СЕВЕРНЫЙ ОКЕАН
Волны бьют о бессчетные склоны
– Мир сражается с миром за миф.
Человек, перед вечностью голый,
Сердцем брошен на каменный риф.
Дух летит за предвестником-птицей,
В бесконечность – в земной океан.
Все как будто бы снится, все – снится,
Среди черных, как невидаль, скал.
Берег гнется под гнетом прилива,
– Небо просит у моря земли!
Человек среди сопок, на льдинах,
В безысходности белой затих.
Духи ветра и рек, и животных –
Все – есть вечное, кроме тебя.
Волны бьют о бессчетные склоны,
Ни детей, ни больных, не щадя.
Да, есть сила, что старше и тверже,
Чем рассудок, чем воля людей.
Шторм стучит по обветренной коже,
Сына знаний, и сына идей.
Там, где солнце и небо венчались,
Проплывает наш маленький плот.
Ветер дунет – и судно, качаясь,
Сбросит в воду отчаянный народ.
Белый призрак не даст утешения
Тем, кто с птицей ушел в океан.
Сны живут до последних мгновений,
А потом умираешь ты сам.
ВАШИ ПЛЕЧИ…
Ваши плечи как снежные дали –
В них весенняя скрыта тоска.
Я не помню, чего же мы ждали…
Снег идет, и мечта далека.
Легкий ветер разносит снежинки,
Белым саваном скрыты цветы.
И над чувством, когда-то столь пылким,
Возвышаются томно кресты.
Тихо шепчет церквушка под снегом,
Разгоняя в ночи перезвон.
Свет уходит в далекую небыль,
Застегнув ледяной балахон.
Ваши плечи как снежные дали –
Помнишь музыку, ведшую нас?..
(И в глазах, очернело-хрустальных,
Легких слез появляется спас)…
…Ничего не вернуть, не рассеять,
Мир идет в роковую постель.
Запоздало уж чувство лелеять –
Снег рисует в душе акварель.
Я теперь потерялся, забылся,
Да и вы не нашли ничего.
Только помню весенние листья –
Запах ливня и свет за окном.
Ваши плечи как снежные дали –
В пелене обветшалой страны.
Я в России был жив только вами –
Лишь для вас уходил от войны.
Запах ливня скользил по бульварам,
Тонких роз с незаметным душком.
А теперь? Омертвелые бары,
И душа – вдалеке, босиком.
Я не знаю, где вы теперь живы,
Может быть, вас сгубил кокаин.
Лишь глаза, словно дикие сливы,
Мне мерещатся в ветре сквозь дым.
Ваши плечи как снежные дали –
Я пытаюсь забыть все сильней.
В пьяных драках, в угрюмых скандалах,
В череде одинаковых дней.
РАЗБОЙНИЧИЙ ВАЛЬС
Грубо, неровно, немного жестоко
Гитара льет черную нить.
Стучит барабанами вечер пологий –
Скорее бы все позабыть.
Так горько… не важно, лишь миг и пройдет.
Пот капает сверху, рисует.
Тяжелый, не в ноты, жмет песню фагот –
И дьявола славит всуе.
Разносятся звоном тарелок удары,
И медленным темпом джаз.
А за окном, на лиловом бульваре –
Смерть наблюдает в анфас.
Так неуютно, так страшно, темно…
Звенит голова словно колокол.
И думать – ведь страшно? И думать грешно.
Фагот тянет скрипку – волоком.
Толпы танцуют и камни гудят.
И смех обезьяний повсюду.
Там, за углом, новый Саоф распят –
И демоны бьют посуду.
Налей мне вина, деревянная тварь!
Наш бог теперь кормит червей.
Открою окно – пусть вечерний звонарь
Проникнет в пропитый Нимфей.
Допей, пара нот какофоний – и все.
Ты станешь такой же, как прежде.
Пусть ночь твою душу по каплям сосет
Немного, и вскроет одежду.
Снимай свое платье, возьми контрабас,
И пальцы пусть льются маршем.
