтал… Даже разлюбил профессию, которой бредил едва ли не с детского сада!

– Странно ты рассуждаешь…

– Как можно судить о человеке, о котором тебе ничего не известно?

– Ну, зря ты так говоришь! Мы знакомы с пятого класса! Ну и забавным мальчуганом ты тогда был! Таскал всех девчонок за косы, кидался снежками и ужасно краснел, когда девочку с первой парты вызывали к доске.

– Откуда ты знаешь? А вдруг… ты и есть та самая девочка?

– Возможно, но мне хочется напомнить тебе о математической олимпиаде и девятикласснице, которая лучше и быстрее тебя решила все задачи, а потом очень сожалела, что из-за ее победы ты занял только второе место.

– Так ты Света?

– И Света тоже, а еще я кондуктор новенького трамвайного вагона, в который ты непременно старался попасть, даже когда опаздывал на лекции. К тому же я прекрасно помню, как тебя отбила моя подруга, а потом неожиданно вернулась к своему парню…

– Да, сейчас мне стыдно вспомнить, каким самонадеянным юнцом я был еще недавно! Но почему ты, отыскав меня, вдруг собралась уходить? До сих пор не можешь простить прежних ошибок? – молодой человек еще что-то хотел спросить у незваной гостьи, но она незаметно выскользнула за дверь, которую сквозняк за ее спиной резко захлопнул.

В растерянности хозяин квартиры отправился на кухню, выпил там стакан холодной воды и… вдруг после воображаемого разговора с Незнакомкой привычное одиночество показалось ему непереносимым! Не отдавая себе отчета в том, что делает, он выскочил на лестничную площадку и, сбегая по ступенькам вниз, громко крикнул:

– Кто ты? Как тебя зовут? – и лишь на втором этаже, едва не сбив поднимающуюся по лестнице девушку, в растерянности остановился. Та тоже замедлила шаги:

– Как меня зовут? – с улыбкой спросила соседка.

– Вас, именно вас! – угадывая в ней и Свету, и Капу, и Люду, горячо воскликнул молодой человек.

– Люба, Любушка, Любовь… кому как нравится, тот так меня и называет!

Потом в парке, который находился неподалеку от их дома, Вадим принялся рассказывать о себе, а девушка его с интересом слушала.

– Знаешь, я столько лет тебя ждал… писал письма, звонил по приснившемуся во сне телефонному номеру, но он молчал, – признался молодой человек своей соседке, с которой по нелепой случайности до сих пор не был знаком.

– Я тоже тебе писала письма, но они почему-то всегда попадали к чужим людям. А с чужими мне очень скучно…

– Представляешь, вчера я разозлился на весь белый свет и написал свое последнее письмо!

– Знаю, я его получила.

– Когда?

– Только что вынула из почтового ящика!

– Неужели дошло? Давай перечитаем его вместе! – ничему уже не удивляясь, предложил молодой человек.

Девушка вынула из сумочки сложенный вчетверо лист бумаги, развернула – он оказался абсолютно чистым! Ни Вадим, ни девушка даже на секунду не подумали, что это ошибка. Ведь всем хорошо известно, что ЛЮБОВЬ всегда начинается с чистого листа!

Черепашка

На моем письменном столе с незапамятных времен стоит пепельница, сделанная из панциря небольшой степной черепашки. И хотя лет десять назад я от курения отказался, эта привычная для глаза вещица не была за ненадобностью отправлена в чулан, потому что приглянулась моим внучатам – близнецам Андрейке и Машутке.

Как-то ранним утром я заметил, что внучка, встав на цыпочки, прижала пепельницу к своему румяному личику и стала что-то шептать, озорно поглядывая на стоящего неподалеку брата.

Для столь ласкового общения внучки с черепашкой та показалась мне слишком пыльной, поэтому, подойдя к внучке, я решительно забрал у нее пепельницу. Внучка не противилась. Она на полуслове оборвала шепот и заговорщически, будто принимая в свою детскую игру, взглянула в мое лицо. А я тем временем неторопливо достал из кармана пижамной куртки чистый носовой платок и принялся тщательнейшим образом стирать пыль с панциря черепахи. Особенно пришлось потрудиться над большим темным пятном в самом центре.

– И где это черепашка так успела измазаться? – проворчал я.

– Это она вчера убежала от нас и спряталась под папин мотоцикл! Думала, что мы с Андрейкой ее не найдем! – как о чем-то само собой разумеющемся сообщила внучка, а внук тут же добавил:

– Если бы ты знал, какая она хитрющая! Вот сейчас взяла да и превратилась в пепельницу, чтобы ты ее не отругал.

Перекидываясь странными для взрослого человека фразами, малыши терпеливо дожидались, пока исчезнет пятно. Но вдруг я ощутил, как равномерное движение указательного пальца, обернутого в ткань платка, натолкнулось на едва заметную преграду, и пепельница, выскользнув из рук, колобком покатилась к раскрытой в сад двери. Дети, радостно завизжав, бросились за ней. После некоторого колебания, не понимая того, что делаю, я тоже последовал за ними. На терраске замешкался, переобувая домашние тапочки на дворовые. И каково же было мое удивление, когда уже в саду обнаружил на своих ногах стоптанные зеленые сандалики внука!

Мои голые колени обжигали обильно политые росой высокие стебли травы, а звонкие детские голоса откуда-то из глубины сада призывно звали:

– Мы здесь дед Дим! Около яблони! Беги скорее, а то она опять куда-нибудь спрячется! – Машутка с Андреем ползали на четвереньках вокруг моей ожившей пепельницы, лихо срывающей розовым язычком ароматные лепестки кашки. Черепаха, хотя я к ней по примеру внуков подполз на коленках едва ли не вплотную, ничуть не испугалась – знать за тридцать лет знакомства успела привыкнуть к хозяину. Однако изредка отрывалась от еды и с любопытством поворачивала головку на длинной морщинистой шее в мою сторону. А может, просто вслушивалась в звуки давно забытого мира, наслаждаясь теплом утренних солнечных лучей, вдыхая свежесть молодых трав?!

Не знаю, сколько бы еще продолжалось мое стояние на четвереньках возле завтракающей черепашки, если бы внуки не предложили игру в хоровод, где вместо новогодней елки опять была черепашка!

Потом мы катались по траве, болтали в воздухе босыми ногами, а от избытка радостных чувств, небольно колошматили друг друга чем придется: бросали вверх мелкие камешки и всякие подвернувшиеся под руку палочки, сломанные игрушки.

Близость земли, всех ее первозданных шумов и запахов, прерывистое дыхание внуков, застывших возле свалившейся с дерева гусеницы, низкие облака, похожие на морских чудовищ, подчеркивая реальность происходящего, невероятным, таинственным образом заслонили из семидесяти прожитых мной лет десятки, оставив единицы, и уравняли в восприятии происходящего с пятилетними внуками.

Поразмышлять в спокойной обстановке о неведомо куда исчезнувших годах не пришлось – неожиданно меня в коленку ужалила злющая оса. Боль оказалась настолько резкой, что я громко завопил:

– Ой, больно! – а слезы тяжелыми каплями сами собой покатились из глаз.

Отшвырнув гусеницу, у которой внуки считали лапки, близнецы бросились мне на помощь:

– Не плачь, дед Дим, мы тебя сейчас вылечим целебными листьями подорожника! Ты же сам учил нас как находить их в траве! – и Машутка с Андреем помчались к сараю, возле которого рос отличный подорожник. Потом внучка, послюнявив пальчик, приклеила к мигом опухшей коленке целебный листок. Всхлипнув еще раз, я умолк. Андрей тут же носовым платком перевязал мне коленку и, помогая будто раненому солдату, дети повели меня в нашу любимую беседку. Не забыли мы и про черепашку – Машутка положила ее в свою панамку, после чего все отправились вместе с ней в дальний конец сада, где стояла деревянная беседка, не помню сколько уж лет.

– Кажется, мы сегодня еще не завтракали? – не слишком уверенно спросил я несколько притихших внуков.

– Ты хочешь сказать, что соскучился по манной каше? – взглянув исподлобья, поинтересовался внук. – Или тебя угостить чем-нибудь новеньким?

– Конечно, угостить! – поддержала брата Машутка и, указав на пенек, чтобы я сел, побежала к клумбе. Андрей юркнул за куст крыжовника, а мне, чтобы скоротать время, ничего не оставалось, как вновь выпустить из панамки черепашку и нарвать ей листьев клевера.

Вскоре Машуткин голосок позвал меня «в гости». Как и положено джентльмену, прежде чем войти в беседку, я громко постучал:

– Тук-тук! Разрешите войти? – лишь получив приглашение, открыл воображаемую дверь столовой. И оказался перед большим круглым пнем-столом, сплошь уставленным невероятными яствами. На листках-тарелках лежали коричневые желуди и улитки, в черепках разбитой посуды покоились яблочки-скороспелки, а в больших садовых колокольчиках перекатывались капли утренней росы.

Машутка, явно подражая бабушке, хлебосольно потчевала меня своими яствами, а я, подражая самому себе, азартно потер ладошки друг о дружку и звонко гикнул:

– Ну и хозяюшка! Ну и молодчина! – и, выкатив на язык ароматную росинку, чмокнул внучку в щеку.

Тут в воображаемую дверь беседки постучался Андрей. Голосом своего отца он громко спросил:

– Дома ли хозяева?

– Дома! Дома! – хором закричали мы, тут же усадили на свободный пенек нового гостя и наперебой принялись его угощать.

А солнце тем временем поднималось все выше и выше. Но неожиданно дорогу ему перегородило серое лохматое облако. Солнце хотело на него вскарабкаться, но, словно гусеница, сорвалось и упало прямо в бочку с дождевой водой, стоящую неподалеку от беседки. Сначала оно немного поплавало сверху, а потом нырнуло на самое дно.

– Кажется, солнце провалилось в дырку на дне бочки, которую прогрызла мокрица? – испугавшись собственной догадки, прошептала Машутка.

– Она всегда голодная… Поэтому и проглотила наше солнышко! – так же шепотом пробормотал я, потому что в эти минуты мне по-настоящему стало страшно.

– У, противная! – подпрыгнув на месте от переполняющих эмоций, воскликнул Андрей. Он схватил палку и начал отчаянно колотить воздух над нашими головами. Машутка, отбежав от разгневанного брата на несколько шагов, спряталась за стволом старой сливы, откуда время от времени шустро, как белочка, выглядывала ее светловолосая головка. Девочка ни секунды не сомневалась в том, что воинственные крики брата до смерти запугают прожорливую мокрицу, и ей ничего не останется, как вернуть солнышко на небо.

Устав кричать, махать палкой и топать, Андрей остановился, медленно опустился на колени и приложил ухо к земле.

– Мокрица плачет. Она просит прощения.

– Я тоже хочу послушать, – подбегая к брату, сказала девочка. Не раздумывая, она опустилась рядом, смешно задрав круглую попку в пестрых трусиках, и тоже, как брат, приложила ухо к земле. Воцарилась удивительная тишина. Стоя в двух шагах от злополучной бочки, пропахшей гнилью, я тоже услышал жалобное всхлипывание под ее осевшим в землю дном.

– Мокрица просит прощения… Но она опоздала! Смотрите, солнце победило мокрицу и опять вернулось на небо! Ура! – обнимая друг друга и падая на траву, загоготали мы в приливе бешеного веселья.

К этому времени ветер разогнал облака, небо стало чистым, скучным. У нас тут же пропал интерес и к бочке, и к мокрице, и к солнцу…

Я вспомнил про черепашку, которую собственноручно выпустил из детской панамки пастись. Она, умница, никуда не убежала, а вобрав в панцирь голову, уснула. Но едва я наклонился, чтобы взять ее в руки, черепашка очнулась и заскользила от меня по примятой траве прочь, быстро перебирая растопыренными лапками с длинными коготками. Кувыркаясь и слегка раскачиваясь, она спешила к дому. Мы бросились за ней.

Не помню, как я одолел три ступеньки веранды, сбросил мокрые от росы сандалии, как оказался возле своего письменного стола с носовым платком в руке и пепельницей-черепашкой, лежащей на ладони. Андрей и Машутка находились тут же и заговорщически улыбались.

Так, благодаря случайности, мной была раскрыта тайна маленькой степной черепашки. Она оказалась чрезвычайно проста: стоило энергично потереть указательным пальцем правой руки черный иероглиф в самом центре черепашьего панциря, как я оказывался в детстве собственных внуков.

Там мы до изнеможения бегали, рвали цветы и ягоды, катались по росистой траве, пасли черепашку, ловили майских жуков и бабочек, играли в мяч, пускали воздушного змея, которого старательно клеили весь предыдущий вечер. Однажды, набегавшись и переиграв в любимые игры, нашли возле старого забора стог сена, улеглись на него. И Машутка очень серьезно спросила меня:

– А ты кто сейчас? – Я хотел было сказать, что дедушка, папа их папы, но глянув на свои ободранные коленки и руки, вымазанные не поймешь чем, медлил с ответом.

– Забыл, как тебя зовут? – пришел на помощь Андрейка.

– Забыл… Отчество помню – Егорович, фамилию помню – Николаев, а имя… забыл…

– Зато я свое отчество никак запомнить не могу! – снова раздался нежный голосок Машутки.

– Ну и правильно, что забываешь! Они – лишние! – пошутил я.

– Смотрите, а у меня перочинный ножичек! – прервав наш философский разговор, закричал Андрейка и тут же предложил смастерить лук и стрелы, чтобы поиграть в «индейцев». Эта игра всем нравилась. Мы разбрелись по саду в поисках подходящих веток для стрел и лука. Вскоре их набралось предостаточно. Я принялся затачивать концы, в то время как Андрейка, сопя от напряжения, сгибал и перетягивал шнурком свой лук. Машутка восхищенно следила за нашими действиями и тихонько поторапливала:

– Ну, давайте скорее играть! Ну!

Я стал еще энергичней счищать с прутика кору и нечаянно порезался. Из ранки полилась кровь, наконечник стрелы сам собой окрасился в красный цвет. Азарт игры на какое-то время заставил забыть о боли в пальце. А когда она совсем отпустила, мы – охотники-индейцы, вооружившись луками и стрелами, отправились в самую тенистую часть сада на охоту за дикими кабанами. Обнаружив укромное местечко, затаились, но, как назло, ничего, хотя бы отдаленно напоминающего хищников, обнаружить не удалось. Некоторое время все трое еще полежали на дне ложбинки, но Андрею, самому нетерпеливому среди нас, это быстро разонравилось, и он предложил:

– Знаешь, дед Дим, нам надоело быть детьми. Мы хотим стать взрослыми!

– Зачем? Разве вам плохо в своем детстве? Разве в нем скучно?

– Просто надоело… Ты полежи тут, а мы с Машуткой сбегаем к поломанному забору, пролезем в дырку и…

– С другими ребятами поиграем во взрослую жизнь! Ты не ходи за нами, иначе все испортишь. Обещаешь дожидаться нас здесь?

– Обещаю… – неохотно пролепетал я и взял протянутый внуком лук.

– Если мы задержимся, начни пускать через забор стрелы. Когда совсем-совсем без нас заскучаешь или тебе станет страшно – выпусти из лука главную стрелу – с красным наконечником. Увидев ее, мы сразу вернемся, как бы там нам весело ни было.

Едва внуки, взявшись за руки, скрылись в заборном лазе, мне стало скучно.

