Узрютова Гала. Стихи

Когда в жизни человека после долгого перерыва просыпается любовь – 

это сродни появлению горячей воды после летнего отключения.

Когда воды нет, ты часто проверяешь кран – не появилась ли горячая струя ,

потом забываешь – и привыкаешь умываться, мыть посуду холодной водой ,

а потом уже – не проверяешь, а греешь сам.

И вдруг – вода приходит – с брызгами, потому что никто этот горячий кран долго не открывал.

Ты даже пугаешься этого напора – и машинально закрываешь кран ,

но бесполезно – воду уже дали .

все семена похожи на женщин, все плоды – на мужчин

падает в землю, летит на рассвете мальчик, отец и сын

отец уходит, сын уходит, мальчик остался один

все города похожи на женщин, все моря – на мужчин

мальчик смеется, зная, что вечен, люди играют с ним

из всех картин смотрят на ту, где кто-то идет один

все слова похожи на женщин, все паузы – на мужчин

мальчик знает: мир толст, беспечен и точно неизлечим

он говорит, что не будет смерти – просто будешь один

***

Как-то я спросила друга, у которого была постоянная головная боль,

как он живет с ней, как терпит.

Он сказал, что не замечает боль, так как привык – она у него с детства.

одиночество – детская болезнь.

как это другие будут здесь? я же не умру – мне мама говорила

как это другие будут жить, петь гулять и в кофты одеваться?

они что – забудут, что я есть? Будут говорить, любить, смеяться?

как это другие смогут так? они что – совсем меня не любят?

один это – не когда тебя не будет, а все остальные есть

а когда других вокруг не будет, а ты будешь

так и живешь как котенок, и вдруг тебя кто-то берет и несет

греет, моет, гладит, готовит тебе, а ты не понимаешь – куда тебя тащат

потом ты становишься красивее, потому что тебя любят

и у тебя появляется дом.

дом-это то место, где не боишься ступать босиком

и когда ты становишься размером со старую собаку

ты убегаешь, а навстречу идет пастух

в одной руке у него прут, а другой он берет твою руку и говорит

– одинокость – она с рождения, – и добавляет – ну, как рука.

ты смотришь на свою руку и не понимаешь:

– тогда почему, например женщина не говорит, что она рука,

а повторяет – я одинока, одинока, я одинока.

***

средь ног, средь тех, кто так играет в мячик

как будто мимо он не попадет

я буду первым, кто опять заплачет

когда он в брызгах в лужу упадет

я выучил всего четыре слова

они меня все время говорят

смотри, как все исчезнет – и воскреснет снова

и повторяю их по десять раз подряд

смотри, как все исчезнет и начнется снова

никто не умер, но уже воскрес

смотри, как слов набралося по горло

а можешь только квакать и пыхтеть

смотри, как все исчезнет и воскреснет снова

смотри, как мяч летит в тугую сеть

смотри, как дядя Ваня льет бездонно

из шланга воду на косую плеть

смотри, как все исчезнет и воскреснет

как с неба поднимается земля

смотри – я буду повторяться снова

как повториться в общем-то нельзя

***

не бывает чужих шагов, не бывает забытого запаха

а бывает пустой коридор и почти незаметное завтра

не бывает плохой фигуры, не бывает дурацкого платья

а бывает, что платье куплено, просто некуда надевать его

не бывает глупых слов, не бывает скучных историй

а бывает, что не рассказать, а бывает, что не с кем спорить

не бывает вечной любви, не бывает точного выбора

а бывают ночные огни, а бывает кружка и сидр

не бывает прохлады везде, не бывает в радости и в беде

а бывает река течет, а бывает вилами по воде

не бывает смерти во сне, не бывает заката последнего

а бывает еще не родился, а бывает свет утра летнего

***

ведь я смотрю не на тебя ―

на то, как русла рек мелеют

на то, как высыхает пол в апреле

от ветра сталкивающего две балконных двери

на то, как вытирают стол в больнице

или скребет ночами дворник

вдыхая спирт и сына в рукавицы

на то, как остывает каша

у матери в промерзшей кухне

наматывающей месяцы на спицы

на то, как оседает пыль на солнце

и плачет в паутине муха

готовясь в Рай, а не в паучье брюхо

ты смотришь прямо на меня

не видя, как на теле сохнет платье

как мнется белая от снега простыня

и все, кто любят, плачут под кроватью

***

«Сказать человеку: Я люблю тебя

то же самое, что сказать ему:

Ты будешь жить вечно,

Ты никогда не умрешь».

Габриель Марсель

помнишь, когда ты был мальчиком

и не мог еще сам выносить велосипед из подъезда

тебе его вытаскивала мать, и ты жалел ее

потому что другим велосипед выносил отец

тогда ты понял, что и это еще не конец

ты всегда ходишь так, как будто сзади кто-то чужой

оборачиваешься, неожиданно переходишь на другую сторону улицы

потом ты вообще уехал из города

но там тоже были свои чужие

гладили по изнанке руки и говорили, что любили

ты не верил, но прислушивался – это ведь про тебя говорили

перед тем, как выходишь из дома

фотографируешь на телефон, что выключил газ и воду закрыл

в мобильном пятьдесят три штуки газовых кранов

и три фотографии тех, кого ты любил

– значит, они не умерли?

