Я проснулся через тысячу с лишним лет…
Проснулся. Это было внезапно. Я шёл по лесу, как обычно, гуляя на рассвете. В этом моём призрачно сонном, больном состоянии я всё-таки любил гулять в лесу все эти нескончаемые годы…
Это было, как внезапно нахлынувшее чувство. Огромное, родное, доброе… и воспоминания, мои воспоминания из того далёкого времени…
Я заплакал. Рыдая, лёг на траву. Воспоминания охватили меня. И теперь совершенно точно чувствую я, что родился в тот миг заново.
Помню, как будто это было вчера. Помню всё, и мне не указ ваши умные толстые книги и та ересь, что вы перечитываете из них друг другу. Слова ваши – горькая, позорная ложь на ваших дедов, отцов, что любили вас и хотели защитить от всего дурного.
И теперь слушайте правду, люди добрые. Слушай, народ мой, почти погибший, растерявшийся, спящий, как и я когда-то, но ещё живой. Слушайте, сироты при живых родителях, отнятые от родной колыбели, забывшие себя. Услышь меня, мой кровный, мой любимый брат и сын…
Тогда я был язычник. Я считал это слово гордым, сильным, светлым, как и всё, во что…
Нет, я не верил в это. Верить, значит заранее признать, что идея не может достучаться до твоего разума, до твоего твёрдого знания… нет, я не верил в богов своих. Я их просто знал, чувствовал.
Понимаете, это всё равно, что теперь человек скажет, что верит в свою бабушку или мать, или… абсурд? Но как же теперь люди могут говорить о своей вере в Отца? Ах, это другое?..
Вот этим и отличались мы, язычники, от сегодня живущих.
«Язычник»… Это сейчас таким словом называют всяких упырей и мракобесов. Мол, они бегали в шкурах, воевали, ели людей и устраивали всякие мерзости в угоду деревянным своим истуканам. Это пустое враньё тех, кто никогда не был язычником, кто жил долгое время в чужой культуре, не помня ни минуты из той, когда-то дотла выжженной жизни.
Вы скажете, доказательства есть нашего варварства. Я сейчас всё растолкую. Слушайте.
Итак…
Сейчас говорят нам, что поклонялись язычники камням и деревьям, водоёмам, природным явлениям и светилам. Куда ни шагни, повсюду были священные рощи, поля, родники…
А ведь эти объекты не были для нас святы лишь сами по себе. Да, вся наша жизнь была наполнена до предела такими вещами. Но только потому, что для нас был священен весь мир, вся наша природа. Священен, как дар Рода…
Боги – родичи наши, родители, Род наш… мы не верили в них, не молились. Мы просто любили их, всех до Единого… и любили мир, подаренный нам, как великое чудо, бесценное сокровище…
Мы жили счастливыми внуками и детьми, хранимые любовью пращуров. Они рождались вновь в наших потомках, и мы ненадолго тоже уходили и возвращались. Светила ночные и дневные хранили нас от страха смерти, показывая, как силён круг жизни.
Праздники наши были светлые. Прекрасные хороводы водили мы, дивные пели песни. А истуканы деревянные у нас были, как образа сегодня в церквях православных. Это были лишь изображения тех, к кому обращались. Ведь и сегодня люди иногда разговаривают с портретами, фотографиями любимых, но далеких от них людей. Точно так же общались мы не с деревяшками, не им приносили жертвы. Через эти статуи говорили мы с богами нашими, родителями небесными.
Дары мы приносили цветами и плодами земли нашей да трудов своих, всяческим рукоделием, например. Не было никаких смертей на капищах, ни крови, ни стонов. Не было и девок красивых, в озёрах и реках утопленных во славу богов.
Красиво жила Русь. Счастливо. Един, монолитен народ был между собой. Не допускали мы ссор и дрязг с соседями и земляками. И единством этим были сильны.
Никто не правил нами. Всё решалось на совете за разговором жителей одной деревни или нескольких. Законы не было надобности писать. Они были просты и жизненны. Никто и не думал нарушать их.
