Лучи солнца невидимо, но вполне осязаемо пронзали прозрачность воздуха и сияющим пятном отражались в окнах и балконах девятиэтажки. Жильцы, чьи квартиры оказались под избыточным «вниманием» светила, нехотя ворочались в кроватях, скрывая глаза от яркости света и сквозь сон исследуя кровать на наличие более прохладных областей, куда можно было бы перекатиться, спасаясь от неожиданно нахлынувшей жары. Так делало большинство, но не все.
— Женя, ты что, уже встал? — вопрос донесся из-под одеяла, из пограничной зоны между сном и бодрствованием.
— Спи, спи, — негромко и мягко ответил своей жене Женя, застегивая клетчатую рубашку. С кухни доносился запах кофе, варившегося в турке, и шкварчание яичницы, готовящейся на соседней конфорке.
Уже в прихожей, где стояло большое — в человеческий рост — зеркало, Женя закатал рукава и расчесал аккуратную бороду, окантовывающую овальное лицо и заостряющуюся на подбородке. Нагнулся, чтобы надеть и завязать свои коричневые кожаные ботинки, в которых он возвратился из недавнего путешествия по Германии, после чего вернул в правильное положение съехавшую лямку от подтяжек, гармонирующих с цветом его обуви. Он уже повернулся к двери и вышел бы, не обратив внимания на звуки, оттого что в кровати происходят какие-то движения, если б не последующий за этим глухой хлопок тяжелого предмета об пол.
— Ты опять не убрал книгу с кровати?! — полусонный женский голос раздавался из спальни. — Посмотри, Гегель так низко пал… Из-за тебя!
— Каюсь, грешен! — отозвался Женя, — но кто из нас не без греха? Я ушел!
Хлопнула дверь, лифт поднялся до седьмого этажа и опустился, открылась дверь подъезда — и Женя оказался на улице.
Легко скользящий над землей воздух колыхал листву, а еще державшаяся в нем прохлада особенно располагала к пешей прогулке, а не поездке в душной маршрутке. Асфальт пока что не отдавал жаром — значит, времени было достаточно. Так же подумал и Женя, поглядев на свои часы.
Через час ходьбы летне-утренняя легкость атмосферы, в которой перемещался Женя, сменилась на круглогодичную тяжесть влажных полов и хлорки. Вокруг, вместо подъездных, появились ряды кабинетных дверей. В одну из них и зашел Женя.
— Ну что, бумаги готовы? — спросил он у полной женщины лет пятидесяти (примерно, так как «на вскидку» было сложно определить точный возраст), с мощными подбородком и голосом.
— Не бумажки, а документы! Как вы к нам — «с ранья», Евгений Вениаминович! — тут секретарь ухмыльнулась своей шутке. Евгений хитро посмотрел из-под своих квадратных очков в толстой оправе, которые надел, чтобы изучить полученные листы, и снисходительная улыбка промелькнула на его губах
— Разумеется, Галина Владимировна! Как говорится: «кто рано встает…», — тут уже своей, как он считал, шутке ухмыльнулся он сам.
— Рано пришли, первым — соскучились уже по студентам?
— А как же иначе! Пожалуй, не просто так сказано: «Учиться, учиться и еще раз учиться». Мы учим их, но, на самом деле этот процесс — обоюдный. Мы взаимно передаем знания друг другу. Ведь развитию быть должно.
— Ага, — ответила секретарь, достав пакетик чая из своей полулитровой емкости — она называла её чашкой — и с усердием и сноровкой выжимая впитавшуюся в него заварку обратно. — Чаю?
— Спасибо, не откажусь. — Компания была не самой приятной и желанной, и он знал, что это мнение взаимно, однако это и была одна из главных причин, по которым он решил остаться. Среди прочих были: время, чай, да и давно он здесь не был.
— Вы понимаете, сейчас у нас столько работы: эти новые формы, что нам прислали. А тут еще и переименование это (заведения). Мне так много приходится переделывать! А у меня нога болит уже третий год, вот в спину еще вступило. Про головную боль от этой работы я уж молчу. Но я не жалуюсь, нет… — открывшаяся дверь прервала этот монолог.
Может показаться, что это едва уловимый аромат пакетированного чая или хруст печенья в форме цветков со сгущенкой на месте, где должны быть пестики и тычинки, мог привлечь сюда еще одного человека. Возможно, данное предположение и было бы верным, если бы в этом месте такие запахи и звуки не обитали постоянно. Так или иначе, в кабинете оказался еще один посетитель.