Не прячь свои слезы – из пепельных глаз
Плывут серебристые баржи.
…Грубо, неровно, немного жестоко –
Гитары звенящий аккорд!
Кровь уплывает чуть вязким потоком,
Улыбки не сходят с морд.
На пыльном и грязном, и липком столе –
Стихи о сияющем солнце.
И звон полупьяный в седой голове….
– Уставился в лик чудотворца.
“Ты будешь как прежде – забудь, словно сон –
Наш камерный грязи концерт!”
Так горько? Не важно, пускай саксофон
Расставит мой крайний акцент.
И с пальцами тонкими дух убегает
За длинною партией соло.
А смерть за окном потихоньку шагает…
И нимфы танцуют голо.
…Ты умер сегодня, наверное, точно.
Сыграй мне минор ля-бемоль!
Уходят сомнения в гуле порочном,
И бас заглушает боль.
Грубо, неровно, немного жестоко –
Последний удар по струне.
Кровь на губах, да и пальцы в ожогах –
Все, что осталось мне.
ДЕВУШКА ИЗ БАРА
Ты не жалеешь о жизни, о прошлом?
Да и зачем, если все так мертво.
Барная стойка. Все тихо, все пошло.
Платье сжимает твое естество.
Руки скользят по столам, по коленям.
Незачем жить, но давайте играть!
Гул барабанов, гитарных молений.
Черные волосы, белая прядь.
Грязные деньги, да души чернее.
Глазки большие укрыл макияж.
Только сквозняк что-то свежестью веет,
Вновь обнажая наш дымный марьяж.
Ты тихо плачешь, ты пьешь только воду.
Я смотрю сально, смотрю сквозь тебя.
“Что – не поклонница нашей породы?..
– Жив без любви, и умру не любя…”
Снова гитара, глумясь, что-то шепчет.
Прыгай к другим, ведь тебе не впервой.
“Время, запомни, не каждого лечит.
Сердце терявший – навеки хромой.”
Есть и такие, кто сердца не знает.
Сразу больные, с рождения брак.
Вон – погляди. За окном пламя зарев,
Солнышко. Все еще чертов сквозняк.
Руки скользят по столам, по коленям.
Я провожаю глазами тебя.
Тонкая кожа, синюшные вены,
Платье, залатанное впопыхах.
Души чернее, конечно, чем ямы.
Вот ты к другому прильнула плечом.
Вдаль посмотрю, молчаливый и пьяный.
Жизнь – как перчатка, как будто взаём.
Вот она – жизнь! Кто-то новый подходит.
Снова свою повторяю тираду.
Жить – до конца. И сидеть до восхода.
Делать ведь нечего, больше, по правде.
Ну а гитара хрипит, захлебнувшись.
Где-то вдали твои руки скользят.
Ты не жалеешь о жизни, о прошлом…
Кубарем катишься в жалобный ад.
К БОГУ
Вот так, из подворотни,
Ко мне явился Бог.
Приветствую, могучий!
Помилуй наш порог…
Зачем явился, вседержитель?
Так значит, наш черед?
Давай, одень парадный китель,
Приветствуй свой народ.
Вот площадь как платок чумной
Сверкает новой язвой.
Кто ж знал, а ты воскрес весной,
Холодной… Неприглядной.
Вот только… Не светись огнем,
Как прежде ты горел –
Боюсь, ответят здесь мечом
На пламя ярых дел.
И, по большему счету, зря
Явился ты сюда.
Здесь некого спасать. Заря
Сокрыта навсегда.
Мороз, разврат и пьяный шум –
Глазницы новой эры.
На месте церкви – новый ЦУМ,
И дрянь на месте веры.
Открой глаза – и твой венец
Сорвется в никуда.
Черед? Ты прав, и наш конец,
Настал. Апрель, среда.
Позволь проститься мне семьей…
Хотя, забудь, не надо.
Давай, кончай, пусть под луной
Исчезнет наше стадо.
А вон – кричат уже опять
Пророки-лицемеры.