Чтобы хоть чем-то занять себя, принялся наблюдать за большим рыжим муравьем, перетаскивающим к своему дому настоящее бревно! Когда оно застревало, муравей подолгу топтался на одном месте, а его усики то замирали, то шевелились в такт движению задних лапок. Едва муравей вытащил свой груз из ямки, мой интерес к нему пропал, а страх за Андрейку и Машутку начал катастрофически расти! И словно в подтверждение моей тревоги за оградой сада раздался взрыв. Сначала один, потом еще несколько. Мне почему-то вспомнились кадры из недавно увиденного документального фильма о вьетнамской трагедии: на зеленую лужайку, где молоденькая воспитательница детского сада водила с малышами хоровод, попала бомба… Вместо ромашек и колокольчиков образовался черный котлован с рваными краями вывороченной земли…

Выпустив в сторону взрыва стрелу с красным наконечником и не дожидаясь, пока ее проглотит дымное облако, я бросился к забору. Перед лазейкой «во взрослую жизнь» едва не стукнулся лбом с Андреем, крепко держащим за руку сестренку. Дети были возбужденные, радостные.

– Там школьники… набрали сухих сучьев и подожгли дымовые шашки! Ты слышал, как они бабахнули?

– Правда, здорово? – поддакнула Машутка. Девочка, едва мы отошли от забора, опустила на землю черепашку, с которой не расставалась все это время. Я только этого и ждал: поднял ее с земли и принялся большим пальцем тереть черный иероглиф, расположенной на середине панциря.

В ту же секунду черепашка вновь стала пепельницей, я – дедушкой, а близнецы – моими внуками. Не проронив ни слова, положил пепельницу на привычное место, но сделал это так резко, что нечаянно рукой задел за край стола.

Огромная заноза глубоко вошла под ноготь указательного пальца правой руки. Хотя тут же удалось ее вынуть пинцетом, а ранку обработать йодом, к вечеру палец стал нестерпимо болеть. Нарывал он долго. Моментами мне, пожилому человеку, казалось, что это не просто боль одного моего пальца, а гигантская, вселенская мука терзает мое тело. Несколько дней не спал, а когда снотворные таблетки на некоторое время помогали впасть в полудрему, меня одолевали кошмары. В них мои внуки снова и снова устремлялись к какой-то зияющей бездне в заборе, уверяя, что за ним – «взрослая жизнь». Я уговаривал их не убегать, чуть даже не пустил слезу, но дети, ослушавшись, каждый раз в моих видениях исчезали в черной дыре. Неизвестность, которая поджидала их за забором, была для меня ужасающа…

– Если бы я мог быть всегда с ними рядом… Что-то предотвратить, чем-то помочь. Увы, это, к сожалению, невозможно…

Через две недели палец зажил. Но стал бугристым, негнущимся. А самое обидное, из него исчезло волшебство, благодаря которому черный иероглиф на панцире черепашки мог возвращать меня в детство, в котором настоящими хозяевами были мои любимые внуки.

Бумажный человек

Однажды Писатель на чердаке старого дедовского дома обнаружил в прабабушкином сундуке прекрасно сохранившийся фолиант в бордовом кожаном переплете с большой медной бляхой-застежкой. Стряхнув полой халата осевшую на него за столетия пыль, Писатель в явном волнении раскрыл фолиант, перевернул несколько страниц мелованной, с перламутровом отливом чуть желтоватой бумаги и остолбенел в восхищении: будто стая птиц прямо на него летели строчки легкого, с изысканными завитушками, почерка.

Но разобрать написанное в полумраке чердака Писатель не смог. А так хотелось вникнуть в суть неведомо кем оставленных в объемном труде мыслей! Волнуясь, словно кладоискатель, который наконец-то обнаружил сказочный клад, Писатель поднес свою находку к небольшому, обвитому серой паутиной оконцу. Однако едва солнечный луч попадал на страницы листаемой его дрожащим пальцем книги, как буквы мгновенно исчезали…

– О, как обидно, – едва не плача, пробормотал пожилой мужчина. – Не прочитать ни одной строчки из великолепно сохранившейся книги… Хоть бы самая малость уцелела при свете сегодняшнего дня!

Но и в кабинете, куда он принес свою драгоценную находку, также в мгновение ока исчезали строчки с плотно исписанных все тем же каллиграфическим почерком страниц.

Происходящее настолько потрясло Писателя, что оживило давно ничем о себе не напоминавшую помощницу в нелегком писательском труде – фантазию. Просидев за письменным столом до самой глубокой ночи, отказавшись от ужина и любимого телевизионного сериала, измарав кипу бумаги, сочинил Писатель вот эту занятную историю, которую назвал «ЖИТИЕ БУМАЖНОГО ЧЕЛОВЕКА»

В каком именно российском городке, у каких родителей появился на Божий свет мальчик, имя которого, как и фамилия, не уцелели ни в чьей памяти, – Писателю было безразлично. На этот раз его заинтересовала человеческая жизнь, прошедшая среди бумаг, отданная во власть бумаг и временем развеянная в прах.

… Еще желторотым юнцом, по протекции дальнего родственника – потомственного чиновника, получил недоросль Панфутий, хотя, возможно, его звали иначе, место писаря в городской Управе. Малый был не из робких: с блестящими серыми глазами, несколько капризным выражением рта, густой шевелюрой слегка вьющихся русых волос, расчесываемых на прямой пробор за уши, которые, должен признаться, казались весьма великоватыми для его приплюснутой со стороны лба головы.

Исполнительность нового писаря и его чрезмерное восхищение начальством, конечно же, не остались незамеченными. Поэтому писарской работенкой был он завален с раннего утра до позднего вечера.

Своим усердием молодой человек настолько пришелся к месту, что стал как бы собственностью канцелярии. А постоянным посетителям порой чудилось, будто по средине лба у молодого писаря красовался инвентарный номер, выведенный чьей-то малограмотной рукой. Точно такой же, как на стульях, графинах, чернильных приборах и прочих предметах, принадлежащих Управе.

С годами Бумажный человек, как стали впоследствии его именовать, утратил румянец, несколько отличное от других людей выражение глаз и губ, заметно поредели и перестали виться его всегда плохо промытые волосы. Они стали серыми, как дешевая казенная бумага. А живот от сидячего образа жизни писаря распух, словно портфель вездесущего чиновника по всевозможным поручениям.

Сходство между портфелем чиновника и животом трудяги с каждым годом все более увеличивалось. А в одно прекрасное время оно стало просто потрясающим, особенно после того, как Бумажный человек купил себе ремень с бляхой, чтобы поддерживать им просторные суконные штаны горчичного цвета.

К тому же, и на бляхе, и на замках портфелей, которые приносили и уносили с собой посетители, был один и тот же двуглавый орел с хищным выражением огромных глаз.

А под старость в чрезмерно разбухшем портфеле, то бишь, животе старательного писаря, завелись крысы особой канцелярской породы. По вечерам, повизгивая от удовольствия, они лакомились сургучными печатями и хором грызли бумаги с едва просохшими чернильными записями. А Бумажному человеку казалось, будто журчит в желудке от недоброкачественной и однообразной пищи, которой его много лет подчевала старуха-кухарка.

Однажды, переписывая по заданию главного столоначальника весьма пространный доклад «НИ О ЧЕМ», то ли от усталости, то ли от духоты в полуподвальном помещении, где располагалась канцелярия, Бумажный человек ощутил упадок рвения и сил. У него впервые в жизни закружилась голова и, чтобы удержаться на стуле, он ухватился за кипу собственноручно исписанных листов бумаги.

Сейчас трудно восстановить события – сразу ли он превратился в переплет или же его вместе с бумагами спрессовало время, но на этом карьера Бумажного человека оборвалась. И какое счастье, что этот старательный писарь так и не узнал, что переписанные им доклады, отчеты, жалобы и прошения, исходящие из его любимой канцелярии, устаревали прежде, чем на них успевали высохнуть чернила бесконечных подписей чиновников вышестоящих инстанций.

Мало кто и сейчас из чиновничьего люда знает, что отдавать жизнь бумаге – самой коварной и безжалостной хищнице, охотнице за человеческими душами и жизнями, – преступление против самого себя!

– Именно, себя! – вслух произнес Писатель. Но вдруг, несмотря на раскрытые окна, ему стало душно и муторно. Через секунду Писатель почувствовал, что сползает со стула и, повторяя жест своего героя – Бумажного человека, ухватился за папки с рукописями, тщательно пронумерованными и перевязанными цветными шнурками, прижал к себе… Какова дальнейшая судьба сего литературного наследия – не известно. Ведь Писатель ушел из жизни всего пару недель назад.

Кубышка и Пёрышко

В одном небольшом городке, вовсе не сказочном, жили неподалеку друг от друга Мальчик и Девочка. Когда они были еще детьми, то любили, сидя на удобной скамеечке возле великолепного пруда, мечтать:

– Как бы мне хотелось стать принцессой! Иметь много-премного красивых платьев, туфелек, кукол, мячиков! Есть каждый день мороженое, конфеты, торты, грызть каленые орешки и пить лимонад!

Девочка могла целый день говорить о том, чего бы ей хотелось, будь она принцессой.

– А я бы хотел стать волшебником, чтобы тебе подарить все это! – мечтал вслух Мальчик.

Когда дети беседовали о своих желаниях, им, конечно же, было невдомек, что от произнесенных с детской искренностью слов и зарождаются мечты, причем особенные! Они сбываются! Так, у Мальчика в душе поселилась мечта-щедрость, а душой Девочки завладела мечта-корысть.

Со временем подлинное имя Мальчика забылось, горожане придумали ему другое имя – Перышко, потому что, не будучи волшебником, он подарил девочке, мечтающей стать принцессой, все, что досталось ему в наследство от рано ушедших из жизни родителей. И еще то, что сумел заработать он сам, сочиняя пьесы, куплеты и стихи для местного театра.

А когда у Перышка не осталось ничего, что можно было бы подарить Кубышке, так теперь ее звал каждый житель этого небольшого провинциального городка, юноша от легкого ветерка на глазах всего честного народа неожиданно оторвался от земли и куда-то полетел… Легенды говорят, что поэт Перышко поселился на прекрасной планете, которая очень хорошо видна по утрам из любого окошка, выходящего на восток.

Кубышка же, в противовес Перышку, не по дням, а по часам толстела, становилась все тяжелее и тяжелее от тортов, конфет и других сладостей и покупок, без которых не могла прожить и часа.

Разбогатевшие на торговых делах родители Кубышки по-прежнему ни в чем не отказывали своей единственной наследнице. Все ее капризы выполнялись незамедлительно, а если по какой-то причине подарки и гостинцы задерживались, Кубышка начинала вопить на весь дом, на всю улицу, на весь город. И это продолжалось до тех пор, пока кто-нибудь из сердобольных горожан не отправлялся в магазин за новой порцией сладостей для орущей капризули.

Частенько подарки Кубышке делали даже посторонние люди: у некоторых не выдерживали нервы, а у других была душевная потребность что-то кому-то дарить. Не удивляйтесь, к счастью, есть на земле и такие чудаки. Один из них мне недавно прямо на улице подарил букетик ландышей. И откуда он только узнал, что это – мои любимые цветы?!

С каждым годом Кубышка толстела все больше и больше. Конечно, этого можно было бы избежать, если бы ее воспитанием занимался умный человек, который научил бы девочку отзывчивости, скромности, доброте. Но, увы, родители Кубышки могли только выполнять ее глупые капризы, которых с годами не становилось меньше.

Однажды Перышко по каким-то своим делам опустился на родную землю и тут же бросился искать подружку, в которую так искренне мальчуганом был влюблен. Но вместо девочки, которая мечтала стать принцессой, увидел большую, толстую и прожорливую тетку, в которой ну ничегошеньки не удалось обнаружить знакомого. Так что, даже самого обычного разговора между друзьями детства и юности, к сожалению, не завязалось.

Пока Поэт Перышко разглядывал Кубышку, та возьми да и чихни! После этого «чиха» пришлось ему целый месяц с попутным ветром к своей планете добираться.

Вот и вся сказка. Не знаю, как вам, дорогие друзья, а мне жаль Кубышку. Ведь в том, что она стала такой, виноваты многие, в том числе и добряк Перышко.

Поэзия и велогонщик

В юности Алексей увлекался Поэзией. Была она проказницей, непоседой, болтушкой. Всюду назначала ему свидания, устраивала смешные поединки с ровесниками, где вместо рапир были острые эпиграммы или сатирические куплеты, которые тут же с гиканьем и хохотом разучивались друзьями.

Но к чему-то серьезному Поэзия Алексея не подпускала – отшучивалась, отмалчивалась.

В десятом классе, перед выпускными экзаменами, его стихотворение «Об учителе» неожиданно на первой странице опубликовала областная газета! Всем соседям и знакомым родители юноши читали это стихотворение, показывали газетную страницу, хотя прекрасно знали каждую строчку сына наизусть! А за вечерним чаем, когда собиралась вся семья, мама ни о чем не могла говорить, как только о своем сыне-поэте, мечтая о его счастливой судьбе.

Отец, согласно кивая чуть тронутой сединой головой, ничего не имел против такого прогноза, но при этом всегда добавлял:

– Если, конечно, к своему призванию наш мальчик отнесется серьезно и посвятит ему всю свою жизнь!

Но с мечтой стать настоящим поэтом Алексей поступил как с девушкой, которая после долгого сопротивления и сдержанности наконец-то ответила взаимностью, – он в ней разочаровался…

А помог разлюбить Поэзию велоспорт, которым юноша с каждым днем восхищался все больше и больше. Теперь почти каждый день юный гонщик возвращался с тренировок измотанный, падал на диван и засыпал, иногда даже не успев снять пыльных кроссовок.

Поэзия ходила за ним по пятам, умоляла вернуться к ней и не растрачивать драгоценного времени юности на бесполезные занятия. А месяцем позже, смирившись с этим увлечением, попросила Алексея дарить ей в день хотя бы час, хотя бы несколько минут… Лишь во сне ей удавалось нашептывать юному велогонщику прекрасные стихи, слова которых Алексей беззвучно повторял следом.

Как хотелось Поэзии, чтобы ее избранник вскочил с кровати, зажег, как это не раз делал прежде, настольную лампу, и на первом же попавшем под руку клочке бумаги записал приснившиеся волшебные строки! Как бы ей хотелось, чтобы плененный их красотой и звучностью, он до самого утра не мог сомкнуть глаз от переполняющего душу волнения, а наутро вместо тренировки продолжил бы поэму «О двух погасших сердцах», которую начал сочинять еще в восьмом классе.

Но сон молодого человека был так крепок, а усталость после тренировок настолько сильна, что Алексей даже и не пытался откликнуться на зов Поэзии.

Полгода терпеливо сносила она пренебрежение Алексея, но, поняв, что все ее усилия напрасны, заплакала и ушла.

Спортивные успехи молодого гонщика следовали один за другим! Колесо его велосипеда достигало все чаще финишной черты первым. Болельщикам казалось, что легкокрылая Удача примостилась рядом с ним на седле и не расстается со своим фаворитом вот уже целое десятилетие!

Теперь Алексею почти тридцать. Он кумир и многократный чемпион самых престижных велогонок мира! Но однажды, когда до очередного триумфа оставалось всего несколько метров, Удача спрыгнула с его велосипеда и заскочила к новенькому молодому гонщику.

От неожиданности Алексей потерял равновесие, резко затормозил и… Пока врачи шили, латали недавнего чемпиона, у того оказалось предостаточно времени, чтобы поразмыслить о своем новом житье-бытье.

– Может, раз со спортом надо расстаться, всерьез заняться стихами? Ведь когда-то учителя и родители пророчили мне будущее большого поэта!