— А что вы тут, чаи пьете? — вопрос задает Елизавета Абрамовна, преподаватель.
— Да вы не стесняйтесь, проходите! — пожилая женщина невысокого роста не постеснялась и прошла.
— Ой, а что это у нас, формы новые?
— Это они, конечно, лихо придумали: менять формы, будто сами какую-то работу выполняют, а нам все переделывай. — Мнение Жени совпадало с общим.
— Мне переделывай. — Секретарское уточнение.
— А я собственно за ними и пришла, — Елизавета Абрамовна уже садилась за стол, набрав кипяток из кулера.
— А вы знаете, у меня же так спина болит, и нога уже который год… — продолжила Галина Владимировна
— Евгений Вениаминович, а вы сейчас как время проводите? — спросила Елизавета Абрамовна, отломила кусочек печенья и поднесла его аккуратно, над ладонью, ко рту.
— Да вот, из Германии вернулся. Ездил к товарищу, удивительный человек: немец, а русский почти как родной знает. Вместе с ним проехались по многим городам: посетили в Трире музей…
— Хах, что ж вы как, по заграницам. У нас же тоже неплохо, особенно теперь, — хмыкнула Галина Владимировна с уверенностью в приоритетности своих комментариев.
— А что сейчас? — продолжала задавать вопросы Жене Елизавета Абрамовна.
— А сейчас, на выходных, планируем с одноклассниками встретиться, — отвечая, Женя заметил, что элегантный костюм в клетку, в который была одета Елизавета Абрамовна, отлично гармонировал с ее же волосами — каре (на ножке), отливающим красным цветом. Хотя, скорее всего, так задумано не было.
— Рановато вы, не февраль же, — вернула мысли Жени в русло диалога спрашивающая.
— Да, зато сейчас отпуска у людей есть. Почти полным составом соберемся.
— Это вы потому, что не уезжали из города, вот и можете собираться, — прозвучало безапелляционное суждение секретаря.
— Да нет же. Я и, правда, не уезжал, но многие приедут из-за границы, не говоря о других городах. В этом году все удачно складывается: юбилей, отпуска у людей. Где-то совпало, кто-то спланировал все. Поэтому и почти полным составом. Должен съездить в ресторан, все согласовать. Когда еще так соберемся?
Восьмибитная мелодия вмешалась в разговор, и Женя был вынужден ответить на звонок. Звонили Евгению Вениаминовичу из Правительства области — там у него тоже была работа. Деловые разговоры прервали чаепитие, которое и так подходило к концу, и он отправился работать и заказывать ресторан. С обеими задачами справился решительно и успешно.
Через день наступила суббота, и к половине седьмого вечера не очень большой банкетный зал не самого дешевого ресторана (кремового цвета стены, натюрморты на стенах, золотые тяжелые шторы и скатерти в тон, а у стен имитация античных колонн) был заполнен людьми. Они ели, немного пили (для мужчин, например, был качественный коньяк), общались. Говорили много, ведь было о чем и с кем. Стоял гул от голосов, к которому примешивались позвякивающие звуки от обращения со столовыми приборами. Ели жульен, мясо, таящее во рту, — на этом Женя особенно настаивал — салат мясной с солеными огурцами, салат «Нежность», разумеется, картофельное пюре — набор, проверенный годами. И это не весь список блюд. Женя был доволен тем, как все ловко и хорошо вышло, и на то были основания. «Как хорошо ты все устроил, просто замечательно!» — лишь одна из фраз, которые, к его чести, были сказаны ему «однокашниками». Так же было множество вариаций на эту тему.
До этого они, хоть и не все, съездили на кладбище — посетить могилу своего одноклассника. В девятом классе мальчик утонул. Надежного товарища, отзывчивого, подающего большие надежды человека не стало в одночасье. Его звали Сережа Симаков. Тогда компания друзей, среди которых был и Женя, потеряла душу.
На кладбище высились над зеленой, но уже начинающей желтеть травой кресты. Но шум от ветра вместе с собой приносил звуки отдаленной дороги и щебетание птиц, смешивался с колыханием растений и гулом насекомых, работающих в них… — примерно об этом, почему-то (возможно, из-за нескольких выпитых рюмок коньяка), задумался Женя, сидя за столом.
— Женя, вот ты в Германии был, ну что, как там? — спрашивал Женю начинающий лысеть, чуть ниже среднего роста мужчина в очках и дорогом костюме. Это был Толя, хороший школьный друг Жени.