Пред камерой, уродов пять,
И каждый с новой верой.
А я не верил ни во что,
И прав, наверно, был.
Уничтожай, святой никто –
Я каждого простил.
КАК СПИЧКА
Затухни, как спичка под ветром.
Не стоит дышать. И нечем.
Истратив сияние как черную серу
Затерянный в окна бьет вечер.
Луна разрезает небо.
От звезд лишь стальной холодок.
Дурацкий какой то ребус –
Понять, что есть смысл и рок.
Ты смотришь глазами-сверчками,
В разбитый и конченый мир.
Так хочется спрятать их блеск за очками,
И сделать из них сувенир.
А что – вот такое бессмертие!
Брелоком чей-то связки ключей,
Лететь на двуглавой карете
Туда, где не будет людей.
Ты гаснешь, так надо, так надо.
Все спички – всего лишь на раз.
Никто не узнает вселенной уклада –
Потухнет же каждый из нас.
Костями прильнуть к чернозему.
Так холодно. Прочь голоса.
Земля распахнет свое лоно –
Карета летит в небеса.
К НИЦШЕ (Сын пепла)
И где же тот, кто правым нас признает?
Мы право сами выдадим себе!
Вся наша жизнь – лишь трепетное пламя,
Ее лишь ветру вверим как судье.
“Раскинув крылья, в бездну опуститься,
Себя увидеть там, не побоясь!
Встречать луну – на солнца колеснице,
И воле смертной вверить жизни власть”.
Императив – и вечный и угрюмый –
Оставит в сердце выдержку свинца.
“Лететь к звезде – как пущенная пуля,
Лететь к звезде – до самого конца”.
Кричи: “Живи!” – и мир возьми под крылья.
Нечистый дух! Ты у меня внутри.
Нам предназначено судьбу оставить былью,
Кричи со мной! Властительно “Живи!”
Среди паршивых, грязных и истертых,
Среди запинанных и богом, и луной.
Средь тех, кто жил, под трупом распростертым,
Нести покой, лишь пламя и покой.
Жить словно птицы – к черту все законы!
Забыть мораль, забыть, что значит страх.
Пусть вечно тлеют в пламени иконы,
Пусть кровь кипит на трепетных устах.
Огонь горит, мой дьявол, ты со мною.
И воля есть, и меч зажат в руке.
Все остальное – смоется водою.
Все остальное – камешки в реке.
Кричи “Живи!” – и пусть дрожат в поклетье,
И пусть кричат, и воют в глубине.
Наш третий Рим – пристанище для смерти,
И каждый камень – служит сатане.
И закричим – как ястребы, как боги,
Не жалко нам ни солнца, не души.
Ладонь стрелой направив в мир убогий,
Возвестниками рока и живых….
КОРОЛЬ БРОДЯГ
И где же царство света и добра?..
Умчалось, словно загнанная лошадь.
Играю песни горькие ханыгам и ворам,
И проститутки хлопают в ладоши.
Улыбка мне награда за надрывность.
Надрывным быть так просто в самом дне.
С деревьев опадают с шумом листья,
И осень шелестит в плохом вине.
«Король бродяг» – клеймо на обе руки.
Мелодия гитары в три струны.
Уходит жизнь. – Беги скорее, сука.
В моем падении нет твоей вины.
Трусливая старуха перед строем
Из передержанных, но сдавшихся людей.
Ты, жизнь, теперь уже не стоишь
Ни слов, ни мыслей, ни моих идей.
А хочется тепла, объятий теплых.
До боли хочется, но ты уж не поймешь.
Когда надежды загнанная лошадь
Под гривой у себя несет лишь ложь.
И где же царство света и добра?..
Осенние слова летят по скверам.
К закату первый снег ведет, маня,
Оставить твою ложь, оставить веру.
«Король бродяг» – теперь совсем уж пьяный
Пиши в стихах: «Не гордый, не святой».
В глазах черненых самой бездны пламенем,
Блеск тусклый к ночи смоется водой.