И вот теперь тетрадь сына-первоклассника становится ареной борьбы фраз, абзацев, рифм, начатых и оборванных собственной беспомощностью. В сумбурной памяти Алексея, пестрой и расплывчатой, как лица болельщиков, мимо которых он проносился на бешеной скорости, почти не оказалось нужных слов, каких-то особо памятных, кроме спортивных, событий.

Его проза напоминала столбцы безликих газетных передовиц, а стихи казались любительскими поздравлениями сослуживцам к какому-нибудь календарному торжеству. Алексею даже почудилось, будто слова устроили против него настоящий бунт!

– Что же это такое? – вытирая потный лоб закованной в гипс рукой, недоумевал мужчина, – всего каких-то десять-двенадцать лет назад мои стихи печатали местные газеты, почитатели говорили о моем редком таланте… – и, резко махнув в отчаянии покалеченной рукой, застонал не столько от боли, сколько от бессилия перед чистым листом бумаги.

Наверное, Поэзия и на этот раз услышала Алексея, явилась ему во сне. Он обрадовано ей улыбнулся и протянул для приветствия руки. Но на сей раз Поэзия ни на его улыбку, ни на приветственный жест не ответила. Она безмолвно подошла к его изголовью, вынула из-под подушки исчерканную ученическую тетрадь и разорвала ее на мелкие клочки.

Потом распахнула окно, выбросила их на улицу и, не проронив ни слова, скрылась в бумажных хлопьях разорванной ученической тетради некогда подающего большие надежды своего подопечного…

Прощание с Деревом

Громадное сильное Дерево выкорчевал бульдозер, расчищая дорогу для новостройки. Крона, упав на груду мусора, съежилась от испепеляющих лучей солнца, а в трагических изломах корней угадывался жест нищего, выпрашивающего подаяние у равнодушных прохожих.

К вечеру неподалеку от умирающего Дерева затормозил пропыленный «газик», из кабины которого выпрыгнул немолодой усталый человек. Приблизившись к Дереву, он негромко заговорил:

– Теперь я понимаю, почему ты мне все эти дни снишься… Позвало проститься, как и положено друзьям, чьи жизни прошли на глазах друг у друга. Напомнив о себе, ты воскресило в памяти все, что, казалось, из нее напрочь вычеркнутым. Я даже вспомнил наше с тобой первое знакомство.

… Мне тогда было чуть больше года. Я учился ходить. Отбежав от мамы на несколько крошечных шажков, спешил обхватить твой еще тоненький ствол, боясь упасть, ища поддержки. И всегда ее у тебя находил. А еще, помнишь, как меня, провинившегося, родители заперли одного в квартире, я влез на подоконник, распахнул форточку, плакал и умолял маму меня простить, а ты, стараясь утешить, бросило мне в руки несколько нарядных листьев. Я принялся их разглядывать. Слезы высохли на моих щеках еще и потому, что ты принялось рассказывать свою сказку:

– Твои первые шаги, малыш, были по земле, мои – по воздуху. В один из осенних дней я – семечко – оторвалось от ветки и полетело… С тех пор, засыпая перед зимними холодами, каждый раз перестаю ощущать мощь своих ветвей и опять парю над землей…

Мужчина, спотыкаясь об обломки старых домов, цепляясь ногами за ржавую проволоку арматуры, будто лунатик, ходил вокруг поверженного Дерева, вспоминая все новые и новые эпизоды из своей мальчишеской жизни:

– Отчего именно детство так ярко помнится каждому? Отчего в нем невероятно легко дышится, смеется, плачется? Уж не для того ли, чтобы без страха хотелось и моглось жить дальше?

– Возможно, друг, – неожиданно откликнулось Дерево. – Только в детстве земля кажется такой мягкой, доброй, теплой! Помню, когда я было еще саженцем, меня поили из шланга. Я капризничало, выталкивало воду из лунки, она лилась тонкими ручейками, собиралась в лужицы.

– О, как я любил по ним бегать босиком! Что-то воинственное крича, прыгаешь в мутной воде, она разбрызгивается в разные стороны, прохожие визжат, бранятся, а тебе – весело!

– Потом… Потом корни мои с каждым годом уходили все глубже в землю, ветви тянулись ввысь, их листва становилась все гуще, а ствол – надежнее.

– Мне не терпелось расти быстрее тебя! Я рано начал мечтать о путешествиях, мне хотелось пожить в разных городах. Скажи, а тебе не скучно стоять на одном месте?

– Ты считаешь, что я прожило неинтересную жизнь? Ошибаешься! Если бы это было так, разве ж смогло бы я стать свидетелем стольких событий?!

Ты думаешь, что ветры проносятся мимо меня? Нет, это я, распластав свою крону, лечу с тучами наперегонки из одного конца неба в другой его конец!

Тебе кажется, что люди проходят мимо? Нет, это я то и дело останавливаю их, расспрашиваю о житье-бытье. А пернатые первыми возвращаются в свои гнезда, потому что я прежде других ощущаю в своих жилах весну и даю обновление ветвям!

Признаюсь еще и в том, что очень люблю птиц. Они всегда меня радуют, а ты частенько огорчал… Особенно в тот год, когда впервые влюбился. Устроил в развилках ветвей шалаш и часами просиживал в нем, о чем-то мечтая. А твой перочинный нож тем временем вырезал на коре профиль курносой девчушки и ее имя. Все эти годы твои художества я берег… Взгляни вот сюда – видишь?

– Господи! Неужели ты помнишь девчонку-сорванца Марину? Ее профиль, инициалы, врезанные в сердце? Как давно была эта детская любовь, которую во всей полноте я ощущал, лишь оторвавшись от земли! Как по сумасшедшему был счастлив! До чего волнующи и непохожи один на другой были те дни, не то, что нынешние…

– Но в последние годы ты почти перестал меня проведывать…

– Женился, переехал в один город, потом в другой. Сейчас живу неподалеку. Но знай, ни разу я не проехал мимо тебя, мое Дерево, хотя и больно душе глядеть на вырубленный отцовский сад, затоптанные прохожими мамины клумбы, снесенный дедушкин дом…

Прежде чем коснуться ствола Дерева прощальным жестом, мужчина вынул из кармана пиджака старенький перочинный нож и срезал черенок. А чуть позже длинный печальный сигнал потонул в грохоте новостройки, прежде чем «газик» скрылся за облаком густой оранжевой пыли.

Первый гонец Любви

В заоблачной выси на алмазном шпиле самой высокой горной гряды возвела Любовь храм и поселилась в нем вместе с друзьями и помощниками. Хотя возрастом хозяйки никто и никогда не интересовался, на вид, если внимательно присмотреться, ей можно было дать лет сорок. Особенно, когда надевала очки при чтении рукописи очередного гениального Поэта. А почерки у классиков – это доподлинно известно каждому редактору – хуже не бывает! К тому же эти жуткие гусиные перья, которыми они переписывали начисто свои пухлые тетрадки. А сколько, не только времени, но и терпения , требуется для знакомства с очередным пудовым романом современного автора, посвященного непременно ей, госпоже Любви!

– Но куда изощренной фантазии поэтов и писателей угнаться за подлинной жизнью?! – вдруг за чтением подумалось госпоже Любви в один из прекрасных солнечных деньков, которые ей нравились куда больше, чем дождливая или ветреная погода.

Недавно мне довелось побывать на золотом юбилее двух симпатичных старичков. Выпив за их неколебимый никакими житейскими бурями брачный союз прекрасного шампанского, я со спокойной душой улетела на студенческую свадьбу, игравшуюся неподалеку, которая, кстати, прошла очень весело.

А позже узнаю ужасную новость: старушка сразу после празднования золотого юбилея ушла от своего супруга к другому старичку, сказав напоследок мужу немыслимые слова:

– Хоть неделю до могилы, но проживу со своим любимым! Ведь за тебя не по своей воле вышла замуж – по родительскому принуждению.

– Внуков да правнуков не позорь! – упав на колени, взмолился отверженный супруг, но старушка, громко хлопнув дверью, отправилась к тому, которого полюбила в юности. И эта любовь, оказывается, жила в ее душе больше полувека! Вот тебе и золотая свадьба! Разве лет сто назад кто-нибудь о подобном конфузе мог помышлять? Зато сейчас уже почти ничему не удивляешься…

Невеселые размышления госпожи Любви прервал влетевший в широко распахнутое окно с видом на альпийские луга лиловый Мотылек. Опустившись на белый ковер, он сложил в почтении крылья и сделал глубокий реверанс. Но говорить из-за волнения долго не мог – его глаза, цвета речной воды, были полны слез, усики помяты, а крылья размохрились на кончиках так, будто их изрядно покрутили лопасти вентилятора.

– Что случилось, дружок? – отодвигая красочно оформленный эротический журнал, взволнованно спросила Мотылька госпожа Любовь. Она наклонилась над ним и старательно разгладила его изуродованные крылья, после чего они тут же стали целым и здоровым.

– О, госпожа Любовь! Умоляю, отзовите меня в любое другое место из 25 квартиры улицы Двенадцати фонарей! Супруги мной постоянно пренебрегают, вернее, один из них… Сейчас я включу запись разговора, который по вашему указанию сделал накануне. Вы услышите, как груб мужчина, как высокомерен там, где этого вовсе не требуется…

В крохотный магнитофончик Мотылек поставил прозрачную как расплющенная капелька росы кассету, извлеченную из бархатной сумочки, которую обычно носил с тыльной стороны левого крыла.

Тотчас высоченный зал, отделанный прохладным нефритом, будто застывшими волнами океана, наполнился звуками, явно не соответствующими этой торжественной обстановке:

« – Любимый, поцелуй меня! Ты опять уходишь на целый день, а мне без тебя невыносимо тоскливо…

– Если бы кто знал, как мне опротивели твои телячьи нежности! – раздался раздраженный мужской голос. – У меня сегодня трудный день, хочется собраться с мыслями, сосредоточиться на проблемах, а ты…

– Значит, я тебе за три месяца, что мы женаты, уже успела надоесть? И ты не нуждаешься ни в моей ласке, ни в любви, ни в заботе?

– Отстань! Ты своей любовью меня раздражаешь!

– Раздражаю… своей любовью? Разве это возможно?

– Замолчи! От твоего голоса у меня голова разламывается на куски, уши закладывает, как в самолете!»

– Хватит, Мотылек, выключи запись!

– Ну, что скажете, госпожа Любовь? Представляете, этот мужлан перед уходом на работу так ни разу и не поцеловал свою очаровательную супругу?

– Да, разговор недавних молодоженов вовсе не похож на те клятвы, которые я слышала от жениха в день свадьбы… Но уверена, эта ссора случайная… Их надо немедленно помирить! Малютка, Нежность! – звонко хлопнула в ладоши госпожа Любовь.

– Ты уже успела отдохнуть, собраться с силами для очень ответственного задания?

– Да, я готова! – прелестнейшим шепотком ответила Нежность госпоже, приподнявшись с кресла, в котором дремала неподалеку.

– Ты, как мой самый надежный помощник, займешься этой парой незамедлительно! Ведь, если мы не вмешаемся в эту ссору, она всерьез озлобит супругов, заставит поверить в то, что их брак ошибка… Уверена, с твоей помощью мы сумеем сберечь мир в этом уютном гнездышке – свадебном подарке замечательных родителей молодых людей.

– С чего начать, госпожа? – доставая изящный блокнотик в перламутровом переплете, поинтересовалась любимая помощница Любви.

– Поплачь вместе с огорченной супругой. Убеди ее в том, что эта ссора – случайна, что у молодого бизнесмена сегодня действительно напряженный день, и только поэтому он сорвался и нагрубил любимой жене без всякого злого умысла. Действуй осторожно, ни на минуту не забывай, что у тебя, Нежность, самые безграничные полномочия!

Улетели из Храма госпожи Любви мотылек, на крыльях которого примостилась Нежность. Описать это прелестное создание никакими словами нельзя, потому что ее можно только почувствовать. Увы, это дано не каждому.

Оставшись одна, Любовь, огорченная ссорой недавних молодоженов, устало откинулась на спинку кресла-качалки и прикрыла свои печальные глаза. И тут неведомо откуда до ее сознания донеслась музыка. Она невесомой бабочкой стала порхать рядом с Любовью, складываться в стихи. Рождающиеся в полудреме строчки даже и стихами не назовешь, потому что Любви показалось, будто кто-то невидимый задавал вопросы, на которые она задумчиво отвечала, едва слышно шевеля губами:

– Разве может умереть Любовь?

– Она – бессмертна!

– Разве может кончиться Любовь?

– Она – бесконечна!

– Иссякнуть, обмелеть?

– Она – бездонна!

– Кого-нибудь из страждущих ее – не заметить?

– Она – всевидяща!

Музыка, кружившая по залу эти прекрасные слова, постепенно угасла вместе с последними лучами солнца, льющимися из расщелины скал в огромные окна ее храма.

Желая записать понравившиеся ей стихи, Любовь привстала с качалки, задев нечаянно локотком лежащую неподалеку пачку писем. Поймав их на лету, Любовь услышала:

– Прочитай нас!

Надо сказать, что она всегда с не ослабевающим интересом читала переписку влюбленных промчавшихся столетий. А к почте 21 века со штемпелем сегодняшнего дня у нее был особый интерес. Ведь в посланиях влюбленных писалось о просьбах помочь, уговорить, разъяснить, доказать кому-то что-то… На них Любовь немедленно откликалась, отправляла своих опытных в любовных перипетиях помощников, а в особо сложных ситуациях всегда разбиралась сама. Быть в курсе событий, происходящих с ее подопечными, Любви очень нравилось!

Самое первое письмо, оказавшееся в ее руках, было невероятно коротким, но очень эмоциональным:

«Я виделся с любимой только раз, но даже этой мимолетной встречи мне достаточно! Теперь я точно знаю: Любовь жива! Лёша, Красноярск».

Улыбнувшись прочитанному, Любовь задумчиво спрятала свежую корреспонденцию в ящик старинного письменного столика:

– Остальные почитаю завтра! Уж слишком много в последнее время в мой адрес появилось беспочвенных претензий. В чем только теперь меня не обвиняют молодые люди: и в жестокости, и в бездуховности, и в бесстыдстве, и в пошлости… Но я искренне убеждена – в перечисленных человеческих грехах нет никакой моей вины…

Тем временем, Гонец госпожи Любви вместе с Нежностью, которая невидимкой примостилась на его крыльях, вернулись в 25 квартиру на улице Двенадцати фонарей, в квартиру молодой обиженной женщины. Вначале Нежность, как велела инструкция госпожи, немного вместе с обиженной супругой поплакала, пощекотав ей ресницы и уголки сомкнутых губ лебяжьим перышком. Потом подождала, пока она умылась, привела в порядок прическу и, все еще всхлипывая, стала собираться за покупками в магазин…

А когда юная хозяюшка вернулась, чтобы отвлечь ее от грустных мыслей, Нежность принялась напевать еле слышным шепотом песенки про счастливую любовь. Вскоре они уже пели дуэтом, правда, голоска Нежности почти не было слышно. Ведь ее голосом пела сама Любовь, которая переполняла душу молодой супруги!

Обида на мужа к середине дня окончательно прошла – ведь Нежность приложила немало усилий к тому, чтобы хозяйка уютной квартирки напрочь забыла о недавней ссоре и с хорошим настроением принялась стряпать обожаемые супругом пельмени.

Потом она дважды разогревала бульон, дожидаясь его прихода. Старательной хозяюшке так хотелось обрадовать голодного и усталого мужа вкусным ужином, но оба раза ее хлопоты оказывались преждевременными…

Измученная переживаниями, довольно поздно молодая женщина заснула на диване возле включенного телевизора. Несмотря на все усилия Нежности, из-за задержки на работе и позднего возвращения супруга домой, помирить молодоженов этой ночью ей так и не удалось…

Супруги в постели повернулись спинами друг к другу, не обмолвившись ни одним словом, будто чужие. Нежность тоже задремала, свернувшись клубочком под березой на картине с летним пейзажем.

