Сыну три с половиной года, он уже маленькая личность, но еще беспомощный Человек. Мой декретный отпуск закончился. Нам, наконец, досталась долгожданная путевка в дошкольное учреждение, и я с радостью отвела ребенка в детский сад. Мое стремление быть полезной обществу было велико, особенно этот голод ощущался после однообразных рутинных дней, проведенных в статусе домохозяйки. К тому же, оплачивалась ровно половина декретного отпуска, так что к голоду профессиональному прибавился и голод финансовый. Но не тут-то было. Частная организация не желала видеть у себя сотрудницу, которая каждые три недели уходит на «больничный», не имеет возможности работать внеурочно, и меня тактично попросили освободить место для молодых и амбициозных. Плакала.
Утром следующего дня отвела ребенка в детский сад и заметила, как похолодели ручки сына, только он увидел свою воспитательницу. Насторожилась и решила присмотреться, но ничего плохого не увидела. Настроение окончательно испортилось. Ну почему молодых мам вынуждают работать, когда здоровье ребенка еще не окрепло, а мы запихиваем заплаканных детей в детский сад и убегаем на работу, которая едва окупает потребности этого самого дошкольного учреждения и очень скромных запросов самой мамы. Если, конечно, ты не работаешь в газово-нефтяной компании, которая является Национальным достоянием, или тебе повезло с мужем, и он вкалывает, не жалея сил ради семьи и детей. А если не повезло? Если мужчина оказался непорядочным, с отсутствием всякой ответственности и желания помогать молодой матери? А ведь таких полу-семей много. И как поступать в этом случае? Приходится отдавать неокрепшего малыша в ясли, где он практически сразу подхватывает массу инфекций, о существовании которых вы раньше даже не подозревали. И накрывается медным тазом ваше трудоустройство. А что в итоге? Потрепанные нервы матери и ухудшенное здоровье ребенка, все это называют заплесневелым термином «адаптация», от которого так и несет пенициллином. Адаптация к микробам чихающего прямо в лицо вашему ребенку другого малыша или кишечная инфекция от плохо помытых рук. Потому как в группах по тридцать крикливых детей, ждущих помощи от уставшего воспитателя, который физически не в состоянии охватить взглядом и проверить все ладошки ребятишек.
«Ты помыл руки?», – спросит воспитатель вашего ребенка, и он утвердительно кивнет, а сам едва стряхнул песок, в котором до этого копошился на улице. Знакомая ситуация. Ведь он и дома вам кивнет, только вы-то с ним один на один. Возьмете за руку и помоете снова для успокоения души, а там его посадят за обеденный стол, и у вас снова будет две недели «периода адаптации». Короче говоря, это время, когда организм ребенка начинает усиленно бороться с массой микробов, которых он доселе в глаза не видел. Плохо это или хорошо – спорный вопрос. И возникают горячие дискуссии. Вы же не будете благодарны повару, плохо прожарившему мясо, из-за которого вы получите кишечную инфекцию. Это и есть адаптация к пище, приготовленной вне домашней кухни. В общем, болезни этой самой адаптации, в основе, зависят от деятельности других людей. И чаще всего – неквалифицированной. Это совсем не значит, что вина лежит на воспитателях. Это значит, что труд этих педагогов изначально сделали неэффективным. Полноценно работать и выкладываться можно с количеством детей в группе не больше пятнадцати. Вот тогда воспитатель буквально каждому заглянет в рот, осмотрит кожный покров, заметит изменение в поведении, даст родителям дельный совет. А всеобщая оптимизация привела к тому, что тридцать детей бегает по участку, как стадо стихийных баранов, и главная задача педагога, чтобы они ушли домой все живые, включая самого воспитателя, который еще пытается в конце рабочего дня вежливо улыбаться родителям и провожать детей домой добрым словом. А вы? Смогли бы? Помнится, когда на День Рождения вашего ребенка были приглашены семь его лучших друзей, то через два часа вы заткнули уши, сорвали голос, а к вечеру хлебали аспирин от головной боли. А педагог-воспитатель слушает хор голосов двух десятков детишек в течение семи рабочих часов, и все это за мизер оплаты труда, которого хватит на покупку пресловутой Российской потребительской корзины, причем без ее содержимого. Вот и выходит, что работать в детский сад идут либо фанатики своего дела, коих единицы, либо народец, которого на достойную оплату труда никто не возьмет. Обида за детей, ведь это наше будущее, и каким оно будет – зависит от многих факторов. А в основе: воспитание ребенка в детских садах и школах, ведь именно там дети проводят большее количество времени, пока родители пытаются обеспечить своих малышей.