Всякие набеги отражались. С кровью, с криком, но побеждали наши дружины чужих незванцев, потому что очень любили мы землю свою, Родину. И свободу нашу, волюшку вольную. Против этой любви не было оружия многие века…
Пришли однажды на нас чужеземцы разные, пользуясь гостеприимством и приветливостью. Странные они были все. Ничем полезным не занимались, ничему не учили. Только смотрели всё глазами недобрыми на богатства наши, на жён, на девушек, на парубков. Особенно же им вече наше не нравилось. Часто ворчали, что решать должен всё один, и ему, кроме правления, ничем другим заниматься негоже.
Конечно, смеялись над ними люди. Но не все. Такие находились, которые мнили себя самыми-самыми. Гордыня их ослепляла и жажда власти над другими. С ними-то незваные чужеземцы и сдружились. Внушили им, что власть над другими — это дар особенный, данный Богом. Князьями их назвали стали перед ними преклонять колени, ублажать дорогими подарками, золотом обсыпать. Дома им выстроили, словно храмы чудесные.
Ещё чужеземцы стравили людей меж собой ложью и клеветой, и слухами мерзкими, как псов цепных. Потихоньку, не спеша. Долго не хотел народ ссориться. Но добились они всё-таки своих тёмных целей. А потом сказали, что князья-то и нужны, чтобы защищать всех законами своими. И стали они править вольными до того людьми. Потом, конечно, передрались князья меж собой. И стал один князь над Русью. Иноземец. Не доброе началось время.
Власть, она, может, и не так плоха сама по себе. Но только в том случае, когда чиста и беззлобна душа правителя и когда разум его не ослеп от гордыни. Но такие люди разве приходят к власти? Не видел я такого никогда.
А обычных людей власть уродует. Они теряют капля за каплей свою человечность, отдают душу свою дьяволу в обмен на ложное могущество и произвол свой над всеми. Потому и боятся люди над собою правителей, и становиться ими не все желают.
Наверное, всё же не приспособлена от природы душа человека к власти. И наша, русская душа в особенности.
Конечно, сопротивлялся народ новоявленному управленцу. Мы ведь свободу любили более жизни. Не сломить нас было силой вражьей, княжескими наёмниками. Мировоззрение, понимание жизни вело нас. Мировоззрение древнее, от пращуров доставшееся. И если надо, умирали мы за него, потому что не было для нас ничего прекраснее. Лишь оно, это мировоззрение давало нам надежду и возможность снова прийти на землю, обновившись, родившись опять. И не страшна была смерть. Ведь она была не навсегда.
Задумались тогда князья с чужеземцами. Поняли они эту силу нашу. Поняли, что отрезать надо нас от отцов, от пращуров. И Рода предать забвению, чтобы не смог помогать нам.
И религию, для дармоедов-царей придуманную, о вечном рабстве Богу говорящую, как чуму, на Русь понесли греки-фанатики. Что за рабство, если Бог – родитель наш, а мы его дети? Разве дочь или сын рабы отцу и матери?
Ещё говорила новая вера, что любая власть от Бога. Вот это-то князю больше всего понравилось. Это он и захотел вдолбить в умы русские. И не было дело ему до того, что Иисус эту веру евреям принёс и для них проповедовал всю свою жизнь. Он и был тем мессией, которого евреи ждут по сей день. Почему же они распяли Его, а мы принять должны? Конечно, чужда была нам эта вера.
Вот тут-то всё и началось. Чужеземцы сами стали наших людей, скот убивать, лить кровь их на капища, на жертвенники наши, бросать тела их в озёра, пруды и реки. Детям, сиротами оставшимся после этого или украденным у матерей да и просто в толпе говорили они, что это, мол, язычники делают, что совсем стыд и совесть потерял народ наш, что вера новая, греческая всех спасёт от убийств… А сами, подбросив на двор кому-нибудь дохлого ворона или знак нечистый, жгли потом целые деревни с малыми детками, женами и стариками, рубили парубков молодых, красивых юных девушек, вопя, что изгоняют дьявола… Люди тогда чище были. Не ведали, что ложь такую лишь в угоду собственной гордыне, в угоду дикому желанию власти творит князь с греческой свитою. Люди думали, что и правда такое творят волхвы и шаманы наши. Раскололось общество на два лагеря. Кто-то поверил в чудовищный обман, кто-то верен был пращурам… И каждый уверен был, что его дело — правое.
