Цезарь Дарья. Стихи

От / / Оставьте комментарий

 

MEDUSA

 

Подойди ко мне ближе, мне весело,

За очками не видно бездонности.

Чёрных дырок-колодцев. Мне весело

От эмоций твоих, безысходности,

 

Оттого, как за веером спрятались

Твоя робость, твой стыд и сомнения.

Улыбаюсь я, искренно радуясь…

Лютой злобой улыбка навеяна.

 

Хладный разум мой, льдами окованный,

Сердце, что лишено сострадания,

Сочинили удел, уготовали

Для тебя. Я люблю созерцание…

 

На колени падешь, обессиленный,

Шевелящий беззвучно губами, ты.

И волос моих змеи в крови твоей

Будут виться, шипя, во все стороны.

 

С толку сбитый совсем, озадаченный,

Вот пришел ты ко мне на свидание.

Я ж снимаю очки в час назначенный.

Посмотри! Знаешь, кто я? Раскаянье!!

 

 

ДУША-ВОРОН

 

Милый мой, я так скучаю по тебе,

Ах, насколько это истинно возможно.

Люди отвлекают. Мысли — твоя тень.

Каторжный труд вновь засунуть в ножны

 

Острый нож воспоминаний о любви,

Тёплом сне в ласкающих объятьях,

Поцелуях при луне, где дождь и мы,

Леса запах. Снег. Моё проклятье…

 

Ворон чёрный над дубравой в облаках —

Это ты, твой дух устал томиться

В небесах, и в моих долгих снах,

Я ж устала о тебе молиться.

 

На рябиновых на темно-алых берегах

Возле озера слетел ты колдовского,

Отдохнуть присел в моих руках,

Нежное моё услышать слово…

 

Подлети, сядь на мгновенье на руке,

Прикоснись к щеке кончиками крыльев,

Цену страшную богам я заплачу вдвойне,

Сотворить пытаясь сказку былью…

 

Горький вкус полыни на губах,

Обжигающий мертвенный холод в скулах,

Ворон каркает. И разлетелся прах

Серый в стороны туманом хмурым…

 

Разлетелся, стёк вдоль вольных берегов,

С тающими бриллиантами из снега

Слившись, и звенит печальный зов

Ворона, что движется вдаль следом.

 

 

АЛЫЙ ПАРУС.

 

Над буйным морем реет алый парус,

Скрещенный череп ветер вольный рвёт.

На палубы на самый верхний ярус,

Я, подбоченившись, стал, в берег вперив взор.

 

В порту стоит прекрасная царевна,

Ладонью защищая лик от солнечных лучей,

Сощурившись, своей печалью блЕдна,

Уже несчетно много долгих дней, ночей.

 

Безумным счастьем осветились ее очи,

Она вбежала на шатающийся пирс,

И вот я сам, мрачнее ночи,

Навстречу ей спускаюсь вниз.

 

Я снова здесь, мне больно видеть, как страдаешь,

И перехватывать столь любящий твой взор.

Ай, с каждым годом пеной волн ты увядаешь,

И воплем чайки над пучиной вьется ужас твой.

 

Я не хочу обнять тебя за плечи,

Меня обнимет дикая волна,

Когда услышу вольный свист картечи,

Что грудь мою пробьёт насквозь. До дна

 

Мне душу выпил пьяный морской дьявол,

Потешившись, давно зелёных во волнах.

И этот порт я с тобою я оставил

В огне заката красных парусах…

 

Ах, ты пойми, я не люблю тебя, царевна.

Я не умею, я рожден, чтоб убивать.

Ты выплакала слезы все, наверно,

На пирсе статуей меня застыла ждать…

 

Ах, ты поверь, я навсегда тебя оставил.

Сойдя на берег, в плен опять вернусь

Безумных волн, чей изумруд расплавил

Ромовый ветер, поднебесный гусь.

 

Стоит фигура на причале, сокрушаясь,

Кричит молчанием русалочьим морским.

Плывёт под горизонт, качаясь,

Корабль пьяный с рулевым лихим…

 

 

РУСАЛКА

 

Над печальной волною Оби

Раздаются гусляра слова,

Что склонившись над гладью воды,

Во русалочьи смотрит глаза.

 

Хвост взметнулся стрелою во мгле

И пополз змейкой к шатким ногам,

Тень тревоги в бунтарской душе –

Мрачный, серый, холодный туман.

 

Над рекой возвышается холм,

А за ним начинается лес…

Филин ухает, близится гром.

У воды где-то охает бес…

 

Запах влаги и тёплого дня

С вешним радостным клекотом птиц

Опечалила песня одна,

Что русалка поёт… «Жил-был принц,

 

Он так сильно хотел быть любим,

Но мечты он свои убивал…

Он ужасно хотел стать другим,

Но другим никогда не стал.

 

Оттого приходил он глазеть

На зеркальную водную гладь,

И тоскою он стал болеть,

И себя потихоньку терять…

 

Он не ведал такой тоски,

Что как горький пчелиный мёд,

Он не знал никогда любви,

И русалка его ждёт…

 

И однажды смотрел он в волну

Да услышал её зов,

Он шагнул к ней и вмиг утонул –

Утащила она на дно.

 

Ах, не бьется в его груди,

Словно бубен, любовь.

И русалка рыдает, в Оби

Выпивая его кровь».

 

 

ГЕНИЙ В ЗЕРКАЛЕ

 

– Рассеянно по клавишам

Несутся пальцы быстрые,

И шёпотом ласкающим

Мне голос нежный слышится.

В окне волшебный диск луны.

Как волчьи, очи жёлтые,

На её фоне мне видны,

Внимательные, тёмные.

Как призрачно сиянье звёзд

И занавесок колыханье.

Опять полуночный тут гость,

Ко мне пришедший на свиданье.

Я ударяю – дивно он поёт –

По чёрно-белому восточному узору

Из вечной музыки. О, как же он зовёт

Меня пойти с ним песнью грустной снова!

Дождь барабанит кровли красных крыш,

По коим днём с гитарой я бродила

И пела с ветром, зная, где-то ты сидишь

И слушаешь, мне подпевая тихо.

О, как же хочется увидеть мне лицо,

Того, кого люблю я самый голос.

Ты видел, как надела я твоё кольцо –

Подарок, в кой ты вплёл свой чёрный волос.

 

– Ах, дева милая, ты радость, сама жизнь,

В твоей улыбке колокольчики смеются.

Что мои крылья мне – взлететь мне дашь лишь ты,

И твоя музыка от грёз не даст очнуться.

Я не скажу тебе, будто исчадье зла

Тебе подарок драгоценный предложило –

Творенье черного и злого колдуна,

Чтобы в ответ меня ты полюбила.

Таков как есть, весь в перьях и во тьме,

В проклятых сумерках сиреневым сияя,

Огромной тенью снова спрячусь я

Послушать с нежностью, как ты играешь.

Я вижу мир в неведомых цветах,

Что превращаю в звуки – пёстрые союзники

Несутся, и укутывает, будто снегом, нас,

Ведь я люблю только тебя и музыку…

– Сегодня я в особенном бреду.

Такое странное, смешное настроенье!

Мне матушка сказала, я пойду

На бал к кузену в это воскресенье.

Там будут кавалеры – целый полк,

Что в городке Сен-Бри остановился,

И те, кто в музыке и музах знает толк,

Из Оперы, изволят к нам явиться.

Ах, как мне кажется, всё так смешно!

Я знаю музыку, я голос ее слышу…

Ах ты ли это. Слышу справа шаг твой,

Где тёмное окно прохладой ночи дышит.

То музыки таинственный мой ангел. Отзовись…

Зачем меня ты в темноте пугаешь?

С тобою грусть уносится, как бриз,

Ты душу мою музой наполняешь.

 

– Сегодня мы увидимся с тобой,

Моя любовь, мои сияющие крылья.

И в зеркале узришь ты образ мой,

Когда к нему ты подойдешь с улыбкою игривой.

Красавица, мне страшно быть с тобой!

Клянусь. А был я ранее бесстрашным.

И с первой самой утренней звездой

Отринь скорее день вчерашний.

Не отшатнись, возьми в свою ладонь мою

И следуй лабиринтом зазеркалья

За мной шаг в шаг. Приди! Тебя я жду!

…И в песне прячу я наигранно страданье.

 

– Я не пришла к тебе. Я испугалась. Весел бал,

И встретила я друга детства,

Он меня целый вечер после танца ждал,

И мы болтали целый вечер. Без кокетства.

Ну а когда мы прибыли домой

С больною матушкой моею,

Я не могла прийти к тебе, друг мой,

Всю ночь обняв ее чело рукою.

Я у ее постели сторожить

Покой обязана полночный. И ещё мне страшно.

Мне очень страшно уходить,

Как ты велел, забыв про день вчерашний.

 

 

ВЕСНА В ГОРАХ

 

Покачай меня в своих объятьях.

Подними меня над снежной дланью гор,

К улыбающемуся солнцу ясну,

К братьям-ветрам и плеядам облаков…

 

Розовый отблеск раннего восхода

В зеркалах чистых озёр будет течь,

И весенняя пробудится природа –

Вся юность, нежность наших встреч.

 

 

К РИТЕ

 

Как далеко прекрасный летний день,

Когда в объятиях моих сокрыта

Надёжно рук сплетеньем, всех страстей

показать целиком..

Желанней, всех прекрасней, Рита.

 

Ланит шелк, трепет дивных губ,

Луна и звёзды на свиданье…

Мне возвращает боль разлук

Тревожный образ расставанья.

 

Через два года ты с другим

Уехала на крайний север.

Я счастлив, что я был любим.

Я проклят, что я свято верил

 

Юнцом в прекрасные мечты,

Живя одним днем – то вчерашним,

То будущим, и только ты

Одна осталась настоящей

 

На протяженье жизни всей.

В волосья впутались седины

Из паутинки долгих дней,

Из всех ночей моей кручины.

 

И встреченный тобой жених,

Суровый северный ученый,

Бедняк, очкарик, верно, псих,

Пленил судьбой тебя какою?

 

Как мог ошибку допустить,

С словами запоздав венчанья.

Как мог тебя я отпустить,

Навек нырнув в моря отчайнья?

 

Я помню всё. Мне даже снилась ты –

Смесь запаха духов, улыбки, грёзы…

На мой стол старые, истлевшие листы

Стихов легли и три завядших розы.

 

 

О Проклятом Поэте

 

Сонм Олимпийский зрел, как расцветал

Ты в диком поле, будто мак прекрасный

И как родных и близких после потерял,

Боль в рифму кутая, как в шёлк атласный.

И как на пьедестал сел в Академии Наук,

Всего себя Хирону на алтарь слагая,

Изведал в жизни столько горьких мук,

Что отдалась тебе Поэзия нагая.

Ужасный сонм взрослеющих юнцов,

Взлетая, простирают к тебе руки…

И в лабиринте из часовен и дворцов

Затейливых душа ревёт от скуки.

Когда ты умер, этот мир потух.

И стало время комнатой пустою.

И тысячей свечей между миров ты двух

Задержан был Богов толпою.

Ты вихрем зимним, снежною пургой

Швырнул снежинки шлейфом белой стужи,

И – кружат в воздухе над спящею землёй

Прекрасные трагические души.

 

 

ВЕЕР

 

Моя улыбка спрятана за веером.

В сиянье глаз откроешь ты секрет,

Да сердце, скрепленное леером

С твоим, хранит в себе ответ.

Твоя улыбка в дне бокала винного

Преображенных чувств горит

Огнем в груди твоей – постыдную

Ты сжечь хотел. Она ж в тебе парит,

Любовь, мечта, услада сокровенная.

Зачем ее пиит благословлял,

Доколе яд отравы древнией

Созданья человеческие отравлял!

Моя усмешка спрятана за веером.

Моя слеза под пудрою ланит.

Всю боль, что мысль о тебе навеяла,

Всю страсть и радость веер заслонит.

 

 

ГОРОД СПИТ

 

Город, окутанный фатой

Темной, как яд на дне бокала,

Из мглы заводов золотой,

Из серых утренних туманов.

И здания, будто термит,

Зеленый сад опустошили.

И желтые глаза-магнит

Макдональдса вдали застыли.

Над чистыми прудами пыль

Ушедших в прошлое столетий

И МИДа ввысь уходит шпиль

В скопленья туч, где свищет ветер…

Летят машины в пустоте,

Будто бы выпущенны стрелы

Из лука витязя. Что ж те,

Которые за нас страдали?

За папертью советских стен,

ВДНХ что обрамляют,

Весь род восстал, лица-как мел,

Стоят и кулаки сжимают…

Отдали жизнь свою и кровь,

Чтоб в рабстве не были их дети.

Но вот, свободная любовь –

Их идеал на белом свете,

И в банке служат, от тоски

Теряя нервы, радость, силу,

Американцу, немцу… Спи,

Мой слабоумный брат унылый.

Глаза скорее закрывай.

Путь колыбельная играет

Из рок н ролла. Отлетай,

Душа, игла тебя ширяет,

И кажется, что крылья есть,

Сыпь на руках от кокаколы…

Да разве можно это есть?

Вдыхать погибельные смолы

От сигареты каждый день,

Глядя на ставший чуждым город,

И утром убивая лень,

Работы ненавидя молот.

Ты так устал, мой бедный брат…

Душно. Лежи. Открою я оконце.

Последний огненный закат

И термоядерное солнце…

 

 

РЕКВИЕМ

 

Как ты неизмеримо много сделал!

Мой лучший друг,

Мой лучший друг,

Ты тьму своим сиянием развеял,

Мой лучший друг,

Мой лучший друг.

Прошёл со мной ты, разделяя мою участь,

Путь по дороге между терниев во мгле,

Себя позволив почему-то мучить:

Вот так мы шли: рука в руке.

И, если б можно было вспомнить сеть реинкраций,

Всё время ты хранителем мне был.

Шаг. Слушай. Тишина вспорола гром оваций,

Что заглушил слова, что ты вопил!

А я, я, опьяненна терпкой славой,

К которой я пришла, опершись на плечо

Твоё, за этою дубовою заставой

“прощай” шепчу тебе, о ангел мой.

Теперь так часто я вниманье обращаю

На тех, кто идёт справа от меня.

Тебе я парой роз всю радость возвращаю,

Что ты дарил мне прежде, так любя.

Как ты неизмеримо много сделал!

Мой лучший друг,

Мой лучший друг,

Ты тьму мою своим сиянием развеял,

А ныне скрылся ты в ней вдруг.

 

 

НЕ СДАЮСЬ

 

Когда горит огонь в моей груди

И скрипкою душа моя играет,

Мгновений нежных столько позади,

О чем я думаю, никто не знает.

Один лишь образ твой мне осветит в ночи

Сокрытый путь сквозь кружева из тени,

И из глубокой самой из пучин

Мечта о нас вверх втащит моё тело.

Когда я вижу, как ты рада вновь,

Очей сиянье, радугу улыбки,

Как снова ты влюбленна, моя кровь

Стуится по краям моей ошибки…

Но все же верю, что любовь сильней,

Когда из глубины души фонтаном бьётся,

И не сдаюсь, и с каждым днём темней.

Вокруг мгла. Шёпот. Может, кто-то отзовётся…

 

 

УЗНАЙ МЕНЯ!

 

Искрится россыпью алмазной

На подоконнике снежок.

И окружен толпою праздной

Звезд ярких месяца рожок.

 

Одна из них сошла пониже

И задержала вдруг свой взор

На мне. Я очертанья вижу

Лица сквозь космоса узор.

 

Душа родная улетает

С проводниками на тот свет.

Надеется, а вдруг узнает

Ее любимый человек.

 

И простирая руки-крылья,

Слезу-хрусталик оброня,

Сквозь темноту зовет: мой милый,

Узнай меня, узнай меня!

 

 

ВЕРНАЯ МЭРИ

 

Сиреневый куст у открыта окна

Дурманит, пленит красотой.

От запаха стала тяжелой глава,

И садом цветущим стал дом.

Губы Мэри, алые, как кровь,

Шепчут нежные слова любви.

«Моя Мэри, свидимся мы вновь», –

Обещает муж ей на крови.

«Милый Вильям, богом поклянись,

Что вернешься, как закончится война».

«Я клянусь. Пора. Ты ж спать ложись».

Мэри долго не отходит от окна.

Взором беспокойным Мэри зрит,

Как подходит муж ее к коням,

Как туман фигуру проглотит,

Ожидает с трепетом она.

Тянутся недели. Вести нет.

Слёзы выкрал алый свет зари.

И никто не может дать совет.

Только боль да призраки любви.

Вот багровый месяц, брат зимы,

Осветил холмы и спящий лес.

Чу! Как будто слышатся шаги,

Словно б кто-то в хату влез.

И не верят радости глаза,

Спал румянец с бледных Мэри щёк,

И любимого прекрасного лица

Кожи нежной гладят руки шёлк.

«Моя Мэри, вот я пред тобой.

Там, в далёком, во чужом краю

Я клянусь, услышал зов я твой!

Устремился, словно бы в чаду,

Спотыкаясь о стремёна и тела,

Сквозь сраженье в самый жар огня,

И знамёна вились в небеса,

Что послали мне видение тебя.

А на следующий после битвы день

Подошел я к задремавшему коню

И к тебе сквозь вихри полетел!

Дай мне руку белую свою…

Мои губы хладом обожгут,

Гнилостно дыханье бледных уст.

И, как обещал, я снова тут».

Взгляд ее пал на сирени куст.

Показались капельки кровИ

На укутанном снежком стволе.

Но тревогу бубен гнал любви

Учащенный, как в испуганном кроле.

«Ты соскучилась, сражаясь с тьмой,

Что приходит в гости поутру,

Так ступай же, Мэри, ты за мной.

Кони ждут нас за холмом». – «Иду».

Мэри смотрит в милые глаза,

Без сомненья руку подаёт.

Заслоняет путь прозрачная слеза,

Холод мужниной ладони кожу жжёт.

Подошли они к холму. В холме же дверь.

Мэри в изумленье замерла.

Тут она открылась перед ней.

И за Уильямом вослед она вошла.

Смотрит – вешний яблоневый сад

Перед ними посреди зимы…

Роют землю грозно и храпят

Кони, чёрные, как очи сатаны.

В кэб, манимая любимого рукой

Села Мэри. Грохот. Камнепад.

Содрогнулся страшно древний холм.

Дверь исчезла. Тихо. Двое спят…

 

 

ЮНАЯ МЕЧТАТЕЛЬНИЦА НА ЗЕМЛЕ

 

На свете немало сомнений,

Сильнее, однако, одно:

Вокруг меня тьма увлечений,

Так дивно… А мне всё равно.

Влюблённость, бывало, уходит,

И в сердце опять ни следа –

Оно суматошно, не вспомнит

То чувство, что жило всегда

В веках – им Амур забавлялся

И грустный пиит дорожил,

Герой Дон Жуан бахвалялся,

Влюблённый вампир этим жил.

Как будто б любови уводит

Ревнивый герой клинья стрел

И в небе с меня глаз не сводит.

Ах если б сюда ты слетел…

Ну что тебе стоит спуститься?

Зачем – ни себе ни другим?

Явись мне, харэ просто сниться!

Моя хворь, ты неумолим.

Неужто такою тебе я нужна?

Я в страхе, без добрых друзей,

Поддержки лишилась. Я в гневе страшна!

Не совестно ль, праведный змей?

Раз любишь, раз можешь меня уводить

От взглядов любовных Земли,

То что же ты медлишь? Пора отплатить

Мне тем, что ты станешь моим!

Не месть мною движет, ах, смилуйся, нет,

Увидеть хочу я тебя!

Спустись же, и дай мне скорее ответ,

Что станешь таким же, как я!

 

 

 СТУК КОЛЕС УНОСИТ МЕНЯ ВДАЛЬ…

 

Да, в мире нет такого счастья,

Как просто здесь сидеть с тобой,

Твоих волос рукой касаться

И слышать голос тихий твой,

И отдохнуть с тобой под небом,

Что уплывает в глубину

Из дымки холода и снега,-

Я так хотела б ночь одну.

Наутро, глядя в горизонты,

Мы бы смотрели на восход

И перелистывали ноты

Из недосказанных в них слов

Курили б, сидя на завалке

Из брёвен сладостный ладАн…

Тихонько слезы я роняю

На гриф гитары. Вот мой рай.

Когда звучат твои аккорды

И дышит пламенем костёр,

И в бесконечность светят звёзды,

Смотри в глаза и просто пой…

 

 

ЛУННЫЙ ЛЮБОВНИК.

 

Мне не надо говорить, что ты истинна.

Любовь, я ничего тебе не должен.

Моею кровью, болью путь твой выстланный.

Любовь, ведь по-другому ты не можешь.

 

Пока не выпьешь, не опустошишь

Ты душу снами беспокойными,

Ты в небеса на крыльях не взлетишь,

Раздутыми от слез моих тяжелыми.

 

Зачем мне рвать тебя на части, так любя?

Ты говоришь, тебя я не достоин.

Что ж, более не буду беспокоить я тебя,

И более не буду я спокоен.

 

Луна, луна, ты будоражишь мой недуг,

Холодной сталью проникая в разум.

Пожалуй, ты единственный мне ныне друг,

Грустя со мною в ночь да утром ранним.

 

Когда на небе солнышко взойдет,

Прекрасное и тёплое, живое,

Опять ко мне любовь придёт

И навсегда останется со мною.

 

 

ВЫСОЦКИЙ

 

Глаза луны из фонарей безмолвных

Во мраке, точно кошки, наблюдают

За мной. По тротуарам темным

Иду, в плащ кутаясь. Огни мелькают

Автомобильных фар, зажженных ярко.

Как пламень, ночь сияет под пологом

Созвездий и галактик. Но не жарко

Промозглой ночью зимней, режет ноги,

Промокшие в проталенной грязи,

Словно кинжал турецкий, резкий холод,

И в душу он пробрался. Отвези

Меня, таксист, отсюда! Был я молод,

Когда впервые здесь я побывал,

И были эти все места куда любезней,

Людей добрее, кажется, я знал,

Но я вернулся. Я вернулся прежним.

Я болен был в чужбине, я в беду

Прожить пытался, хоть бы саму малость.

Стихи писать садился, как в бреду,

Словами будто бы давя на жалость

Всех тех, кого покинул тогда враз.

Теперь я говорю, я знал людей добрее?!

Кого я встретил, не превратился в мрась,

Оставшись здесь, когда я на панели,

Пропахнувший духами, в пустоту

Орал, на хрип сбиваясь, в микрофоны,

И красным фонарём, скрывая наготу

Души плащом, я освещал те очертанья снова –

Глаза из фонарей безмолвных,

Петли дороги, кошек и луну.