Еще не наступило утро, а молодая женщина, проснувшись первой, принялась будить мужа, раздраженно крича:

– Твой храп – невыносим! Теперь буду тебе стелить постель в соседней комнате! – на что супруг весьма миролюбиво заметил, зная за собой этот грешок:

– Но ведь я и раньше храпел…

– Тогда меня все в тебе радовало – даже храп! Я думала: раз храпишь, значит, ты живой, твое сердце исправно бьется, легкие дышат… Во сне ты ласково повторял мое имя. Я понимала, что мы даже в снах неразлучны…

Едва молодая женщина углубилась в воспоминания, Нежность спрыгнула с картины и пощекотала ее нежные губки все тем же лебединым перышком. Супруг, забыв о ссоре, приподнялся на локте и, хотел было поцеловать ее манящий ротик, но тут, как назло, раздался бесцеремонный телефонный звонок. Молодой муж бросился к аппарату, взял трубку и несколько раз зло повторил:

– Хорошо, еду! Конечно… Да, понял!! – и наспех одевшись, побежал в гараж. Он уехал, как и накануне, не поцеловав жену, не сказав ей ни одного ласкового слова. Даже не счел нужным объяснить супруге причины столько срочного утреннего вызова на работу, своей вчерашней задержки…

Оставшись одна, обиженная молодая женщина некоторое время лежала неподвижно со слезами в немигающих глазах. Потом эти слезы крупными градинами начали выкатываться из-под вздрагивающих век. И через секунду нестерпимая обида бесцеремонно подняла обиженную с кровати и, босую, взлохмаченную, бросила к антресолям. Распахнув их дверцы, разъяренная супруга отыскала чемодан, и в него полетели вещи ее мужа сначала из шифоньера, потом с туалетного столика, с подоконника, из ванной… Все, что попадалось ей под руки, – летело в чемоданное чрево.

За несколько минут квартирка молодоженов превратилась в свалку разбросанных и побитых вещей. Чтобы не попасть под руки разъяренной особы, Нежность взлетела на люстру и принялась с безопасного места наблюдать за происходящим. Она была поражена, когда у рассвирепевшей женщины вместо двух рук появились десять! Они срывали занавески, выбрасывали в мусорное ведро вполне пригодные вещи, что-то швыряли в раскрытое окно…

Оказавшись возле музыкального комбайна, разъяренная фурия на секунду замерла, потом на всю мощь включила диск с цыганскими песнями. Находиться в квартире, где столько шума, злости, заглушаемых музыкой воплей и стонов, хрупкому и очень ранимому созданию – Нежности – стало невмоготу. Она отыскала мотылька, забившегося за цветочный горшок, что-то ему сказала, а через секунду посланники Любви поспешно покинули пределы этой опасной территории.

Нежность, оказавшись в Храме госпожи Любви, не сразу смогла рассказать ей о случившемся. Уняв слезы и выпив несколько капелек росы, настоянной на лесных ландышах, она, успокоившись, поведала о новом скандале в доме недавних молодоженов:

– Простите, госпожа… Мы там больше не могли находиться ни одной секунды! Я едва не оглохла от громоподобной музыки, в нас с Мотыльком летели разные вещи… Всякое могло с нами случится….

– Ты, малютка, правильно сделала, покинув квартиру обезумевшей от горя и обиды женщины! Представляю, в какой ты оказалась опасности, моя малышка… К тому же, эта громкая музыка могла навсегда лишить тебя исключительного музыкального слуха, а кидаемые вещи – покалечить. Что бы тогда я делала без своей главной помощницы?

К сожалению, молодые люди перестали задумываться о том, что в нынешнем жестоком мире не так часто на их долю выпадает настоящая Любовь, а она, как известно, не мыслима без Нежности. О, как бережно надо относиться к этим божественным подаркам – беречь, лелеять, ценить их больше всего на свете! Больше денег, карьеры, власти! – нервно кружа по большому каминному залу, размышляла вслух огорченная рассказом Нежности госпожа Любовь.

– Но… если мы бросим эту пару на произвол Судьбы, к поссорившимся супругам незамедлительно явится Ненависть. Уж она-то церемониться не станет – учинит новую душераздирающую склоку, принудит молодоженов поверить в то, что теперь они в нас с тобой не нуждаются… Да и друг в друге – тоже!

Но не будем спешить. Сходи, дорогая, в Нарциссовый холл, подкрепись целебным нектаром! По себе знаю, он великолепно успокаивает нервы! Я же постараюсь чего-нибудь придумать… Не первый раз, к сожалению, попадаю в подобную ситуацию.

С этими словами госпожа Любовь энергичной походкой спустилась на нижний этаж, где располагался ее гардероб, и стала поспешно переодеваться в дорожный костюм.

И на сей раз госпожа Любовь приняла единственно правильное в подобной ситуации решение: самой посетить молодоженов и вернуть мир, любовь и взаимопонимание в жизнь еще такой неопытной в житейских делах пары! И у нее все получилось!

… Спустя годы в Храм Любви было доставлено приглашение на серебряную свадьбу от некогда спасенной ею от развода семьи, вырастившей замечательных сыновей и внуков. Этому приглаше-нию, как никакому другому, госпожа Любовь была бесконечно рада! Ведь опоздай она в тот ужасный день четверть века назад хотя бы на час, предотвратить неминуемую катастрофу вряд ли бы удалось.

Чудак и его фонарик

В стародавние времена дурнушек было намного больше красавиц. Это сейчас, когда на каждом шагу «Салоны Красоты», любая девушка с невзрачной внешностью, побывав в руках хорошего мастера, может за час-другой превратиться в писаную красавицу

Но, хоть тогда и было много дурнушек, а в невестах они, тем не менее, не засиживались – обзаводились мужьями, становились достойными женами, матерями и жили в добре да согласии до глубокой старости.

Но было бы глупо думать, будто молодцы-удальцы так и рвались к дурнушкам-скромницам засылать сватов с богатыми подарками.

В этом тонком деле – выборе суженой – редко без волшебства обходилось. Как, например, в истории, которую мы прямо сейчас вам, дорогие друзья, расскажем. В ней пойдет речь об одной юной особе с весьма непривлекательной внешностью, обрести счастье которой помог гном по прозвищу Чудак.

Однажды, когда он был еще маленьким и жил с родителями и семью братьями, каждый из которых был старше Чудака, семейство на собственном огороде, сто раз копанном и перекопанном, неожиданно нашло старинный сундук. А в нем, когда его открыли, каких только диковинных вещиц не оказалось! И драгоценных каменьев бессчетно, и золотое оружие, и монеты разных достоинств неведомых государств, золотые кувшины, табакерки! Даже детские игрушки на самом донышке для кого-то были припасены. Отец распорядился, чтобы каждый член семьи взял себе то, что ему больше всего приглянулось, а остальное добро на семейном совете было решено надежно спрятать от посторонних глаз. К чему брать лишнее? Ведь с ним только хлопот не оберешься!

Глава семейства, крепкий немногословный гном, взял из сундука золотую шпагу. Мать, целыми днями занятая домашними делами, не могла устоять перед флакончиком из бирюзы с каким-то неземным благовонием. А братья-погодки выбрали кто перочинный ножичек, кто заморскую свистульку-дракончика, кто лук и колчан с маленькими стрелами, с которым только на стрекоз да бабочек можно охотиться. А гномик Чудак из всех бесценных сокровищ взял для себя скромный, ничем не примечательный фонарик, который сам в темноте светился ярким голубоватым светом.

Малыш, по прозвищу Чудак, ужасно боялся темноты, но о своих страхах никому не говорил, чтобы над ним старшие братья не насмехались. Особенно ему было страшно, когда по просьбе мамы приходилось то и дело спускаться в подпол за провизией. В нем водились громадные крысы, со стен свисали волосатые пауки со злющими глазами, а с нижних полок шлепались вниз жирные жабы. Так что малыш-гномик поступил разумно, обзаведясь самозажигающимся старинным фонариком.

Прошло достаточно времени с того дня, когда Чудак стал владельцем фонарика. Он уже успел повзрослеть. Однако все эти годы ни на день не расставался со своим любимым другом – фонариком.

Однажды после очередной длительной прогулки по окрестностям, без которой Чудак и дня не мог прожить, прилег он отдохнуть в густую траву, замаскировавшись так, чтобы никто не мог его потревожить, Незаметно для себя гном уснул, а когда проснулся, то увидел рядом девушку. Она старательно пропалывала от сорняков одну грядку за другой неподалеку от добротной хижины с окнами на солнечную поляну, отделяющую этот ухоженный участок земли от дремучего леса.

Девушка была ладненькая, аккуратно причесанная, а уж старательная и проворная – просто не налюбуешься! Но когда Чудак присмотрелся к ее личику внимательней, чуть не заплакал от огорчения. Лицо у девушки все оказалось в рыжих веснушках, нос приплюснутый, губы разные: нижняя полная, а верхняя – узкая, будто она эту губу слизала. Да и волосы, хоть и причесанные, а цвета прошлогодней соломы – блеклые, редкие. И как-то вдруг так получилось, что Чудак не в обычную сторону, а в противоположную повернул главную кнопку своего фонарика, и сразу вместо лица девушки луч высветил сердце незнакомки! Все цвета радуги переливались в этом добром девичьем сердце, будто драгоценности! И тут понял гном, что его фонарик может не только светить в темноте, но и его чудесный луч способен проникать в упрятанные от людских глаз человеческие сердца!

Это открытие волшебных свойств фонарика пригодились Чудаку в будущем, когда он всерьез решил заняться одним очень хлопотливым делом – с помощью своего волшебного фонарика помогать добрым и умным девушкам, которых Бог обделил красотой, подыскивать достойных женихов, устраивать их свадьбы!

А теперь вернемся в рыжеволосой дурнушке, сердце которой было добрым и чистым, как настоящий бриллиант. Но кто эту драгоценность разглядит, ведь каждому молодцу красавицу подавай! Вот и вознамерился Чудак помочь дочери лесника подыскать достойного жениха. Но как это сделать, если живет Рыжеволоска в глуши, а к ее дому даже протоптанной тропинки нет?

Чтобы осуществить свой замысел, принялся гном вырубать деревья, выкорчевывать трухлявые пни, осушать многочисленные болотца – строить к хижине лесника дорогу, ровную как луч солнца. Не один день пришлось потратить ему на это строительство. Но труд никогда не был Чудаку в тягость – любую, даже самую трудную работу, выполнял он с легкость и радостью! Ведь когда руки заняты делом, отлично думается! А всяких думок в его голове было множество, ведь в своей юности, где только он не умудрился побы-вать, чего только не повидал?!

И припомнились ему жители больших и маленьких городов, деревень и хуторков с двумя-тремя домишками в дремучих лесах. А какие разные люди в них жили!

Встреченные во время странствий девушки лишь при первом взгляде казались милыми и скромными. А в действительности нередко были злючками, завистницами и лентяйками. Конечно, узнать истинную сущность девичьего сердца ему всегда помогал волшебный фонарик. Он безошибочно распознавал такие пороки, как грубость, корысть, зазнайство, лень… Ведь общеизвестно, что именно они более других портят репутацию будущей жены и хозяйки дома.

Не один день потратил Чудак, расчищая дорогу к дому своей подопечной Рыжеволоске. А когда дорога была почти завершена, неожиданно в этих самых местах заблудился охотник, про которого местные жители говорили, что он знает этот лес как свои пять пальцев. Может, и на самом деле знает, но тут явно не обошлось без проказ Чудака. К тому же прежде здесь никогда не проходила дорога, а тем более такая ровная, гладкая! Как тут не заблудиться? Молодому охотнику по имени Глеб пришлось несколько часов проплутать, прежде чем он оказался возле хижины лесника, в которой как раз и жила Рыжеволоска, его семнадцатилетняя дочь.

Молодой охотник несказанно обрадовался, увидев деревянную хижину. Подошел к распахнутому окошку, заглянул в него и увидел чистую горницу, девушку за столом, которая ловко перебирая спицами, что-то вяжет. В проворных девичьих руках спицы мелькают, как солнечные лучики, изредка друг о дружку стукаются, а охотнику вдруг показалось, будто где-то свадебный колокольчик призывно звенит…

Голову девушка от усердия наклонила чуть набок, поэтому ее личико, как ни старался молодой человек его разглядеть, так и не сумел. А когда постучался в дверь и попросил разрешение войти, его встретили огромные светло-серые, как лесные озера, глаза Рыжеволоски. И было в этих глазах столько доброты и радости, что Глеб не обратил внимания ни на великоватый нос, усыпанный веснушками, ни на брови, цвета спелой ржи, ни на белесые ресницы… А гном в это время своим волшебным фонариком высветил девичье сердце, и стало оно такими яркими лучами переливаться, что понял охотник: вот она, его суженая! А Чудаку только этого и надо! Когда же Глеб после сытного обеда со свежевыпеченным хлебом и чая со смородиновым вареньем поспешил домой, Чудак ему всю обратную дорогу много прекрасных мыслей о Рыжеволоске навеял: и что хозяйка она отменная, и грибница знатная, и плясунья, и певунья!

– Не упусти девушку! Не смотри, что не красавица, зато тебя всю жизнь любить будет, верной женой станет, детишек здоровеньких родит, уму-разуму их научит!

Не поймет Глеб-охотник, что за чудеса с ним творятся? Как так получилось, что он – самый разборчивый жених во всей округе – вдруг с первого взгляда в скромную, ничем не примечательную девушку влюбился?

Ну и чем хлопоты Чудака кончились? Конечно же, вскоре сыграли в деревне, где жил Глеб, веселую свадьбу. А в момент венчания невеста возьми и в красавицу превратись на глазах всего честного народа!

И все, что Чудак жениху нашептал, оказалось сущей правдой! И жили они в мире и согласии долго и счастливо! При каждом подходящем случае благодарили судьбу за встречу друг с другом. А Чудак ничуть не обижался, что о его причастности ко всей этой счастливой истории никто не догадывается. Он умел радоваться счастью тех, кому сумел помочь! Ведь исстари известно, что в человеческой памяти остаются не те добрые поступки, что сделали тебе, а другие, автор которых ты сам!

Тётушка – Заплатушка

Едва я немного пришла в себя после многочасового перелета, тетя пригласила к столу на вечерний чай. Девяностолетнюю родственницу я не видела много лет, но в моей цепкой детской памяти уцелели воспоминания о ее воздушных булочках и стишке про Деда Мороза, которому она меня, малышку, обучала.

И спустя двадцать с лишним лет я вновь была посажена на прежний стул со спинкой из коричневой соломки. Чай пила из «своей» чашки с ручкой, отбитой еще в пятилетнем возрасте.

За чаем начался серьезный разговор, к которому тетушка, наверняка, загодя подготовилась:

– Тебе, конечно, известно, что ты – моя единственная родственница?

– Жаль, что во время войны погибла вся наша многочисленная родня…

– Значит, ты – моя наследница! Но прежде чем добро, скоп-ленное за большую жизнь, передам тебе, мне очень хотелось, чтобы ты подружилась со всеми моими вещами!

– Подружилась с вещами? Разве они живые, как люди, чтобы с ними можно было общаться, дружить?

– Запомни, мои вещи всегда были и до сих пор являются моими друзьями!

– А мне кажется, что вещи создаются для того, чтобы служить, работать на тех, кто их создает! А дружба – это нечто совсем другое…

Об этом, не совсем понятном мне разговоре я бы тут же забыла, если бы тетушка каждый вечер ни приглашала меня скоротать время за штопкой белья и латанием прорех на никому не нужной ветхой одежде.