Похлопайте в ладоши, нараспашку!
Я выставляю косточки души.
Вам – анатомия потерянных и падших,
Осенний свет в березовой глуши.
Аккорд теперь не рвет основы мира.
Минор, опять минор и перебор.
Смотрите, нищие! Но разве все мы живы?..
Вокруг чистилище, а я такой же вор.
Подпой мне, проститутка, к черту голос.
Березы нам помогут ноты взять.
Седым к утру окажется твой волос
И под березой будет твоя мать.
И где же царство света и добра?..
И где же наша теплая надежда?..
По скверам носится забытая заря
И сбрасывает с лип листков одежду.
Под той березой завтра всем лежать.
Не лечит время сдавшихся судьбе.
Священных душ растоптанная падь
Наутро упадет к ногам тебе.
Давай представим смерть – ее звучание
Властительная небыль в тишине.
Без мыслей, без души, без даже рая,
Не в бездне, и не где-то в вышине.
Пустое пятнышко. Как грядка для картошки
Земля моя. Для нищих и убийц.
По грядкам скачет загнанная лошадь,
Втирая в землю синь красивых лиц.
И грязь ее – не стоит наших песен.
Молчи, кричи, но прячь свои мечты.
Сияет в небе полумертвый месяц,
И под березой разлетаются цветы.
КУХНЯ
Старый кафель на кухне хрущевки
Не блестит, а рисует иглой.
В шести гранях замыленной стопки,
Ты мне кажешься вновь молодой.
А когда-то была в нас и гордость,
Схоронили. Пришла пустота.
Кафель грязный, за окнами пропасть,
На столе черный хлеб и вода.
Ты вернулась зимой постаревшей.
Я не ждал, но пустил на порог.
Столько лет с дней веселых и вешних,
Унеслось по изгибам дорог.
Я не спрашивал, скольких любила.
Ты не жди, что увидишь жену.
Да и, кажется, что мы не жили
Пока мучились по одному.
Я работал, потом потерял все.
Был пиджак, а теперь лишь халат.
Ты прости, что почти не дождался,
И скатился в мой кухонный ад.
Ржавый чайник свистит некрасиво
Уж не сакс, как бывало, у нас.
Под который наш танец хвалили,
В кафетерии, в сонмище глаз.
Твои ноги совсем посинели,
– Расскажи, отчего ты одна.
Знаю точно, в холодной постели
Застает тебя снова зима.
Не печалься, глазами не мызгай,
Ты последнее платье свое.
Свежесть лета солеными брызгами
Ты поверь, никогда не вернешь.
Схоронили друзей и знакомых.
Все уходит, вернулась лишь ты.
В отражении разбившихся стекол
Я как будто поставил цветы.
Я не спрашивал, скольких любила,
Но останься, хотя бы на день.
В этот вечер мы вроде бы живы,
И душа твоя вроде не тень.
ЛИЛИТ (довесок)
Горячий паркет не сжигает колени,
А ног белизна холодит.
Надежда на жизнь? До последних мгновений
Спит, спит, спит.
Рояль так истошно кабацкий рвет воздух.
Танцуй, а проспишься потом!
Чахотка сковала остатки от легких –
Так воздух не ловится ртом!
Цыганская скрипка ревёт и стенает.
В костюме хозяин и жид.
Ты стоила мало. Довесок – бесплатно.
Спит, спит, спит.
С ним вместе уходишь от дыма к закату,
Как только закончится ночь.
И жизнь на рояль за заплаты, за плату,
Билет в никуда. Прочь!
Довесок голодный, а ноги в мозолях.
И синь твоих вен не блестит.
Коль Бог все же умер – а женская доля
Спит, спит, спит.
Голодное утро, а завтра – будь хуже,
Полковник подбросит медняк.
Босыми ногами сквозь вечные лужи
Идти в непривычный бардак.
И церковь до гроба не кинет прощения
Не Бог – значит дева Лилит.
Довесок ползет по бульвару весеннему –
Спит, спит, спит.