Эти мысли беспокоили меня, так в хмуром молчании я дошла до своего дома и открыла входную дверь. Надо подумать, где и как устроиться на работу, чтобы была возможность не только не будить сына чуть свет и сонного тащить в садик, но и еще забирать вовремя, а не после закрытия. Задача не из легких. Может найти работу на дому? Да, легко сказать «на дому». Я не умею вышивать картины крестиком, не могу выпиливать фигурки лобзиком, в общем – катастрофа. Я дипломированный специалист, молодая мама, которая не нужна обществу, и считаюсь одной из миллионов единиц оплодотворенной и родившей матки, которая выполнила свою главную функцию. И теперь могу быть «свободна в своих желаниях», то есть не хотеть и не требовать ровным счетом ничего.
Я готовила ужин и солила слезами нехитрые ингредиенты на разделочной доске. Отсутствие денег еще не укрепило ни одну семью, и конечно же в доме начались скандалы. А общество требует многого: чтобы вовремя оплачивались бытовые услуги, ясли, дополнительное творческое развитие детей, плюс одежда малыша и питание должны быть достойными. Я перерыла интернет, чтобы найти хоть какую-то подсказку, где и как заработать. Но варка сомнительного мыла на дому или печать текста, отправляемая кому-то, куда-то, оплачиваемая кем-то, когда- то меня тоже мало заинтересовала. Когда на следующий день я сидела в кабинете заведующей детским садом в качестве претендента на должность воспитателя, то узнала еще больше интересных подробностей профессии с мизерным окладом в 6400 р. Наличие маленького ребенка и отсутствие родственников, которые смогли бы присматривать за ним в случае болезни, явно охладили ко мне интерес. Мне предложили должность няни с окладом в 5000 рублей с испытательным сроком в три месяца, за который заведующая посмотрит, как часто болеет мой ребенок. Я обещала подумать и начала оформлять медицинскую книжку. Через неделю мы ушли на «больничный», ребенок заболел ОРВИ.
После выздоровления я и подруга, которая находилась в точно такой же ситуации, начали искать более приземленный вариант работы. Работа продавцом уже вполне устраивала, только не график по 12-14 часов. У моего мужа ненормированный рабочий день, а муж подруги работает вахтовым методом. Короче, детей забирать некому. Отчаяние. Когда оно приходит? Когда ты опускаешь руки? Теперь я точно знаю: когда ты злишься на собственного ребенка, что он за лето вырос из зимних вещей. Не радуешься, а злишься. Я села на диван, отшвырнула комбинезон и закрыла лицо руками.
Муж стал задерживаться на работе дольше обычного. На все мои вопросы он лишь раздраженно хмурился. Вот и весь ответ. Как и миллионы молодых семей мы оформили ипотеку и жили от восемнадцатого числа каждого месяца к восемнадцатому последующего.
– Что ты хочешь от меня, – нервно закрывал мне рот мой супруг. – Давай я лягу рядом с тобой на диване, а дальше что?
– Не говори так со мной. Поверь мне, я бы лучше работала, чем так…
– Кто тебе мешает? Иди, работай!
– Куда? Кем?
– Да хоть полы мой, мне все равно.
И я пошла. Пошла работать «коридорной» санитаркой в городскую больницу. Мыла туалеты, относили анализы болеющих детей в лабораторию, возила чистое белье и стерильные принадлежности. Плюс был в этой работе небольшой, но для меня важный – освобождалась я в 15: 00. Потом бежала за сыном в садик и успевала еще домашние дела завершить. У меня появились хоть какие-то деньги. Не фонтан, конечно, но я могла побаловать сына детскими соками, а когда и мороженое поесть, сидя с ним в парке на скамье, болтая ногами.
Беда пришла, откуда не ждала: я узнала об измене мужа. Узнала случайно. Стирала его вещи и нашла в кармане брюк чек на оплату незнакомого мне номера. Внимание привлекла сумма, брошенная на счет. Отнюдь не маленькая. Я положила чек в карман халата, и он еще неделю лежал у меня там, будто я чувствовала, что если наберусь смелости и позвоню, то узнаю страшное. В субботу вечером ко мне пришла моя подруга с ребенком. Ее муж был в рейсе, а мой предупредил, что сегодня будет поздно. Мы сидели на кухне, и я поделилась с ней своими страхами.
– Ну и терпение у тебя, я бы давно узнала, кому это он так щедро распыляет, когда у тебя дома макароны по-флотски – деликатес.
– Нет, я просто думала, если ответит женщина, и я в лоб спрошу, кто она, то со мной либо разговаривать не будут, либо скажут, что не знают такого. Нет смысла?