Сейчас бы это назвали гражданской войной. А тогда не было таких слов. Был только ужас, непереносимый ужас от того, что оболганные, не понятые, сбитые с пути, лишённые свободы своей и Родины, сыновья пошли на отцов своих и братья стали убивать братьев. Те же семьи, что были едины, уничтожались целиком. Не оставалось и малых деток. Деревни некоторые целиком полегли. Не было никакого больше спасения
Что было делать?.. Погибнуть полностью? Искромсать друг друга мечами, до последнего воина? То-то радовались бы тогда супостаты. Всё богатство, всё раздолье наше меж собой бы они поделили. А детей наших и внуков истребили бы полностью.
Понемногу мы перестали сопротивляться, преклонив колени свои перед властью и новым богом…
Рождались дальше дети, мы всё равно старались выжить. Зачем? Кто знает. Может быть, мы думали, что всё вернётся на круги своя. Опомнятся отступники. Вернутся к Родичам… Мы примирились с новой жизнью, хоть и знали, что нас ждёт лихая доля. Мы как будто уснули. Война усмирила наш дух до времени.
И вроде всё было по старому, жизнь шла. И теперь в ней совершенно явно чувствовался горький неизбывный привкус недостачи чего-то главного, ценного, чего-то отнятого у нас невыразимо давно…
Мы засыпали всё крепче, мы забывали год от года, КТО мы есть, и ЧТО отняли у нас. Мы забыли всё.
Небесные Родичи не устояли в нашей сонной памяти. Мы рубили, сжигали их в своём сердце каждый раз, празднуя чужие праздники, почитая чужих святых, называя детей чужими, непонятными даже самим нам именами, подгоняя даже язык свой под ритм и смысл чужих канонов. Мы растворялись в подсунутой нам не нашей жизни. И самое страшное, что мы теряли себя, свою душу… И уже наши дети тоже не хотели нас помнить, уезжали от нас по разным уголкам мира, бежали от нас, как от страшной проказы. Сон наш переходил уже в вечное сумасшествие, тупое, машинообразное существование, не отягощённое ни душевными переживаниями, ни самой душой. Что нам нужно сейчас? О чём мы мечтаем? Большинство, что бы мы ни говорили, хочет лишь предаваться наслаждениям своей больной, ожиревшей плоти. Наслаждениям, за которые не нужно платить, не нужно мучиться угрызениями совести. А ещё, больше всего на свете мы хотим, чтобы нас не трогали. Не будем никого ни ругать, ни защищать, отдадим всё, что потребуется, скажем всё, что нужно, проголосуем так, как кто-то за нас решил. И пусть страна катится в мясорубку всемирных интриг, пусть дети в далёкой Африке умирают и дальше с голоду, пусть соседский сын в двадцать лет станет бандитом и убийцей, а ты сам никогда не познаешь ни любви, ни счастья. Лишь бы только позволили дожить, наконец, до пенсии, купить себе водки и забыться в обнимку с телеком, а остальное пропади пропадом…
Но вот теперь пора нам пришла проснуться. Расправить плечи, вскинуть гордо головы. И посмотреть на мир, истосковавшийся по нам. Посмотреть и задуматься, что же делать с ним теперь.
Я уже не могу больше стать прежним. Мне нужны мои святые Родичи. Они – моя кровь, мой воздух и жизнь.
Род мой, прости, что сжигал тебя век от века, день ото дня на костре своего безразличия, своей упрямой бесчувственной гордыни. Отцы мои, я предавал вас своей тупостью и жестокостью. Я хочу теперь научиться у вас любви. Я иду к вам Родичи. Прими же меня, Род мой!