И не оглядываясь, царь теней огромных,

Я в ночь неспешной поступью иду.

 

 

РАЙ

 

Зачем мне не уничтожили память?

Почему мне так плохо в раю?

И зачем ноет сердце от горя и боли,

Почему не качаюсь в лиане – скорблю

По братишке, по маме, по отчему дому?

Вон избушка, сарайчик, слегка на боку,

Весь скосившийся, старый, гнилой, неуютный,

Только кошки теперь наскребли мне тоску,

И опять вспоминаю свой мир поминутно.

Пусть жестокая злоба кромсала меня,

Пусть людские усмешки и бедность изгрызли,

Все ж мне надо немножко родного огня,

Чтоб согреть мою хладность, прогнать мои мысли –

Они так убивают, всю душу прожгли,

Как кислотностью, пленкой овеяли тело,

В каждой жилке его прогорают угли –

Так, наверно, ты раньше хотела?

На облаке сидя, порой я глядел,

Как Амур вновь натягивал вострые стрелы,

И… чего я желал? И чего я хотел?

Да, должно быть, чтоб снова те стрелы согрели

Моё хладное тело, чтоб встретить тебя,

И не здесь, на земле, прикоснуться к вам нежно,

Мать и брат, и прижать Тебя к сердцу, любя,

Снова с кровью бегущею, с кровию грешной…

О, зачем мою память забыли убить

И зачем мои мысли вас не иссосали?

Видно, чтобы я снова сумел полюбить

И страдать, как вы прежде, наверно, страдали.

 

 

НАД РОССЫПЯМИ ЗВЁЗД

 

Над сумеречным покрывалом тишины,

Расшитым россыпями звёзд,

Галактики сияют корабли,

А в небо грустно смотрит чёрный дрозд.

Напрасно ветка позвала его, качаясь.

Мечты о прошлом у них были впереди,

А то, что волшебством им показалось,

Тоскою сладостною замерло в груди.

 

 

ГРОЗОВЫЕ НЕБЕСА

 

О любовь всей моей жизни,

Мое сердце живо лишь тобой.

Об ответном чувстве мои мысли,

Пламя лет не сможет сжечь их. Сон

Вижу часто о заветном нашем счастье,

Грежу я тобою наяву.

Но сказать не смею в одночасье,

Как тебя безумно я люблю.

Ночь придет, звезд россыпей сиянья

Небо темно-синее пронзят

Светом серебра и злата ярче,

И мечтательным вновь сделается взгляд,

И с ресниц сорвется на подушку,

Как жемчужина, прозрачная слеза,

Обниму ее, как милую подружку,

Вспоминая про твои глаза.

В них есть свет звёзд этих ярче,

И лукавая мелькает в них искра.

Как хотелось бы с земли подняться –

В грозовые, цвета стали, небеса…

 

 

НЕПРАВДА

 

Не шепчи мне, прошу я тебя, что ты смертен,

И мне ласковых слов от тебя не надо,

Успокоить мне душу нельзя. Черны вести

В этом белом письме я держу, угли ада

Точно, жгут они руку мне, как же больно!

Но тебе я скажу в очи лишь неправду,

Как актёр, озадачена жить эту роль я

Лучше всех, ощущая по венам прохладу.

Я скажу тебе, что приготовила ужин,

Я солгу, что мы завтра увидим солнце,

Ведь постельный режим уж тебе не нужен,

С чёрной болью захлопну в палате оконце.

Тебе ветер способен сжигать минуты,

А часы посильнее, чем мои руки,

Что в объятьях зажали тебя, будто путы,

Задержать пытаясь миг вечной разлуки.

Под унылым дождем через тьму и сырость,

Горбясь, точно под грузом, под хладным ветром,

Я иду, шепча, что мне всё приснилось,

Вслед за гробом, теряя суть жизни и смерти.

 

 

ОДИНОКАЯ В КРАСНОМ

 

Огнём пылает в сердце вспоминанье

О днях, которых к жизни не вернуть.

А я, увы, беспечное созданье,

И не ценила радостных минут.

О чём тогда ты, милый призрак, думал,

Когда с другою в тот вечер танцевал?

Понять тебя, наверное, смогу я,

Но вот принять не сможешь ты меня.

Теперь на бал иду я в красном платье,

Одна, походкой гордой от бедра,

И кавалеры кланяются. В вальсе

Кружусь, чтоб мысли прочь шли от меня.

Но возвратится злой укор рассудка,

Ведь в сердце я тебя смогла впустить…

Ах, как же в тишине бывает жутко,

Да как мечту смогла я упустить?

 

 

АЛЧНЫЙ СТАРИК

 

Я жадно жизнь любил из кубка

Пить драгоценного; на пир

Друзей обманных для придурка

Сзывала Алчность, мой кумир…

И радуга добра и злата

И счастья ощущенья сном

Мне не казались. Но расплата

Таилась рядом, за холмом.

Из кружева притворной лести

Убранства чинно я носил.

А враг без совести и чести

Меня заочно поносил.

Однажды встал я утром ранним,

Увидел, как мой дом горит.

Мой потрясённый дух бездарный

Вдруг смолк, как будто был убит.

Когда прошло оцепененье

И спасся как-то чудом я,

Меня постигла боль лишенья –

Погиб мой сын и мать моя.

И тут жестокое прозренье

Ко мне Судьбою принесло…

Мне не вернуть все те мгновенья,

В которых счастие жило,

Что я упорно не заметил,

Когда я занят был собой,

Деньгами их кормил-приветил,

А они жаждали любовь.

Принёс карьере в жертву сердце

И возложил ей на алтарь.

А жизнь такая хуже смерти!

Но я того не признавал.

Затем я предался сомненьям,

Исканьям, запил и заел.

Друзей больному утешенье

Обидно. Вот я растолстел,

Стал злобным, сытым, одиноким,

Печальным, вечно недовольным,

А, верно, был я недалёким

Всё это время жизни вольной.

Печально кончилось обжорство.

Диагноз: заворот кишка.

Моё последнее притворство –

Решить, что жизнь не коротка.

И, может, этот самый случай

Покажется кому трагичным,

Однако яд змеи ползучей

В крови у всех. Столь прозаично…

 

 

В ОДНОМ БЕЗУМНОМ ЦИРКЕ

 

Цирк. Занавес. Пляшет арена

Сиренево-желтым огнём,

И стрелки вращаются – время

Летит на часах над толпой.

 

По кругу зверьё с клоунадой,

Как страшная рота, идут,

Я в центре кромешного ада,

Как точка отсчёта, как спрут.

 

Я, будто актёр, знаю роли

И смог все их перестрадать,

Но Боги не ведают боли.

Лишь Боги умеют играть.

 

 

ЦЫГАНСКАЯ ПЕСНЯ

 

Услышите музыку ветра в листве –

Это цыганская песня,

Услышите топот копыт по земле –

Это цыганская песня,

В ней воздух ночной и дыханье огня,

В ней солнышко и бор осенний,

В ней моря прибой, тихий шелест дождя,

В ней утренний свист птицы вешней.

Сквозь лес и луга, сквозь дорожную пыль

Летит цыганская песня,

Огнём вспыхнут в сердце легенда и быль,

Услышав цыганскую песню…

 

 

ГРОТЕСКЪ

 

Над тёмной дубравой былинной

Холодного солнца восход.

Трескуч и тяжёл воздух зимний.

Вдаль мавок идёт хоровод

Печальной процессией длинной

Улыбок ужасных в глазах,

И песнею звучной старинной

Их вой раздаётся в сердцах.

Под елью, в дубах, околдован,

Спит чёрный искрящийся пруд

И хлопает крыльями филин,

В тиши схоронившийся тут.

И с тёмных зловещих полянок,

Что тряской болотной дрожат,

С туманами серые тролли

На странных валУнах сидят.

Шныряет промежду деревьев

Кошмарными тЕнями зверь,

И шёпот листвы – голос эльфов

В холмах над овражком. Там дверь.

Из тёмной, как Зева, пещеры

На лунной грибной шляпки блеск

Выходит, сам как луна, белый,

Прекрасный, как Тайна, Гротескъ.

Пока он одним глазом дремлет

За лесом, другим за войной

Со страстью он смотрит, и внемлет

Валькирий ему целый рой.

На засуху, землетрясенье,

Могучей рукой свою утёс

Обвив, он глядит с упоеньем.

Холм вешними мхами зарос.

Морошка на древних болотах,

В которых утоплены спят,

Краснеет, как кровь. И, как ноты

Симфонии, Псы Сна летят.

Настал март, ручьи наполняют

Журчаньем и звоном весь лес.

Подснежник видАть. Снега тают.

Пока ж дремлет снова Гротескъ…

Когда вопли Гончих вновь осень

Накинут, как тёмный полог

На лес заколдованный, восемь

Он Одину од пропоёт.

Сливаясь с дождём в ритм экстаза

Своей окрылённой душой,

Он с воплем откроет два глаза.

Что ж будет с планетой Землёй?

 

 

ТУУАТТ ДЕ ДАНААНН

 

Ты пришёл за заколдованной тропою

Вслед сюда, к подножию холма,

Что над пропастью навис седой горою.

Здесь живёт Туатт де Данаанн.

“Отвечай мне, о юная дева,

Сколько лет вам?” “Я стара, как мир.

Моё юное древнее тело

Источил червь и выпил вампир.

Мое самое большое в мире счастье –

Искупаться в солнечных лучах,

Когда вся природа в моей власти,

СУдьбы многих на моих плечах.

Смена холода зимы душистым летом,

Наполненье тишины пением птиц.

Но коль на моей спине есть крылья света,

Будет тяжко, больно их по земле влачить.

Душу изгрызает червь сомненья.

Магией всесильной одарен,

Я творю через предубежденье

Низшим существам вокруг добро.

Что ж я прежде маялась, скиталась,

Не приемля награжденья за труды?

Тайнам мастерства я колдовского обучалась,

Постигая смысл Красоты,

И, заглядывая потихоньку

В темень самую сил дремлющих богов,

Я уверилась, что прожила без толку

Сотни лет под тяжестью замков.

Что ж, отныне отпираю я преграды

И шагаю в алхимический огонь.

Так иди же, человече, мне в усладу

В плен ко мне, в свой вечный долгий сон…”

 

 

НАБРОСКИ

 

Холодный острый дождь за шиворот летит,

Метает вниз конические стрелы.

То облако, которое в вершинах спит

Гор синих, чьи вдали видны вершины.

Кобыла чёрная – ночь тенью окрылённой

Несётся слева, справа от меня;

Я медленно бреду походкою влюблённой,

Образ в душе лелея и храня

Той, для которой я хранил мечты и верность,

И для которой правильно старался жить,

И выстрадал бы с радостью я бедность,

Чтоб её всякому желанью угодить,

Той, чей я голос чрез сирен хор слышу,

Чей лик узнаю из любой толпы,

Которая отныне иным желаньем дышит,

Допив до дна мой пыл, любви моей цветы

Со скуки оттого, что надоел безмерно,

Втоптав в комья земли. Вот, бьются у сапог

Они, и кажется, наверно,

Что кончен я, раз опостылеть так я смог!

Ах нет, кидайся, злое небо,

В меня дождём и снегом – мой тиран,

Каким бы горьким памяти плач не был –

Ты сладок, нежен, как самообман,

Которым тешилось дитя, наверно, раньше –

Моя душа, что верила в любовь.

Ах, коли вправду встретимся однажды,

Мимо пройдём, чтоб не встречаться вновь.

 

 

ДВАДЦАТОЕ ДЕКАБРЯ

 

Разбились с грохотом на мелкие осколки

Мои крылатые хрустальные мечты,

Они подняли вверх меня далёко

К небесным перламутрам высоты,

А ты швырнул их вниз, как злая сила,

Как демон злобный ада, и сразил

Крылатого могучего Икара,

Что над волною яростной парил

В закатных отблесках багряного светила

Средь золота червонных облаков.

Упала вниз могущественна сила,

И Люцифер из ней родился вновь…

Ты слышишь, Вельзевул – сильнее

Труби в свой рог погибельный, кровавый!

О, трубадур, запечатлей скорее

Грозною рифмой миг сей величавый…

Холодной поступью, касаясь едва скал,

Иду к тебе. Готовь мешок, злой демон.

Ты будешь собирать в них трупы, что кидал

С гор по пути я, проклиная время,

И слабость вся с гордынею, разверзшись

Поболее Георгия Дракона,

Преображает в злобную, унылую усмешку

Вся жизнь мою, что проходила ровно,

В которой детские надежды и мечтанья

Соединялись с милой красотой.

Представить трудно крылья из страданья,

Которыми я ныне одарён!

Они разверзлись черной скорбной тенью,

И с воем жутким в воздухе морозном,

Искрящимся снежинками, взлетел я…

Менять всё завтра будет слишком поздно.

 

 

Тот, Кто Вечно Смотрит в Море…

 

Закат пронизал кровью неба стены,

Упав потоком на барашки моря

И на утёс, где в профиль виден демон

Сидящий, обхватив колени в горе.

С карнизов золотых сорвавшись, ветер

Над берегом гулять ушёл из рая.

До бригов же, с которых в силуэте

Тень зла узнали люди, долетает

Суровый шёпот, этот голос древний,

Что жив в ручье, огне и камне

И эхом катится в бездонном небе.

В себе он мудрость сочетает с тайной:

“Смотреть на море и не видеть его волны,

Не помнить запахи, вдыхая полной грудью,

Смешать все краски света, его тоны,

Я музыку лишь слышу сквозь решётки прутья –

О клеть моя, невидимая, злая!

Я обречён. Обрёл навек усталость

От мира, от бессмертия, от знанья,

Но море слышу я – и это моя радость.

Оно безумной музыкой взорвалось,

Потом затихло тихой нежной флейтой –

То буря, разразившись, прекращалась

И корабли носить устала ветром.

Спокойно плещутся сапфиры-волны

И мягкой музыкою в космос улетают.

С утёса этого сойти не смею годы,

Боясь лишиться слышать море дара…”

Над мрачною пучиной вод суровых

Утёс навис, как жуткий зуб дракона,

Зернов став для моряцких споров

О Том, что вечно смотрит в море…

 

 

КОРАБЛЬ  ЖИЗНИ

 

Пруд, окованный тоской.

У врат ветер вздыхает;

Парк безлюдный и пустой

Печальный Ангел охраняет.

Каменный печален лик.

Чёрное шуршаще платье

Скользнуло в света блик

Луны, и шпиль-распятье

Четко в небе виден стал

На верхушке старой церкви.

Вкруг него горит овал

Лунный, словно пламя свечки.

Вдаль дорожка меж могил,

Склепов тихо убегает.

Здесь туман утром бродил,

А теперь же ночь гуляет.

Про места си говорят

В чёрные глухие ночи

Мудрость времени таят

Тех, кто спит, вещие очи.

Тут влюблённым парам рай –

И романтика, и жутко,

В час вечерний в этот край

Часто их приводят чувства.

Те, кто близких потерял,

Их надеются здесь встретить,

И я вопросы задавал

Тишине, и ждал ответа…

Я мечте своей внимаю,

И перед зари пожаром

Я букеты роз роняю

На прохладный бледный мрамор.

Может быть, они когда-то

Меня встретят за порогом,

Где туман плывет над садом,

Где кончается Живое.

Когда в раздумье у плиты

Или камней надгробных стану,

Мне кажется, я слышу их мечты,

Их шёпот странный различаю…

«Чем думаешь и как живёшь?..»

Пока в огне танцуют мысли,

В туман уносят шторм и дождь

Чёрный корабль моей жизни.

 

 

Я ИДУ К ТЕБЕ

 

Промозглым холодом несет от свежевырытой могилы,

С запахом глины и ледяной земли,

В ней спит глубоким темным сном мой самый милый…

Под синим шатром неба серп луны.

Камыш колышется. СтрашнО. Кругом болота.

Венок оставлю и скорей пойду домой,

И до утра ко мне в окошко будет кто-то

Стучать, и голос будет слышаться родной,

И сами по себе звучать струны гитары.

Потом заржет в конюшне старый конь,

И я увижу чрез окно, как будто пьяный,

Ты пал с коня, в крови. О, снова этот сон.

В глухую ночь я, позабыв про холод,

Раскрывши двери, убегу к тебе.

А завтра опустеет дом. Ставни завоют,

Сквозняк пуская в комнаты теперь.

 

 

МОГИЛА СВЕТЛЯЧКОВ

 

Над лесом темным ярко светит серп луны,

В сиянье северном купая облака,

И меж деревьев проплывают тихо сны,

За лапы елей задеваючи слегка.

Окутанный туманом древний лес,

В ночных глубоких звуках потонувший,

Скрывает тайну, словно спящий бес,

На берегу Геены прикорнувший.

Будто огонь, лежит везде листва,

Опавшая с разбуженных деревьев

Ужасным звуком, что взлетел впотьмах

В трескучий воздух грозовой, как ворох перьев.

В зеленой арке елей и берез

Фигура черная. Как ночь, зашевелилась.

Обжег мне руки холодом мороз,

И на дороге я, застыв, остановилась.

Ни шагу больше по лесу в темноту…

Мне яма страшная у ног того, во мраке

Видна, будто уходит в пустоту.

Над страшной ямою, как призраки, летают,

Сверкая жёлтым, сотни светлячков…

Их множество в ней тут же погибает,

В могиле жуткой мёртвых светлячков.

Несите прочь скорее меня, ноги,

Из злого леса, беспросветной мглы,

От этой тени, что в душе моей тревогу

Вплела, казав мне мёртвые огни…

 

 

АЛОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

 

Сегодня ты меня убил.

Жестоким точным выстрелом мне в сердце.

Когда я падала, ты рядом был,

Глядел, не в силах насмотреться,

Как я лежу в яркой крови,

Среди алмазных клубов пыли,

Как догорает свет любви

В глазах, что образ твой ловили,

Когда он плавно исчезал,

В обманном свете растворяясь,

И ток меня насквозь пронзал.

Я, засыпая, улыбалась…

Тебя холод огнём прожёг,

Ты чувствуешь: бьёт лёд по жилам?

В висках опять стучит кровавый ток;

Ты лёг, как пьяный, у моей могилы

И обнял нежно каменну плиту,

Жестоко приминая чьи-то розы.

Твой взгляд недвижен, словно видишь ту,

Что сделала Убийцей твои грёзы.

 

 

НЕВЕСТА

 

В сиреневых частотах вдохновенья

Кружусь я в танце с вихрем лепестков

Роз алых, что от дуновенья

Кружатся призрачных ветров.

Мне платье белое колени,

Волнуясь, обнимает нежно.

В углу, тоскуя, жмутся тени

Друг к другу на настиле снежном.

Осина мне кивает тихо –

Фата запуталась в ветвях.

На Свадьбе гость печальный Лихо

Боль ног моих спрятал в снегах…

Следы кровавые повсюду

В зигзагах и иных фигурах,

Миг равен вечности… я позабуду

Всё, что предсказано мне в рунах.

И пьяный бред мне не терзает сердце,

В висках стучит полёт мечты,

И с каждым шагом мне всё легче

Уж оторваться от земли.

 

 

РЫЦАРЬ-КЕЛПИ

 

В то время, когда выходили

Гадать на любовь при луне,

Андро-хороводы водили

Да дань приносили весне,

 

При свете в вечерний час свечки,

Пока не придет с поля мать,

У дома на ветхом крылечке

Садилась Айлин вышивать…

 

Ведет рукой — месяц и звезды

Сверкать на тартане начнут,

А то ль ежевичные гроздья

На твиде в руках расцветут.

 

Прекрасные ясные очи

Узор сложный точно следят.

И длинны пшеничные косы

Ее обрамляют наряд.

 

Порою ей так прогуляться

Охота в ночную пору,

Особливо в вешнем убранстве

Столь чудном дубовом бору…

 

Ждала долго мать и скучала

Айлин в день апреля последний,

И рыцаря лик вышивала

На скатерти чудный и бледный.

 

Про строгий наказ позабыла,

Решила немного пройтись,

На лавку Айлин положила

Несшитое кружево вниз.

 

Закутавшись в шаль, меж дубравных

Прекрасных витающих троп,

Шла дева в молочном тумане

И к озеру вышла Ломонд.

 

Ей дивный пейзаж открывался.

В умиротворенье она

Присела на берег. Там пасся

Прекрасный конь, чёрный, как мгла.

 

Он длинною вьющейся гривой

Почти руки ей задевал,

Когда наклонился игриво,

Погладить он шею ей дал.

 

Айлина красой восхищалась

Волшебною диво-коня

И нежно ему улыбалась

В объятии милом, хваля.

 

Что смотрит он, не отрывая

Прекрасных рубиновых глаз,

Айлин, ах, Айлин, не видала

И на коня взобралась.

 

Взлетел вверх каленой стрелою,

Взвился, как дракон, до небес,

И липкой оброс чешуею

Озерный тоскующий бес.

 

Из гривы и водрослей цепи

Её тонкий стан оплели,

И дева, влекомая Келпи,

В Ломонде сокрылась глуби.

 

«Ах, Келпи, — шептала с надеждой,

Ты жизни не трогай моей». —

«А что взамен?» — «Прочь всю одежду,

Женою я стану тебе».

 

Он сбросил с Айлин ее платье,

С себя лошадиный свой вид,

Как вышитый на ее скатерти,

Прекрасный эльф рядом стоит.

 

Она обняла его нежно

Точеный божественный стан,

И ночью безумной и грешной

Любви пробудила пожар.

 

На шею у спящего Келпи

Уздечку надела она,

Из водорослей и волос сделав,

И имя его назвала.

 

Проснулся в обличии прежнем

Ее околдованный муж.

И повела дева Келпи

С собою в деревню свою.

 

Ее повстречали, как ведьму,

Угрюмы и злы старожилы,

И мать ей калитку не смела

Открыть: мол, моя дочь в могиле,

 

Она выходила купаться

Шестнадцать лет сроку назад,

С Ломанда дна рыбаки платье

Вернули. Дочь воды хранят…

 

А ты на нее так похожа,

Но тысячу крат красивей,

И конь твой прекрасный тревожит,

Мне от его глаз холодней,

 

Чем лютой зимою от вьюги.

Дитя, отправляйся домой.

Мне сердце тревожить не вздумай

Печальною вешней порой.

 

Айлин, ай, Айлин под уздечку

К озерному брегу коня

Свела, и у вод безутешно

Проплакала добрых полдня.

 

Затем она, обнажив шею

У Келпи, вскочила наверх…

Ах, видели юную деву,

Прекрасную, точно сам грех,

 

Она завлекала, купаясь,

В объятья влюбленных селян,

И с Келпи она, забавляясь,

Топила их в водах Ламанд.