Он – все, что осталось, вода и раскаяние.
Танцуй, а рояль пусть поет!
И пусть исчезают в нечистом том пламени
Полковник, хозяин и лорд.
Паркет не убьет, ну а он все забудет –
Довесок зубрит алфавит.
Не стоят тех слез ни монеты, ни люди.
Пусть спит.
Пусть спит
ТАЮЩИЙ МИР
Еще немного… подожди.
Часов немая нить
Сорвется вниз. И взаперти
Поможет все забыть.
Еще немного. Этот вальс
Уносит мысли прочь.
Исчезнут блики серых глаз –
Серебряная ночь.
И лентой слов летит луна
В полночном мире знаков.
И пьяным, снова, без вина,
Оставит в искрах мрака.
Но танец кончится, и день
Закроет свет Селуны.
Сорвется лента. Ну а лень
Покроет пылью струны.
Еще немного. Вспомним мы
Тот день и тот рассвет.
Среди сапфировой зимы,
Сквозь годы грязных лет.
Еще немного. Стой, сейчас!
Укроет нас метель.
И снова тот вечерний вальс
Рисует акварель.
И в красках – серых с голубым –
Замешана печаль.
Мы вновь одни. И сизый дым
Расстроил наш рояль.
Фальшивит тихо – ну и пусть.
Тот вальс для нас последний.
Снег порошком насыпал грусть.
Прощай, закат осенний…
Еще немного, подожди –
Угрюмые огни.
Бьет ветер по твоей груди,
И звезды скачут вниз.
Еще немного – свет луны –
Каскад закроет штор.
Мы в той луне заключены –
Наш мир хрустальных гор…
И звук шкатулки оборвет
Фальшивый свой напев.
Разбила ночь наш жалкий плот,
И вальс окончил блеф.
И наш рояль стоит в углу –
Рояль запомнил все.
Мир тающий уходит в мглу –
Так примем же ее….
Еще немного… подожди.
Часов немая нить…
Уходит все, как не крути,
Ничто не сохранить.
НЕМНОГО МУЗЫКИ
Немного музыки – и ты теперь со мной.
И пыль покрыла волосы, как иней.
Немного музыки – исчезнешь с тишиной,
Оставив душу в замерзающей гостиной.
И я один – все вспомню о тебе.
Смотри же, дух, играет наша песня.
Не смог спасти тебя в твоей немой судьбе,
Зато теперь смотри – портрет повесил…
…Ну, улыбнись, пожалуйста, родная!
Пусть слезы не вернут из-за покрова.
Вся наша жизнь – лишь только проходная.
Ты чувствуешь – я тоже нездоровый.
Играет музыка. Я вижу твои губы,
Разбившиеся вдребезги о землю.
Твой нежный стан. Асфальт безумно грубый.
И тень, идущую за гробом в небыль.
Мы все уходим потихоньку, полегоньку.
Ты первая ушла, однако, бросив все.
Мой призрак, дай мне закурить тихонько.
Ты чувствуешь – меня опять трясет.
Мой нежный ангел, музыка играет.
А ты молчишь, и мухи бьют в окно.
Мы здесь одни. Никто ведь не узнает,
Что было в эту ночь – давным-давно.
Укроет ночь запекшиеся слезы.
Пластинка кончилась, и ты опять ушла.
Лишь за окном все тот же снег белесый.
И с пальцев, так дрожащих, падает зола…
МОЯ МАДАМ
Я тоже пьян, и тоже некрасив,
Дай руку белую, да и пошли за мной.
Лишь раз, возможно, чувства умертвив,
Ты станешь мне родной и дорогой.
Мы поцелуемся, наверное, при свете –
Пусть смотрит сброд летаргию любви.
Танцуй со мной, уставшим, на паркете
И сударем своим меня зови.
Пошли, запьем веселье дымным ядом…
Волос растрепанных сверкает полотно.
Я, может быть, открою тебе правду –
Я умер, Ma madame, давным-давно.
Не помню имя… Кто ты, дорогая?
