Каждое утро приходилось ставить на подоконник кастрюлю с малиновой кашей. Жираф поселился прямо напротив нашего окна. Он требовал еду, и кроме малиновой каши ничего не ел. Просовывал голову в форточку, вытаскивал длинный чёрный язык и с диким чавканьем употреблял содержимое.
***
Эта история началась тем весенним утром. С нами случился жираф. Пятнистатор вылез с хрустом из коры дерева, росшего во дворе. Он громко визжал, высунув чёрный язык и тряся головой. Глаза у него были жуткие в тот момент.
– Щто?! Щто такое?! Щто происходит?! Не могу понять, ничего не могу понять, что за квадраты? Вы щто, щто – обитаете здесь? – обратился он к моей сестре.
Лёлька попятилась. Конечно, мы никогда не видели, чтобы жирафы вылезали из деревьев и разговаривали. Тогда я пересаживала цветы на подоконнике. Старый тёмно-коричневый горшок упал у меня из рук на пол и с грохотом разлетелся на большие осколки. Пятнистатор просунул голову с маленькими рожками в открытое окно и снова заверещал:
– О! Ну щто я начморил! Я уронил горщё-ё-ёк!!! Или его уронили Вы своими руками?! Или я?! Если напугал, то не пыжтесь больше, прошу Вас! О нет! О нет!
Пока он тряс головой, задел вдобавок стеклянный кувшин – и тот тоже разлетелся. Пол был неровный, и вода поползла по половицам и затекала в них.
– Как же я хочу пить!.. У вас есть эта вырда?.. Вда?.. А, вода!!
Тут из соседней комнаты появилась ещё одна сестра. Она молча подошла к подоконнику с железным чайником. Со спокойным видом надела чайник жирафу прямо на голову, и тот замолчал, как будто его «выключили», но жираф пытался вытащить голову из форточки.
– Карин, ты чё творишь? А вдруг он кусается, или он ядовитый, или ещё что? – запереживала я.
– Сень, хм, вечно ты паникёрша, блин. Он тут уже лет сто, кажется, живёт в этом дереве. Ведёт себя как жжж-ираф проклЯтый. Хотя он и есть жираф. Только и пьёт. По нему же видно! Разверещался тут! Никакой воды не получит он. И вот чё, чё ты удивляешься? Люди вон некоторые ходят по улице – и только мычат, как коровы. Вчера ехала в маршрутке, смотрю, мужик какой-то достаёт бутылку с водой, или ещё чем, и наливает её в кошачью миску и пытается лакать как кот, представляешь. И каждый день подобная ерунда. А вы тут жирафу говорящему удивляетесь!
Да, удивляться нечему.
***
– Я вас прощщуу, не выгоняйте меня, прощууу!! И не будьте грубы со мной, не бейте меня по голове, не пинайте, не сдирайте шкуру на сумки, не ешьте меня!!! А то, а то я всех вас сам сожру. А то у меня рот маленький, а вы туда не поместитесь! А я… А я… А то умру я просто.
Щёк у жирафа много не бывает. Слезам негде было бежать, они падали прямо на землю с большой высоты как вчерашний горшок из рук и так же разбивались с грохотом. Он плакал. У него затряслись губы. Собственно, я и проснулась из-за грохота на улице.
Я накинула халат, дошла до шкафа и достала оттуда носовой платок, подошла к подоконнику. Пятнистатор смешно улыбнулся, хотел протянуть голову в окно, промахнулся мимо форточки и разбил окно. Хорошо, что ни я, ни он чудесным образом не порезались осколками стекла. Пятнистатор разрыдался ещё сильнее от своей неуклюжести, завизжал, что ему не надо никакого платка. Отпрянул от окна. Брякнулся на треугольный зад. Шмыгнул. Выдохнул. Ухватил лист с дерева и зажевал его.
– Никто не собирался тебя убивать. И ты можешь, пожалуйста, спокойнее разговаривать и не плакать, а то слёзы у тебя какие-то громкие уж слишком. Ты лучше о себе расскажи, как ты здесь оказался? – попросила я спокойно.
С кухни прибежала Карина и за ней Лёлька. Карина Лёльку толкнула:
– Эх, ну вечно ты, козявка, под ногами путаешься! Сядь и не мельтеши, а! Дай послушать, чё этот пятнистый будет рассказывать!
– А ты не толкай меня, дура сопливая! Cопля на носу, какашка в глазу! – дразнила Лёлька Карину.
Ну…опять началось…
– Давайте послушаем многоуважаемого… ммм… жирафа… – попросила я.
– Ага, ага! А то он опять развопится, ну прям как ты, Сень! – Каринка видимо была сегодня не в настроении.
Пятнистатор вздохнул, хмыкнул и подтянул соплю:
– Ладно, пожалуй, самое времечко начать. Моя семья осталась в Колм-Хэве. Колм-Хэв – страна на островах к югу от Африки. Возможно, вы пока не слышали про нас. Там всё хорошо, все тихи, люди тихи, животные тихи и океан тихий. Правда, он немного в другом месте, Тихий океан, но недавно он перетёк к нам. И всё тихое такое у нас, но животные могут болтать и болтать… Но тихо! Меня раздражает это, просто раздрррраажаееет! – Видимо, он снова взбесился и начал биться головой о дерево.