– В лоб! Кто ж в таких делах в лоб говорит? А ну-ка запри наших щеглов в спальне, я сейчас покажу, как надо…
Я терпеливо отвела наших мальчишек в другую комнату, включила мультфильмы, и они, открыв рот, плюхнулись на подушки. Меня трясло. Я вытащила уже порядком потрепанный чек и протянула подруге. Та кашлянула, набрала номер и включила телефон на громкую связь. Нам ответил бодренький голос молодой девушки. Подруга не растерялась и заговорила речитативом:
– Здравствуйте, я медсестра первой областной больницы. Вы знаете Олега Игоревича?
– Да, – ответила незнакомка. – А что случилось?
– Дело в том, что он попал в аварию и попросил позвонить вам. Вы его родственница?
– Нет, я его девушка. А что с ним? Травмы серьезные?
– Нет. Ничего страшного. – Подруга отключила телефон. Продолжать разговор не имело смысла. Я села на пол, ноги не держали меня. По испуганным глазам моей верной подруги я поняла, что о-очень плохо выгляжу.
– Сейчас, сейчас… – я пыталась встать, а потом вдруг слезы брызнули из моих глаз, и я растеклась лужей на кухонном линолеуме. Подруга пыталась поднять меня, совсем обмякшую, но, обессилев, села рядом. Неожиданно на столе зазвонил мой телефон.
– Олег звонит! – Подруга резко встала, поднося ко мне дисплей. – Наверное, эта дрянь уже переговорила с ним, а твой кобель все понял.
– Дай телефон.
– Зачем? Не говори с ним, все и так ясно.
– Дай мне телефон.
– На! – Подруга раздраженно швырнула мне его на колени и села за стол.
– Слушаю тебя, мой муж. Что ты мне скажешь? Какую новость принесешь мне?
– Эля, ты все не так поняла. Ты дома? Я сейчас приеду, и мы поговорим спокойно.
– У тебя больше нет дома. У тебя другой дом с другой женщиной.
– Эля, не неси чушь!
– Как давно ты мараешь меня этими помоями?
– С тобой сейчас бессмысленно говорить. Ты не слышишь меня.
– Я не хочу тебя больше видеть. Ты больше не переступишь порог моего дома.
– Это глупо, Элюшка, через неделю надо платить по кредиту. С месяц еще поживешь в страхе, а потом куда? К родителям своим, их последний кусок есть?
– Давно ты воруешь в нашей семье и кормишь эту девицу? Ты – вор. Ты тащил последнее из нашего дома, а когда я утешала тебя и подбадривала, ты смеялся за моей спиной. – Рыдания душили меня. Я отключила телефон, чтобы он не услышал, как я вою, словно умирающее больное животное. Через пять лет семейной жизни мой мир рухнул вокруг меня, а я стояла посреди пылищи и обломков, пытаясь вдохнуть ртом воздух.
Как унять боль, когда хоронишь все то, что так лелеяла, на что надеялась и ставила выше всего? Никак. Ты можешь только немного притормозить тот асфальтный каток, который катит по тебе, выдавливая из тела дух. За все свои 26 лет, не пившая ничего крепче шампанского – бутылка коньяка в тот вечер была для меня атомной бомбой с эффектом расщепления на молекулы. Подруга уже спала в комнате с детьми, а я сидела в ванной под струей холодного душа, и кафель играл перед моими глазами в пятнашки. Я била себя по щекам, кусала руки, пытаясь прийти в себя – все без толку. Содержимое моего желудка было опустошено полностью. Алкоголь всосался намертво, вцепившись в мои слипшиеся волосы, пропахшие рвотой. Я легла в постель, когда уже светало. Накрылась одеялом, посмотрела на несмятую подушку, где обычно спал муж, и только тогда горько заплакала, свернувшись в крюк от боли.
Утром я написала на работе заявление на административный отпуск по семейным обстоятельствам. Мое больное, белое как мел лицо не вызвало сомнений у заведующей отделением, что эта неделя мне действительно нужна. Пока сын был в детском саду, я поехала к матери поговорить и посоветоваться, что же мне делать дальше. Лишние заботы в моем лице не вызвали в ней ничего кроме усталости. Не услышав внятного и дельного совета, я совсем раскисла.
– Мам, ну ты же понимаешь, я не потяну кредит и ребенка. Мне нужно либо пахать на двух работах и забыть о сыне, либо заниматься ребенком и остаться без квартиры.
– Ну, а если ты подашь на алименты?..
– И что? Нарисует бухгалтерша приставам его официальную зарплату, и я на нее даже мяса кусок не смогу купить.
– Тогда я не знаю. – Мать развела руками, и я вышла из-за стола, готовая разреветься от досады.
«Да, да я все понимаю. Родители тоже устали. У них нелегкая жизнь, они и так из кожи вон лезут, чтобы самим выжить и нам хоть чем-то помочь. Но как обидно, как обидно, хотя на что обижаться?»