 

 

КАМЕННЫЙ АНГЕЛ

 

Холодный ангел мраморный печальный

Свой лик к тропе чуть освещенной обратил

Луны серебрянноей призрачным сияньем

Между крестов, надгробий и могил.

Весь в чёрном, странник в царстве мёртвых

Приходит часто этой траурной тропой

Ко статуи. Стоит в молчанье, смотрит,

Недвижностью со статуей схож той.

У девы с крыльями лик так напоминает

Ему любви его прекрасные черты,

И каждый день он вспоминанья вызывает

И боль свою, и нежность, и мечты,

В свой дом пустой не хочет возвращаться

И в мёртвой комнате возле окна сидеть-

Лунной тропой приходит он слоняться

И в прошлого лик каменный смотреть:

Обнимет ангела – и боль уйдёт любая,

И поцелуй холодный мрамор примет.

Он руку к сердцу крепко прижимает.

Нет стука. Холодно. Любви нет.

 

 

ЛЮБИВШИЙ ДЕМОН

 

Твоих глаз дивноей лазурной синевой

Невольно небо возлюбуется дневное.

Волос шёлк – будто цвет дали ночной,

Как крыльев цвет того, кто вновь в твоем покое…

Я очарованный, как только лег закат

На плечи взволновавшемуся морю,

К балкону подлетел сквозь тихий сад

И замер, наблюдая за тобою…

Расческу положивши у окна,

Ты подошла к балкону, в звёзды

Мечтательно смотря, и зеркала

Мой лик сзади тебя явили, как угрозу.

Но не заметила… К тебе я прилетал

Не раз давно, когда была ты нежной

Совсем юна, забавна – я читал

Тебе о сказках и преданьях древних,

Ты слушала, внимала и росла,

Ночами убаюкана в объятьях

У демона, в тёплых руках,

И улыбалась мне, – лик милый как заклятье!

Когда исполнилось тебе пятнадцать лет,

Я тебе другом стал, и утешал от муки

Первой отвергнутой любви, и восемь лет

Я рядом был, лечил тебя, и руки

Тебя качали в царстве темноты,

И пели колыбельные волшебны,

Когда с работы возвращалась ты,

И утром просыпалась ты с ответом

На мысли, что тревожили тебя…

Но вот не приглашен на праздник

Твой самый главный ныне я –

Ведь у тебя сегодня свадьба.

Ну что же, значит, вот как… слеп,

Ничто для той, кто в моих жилах

Огнём горел. Лишь хладный склеп –

Свидания обитель с милой…

Твое сознание меня

К балкону уж не подпускает,

И лишь на кладбище, маня,

Тебя твой демон поджидает…

Что ж, для свиданий кратких я твоих

От горестной забавы иссушаю близких,

Разочарования пожар в тёмных очах моих

Раздавленный твой образ впитывает. В тисках

Твоя душа, свободной что была,

В мечтах что выше гор вершин летала.

Почувствуй боль, что демону дала

Любовь нечеловеческая, что полёт кинжала.

Ты знаешь, милая, хотя ты отреклась

И отмахнулась от времен угасших,

Тебе осталось очень мало ждать

Последних двух свиданий наших.

Одно – когда найдёшь на площади в толпе

Лицо, что исказил гнев и отчайнье,

Любви лик, что явил однажды зверь…

Пройдём мы мимо, сохранив молчанье.

Исчезну я средь спин и серых лиц,

А ты возможно, узнавая, обернёшься,

Но трудно будет тотчас подойти

Ко мне. А может, ты и развернёшься,

Но никого не видя, позабыть

Под тот же вечер ты меня сумеешь.

А я обязан далее любить!

Так, как ты и предположить не смеешь!

И вот, вторым свиданьем в темноте,

Тихонько опущусь на полог

Кровати к спящей я тебе,

И унесу тебя я в ночи колот,

За плечи обнимая темнотой

Сверкающей летящих вдаль созвездий,

С свистящими крылами над землёй

Над спящим городом, с вихрями вместе…

Вторым свиданьем я закончу боль,

Что так садняще режет душу,

И палача приму своей любви я роль,

Убив тебя, ее я красоту разрушу!

Вот миг желанного отмщения настал.

Над снежными деревьями серп-месяц.

А небо будто бы художник расписал

Сиревым, златым и алым цветом.

В объятиях своих держу

Я драгоценнейшую свою ношу,

От мысли о твоей смерти дрожу,

Как лист осенний, что приклеила пороша

К стволу березы. Дивные глаза

Ресницы сном волшебным прикрывают,

Чтобы не видели, как демона слеза

На твой румянец падает, когда он умирает…

С рассветом розовым проснёшься ты в лесу,

На ветках сложенных на россыпях алмазных

Первого снега, «ангел» на снегу

Рядом с тобою будет с ранним солнцем таять.

 

 

ТЕНЬ ЭЛЬФОВ

 

Средь вересковых океанов голубых

В даль синюю от ветров да озОрных

Парящий сокол в небесах парит

Над дивным краем заозёрным…

Туман весны лёг на снега зимы,

Что на алмазы растопило солнце,

И из молочной мглы слышны

Песни волшебные – как плачет и смеется

Злаченый колокольчик вдалеке.

Играют средь деревьев тени…

Единорог в туманов молоке

Своих хозяев ищет тщенно…

Забыт мелодий дивных шарм

И хороводы в чащах древних.

Холмов осиротевших лишь оскал

Дракон застывший охраняет верно,

Да из ущелий тёмных диких гор

Порой доносятся обрывки эха,

Со склонов неприступных, да из лисьих нор

С луною слышится волшебный голос флейты…

 

 

ПЕСНЯ СИДА

 

Однажды по лесу искал,

Заблудши, я дорогу,

Охотясь, сильно я отстал,

Замешкавшись, от многих.

Алмазные снежинки мне

На волосы ложились,

И вязнул конь в белесой мгле,

И тени близ кружились.

Полоска алая легла

На облака из злата,

Когда вдруг свет увидел я

Между дубов лохматых.

С коня сойдя, прошел меж них

И вдруг остановился –

В ветвях увидел Веанир,

И перед ней смешался.

Длинных златых волос волна

Ее объяла плечи,

Лицо так светло, как луна,

В глазах играет вечер –

Зелено-голубым дождем

Зрачки ее сияют,

И от нее исходит зной,

Колени подгибает.

Она изящною рукой

Меня манила ближе.

И жалобно заржал вдруг конь,

Что оступился, – слышу,

Но не хочу идти назад,

Остался рядом с нею,

На пень трухлявый сел, и взгляд

Ловлю ее несмело.

Она мне ласково речет:

«Ах, милый, добрый странник,

Твое я имя – Ланселот –

Шептала из забавы.

И вот пришел ты, статен, юн,

Что делать – я не знаю –

С тобой. Слыхала, ты певун,

Так спой со мною Вайю.”

И я с ней пел, не зная слов,

И сердце замирало,

И от сплетенья голосов

Весна мир наполняла…

Увидел я, как зацвели

Кружком сплошным, мерцая,

Белесо-синие грибы.

Тут вдруг она привстала

И собиралась уходить,

Но я воззвал: «Останься!

Забыл я, верно, как ходить…

Я встать хотел… для танца».

Она с усмешкой на меня

Тотчас же обернулась,

С земли дрожащей подняла

И в вальсе повернулась,

Держа меня чуть-чуть, слегка

За трепетные плечи…

Улыбки странен был оскал.

Давно был тёмный вечер.

Но не заметил это я.

Усилился вдруг ветер.

«Смотри, – сказала мне она, –

Как руки постарели».

Действительно, я, как старик,

Устало шевелился,

Морщин вид вызвал страшный крик,

И я пред ней взмолился:

«Ах, отпусти меня домой,

Довольно насмехаться,

Я пел, когда ты приказала «пой!»

«Ты сам мне пожелал остаться.

Ну полно, милый юный друг,

Возьми скорей, откушай».

Я принял из прекрасных рук

Кусочек алый. «Слушай,

Я так хочу уйти домой!

В сказаниях об эльфах

Я слышал, что нельзя есть то,

Чем угощают дАну девы».

«Сей фрукт вернет тебя домой, –

Веанир усмехнулась,

– Но ты забудешь образ мой».

«Ах, нет! – в душе кольнуло.

– Я не хочу тебя забыть,

Хоть злые твои шутки,

Но – губ твоих нектар испив,

Забыть его в пустой разлуке…

О песне, будто соловей,

Что ты мне напевала.

Нет, не могу. Тогда убей».

«Того я и желала.

Но ты противиться посмел

Моим речам обманным.

Что ж, выбрал сам ты свой удел.

Вернись домой гостем незваным».

Я удивился – меня ждут,

Но это ей я не ответил,

И прочь пошёл – меня вел мой испуг,

Только коня на месте не заметил.

Вместо него на горсть костей

У дуба натолкнулся.

Но мало ли в лесу путей –

Дорогой промахнулся.

Когда пришел к деревне я,

Никто меня не помнил,

Чуждалась даже ребятня.

Тогда пришел я к дому.

Меня там старая чета

Возле ворот встречала,

Вздохнув от страха «Как же так!»

– узнал я в старце брата.

«Ушел из дома ты давно,

Вернулся – как не ехал ты

С рожками на охоту.

Отец, мать с горя, как цветы,

Завяли чрез субботу.

Тебя искали мы в лесах,

Напрасно тебя звали.

И обернулось время в прах,

Уж мы тебя не ждали.

«Отец, мать померли давно?!»

Тут стал я безутешен,

Брат меня обнял: «Что ж с тобой

Случилось, друг мой нежен?

Уж Лилия, что ты любил,

Мне кажется, жениться

Хотел, оставила наш мир,

Так не дождавшись принца».

Я безутешно в горе впал,

Обвил главу руками:

«Ах, брат мой милый, я пропал,

С лесными ее грибками».

Никто не понял мой ответ,

Но я просил меня оставить

В покое. Ночью яркий свет

Во сне увидел. Громко лаять

Собаки стали во дворе,

И оттого тотчас же я проснулся.

Вдруг вижу: дева, и над ней

Сиянье. Я от сна очнулся,

И вижу, что в ладони тот

Малюсенький кусочек

От фрукта алого, и вот

Решил я память уничтожить.

Я сладкий, тающий, как мед,

Фрукт ощутил на нёбе,

И тотчас позабыл я род,

Любовь, и страх, и злобу…

 

“С улыбкой радостной ушел

Наутро брат зашедший

На ночь одну, и я нашел,

Что был он сумасшедший.

А может, воротился он

К родне из-за могилы”.

И клал железо под порог

Джон от нечистой силы.

 

 

ПОТЕРЯ

 

Белоснежное кимоно

Шёлковыми поцелуями

Покрыло рисовые поля,

И река, бегущая к небосводу,

Заискрилась бриллиантами

Нежных снежинок.

Девушка с белым веером

Вышла на крыльцо.

Утро подарило небу

Розовые и золотые краски,

Но горных вершин снегами

Украсило ее черные волосы.

 

 

БЕЛОСНЕЖКА

 

Кручиной полон, витязь статный

Печалится в саду вишневом.

Качается в ветвях хрустальный

Последний дом невесты скорбной.

 

Белее снега лик прекрасный,

Алее крови ее губы,

И обвивают шелк атласный,

Сжимая вишни, ее руки.

 

А витязь строже туч дождливых,

С душой черней беззвездной ночи,

Стекло холодное обнимет,

Будто б исплавить его хочет.

 

«Ты помнишь, гордая эльфийка,

Про день нашей заветной встречи?

Туманный лес. Бандит и витязь,

Что спас тебя в осенний вечер?

 

Поклявшись в верности, с мечтою

Оставлен рыцарь феям адским,

Что растерзали грудь тоскою,

Со мной чуднО играя в прятки.

 

Лишь твой любимый лик я видел,

Той, что прекрасней всех на свете.

Его потом возненавидел.

Желал я превратиться в ветер,

 

Твоих волос ласкать рукою,

Целуя, поднимая волны,

Да стать озёрною водою,

Чтоб обнимать тебя свободно.

 

Десятки раз безлунной ночью

Над серой лысою равниной,

Средь камышей-братьев полночных,

Как музыка, парило твое имя.

 

С такой любовью и тревогой

Его шептал я, как молитву,

В небо: вернись хоть ненадолго,

А утро вновь лило палитру

 

На облака¸ и в шлейфе нежном

Из розового, золотого

Под нежной синевой безбрежной

Я находил себя другого.

 

Что яркие цветы-ромашки?..

Что нежное святое утро?..

Стал забываться день вчерашний.

Я стал колдун, с душою жуткой.

 

Лютою злобой любовь стала,

А взгляд стал тяжелее стали.

Моим единственным желаньем

Стало найти царицу эльфов.

 

И вот, однажды, заклинаньем

Холмы волшебные разверзши,

Окрасив кровью полог ранней

Травы весенний, чёрен, грешен,

 

Встал на дороге я волшебной

Над трупами твоих придворных

И вторгся в замок невесомый,

Паривший над садом вишнёвым.

 

Ты вышла, услыхав глас скорбный

Казненных колдовской рукою.

И вот взор глаз-озер холодных

Меня приметил пред собою…

 

Ты улыбнулась – будто солнце,

Взошедши важно над холмами,

Тихонько глянуло в оконце,

Я понял – мысли я теряю…

 

Очнулся, лишь когда змеею

Твоя рука взметнулась влево.

Перехватив кисть, я напомнил,

Что мне знакомы эльфов стрелы.

 

Твои уста, как сахар сладкий,

Обжег мой поцелуй-клеймо,

И в сне глубоком пала на пол

Ты, ядом полна, мертвым сном.

 

И тут же, ясная царица,

Играючи что сна лишала,

Ясного солнышка сестрица,

Ко мне в извечный плен попала.

 

Семь эльфов мертвых, как семь гномов

Поставил охранять твой гроб,

Чтобы осенней ночью темной

Тебя бы удержать я мог,

 

Чтобы прекрасный принц, гуляя

По лесу, не встречал, огня

Опасней, чар моих ужасней,

Сказок Гримм лживее – тебя!»

 

 

ОБРАЩЕНИЕ К НАДЕЖДЕ

 

Моих стихов тревожный звон

В блеске горящих глаз потонет,

И музыкою грянет он,

И двери в ад и рай откроет.

Я обращаюсь к Тишине.

Кричу тебе! Пою! Я знаю,

Насколько в сердце больно мне,

Настолько безразлично даме…

 

 

ОТ ТОЧКИ ПЕЧАЛИ

 

Нет смысла в выборе формы стихам.

Зачем заключать звуки бога в темницу?

Пусть годы уйдут без прощенья грехам,

Но я не смогу жить и вечно молиться.

За пропастью виден ужасный конец.

Однако, мелодий забытых страницы

Вернуть могут веру, как праздный юнец

Обресть может чувства, дерзнувши влюбиться.

Когда один промах способен убить

Творения лет, верю я, это страшно.

Однако, возможно, его позабыть

Сокрытую силу, и двигаться дальше.

Пусть будет, возможно, конец не такой.

Однако раз есть он, есть, значит, начало.

Пусть музыку сердца услышит глухой!

Я двигаюсь дальше от точки печали.

 

 

НЕБО БЕЗ ТЕБЯ

 

Воспоминания в тревожном сердце-

Всё, что осталось от тебя.

Тоска, желание согреться,

Ведь холод жжёт сильней огня.

По клавишам танцуют пальцы,

Я слышу голос нежный твой.

Прошу, пожалуйста, останься,

На миг, что в жизнь мою длиной.

Я растоптал от гнева ноты,

Ведь без тебя они молчат.

А за окном кружатся хлопья.

Их братья снежные лежат,

Недвижны. Блеск фонарный манит

Меня наружу. Я бреду

За призрачной душой. О, память,

Ведёшь меня опять в аду.

Дороги все мне уж знакомы.

Не чувствую ни жара, ни огня.

А ангелы мне смотрят вслед с укором,

Застыв. Зачем мне небо без тебя?

 

 

ВЕЧНЫЙ АКТЁР

 

На сцене Большого театра

Играет жизнь вечный актёр.

Смерть в каждом жестоком спектакле,

И каждый раз – новая роль.

Вчера он был мрачным злодеем,

Сегодня был добр и глуп,

А завтра шутом-лицедеем,

Под маской тень прячущим мук.

Черты лица блёкнут под пудрой,

А кровь – как сплошной эндорфин,

И взгляд прячет в пол глаз он мудрых,

Он знает – Он будет один,

На залитой кровью заката

В руинах из павших колонн

Он сцене старинной театра

Отвести последний поклон.

 

 

ЧТО БУДЕТ?..

 

Небо в полоску каждый день

Я разорвать мечтаю в клочья,

И толстая стальная цепь

Мне шею душит. Больно очень.

Смотрю я жадно, как в огне

Рассветном кажно утро всходит,

Купая облака в вине,

Блик – термоядерное солнце.

Мечтал я, как спадут, звеня,

Рассыпятся у ног оковы.

Со страстью, вольно, как струя

Фонтана, в холод неба взмою.

И вот, вчера мне разорвать помог

В попытке еженощной путы стали

Мой тёмный ангел, чёрный бог

С кроваво-синими крылами…

Что будет завтра? Станет всё вокруг

Окрашено в оттенки снов жестоких,

А средь ночей бессонных будет круг

Сиять над миром Солнца Мёртвых,

Галактик призрачных миры,

Как светлячки, огни вселенной,

В морях потопят корабли,

А боги моря станут белой пеной,

И море станет так похоже на вино,

Кровавое, холодное, густое,

А земли станут чёрными, как кровь

Дракона, что обрёл свою свободу…

 

 

УХОДЯ УХОДИ

 

Взмахнув крыльями, пламень у свечки в ладонях

Дрогнул – сделан был шаг по мосту

Между двух берегов. И отныне, запомни,

Я вернуться к былому уже не смогу.

Обернуться нельзя, лишь вперед смотрят очи,

Ведь качается подле зловещая гладь

Вод озёрных, и ведьмы и демоны ночи

Молча стали вокруг. Невозможно помочь

Вдаль идущему к злату, пурпуру рассветов,

Кровь заката летит сзади тяжким плащом.

Толку звать меня нет. Не услышат ответа

Тени мрачные, что увязались за мной.

Не вернусь никогда я ни звуком, ни мыслью,

Вздох не вырвется, тяжко застрянет в груди…

Туман. Берег чужой. Сирены песнь слышна.

“Шаг последний вперёд… Уходя, уходи…”

 

 

ВОСПОМИНАНИЕ

 

Печально синими волнами

Море о берег белый трётся

И плачет тихо кораблями.

Не стоит звать его в дурмане –

Он никогда не отзовётся.

Напрасно ночью ты глухою

Бредёшь, качаясь, по песку,

По пляжу тёмному, пустому,

И слышишь только рокот моря,

Что разогнал твою тоску.

Он навсегда ушёл из мира,

Пропал в взбесившихся волнах.

Они со злобой поглотили

Его, навеки приютили

В подводных каменных гробах…

 

 

ПЬЯНЫЙ КОРАБЛЬ

 

По грозным волнам плывёт пьяный корабль,

Качаясь, сквозь бурю и мрак.

Он в море, как дух одинокий, витает,

Сыскать сквозь туман хочет знак,

Что, может, поможет ему его поиск

Успешно вконец завершить.

Тогда его тотчас воронка поглотит,

На дне чтобы толщей морской его скрыть.

Пока же, как пламя, пылают закаты,

Восходы ведут за собой,

Под хриплые грома корабль раскаты

Танцует с шальною волной…

 

 

ОГОНЬ В КАМИНЕ

 

Сквозь тёмно-синей темноты туманные узоры

Я силуэты самой чёрной ночи различил,

Она наполнила всю комнату тенями вскоре,

И вот вошёл тот, с кем я сделку заключил.

“Готов ли ты принять свой дар проклятья,

Отринуть мир, в котором раньше жил?

Смотри: пришла она, чьи хладные объятья

Тебя забыть заставят сто причин,

Тебя заставивших к Тьме вечной обратиться

И ждать удовлетворения мечты.

Смотри: ещё не поздно помолиться

Тебе, Алхимик, о спасении души.”

“Нет, та, что в подвенечном белом платье

В короткий миг вошла одна во Тьму –

Моя невеста, и моё проклятье

С суровым я спокойствием приму.

Пусть Смерть по-прежнему мне кажется загадкой,

Я в вечность сделать шаг без знания готов,

Что именно за сущность у неё, – украдкой

Взгляну, и вылечу я за её порог.

Пускай же крылья станут чернотою,

Пускай нависнут грозовые облака,

Как полог разорвавшись надо мною –

Готов уж в путь я. Знаю, что дорога не легка.”

“Ну что ж. Летим.” Как пантомима,

Что в театральном царстве власть имеет,

Влетел в окно огонь и вспыхнул вдруг в камине

С такою яркостию, будто золото в нём тлеет.

И две фигуры, чёрные, как сама Ночь,

Вошли в те колдовские огни ада,

И растворились в них, как сны – точь в точь,

И тени устремились вслед за своим батартом.*

 

Батарт*– источник тока

 

 

МЁРТВАЯ ПАМЯТЬ

 

Могил плит холод обнимают руки,

В надежде слабой ощутить тепло,

В тоске, от раскалённой муки

Душа моя стремится вон.

Зачем-то память возвращает образ

Прекрасный совершенной мне мечтой;

Я слышу в пустой комнате твой голос,

Что опьяняет, наполняет красотой.

Но нет. Нет настоящей крови в этих жилах,

И с мёртвой бледностью лицо,

И сердце, никогда что не любило,

Тихонько бьётся, Дух груди пустой…

 

 

ДОН ЖУАН

 

Дон истекает кровью.

Боги! Не ропщите.

Я Дон Жуаном стал. В любви

Нашёл я истину, проникшись наслажденьем.

Ей жить и грезить,

Её птицей стать

Крылатой и свободной.

Что мне площадь

С венцом её из храмов и больниц –

Я выйду ночью, и влечу в её обитель;

Ступлю босой на тротуар,

Что блеском фонарей будет осыпан

И гляну в небо – где-то наверху,

Где странная луна прекрасным сеет блеском

И глянцем отливает с серебром,

Парчою траурною выстланы карнизы,

К которым тянутся

Огни свечей у звёзд,

Там, верно, смотрит Он,

Я точно знаю, видит

Меня, не знаю только я,

Что думает о мне и моём мире

Тот, что в устах моих давно

Утратил власть…

Ведь я не восклицаю:

“О Боже!” Нет, языческий язык,

Принадлежащий телу, сну и мысли,

Гласит иное, чтобы огорчить тебя,

Да и внести свою, пожалуй, лепту,

В историю мою.

Ну что ж? Я верой пал.