Хотя не важно, дымом и вином
Глаза укутав, ты теперь чужая –
Я утопаю в прошлом. В дорогом.
Мы поцелуемся, наверное, при свете.
Идем со мной, мне нечего терять.
И ты – такая. Спутник той планете,
В которой можно только умирать.
Так вот, madame, зачем же вы живете?
Зачем тонуть в угрюмом кутеже?
С утра вы молитесь. А к вечеру вы пьете,
Я вашу душу вижу в неглиже.
Быть может, хам. Быть может, слишком мрачен.
Но хватит слов, сегодня вы моя.
Зачем не знаю. Встретившись случайно,
Мы разойдемся, чувства не тая.
Мы поцелуемся, наверное, при свете –
Какая разница, кто в чем и не красив.
Мы все одни. Мы брошенные дети,
А наш творец теперь едва ли жив.
Допей вино. Прощай, моя сеньора,
И, кстати, я не очень одинок.
Забудь меня, и не смотри с укором,
Живем мы, Ma cherie, последний срок.
РЕВОЛЮЦИЯ
Сударь, полковник, не прячьте стекляшки,
Ваших замазанных ваксою глаз.
Гордый вы, сударь. Да смята фуражка.
Вон! Вас встречает
Бунтующий класс.
Нехотя, ладно, пущу Вас в ночлежку.
Как Вам, признайте, такой антураж?!
Крепкий портвейн. Постоянная слежка.
“Красная правда” –
Уходит в тираж.
Первые полосы – глядь, офицерчик!
Лагерь для ваших и наших открыт.
Пьяной судьбы ножик рубит все мельче.
Лошадь судьбы
Переходит на спирт.
Вот вам романсы! – Кровавая пляска.
Вот вам, полковник, ваш Франц Фердинанд.
Бог – где-то в Риме, на Дьяволе каска.
Ровной колонной
Проследуйте в ад.
Так вот, полковник, а мы тут навечно.
Думали вы, что с бродягами пить?..
Где-то вдали красный мечется вечер.
Что ж, привечай –
И тебе не тужить!
Ишь, на бульваре собрались девицы.
Где ж, офицерчик, то дочка твоя?
Русь улетает как белая птица –
Вдаль и просторы –
В леса и поля.
Что же осталось? Проклятая почва,
Черная клякса на карте земли.
Воры, поэты – все пьяные к ночи.
Эти – на девок!
Теперь за рубли.
Гладко ты бритый, смотрю, словно фрицы.
В моде сегодня усы и разгул.
Вон, посмотри на их бойкие лица –
Синь от попоек –
Как шрамы от пуль.
Сударь, полковник, не прячьте стекляшки,
Ваших замазанных ваксою глаз.
Гордый вы, сударь. Да смята фуражка.
Вон! Вас встречает
Бунтующий класс.
ХУДОЖНИК
Уймись, усни, закрой глаза.
Окурок падает к асфальту.
Растопчешь тихо – и назад,
Обратно в белую палату.
Лишь пепел на снегу лежит
Как след от человека – здесь.
Мой друг! Твой нездоровый вид,
Так не похож на прежний блеск.
Ты мне кричал: “Зачем живем?”
От всех останется лишь прах…
В мирке, всегда для нас чужом,
Жизнь держит только страх.
А люди в круг бежали вверх –
Мечты, богатство… Каждый вдаль!
Лишь ты стоял один от всех,
Как горный мой хрусталь.
Ты рисовал. Творил, как Бог,
В дыму у мастерской.
Писал и мазал, словно мог
Творить судьбу рукой.
Уймись, усни, закрой глаза.
Все в прошлом, в небесах.
В огне чернел святой хрусталь –
Стал пеплом в волосах.
Теперь с чернилами в руке
Ты рвешь все на лохмотья.
И на измазанном столе
Одна – родная! Гостья.
Портрет в углу, среди бумаг,
Со стеклышком разбитым.
Он – твой единственный маяк,
Пускай давно забытый.