Сразу же после ужина она доставала ото всюду разные коробочки, узелки с торчащими из них в разные стороны лоскутками, мешочки с непременными завязками возле «горлышка». В глазах старушки этим сокровищам не было цены, она постоянно находила им применение: бечевки обвивались вокруг банок с вареньем; лоскутки превращались в заплатки; пробки вставлялись в новые бутылки с различными настойками из трав и фруктов…

Однажды, когда тетя вышла на балкон, я сделала робкую попытку подвернувшиеся под руку узелки выбросить в мусорное ведро, но тут же была разоблачена. После этого эпизода старушка следила за каждым моим жестом, шагом с надоедливой старушечьей дотошностью.

Прошло еще несколько дней моего пребывания в запущенном теткином доме. Знакомых у меня в чужом городе не имелось, и поэтому вечерние занятия штопкой и рукоделием под строгим руководством тетушки вскоре стали едва ли не привычным для меня делом. Однажды я даже поймала себя на мысли, что эту скучную работенку выполняю с каким-то особым удовольствием!

Тетя тоже уловила перемену в моем настроении и лукаво заметила:

– Чувствует сердце – очень скоро мои вещи тебя полюбят! И уютный мирок, освещенный настольной лампой, заменит тебе мир современных грохочущих вещей, без которых вполне можно обойтись.

– В вашем преклонном возрасте, дорогая тетушка, конечно, можно обойтись, но не в моем! – вызывая тетю на спор, довольно резко оборвала ее торжественную речь, но она меня не захотела услышать и продолжала посвящать в свои тайны:

– Вот в этом сатиновом мешочке хранятся главные сокровища наших с тобой бабушек и прабабушек: серебряный наперсток, деревянный грибок, ножницы и другие принадлежности, необходимые каждой рукодельнице. Будь бережливой и аккуратной, тогда эти вещи захотят с тобой дружить так же, как почти век дружат со мной!

Потом тетушка слово в слово повторила мне то, что я услышала в первый день своего приезда. Настроение заниматься штопкой после этих назиданий у меня быстро пропало. Отложив передник, который тетка попросила меня залатать, отправилась готовиться ко сну. По дороге в ванную сунула руку в карман халата и обнаружила в нем теткины бечевки, аптечные резинки, ремешки от несуществующих часов, кусочек пробки. Выбросив весь этот хлам в унитаз (мусорное ведро исключалось из-за теткиной бдительности), быстро заснула.

Каково же было мое удивление, когда утром обнаружила, что карманы халата, как и накануне, заполнены различной ерундой. Избавившись от мусора так же, как это сделала перед сном, полезла за какой-то мелочью в чемодан и была поражена, обнаружив и там лоскутки, обрывки веревки, огрызки карандашей, пуговицы… На сей раз они заполнили карманы моей джинсовой куртки, кроссовки, косметичку…Теткины «сокровища» начали на меня настоящую охоту! Ведь не зря же она пообещала, что ее вещи полюбят меня!

После всех этих странных событий я потеряла аппетит, потому что мне стало казаться, будто в тарелке плавает не лапша, а все те же бечевки и лоскутки. Я опасалась пить чай: как бы и в нем не обнаружить осколки от некогда разбитой вазочки или еще чего-то, явно не предназначенного для еды. А по ночам долго не могла заснуть, казалось, что кусок бельевой веревки, постоянно попадающий на глаза в самых неподходящих местах, может ненароком обвиться вокруг моей беззащитной шеи… Ко всему этому от нескончаемых теткиных назиданий у меня по вечерам стала невыносимо болеть голова. Перед этими приступами боли даже самые проверенные таблетки оказывались бессильными.

К концу второй недели, наскоро простившись с тетушкой, заказала такси и поехала в аэропорт. Но перед тем как сдать багаж и подняться в самолет, в укромном закутке самым тщательным образом перетряхнула все свои вещи, аккуратно уложенные в чемодане. Я опасалась, как бы микроб чрезмерной бережливости из дома Тетушки-Заплатушки, как я ее про себя называла, не перелетел со мной в родной город и не поселился на правах хозяина в моем доме.

Зеркало мечты

Хмурая Девушка, которую еще никто ни разу не назвал ЛЮБИМОЙ, отчаявшись найти друга, пришла в СКАЗОЧНОЕ БЮРО ДОБРЫХ УСЛУГ и взяла там адрес ближайшей Доброй Волшебницы, до которой можно было добраться на самой обыкновенной электричке.

Через полтора часа Хмурая Девушка сошла на нужной остановке и вскоре оказалась возле приземистого домика, адрес которого ей дали в Бюро.

Войдя в раскрытую калитку, ведущую в сад, Хмурая Девушка увидела проворную старушку. Она копалась на капустной грядке в середине небольшого клочка земли, обнесенного деревянным штакетником. А за приусадебным участком сразу начинался темный бор с огромными соснами и елями, все время чего-то шептавшими друг дружке.

Старушка, завидев посетительницу, проворно стряхнула с крючковатых пальцев остатки сырой земли и радушно пригласила Хмурую Девушку в чистенькую и просторную горницу. Мигом разожгла самовар еловыми шишками и стала угощать гостью чаем, настоянном на душистых целебных травах. А когда гостья с удовольствием осушила две вместительные чашки и поблагодарила старушку за угощенье, та певучим ласковым голосом спросила:

– Ну, печальница, ответь: хочешь, чтобы в тебя добрый молодец влюбился, или же сама, больше жизни, полюбить хочешь?

Растерялась Хмурая Девушка от таких непростых вопросов. Из ее серых глаз с белесыми ресницами неожиданно полились крупные тяжелые слезы:

– Многого мне не надо… Хоть бы одним глазком взглянуть на суженого, а там – будь, что будет!

– Хорошо, покажу я тебе его в волшебном зеркале Мечты, а дальше что делать станешь?

– Отправлюсь его по всему белому свету искать!

– А времени потраченного не жаль будет, если вдруг он на твоем пути так и не объявится?

– Такого не случится! Отыщу, где бы он ни затаился! Но… как он узнает, что именно я – его суженая, а он – мой суженый? Может, дорогая волшебница, вы мне какую-нибудь особую справку выдадите?

– И вправду, вроде других доказательств нет… Раньше как-то проще было: он ей говорит, что суженый, а она ему на слово верит!

За разговорами и домашними хлопотами день быстро кончился, а когда наступил вечер, старушка пошла к колодцу, набрала два полных ведерка воды и листьями лопуха прикрыла. Потом со словами:

– Утро вечера мудренее! На новом месте приснись жених невесте! – отправила гостью спать на сеновал, потому что была убеждена – городские девушки самые пророческие сны смогут увидеть лишь тогда, когда луна и звезды, разглядывая их нежные девичьи личики, заведут свой неспешный разговор.

Прощаясь перед сном, Хмурая Девушка на всякий случай спросила волшебницу:

– А суженый нынешней ночью в мой сон непременно явится?

– По-иному быть не может! – ласково успокоила старушка гостью.

Ночью же, когда девушка заснула, достала старушка из ведра намокший лист лопуха и поднесла его к лицу спящей девушки и давай ее будить со словами:

– Всмотрись, в фотографию: на ней лицо твоего милого! Видишь, какие у него красивые глаза! Густые брови, кудрявый чуб! Еще он песни звонкие петь умеет, и плясать – мастак! Ну, нагляделась, голубушка, на суженого!

– Нагляделась! – прошептала сквозь сон гостья, а сама тут же перевернулась на другой бок, будто никакой беседы с волшебницей не было.

Перед рассветом старушка еще раз вышла из избы, взяла из другого ведерка намокший лист лопуха и снова стала будить крепко спящую девушку. Она приблизила отливающий лунным светом мокрый лист лопуха к ее лицу и снова принялась тормошить засоню:

– Посмотри, какая ты нынче красавица стала! Ну-ка, улыбнись своему молодцу! Да не робей! Парни робких девчат не привечают!

– Это я? – не просыпаясь, спросила девушка. – Разве я умею так улыбаться? Всем известно, что с детства я хмурая, молчаливая, дикая?

– Конечно, это – ты! Не сомневайся! Ведь сейчас смотришь на себя не в обычное зеркало, а в волшебное – Зеркало Мечты! Какой себя в нем пожелаешь увидеть, такой и станешь, если, конечно, постараешься!

– Постараюсь! Постараюсь! – не открывая сонных глаз прошептала гостья.

– Только смотри, вот эту самую улыбку не забудь! Ну-ка, давай еще разочек улыбнись! Смелей! На всякий случай дома у своего зеркала по утрам тренеруйся! А теперь складочку между бровей убери – ни к чему она красивой девушке! Дай-ка я ее расправлю! Отлично, надо тебе в глаза еще особые капли закапать – в них смешинки растворены. Как взглянешь на любимого, так они искорками из твоих глаз брызнут и мигом в его глаза попадут. Весело обоим станет, рассмеетесь, а там, глядишь, знакомство легче пойдет, разговор сам собой у вас завяжется.

Еще долго шептала, стоя на коленях возле изголовья спящей девушки, старушка свои волшебные слова. Уж очень хотелось ей помочь Хмурой Девушке отыскать своего суженого, без которого ни одна девушка никогда счастливой не станет.

Утром гостья проснулась, побежала к колодцу, а там еще со вчерашнего вечера переполненные ведра стоят. Глянула она в одно и, о чудо! Суженого на какой-то миг в воде увидела! Он улыбнулся ей и даже карим глазком подмигнул, мол, не отчаивайся, отыщем друг друга!

Глянула в другое ведерко – в нем девушка красавица с веселыми искорками в глазах ее приветствует. Не сразу в той очаровательной незнакомке Хмурая Девушка себя признала, а когда поняла, в чем дело, побежала к старушке-волшебнице с благодарностью.

А та уже горницу прибрала, брусничного варенья в глиняную плошку наложила, блинов целую горку испекла!

– Ну, как спала-почивала на новом месте, милая? – наливая в чашку парное молоко, поинтересовалась хозяйка.

– Ах, какие замечательные сны мне у вас на сеновале привиделись! Жаль, птицы своими ранними песнями разбудили. Век, кажется, спала бы и не просыпалась!

– В молодые годы много спать – только зря время терять! – проворчала старушка.

– Ой, и правда, пора мне домой собираться, как бы на учебу не опоздать! – вспомнив о неотложных делах, засуетилась гостья.

– Задерживать не стану. Вот только запомни: путь к милому твое сердце само укажет! Слушайся его. Ведь именно в нем живет твоя мечта. А она не позволит тебе с верной дороги сбиться!

– Молодой человек, которого я во сне этой ночью видела, уж очень знакомым на вид мне показался, где-то прежде мы с ним встречались… Вот только где, не могу вспомнить?

– Вспомнишь, а если будет трудно, он сам тебе на выручку придет!

– Скажите, это правда, будто у вас есть волшебное зеркало, в которое можно свою самую заветную мечту увидеть?

– Не веришь ты себе, вот и ищешь всякие чудеса на стороне. Ну, зачем тебе в чужое зеркало смотреть, когда свое имеешь?

– Нет у меня никакого волшебного зеркала. Только вот это – самое обыкновенное, – и девушка достала из сумки зеркальце, глянула и удивленно подняла вверх свои белесые бровки:

– Скажите, что со мной произошло этой ночью? Я стала другой, на себя не похожей!

– Перед встречей с любовью каждая девушка преображается, хорошеет! Разве ты этой простой истины не знаешь?

– Слышала да не верила. А теперь спасибо за все! Мне пора! – и от избытка чувств, девушка расцеловала волшебницу и поспешила к электричке. В вагоне под мерный стук колес ей было над чем поразмышлять:

– Оказывается, как заверила меня добрая Волшебница, каждый зеркало Мечты имеет в своем сердце! Разве такое возможно?

И вдруг чуть наискосок от девушки на освободившееся место сел молодой человек. Какое-то время он, не отрывая восхищенного взгляда, всматривался в лица попутчицы, а потом взволнованно спросил:

– Пожалуйста, ответьте мне, только искреннее: вы верите в чудеса?

– Смотря в какие? В добрые – верю! – брызнув потоком смешинок в глаза молодого человека, улыбнувлась она.

– У меня сегодня день рождения, признаюсь, ужасно хочется в первом же кафе, встретившемся на пути, отметить свое двадцатилетие!

– В некоторой степени я сегодня тоже именинница, – в забавном замешательстве ответила пассажирка электрички.

– Не сочтите за банальность, но у меня такое чувство, будто мы с вами где-то недавно встречались, но где именно, не могу вспомнить.

– Мне ваше лицо тоже кажется очень знакомым!

– Вспомнил! Вы с подругой в прошлую субботу были на дискотеке! И я, какой же глупец, пригласил танцевать ее вместо вас, а когда вернулся, вы куда-то исчезли…

– Все случилось именно так, но мне кажется, что тот грустный вечер был очень давно! Мне о нем даже вспоминать не хочется!

– Потому что сегодня у нас все будет иначе, договорились? – заверил Улыбающуюся Девушку симпатичный молодой человек.

Перед тем как сойти на нужной остановке, она достала из сумки зеркальце, взглянула на себя и ничуть не удивилась тому, что оно стало волшебным!

Карандаш и Ластик

Они познакомились в темном душном пенале, куда их положила заботливая мама первоклассника Семы. От Карандаша одурманивающе пахло лесом, краской, лаком, и Ластик, которую чаще звали Белочкой, все эти ароматы не просто очаровывали, а пьянили!

Карандаш от природы напрочь был лишен обоняния, но зато всеми своими порами ощущал молодую упругость тела соседки, что тоже давало мало поводов для мужского равнодушия.

Их более близкое знакомство произошло на следующий день, когда мама Семы принялась подробно объяснять сынишке, как и для чего могут ему понадобиться карандаши, ручка, линейка, Ластик- Белочка.

– Буквы ты и так хорошо пишешь, сынок, но я мечтаю о том, чтобы тебя в школе научили рисовать! Вот этот простой Карандаш понадобится тебе чаще других. А Ластик-Белочка, запомни, самая первая помощница Карандаша! Едва он ошибется, Белочка сразу же сотрет ненужное, исправит любую его ошибку. Если ты будешь стараться, в твоих руках эти предметы смогут творить настоящие чудеса! Быть настоящими помощниками в учебе!

Мама не просто беседовала с Семой, но и одновременно затачивала Карандаш, который скромно назывался простым. Так получилось, что едва Семен взял его в правую руку, чтобы лучше с ним познакомиться, тот от волнения мгновенно сломался, споткнувшись, как говорится, на ровном месте о едва приметный выступ на бумаге.

Вот и пришлось точить его заново: в пепельницу полетели стружки глянцевого серого мундира, безжалостно срезаемого перочинным ножиком.

На эти события Белочка смотрела с великим состраданием. Карандашу и самому было обидно терпеть весьма неприятную процедуру, но что делать, сам виноват – засмотрелся на Белочку.

Со временем в руках старательного мальчугана простой Карандаш стал настоящим виртуозом. Но прежде чем это произошло, изрядно пришлось потрудиться Белочке. Изо дня в день она стирала и исправляла ошибки своего кумира, в которого, как не трудно догадаться, влюбилась с первых строк этой незамысловатой истории. А девизом всего ее скромного служения стали слова, которые она при каждой неудаче Карандаша неизменно повторяла:

– Исправлять ошибки любимого – это счастье!

Преданная помощница Карандаша не замечала, как от каждого его ошибочного шага сама становилась все меньше и невзрачнее. Через некоторое время ее края сильно обмохрились, а от былой упругости, которая в начале знакомства восхищала и вдохновляла Карандаш, не осталось никакого следа.