Я потерял так много, и в награду

Мне за потери получил Цветы

Со стоп Любви, в которою я слепо

Одну уверовал, за нею вслед идя.

Тревожны сны мои,

И мысли непонятны…

Как тяжело порою, иногда

Страдаю я. А иногда печалью

Я умываюсь, точно вешней влагой,

Иль сладострастие моё приемлет сердце,

А нежный мой дурман плывёт к устам,

Целуя губы, и вливает сладкий

Мне яд в них, обжигает кровь,

Я счастлив становлюсь.

Но с счастием я грешен.

Про грех мой, мне известно,

Тихонько сплетни переносят постовые

Из уст в уста; красавиц многих тешит

Мой образ, и они идут ко мне,

Уверовав в меня, приняв меня,

Они становятся счастливы,

И счастлив

Я этим также. А потом же я,

Сокрывшись в тишине,

Уйдя от мира,

Вкушаю рай, что для себя унёс,

Часть им отдав…

Так знай же, Кто-то, счастлив

Строптивый Дон Жуан!

Здесь он как царь,

Здесь хорошо уму всем насладиться,

С вином встречая праздник

Неги милой, что

Временами возвращается ко мне,

Стуманив мой рассеянный рассудок.

А часто я бываю одинок,

И каждый подвиг мой,

Как нота, ударяет по сердцу,

И кричит тоской,

А умирая, заставляет душу

Кричать от боли, подтолкнув её

Ещё на шаг к кинжалу Вечной, Смерти,

Вонзив который в грудь,

Себя пробью и душу вызволю на волю

Из грешной сей утробы,

В которой жизнь застыла увядать,

Как те цветы, что я дарил порою

Прекрасным спутницам моим.

Что жизнь? Что смерть?

Вот мучают вопросы… Так всякий день,

Смотря куда-то вдаль,

Читая корабли у горизонта,

Под мантией заката,

Я озадачен очень много раз

Бывал и раньше

Некой странной мыслью.

Что? Это поиск? Мироощущенье?

Награда, что я не успел обресть?

Иль сотворить я мести должен?

Неясный пока враг в дороге,

Желает смерти мне? Пусть он придёт.

Только б не ждать его всю эту вечность,

О, только б не тянулось ожиданье…

Я не хочу тревогой сердце мучить.

Скорее б мне узнать

Про Тень, что скоро меня сразит

Вконец. Пока её не знаю,

И оттого я мучаюсь теперь,

Что движим я волною по теченью,

Но не вхожу пока не в одну гавань,

Не знаю, по какой мне плыть Дороге –

Я призрачен, мой путь такой же призрак –

Он лунная дорога, я замечу,

Мы вместе с ним исчезнем…

Да… Что ж. Душа томится.

Время, боюсь, щадить нас неспособно.

Хотя оно душе не досаждает.

О, если б кто-то знал,

Что прежде чем стремиться

К чудесной истине,

Что я теперь открыл,

Я был несчастлив

В доме среди близких,

Которые изгнали меня вовсе;

И был я обречён один скитаться

Без веры в будущность,

Исполненный тревоги,

С обидою, что всё не угасала.

И я избрал свой путь –

А прав ли выбор,

Не мне судить. Но путь я сам избрал,

Теперь я двигаться

По нём всю жизнь намерен.

Из жизни я воздвигну монумент

Себе, своим деяниям, поступкам,

Да только верным, чтоб не стыдно было?..

А так… Да не намерен я стыдиться!

Пусть нынче другом и проводником

Мне благородство пламенное станет.

Им я заручившись, всё смогу спасти –

И мир, и душу; и любовь, и доблесть

Намерен я нести в мой век суровый.

Что ж… Сокроюсь я с балкона…

 

 

ЧЕЛОВЕК У РЕКИ

 

«Ах, можно ли тебя вернуть? –

Вопрос я задал волнам рек,

– и может сердце обмануть,

Что сильно любит, человек?»

Ответ в спокойной синеве

Качнувшихся легонько волн,

В очей знакомых глубине,

В мечте, что не увидит взор.

Сияньем бледным, как луна,

– увидел тотчас – над рекой

Стоишь и смотришь на меня,

Паришь над сумрачной водой.

Навстречу я виденью встал.

Махнула бледною рукой…

Ах, этот голос меня звал!

Ах, этот лик был предо мной!

Я всё бы отдал, чтоб обнять

Твой стан, коснуться до волос,

И поцелуя жар отдать

За луч улыбки и соль слёз.

Я сделать шаг вперёд хотел,

Но взмыла птицей тёмная вода

К тени восхода у гор-стелл,

Виденье к горизонту прогнала.

Пронёсся солнца быстрый луч

И по воде слегка скользнул,

Возникши среди черных туч,

Он в светотени потонул.

А я стоял и жадно вдаль

Смотрел: в восхода там плыла крови

Сияньем бледным, как луна,

Вся боль, вся страсть вечной любви.

 

 

МИРОВОЗЗРЕНИЕ

 

Холодные рамки захлопнулись скоро

Из пошлых суждений, втолкованных нам,

И вот – цель не видим, клеймёны позором,

И верим в лет прошлых постыдный обман;

Вглядимся в остатки той сотканной мысли,

Что лишь на бумаге тень света нашла,

И взглянем: ей вЕрны одни фаталисты,

Невольники – те, у кого есть душа,

И в сетке, сплетённой из мировоззрений

(Чужих, что мы приняли, словно свои)

Мы жили однажды, предали свой гений,

Преступную мысль доведя до вины.

И вот, подхалимы, воры, негодяи

СобрАлись, к крестам привязав сотни пут,

ВзялИсь, поднатужились, крестья подняли –

И вздёрнутых веривших на них несут.

 

 

ВАМПИР

 

Едва просыпаюсь – и небо тотчас же темнеет,

На улице гнутся деревья тяжёло к земле,

Ложится снег хладный, где ныне трава зеленеет.

Свинцовые тучи на небе. Туман на земле.

Холодные пальцы мне пламя костров не согреет.

Лёд губ не растопит и твой поцелуй.

Лишь угли любви, что в душе моей проклятой тлеют,

Способны обжечь слишком сильно, мой друг.

Поля моей шляпы, закатного волосы цвета,

Струятся, что будто огонь, на ветру,

Сокрыть не способны жестокие очи, как небо

Бездонные, серые, страшную душу мою.

Окно закрывай ты покрепче, любимая, утром,

До солнечных первых летящих, как стрелы, лучей.

Закат посмотреть не ходи, и не слушай ты лютню,

Что будет всю ночь надрываться у двери твоей.

Опасен и голоден, в образе прежнем,

Три года назад схоронённый тобою в земле,

Я здесь буду, рядом, с желанием нежным

Не смей раскрывать ты объятия мне!

Не думай идти ко мне, слыша мой ласковый голос,

Коснуться меня, видя добрый мой лик,

Я стану злом лютым, едва падёт вниз лишь твой волос,

Любовью твоей воскрешённый, вампир.

 

 

Я… Lmzdjk

 

Это я, преображенный…

Обескрылен в час полёта.

Это я, всего лишённый,

Ярче звёзд сиявший кто-то…

Я – победы возглашавший,

Я следивший, я напавший.

Я в печаль Войны любую

Развлекаюсь и ликую,

Наполняю до дна чашу

Я пьянящим вкусом Силы.

Я отец для всех пропавших,

Кровь для тех, чья жизнь остыла.

Я мелодия из звуков,

Из которых сложен Космос,

Я древнее всех пороков,

Двигатель, что множит скорость,

Муза всех Еретиков,

Покровитель грёз и снов.

Кто я? Образ чрез сомненье

Всё ж тревожит и чарует,

Я обман, предупрежденье,

Что за плату жизнь дарует,

Сладкий яд для мёда бочек,

Зло с фальшивою улыбкой,

Маска, что, дойдя до точек,

Вы оденете ошибкой…

Да, я верно узнаваем,

Вечно. Властный Тёмный Дьявол.

 

 

МЫ –  ПРИРОЖДЁННЫЕ УБИЙЦЫ

 

Мы прирождённые Убийцы

С душою плачущей поэта.

Под маской скрыты наши лица,

Мы в шкуры времени одеты.

Взбираемся мы на утёсы

И обращаем морды к небу –

Луна там светит – наше солнце,

И мы поём ей до рассвета.

 

 

Звездные люди

 

Я слышу голоса в хрустальных сводах горных

Пещер, и в водопадах, что застыли в них,

Под льдом сокрыты коридоры древних,

Дворцы чудесные под шапкой из лавин.

Я вижу отражения в лучах кристаллов

Нависших сталагмитов на карнизах скал,

Здесь люди звёздные когда-то обитали,

Чью тень всю жизнь я преданно искал.

Так гордо на душе от таинства, отныне

Открытого пред мной во дивном их краю.

Вот только их следы укрыл надежно иней,

И путь-дорогу я в свой мир назад не обрету.

Среди прекрасных снежных изваяний

Останусь, в тщетноей попытке разгадать

Секреты прошлого, обрывки их посланий

На стенах ледяных оставленных, читать.

Куда привел меня кометы след, в межзвездных

Пучинах очертивший призрак-путь?

Задуматься о смысле путешествия уж поздно.

Но я комету догоню когда-нибудь.

 

ФИНИСТ-ЯСНЫЙ СОКОЛ

 

Ай вы руки мои – вольноеи крылья,

Вы летите над раскидистой дубравой

И над полем чистым в небе винном,

Чтоб мне стать перед любимого заставой.

В замке неприступном над волнами

Взбесившегося яростного моря

Финист-Сокол мой, схороненный богами,

Заколдованный, не знает себе горя.

Лик возлюбленный без сумрака тревоги,

Образ мой в молочноих туманах…

Мои ж в поисках израненные ноги

Обнимают стран заморских травы.

Гой ты, ветер вольный-конь Стрибога,

Ты домчись до врат да до дубовых,

Моё имя прошепчи в раскатах грома

Под дождём с полуденной грозою.

Ты кажи ему, луна сестрица,

В сновиденье образ мой печальный,

Ночью стану, князь, тебе я сниться,

Поборовши горе и отчаянье…

Вновь взойдёт над бором над уставшим

Солнце-мар, явив тропу из света.

Снова стану я, и, взяв суму, тотчас же

За тобой отправлюсь на край света.

 

 

ОТЦУ. 08.11.2016

 

Покрыты инея алмазами дороги

Ранней ноябрьской порою.

Стоят в саду печальные березы,

Что обрамляют путь до дома.

Следы игравших днем детишек

Замел, беснуясь, гений Вьюги,

На окнах он посланье пишет

Узорами, в снежной кольчуге.

Рукой щеку сижу подперши,

Смотрю в окно на сад молчащий,

Слова в письме даются легче,

Что предо мною. Взгляд блестящий

Воспоминанья отражает,

Надежды, радость и мечты.

Но чрез неделю возвращает

Письмо почтовый клерк. Где ты,

Которому своим рожденьем

Обязана, тот, с кем всегда

Делить не грусть и отчужденье

Мечтала – радость берегла,

Тот, чей мне образ сном неясным

Начертан Вьюгой на стекле,

И кто в моих мечтах был счастлив

И весел где-то вдалеке,

С которым образ связан детства-

Но вот приходят ко мне Сны,

Зловеще тянут руки, тесно

И горько на душе. Где ты?

Последний лист упал с березы,

Что пред моим стоит окном,

Согнувшись, и роняет слезы,

Сливаясь с звездным потолком.

Как я хочу сказать, отец мой,

О том, что счастливо живу,

О сыне, муже, достиженьях,

Переживаниях ему.

Лишь в Снах я призрак-голос слышу,

Улыбку добрую его

Я, приглядевшись, тоже вижу

В ответ моей, в глазах добро.

Как жаль, что я тебя не знаю,

Гордыня ль с случаем вмешались?

Но шла вперед вдали, одна я,

Своей дорогою вихлявой.

Наутро Сон, чрезмерно страшный,

За плечи крепко сжав меня,

Убийцей стал для дум вчерашних,

Часы над головой гремят.

Они отсчитывают время,

Секунды, линии мгновений.

От мысли мрак, что не успела

Дойти по линии к тебе я.

Брильянтами зажглись три стрелки

И мрачный профиль циферблата.

Кивнув, проходит рыцарь Время,

Влача с собою плащ из злата.

 

 

ЛИСИЙ БОГ

 

Вьюга сметает до утра

Твои следы в листве осенней,

Ноябрьская мать-луна

Твой ярко бег осветит резвый.

Возле моих ярких ворот

В тумане в утреннюю пору

Взметнулось пламя-лисий хвост,

Боюсь я выходить из дома.

Когда б ни выходила я

О темную пору к колодцу,

Лисьи глаза за мной следят,

И кто-то тявканьем смеется.

А возле дальнего пруда

Лисьи следы у самой кромки –

Я часто прихожу туда,

Чтоб помечтать одной немного.

Мне говорили «Не ходи

К развилке у лесной дороги,

Рыжего лиха не буди,

Заслышав рог лесного бога».

Но в прошлую весну ушла

Я, сбившись со тропинки

От двух подруг моих, нашла

За прудом трех дорог развилку.

Когда услышала я рог

Певучий, было слишком поздно,

Ко мне из чащи лисий бог

Навстречу вышел, краше солнца.

Пришел ко мне, в мои мечты,

Привел сны, полные сомнений,

И кажется мне, будто ты

Мне так знаком по грезам девьим.

Возле окна пряду я плащ,

Зеленый плащ, как мая травы,

Что будут виться в сердце чащ.

Ах мне бы плащ успеть до мая.

Когда закончу я стежок

Последний, свой я плащ надену.

И, услыхав в лесу рожок,

Навстречу выбегу судьбе я.

А утром среди красоты

Цветущих яблонь у поляны

У пруда двух лисиц следы

Будут к воде вести, петляя.

 

 

Из мрака снов

 

Из мрака снов ко мне ты вновь явился,

Родной, знакомый, вместе с пустотой,

В которую, как в плащ, ты облачился,

Что вновь приходит вслед за скрывшейся луной…

Мне кажется, что на балконе листьев шепот

И рокот сердца – это голос твой…

Ах, утром плакать мне под соколиный клекот,

Что бархатно летает над Невой.

Ах, васильки, из слушателей верных,

Качая с ветром в такте головой,

В мгновенье палачом, что над подушкой дремлет,

Вы обращаетесь – в очи его…

Так задержись со мною ненадолго,

В синей вуали друженька-луна,

Да озари мне облачные волны,

Чтоб плыли сны ко мне, мечту о нём даря…

 

 

ДУШИ МЫТАРСТВО

 

В снегу глубокий след забытых дней.

И темнота владеет подсознаньем

Всего лишь за минуту. И родней

Мне кажется покой незнанья:

Не ведать, не гадать, как ты живешь

И чем живешь, о ком теперь мечтаешь…

Гоню я псов воспоминаний прочь.

Ты крылья обрела, теперь их расправляешь.

Всего лишь на минуту утратил я контроль

Хохочут чувства, яд вливая в разум,

И вновь вползают через форточку мне сны с тобой,

И ложный свет мне душу заливает…

Чрез занавески виден полнолунья лик,

Трагический, молчащий и печальный.

А в зеркале застыл, застрявший, твой двойник,

С которым каждый вечер вновь ищу свиданья…

Спасения от боли этой не познав,

Не ведая от образов души лекарства,

За гранью я скрываюсь от тебя,

И не унять души мятежного мытарства.

 

 

СТРАННИК

 

Устремились к краям кофеварки

Пузырьки раскаленного воздуха.

Я сижу за столом у кухарки,

Наслаждаясь мгновением отдыха.

Новый день скинул плащ, и раскладывать

Будет карты Фортуна блестящая,

И конечно, печалить и радовать

Станет жизнь моя, дни предстоящие.

В этой комнате дымная копоть,

Ветра вой заменяет свист чайника,

Здесь, в тепле, оперевшись на локоть,

Дремлют тени походные странника.

Снова пьян, увенчан лирой славы,

Не открывая счет делам.

На башенной стене сказали

Часы мне: AltimorForlan.

Словно струны литавры волшебноей,

Зазвучат для меня руки пламени,

Отдохну от тоски злободневноей

В придорожном трактире лет канувших…

 

 

СВОБОДНЫЙ ВОИН

 

Чрез край Галактики иссиня-чёрный,

Сверкающий луч россыпями звёзд,

В плаще, сливающимися с тёмным небосводом,

Свободный воин твёрдым шагом шёл.

Меч в левой длани в тон погонам лунным

Холодным светом землю озарял.

Сошёл в крутую пропасть, к скалам, воин,

И возле моря стяг свой расстилал,

Лёг, в думы погрузившись, бледны руки

Крестом к груди могучей приложив,

И кровь из ран его остановилась утром,

Да в море смыл её, в пожар зари, прилив…

Как только пляж согрелся солнца светом,

Под чаек вопли, топот слышен стал –

Конь-богатырь чернее моря цветом

Спускается с суровых дальних скал.

Сел, опершись на меч, его увидев,

Поднялся тяжело, качаясь, воин вновь

И поскакал, в стяг неба меч уперив,

Он к краю, где сомкнулись Явь и Новь.

В закатном зареве он вновь достигнет Края,

И хладный океан слизнёт сражений жар

Из ран от битв, и, солнце провожая,

Сомкнет он веки, чтоб наутро путь свой продолжать…

 

 

Хоровод лесной

 

Дыханье томное кувшинчиков лесных

Из древних дивных рощ к тебе зовёт меня,

Вздымает гроздья пены для летящих нимф

Холодный океан, солёно-терпким запахом маня.

И в платье, как в шатре раскрывшихся небес

Седых над пиками суровых алых скал

Летит над океаном сонм сказок и чудес,

Коим мою ты душу с своею обвенчал.

В туманах, что стеклись к моим дверям

Молочно-белым, как единорог,

Я слышу древние глухие голоса,

Что песней зазывают выйти за порог.

И в утро первое под мая нежный стяг,

С румянцем первым у младой зари

Любви душой вдыхая сладкий яд,

Вослед иду дорогой тишины…

Ах, прогоните, ветры, запах прочь

От вереска с моих родных полей!

Вампира-солнце вновь изгонит ночь,

И бледный лик луна подставит ей

Для поцелуя. В сводах диких гор

Под музыку из флейты хоровод

Вновь будет танцевать . Ему прекрасный хор

Аккомпанементом зазвучит, наполнив ночь.

 

 

Янцзы

 

Вздымая к пеплу облаков

Клоки из млечного тумана,

Тигр Янцзы, чей нрав суров,

Вдоль берегов бежит кудрявых.

Сверкают очи – в бездне их,

Как в зеркалах, Юнь-Нань прекрасный

Поэтам навевает стих

Спокойной хладностью опасной.

 

 

Асимметричные миры

 

Звук флейты пана вдаль уводит

Под сень раскидистых лесов…

В ветвях русалка глаз не сводит

С эльфийских хороводов, зов

Прекрасный – хор небесный в вышине

Парящих сильфов под луной

Звенит, и столь отрадно мне

Опять увидеться с тобой…

Я прихожу в волшебные леса,

В тенях мерцающих в объятьях тишины

Танцую вальс, смотрю в твои глаза,

В глуби тая асимметричные миры…

Дыханьем сладким разум мой пьянен,

Неведомой тропой промежду древ

С тобой в асимметричные миры уйдем,

Что красотою затмевают бесконечность дней.

 

 

Зимних Дел Мастер

 

Как твои руки холоднее льда,

А очи – водопад Лингин замерзший,

В котором светится застывшая вода

У берега, что вереском поросший.

И нежным рокотом был голос бури в ночь,

Мой образ запечатав в сонм снежинок,

И имя мне доносится со звоном льдов мое,

Что с странным трепетом тобой произносимо.

В дальнем краю, во замке ледяном

Сидишь, на посох опершись, на своем троне

Высоком, и за мной послал метель с пургой,

Чтобы нашли меня в краю весеннем вскоре,

Доставить приказал – я слышу в облаках

Посвист коней-ветров в упряжке снежной –

И спрятать я пытаюсь сознанье, только страх

Тебе, боюсь я, выдаст мое местоположенье.

Как объяснить тебе, что в холод облачить

Боюсь я гор и волн у северного моря

Горячее плечо, и за собой влачить

Столь длинный шлейф из голода и мора,

И в платье из искрящихся снегов

Одев свой стан, я не смогу согреться

Великою любовию, средь снов

Бесформенных, всмотреться

Пытаясь в лик твой, и боюсь себя,

Поскольку зимних эльфов образ манит,

Но помню, помню, что ты сам – Зима,

Чье хладное объятие меня раздавит.

Прошу тебя, оставь меня, и рев

Умерь серых небес голодных…

И кинулась Айлинн в глубокий темный ров

Но поймана была в замок из рук холодных,

И, прижимая ее к сердцу, полетел

Над селами, лесами и полями,

Их кутая в пух снега, Мастер Зимних Дел,

С плаща из облаков снежинки вниз роняя.

 

 

Ставни любви

 

Мой дом давно закрыт.

Глухие ставни на седом окне.

И сад черёмуховый спит.

Зачем приходишь ты ко мне?

Стучишься в дверь, и сквозь стекло

Глядишь в глухую темноту

В пустую комнату, где так давно

Среди теней не видно ту,

Что пианино пела песни,

Дыша мелодией любви,

Чьих крыльев радостноей вестью

Поднят был дух на стяг зари.

Я знаю, что расстаться трудно.

Букет из васильков небесных набери,

И у ручья порой весенней чудной

Алмазной россыпью сложи.

С небес бескрайних самоцветных

Счастливой первомайскою порой

Глядеть я буду в облаках рассветных,

Смеясь лучами солнца, за тобой.

 

 

Аллегория

 

Туманен дождь, летящий за окном,

Пейзаж червонным золотом украшен,

И грезится за чаем мне о том,

Чей образ краден осенью вчерашней.

Плеяды дней по клавишам летят

Покрытого тесьмою пианино,

Что передвинул в угол вещий брат

В плаще из времени и пыли.

Когда-нибудь, наверно, в масках лет

Мы облаченные, на радугу взберемся,

Навстречу устремляясь, в яркий свет,

Друг другу, ласково, печально улыбнемся.

Дотронусь пальцами до милого лица

Стеклянного в скопленьях отражений,

Что радуга разбитая явила, след кольца

На пальце гладя до его преображенья.

Минута- в бликах света вся рука,

Лучи из пальцев и созвездия в ладонях,

И растворяясь, говорят «Пока»

Влюбленные, желая встречи снова.

 

 

Властительница болот

 

Над зеленою тряской склонили главу,

Улыбаясь в туманах осенних молочных,

Будто снежные шляпники, в сером во рву

Круг волшебный рисуя, поганок сонм бледных.

