— Ну, привет…
— Привет…
Мальчик стоит на заснеженном крыльце недостроенного трехэтажного дома, топчет снег ногами в больших дутых сапогах. Он немного замерз в своем сером пальто, прячет подбородок в небрежно повязанный на шее шарф. Вечер сегодня снежный, морозный. Солнце давно село за новостройки. Он смотрит в их сторону в смущении и молчит. Девочка напротив никак не хочет поднять на него взгляд. Девочке тоже холодно. Она бегает глазами по носкам своих стареньких валенок и ковыряет пальцем дырку в кармане искусственной шубы. На голове у нее песцовая шапка с двумя пышными хвостами у подбородка. Снежинки падают на ее мех и теряются в нем.
— Я Артем…
— А я Вера…
Мальчик протягивает руку, спешно стянув с нее перчатку. Девочка смущенно улыбается и несмело ее жмет: рука его теплая-теплая. Он наверняка красив в этот прекрасный снежный вечер. У него, конечно, длинные ресницы, окаймляющие глубокие карие глаза, а сам он строен и статен, будто герой любимой книжки. Но девочка все не может поднять глаза, и они стыдливо прячутся от его взгляда и бегают по силуэтам подруг и друзей где-то очень далеко от их романтической встречи. Он сейчас непременно заговорит о чем-то отвлеченном и так очарует ее своим разговором, что она невольно вскинет ресницы и весело затараторит ему в такт. Но мальчик молчит. И снег украдкой садится им на плечи и обнимает чуть заметным колючим ветерком.
Нет! Нет! Нет! Все было совсем не так!
— Верка! — сильный намеренный толчок в спину заставил восьмиклассницу оторваться от тетрадей и безмолвно уставиться впереди себя. Через пару минут открытый урок: часы в затхлых стенах школьной библиотеки, восемь альбомных листов об Омаре Хайяме, трепет влажных рук и бесконечный внутренний мандраж — через пару минут ей выступать, но сзади снова ткнули меж лопаток.
— Верка! Что хочу сказать… — голос за спиной стал вкрадчивым и приглушенным. Вера обернулась: одноклассница, пригнувшись к парте грудью, приставила ладошку ко рту и зашептала.
— Тему Лосева помнишь? — глаза ее забегали из стороны в сторону, оценивая случайных свидетелей их разговора. Она отмахнулась от соседа по парте и пригнулась еще сильнее. Разговор перешел на шепот и приобретал долю секретности. — Тема… ну! Не помнишь? Ах… — и она с досадой громко хлопнула по столешнице. Ее звали Гузель, а за глаза обидно и грубо называли свахой.
— Ну, ты что! Биологичкин класс! Мы контрольную пересдавали, они с физры пришли! Длинный такой!..
Вера дернула плечами. Ей ужасно не хотелось забивать голову каким-то Темой, в то время как Омар Хайям, еще минуту назад занимавший все ее мысли, стал заметно отходить в сторону. Она развернулась к себе, но в спину снова прыснули.
— Давай после литры, — попыталась защищаться Вера, но Гузель ее не слышала:
— Ходить* с тобой хочет. Понравилась ты ему.
И на этом урок закончился, так и не успев начаться. Мерный гул развеселившегося восьмого «А», окружавший Веру со всех сторон, стал отдаляться и вдруг совсем рассеялся в густом, липком воздухе душного кабинета. Учительский голос притих почти до шепота и стал слишком далеко, чтобы разобрать разлетевшиеся на осколки рваные фразы. Даже Омар Хайям, верный друг и спутник прошедшей недели, теперь не громогласно проповедовал свою мудрость, а лишь безропотно и с толикой укора взирал на Веру с титульного листа реферата и молчал. Молчал…
Нет! Она его не помнила! Бесцеремонно ворвавшись в ее мысли, загадочный одиннадцатиклассник теперь издевательски мелькал перед ее глазами то кривой ухмылкой, то размытым образом, наспех нарисованным взбудораженным воображением. Она помнила все: строение и химический состав клетки человека, меланхолично плавающих в аквариуме рыбок, снегопад за окном и ярко-голубые туфли биологички. Но Темы Лосева в том дне не было!
— …да ты что! Блондин такой, у него рюкзак с Нирваной!