— Да, был. Хорошо там. Дороги, люди — все здорово! Ведь у меня там товарищ живет, мы с ним половину страны объездили. Это конечно, не так сложно, как в России, но тоже не мало. Слушай… — и тут он начал пространный рассказ о Германии, который привлек внимание не только Толи, который спросил, но и нескольких других одноклассников. Но, ведь понимаешь, чем рассказывать — лучше все это самому увидеть.
— И правда, а ведь я постоянно в Москве. Вроде, несколько аэропортов есть, а все нигде не был. Раньше-то не мог никуда поехать, сам знаешь, а теперь вот времени свободного больше стало, хотя и за домом приходится самому следить. — Видно было, что Толя был впечатлен рассказом своего друга.
— Знаешь, а поехали в следующем году вместе. Я планирую посмотреть всю Европу, а не только одну страну. Заодно узнаем, насколько правда то, что нам рассказывают!
— Посмотрим, до этого бы времени еще дожить.
— Да доживем, куда мы денемся! А если нет — то тогда уже все равно будет. — Друзья вместе посмеялись.
Вечер продолжался, и разговоры перетекли в воспоминания о «школьных годах чудесных». Воспоминания были и веселые, и грустные. С такими разговорами и отправились домой Женя и Толя.
На эти выходные Толя, прибывший в обед этого дня, остановился у Жени, поэтому разговоры продолжились на улице, под чистым вечерним, переходящим в ночное небом. Домой шли пешком, хотя было и не очень близко — не было никакой спешки.
Через парк, в котором встречалась молодежь и семьи с колясками, вдоль девятиэтажек со светом из окон и мимо киосков с беляшами и шаурмой пролегал путь друзей. Прохладный ветер бодрил, но не был еще неприятным. Проглядывали первые звезды.
— А помнишь, мы ходили здесь, а тут были сады? — волна воспоминаний плотно накрыла Толю. — Бегали пацанами, гуляли с девчонками. Кстати, где мои очки? — он рассеяно пошарил по карманам, но ничего не нашел.
— Да, помню, было и правда здорово. Хотя такие разговоры у нас, будто мы старики совсем! — посмеялся Женя.
— А помнишь, катались на велосипедах, а потом я наехал на корень, сам свалился и еле дошел, и потом колесо у велосипеда аж менять пришлось. Подлетел я тогда, дай боже! Еле до дома дошел, ногу подвернул
— Да, ты рассказывал, но это было без меня.
— А, ну да. Тогда еще Сережа взялся тащить мне велосипед — в итоге получилось, что и меня, и велосипед. А ведь это далеко от города было.
На полминуты, наверное, друзья замолчали. Оба задумались. К свету фонарей, освещавших тротуар вдоль широкой дороги, прибавились звезды и луна.
— А пришли только под ночь домой. Было как сейчас примерно, и месяц, и время. Только год не тот. И небо будто такое же безоблачное было, — продолжил Толя.
Женя помолчал еще немного, а потом вдруг заговорил:
— И правда. Посмотри, как ярко светят. Вот не станет меня, в том понимании, в котором сейчас я есть, а свет этот все тем же будет. И садов нет, где мы гуляли, а они все равно есть. И не будут стоять дома, которые на месте этих садов, но все равно будут они еще. Но потом ведь не будет и их. Ничего не будет. А свет звезд еще долго будет. Вот только мы с ним бродили вдоль этих садов — и звезды были все там же, все те же. А сейчас ничего этого нет, но звезды остались. Понимаешь? Здесь и сейчас мы — живые — и это здорово, понимаешь?
— Угу
— Надо и сейчас жить, и после себя оставить что-то хочется. Столько всего надо успеть. Как быть везде и сразу? И вот не станет меня, а работа моя останется — и все равно в ней я буду. Вот посмотри, Сережи сколько нет, и все равно он с нами. А мы здесь, и надо этим пользоваться, преумножить во сто крат то, чего уже достиг. Я же не о деньгах, но мы в развивающемся мире живем, и не хочу исчезнуть, ничего не поняв и ничего не оставив.
— Как ты лихо завернул! За это мы тебя и любим, — посмеялся Толя. — Не промахнулся ты с тем, что преподаешь людям, ох не промахнулся! — И, улыбаясь и будто бы журя, помахал пальцем Жене.
В обед следующего дня раздался телефонный звонок. Женя отложил новые документы, которые заполнял, и взял трубку.
— Добрый день, вы вчера у нас отмечали. У нас тут официанты очки нашли, сказали, забыл какой-то дедушка. Не могли бы забрать?
Ручка из рук Жени чуть не выпала, на удивленном лице появилось больше морщин, он машинально потрогал острый клинышек своей седеющей бороды.