В ранних сумерках после поры октября,

Танцев эльфов в тенях, Гим-Самхейн возвещая,

Очень часто блуждающий путник сюда

Возвращается, долгой дорогой плутая.

У зеленых поросших мхом мягким ворот

Из осин и поваленных сосен

Меркнет ведший сюда золотой огонек.

Вспыхнув красками, сыпется осень

Листопадом из желтого, алого льна,

Мягкой поступью, чарами древних

Восстает из глубин подболотных Она,

Вся нагая, прекрасная Эван.

Камыши колыхнулись в волосьях ее,

Что по дивным плечам рассыпнУлись,

И смеются глаза – в них иска, озорство.

Те, кто был здесь, назад не вернулись.

Она сжала в руках нежных белых своих,

Будто лед, хладных, крепко копье.

Светятся синим ее дивные глаза,

Копною рыжей ее очи светят.

И заслоняет путнику горячая слеза

Прекрасный образ, что его приветит.

Крылатой помнят ее цепи дальних гор,

Где Эван прежде обитала,

Любимый эльф сломал ее крыло,

Ветров свободных рук ёё лишая.

И взлетает порою над коркой из льда

С первым снегом она на больное крыло,

Устремляя взор в небо, надрывно кричит,

Заглушая предливневый гром,

Она, глядя в нависшее небо. Молчит

Наклонив главу, ей в ответ бор.

Так прекрасна, хрупка, так волшебно-нежна,

Но ее никто больше не ждет

Возвращенья – эльфийская спит сторона

Для Властительницы болот.

 

 

Всё могло бы быть

 

Мне так жаль, что ТЕБЕ я посвящаю эти строки.

Рекут поэты: без любви мы пропадём!

Перо же обнажает все мои пороки,

Вскрывает душу словом, как тупым ножом.

Как страшно дальше жить на прошлое оглядкой,

Дышать пытаясь нежностью ушедших дней!

Мы долго рядом были, но всё играли в прятки.

И Темпус выиграл, бог времени людей.

Усталость праздная, иль опьянение весною,

Мечтательность ли, глупость ли виной –

А только я разлучена с тобою,

Как солнце, разлученное с луной.

Ты встретил ту, что не посмела медлить,

Наверно, схожую с твоею истинной мечтой,

Не любовалась, как картиной, и лелеять

Зачатки своей власти стала над тобой.

Ах, ее имя шепчет вольный ветер,

Целуя в губы золотые облака,

Ах, ее очи ярче на рассвете,

При пробужденьи в любящих руках…

Когда же ночь шатёр раскинет над Москвою,

Зажгутся звездочки в синих морях небес,

Пусть тебе снится добрый сон со мною,

С берёзкой, речкой, мир, полный чудес.

Пока утро не откроет пантомиму,

Пока реальность кажется другой,

Моё ты вспомни с добротою имя,

В свиданья час с моей родной душой…

 

 

Ангел радости

 

В кровь превращаются алмазы-слёзы,

Слетая на холодный пол со стрел-ресниц.

В венах бурлят сомнения и грёзы

О чувстве, перед коим время пало ниц.

Как взгляд поймать твой? Сердце. Крылья. Яды.

Стеклянные шары моей мечты.

Мне хочется побыть с тобою рядом,

О гений совершенной красоты!

Коснусь рукою… Вы мгновенье превратили

В хвост вечности, летящей выше звёзд.

Вы, ангел радости, когда-нибудь любили?

Напрасно кажется, будто вопрос мой прост.

 

 

Дождь

 

Стук капель по кровЕльной крыше;

Слёзы дождя стекают по стеклу.

Я песню ветра через трубы слышу

И сердца стук свой в тишине ловлю.

Погода с бедною душой влюблённой схожа –

Я в созерцании осенней темноты:

В ней холод, дождь, туман – всё, что тревожит –

Уносит прочь, туда, где существуешь ты.

 

 

Чужестранник

 

Никогда не заглядывай в книгу мою.

Средь страниц ее спрятались тени,

Иллюстраций имен нет, я их не храню,

Как засушенных роз на постели.

Чудовищ в ночи шепчет вкрадчивый сонм,

Чтобы слух твой навек отравить,

И наверно, сегодня увидишь ты сон,

В нём душа твоя будет бродить,

Между звёздных миров, между древних холмов,

Под короной шотландских небес

Донесёт свирель песню о тысяче слов,

В ней вопрос: кто я – с сердцем иль без?

 

 

ЗВЁЗДЫ ДНЕВНЫХ НЕБЕС

 

Над горной тропой в свете яркого солнца

Искрятся, сверкая, снега,

А среди облаков в космос неба оконце,

Где с землёю слились небеса.

В зачарованной спящей в ущельях долине

Разноцветные волны цветов…

Мне казалось, я был там доныне

И бродил средь зелёных садов,

И, присев на лужайке, искал в небе звёзды

Чёрным золотом в тьме голубой,

То дневных небес раскалённые слёзы

Меня звали вернуться домой…

 

 

ПРОЩАНИЕ 

Посвящено Михееву Г.А.

 

Ты был мне отцом, когда не было в счастие веры,

И сад, и именье наполнил своею душой,

И тёплые руки, пропахшие деревом, грели

Озябших родных после долгой дороги домой.

Так часто, к тебе приходя, слышал «Может быть, чаю?»

И всё же в себя по натуре своей уходил,

И тени нависшей часов, увы, не замечал я,

И молча Высоцкого песни ты заводил.

Струною небесной они во сердцах отдавались,

Тонули в небесно-лазурных глазах.

Как жаль, что добро, что ты делал, не всё возвращалось,

И сделалось инея много в твоих волосах.

Душа твоя бездной кипела морскою,

Ты много чудес в её далях узрел,

Любовь твоя, Ира, всегда оставалась с тобою,

И этой любви я стихи посвятить бы хотел.

Когда я приехать хотел и зайти к тебе после скитанья,

Увидел я сон, что калитка протяжно скрипит,

Сбежавшая кошка, вернувшись впотьмах из изгнанья,

Вдруг выгнула спину и тихо шипит…

И сад меня встретил один опустевший,

По дому тебя я искал, да не смог разыскать.

И яблонек сонм без листвы сиротевший

Навис над беседкой, где был налит чай.

Теперь я действительно, слышишь, приехал,

Да только соседка сказала, где твой теперь дом.

Стою на пригорке, покрытом листвою осенней,

Глушу по-пиратски, затрапезно, ром.

 

 

ДАН КАРЛИНГФОРД

 

Под небом пепельным, под солнцем ярко-алым,

Увита зеленью лесов тенистых,

Спит деревенька Джанкинстаун,

Писателей, жрецов и гитаристов

Что привлекает Тёмною аллеей,

Чей свод зелёный магией наполнен,

И часто там художник, ею пленен,

Надолго погостить средь древ приходит,

Которых сделано немало фотографий.

Однажды играми увлекшись с ребятнею,

Малышка ДжОанн убежала в лес,

И заплутала, утомившись беготнёю,

Присевши на бревно. Пора чудес –

Тихонько сумерки сгустились над землёю,

Туманами окутав ивы и ольху,

И, убаюканная дивной красотою,

Джоанн морошкой увлеклась во мху.

Звенел родник весёлый за спиною,

И чудилась поющая свирель,

И вкУсны ягоды, что собирала ДжОанн

Под звук, что пел невидим менестрель.

Вдруг витязь ясный появился перед нею,

Сойдя со снежного прекрасного коня,

Весь в облачении богатом белом,

Четырёхлистник-изумрудами горя.

«Похожая на самых нежных из Дану,

Волшебная, прекрасная, родная,

Ты мне напомнила сестру мою,

Которую давно я потерял.

Такой же блеск зелёных умных глаз,

И тронутые зорькой вешней щёки,

Подобно персикам, улыбка, как алмаз,

Горит на личике твоём ширОко.

Иди со мною, милое дитя,

Смотри, в верхушках ив ветра смеются,

Да звоном колокольчиков поля

Нам вешние стихи читают. Льются

Мелодией прекрасной песни вод

Ручьёв лесных, и красота иная,

Отличная от той, к который взор привык,

Тебе открыта, посмотри, родная,

Садись на лошадь, и уедем за родник.

Я покажу тебе мою страну,

Ты любишь путешествия и праздник,

И там возрадуются – я нашёл сестру,

Тебя полюбят, нет тебя благообразней,

И примут – принц – твой новый брат,

Потом верну тебя назад, я обещаю,

Но прежде погости чуть-чуть у нас,

В местах, чуднЫх, прекрасней садов рая».

Девчушкино доверье усыпили

Одежды королевские и красота его,

И речи его сладкие польстили,

И она села позади него.

Как только за родник они переместись,

По воздуху конь дивный поскакал,

И средь холмов они вдруг очутились,

Что изумрудный обнажили своё оскал.

И наблюдал на склоне дня Джон старый,

С базара возвращавшийся домой:

Холмы сомкнулись за спиной девчушки малой,

Входившей в страшный холм Дан Карлингфорд.

 

 

СОЛНЦЕ В СЕРДЦЕ

 

Я благодарю тебя за каждый ясный день,

За солнце, что на сердце улыбнулось,

Когда я встретила тебя, мой милый Лель,

Весенней Ладой росы потянулись.

В сень долгих дней, как будто Соломон,

Вхожу с короною из мудрости и веры.

Любовью светится святой тот, кто влюблен,

Мечтою теплится в ладони-полусфере:

То, смотрит, улыбаясь из дождя,

Что за окном бросает капли-стрелы,

Любови бог кудрявый на меня,

И бьется сердце первый раз уверенно и смело.

 

 

ЛОРДУ ДАРСЕНИ

 

Клочья серого тумана,

что окутали болота

Темной ночью, заплетаю

Я в косицы. Грустно кто-то

Напевает мелодично

Песню пустошей ветвяных,

На злаченых на пшеничных

Крыльях ржанки ветер пьяный

Тростника слагая копны,

Улетает за восходом.

И поры осенней ноты

С первым зимним хороводом

Я вложу, раскатом громов

И дыханием древесным

Из дождей да невесомых,

В тихий зов эльфийской песни…

 

 

ХОЛОД ЛЬДОВ

 

Ты попросил, чтоб я поверила в тебя.

Я эту просьбу в сердце сохранила.

Я прожила, всю жизнь тебя любя,

И чувство я прекрасное взрастила.

С тобой рука мы об руку прошли

Семь сотен дней, впиваясь взглядом в вечность

Без страха, зная, что огни любви

Нам солнца ярче, знаком бесконечность

Сияя в наших общих небесах,

Теплом безрежным согревая наши руки,

И отражаясь в голубых глазах,

Спасая от сомнений и разлуки.

Но все ж задуматься сегодня я смогла.

Взорвалось тысячей кристаллов злое небо,

Всё в тучах серых, и стальная мгла

Мне вкралась в душу. Я гляжу несмело

В окно, как буря снежная пирует – баламут.

ЧуднО и страшно. Образ твой так чётко,

До самой черточки любимой нежных губ

Мне вспоминается. Недобрый и не кроткий,

Я вижу взгляд твой, тёмен и ревнив,

И с ужасом внемлю я переменам.

Твой нрав порою столь нетерпелив,

И раны времени горят огнём геены.

Туман вплывает в кухню из окна.

Вот входит в комнату высокий силуэт,

И твоя кожа, словно свежий снег, бела,

А губы, точно кровь, горят. Ответ

Ты требуешь на давний свой вопрос.

И ток пульсирует в висках: так страшно.

Холодный вихрь зимний шёпот слов унёс

Твоих, и также день вчерашний…

Рукой коснулся хладной жарких щёк,

И сладкой нежностью пришли воспомнанья

Назад ко мне. Как ты любил, как мог

Наполнить красками ты всё моё сознанье.

Я вознеслась на миг над городом, любя.

Звезда вечерняя зажглась в бездонном небе.

Мне холодно, как в льдах. Ведь ты здесь даже не был.

И нет, я не могу поверить в тебя.

 

 

ВЕЩЕЕ РУНО

 

Он сплетает клубок ниток в прядь моей судьбы,

В зеркалах бездушных комнат отражаясь,

Он живет в душе моей, в моих мечтах парит,

В жарком янтаре моих очей купаясь…

 

Выдолбил из дерева ты яростный огонь,

В грудь разбитую вложив мне сердце,

Всю свою печаль, тоску и боль

Вырезал славянской руной смерти.

 

Его голос кутает, как нежный мягкий плащ,

И зовёт так нежно за собою…

Я в глуби твоей теряюсь, вещий ткач

Грёз о вечном тихом сне со мною…

 

 

ЛЕЛЬ И ЛАДА

 

Я взгляд ловлю зеленых нежных глаз,

Что дышат пламенем и мрачностью, и сердца,

В которых видно треволненье. Шаг

Вперед. Руки в ритм четкий терций

Крылатый взмах. Волос копна огнем

Чуть набок ото лба взметнулась.

Рука на талии. И мы с тобой вдвоём

На крае мира, у галактики очнулись…

Плеяды золотых небесных звезд дождя

В кровавых отблесках далёкого заката,

За руки взявшись, мысли отведя,

Впускаем в души. Лель и Лада.

 

 

РЫЦАРЬ

 

Треск и шёпот горящей бумаги

Среди сложенных в кучку углей –

Это шум нас настигшей клоаки,

Слышишь — кто-то рычит, глуше, злей,

Голос жуткий из тьмы синеватой,

Хохот злой у тебя за спиной.

И взрыхления глины лопатой

Над твоею уставшей главой –

Вот чем ныне окончится праздник,

Пир победы. В пару над землей

Топишь ноги и, плачущий всадник,

Не отыщешь тропинки домой.

И картинки из трепетной жизни

За тобою взовьются гурьбой,

Их прервёт след раскатистый выстрел,

Устремляясь вослед за тобой.

Как подкошенный, молодой рыцарь

Неоживших прекрасных времён,

Упадёшь так тяжёло и быстро

На светящийся мраморный пол.

И над хладным твоим бледным телом

Будет дух твой в отчайнье кружить,

Растворяясь во мгле чёрно-белой,

И желать будет яростно жить;

И в слегка приоткрытые очи

Будет радуги пламень искриться,

Будешь ждать самой тёмной ты ночи,

Чтоб на время ожить, воплотиться,

И с саднящим слух воплем ты духом

Зла, тревоги, помчишь по степи,

Будешь что-то шептать коню в ухо,

А он — гнать от зари до зари.

Дух мятежный, послушай, не бойся –

Как ты вспомнишь ошибку свою,

Что ты в жизни оставил, ты скройся

В эту серую пыльную мглу;

И когда-нибудь, знаешь, ты снова,

Дух, восстанешь вновь – глупым юнцом,

И услышишь звук рога и горна,

Ощутишь, как ты жарко влюблён.

Но не знаю — возможно, тот выстрел,

Что тебя в день последний настиг,

Ты захочешь услышать ли в мыслях,

Сможешь ли повторить этот миг?

И ошибку кровавой дуэли

Сможешь ли от себя отвести?

Над парами пролитого эля

Дух твой сможет опять расцвести?

 

 

ПЬЕРО

 

Я обещала написать сонет

Для выступленья на балу публичном.

Там нынче собирается весь свет

В своём убранстве сказочном и пышном.

В тумане зеркала с чуднОй игрой теней

Кладу я пудру на худые скулы,

Моя улыбка кажется теплей.

На плечи шарф. Смелей. Пройдёмте в улей.

Сняты цилиндры, все поклоны шлют

И ожидают томно реверанса.

Их общества душа – жестокий тёмный спрут –

Склоняет ухо, чтоб поиздеваться,

Если запнусь, иль музыки моей

Любовных слов скушны предстанут ноты.

А я читаю громче, горячей,

К одной лишь паре глаз, зелёных, как банкноты,

Я устремляю взор. Когда закончится куплет,

В глазах моих не будет больше слёз.

Только останется в руках моих букет

Лежать из алых мёртвых роз.

 

 

В ОГНЕ ЗАКАТНОМ

 

За гибкую тень горизонта садится

Закатное солнце в пожаре бордовом.

В деревни тиши холодящей не спится.

В плащах серых беженцы мрут под забором.

Под утро с рассветной звездою всходящей

Под детский плач с воем поскачут снаряды,

И Мадб пронесётся с рукою разящей

Над вспаханным полем, меняя наряды.

В червонном, как золото инкское, платье

Она будет с первым лучом лететь солнца

Над битвою. В алых, как кровь павших, латах

Под полдень она, будто волк, улыбнётся…

Ах, я говорил, я орал на распятье

Дорог, на коленях в пыли стоя, братцы,

Ах, я говорил, меня в поле оставьте,

Средь мрака и пороха, одного плакать…

Бела колокольни кость – в бликах пожара,

Что смрадно пожрал синеву горизонта,

И в воздухе треснувшем пахнет кошмаром,

И ворон кричит, задыхаясь, в полёте.

Спикировал, сел, наклонив шею набок,

И чёрным, как Тьма, меня свЕрлит он оком.

У отчих домов догоревший сонм балок

Когда-нибудь лес поглотит и болото.

Ах, я говорил, я орал на распятье

Дорог, на коленах в пыли стоя, братцы,

Ах, я говорил, меня в поле оставьте,

Средь мрака и пороха, одного плакать…

 

 

КОМАНДИРОВКА В НОЧЬ

 

Синюшной пеленой взорвалось небо,

Стрелы дождя за шиворот летят,

И скачет чёрный конь быстрее ветра

И туч, что по небу догнать меня хотят.

 

Тёмно-зеленой пеленою стелется равнина

Промежду серых скал и брошенных камней –

Волнами вереска всё пролетает мимо,

Когда скакун разгоряченный приспускается быстрей…

 

Холодный ветра свист в ушах, звенит подпруга

И болью разрывается в висках

Тоска, что гонит прочь меня, с любимою разлука,

Что сгинула в чужом краю в песках…

 

Арабских долгих дней, ночей плеяды

Прошли с командировки дальней той,

На стенке государственны награды

Висят, молчат и верно ждут ёё…

 

Ах, телеграмма роковая подстрелила

В самОе сердце молнией меня…

И в боли озеро тотчас же погрузила,

И пламенем сиреневым пожгла.

 

Благословен будь, тёмный витязь государства,

Несущийся под знаменем России в тьму

И отдающий тайно жизнь, святому царству

Служа, родному краю своему…

 

Забудь свой дом, помни любовь и веру,

И счастье пронесешь в последний час,

Прекрасный витязь, нежный витязь, где вы?

Я больше не могу прожить без вас.

 

Усталый конь несется прямо к скалам,

Что нависают, точно МИДа шпиль

Над пенистым голодным океаном,

Не ведающим слова «штиль»…

 

 

ДИКАЯ ОХОТА

 

Ай, не забыть моей душе прохлады летней ночи,

Луну в дыму из облаков, как будто око злое,

Освобожденный зверь заклятием порвать оковы хочет

И гнать до всполохов рассветных странников по полю.

Пусти меня, рычит земля, и гнутся вниз деревья

Под ветра жуткий вздох взлетев вершинами до неба,

Но страх гоню из сердца, только лишь рука моя

Сама сжимает под плащом мой посох до костяшек белых.

Коль не сумею с этим зверем совладать, поддавшись крику,

Что раздается с горном в самом сердце чащи,

Тогда меня настигнет участь жертвы у охоты дикой,

И не найдут ни тела, ни души моей пропащей.

Укрылся тенью дальний лес, под мрачный рокот грома,

Рождая призрачных рёв гончих, что бегут по следу.

Преследуемый гончими, бегу, зверем ведомый-

Копыта всадников стучат вослед за мною…

Наутро вспорет тишину слепящий луч рассветный,

Стелясь промеж поваленных берез, сползут в овраги тени.

Ларец открыт, в руках моих мой клад заветный,

И вплоть до следующей луны неуязвимый я для зверя.

 

 

ПРИДИ, РАССВЕТ

 

Была на Земле неземная любовь

У эльфа к прекрасной шотландке.

О ней менестреля вистл ведает вновь,

На ярмарке дивноей в Глазго.

Играйте вы, струны, пускайтесь вы в пляс,

И в нежных сердцах отзывайтесь,

Как эхо, умением их сострадать,

Красавицы, здесь собирайтесь.

Послушайте, в Комри, в шотландском селе,

Девчонка с губами, как вишни,

Глазами-озерами, статна – досель

Таких я красавиц не видел.

Выходит Эйнлсли погулять в ближний лес,

Таксоны собрать на поляне,

И вереск колышется в такт один с ней,

И сердце тоскует-литавра.

Огонь ее рыжих, как солнце, волос

И взор синих глаз необычных

Внимание всадника вскоре привлек,

Что ехал маршрутом привычным.

Увидев, влюбился в Эйнсли он тотчас,

Своею женой взять зарекся.

Не знала Эйнсли, что пред нею шлем снял

Кто сидомТуатха зовется.

Пленили, как солнца свет, речи его,

И рука об руку влюбленно

Ходили Эйнсли и таинственный Бро,

В закате весной молодою.

Но сиды узнали, что Бро полюбил

Безродную смертную деву,

Что он не заклятием деву пленил,

А чувства свои ей он вверил.

А люди в деревне, увидев Эйнсли

СТуатхом из дивного рода,

Колдуньей проклятой ее нарекли,

Чужою, коварной породой.

Чрез месяц Бро, запертый в замке своем

Заклятием дивных собратьев,

Сбежал, чтоб уехать с любимой вдвоем,

Туда, где их ждет только счастье.

Эйнсли, увидав Бро, скорее к нему

Сбежала с холма Аммерсхаля,

Семь лет по любимому рода Дану

Она каждый день увядала.

Насмешки старейшин деревни ее

До слез всякий день доводили,

Кузнец же Мэйтленд, что в нее был влюблен,

Восстанье поднял кознью лживой,

И в день, когда Бро обняла вновь Эйнсли,

Привел он людей деревенских,

И верных влюбленных на праздник сожгли

На Святоандрея осенний.

Под пляску вереска в холмах,

Под ветра свист и шум волн Клайда

ЭйнслиБро нежно за руку держал,

От Мэйтленда укрыв от злого взгляда.

Страшнее пламя, громче гул

В долине, что туманами одета.

«Приди, рассвет» – вдруг Бро шепнул,

И тотчас ниже стало само небо.

Исчезли в пламени они вдвоем,

И златом пышущим рассвета

Был холм у Комри тотчас озарен:

Вот сказ о чете их бессмертной.

Была на Земле неземная любовь

У эльфа к прекрасной шотландке.

О ней повествует куст роз, что возрос

На бру у таксонов полянки.