К тому времени, когда Белочка почти всю себя растратила в бескорыстном служении кумиру, тот уже научился обходиться без своей помощницы. А если уж быть честным до конца с вами, дорогие читатели, Карандаш попросту о ней забыл!

Вихри линий, покоряя плоскость листа, теперь свободно подчинялись фантазиям юного художника! То они тревожными штрихами скользили по бумаге, наполняя ее океанскими штормами, пароходами с веселящимися туристами, алчными, вечно голодными акулами, то благодушными дельфинами…

На этой, почти оптимистичной, ноте можно было бы и закончить историю о простом Карандаше и его помощнице Белочке, если бы в мой многоэтажный дом на берегу Волги не переселились новые соседи. Безалаберный супруг, любитель покутить не только с друзьями, но и с первыми встречными, то и дело попадал во всевозможные неприятные ситуации. И супруге постоянно приходилось выручать мужа, улаживать его дела на работе, выхаживать после очередной потасовки…

От нескончаемых неприятностей, которые без передышки сыпались на маленькую хрупкую женщину, она, как и Ластик-Белочка, начала таять, становясь все меньше и бледнее. Но супруга – виновника всех этих несчастий, здоровье жены ничуть не беспокоило. После очередного пьяного скандала заболевшую женщину увезла в больницу «скорая помощь»…

«Исправлять ошибки любимого – это счастье!» – убеждала себя моя сказочная героиня – Ластик-Белочка. Возможно, смирившаяся с бесчинствами супруга, нечто подобное себе в утешение шептала и моя неприметная соседка. Пока была жива…

Наташина Мечта

Нет на свете ни одного человека, который бы не отправлял в будущее свою мечту. Случалось, что прожив там недельку-другую, мечта возвращалась возмужавшая, повеселевшая! А бывало и наоборот: споткнется мечта о какой-нибудь неприметный камешек, ушибется, расплачется… А еще обиднее, когда на нее, бедняжку, нападают полчища сомнений, сражаясь с которыми, она гибнет в неравном бою. Словом, чего только не приключается с нашими мечтами!

И многие мечты Наташи, девятнадцатилетней девушки, едва успев народиться, тут же куда-то исчезали. Одни – из-за лени, другие – по причине излишней Наташиной самонадеянности, третьи – из-за торопливости. Но были и такие, которые из детства перешагнули вместе с ней во взрослую жизнь. Об одной такой мечте-долгожительнице и пойдет наш рассказ.

Десятилетней девочкой впервые приехала Наташа в гости к бабушке с дедушкой в русскую деревню. И поселилась вместе с мамой в сказочном деревянном домике с тремя окошками в резных наличниках.

Спала девочка в тесной горенке на большом сундуке под пестрым лоскутным одеялом, ходила босиком по прохладным самотканым половичкам, будто по пестрой весенней лужайке.

Рукодельница-бабушка, отложив все садово-огородные хлопоты, первым делом сшила внучке на старенькой швейной машинке пышное шелковое платье. И внучка надевала его всякий раз к вечернему чаепитию, колодезную воду для которого кипятили в медном пузатом самоваре! Дедушка растапливал его сухими сосновыми шишками, их запах девочке сразу очень понравился!

Все увиденное в деревне Наташу приводило в восхищение! Особенно дом со скрипучими половицами, тяжелыми дубовыми дверями и высокими почерневшими от времени ступеньками. Ах, как хотелось девочке, чтобы и у нее когда-нибудь был свой, вот такой же сказочный дом-красавец!

Но родители девочки жить в деревне не хотели. После смерти стариков сад и дом поспешно продали за бесценок.

Немалое время жизнь Наташи шла сама по себе, а Мечта, затаившись в дальнем уголке души, ничем о себе не напоминала. К тому же ее родители получили просторную квартиру в центре города со всеми, подобающими современному строению, удобствами! Вместо горенки, пропахшей смолой и медом, стала теперь Наташа хозяйкой светлой комнаты с видом на телевизионную башню.

С тех пор как девушка поступила в пединститут, каждое лето с увлечением работала вожатой в пионерских лагерях. Там она и познакомилась с Иваном Федоровичем, руководителем кружка «Умелые руки». Во время занятий с Наташиными малышами – ребята строили на берегу морскую флотилию – мужчина вдруг принялся вспоминать, как несколько лет назад после окончания института получил направление в российскую глубинку. И пришлось молодому педагогу для жены и годовалого сынишки самому строить в деревне дом.

Наташа, отложив в сторону кисточки и краски, которыми старательно раскрашивала борта хрупких суденышек, забросала учителя вопросами:

– А сколько окон было в вашем доме? А где стояла печка? Было ли крыльцо со ступеньками?

Ивану Федоровичу и самому нравилось вспоминать о той поре, поэтому он охотно отвечал на вопросы девушки. А для большей убедительности взял щепку и нарисовал на речном песке кривую деревенскую улицу, колодец, палисадники с непременными березками и рябинами под окнами…

Но едва на рисунке появился дом с тремя оконцами в резных наличниках, сердце Наташи учащенно забилось, будто перед прыжком в ледяную воду. Так Мечта вновь напомнила о себе.

И Наташе показалось, будто умчалась ее Мечта в неизвестные края, в крохотную деревушку, которую даже и с лупой в руках ни на одной карте не сыскать. А там, затаившись за соседским сарайчиком, смотрит она на широкоплечего парня в потертых выгоревших джинсах, как ловко навешивает он на невысокие столбцы калитку, а песочницу сынишки украшает смешными деревянными фигурками.

Когда же молодой хозяин достроил дом, послал жене телеграмму, в которой торопил ее и малыша с переездом в деревню. В ответной телеграмме жена сообщила, что приедет через два дня. Иван, взяв в правлении колхоза лошадь, отправился на железнодорожную станцию встречать свою семью.

О том, как понравился дом молодой хозяйке, как хвалила она лавочки да наличники, слушать Наташе стало невмоготу. Она убежала в пионерскую комнату и долго в одиночестве плакала.

А ночью ей приснилось, будто Девочка-Мечта в пышном шелковом платье, сшитом бабушкой на старенькой швейной машинке, заливисто смеясь, убежала от Наташи к другой девочке! Потом они, как подружки, взялись за руки и отправились гулять в сад, смеясь и о чем-то перешептываясь. Может, Мечта рассказывала незнакомке Наташину давным-давно придуманную сказку про то, как она жила в деревянном сказочном домике, окошки которого были украшены резными наличниками? А может, про какую-то иную, но так и не сбывшуюся Мечту?!

О серенькой Стрекозе, превратившейся в красавицу

Когда я была маленькой девочкой, лет четырех, не более, моя бабушка, учительница русского языка, постоянно разучивала со мной всевозможные стихи и басни. Особенно мне нравилась басня Крылова «Стрекоза и Муравей». Несмотря на то, что бабушка считала Стрекозу, которая только пела да плясала, нехорошей, я всей душой любила именно ее, а не скрягу и зануду Муравья, отказавшегося приютить веселую плясунью. Он безжалостно выгнал ее из теплого муравейника в осеннее ненастье.

Вот тогда-то, наверное, и зародилась в моей детской душе мечта сочинить СВОЮ сказку «Про Стрекозу», но только, на сей раз, со счастливым концом! А что из этой моей давней задумки получилось – судить вам!

– Право… Я не нарочно… Уж больно ты, Стрекозка, какая-то неприметная! – эти извинения девочка выслушивала так часто, что почти к ним привыкла. И когда об нее сослепа ударилась Божья Коровка, сбив Стрекозку с куста сирени, та, ничуть не обидевшись, сама принялась успокаивать пожилую даму:

– Вы не ушиблись? Не нужно ли чем помочь?

– Извините… я вас не заметила… Так спешила!

– Да, да, вы правы… – сквозь слезы грустно улыбнулась Стрекозка, расправляя помятое крылышко и потирая шишку на лбу. – Я, действительно, на этой великолепной Большой Поляне самая неприметная, – и слезы крохотными росинками потекли из ее огромных ярко-зеленых глаз.

На другой день о чем-то мечтающую на листке ландыша Стрекозку чуть не столкнула с его ароматной чашечки длинноногая Стрекоза, всеми признанная местная Красавица. Но на этот раз невзрачная Стрекозка, потрясенная изысканным туалетом, прической и всем обликом нарушительницы ее грез, вместо того чтобы заплакать и извиниться, как это делала прежде, совершенно для себя неожиданно спросила:

– Не будете ли вы так добры, чтобы ответить на очень для меня важный вопрос: как стать красавицей?

Первая леди лужайки от этого, хоть и наивного, но все-таки каверзного вопроса дурнушки, в возмущении нервно засучила своими элегантными крыльями:

– Это неслыханная дерзость! У меня, Первой Красавицы Большой Поляны, выспрашивать о секретах моей молодости и красоты! Да как ты, серенькая и невзрачная, додумалась до того, чтобы обратиться лично ко мне со своим дерзким и неуместным вопросом? – но гнев у Красавицы быстро прошел. Ее головка была занята куда более важными проблемами, вызванными тяжелой болезнью супруга, воспитанием детей, примеркой нового утреннего туалета для цветочных коктейлей… и массой других дел, от тяжести которых опускаются крылья. И кажется, что ими ей уже не сделать ни одного легкого взмаха. Однако что-то в печальном облике дурнушки умилило Красавицу, она снисходительно сказала:

– Так уж и быть, одним незначительным секретом своей исключительной красоты я с тобой поделюсь, но только за это ты должна помочь выхаживать моего больного мужа. Согласна?

– Да, да! Я буду сиделкой у больного столько, сколько потребуется! Стану летать в аптеку за пилюлями и на рынок за свежим нектаром, делать больному примочки, горчичники… Лишь бы хоть чуточку похорошеть!

Теперь целыми сутками Стрекозка, не смыкая глаз, выхаживала мужа Красавицы. За тридцать верст она летала за целебными корешками. Потом до мозолей терла их своими нежными лапками в большой ступе, сделанной из желудя, в порошок, варила из порошка отвар и терпеливо из ложечки поила им капризного больного.

К тому же бедняжке еще приходилось убираться, стирать, штопать, гладить… Словом, дел в доме Красавицы оказалось невпроворот! Но трудолюбивая Стрекозка не плакала и не жаловалась, потому что знала: иначе никогда не получить ей от хозяйки дома даже самого крошечного секрета ее красоты. Но когда она выполнит свое обещание – никому не было известно.

Так что у юной сиделки не оставалось ни одной лишней минутки, чтобы хоть разок взглянуть на себя в зеркало. А стоило бы! Ведь с каждым проведенном в трудах и хлопотах днем, происходили перемены с ее крылышками. Теперь они уже не напоминали мутную лужицу, напротив, их поверхность украсил блеск горного хрусталя!

Сама же хозяйка, взвалив на юную помощницу все свои домашние дела, продолжала вести беспечный образ жизни. С утра до самой ночи она занималась только собой: развлекалась на лунных дискотеках, принимала солнечные и росные ванны на лужайке, улетала в отдаленные луга на концерты знаменитых артистов, позировала местным художникам, которые не переставали восхвалять ее изысканный вкус, прическу, невероятные туалеты и дурманящие ароматы, которыми щедро одаривали Красавицу цветы Большой Поляны.

Когда мужа Первой Красавицы самоотверженная Стрекозка окончательно выходила, в честь этого радостного события супружеская пара устроила большой праздник. Первая Красавица, надо отдать ей должное, несмотря на приятные хлопоты, все же нашла несколько минут и, усадив Стрекозку на диван, принесла из прихожей зеркало. Что говорить, она не знала, потому как перемены во внешности дурнушки были и для нее самой полной неожиданностью.

– Неужели это я? – только и смогла в волнении произнести потрясенная увиденным Стрекозка, потому что в зеркале, которое Красавица держала перед ней, увидела совершенно незнакомую юную особу, у которой вместо мутных и неприметных маленьких крылышек вдруг появились великолепные крылья! А ее головка, к великой радости, покрылась перламутровыми, очень модными чешуйками, усики, прежде безвольно висевшие, стали задиристыми, лукавыми!

Слезы радости потекли из глаз юной Стрекозки. Не найдя подходящих слов, она просто обняла на прощание Первую Красавицу и грациозно вылетела в празднично украшенный светлячками фруктовый сад.

Юная леди даже не заметила, как окрепшие крылья принесли ее на маленький островок в Сиреневом озере. Удобно устроившись на гибкой тростинке, она принялась изучать свое новое отражение в спокойной озерной глади: складывала и расправляла прекрасные гибкие крылья, терла их лапками, опасаясь, как бы едва заметные переливы случайно не смыли дождь или роса. Но ее опасения оказались напрасными, хотя ей в это чудо по-прежнему не совсем верилось. А чтобы окончательно убедиться в том, что это не сон, Стрекозке захотелось с кем-нибудь обсудить случившееся. Еще ей не терпелось выяснить: как к ее новому облику отнесутся другие жители Большой Поляны? Будто по заказу, именно в этот момент к ней натружено махая крыльями приблизилась знакомая Божья Коровка, та самая, что однажды сослепа налетела на бедняжку:

– Извините, если вы не очень торопитесь, не могли бы немножко со мной поговорить?

– Ну, если немножко, то можно. А, собственно, о чем мы с вами будем говорить? Сразу признаюсь, что терпеть не могу пустой болтовни!

– Обо мне… вернее, о моей изменившейся внешности, а главное – о крыльях. Посмотрите, пожалуйста, на них внимательно и ответьте, нравятся ли вам теперь?

– А что мне, голубушка, должно в них нравиться?

– Как что? Хотя бы, цвет! Ведь еще недавно они у меня были маленькие и невзрачные… Я даже над старым Рыжим Болотом стеснялась пролетать.

– Ах, что-то припоминаю… Кажется, как-то мы столкнулись… Я чуть не сломала себе крыло, а тебе на лбу оставила большущую шишку! Вот здесь! – и словоохотливая старушка потерла лапкой лоб Стрекозки, где уже ничего не напоминало о том грустном происшествии.

– У вас, уважаемая Божья Коровка, изумительная память!

– Так это ты? О, это невероятно! Как поразительно, деточка, ты преобразились! Однако, на мой взгляд, твоим крыльям не хватает больших черных горошин, как у меня! У каждой, уважающей себя обитательницы Большой Поляны, горошины – обязательны!

– Да, да… А не подскажете ли, где и как их можно приобрести?

– Не знаю, смогу ли в этом тебе помочь, а вот печь пироги и варить отменные компоты – научу!

– Я большая сластена, поэтому отказываться от вашего любезного предложения не стану.

– Тогда летим в мой яблоневый сад, а то детки меня совсем заждались!

По пути Стрекозка и Божья Коровка набрали всякой зелени. А потом гостья под руководством своей наставницы – отличной хозяйки и кулинарки (слава о ее компотах и нектарах давно перелетела за пределы Большой Поляны) – принялась осваивать необходимую всем молоденьким жительницам кулинарную науку.

Стрекозка настолько увлекалась приготовлением нектара по самому модному рецепту, что не заметила, как наступил вечер. Восхищенная великолепием заката, ученица выглянула в окно на кухне и… Тут произошло еще одно чудо: яркий луч упал на ее прозрачные, с легкой позолотой крылья и нарисовал по их краям две ярких огненных горошины! Но в кулинарных хлопотах никто этого не заметил – подгорали пироги, кипел чайник…

Когда же все дела были завершены, Божья Коровка, угощая помощницу вареньем из одуванчиков за красиво сервированным лепестками кувшинок столом, пристально посмотрела на Стрекозку и, наклонившись, с некоторой растерянностью, протянула лапку к ее крыльям:

– Деточка, милая, погляди, какая красота! Ведь я точно помню, когда мы с тобой встретились, этих великолепных и всегда модных горошин на твоих молоденьких крыльях не было?