Идем, мой друг, тебе пора.
Давай,
Застегивай бушлаты.
Никто нам не вернет вчера…
Обратно,
В белую палату.
ПОЭТЕССА
Красные платья шуршат литургией,
Черные плечи поют панихиду.
Есть два пути для безродной богини –
Оба печальных, и оба не сытых.
Белые губы, стеклянный шедевр,
Не разомкнутся коралловой пастью.
Тонкие пальцы прихлопнуты дверью.
Оба пути – под крестовою мастью.
Снова танцуй, и не прячь свои ноги,
В ласковом свете нейлона и ситца,
Пепел в глазах их с печатью на лицах…
Грех первородный и царство без Бога.
Первой дорогой пройдешь – и заложен
Душный дуэт твоих глаз за монеты.
Зелень купюр на атласную кожу –
С легкостью вскроет обиды поэта.
Словно с распятья сошедшие руки
Будут терзать не святое и дымное.
Словно с пластинки сошедшие звуки
Всхлип с водопадом, хотя бы и лживый.
Снова танцуй, и печаль не устанет
Ночью укутывать тело змеею,
Сердце печальное спит на ладони,
Кровь на губах с ржавым привкусом стали.
С ветром приходит дорога другая,
Жить – ведь пока нет нужды в кавалерах.
Нищей богине не прыгнуть до рая,
Ей достаются лишь черные сферы.
Чуть прикрывая разбитые ноги
Грязной холщевки ломаются судьбы
Жить – ведь пока не закрыты дороги.
Ползать в грязи, со словесною грудой.
Снова танцуй, поэтесса больная,
Есть два пути, оба выведут к смерти.
В пьяных глазах отражаются черти,
В пропасть мерцает улыбка немая.
Черные платья расплещутся тризной,
Белые плечи поют покаяние,
К этой земле, к самой ветреной жизни,
К Богу-отцу и к святой Богоматери.
Тонкая шея, фарфоровый идол,
Чистые пальцы – осколок от рая,
Пепел в глазах, цвета сизого дыма.
Снова танцуй, поэтесса больная…
РОМАНС
Бесстыжая скрипка рвет крышу на части,
Ей вторит седой баритон.
Романс о любви, словно сказка о счастье,
Терпимости вторгнется в дом.
И дамы летают вокруг баритона,
И платья скользят как вода.
А клавишник тихо, фальшивя в полтона,
Льет пальцы туда и сюда.
Рвут красные шторы осенние ветры –
На улице солнце и день.
Откроется дверь, и ослепнешь бесцветно –
Останется желтая тень.
За ваше здоровье! – кричит, и по койкам,
Расходятся на бело в танце.
Кто лишний? Гитара ушла в неустойку,
Оставив разбитые пальцы.
Бесстыжая скрипка рвет землю и небо,
Иль что там видать за окном!
На красном диване подружка Эреба,
И пьяно хрипит баритон.
Уже улетели последние платья,
Романс неуютно заглох.
Склонился Харон над горячей постелью,
Услышав иступленный вздох.
Донская валюта уходит под блузку,
А клавишник бьет что есть сил.
Есть тропка до Бога, тропиночка узкая
Изгибом вдоль сизых могил.
Такая судьба – перевернутый крест
Нести над изношенной грудью.
Есть Бог в небесах, а на свете нет мест,
Где в правду играли бы люди.
Бесстыжая скрипка лежит под кроватью,
И спился седой баритон.
Романс – о любви, словно сказка о счастье,
Не тронет терпимости дом.
ТАИНСТВО
Таинство смерти – рождение Бога,
Таинство Бога – рождение нас.
Свод правил мира суровый и строгий,
Сонмы ошибок прощают лишь раз.
Таинство нас – позабытие веры.
Таинство веры – ничто в никуда.
Истина где-то в горах, море сером,
Там, где земля человеку чужда.
Белые горы – до неба, до космоса.
Плато древнее, чем Бог и земля.
Солнце сверкает блестящими лопастями
Не человека, не Бога, ведя.