 

 

ДЕСЯТАЯ МУЗА

 

– Стреножив взмыленных коней своих лишений,

Я прячу взор, чтоб в нем прочесть ты не могла,

Как в книге, на балу восторга треволнений

Одетый в фрак усталый призрак. Ты моя

Улыбка, перевернутая, криво

Надвое разделенная, как маска у Пьеро,

Мое воспоминание, мой сон – и я отныне

Кошмарным зверем жду конца его.

– Пусть за улыбкой поверх маски лик окрасит

Волшебной кистью радуга рассвета.

Ах, зверь ли помнит вкус любви? А, хватит

Хандрить осеннею тоскою в сердце лета.

Стоит на листьями укутанной дороге

Театр с крыльями, стремящимися в небо,

Колоннами из древ, туманом у полога,

Возле которого, казалось, был ты. Не был!

За пологом театра ты узри: застыли

Музы в кругу на златом залитой поляне

Возле Славянки Павловской. Едва ли

Ты разгадаешь мне десятой музы имя.

 

 

АЛИСА

 

Твои глаза – цветы. Мой мир однажды

Перевернул твой нежный взгляд.

И только ты мой выбор сделал важным,

Пленив мой разум. Нет пути назад.

Когда в саду осеннем я читаю,

Бегут страницы, в них живут мечты.

А рядом же, тихонько наблюдая

С улыбкой, в кроне скрылся ты.

Мгновенье, вскрик, упала наземь книжка,

Поднялся ветер, туч свинцовых сонм

Над головой скрыл солнце, птиц не слышно,

И прыгнула я в темень за тобой.

А мрак норою кроличьей развезся,

Глубокой, странной и цветной,

Лечу, раскинув руки-крылья. Тесно

И страшно. Тонет голос мой

В раскатах эха, музыке бессмертья,

Звенящего, парящего вокруг.

Достигла дна. Иль верха? Оглядеться

Столь дико, жутко, милый друг.

Край странный, где земля в созвездьях,

Где горы с водопадами вдали,

Безвременье, где яркие, как прежде,

Из детства проплывают мимо сны.

Искрящийся поток туманов млечных

Затягивает, заглушает шаг.

Я ощущаю себя бесконечной…

Возможно, это мне внушает враг.

Пески, похожие на снег искристый,

Барханы строят, трансформируясь тотчас

В цивилизаций прежних здания и лица,

А облака как циферблаты, мерят час.

Следы мои тотчас затягивают волны,

С барханов сползшие, и курс вперед лишь мой.

И вот у края пропасти знакомый

Я вижу полосатый плащ, и слышу голос твой.

Мне улыбаешься, ко мне идешь. Ошибка

Сейчас грозит сорваться камнем вниз.

От нас осталась таять лишь улыбка

Во тьме. Теперь мы добрались.

 

 

Остров Богини

 

Где-то на грани двух миров межзвездных,

За водопадом Края остров есть

Туманный в седых тёмных вОлнах,

Что бьются о его скалистый брег.

На острове есть тёмная пещера,

В которой Минотавр древний жил,

А в ней томится сотню лет Венера,

Которую колдун жестокий заточил.

Из сновиденья дивный образ помню-

Волос волнистых золотистый сноп,

Коралловые губы, ротик полный

И взгляд глубокий глаз- что синий смог.

Дорога к острову тому опасна –

Риф русалочий, погибель морякам,

И суровый страж-дракон бесстрашным

Главы отрывает удальцам.

Я по памяти нашёл далёкий остров,

Песни дивны любовью заглушив,

Вызвав в голове твой нежный образ,

Им коварных монстров отвратив.

Обхитрил я старого дракона,

Не подвергшись искушенью древний клад

Отобрать, меж лап его огромных

С страшными когтями что зажат.

Я прошёл в подземную пещеру,

Поздоровавшись с Аида страшным псом,

Но тебя здесь нет, прекрасная Венера,

Лишь старушку я во тьме нашёл.

Взять с собой её в отчаянье взмолилась

Бедная, продрогшая вконец,

И за рУку мне тихонько уцепилась,

Делая шажки тяжёло в темноте.

Вывел спутницу свою наружу,

На луною освещенный брег,

И, спасибо прошептав, старушка неуклюже

Подошла к морской искрящейся воде.

Испугавшись, как волна морская,

Взметнувшись выше скал и маяка,

Пасть голодную столь люто разевала

Над главой её, я к ней тотчас бежал.

Она ж мне лучезарно улыбнулась,

Волну-морскую лошадь оседлав,

Прекрасную Венеру первый лучик

Рассветный озарил в седых волнах.

Теперь вдоль галактического неба края,

То ль в сновиденье, то ли наяву,

Иду за ней я, руки простирая

Её по имени я ласково зову.

Возможно, в колдовское полнолунье,

Под рокот гладный волн, в туманной тьме,

Когда на берегу извечным сном усну я,

Моя любовь ответит мне.

 

 

Река

 

Туманы над рекой сгустились,

Что чёрным зеркалом сияет под луной,

И снова я во сне на лодке очутилась,

Желая перебраться на берег, на другой.

Ах, за спиною страшный шёпот сердца

Меня по имени ласкательно зовёт,

Но существом я всем дрожу, бессильная согреться,

А дух мой с разумом так манит берег Тот:

Чуть различимы и искрятся очертанья

Его в иссиня-чёрной полутьме,

Что бледны лик луны преобразил в мечтанье,

Что обнажённу руку протянуло мне…

Как зачарована, как сладко влюблена я

В безвременье, в искрящийся туман!

Сей переправы столько лун ждала я!

Но позади меня тот шепот тоже ждал.

Почти достигнув брега вожделенна,

Уж с занесённую над краешком ногой,

И утонув в дыханье пряном трав, сомненья

Раскинула я крылья над рекой.

И устремила лодки нос устало

Я к берегу, знакомому давным-давно.

Холмы тотчас объяло золотое пламя-

Ярило-Солнце встало. Рассвело.

 

 

Колыбельная

 

Она ушла, оставляя следы

На стене ярко-красной помадой

И тюльпаны, что тлеют улыбкой весны,

Встречаясь с ее зимним взглядом,

Оставляя комодик пустым,

И померкшей свечой – телевизор,

Оставляя наш маленький мир,

Смех- застывшим под льдом у карниза.

Ты склонилась, как призрак, над мной

И пропела слова колыбельной…

Образ, запах… Ты призрак родной!

Дрогнул голос на ноте последней.

Папин крик натянулся дрожащей струной,

В паутину укутан, покинут

Твой рояль. До него докоснУлась рукой –

Эху втОря, три клавиши стынут.

Мама, в сердце ток, больно в груди,

Стены детской – с тоски горьким ядом.

Она ушла, на душе оставляя следы,

И не будет со мной ее рядом.

 

 

Каменное сердце

 

Был долог бранный день, и граф

Под стягами крестов нисагов

Под лунным светом вдоль дубрав

Раскидистых путь держит бравый.

Чернеет ворона перо

Над гордым бирюзовым взглядом.

Полно суровых дум чело,

И сердце каменное – яда.

В лесу разбойничье гнездо

Коней усталых шаг встревожил,

И потерял богатство всё,

Что выручил в бою, и стражей,

Граф, пешим через темный лес

Устал, ободран, продирался,

И встретил в чаще деву Дэсс

И с нею говорить остался.

Он очарован красотой

Ее волшебной, неземною.

Совсем забыл о жизни той,

Когда он встретился с мечтою.

Очарование ее,

Однако ж, не сразило сердце.

И молвила Дэсс: граф мой, стой,

Иначе шаг в Безвремения дверцу

Откроет солнца самый первый луч.

Сомкнет тебе лес ясны очи,

И, бывший ране столь могуч,

Ты станешь пленник бесконечной ночи.

Ступай ко мне, в мой сладкий, нежный плен,

Тебе свои объятья открываю,

И коль ты станешься со мною обручен,

Твой дух и плоть от ран я исцеляю.

Граф молвит, глядя в зелень ее глаз,

Целуя белую зефировую руку:

Поверьте, дева, нету краше Вас,

И с жизнью нет страшнее мне разлуки.

Но камень хладный во груди моей,

Не может полюбить иль ненавидеть,

И впереди бессчетность серых дней

Без радости он заставляет видеть.

Приму я дар, прижму я Вас к груди,

Однако знаю, жжет сильнее пламень,

Коль скоро на своем пути

Встречает он холодный мёртвый пламень.

Быть может, чары Вы разрушите мои.

Увы, то волшебством, пожалуй, не зовется,

Что бьется в человеческой груди,

Как бубен, но в твоей не раздается.

Однако предложение мое

Пусть сохраняет прежнюю, граф, силу.

И воротились во Кеннет они вдвоем,

И встретил их народ почетно и ретиво.

Ай, граф, не ведаешь ты в замке во своем,

Что дева Дэсс прогневала туаттов,

Народ Холмов, и участью лихой

Ее судьба предстала, бездна ада

Покажется лишь коридором в свет

Для тех, кто предавал народ жестокий

Холмов, что стерегут рассвет.

И стали определенны ее сроки.

Бессмертный, что путь выбрал разделить

Судьбу и счастье с человеком,

Обязан в Тир-нан-Ог до срока преступить

И там останется навеки.

Проходит темень зимних дней,

Кеннет наполнился весною,

А дева Дэсс стала мрачней,

Печальней дивной той порою.

Ведь сколько б граф ни стал хвалить

И целовать ей нежно щеки,

Не научился он любить

Жену свою за долги сроки.

Охота раннею порой

Столь часто графа развлекала,

И от тоски его глухой

От дел насущных отвлекала.

С толпою гончие бегут

И слышен звук охотничьего рога.

Вдруг слышит граф – его зовут

Скорей к опушке, на подмогу.

Тревога легкая студеною струей

Влилась в виски и аспидом застыла.

Идет граф чрез деревья за толпой,

И видит- на коленях люд уныло

Склонился над прекрасною женой.

Ее ресницы боле не трепещут,

Померкший блеск очей за поднебесной мглой

Следит, и крепко она держит

В руках свое прощальное письмо.

Еще румянцем тронутые щеки,

Будто зарей объяты. «Холод мой

Проник в тебя в короткие столь сроки»-

Воскликнул граф, в отчаянье примкнув

К щекам любимой в нежном поцелуе,

Он боль утраты страшную вдохнул,

И пробудилось сердце каменно, тоскуя.

Глухи удары, громче, чем лай псов,

Точно часов огромных циферблатом

Стал круг знакомых лиц, и крик, и стон

Ужасный граф издал. «Тяжёлы латы,

И черен небосвод, а майский день

Уносит прочь подаренную прелесть

ВозлюбленноейДэсс моей,

Что душу своей нежностией грела».

Под звуки горнов из глухих Конэлльских чащ,

Сопровожденный вздохом грустным терций,

Под сводом вечера, что на Кеннет накинул плащ,

Остановилось каменное сердце.

 

 

ПАСТЬ

 

В зимнего неба седой трафарет

Серого здания врезанный контур.

Ах, у него души более нет –

Она раздроблена силою тёмной.

После войны и советских знамён

Падших во скорбной долине тумана

Больше не знают героев имён,

В веке страны, победившей обманом.

Всюду воздвигнуты вражьи шатры,

Смотрят с улыбкою наглою в космос –

Возле Макдональдза банк Сити, Кинг –

На зелени лесов Руси зияет проседь.

В пустынных лунных наш утерян флаг,

Интерактивный силуэт американца

Там горделиво свой втыкает стяг,

В истерзанных долинах африканских,

Что служат образом погибнувшей Луны,

К которой устремляют взор поэта,

Когда им кажется, что сильно влюблены,

Чтоб чувство вновь согреть огнём куплета

Или стиха. Но летопись теперь пуста,

Страниц событий славы нет победных,

И родина развезла сиротливые уста,

Чтоб поглотить сынов усталых бедных…

Музыка в горах.

Напоминая рокот чудный водопада,

Мандала музыкою шёлковой звенит,

И между пальцев мягкою прохладой

Струна волшебная моей любви звенит.

В вершинах снежных эхом отзываясь,

Летит стрелой волшебной к небесам

Лазурно-синим что взорвалось

Над головою музыкантши у костра.

Её объяла нежно слоновой кости плечи

Сбежавшая из-под пучка волна

Иссиня-чёрная, а розы-губы шепчут

В тон нежной музыке ручей-слова.

Я, околодованный, очнулся перед нею

И встретил очей дивных мягкий взгляд.

Склонил пред ней свои колени

И огляделся – всюду статуи стоят,

Такие же, как я, коленопреклонённы,

С застывшей жизнью в каменных глазах,

С улыбкой смотрят на волшебницу влюбленной,

Чей образ отражается в стеклянных их слезах…

Я попытался встать, однако цепененье

На смену жару чувств льдом кровь мою прожгло.

И вот, застывши средь иных в извечном преклоненье,

Я с ней. Не знаю, сколько ныне лет прошло…

И жду, нелепой ревностью терзаем,

Что вот, мелодией прекрасной привлечён,

Придёт ещё один за мною следом, увлекаем

Волшебницы смертельною красой.

 

 

ИРЛАНДСКОЕ СЕРДЦЕ

 

Ты рыдай, ай, рыдай, о Ирландия,

Замолчал гордый горн навсегда,

Гномом кован, отдан саламандрами

Для охоты твоим королям.

Над главою стальное, всё волнами,

Точно хладный ночной океан,

Небо стягом туманным, как в Лондоне,

Чисто, светло в иные века,

Синее, как сапфир Средиземия,

Что хранил с златом древний дракон,

Уходящее в космос, ввысь, к времени,

К бриллиантам сверкающих звезд.

Ай, смотреть в небеса – слезы катятся,

И в спирали закручены сны,

В фиолетовой мгле месяц ,кажется,

Разрезает шатёр темноты.

Голубой стяг, ногами истоптанный,

Да в пыли от солдатских сапог.

Твою грудь же вспороли, Ирландия.

Изумрудные раны холмов,

Точно очи туаттов, ушедших в ночь,

Духам воинов глядя из тьмы

Вслед, чьи ноги врезаются в талый лёд,

Не касаясь торговой тропы.

И ресурс из земли уже выкачан весь,

Еле дышит: проклЯтый металл,

Что для сильфов губителен, стался лишь в ней,

И военные базы средь скал.

В них потомки английскоих лордов самих,

Что втоптали тебя прежде в грязь.

Одинокий орел хищной тенью скользит

По серебряной мгле в облаках.

О, Ирландия, что же твой гимн не звучит?

Инструмент музыкальный взял бард,

Что в походе последнем жестоко убит,

Под землей его к сердцу прижал.

И расколот прекрасный твой лик пополам:

Точно маска из гипса – одна

Половина, вторая …смеется она

И трунит по приказу орла.

Точно эльфы, что правили прежде во тьме,

Убивая жестоко людей.

И мне кажется, в вздохе твоем слышу смех

Прежних жутких твоих королей.

Они веселы снова, ведь плохо тебе,

Слышишь? Песни и древние сны

Обоснуются вновь на знакомой земле,

И вернутся однажды они.

Ведь потомки прогнавших их прежде Кеннет

Пролетели седой океан,

И теперь на их жизнь проливает свой свет

В пирамиде на долларе глаз.

Пораженья того стародавнего след –

Королева английская здесь,

Трон, подпитанный силой Америк, нагрет,

И каблук ее жмет твою спесь.

Если ты, оИрландия, гулко вздохнешь,

Вдруг раздастся грохочущий звон?

Вдруг ты цепи, сковавшие тело, порвешь

Исполинское, выгонишь вон

Из висков туман Лондона, холод морей,

Что сковали твой мысли полет?

Мощью крыльев взорви океанскую твердь

И разбей ее волны и лед.

Оттолкнувшись копытами, гордый олень,

Свои земли в полете узри.

Ты ветрами, дождями на землю пролей

Свою волю, чтоб встали сыны

И очнулись. Пылится в подвалах, лежит

Латный скарб их дедов, запыленный бессмертьем,

А под толщей костюмов английских стучит,

Точно горн, их ирландское сердце.

 

 

ИНВЕРСИЯ ХОЛОДНОГО КОСМОСА

 

Нет слёз. Нет мыслей. Чувств. Лишь холод

В душе струящейся змеею.

Воспоминанья, как был молод

Из дум, из мечт, следят за мною.

Нет слов. Нет горя. Бесконечность.

Мрак лег плащом на плеч изгиб.

В бездонном космосе беспечность.

Руки как крылья. Свет из плит,

Инверсия из звезд и звуков,

Горячий дым стылого солнца.

Под кожей только нету стука –

В груди и на запястьев кольцах.

Нет направления в скопленьях звёздных

Средь мрака газовых сплетений.

Мне было б больно. Только ныне поздно.

Со мной лишь изморозь прикосновений.

 

 

ДРАКОН

 

Как часто я мечтал с запальчивостью юной

Увидеть, как дракон пронзает сталь небес

Над моря, разъяренного волною буйной,

Над злой ухмылкой скал, куда я снова лез,

Чтобы проследовать заросшею тропою

Через медовый вереск голубых полей,

Диковинных зверей зрея костей ряды порою,

Мимо болот, в туманах меж блуждающих огней.

Ах, дивные места Английскоей охоты,

Где вепря гнали гончие для древних королей,

Волшебные леса ушедших битв великих ноты

Хранят в раскидистой златой и розовой листве.

Да, говорят, что магии отныне не осталось

В скопленьях величавых и загадочных камней,

Что на собрание во мрачный круг собрались,

Разбросанных в холмах угрюмых замков стен…

Но снова прихожу сюда, к взбесившейся стихии,

Сидеть у океана хладного, стального, точно меч,

На скалах. Раздувает ветер плащ, как крылья,

И золотом закат позволит солнцу мне на плечи лечь.

И в этот океан, сражаясь с диким ветром

И светом огненным от всполохов светила,

В пунцовый небосвод вонзается неведомая Сила,

И золотом глаза глядят на скалы сверху.

 

 

ВИХРИ СОЛНЦА

 

Свети мне ярко, восходивши над волнами

Каспийского седого моря,

Будь мне мечтою и моим дыханьем,

Сверкающая в пепле зноя.

Я протяну к тебе сквозь радуг пальцы руку,

Чтоб поцелуя докоснуться,

Отрадой голоса волнительного звуки

В груди у сердца отзовутся.

Следы, что на песке, как оттиск, тают –

Моей светлой любви печати,

И волн сапфиры темно-синим обнимают,

Переплетая наши пальцы.

Иди со мной дорожкой светлолунной,

По гребням волн, танцующих до неба,

Дыши пленительною, сказочной любовью,

С ветрами проносящейся над морем.

 

 

НЕ ПРИЗНАЮСЬ

 

Я никогда не признаюсь тебе

В чувстве, что будто весна согревает

Руки деревьев в саду, что в окне

Солнышком майским согреты. Растает

Мой поцелуй на губах – лепесток

Нежной черёмухи, ветром носимый,

На зеркала прудов вниз соскользнет,

После ж увянет в дали, нелюбимый.

Прочь уплывает косяк облаков

По изумрудному стягу рассвета.

И рассказать, чтоб… не хватит уж слов

Шёлково-горестно-сладких поэта.

В том, что уходит в безвестность сонм дней

Без окруженья тобою, родного,

Что не услышу желанного слова,

Я никогда не признаюсь себе.

 

 

МОРСКОЙ ДРАКОН

 

По морю плыл чёрный корабль

В стальных льдах у северных стран,

И били суровые волны

По золоту мачт, по бортам,

Рвал парус взбесившийся ветер,

И брызги соленые солнц

И моря искрящейся клетью

Опутали рейту и мост.

Сквозь воздух и мрак раскаленный

В зловещих клыках седых скал

Дракон, в юну деву влюбленный,

Утехи у бури искал.

Закрыв глаза, лик её видел,

Волос золотых ореол,

И зрил в мечтах, как он ее похитил

И в небесах нес над соленой тьмой.

Он любит ее, грезит нежно, страстно.

Она ж любви боится, раз обжегшись,

Принять не может чувство, ежечасно

Ввергая его в битву с бурей злою.

Она дрожит, распахивая окна неразлично

В предлунных сумерках, до боли глядя в небо,

Хоть принял он прекрасное обличье,

Ходить по морю и земле стал человеком.

Он привез ураган и танцующий дождь,

И свирепых коней тёмной бури –

Ветров северных стран, и увидеться вновь

Они мчали его, звеня сбруей.

Она тихо сидит, она смотрит в закат,

Она дышит ночною прохладой.

Он ее забирает, без права назад,

Выжигая путь молний разрядом.

Не зови, не кричи её имя в ночи,

Её нет на земле и на небе,

Она платье из пены морской волочит

И корону из синих волн гнева.

По заре золотой горизонт ее мчит

На ладье, стан дракон обнимает,

А на пальце ее, словно ярень, блестит

Обручальный драконий лунь-камень…

 

 

ПОВЕЛИТЕЛЬ МОЛЧАНИЯ

 

Мы близ деревни Даренбо живём

С отцом и матерью и молодой женою,

В очарованье приокрестных гор

И ветра, что несётся над травою

И обжигает ароматом пряных трав,

Касаясь щёк моих смолистой хвоей,

Петляя, после исчезает средь дубрав,

Вернувшись с запахом пенИстых шквалов моря.

Повсюду дрёмотный долинный идеал,

В зелёных шапках вереска расхаживают овцы,

И небо серо-голубое ввысь летит от скал

Над головою, и дождём смеётся.

Очарованье, не таинственность вокруг,

Но я с мольбертами прохаживаюсь часто

Возле камней, что образуют странный круг

Где думы величавы и опасны.

Тут, на окраине, стоит кирпичный дом.

Он рано утром одевается в туманы.

Ветхий старик живёт исконно в нём,

Образом схож с героем из романа.

Волос сребристых величавая копна,

Как ореол, окутывает плечи,

И голубые васильковые глаза

Тепло глядят, души прекрасной свечи.

Он статен, хорошо одет,

И встречи мимолетные сулят, что он воспитан,

Но он всегда молчит в ответ,

Хотя кивком дает понять, что ты услышан.

О нём от образа уединенного его

Старухи распускают сплетни,

Но дети прибегают часто в этот дом

И не пугает их, что нем старик приветный.

Он годы проживает в одиночестве глухом,

И явно в юности прекрасный лик пересекли морщины,

Он тихо улыбается, меня встречая днём,

А ночью встреченный – иной этот мужчина.

Одну историю из юности моей

О нём храню, с ним, бедным, разделяя,

Историю, что магией окрасила снопы этих полей,

Историю, что не рассказывал даже моей Аглае.

Я возвращался поздно в сумерках в самхейн,

Багров закат окрасил крыши черепицы,

Усталые стада, бродившие весь день,

Скрывались за сараями станицы.