Лёлька выбежала к нему во двор и стала прыгать перед ним, пытаясь достать до шеи, чтобы погладить и успокоить. И она сказала:
– Ну, тихо, тихо, успокойся…
– Да что вы и тут со своим «тихо-тихо»! Короткое шипучее слово: Т-И-Х-О! И крест! Третья буква-крест! Крест на всём! Наааа мне! А знаете, почему я здесь?! Да всё потому, что выбесили они меня все! Все только и твердили мне «тихо-тихо», а я, может, хочу вот эмоции выражать, орать, заниматься оперой! Я, можи, певец! Можи, меня на другом материке бы услышали!.. Сеник, а хочешь, я спооою?!
– Нет! Во-первых, я тоже люблю это самое тихо и тишину! И, во-вторых, ты в такой визжаще-вопиющей манере разговариваешь уже второй день. У меня, честно, болит голова.
– Да, болит голова! – Лёлька сложила руки, развернулась и пошла домой.
– Чё ты повторяешь всё время? Вот из-за тя, Лёль, вечно лажа! – крикнула ей вдогонку Карина.
Жираф вздохнул в очередной раз с превеликим сожалением, растянул своё тело на полдвора, а голову положил нам на подоконник и уснул.
Каринка и Лёлька побежали в магазин за мороженым. Они всегда так спорили, обзывались и толкались. Наверное, в этом состояла их неразлучная дружба. Когда я была младше, мы с Каринкой тоже так же спорили, ссорились из-за пустяков.
Родители часто ездили в командировку. Мама с папой знали много языков и, наверное, побывали во всех странах. Они всегда рассказывали что-то интересное, привозили интересные штуковины. Я знаю точно, они видели все-все страны, но неужели не знали про Колм-Хэв?..
***
Мы жили в городе под названием Ноу-Колм. «Колма», то есть спокойствия, в нашем городе никогда не было. Всё очень сумбурно, вырастающие с каждым днём… нет, секундой!.. высотки, жужжащие машины, быстро бегающие люди и такие же быстро бегающие от них животные.
Колм-Хэв, как рассказывал жираф, был полной противоположностью Ноу-Колма. Там всё хорошо, все тихи, люди тихи, животные тихи и океан тихий. Тот, который перетёк к ним недавно, как сказал Пятнистатор. И всё тихое такое у них, но животным разрешено болтать и болтать. Вот жираф и болтал:
– Сень, а чё ты какая сегодня не такая? Захворала? Чё молчишь всё время?
– А что – плохо просто помолчать?
– Да нет, тупо это как-то! Вот бабочка, у неё же крылья есть. Она и летает, а у меня язык есть – он и болтает, – подперев задумчивую морду копытцем, рассуждал жираф.
Я ушла варить малиновую кашу. Пятнистатор ел только её.
– Ну вот, никому я не нужен. Ладно, я пойду прошмыгнусь немного по улице, – расстроенно сказал жираф.
И жираф побрёл, пошагал, потоптал землю из серой резины. На этой земле он увидел отпечатки шин, отпечатки-галочки, которые оставили птицы, собачье-кошачьи следы. Жираф оставлял свои следы. Над его головой проплывали непонятные железные ласточки с большими крыльями. Пятнистатор проходил мимо огромных зданий с большими и маленькими стёклами. И тут он понял: «Я заблудился!».
Пятнистатор забрёл в какой-то двор, начал спрашивать у всех, не знают ли они, где готовят малиновую кашу, но они о подобном не слышали. Случайно он натолкнулся на человека в зелёном костюме в зелёной шляпе с зелёными глазами и красными губами. Пятнистатор не увидел его. Пятнистатор разглядывал железных ласточек в небе.
Столкновение. Бах. Пиджак, шляпа, брюки с двумя стрелками – всё упало. Человек исчез из одежды. На землю посыпались зелёные яблоки – одно за другим, рассыпались по всей дороге. В Ноу-Колме было плохо с яблоками из-за сильного холода. Точнее, их вообще перестало быть. Дети подбежали и стали собирать яблоки в длинные растянутые футболки, дети жонглировали яблоками, кусали их, дарили друг другу. Именно в этот момент у Пятнистатора начался панкет – состояние спокойствия и отсутствие паники.
Я и Карина случайно проходили мимо в поисках нашего жирафа и увидели его. Тогда жираф подошёл к Карине и сказал:
– Я хочу найти себя! Может быть, я не жираф!.. А кем бы я мог ещё быть, Карина?
– Не знай. Зеброй, что ль?
– Да! Может и зеброй! Преврати меня в зебру!
Каринка взяла жирафа за ногу, он сразу же стал легче, закрутила в воздухе, встряхнула. В её руке оказалась длинная толстая белая полоса, и она положила эту недостающую полосу в «зебру» на пешеходном переходе. Только мы перешагнули порог дома, к нам подбежала Лёлька и спросила:
– Ну что, вы нашли Пятнистатора?
– Нашли. Да только он в зебру превратился, – ответила Карина.
– Как же это так, в зебру?
– Завтра сходим, я тебе покажу, – объяснила Карина.
На следующий день мы пошли показать Лёльке зебру. На асфальте мы увидели письмо:
«Впервые в жизни мне не хотелось паниковать. Я вдохнул. Я выдохнул. Я успокоился. Я понял, что никогда не умел дышать. Наверное, жил только за счёт дыхания кожных покровов. Я научился дышать. Я остался совсем один. Мне нужно было найти дорогу к месту с тёплым окошком и дорогу домой. Я хотел найтись. Найти «сь», найти «ся», найти себя. Я хотел быть нужным себе самому, прежде всего. И теперь я длинная полоска жирафа в этой зебре. Я нужен. Я нашёл свой дом. Спасибо!»