Вера вздохнула. Морозный воздух январского дня обжег горло, и она закашлялась.
— Он красивый, — не унималась в Гузель сваха. — Только вот очки носит.
Вера стояла в раздумьях. Что хотела от нее подруга в этот треклятый день со своим уже успевшим надоесть Темой Лосевым, испортившим ей и доклад, и настроение, и даже новую блузку с жабо, на которую она от волнения и дрожи в пальцах пролила на перемене компот?
— В восемь выходи. Пойдем в Кораблик**.
Вера молчала. Буравила свои заснеженные валенки ничего не понимающими глазами и чуть заметно улыбалась. Она стояла так минуту или две; кто-то, обходя по обочине, толкнул ее в плечо. Вера дрогнула, зацепила ожившим взглядом удаляющуюся Гузель и медленно почалила вперед, чуть мотая пакетом со сменкой. Сумбурные, оголтелые мысли уносили ее в кабинет биологии, она металась от Омара Хайяма к подруге, цепляясь за каждого как за спасательный круг. Она мысленно пробегалась по диалогам, она отвечала, а не слушала, она протестовала, а не терялась в словах, порой жестикулируя для пущей убедительности и смелости. Ей хотелось отказаться, спрятаться, провести вечер дома, и в то же время новое, дикое чувство странного, ни на что ранее не похожего любопытства ворвалось в ее сознание и мешало принять решение.
— Гу-уль! — закричала она на весь двор. Маленькая фигура в несуразной черной шубе в пол остановилась на углу соседнего дома, обернулась. — А если меня не пустят?
Фигура не двигалась. Гузель, нахмурившись, впивалась в подругу глазами.
— Дура ты, Петрова! — вдруг воскликнула она и взмахнула руками. — Такой шанс упускаешь!
…И вот они стоят на заснеженном крыльце недостроенного дома, а снег все сыпет и сыпет. На плечах Темы Лосева уже выросли сугробы, которые Вере хочется смахнуть, но она только чуть заметно хихикает в хвосты своей пушистой шапки и представляет его генералом.
— Стоят как два дурака, молчат! — это Гузель неподалеку нетерпеливо ждет развязки, топая в снегу от холода своими модными кожаными сапогами. И Тема вдруг говорит:
— Ты Mars любишь? — и протягивает Вере батончик.
Вера дергается как от удара. На ее замерзшие щеки брызжет краска, и они заливаются жаром. Она не смеет сказать ни слова, да и все слова предательски застревают в горле, и хочется кашлять. Он делает очередную попытку оживить ее и снова говорит про батончик. Целый батончик. Настоящего Mars’а. Просто так. И засовывает ей шоколадку в карман. А она молчит и вместо благодарности украдкой вскидывает на него глаза, обжигается о встречный взгляд и от смущения улыбается.
У него не карие глаза — маленькие серые за толстыми линзами очков. На нем дурацкая шапка вся в снегу и пальто. У него и правда кривая улыбка, и он высокий, как Веркин папа. Теме Лосеву шестнадцать, Сваха сказала, что он очень крут и живет в Японии (3), потому надо принять и шоколадку, и предложение ходить. Ей почему-то и страшно, и весело, и гложущее чувство любопытства так и подначивает в свои тринадцать быть как все и представить Тему своей второй половиной. Как в книжке. Или в кино. Но все время что-то мешает: то Омар Хайям, то строгое родительское «в девять дома», то веселый смех резвящихся в сугробах подруг.
— Ну… что делать будем? — Артем совсем замерз, и его тонкие губы надулись в еле слышном «бр-р-р». Он переминается с ноги на ногу и тоже поглядывает в сторону. Там, через дорогу, на территории детской площадки, так весело, что ни он, ни она, обремененные своей романтической встречей, не могут не обратить на это внимание.
Вера несмело дергает плечами и наконец переводит на него свой взор.
— Пойдем! — тихо говорит она и кивает в сторону счастливых одноклассниц. Он участливо кивает в ответ, глаза его вспыхивают огнем, и они друг за другом спешно спускаются по ступенькам.
— Там горку залили! — на бегу кричит Вера. — Пошли, покатаемся!
(1) Встречаться (молодежный сленг конца 1990х годов)
(2) Название двора
(3) Название двора