И молний всполохи резвились средь небес,

Дорогу чрез деревню до поместья освещая,

И я уверовал, что этой ночью властен бес,

Знакомые дубы в чудовищ превращая.

Вдруг я увидел, проходя за поворот

Туманной и петляющей дороги,

Как, сгорбившись, стоит знакомый мой,

Словно в единый миг его прогнули годы.

За взглядом я его тревожным проследил

И всадницу прекрасную, как майский день, увидел,

Она из леса ехала, глаз взор зелёным был,

И платье изумрудное она носила.

С ним поравнявшись, протянула руку белую она,

Он с тихой нежностью в ответ её сжал пальцы

И молвил ей, клянусь, какие-то слова,

Она ж не прекращала как-то резко ухмыляться.

Я слишком далеко стоял, не слышал разговор,

Невежливым казалось мне в него вмешаться.

В туманах вязких себя чувствовал, как вор,

И приказал себе я к ним не приближаться.

Но, поворачивая далее от них,

Клянусь, я юношу младого видел,

Не старца, возле всадницы, и не был он немым.

Так страшно сделалось. Иль бес меня обидел?

Наутро шел нарочно я дорогой той,

Но тихие ручьи меня в пути встречали,

И одиноко возвышался мой знакомый дом

С заложником седым, хранителем молчанья.

Старик усталый на крыльце сидел,

Меня увидевши, кивнул в обыкновенье,

Лицо его, узрел я, расщепила тень,

С ним взглядом встретившись на самое мгновенье.

Прошло немало месяцев с тех пор,

Холодная пурга гуляет на просторе,

И вдруг встречаюсь я с знакомым моряком,

Что возвратился из похода в море.

Мой друг знакомого по-всякому старей,

Историй Даренбо ему, пожалуй, ведомо немало.

А потому просил я у трактирных у дверей

Поведать сказ мне о хранителе молчанья.

Мне Фергус молвил, что по юности знаком

С Эйдердом был и даже дружен.

А лес наш отделял от Даренбоу частокол,

Что был высок и страшен, и в оружье

Дозорные ходили вдоль него,

Угрюмо всматриваясь в солнечную зелень,

А это, отвечал он, было оттого,

Что в ней таилась тьма опасности смертельной.

Как уводила часто в своды древних древ

Прекрасных юношей чудная иноземка,

Как похищали по грибы ушедших дев,

Как уводила в ночь детей из отчих мест поземка.

И как заклятье не боялось ни калёных стрел,

Ни вывешенной на двери подковы,

Как много находили мёртвых тел

Среди лесных полян, утоптанных весеннею порою.

Понизив голос, сплюнув за плечо,

Сказал мне Фергус: видел я нечаянно,

Как в майский день Эйдерд пришел седой

Из леса, и с тех пор хранит молчанье.

Об этом кумушки сложили целый сказ,

Что накануне видели его с прекрасной дамой,

Что будто бы ее Эйдерд от смерти спас,

Она в ответ его поцеловала,

И будто б слышали – его касаясь губ,

Она сказала, мол, спасибо за признанье,

Но я не пастырь для овец, я душегуб.

За жизнь спасенную исполню всё ж желанье.

Скажи, какое? Хочешь, мы уйдем вдвоем

Под сень дубрав, средь молчаливых великанов

Бродить, а хочешь, счастье в дом,

Жену, богатство? Всё я обещаю.

Что он сказал в ответ, не слышал люд,

Но жизнь в деревне стала безопасной,

Не забирали боле жизни лес и пруд,

И самая глухая ночь не чаялась ужасной.

Он замолчал, окончив свой рассказ.

Седые сумерки на землю опустились.

Я поспешил домой, в душе молясь,

Чтобы событья страшные не повторились.

Ужасный шторм загнал меня вокруг

Садов да к кромке злого леса,

И я стучался в дверь под страшною грозой,

Стремясь укрыться где-то и согреться.

Открыл мне дверь таинственный Эйдерд,

С ним поздоровавшись, я в дом зашёл несмело,

В углу сложил перчатки и мольберт,

Следя, как задремал он вскоре в своем кресле.

Борзая-молния, взлетая среди гор,

Мне осветила лик героя.

Я знаю, ты просил в ту ночь о чём,

Я знаю, благодарен, скрою.

Почти беззвучно прошептал старик во тьме,

Однажды с эльфами он заключил обет молчанья,

И только в осень, при охотничьей луне

Взрывает воздух громкий крик его отчайнья.

 

 

КРЫЛЬЯ И КОЛЫБЕЛЬ

 

Крылом моим укроет тебя нежность,

Тихонько, ветер, колыбель качай…

Акат в лазури неба слово верность

Не знал, когда позвал его причал.

Как на холмах да из тумана плечи,

Над речкою из золота летят.

Там расцветает под луной рассветной

Червонно-синий спелый виноград.

Ай, умываясь утренней росою,

Тихонько замерли кровавые цветы,

Как маково-гранатовые волны,

Полные губы пламени зари.

Как ласково обнимут мои руки,

Укутает цветочный аромат,

А поцелуй вдыхает звезды-луки

И стрелы в рот – глотками пряный яд.

Крылом моим укрыла тебя нежность,

Тихонько, ветер, колыбель качай…

И уплывает прямо в бесконечность,

Качаясь, наш с тобой акат.

 

 

СЕСТРА МОЕЙ КРОВИ

 

Ай, поют мне ветра земли северной

Скандинавские песнопения,

В узелках за порошею белою

Моих кос боевое плетение.

И соленых морей от дыхания

Парус с солнцем в ночи развевается,

Ты прекрасная, ты сестра моя,

Ты волшебница, ты чужестранница.

Во далеком краю мне насмешники

Отдавали тебя за приданное,

Да далекая песнь пересмешника

Во груди жгла мои вспоминания.

Ты сестра моей крови желанная,

О тебе все мои сновидения,

Средь свирепых волн курс я всегда найду,

Направляем в минуты отчаянья.

За зарницей златою да розовой,

За боров за кудрями вдоль берега,

Ты стоишь, в горизонт устремляя взор,

Средь морей из медового вереска.

 

 

Сестрина печаль

 

Ай воды тёмные Шаннон,

Под небом под осенним

Играют шумною волной

На берегу на стветлом.

И дева бледная сидит

У самой кромки вод,

Огнем шатёр волос горит,

Она кого-то ждёт.

«Скажи-ответь моя сестра,

О чём твоя печаль?»

«Пожар, что горячей огня,

Мне душу всю сожрал.

Шёл Биннори к нам на крыльцо,

Чтоб свататься ко мне,

И нёс златое он кольцо

Во клятву жизни всей.

Тебя он, Кэйлин, повстречал,

На отчем на крыльце,

Тебе кольцо своё отдал,

И клятву жизни всей.»

«Позволь мне объяснить тебе,

В том нет моей вины»

«Постой со мною подле, Кэй,

У вод Шаннон-реки,

Постой со мной, утешить боль,

И снять мою печаль.»

«Что я сыграла эту роль,

Поверь мне, Мюррин, жаль»

Вдруг возглас страшный выше скал

Поднялся – в омут вниз,

От Мюррин сильного толчка

Сестра её летит.

«Прошу, спаси, Мюррин, меня,

Одежды тяжелы,

Монисты камнем вниз вода

Утягивает в ил.

Сестра, в теченье тяжко плыть,

Молю, прости меня»

«Готова я тебя простить,

Но жизни не храня,

Ты будешь в памяти одной

Пожалуй, прежней жить.

Бинори ж нежною женой

Тебе вовек не быть»

Рыдает, опершись на столб,

Мюррина над рекой –

Сомкнулась пасть голодных вод

Над плачущей сестрой.

Прекрасной вешнею порой

Плотину отвели

И осушили брег крутой,

И там Кэйлин нашли.

Кэйлин любили на селе,

За красоту и шарм,

Еёс печалью на челе

Все провожали в даль.

Дуан – пригожий менестрель,

Увидел сноп волос,

Отрезал пряди в память ей

Да в дом к себе унёс.

Он сделал арфу, вместо струн

Огнём вплёл прядь её,

И вот он на порог к отцу

Кэйлин играть пришёл.

Поёт так тоненько струна,

Так жалобно зовёт:

«Прощай, отец, прощай, сестра,

Прощай, честной народ»

Бледнее мела лик Мюррин.

Все разом струны взились в рык:

«Сестра убила жизнь Кэйлин

В волнах Шаннон-реки!»

 

 

Ярмарка в Скарборо

 

«Ай, да на ярмарке волшебной

В ирландском стане Скарборо

Парчова ткань, да ал шалфей,

Да розмарин, да серебро.

Скажите, чтобы мне пошила

Джоанна добрая моя,

Коль скоро так меня любила,

Из них, а также изо льна

Без шва без всякого рубаху,

Тогда я к ней назад вернусь.

Порог, её слезами вспахан,

Развеет об объятья пусть.

Да выстирает пусть её в колодце,

Что охраняет Джон-Дурак,

В котором солнце лишь смеется,

Откуда год назад ушла вода.

Тогда я ставни ее настежь

Открою окон и с крыльца

Вскричу на всё село, что счастье

Своё обрёл в моей Джоанн.»

«Коль вы пойдёте спозаранку

На ярмарку на Старборо,

Скажите Изинборгу: «Праздник

Нас ждёт обоих, и добро,

Рубашку чудную сготовлю,

Пошью из розмарина, льна-

Пусть открывает нынче ж ставни-

Да с ниткою из серебра!

Однако ж также передайте,

Чтоб нам нашёл он акр земли

С тимьяном, розмарином, также

Шалфеем, серебром дня в три,

Чтоб вместе было всё на поле,

Рубашки ему дИвны шить,

Когда б ему хотелось вскоре

Такое чудо получить.

Пусть пожнет, передайте ему, урожай

Он под вечер шелкОвым серпом,

Чтоб волшебный я нам испекла каравай,

И веревкой из воска сноп свяжет потом.»

Письмо моё тому отдайте,

Кто был моей любовью всей,

Ему дословно передайте:

Мол, буду я тогда твоей.»

 

 

ДАЛИ

 

Огнём горит луна поэта,

Как кошки глаз, над бездной синей,

И та парит, из лучей света,

Плащ потеряла в гор вершинах,

И, пролетая над волнами,

Что пеною рычат на скалы,

Так нежно обняла руками,

Прижала к сердцу, моя Гала…

Два глаза из глубин морского цвета

В сиреневом плаще заката

Мне чудятся, и краски лета,

И блестки солнца ярче злата.

Законченней моя картина,

Но оставляю штрих последний –

Вот кровь из сердца, пантомимой

Лег бархат чёрный на лик бледный.

Луну пожрал батист рассвета,

Он розовый пролил на звёзды,

Твой взгляд их встретит, может, где-то,

А мне поймать взгляд глаз морского цвета поздно.

 

 

ДЕТСТВО

 

Ночь. Тротуары освещённы

Туманным блеском фонарей,

И ставни хлопают оконны,

И я. Тут. У захлопнутых дверей.

Щекою к запотевшему стеклу прижавшись,

Гляжу упрямо в голубую темноту

И вижу, на ступеньку приподнявшись,

Игрушки старые и ветхую тахту.-

Она, словно забытый дед угрюмый,

Согнувшись, в пустоту скрипит.

Пред ней, как памятник понурый,

Свеча потухшая стоит,

И на полу картинки детские забыты

Когда-то. Кем-то. О, в каких веках

Не можем видеть мы, как в ярости разбиты

Все детские надежды? Просто, в пух и прах.

И нас уже не впустят эти двери-

Они закрыты, на глухой засов,

И пятнами из старой акварели

Заляпано сознанье. Слышим зов,

Но не откликнуться нам с резвостью бывалой

На чью-то просьбу: голову склонив,

Мы что-то слушаем и что-то вспоминаем,

С участьем плачем мы, о чём, уже забыв.

Да, детство чудное, забытый город мой,

Корабль-призрак в яростной воде,

Как страшно без тебя, мой друг, порой,

Как мальчиком бывало в темноте.

Всё те же тени изо всех углов,

Всё та же белая в окне моем луна,

Всё тот же мир мой беспокойных снов,

Но жизнь уже не так, мой друг, полна.

 

 

СНОВА В ПУТЬ

 

Мне бы взвиться, сорваться стрелою калёною,

Да за города выйти родные черты,

За индустриальной стеною сосновые

Пораскинулись рощи чуднОй красоты,

 

Запах листьев со хвоей смешался осеннею,

И звенит вольный голос студёных ручьев,

Мои руки распахнуты, в пыль дорог белую

Я шагаю, рюкзак свой наполнить готов

 

Пряной зеленью трав, жёлтым ласковым солнцем,

И кусочком дождливой, туманной поры,

И облаком, что в высоте небесной веретёнцем

Летит над полем и над звёздною горой.

 

В лицо мне ветер с утреннюю влагой,

Росой осевшей на бесчисленных лугах,

И моя песня, сердцу ставшая отрадой

В дальнем пути моём, звучит в холмах.

 

 

АРИЯ ПРЕДАТЕЛЯ

 

Ноты на стенах и в сумрачных сводах,

Цепною реакцией звоном ползут

К окошку витражному в зале свободы,

Где в гневном молчании зрители ждут.

Тихонько ударных лязг, ритм барабанов

Из нервов встревоженных мрачных присяжных…

Направо от сцены сидит моя мама,

И лик вспомню грустно грустный ее не однажды-

Коляска и парк, детский смех, шумный праздник,

Подарки, печенье и первые астры

Для в школу вступленья, вплетенный мне бантик

В косичку, и кот мне подаренный Васька –

Они подарили мне образ забытый,

Где мама здорова и мне улыбалась.

Однако жить прошлым и добрым – избито.

Налево от сцены здесь я оказалась.

Вот громче шум, стук шагов, словно тамтамы,

Судья идет в креслу уныло и гордо,

Под молота стук взвыла тишина в зале,

А после – гитары взревели аккорды.

На сцене в кругу, сотней ламп освещенной,

Взрывается огненной лавой, рыдая,

И рвется вверх к небу, и вниз непрощенной,

Предателя ария красной гитары.

В нём тьма, и обида, и крик о прощенье,

О помощи просьбы след – шрам души бедной,

В нём вера, сомненье и жажда отмщенья,

И воспоминанья, и четверть столетия.

Она замолкает. Из глаз мамы слёзы –

Они, как стеклянными, сделали очи.

Дрожащими пальцами алые розы,

Вплетённые в струны, сжимаю, и очень

Тревожно. Как ток в жилах, кровь приливает

К вискам, и звучит адвоката чечётка.

Вопрос: «Всё ли сказано?» Мама кивает.

И до заседанья судебного срока

Она услыхала стенанья гитары,

Что детского неба лазурь расколола,

А после него заживать будут раны,

Покрыв мою душу до жизни загробной,

И бледный луны лик заглядывать в раму

Оконную будет с сочувствием хладным.

Оставлю лишь снам образ радостной мамы,

А вместо неё будет петь мне гитара.

 

 

КОЛДУН

 

Ночь укрыла пером темно-синим

Черепицы деревьев в долу.

Ели спят во лесах молчаливых,

В норах видно плутовку-лису.

Рябь на водах парит колдовская

У лежащих поодаль озер,

Где ундин водит хищная стая

Подле омута свой хоровод.

С громким воплем встревоженной птицы

Кони землю вдруг начали рыть,

Обернув морды к небу – в нем мчится

Злой колдун с бородой длинной ввысь.

Принялись выть косматые волки,

Обращаясь к нему и к луне,

По деревне давно ходят толки,

Будто бы он является к Тель,

Что живет со старушкою мамой

В покосившемся срубе у лип,

Да слывет доброй, умной и ладной,

Всякий день проводя среди книг,

Иль, справляя надежно хозяйство,

Помогает подчас пожилым.

В лике белом – ни тени лукавства,

Нежен, дивен, схож с ликом Иным,

Будто б мира волшебного фейри

Ее точно смогли бы признать –

Но железо на старенькой двери

От своих ее дОлжно скрывать.

Полночь. Посвист и уханье ветра

Собирается плавно в слова:

“Выходи на крыльцо, моя Тельма!” –

Напевает голодная тьма.

“Не пойду я!” – под пОстук подковы,

Что висит над высоким окном,

Злится ветер, и ей вторит снова:

“Жду тебя, моя Тельма, давно!”

Всё бушует, беснуется ветер,

А под утро в лазурных шелках

Солнце красное поцелуй Тельме

Оставляет на нежных щеках.

И, как прежде, в трудах напряженных

Новый будний рождается день,

А под вечер с огнем учащённым

В сердце в горнице прясть села Тель.

Очи синие зорко стежками

Управляют, и в окна порой

Она трепетный взор направляет

На луну над дубравой лесной.

Вот опять посвист ветра в двенадцать,

И подкова, как грОмы, стучит.

“Тель! Я вновь здесь! Тель! В путь собирайся!” –

Грозный голос у окон звучит.

Неспокоен сон доброй старушки,

Снится ей вороной стальной конь.

Гонит звон златоглавой церквушки

Его всадника с всадницей вон.

Оба будто в зеленых одеждах,

В длинных золото их волосах,

Но знакомое что-то с надеждой

Отмечает старушка в глазах

У сиятельной всадницы, будто

Её знает она много лет.

Но за пылью поднявшимся клубом

Неразличен ей облик сквозь свет…

В горницу подошла к спящей маме,

Одеяло поправила Тель,

Да к окну подошла, взор упрямый

Вперив в лик, что промолвил вновь ей:

“Отвори ставни, красная дева,

Полетели со мною к Холмам!

Колесница нас ждет, свет мой Тельма,

Неужели тебе я чужак?

Где ты встретишь сильнейшее чувство,

Чем мое? Пожалей хоть родню,

Коль не выйдешь – я дом твой разрушу

И тебя все ж с собой заберу!”

“Не пойду я с тобой, не открою,

Хоть пленюсь я твоей красотой,

Взгляд очей голубых всё ж недобр,

О колдун с черною бородой.”

Страшен он ей, огнем его очи

Горят дивным, он руку к стеклу

Прислонил, и исплавить он хочет

И окно, и решетку. Сквозь тьму

Видит Тель, как слетела подкова,

Вниз упала, скатившись с окна.

На звук громкий с соседнего дома

Витязь, что там в ту ночь ночевал,

Поднимается вверх по ступеням,

Говорит: “Что случилось у вас?”

И впускает его в помощь Тельме

Вся дрожаща, печальная мать.

Он с мечом поднялся и увидел,

Как хищенье свершает колдун.

“Ты ли деву прекрасну обидел?

В поединке сойдемся!” Кощун

Оглядел его с искоркой смеха

В взгляде дерзком: “Ну что же, изволь”,

И в волшебных предстал он доспехах

И в сверкающих латах огнем.

До зари они раннеей бились,

Пока небо не стало огнем,

Одолел колдуна бравый витязь,

Тот исчез. Только смертным был бой,

Рваной раною он истекает,

Ловит взгляд он спасенной своей,

А она только гребнем играет

С волосами и смотрит смурней

Тучи над горизонтом кровавым.

Так холОдно и бледно лицо.

В странном ужасе он закрывает

Очи, длинный встречая свой сон.

За далекой долиной тумана

Ему голос был слышен чудной –

То с расчёскою Тель напевала,

У окна сидя, про край родной.

Он услышал – звенит этот голос,

Будто ветры во кронах дубов,

Золотится, как на полях колос,

И как песенка вешних ручьев…

Снова дым полетел над деревней.

У окна Тель грустит, шьет кошмы,

И доносится шепот ей дивный,

Что зовёт её снова в Холмы…

 

 

ВОСПОМИНАНИЕ

 

За сотканным из шелка вдохновеньем,

Что пылью от дороги пропиталось,

За страстью, за тревогой, за мгновением

Я пуст, смотри, ни грамма не осталось.

 

Я растерял мечты, гоняясь за надеждой,

Я душу подарил – ты выпила до дна,

И кажется, вот ты стоишь, жестокая, как прежде,

И усмехается, вторя тебе, в окно луна.

 

Но это просто призрак жесткосердный.

Прозрачный локоть я хватаю сгоряча.

Уходит в холод ночи ужас суеверный.

Дотла фотоальбом сожгла свеча.

 

 

ЛИК В ЗЕРКАЛЕ

 

Я целый вечер убегал от подлеца,

Скрываясь в пасти длинных тёмных улиц.

Я видел контуры его лица,

Как он смотрел мне вслед, зловеще щурясь.

Меж бликов блёклых мрак клубится – его тень,

Шагов разносится стук гулкий,

И в переулках мне не скрыться мрачных дней

От тьмы, что жадно тянет ко мне руки.

К закату к дому я насилу добежал,

Цепляясь пальцами за стены и ступени,

И в пыльном зеркале лик подлеца я увидал –

Я сам в сплетеньи светотени.

В глазах горящих я увидел пустоту,

Дыру, что силился залить деньгами, брагой,

Ещё я в ней увидел ту,

Что отравилась моих действий ядом…

Что боль души моей? Кровавый ток.

Его я выпил, глядя из оконца

И думая о той, кого забыть не смог,

Когда за горизонт садилось красно солнце.

 

 

В СЕТИ

 

Зачем ты, Даная, заходишь сюда,

На эту страничку, со взглядом встречаясь знакомым

Лица, о котором ты грезишь всегда,

Когда в тишине остаёшься с самою собою?

Не смей, и не пробуй мечтать,

Сейчас твоё сердце тревожно и столь уязвимо!

Нельзя возвращаться во времени вспять.

Шагать через сны, сквозь мгновенья и мили

И верить, оставив свой крик

Душевный фантазиям разума снова,

Удел злой. Всего лишь на миг

Свободна и счастлива станешь от боли.

 

 

СНЕЖНАЯ ФЕЯ

 

Ложатся мягко хлопья снега.

Сияет полная луна…

Легка, нежна, в порыве ветра

На землю фея снесена.

Она ступила в искрах снежных,

Сияя светлой красотой,

И к ней любовию безбрежной

Художник стался опьянен.

Простер, шагнувши к ней, объятья,

Коснуться ее тонких крыл,

И тотчас древнее проклятье

Его настигло – страшный пир

Пред рождеством богиней древней

Был ночью ясной учинен,

Бескровный, прилег странник бедный

На снега белоснежный лен…

Снежинки распускались ярко

Под злой оранжевой луною,

В клубах сиреневых из мрака

Художник видел долгий сон…

 

 

ВСАДНИК ЛЬДА 

 

Во вьюгах белых статные леса

Холмы Ирландские привольно увивают,

И где-то бродит там прекрасный Всадник Льда,

И след его метели заметают…

В рассвете огненной зари и в склоне дня

Его волос лучи вдоль плеч струятся,

А губы имени любимой кружева

Столь нежно шепчут. И таятся

Зловеще тени возле гор подножий псов,

Что королева снежная навстречу посылает

Скитающимся рыцарям — гонцов

Смертельных бурь. И ярко отражает

Озер зеркальная искрящаяся гладь

Его души снежинки – вспоминанья,

Огонь внутри него коня заставит мчать,

Пока он таять будет от любви желанья.