Я бежала по улицам к себе домой. Слезы душили меня. Я вспомнила, как была рада тому, что у нас появился собственная квартира. Пусть однокомнатная, маленькая, но своя! Свое гнездо. Место, куда я бежала с мужем из грязной коммуналки, пропахшей дешевым табаком и мочой. Там мы снимали комнату после нашей свадьбы, и мне еще долгое время снилось ночами, как я отмывала оборванный на полу линолеум и осторожно протирала старые деревянные рамы, готовя их к зиме. После того кромешного ада квартира. взятая в кредит, была раем. Я ходила и целовала ее стены. Гладила и разговаривала с ней. Нет, я не сошла с ума, просто жизнь заставила меня ценить и радоваться обыденным вещам. Даже эта квартира была записана и взята у банка на мое имя. Муж и пальцем не пошевелит, чтобы внести деньги. Я это знала точно. Не поднимая головы, добежала до подъезда и почти лоб в лоб столкнулась с мужем в дверях. Его самоуверенный взгляд просто скосил меня, он знал, откуда я бегу, что мне ответили родители, сколько денег у меня осталось в кошельке. Он знал все и уверенно смотрел мне в лицо.
– Разговор есть, Эля.
– Заходи. – Я старалась держаться уверенно, но, впустив его в квартиру, застеснялась вдруг, раскраснелась, будто не он, а я вчера была поймана в измене. Он сел на кухне и положил руки на стол. А я все торчала в коридорчике, боясь зайти и расплакаться при нем.
– Говори, что хотел, – крикнула я громко, делая вид, что перебираю обувь в шкафу.
– Что ты намерена делать? Как будешь жить?
– Тебя это уже пусть не волнует.
– Зря ты так. Меня очень волнует. Я не хочу, чтобы ты натворила глупостей. Это все ерунда. Не стоит выеденного яйца.
– А это сейчас так называется? Ерунда?! – Я не выдержала и влетела на кухню, словно меня туда втолкнули.
– Ты на взводе и это понятно, но пройдет время…
– Знаешь, что меня больше всего ранило? Я все думала, думала, ну как ты, родной человек, который прошел со мной все и голод, и холод, и то, что нам кусок белого хлеба с маслом был как торт. И то, что мы оба пошли против наших родителей и стали жить вместе. Мы против всего мира стояли вдвоем. Нам никто не помогал. И я ни разу не предала тебя, ни разу не упрекнула. И вот когда нас немного отпустило и стало легче дышать, ты со спины наносишь мне такой удар, после которого я вряд ли встану.
Я разрыдалась. Уже ничего не могло остановить меня. Мое сердце трепыхалось в горле от стыда и унижения, я выбежала из кухни и закрылась в ванной.
– Прости меня, – Олег сидел на корточках у двери и говорил в узкую дверную щель. – Дурак был, дурак. С ней ничего серьезного, я клянусь.
– Уходи, пожалуйста. Пока ты не уйдешь, я не выйду.
– Эля…
Олег еще минут пять сидел, прислонившись к двери, потом поднялся и вышел из квартиры, хлопнув дверью.
Новые жильцы моей квартиры оказались дружной молодой семьей. Румяная, как булочка, жена и веселый муж. Они охали и ахали, рассматривая свое новое съемное жилье. Чтобы сохранить квартиру, мне пришлось сдать ее в аренду. Мои вещи были собраны, сумки с игрушками сына тоже стояли у двери. Я передала ключи и вышла в сопровождении подруги и ее мужа.
Решение было принято за пару недель. Муж подруги, который работал в Москве, давно хотел перевезти жену и ребенка к себе поближе. Он снял квартиру и нашел ей работу в детском саду. По моей просьбе нашлась работа и для меня. И теперь мы огромной шумной ватагой садились в поезд, ожидая важных перемен. Что будет с нами? Как сложится наша жизнь? Я ничего не знала. Тревога рвала меня изнутри. Как только поезд тронулся, я сильнее прижала к себе сына, но он увернулся и, смеясь, пересел напротив меня к своему другу. Зажужжали заводные машинки, и началась игра. Подруга обняла меня, и мы обе как завороженные смотрели на своих детей, затаив дыхание. Я почувствовала, как неведомая сила выпрямила мои сгорбленные плечи, и мои руки напряглись, словно превратились в два огромных крыла, которыми я закрыла своего сына от всех бед и злоключений. От кончиков пальцев до макушки во мне трепетала натянутой струной моя храбрость, храбрость зверька, загнанного в угол, за которым прячется беспомощный детеныш. И оглядываясь на сына, метнув взгляд в сторону опасности, я поняла, что нет во мне страха. Мне все по зубам.