– Какие горошины? Неужели? Где у вас трюмо? О, какая прелесть! Я так о них мечтала! Но откуда они у меня? Что скажете, мудрая Божья Коровка?

– Точно сказать не могу, но чует мое сердце, этот подарок сделало тебе солнышко, видя твое трудолюбие и веселый нрав!

– Я такая счастливая! – кружась возле трюмо, заливалась радостным смехом очаровательная Стрекозка. Потом, поблагодарив хозяйку за кулинарную науку, довольная событиями этого дня, полетела к своей любимой тростинке – ей захотелось побыть в одиночестве и как следует рассмотреть подарок солнышка. Но тут стало невероятно быстро смеркаться, на небе появились луна и звезды.

Забравшись под раскидистый лист мальвы, Стрекозка мгновенно уснула. Во сне она часто подрагивала крылышками не столько от ночной прохлады, сколько из-за страха, что утренняя роса повредит ее чудесным горошинкам, а крылья снова станут похожими на лужицу мутной воды…

Едва рассвело, Стрекозка перелетела на свой любимый маленький островок и принялась разглядывать в водной глади собственное отражение. Переполненная радостью нового утра, ароматами проснувшихся трав, она запела! Да так искренне и чарующе, что все признанные певцы этой местности: цикады, лягушки, кузнечики и жаворонки – разом замолкли, слушая ее бесхитростную песенку. Даже Мотылек, который, как и все, прежде Стрекозку не замечал, отогнав замерзшими усиками утреннюю дрему, полетел на звук ее песенки.

Мотылек явно нервничал: он то взлетал, то садился на разные травинки, нетерпеливо передними лапками отодвигал засохшие прошлогодние листья, а вдруг певунья затаилась за одним из них?

Стрекозка, не прекращая пения, наблюдая за ним издали. Не трудно было догадаться, что Мотылек кого-то ищет. Но кого?

Тут мы раскроем маленькую тайну Стрекозки. Вы думаете, она ни с того, ни с сего пожелала стать Красавицей?! Ничего подобного! Как и большинство юных обитательниц Поляны, в начале весны она влюбилась в этого невероятного Красавца, чье холодное сердце было надменно и равнодушно даже к самым очаровательным дамам этого восхитительного уголка природы. Именно любовь заставила юную Стрекозку преодолеть застенчивость во время несколько необычного знакомства с Первой Красавицей. Конечно же, и сегодня Стрекозка ужасно смутилась, увидев неподалеку своего Кумира, поэтому прижала свои обворожительные крылышки к длинному узкому телу, стараясь стать невидимой. В эти минуты она совершенно забыла, что уже не прежняя дурнушка, на которую все обитатели Большой Поляны постоянно налетали, принимая ее за пустое место.

…Лето на Большой Поляне кажется всем его обитателям очень длинным. За один солнечный день там происходит множество всевозможных событий.

И нет ничего удивительного в том, что пока юная Стрекозка с гулко бьющимся сердцем наблюдала за Мотыльком, рядом с ней опустилась ее знакомая – Первая Красавица Поляны, с которой у Стрекозки сложились дружеские отношения. Новая встреча обрадовала обоих:

– Миленькая! Дай-ка я тебя как следует разгляжу! А ну-ка, покружись, помаши крыльями, а теперь поверни головку влево, вправо! Невероятно, но теперь ты – настоящее очаровательное создание! Однако почему-то я не вижу в твоих глазах радости? Неужели ты все еще не довольна своей внешностью?

– О, нет… Мое несчастье в другом… Я целую вечность влюблена вон в того Мотылька, а он на меня не обращает ни капельки внимания.

– В этом нет ничего удивительного…

– Да, я согласна с вами. Он такой гордый, недоступный!

– Глупышка, мало кто знает, что Мотылек ужасно близорук! Мы с ним прежде жили неподалеку. Когда-то его папа за мной немножко ухаживал, но он явно был не в моем вкусе. Ему не хватало раскованности, светского лоска… А тебя я на правах близкой знакомой прямо сейчас с ним познакомлю!

– Как замечательно! Невероятно! Но… он только что был здесь и вдруг куда-то пропал…

– Странно, не представляю, куда за одну секунду мог подеваться твой легкомысленный кавалер? Но где бы он ни запропастился, мы его отыщем!

Взявшись за лапки, стрекозы полетели над благоухающим лугом в поисках Мотылька. И не напрасно! Он сидел на сухой соломинке с плаксиво опущенными усиками и тихонько постанывал. Оказывается, разыскивая певунью, Мотылек нечаянно поскользнулся на капельке росы и вывихнул переднюю лапку.

– Как это кстати! Ведь ты – прекрасная сиделка и мигом выходишь своего принца! – шепнула старшая Стрекоза младшей. – Улыбнись, я сейчас представлю вас друг другу!

Но сердобольная Стрекозка, скомкав всю церемонию знакомства, едва поздоровавшись, наклонилась к больной лапке Мотылька, внимательно ее осмотрела и авторитетно сказала:

– Уважаемый Мотылек! С вами не произошло ничего серьезного! Я мигом слетаю за целебными лепестками и уже к вечеру, в том случае, если меня пригласите, мы будем лихо отплясывать модную польку!

Мотылек не ожидал, что помощь придет так быстро. Он тотчас перестал стонать и с нескрываемым интересом взглянул на юную Стрекозку. Ее чудесные крылышки с золотистым оттенком, украшенные оранжевыми горошинами, и сияющие глаза были по достоинству оценены этим ценителем изысканной красоты в мгновение ока!

– Впервые за свою длинную одинокую жизнь вижу перед собой такое очаровательное создание! – шепнул он своей давней знакомой.

Пока влюбленная Стрекозка летала к роднику за целебными листьями, Первая Красавица не скупилась на комплименты в адрес своей бывшей подопечной. Правда, хваля Стрекозку, она то и дело добавляла:

– Естественно, мои крылья по сочетанию цветов значительно богаче! Однако, если не брать во внимание мою красоту, то …

Но Мотылек не слушал болтливую знакомую своего папаши. Он категорически не желал никого сравнивать со своей прелестницей! И торопил секунды, приближая ее возвращение.

А когда Стрекозка с охапкой целебных лепестков опустилась с ним рядом, то сразу же принялась за лечение: она приложила к покалеченной лапке целебный лепесток и крепко-накрепко перевязала его сухой травинкой. После такого компресса лапка у Мотылька перестала болеть, а вскоре совсем зажила!

Вечером юная Стрекозка с выздоровевшим Мотыльком с упоением плясали на большом дубовом пне зажигательную польку, а после ели чудесные компоты в гостях у Божьей Коровки.

Мотылек оказался галантным кавалером и весь вечер шептал Стрекозке невероятные комплименты:

– Бирюзовый отлив ваших глаз символизирует доброту и глубину сердца! Эти горошины свидетельствуют о трудолюбии и покладистости характера! А замечательные золотые прожилка на крыльях – о мечтательности и возвышенности души! Если бы кто знал, как я счастлив, любимая! Немедленно станьте моей женой!

И Стрекозка в тот же бесконечно длинный летний день, незадолго перед закатом солнца, вышла замуж за давно обожаемого Мотылька. Такой красивой невесты еще никогда не видели обитатели Большой Поляны! А сколько было сладостей, как слаженно играли кузнечики на своих знаменитых скрипках «Свадебный марш»! Всего не перескажешь!

После свадьбы все обитатели этого сказочного местечка и близлежащих полян стали называть жену Мотылька не иначе как «Наша Первая Красавица»!

Ну, а что стало с предыдущей Первой Красавицей? Скажу по секрету: она ужасно растолстела и постарела. Ее муж неожиданно для всех из худощавого элегантного джентльмена превратился в нудного ворчуна, который по сто раз за день своим скрипучим голосом говорил жене:

– Как поглупела твоя красота!

Королевство пустых зеркал

Лежа на смертном одре, Король по имени Тщеславие призвал для отеческого назидания своего двадцатилетнего сына – принца по имени Беспечность – единственного наследника огромного королевства, и, горестно вздыхая от мучивших его болей, негромко, но властно сказал:

– Запомни, принц, главное: если ты ни в ком не отражаешься, значит, нет ни тебя, ни твоей королевской власти! Ведь именно в отражениях мы являем себя Грядущему! А повториться, значит, остаться! Обычные зеркала – это не для нашего могущественного рода. Поэтому я повелел своим последним Указом создать свиту твоих отражений! А без них – ты самый обычный молодой человек…

С тех пор в этом королевстве зеркалами служили люди. Они, находясь неотступно при молодом королевиче, изображали его в самых необычных ракурсах. Кто-то являл для созерцания лишь часть его туалета, и такой слуга назывался «Фрагмент», кто-то – всего Наследника в парадных регалиях. Такого слугу звали «Большое зеркало». Были даже такие слуги, которые служили отражением любимых вещей его Королевского Величества. Зеркала-слуги отражали смех, грусть, слезы. Они неотступно сопровождали молодого короля, который после кончины отца стал зваться Его величеством Тщеславием Вторым.

Юный король сам по себе был спокойным юношей, который никогда не ссорился с самим собой, не мучился угрызениями совести, не подвергался нападкам скуки. Его прекрасно вымуштрованная свита отражений не давала для печали ни малейшего повода.

Однажды, во время прогулки по саду, орудуя перочинным ножичком, Его Величество, срезая понравившиеся цветы, случайно порезало себе указательный палец. А тот слуга, который изображал перчатки, тут же последовал его примеру и слегка поцарапал свою руку. Слугам, не состоящим в свите отражений, пришлось сбегать за лекарем, который и оказал помощь обоим пострадавшим.

Король порезал палец глубоко, ему действительно было больно, а слуга, который лишь поцарапал кожу, только добросовестно исполнял свою работу: тяжко вздыхал, прыгал на одной ноге и даже ронял редкие слезинки.

В другой раз королю в глаз залетела мошка. Глаз покраснел, воспалился, причиняя королю массу неприятностей. А слуга-зеркало лишь старательно тер здоровый глаз. Но делал это он так мастерски, что врач ринулся оказывать помощь прежде всего слуге, а уж потом – истинно пострадавшему.

Почти целое десятилетие Король Тщеславие Второй мирно уживался со своими отражениями, находя поведение слуг занятным, хотя скука все больше и больше проникала в его жизнь. Но вот наступил день, когда от привычных каждодневных забав королю стало невмоготу.

Разозлившись из-за какой-то мелкой оплошности на нерадивость двойника по имени «Большое Зеркало», король бросил в слугу свою трость, резная ручка которой была украшена золотом и слоновой костью. Слуга без чувств упал. Из его разбитой губы на заморский ковер ручейком потекла кровь. Растерявшийся король бросился искать колокольчик, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, а когда вернулся в зал с лекарем – раненый слуга исчез. Вместе с ним исчезла вся многочисленная свита королевских отражений.

После случившегося король впервые почувствовал себя в жутком одиночестве: ведь ему никогда прежде не доводилось быть предоставленным самому себе. Более того, королю почудилось, будто он превратился в невидимку. Не случайно же перед кончиной отец его напутствовал:

«Запомни, если ты ни в ком не отражаешься, значит, тебя нет!»

Целую неделю король болел. Сам себе он казался ужасно усталым, старым, и ему даже чудилось, будто смерть не сегодня, так завтра непременно явится за ним. Почему-то в эти дни ему особенно горько было из-за того, что развлекаясь со своими отражениями, он не удосужился завести семью…

Но хандра довольно быстро сама по себе прошла. Однажды, гуляя по любимым тропинкам сада, король неожиданно увидел дочку садовника. Девушка ему улыбнулась и, сделав глубокий реверанс, подарила букетик только что сорванных васильков.

Король по старой привычке оглянулся, чтобы посмотреть на своего двойника – так ли, как ему хотелось, он в эту минуту обворожительно выглядит? Но сияющие радостью глаза девушки говорили лучше всяких вымуштрованных слуг о его внешности и впечатлении, которое молодой человек произвел на юную особу.

Мы не будем забегать вперед и рассказывать о свадьбе короля с прелестной дочерью садовника, просто заметим одну странность: после потери свиты своих отражений король никогда не задерживался возле зеркал, опасаясь, что отражение сможет ожить, побежать за ним следом, кривляясь и передразнивая… И тогда, не дай Бог, все начнется сначала.

Крайняя пешка

шахматная сказка

В жизни, как в шахматах,

тобой играют так же, как и ты

кем-то играешь.

На черно-белых квадратах – гигантском поле сражения – замерли шахматные фигуры в ожидании пуска часов с двойным циферблатом, которые показывают особое – ШАХМАТНОЕ ВРЕМЯ. Оно может быть как союзником, так и противником любого из полководцев.

Каждый участник шахматных сражений прекрасно знал, что ему до самых последних шагов в любых непредсказуемых обстоятельствах боевых действий придется доказывать верность своим повелителям – Королям: белому или черному.

В этих шахматных королевствах, точно так же, как и в нашей повседневной жизни, происходили разнообразнейшие события: описать хотя бы одно мы и попытаемся в этой сказке.

Конечно, мало кого удивит, что Король белого воинства, как и многие мужчины, вовсе и не живущие по законам Шахматного королевства, находился под изящным и, тем не менее, весьма острым каблучком своей очаровательной супруги – Белой Королевы. Нередко ее придворные дамы, забыв о непрекращающихся боевых действиях, строили глазки офицерам армии противника, а супруга Белого Короля, не стесняясь, открыто вздыхала – по кому бы вы думали? Нет, не по прекрасному лучнику с левой бойницы и не по бравому офицеру в великолепном военном снаряжении, а (даже страшно подумать!) – по наиглавнейшему противнику белого Королевства – Королю в черной мантии!

Из кое-каких секретных донесений супруг знал о проказах своей женушки – очаровательной блондинки в роскошных туалетах «от Диора», но серьезно к этому не относился, потому что все объяснения со взбалмошной красавицей, как обычно, заканчивались поражением мужа и его простодушным смехом, доносящимся из их королевской опочивальни. А если по какой-либо причине перемирие между супругами не состоялось, то сквозь массивные двери просачивались странные возгласы, принадлежащие женскому голосу:

– Старый болван, ревнивец, солдафон! Можешь сколько угодно командовать своими батареями, но в мою личную жизнь не смей вмешиваться! А если шалят нервы – иди на конюшню или в кабак, где твоя солдатня кутит с беспутными пешками!

Да… Женитьба Короля в белой мантии на белокурой красавице, чье родовое имение было слишком далеко от шахматных полей сражений, имела массу неприятных последствий. Среди них главным являлось разногласие во взглядах: Белая Королева, несмотря на все усилия супруга, никак не могла проникнуться идеей всемирного Шахматного Господства одного цвета фигур над другим, а более конкретно: белых над черными. К сожалению, нет ни одного мужчины, даже высокого происхождения, на деловую жизнь которого не влияли в самом отрицательном смысле неурядицы семейной жизни. Так что Королю в белой мантии приходилось тяжеловато…

Испробовав массу вариантов самозащиты, в конце концов, он остановился на самом традиционном: попросту перестал обращать внимание на неуместную влюбленность молодой жены в его смертельного противника. А в самые неприятные моменты король отгораживался от происходящего на его глазах своим золотым скипетром. Этот атрибут, как известно, символизирует незыблемую власть Короля в его в собственном королевстве! Но власть над супругой ему, увы, не могли гарантировать ни рыцарские доспехи, сделанные из чистого белого золота, ни его самые преданные министры Слоны, контролирующие как черные, так и белые диагонали шахматной доски – постоянного поля сражений.