Свет солнца снова, розовый рассвет

Златые облака по небу расставляет.

Ручьев доносится весенний звон. И нет

Уж Всадника. Лишь конь один скучает.

 

 

ЕДИНОРОГ

 

По берегам и по лугам,

По тропам узким дивных гор

На зависть всем лесным богам

Несется мой единорог.

Как розы сладкий поцелуй,

Пылает гибельный закат

На своде пепельных небес,

Что до земли сомкнулись в стяг.

Над лесом темный дым висит

Тяжелой завесью туманов.

Вошел врагом в запретный мир

Алчный до власти царь обманов,

Коптят лазурь моих небес

Заводов смрадный дым из трубки,

Что закурил ты, плачет лес,

Шумит листвою – всюду трупы.

И в чаще дикой у ручья

Застыл, поникши на коленях,

Как будто это просто я,

Погиб единорог мой бедный.

 

 

НЕ ПРИЗНАЮСЬ

 

Я никогда не признаюсь тебе

В чувстве, что будто, весна, согревает

Руки деревьев в саду, что в окне

Солнышком майским согреты. Растает

Мой поцелуй на губах – лепесток

Нежной черёмухи, ветром носимый,

На зеркала прудов вниз соскользнет,

После ж увянет в дали, нелюбимый.

Прочь уплывает косяк облаков

По изумрудному стягу рассвета.

И рассказать чтоб, не хватит уж слов

Шёлково-горестно-сладких поэта.

В том, что уходит в безвестность сонм дней

Без окруженья тобою родного,

Что не услышу желанного слова,

Я никогда не признаюсь себе.

 

 

Точка отсчета

 

Я не смог позабыть наше счастье,

Я держу хрупкий образ в руках,

Угольками холодными страсти

Он уж будто рассыпался в прах.

Мне мальчишкой прекрасную сказку

Довелось про любовь прочитать.

Начал всюду я нежность и ласку,

Что по сказке запомнил, искать,

И в тебе я их встретил, наверно,

Да не дал разум воли мечтать,

Алый феникс из сказки той древней

В моих снах не учился летать.

Я, как он, потерял свои крылья,

Ты ж, мое воплощенье любви,

В зеркалах и тенях сохранима,

От меня снова слышишь «Прости!»

Вновь качаешь в ответ головою,

Погружая в молчанье и боль

Комнату, где мы были с тобою

Счастливы. Ось ординат, ноль.

Вновь движенье ветров суетливых,

И паденье песчинок времен.

Шью стежки полотна кропотливо,

Где я статуей изображен.

 

 

Где твои крылья?

 

Сквозь звук занавески шуршанья

И шепот ольхи за окном

Доносится скрипки рыданье,

В несчастной душе – ее дом.

Скрипач из теней черно-белых

Не хочет на свет выходить.

Курю сигарету я нервно,

Чтоб в ночь по балкону бродить.

Прислушалась: голос знакомый

Моё шепчет имя в ночи,

И раны от крыльев волною

Из боли горят, хоть кричи!

«В наряде тебя со спины я

Твой образ ловлю всякий день.

Ах, где твои прежние крылья,

И что с ними стало теперь?»

Из дальних галактик скоплений,

Из звуков морей, с пиков гор

Звук сложен прекрасный и древний,

Что скрипкою в ночь погружён.

И вот, весь в мечтах и раздумьях,

Скрипач к пустым окнам приник.

“На втором этаже я в пору полнолунья

Ищу твой забывшийся лик…”

 

 

Пришедший за звездой

 

Не прячь отчаянье, тихонько растворив его в глазах,

С лазурью неба в дом порой приходит вьюга,

Смотри – следы от ног, увязших во снегах,

Твои, мои, навстречу, друг от друга.

В ладонях солнце теплое , к груди его прижав,

Ты раствори, вдыхая ветра запах пряный

И ароматы, что принес он, свежих вешних трав,

В которых лежа, друг о друге мы мечтали

В разное время, в столь несходных снах.

Твои целуя руки, называю нежно имя,

И шепот мой услышь, в моих тихих слезах,

Застлавших образ твой, и улыбнись так мило

Воспоминаниям о том, кто прочь ушел

По пыльной, разветвлённой в ночь дороге.

Любимая, звезда летит, и я тебя нашел,

Пусти меня, я пред тобою на пороге.

Не прогоняй меня, как я прогнать тебя

Из сердца силился, с упорностью жестокой,

И прожил двадцать лет, наперекор любя

Себе, семье, миру души, на протяженье срока.

Не прогоняй меня, я сквозь пургу и лед пришел,

Мне слег слепил глаза- с тобой они возможно смогут видеть,

Прости, как я простил, что в прошлом был с тобой,

Попробуй снова полюбить, тогда не станешь ненавидеть.

Не прячь отчаянье, тихонько растворив его в глазах,

С лазурью неба в дом порой приходит вьюга,

Смотри – следы от ног, увязших во снегах,

Твои, мои, не отличить их друг от друга.

 

 

Moàlainnbean-shìdh

 

Холодной луной иссиня-черный небосвод увенчан,

Клонятся вереска плеяды в дол земли,

И призрачной фигурою Элиза, с кем я венчан,

Танцует, ветром уносимая, вдали.

Мелодией волшебной арфа кельтов плачет,

И сердце разрывается от вспоминаний и тоски,

Но не угнаться за тобою, и никто мне не укажет

Тропу лесную мне на полые холмы.

Качаясь от усталости, молюсь, чтоб ветер бросил

В лицо мне запах от волос златых родной.

Вслед за весною наступает, взяв корону листьев, осень,

А я седой вконец, душу сковав зимой.

Твой зов я слышал первым мая утром столь тревожный,

Под лавку прятался тобой любимый пес,

Соседи прятали железо под порогом, умоляя слезно

Своих богов баньши прогнать обратно в лес.

Они ведь тебя видели – как майский день, прекрасной,

А я не смог с тех пор видать тебя воочью.

Приду к тебе такой же лунной ночью,

Когда сомкнула очи ты в болезном сне ужасном.

Пусть выставят кресты да идолов пылают грозно очи,

Что призваны хранить покой безвинных,

Пусть голод во глазах баньши холодной лунной ночью,

Душа к тебе парит, подхватывая твой мотив старинный…

 

 

Странник в зеленой карете

 

Прекрасен вечер в предрождественскую пору.

Сияет в чистом небе белогривый месяц.

Пасутся звезды – призрачные кони,

К желаньям на дорогу добрым людям светят.

На бал свой первый, окрыленная, святая,

Моя сестрица меряет наряды,

С ее улыбкой мое сердце розой расцветает,

И с трепетом я танец с незнакомцем представляю,

Таким таинственным сказался облик улиц,

Кареты, запряженные конями ночи цвета…

Входя с сестрою под руку в привратных арок сумрак,

Я оглянувшись, видела зеленую карету

И незнакомца в странника плаще я чужестранном

Заметила, клянусь, его взгляд встретив

Глубокий серых глаз, такой печальный,

Жар ощутила щёк, покрытых вишни цветом…

Но шаг ускорила за величавым папой

И стройной мамой с нежною улыбкой,

Исследуя палас, иду с сестрою рядом

Я к бальной зале, оживленной, многоликой.

И вот после любезных представлений,

Исполненных улыбок и поклонов,

Маминых шуток и отцовских наставлений,

Слежу за танцами, ищу одно лицо я.

Но вот мелькают всюду яркие наряды,

Мою сестру на первый танец пригласили,

Но сумрачного принца не встречаю взгляда,

И имя незнакомое, увы, не огласили.

Вместе с надеждой ухнуло под ноги мое сердце,

Когда на танец завершающий я выйти отказалась

С знакомым папиным, как голос-бархат «Верьте»

Шепнул на ухо мое точно совсем рядом.

И вдруг я оказалась вовлеченной в ритм вальса

Средь пар веселых в самом центре зала,

Забилось средце в такт, перебивая танцы,

Прекрасный лик, чуть бледный, но улыбкой,

Пожалуй, краше многих из танцоров…

Он вел меня уверенно и гибко,

И оказались вскоре мы вдали от взоров

У входа арки, где, не скрывши удивленья

Я возглас, видела, как мы, танцуя, в небо,

Мирьядами звезд полное, взлетели в окруженье

К златому месяцу, туманами одету.

Испуг прошел, да словно инеем покрылись руки,

Которые держал танцор чудесный.

На мой вопрос, кто он, своею девочкой назвал он глупой,

Правда, милейшей во вселенной древней.

Его слог так потряс меня старинной глубиною,

И самый голос кутал, словно пледом тёплым –

Поведал он, что через год придет за мною

В такой же вечер, коль решусь я стать его женою.

Тогда спросила у него, страшась ответа, я повторно:

«Ты назовись, кто ты, скажи свое мне имя.

И он ответил: «Я властитель царств надлунных звездных,

Зовут меня ФорлАнАлтИмор»

Вздохнув, я ощутила нежность губ касанья,

И в вихре снежном тотчас приземлилась

И замерла- возле колонны в бальном зале

Средь вальс окончивших я пар вновь очутилась.

«Скорее, Айлен, мы тебя искали» –

Берет сестра моя, уже одетая, под руку-

«У входа папа дожидаются и мама,

Пурга на улице, не видно звезд сквозь вьюгу»

Уж темный вечер черно-синим снег окрасил,

И хлопья белые в лицо кидает ветер,

Только, садясь в карету, различаю ясно:

На небосводе две звезды, точно два глаза, светят.

Вернувшись, я в трюмо смотрелась долго.

Так странно и чудно на сердце, жарко

В груди трепещущей души, а под пологом

Сияют две звезды за снегопадом так же ярко.

И вот прошел год в радостях и треволненьях.

За чередою дней всегда мне звездными являлись ночи,

И проводила их о странном вальсе в размышленьях,

В коротких снах волшебно-серые встречая очи.

Отец не понимал, что ж я нещадно отклоняю

Одно вслед за другим о браке предложенья,

Я ж неизменно в вежливом поклоне приседаю,

Святую тайну сердца не предавши разглашенью.

И вот, под рождества прекрасный праздник,

Во пору предзакатную, в предвосхищенье бала

Расчесывала волосы сестра моя, и ясно

Звезды на небе с месяцем-рожком сияли.

Остаться дома я насилу отпросилась,

Почувствовав, что будто нездорова,

И очень крепко обняла родных и сильно

Поцеловала на прощанье я сестрицу у порога.

И, подперевши щеку, на заснеженну дорогу

Смотрела, залитую лунным светом,

И вспоминала: был ил вальс в пространстве звездном

С ФорланАлтимором среди хвостов комет.

Мигнули две звезды, как будто близко где-то,

И вспомнился мне разговор тот давний,

И голос бархатный услышала «Я жду ответа»

И улыбнулась так сердечно «Да»

Укрывшись в комнате тиши от толп я шумных

Зажгу свечу перед окном, мечтой согрета:

Властитель звезд и царств надлунных

Идет ко мне тропою из кристаллов света.

 

 

Предан и ищу укрытья

(посвящено А.Раблэ)

 

Ракитовый куст надо мною раскинул

Свой желто-зеленый мерцающий стяг,

И в синее небо, чей в гневе отринул

Я ясный чертог, устремляю свой взгляд.

Златых облаков пухлых вижу узоры,

И в них вижу снова фигуру твою,

Плывешь среди них ты так плавно и гордо,

Но лик твой забыт, его не узнаю.

Отвергнут, отравлен, в саду во пустынном

Пораненный розы прекрасной шипами,

Я воспоминанья о счастье недлинном

Отчаянно, больно опять вызываю.

Предательства кисть предначертана лирой,

От злых искушений ничто не спасет.

Будь проклята любовь, воспетая Шекспиром,

Пииту что одни несчастия несет.

Закат пронесется оранжево-алой

Крылатою тенью над мной, преклоненным

Под грузом свинцовым тоски небывалым,

Любови, что вечною сделана чертом.

 

 

Мавка

 

Над землей кружится золотой листок,

На волнах пенИстой рябью лунный свет.

Освещает он пустой челнок,

Что на зеркале скользит-Днепре.

Чу! Из вод девИца краше тайных снов

Вынырнула да манИт меня.

Знать, она в пучину мрачных вод

Капитана увлекла челна.

Как смеется, как чертовка, хороша!

Говорю ей, что случилось, кто

Плыл в челне? Заплакала, душа,

Слезы стёрла рыбиим хвостом.

Что ж ты плачешь, зелье, ай, о ком?

Тут взглянула она дико, что комач,

Молвит: Плачу оттого, что глубоко

Здесь лежит любимый мой, палач,

Оттого, что он меня так обманул,

Что болотной зеленью подёрнулись глаза,

Оттого, что в эту ночь он утонул,

Проливается русалочья слеза!

Голубым огнем глаза блестят,

А ланиты, как рассветная заря,

Губы манят, точно сладкий яд,

Позабыл про осторожность я.

Будто бы в бреду, шагнул я к ней,

Руки для объятья протянул,

Вдруг взметнулся хвост – я вижу, челн

Кто-то сильный на дно ДнЕпра утянул,

Вижу, пАрубок над гладью вод плывет,

Крепко держит дЕвицу-красу,

Слышу, как она нежно его зовет,

Во кувшинках путая зеленую косу.

Оба поглядели на меня,

В молоке туманов пропадая,

Я пошел домой, стихи храня

О просшествии в начале мая.

 

 

КОРОЛЕВА МОД

 

Луга вокруг, да пряный запах

Березовых лесов

Ведет коней моих на запад

За королевой Мод.

В края, где в рощах скрыты замки,

На голубых холмах

Танцуют эльфы и русалки

В прекрасных детских снах.

Прекрасная, как света лучик,

В искрящихся шелках,

Ко мне пришла ты, взяв за ручку,

Когда бродил в лесах,

Отбившись от друзей старинных,

От мамы и отца,

И улыбнулась мне игриво,

Дорогу указав.

Когда спросил твое я имя,

Влюбившись в первый раз,

Ты только усмехнулась криво

С холодным льдом в глазах.

«Коль имени, что я открою,

Ты сохранишь секрет,

Мой древний замок под горою

Отыщешь ты в ответ».

Я, обещаний краски помня,

В душе тебя хранил.

Алхимией свой век наполнил

Я в юношеский пыл.

Отрекшись от балов и странствий,

Я книги предпочел,

Меня считали люди странным,

Я ж дверь искал в мир твой.

И вот, вдыхая пыль старинных

Сказаний, я нашел

Секретный ключ, и взяв кобылу

С конюшен, в ночь ушел.

В твое я въехал королевство,

О королева снов,

Твой лик, знакомый с малолетства,

Я целовать готов.

Но отказали мне в приеме

В волшебном замке Мод.

И я стою в дверном проеме,

Попав сюда, как вор.

По коридорам хладным темным

Полдня один плутал,

И вдруг, толкнув дверь в зал огромный,

Я пред тобой предстал.

Как лен, волос прекрасных солнца

Струятся по плечам,

В душе весь мир вокруг смеется,

Вторя ее глазам,

Их голубой холодный пламень

Сверкает, как топаз,

А кожа, будто белый мрамор,

Сияет, как алмаз.

Она рукой махнув охране,

Меня подозвала,

И смотрит грозно: «О упрямый,

Тебя я не звала.

То ты войти пытался в замок,

Отказ мой получив?»

«О королева… – со слезами

Я протянул ключи.-

Я шел сюда с другого мира,

С мечтою о любви.

И духам клялся я ретиво,

И бесам на крови,

Чтоб повидать тебя хотя бы

Один последний раз.

Тебя увидев, в сердце пламя

Не смог гасить, не спас

Меня науки труд упорный,

Я полюбил Ваш лик.

Он вел меня дорогой темной»

– сказал я и поник.

«Поди сюда, тебя я помню –

Знакомое лицо.

Ему налейте кубок полный-

Отведай-ка винцо

Заморских стран, загадок полных –

Изюминка не в том –

Бессмертья примешь дар подгорный,

Ты грезил ведь о нем.

Останься  в королевском замке,

Подле меня ты год.

И знанья ты, отринув рамки

Земные, обретешь.

Как истечет год, ты вернешься

Во город Камелот

Король тебя ждет – что смеешься?-

И верный твой народ».

С доверьем посмотрел смиренно

В любимые глаза,

И образ, полный вдохновенья,

Размыла мне слеза.

Как хладный лед, целую губы

Что ранят точно нож,

И вот, бессмертья выпив кубок,

Я на тебя похож.

 

 

Под рогом из луны

 

Какой прекрасною должна быть ночь,

Чтоб выйти танцевать при лунном свете,

Под небом, в рукавах несущим сотни звезд,

Средь вереска, что так качает ветер,

По тронутоей голубой росой траве,

Что шелковым ковром легла, в тумане,

При восходящей молодой луне

С такими острыми и яркими краями.

Как упоительно мелодии звучат

Из флейты пана и охотничьего рога

И в ритме с ними озорно стучат

Копытами, хвостами и ногами.

Не выходи, на музыку и красоту польстясь

Гулять в лесу в прекрасный вечер мая,

Не подходи ты, не перекрестясь,

К холодным валунам, собравшимся кругами

Посереди лесных таинственных полян,

Не подходи смотреть пиров веселье,

Коль ты увидишь сквозь млечнОй туман

Столы с вином и дивным угощеньем,

Не слушай музыку, смотри, не пей вина,

И танцевать ты в сумерках не соглашайся,

А коль соблазн велик – так что же, пей до дна,

Танцуй, как бог, только назад не возвращайся.

В рассветной хмари ты в калитку не стучись

Заброшенного без тебя отчего дома,

Да в бликах дня ты яркой не клубись

Блестящей пылью над тропой лесною.

Да прекращай, сид лютый, свой обман,

Оставь наших детей, элементаль природы.

Чужой и хищный зверь, уйди прочь в свой туман,

На пляски шумные над торфяным болотом.

Как только снег алмазный заметет

Тропу лесную квалунов скопленью,

Что служит декорацией, тревожит и влечет,

Меняя, путая мое мировоззренье.

 

 

Оригами

 

Чрез пыль из марева от вихрей на Луне

Окрашены в кровь всполохом земным заката,

Идут, как тени, кто здесь ране был во сне,

Урывками палитры памяти о том «когда-то».

Горит, дрожит, взрывается серебряной змеей

Переливаясь , на границе яркий тёмный воздух,

Слепящей вспышкою защитный контур надо мной.

Скорей, бежать, приказ, сигналят звёзды.

Но я здесь, вопреки всему, дырой миров,

Зловеще ухмыляюсь, в твердь впершись ногами,

И жду ответ из ярких звёзд от смывшихся богов,

По ветру Марсианскому пустив вдаль оригами.

Он улетит, терзаемый драконами огня

С вулканов царств пустых мертвенно Солнца,

И осветит тень острая и чёрная меня.

Сопротивленья насмерть я в ответ смыкаю кольца.

Вы станьте рядом, в ночь, плечом к плечу,

Бросая вызов ввысь, к пульсирующим звёздам.

Сомненья прочь. Под кожу – лёд. И я лечу.

Скорей, бежать, приказ, сигналят грозно.

 

 

Тревожный май

 

Колышет вереск ветер на холмах,

Погруженных в рассветные туманы.

Бродить здесь, потерявшись в днях,

Писателям, и детям – верх забавы.

Но затаилось зло в зеленых их главах,

Что мир видали Дагды с Лугом,

И смотрит с алчной завистью в глазах

За беззаботной детскою игрою утром.

Росой омыта вешняя трава,

Благоухающи ковры амариллисов,

Смеется колокольчиком святая детвора,

И их свежи, прекрасны и духовны лица.

Накрыл крылом Ирландию пылающий закат,

И возвращаются забавники в деревни,

Да только среди них полно чужих ребят,

Подмененных народом древним.

Посмотришь – и порадуется взор,

Все ребятишки, как один, прекрасны.

Да только приглядевшись, синеву пустой

Узреешьво глазах у некоторых ясно.

Они смеются, только в смехе нет души,

Со взглядом мимика нисколько не созвучна.

И в земляничных зарослях о них кричит баньши,

Тревожа сердце, как ножом, тоской беззвучной.

Ах, ветер, вновь гуляешь по холмам,

Целуя тис, перебирая нежно вереск,

И наши дети водят где-то там

В долине Тир-на-Нога раундЕлай.

А на Бельтайн придут опять твои сыны,

Дану, и, чары флейты дивной

Прочь уведут невест моей земли

В густых лесов туманы колдовские.

Ну, а пока рассветный яркий луч

Летит в лазурном лике неба,

Да гонит вдоль реки стада овец пастух,

У круга валунов стан сделав для ночлега.

Собачий лай чуть приглушил, как мать велит

Своим малюткам не сбегать играть из дома,

Доносит ветер, ласков и душист,

Звон детских голосов до берега другого.

 

 

Звезда в снегах

 

Не прячь отчаянье, тихонько растворив его в глазах,

С лазурью неба в дом порой приходит вьюга,

Смотри – следы от ног, увязших во снегах,

Твои, мои, навстречу, друг от друга.

В ладонях солнце теплое , к груди его прижав,

Ты раствори, вдыхая ветра запах пряный

И ароматы, что принес он, свежих вешних трав,

В которых лежа, друг о друге мы мечтали

В разное время, в столь несходных снах.

Твои целуя руки, называю нежно имя,

И шепот мой услышь, в моих тихих слезах,

Застлавших образ твой, и улыбнись так мило

Воспоминаниям о том, кто прочь ушел

По пыльной, разветвлённой в ночь дороге.

Любимая, звезда летит, и я тебя нашел,

Пусти меня, я пред тобою на пороге.

Не прогоняй меня, как я прогнать тебя

Из сердца силился, с упорностью жестокой,

И прожил двадцать лет, наперекор любя

Себе, семье, миру души, на протяженьи срока.

Не прогоняй меня, я сквозь пургу и лед пришел,

Мне слег слепил глаза- с тобой они возможно смогут видеть,

Прости, как я простил, что в прошлом был с тобой,

Попробуй снова полюбить, тогда не станешь ненавидеть.

Не прячь отчаянье, тихонько растворив его в глазах,

С лазурью неба в дом порой приходит вьюга,

Смотри – следы от ног, увязших во снегах,

Твои, мои, не отличить их друг от друга.

Оставьте комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Прокрутить вверх