Таинство гор – пустота древних мыслей,
Таинство мыслей – весь мир – поле снов.
Космос блестит без огня и без смысла,
– Страх первобытный инъекцией в кровь.
Таинство снов – колдуны и шаманы,
Таинство их – древних сил паутина.
В Боге от Древних осталось так мало.
То, что звенит в крике горном орлином.
Камни судьбы – разметались по шкурам,
Ты – человек! Лишь осколок небес!
Космос горит неизвестной структурой,
В пламя костра отражается бес.
Таинство бесов – рождение веры.
Таинство веры – вся наша судьба.
В горных вершинах трехглавой химеры,
Вечная с вечным ютится борьба.
Таинство нас – наша воля – суть Бога.
Таинство Бога – рождение и смерть.
В древних пещерах, дремучих берлогах,
Космоса чтья до конца круговерть.
Х…
Стены города воют, протяжно, коряво
Как капкан, закрывая врата.
За туманами
Скрылись
Мечты и обманы
И одна остается вода.
…Камень с неба упал, раскололся, мелькнул,
Рухнул в землю стальною иглою.
Разбежались огни.
Под разбойничий гул
Кровь лилась по ручьям и обоям.
А потом все погасло, ушло, залилось.
Тихий мир разбудил грохот залпов.
Искореженных тел
Неприкрытая
Ось
Переполнила темень палаты.
Словно Марс сокрушился и срезал Олимп.
Красный бог и урановый воин.
Мириады
Светил
Загорелись как нимб
И раскинули души по морю.
Неприкаянный стон, материнский огонь,
Кожа, словно протертый пергамент.
Не унять
Этих рук.
Не унять эту боль.
Не найти справедливой расплаты.
Серых кадров слова не расскажут про то,
Как увидели Ангела Смерти.
Островок
Из людей,
Островок – решето.
Трупы зданий и тихие дети.
ОБМАН
Рассвета шумные огни
Блестят, блестят на небе белом.
Ты здесь со мной. Не торопись
Расстаться с непослушным телом.
Пока мы врем и нам и им –
Не страшно жить под грязным небом.
Соври, что все это не дым,
Скажи, что нас там ждет не небыль…
Так проще жить, в том человек.
Улыбка – тень, как сон, а глубже?
Смешным мне кажется мой век,
В сравнении с январской стужей.
Метель кружит, как толпы утром,
В метели холод, в нас – ничто.
Душа людей – седая дура,
И лоно грез – ее гнездо.
Пока мы врем и нам и им,
Проходит век без потрясений.
Не важно, кто и кем любим –
Толпу убьет рассвет весенний.
Так ты жива, иль просто дышишь?
Иди ко мне – соврем вдвоём.
Молчат на небе, там, где выше,
И наших душ не ждут в заём.
И все вокруг рисует мелом,
Последняя за год метель.
Идём вперед, мой ангел белый,
Иди в последнюю постель.
Пока мы врем и нам и им –
Как сладко видится зима.
Белеет бывшее людским
И в белизне горят дома.
И в день, когда придет весна,
Очнемся мы, увидев правду.
Невыразимой белизны
Свинцовый свет моей расплаты.
А слишком яркий свет слепит,
Того, кто был рожден в поклетье.
Души расколотый гранит
Не выдержит истошный ветер.
Пока мы врем и нам и им –
Не страшно жить под грязным небом.
Не ври, однако, все – лишь дым.
И там нас ждет всего лишь небыль.
ПОСЛЕ ВОЛИ
Все закончится. Скончаются тревоги.
Хоровод печальных истин все слышней.
Нет ни Воли, ни судьбы, ни даже Бога.
Только пепел на вершинах алтарей.
Думал ты, что ты – и Бог и смысл.
Центр свету – царствие людей.
Ты не ведал – облетят как листья ,
Властники величия идей.
И скончается их Воля на постели –
Под бессилием пред властницей Пустых.
Тот, кто верил в жизнь, теперь несмело
Получает пропастью под дых.