Даже им бросалось в глаза, что королева со странным нетерпением ждет каждого своего выхода на арену жестоких боевых действий, но не для поднятия духа самоотверженных ратников, не для того, чтобы в тяжелую минуту подбодрить потерявшего самообладание супруга… Напротив, без всякого стеснения эта воинствующая Дама бросает в стан врагов не только кокетливые взгляды, но и разные сувениры – от цветка до кисета, вышитого собственноручно бисером и шелком своих шикарных длинных волос!

Но это еще не все. Буквально за несколько часов до важнейшего для судьбы своего государства сражения, потерявшая от любви к Черному Королю свою легкомысленную головку Королева спустилась по веревочной лестнице с засекреченного военного объекта под названием «ЛАДЬЯ» и стала прогуливаться с Королем в черной мантии по нейтральной полосе. С каким удовольствием Белая Королева выслушивала пышные восточные комплементы, стихи и прочие замысловатые признания в любви!

Узнав из донесений личного адъютанта об этой прогулке, Король схватился за валидол. Ему, как любому мужчине, легче было бы перенести государственную измену какого-нибудь высокопоставленного чиновника, нежели супружескую! Потрясенный случившимся незадачливый муж закутался в свою домашнюю, изрядно потрепанную мантию, ушел из великолепной опочивальни и забился в самый дальний угол шахматной доски, чтобы выплакаться. Стоящая неподалеку в дозоре Крайняя Пешка, уже давно платонически влюбленная в своего Повелителя, услышав его горькие рыдания, на цыпочках подошла к Королю и нежным голоском поинтересовалась, не нужно ли чего?

– Подайте, пожалуйста, носовой платок! Свой я оставил в кабинете…

Конечно, платок тут же был подан! Щедро льющиеся из королевских глаз слезы мгновенно осушила проворная ручка Крайней Пешки, весьма обаятельной амазонки, с ярко синими глазами и роскошной гривой рыжих волос. Стражница, ободренная беспомощностью своего Короля, наклонилась к его потерявшей свой изначальный блеск короне и счастливо прошептала:

– Мой восхитительный Повелитель! Я в каждом сражении готова отдать свою скромную жизнь за самого мудрого и отважного Короля, равного которого по красоте и мужскому обаянию нет и никогда не будет ни в одной шахматной династии! А сейчас перед смертельной опасностью давайте возьмемся за руки и, пока в стане противника обсуждают сплетни, касающиеся романа Вашей супруги и Черного Короля, дойдем до последней черты. А потом, будь что будет! – и, зажмурив изумительной синевы глаза, Крайняя Пешка, поддерживаемая рукой Короля, пусть и в домашней мантии, грациозной походкой устремилась к заветной восьмой горизонтали.

Когда до магического квадрата, вступив на который любая, даже самая невзрачная девица в военных доспехах, становилась настоящей Королевой, оставался один крохотный шажок, войска Короля в черной мантии поняли: какая неотвратимая беда им грозит…

Понял и сам Черный Король. Отшвырнув чужестранную блондинку, с которой он все еще прогуливался вдоль нейтральной полосы, полководец обозвал ее разными некоролевскими словами, среди которых наиболее безобидными были:

– Шпионка, авантюристка! – и бросился в бой исправлять допущенные его генералами ошибки. На конную гвардию Белого Короля посыпался ураганный шквал огня неприятеля. В считанные секунды были переброшены с дальних флангов для устрашения Черные Слоны с меткими лучниками на спинах… Но когда Король в белой мантии уверовал в неминуемость собственной гибели, Крайняя Пешка, под шумок и дымовую завесу, сделав отчаянный рывок, превратилась в еще одну Белую Королеву!

Военная обстановка была так накалена, что недавняя Пешка, не успев, согласно придворному этикету, облачиться в специально припасенную для такого неординарного события королевскую мантию, сделала стремительный рывок – заслонила своим юным телом растерявшегося Короля от метко пущенной стрелы из стана противника…

Но даже этот героический поступок Крайней Пешки, ставшей лишь на несколько минут еще одной Королевой, не спас войско Белого Короля от неминуемого поражения. Вновь на всех флангах завязались бои, в которых подданные Белого Короля сумели отвлечь противника и дали Белому Королю возможность не только перевести дух, но и выпить чашечку бодрящего кофе. Перед его глазами, слезящимися от порохового дыма, промелькнула вся суетная безрадостная жизнь…

Но самое поразительное было в том, что недавно перенесенные волнения: ссора с супругой, донесения о ее неверности, вдруг показались Королю в белой мантии чем-то необязательным, по сравнению с горячими пальчиками Крайней Пешки. Ах, до чего же она ловко смогла осушить его слезы! Как мелодично звучал ее звонкий бесхитростный голосок, когда она призналась в своей любви к нему – обманутому и покинутому супругу! С какой трогательной самоотверженностью это дитя войны обещало в случае необходимости отдать за него свою юную жизнь! И с какой радостью свое обещание исполнила!

– О, как несправедлива ко мне Судьба, – стонал Король и прижимал к губам батистовый платочек своей спасительницы. – Ну, зачем ты так безрассудно бросилась меня спасать ценой своей юной жизни? Не поспеши ты в тот роковой миг, мы бы вместе могли придумать какую-нибудь хитроумную ловушку или глубокомысленную многоходовую комбинацию. Останься ты, малышка, живой, я бы непременно стал твоим любящим супругом!

Сражение тем временем подходило к концу. Белые генералы, видя бесполезность дальнейшего сопротивления, подписали Акт о капитуляции, а если сказать проще – сдались в плен вместе с чадами и домочадцами на волю победителя. Было много слез, прощаний, увещеваний… Но только Белая Королева не проронила ни единой слезинки. Ей уже давно опротивели все шахматные интриги. Она была влюблена и поэтому ее волновала только Любовь! А Король в черной мантии, хоть и вспыльчив, как и всякий южанин, но отходчив! «Вообще-то он – душечка!» – думала она, сидя в какой-то темной комнатушке для пленных.

Понятия «свобода» и «плен» всеми поколениями влюбленных и правителями трактуются, к сожалению, диаметрально противоположно. Так что, не будем слишком строго судить очаровательную блондинку, без всяких сожалений променявшую свой королевский сан на самый высокий титул – Любящей Женщины!

Последний глоток жизни

сказка – притча

Как-то шла по лесу шестнадцатилетняя Анечка. В гости к родственникам на каникулы приехала. То ягодку на земляничном кустике найдет, то сорванной ромашкой свою русую головку украсит, то за бабочкой побежит, а сама на лес не налюбуется — уж больно он таинственный, важный! И вдруг кто-то невидимый девушке вопрос задает:

– Ты счастливой хочешь в первой половине жизни быть или во второй, последней?

В недоумении остановилась Анечка. Глазами полянку обвела — пусто. На небо взглянула — там ни облачка. На невысоком каблучке вокруг себя покрутилась – опять никого не обнаружила.

– Может, за черемуховым кустом кто-то затаился? Но… скорее всего, этот неожиданный вопрос каким-то неведомым образом сам собой во мне возник! — не знает, что и подумать растерявшаяся девушка. Руку в тревоге к сердцу прижала, а оно, смятенное, беспокойнее прежнего забилось. Гулким эхом в ушах отдается.

Не сразу, а лишь слегка успокоившись, серьезно, без улыбки, негромким голосом дала девушка ответ невидимому собеседнику:

– Во второй половине жизни хочу счастливой быть! Ведь сейчас я молодая, здоровая. Все своими руками могу сделать, любой разумной цели добиться. А в старости жить труднее. Больше внимания и заботы пожилому человеку от разных людей требуется. Так что выбор я сделала!

Вскоре об этой мимолетной беседе неведомо с кем Анечка забыла и до самой своей старости ни разу не вспомнила.

Молодость у нее, как и у других, промчалась незаметно, но не глупо. Замуж вышла за хорошего и доброго человека. Двоих сыновей родила, на ноги вместе с супругом их поставили, профессиям стоящим обучили. А когда время подоспело, то и с внуками вдоволь нанянчились.

Были в судьбе Анны и горести: от тяжелой болезни год назад умер любимый муж. И хоть не в одиночестве, а при сыновьях и снохах осталась доживать жизнь далеко не молодая женщина, а все равно частенько чувствовала себя никому не нужной.

Однажды Анна Ивановна сильно простудилась, вечером почувствовала жар, а когда взглянула на термометр, впервые испугалась высокой температуры. Всю ночь ее мучили боли да страхи, лишь под утро она ненадолго задремала легким сном.

И приснилась ей сказочная Фея с прекрасными седыми волосами, уложенными в высокую старинную прическу, свежим, будто росой омытым лицом, ясными зеленовато-желтыми глазами, одетая в тонкие дымчато-сиреневые одежды. Наклонившись над изможденным телом больной, Фея протянула ей крохотный перламутровый флакончик в форме сердечка:

– Я Фея Последнего Глотка Жизни! Со мной люди избегают знакомиться, дружить. Ведь я не могу, в отличие от моих двоюродных сестер, наделить их ни богатством, ни красотой, ни счастьем. В моих силах лишь подарить им вот такой скромненький флакончик с Последним Глотком Жизни!

…Заметила, что люди, получая подарки от моих более щедрых сестер, никогда не задумываются о смерти. Они просто не знают, что к ней необходимо готовиться не менее серьезно и тщательно, чем к свадьбе или рождению первенца.

А ты, Аннушка, молодец! Не отмахнулась от моего вопроса, который я задала тебе, совсем еще юной, шестнадцатилетней, много лет назад в прекрасном хвойном лесу. Тогда, отвечая на него, ты не погналась за легкой и беспечной жизнью в первой половине. О старости задумалась. Редкую для своего возраста рассудительность проявила. Спасибо!

И вот наступило время нового свидания с тобой. Пришла я к тебе не с пустыми руками. С подарком! А сейчас внимательно слушай, я расскажу, как пользоваться этим необычным флакончиком.

Главное, став обладательницей моего подарка, ты перестанешь бояться смерти, потому что она без приглашения к тебе не явится, не станет пугать своей внезапностью. Если же сама почувствуешь, что всю земную работу, ради которой Бог даровал тебе жизнь, выполнила, а душа устала, — не медли. Твой последний глоток, который я постаралась наполнить самыми яркими, самыми прекрасными впечатлениями твоей жизни, будет великолепен! Ты даже не заметишь, как ангелы отнесут твою ликующую душу в Царство Божье! Но прежде чем попрощаться, хочу посоветовать: сделай свой последний глоток в то время, когда не будешь омрачена тяжелыми мыслями, обидами на близких, суетными делами. Напротив, открой флакон в тот день и час, когда ощутишь себя счастливой, довольной всем пережитым! А теперь прощай, дорогая!

Утром Анну Ивановну разбудило яркое солнце. Едва она поднялась с кровати, отогнув одеяло, что-то соскользнуло на прикроватный коврик. Женщина наклонилась и подняла перламутровый флакончик в форме сердечка. К его золотой крышечке был прикреплен в виде изящного свитка крошечный листок желтоватой бумаги с описанием, как пользоваться содержимым перламутрового сердечка:

«Открыть крышку, сомкнуть веки, глубоко вдохнуть сладость и терпкость Последнего Глотка Жизни! Не забудьте всепрощающе улыбнуться миру, который в это мгновение навсегда покидаете!»

Ничего нового в инструкции не было. А Фея женщине вспомнилась тотчас, едва она открыла после хрупкого сна свои влажные глаза — ведь прошло всего несколько секунд с момента ее ухода. И Анне даже показалось, что занавеска на окне все еще колышется, потому что нежданная гостья задела ее своей высокой старинной прической, покидая скромную комнатку старушки.

Ощутив прилив сил и отличного настроения, забыв о болезни и ночных страхах, Анна Ивановна открыла шифоньер, достала свое любимое платье и пришила в потайном местечке кармашек для флакончика-сердечка.

Отныне этот флакончик, в ожидании ОСОБОГО ЧАСА, всегда будет находиться при ней!

Разговор с Красотой

Молодая женщина сидела перед трельяжем и с привычной заинтересованностью рассматривала свое лицо:

– А ведь мама рассказывала, что в детстве я была дурнушкой! И волосы не вились да и цвет у них был какой-то непонятный, а про веснушки и вспоминать не хочется – круглый год не давали передышки! Зато теперь я – красавица!

– Здравствуй, не удивляйся моему появлению. Ты впервые заговорила вслух обо мне – вот я не удержалась и нарушила молчание.

– Кто ты? Как попала в мое зеркало?

– Неужели не узнала? Это я, твоя Красота!

– Моя Красота?

– Именно! Ты права: не сразу я облюбовала твое лицо. Долго примеривалась: изучала улыбку и прикидывала, чего бы еще в нее добавить такого, чтобы, когда ты повзрослеешь, ее невозможно было спутать ни с какой другой. Я искала выражение для твоих глаз, их цвет, разрез, глубину зрачков… Ух, помнится, со всем этим здорово намучилась! Ведь только мне, Красоте, известно, что взгляд красавицы – уже сам по себе событие! Не забыла про твою походку, мимику лица, тембр голоса, мелодию смеха!

– О, что-то начинаю припоминать… В шестом или в седьмом классе как-то невзначай бросила взгляд в зеркало, и вдруг мне показалось, будто кто-то подменил мое лицом чьим-то чужим…

– Ты обрадовалась?

– Напротив, пришла в недоумение, потому что именно в ту пору мне жилось прекрасно со всеми моими веснушками, постоянно облупленным от солнцепека носом, вихрами непонятного цвета волос, торчащими во все стороны!

– Зато после случивших перемен на тебя стали заглядываться не только мужчины, женщины – даже дети!

– Верно, знаков внимания с каждым годом окружающие меня люди оказывали все больше, но это почему-то очень быстро перестало доставлять настоящую радость. Хотя, со стороны моим сверстникам казалось иначе.

… Сейчас мне уже за тридцать. Я одна. Ты, Красота, одарив сверх меры, обделила меня в простом человеческом счастье…

– Не понимаю…

– Из-за тебя я не стала к себе требовательной – уж слишком все вокруг восхищались мной, были снисходительны. Я никогда не имела настоящих подруг – вблизи меня они чувствовали себя униженными. Но самое ужасное было в том, что я нравилась вовсе не тем мужчинам, которые могли бы затронуть мою душу. Это ты, Красота, их всех от меня отпугивала. К тому же у меня тяжелый характер: я капризна, не уравновешена, не уживчива, а чем-то, если уж быть до конца откровенной, безмерно глупа и упряма!

– Неужели ты так и не смогла стать счастливой?

– Была… Однажды… Помню, в меня влюбился юноша. Невзрачный, робкий. Но нас потянуло друг к другу, будто магнитом. На второе свидание, я это очень хорошо запомнила, вместо цветов он пришел со стихами. Они оказались такими же робкими и искренними, как начинающий автор… Стихи посвящались моей красоте.

Со временем его стихи повзрослели и перестали воспевать только мою красоту.

– Потом этот юноша превратился в настоящего Поэта?

– И помогло ему горе – мы расстались… Я ушла к другому мужчине, а брошенный мной поэт продолжать писать стихи о любви, разлуках, изменах… Правда, теперь в них уже звучали огромная грусть, огромное горе и огромная мудрость переболевшей души. Многие ценители поэзии теперь поклоняются ему, как Божеству.

– Нет, не зря из миллионов лиц я выбрала именно твое лицо! Гордись, мы подарили миру Поэта! – с гордостью воскликнула Красота.