– значит, я газ закрыл.

***

молчали птицы, мальчики кричали

не знали, что в лодке стоять нельзя, поэтому стояли

и если бы могли, то называли бы

все те места куда их весла не попали

меня сегодня на руки не взяли

сказал один – завернут в одеяле

меня сегодня даже не качали

сказал второй – в линялом покрывале

они друг друга сильно обнимали

кричали птицы, мальчики молчали

***

он знает что его найдут

в заросшем непотребном виде

сырым, замерзшим, лысым и святым

но не таким

каким живет колышется мигает тут

не хочет он чтоб кто-то вдруг увидел

как утренне, небрито и в одних трусах

он поднимается с кровати

а в кухоньке босой его не ждут

ни жены, ни отцы, ни матери, ни братья

теперь другие процедуры тут

устраивают солнечные благодати

никто не будет двойне кофе наливать

и в форточку влетит лишь майский жук

не хочет слышать он динь дон, тук тук

и прянично соседское ворчанье

за дверью из столетнего массива

не то чтобы венец болит

иль хочет он уйти красиво

живые только там – не тут

ему так мама тихо говорила

когда вела на дедову могилу

живые только ангелы и Бог

ты тоже будешь жив и одинок

когда вернешься мертвым из Берлина

***

мой сын родится в воскресенье

рано утром

когда акушерка Настасья доест пирог с вишней

вытрет руки о халат и крикнет врача

ребенка помоют и отнесут к остальным

а я буду думать: вдруг спутают

и принесут мне потом чужого

я лица всегда сразу запоминаю но тут

другое дело

у него, наверное, будет папа

какой-нибудь высокий с руками

на которых вены выделяются

и вот он родится, и совсем скоро уже

я смогу снова спать на животе

а когда сын научится говорить

то спросит – мама, а я ваш с папой?

я скажу – наш, наш

а сама прокручу-а вдруг подменили

***

когда ты уже ползаешь

как двухвостка

на куче запасных

но последних ножек

и кажется

что через

три секунды

двери закроются

навсегда

(ты конечно

прислонялся

вместо

не прислоняться)

и больше

их никто не откроет

даже робин гуд

или воры

то появляется

кто-то новый

не из бумаги

и не из золота

а обычный

как занавеска

ты прячешь в него

свою голову

как страус

который

грустит в песках

и молишься

лишь бы лишь бы

его не проткнула

молния

и только бы

не задело его

трамваем

а он улыбается

и говорит

спокойно

до встречи

в каком-нибудь мае

и улетает

детским

майским жуком

***

старая дворняга спозарань

притащила куклу из угла

говорит, хозяин, ну-ка глянь

может бинтовать ее пора

взял хозяин куклу осмотрел

оглядел еще раз повертел

вечно тащит всякий беспредел

я же выбросить ее хотел

подхватив добычу на лету

снова куклу пес несет во рту

вывалил он в угол сироту

ты лежи, а я сейчас приду

тащит бОрзая бумагу и тряпье

это, куколка, теперь твое

я построю дом, повешу флаг

будет здесь игрушечный барак

***

человек рождается нелюдим

приводнясь у материнских вод

допивая колокола груди

без жилета выбросится за борт

разгребая камни на берегу

добредет до пустых высот

разливая слёзоньки на бегу

крепче стали якоря рот сожмет

задевая дно заскрипят узлы

ветром унесет недогнивший плот

он уснет в атолле за полцены

а когда проснется увидит порт

и пока ладья его ловит галс

встанет не абандоном но один

натабанится до заката всласть

человек рождается нелюдим

***

сны, которые не снились моей бабушке

никогда мне не приснятся тоже

потому что у бродяг и странников

сны и ночи завсегда похожи

потому что на священных кухнях

до сих пор играют патефоны

а в шкафу неначатое платье

все мечтает выходить из дома

я намажусь красною Москвою

и надену бабушкино платье

может быть апрельскою весною

мне цветные бабушкины сны приснятся

Конфеты, оставшиеся от Рождества

недавно мне зачитывали список

двадцати семи ненужных вещей

от которых надо избавиться

мне читают

старый солнцезащитный крем

просроченные лекарства

непишущие ручки

конфеты, оставшиеся от Рождества

изношенные туфли

пустые цилиндры из-под фотопленки

старые краски, которыми никто не пользуется

старые телефонные книги

просроченные (или почти сожженные) свечи

но дальше я уже не слушаю, а думаю

а ведь все мы – конфеты, оставшиеся от Рождества

разбросаны по земле как по столу

вроде есть и кожа, и рожа

завернуты в красивую блестящую бумагу

но мы так и будем валяться на дне чьей-то истрепанной сумки

и нас никто никогда не съест

не то, что мы невкусные

или истек срок годности

просто жалко нас есть

мы же от Рождества

***

у каждого мужчины – четыре дочери

одна его носила, другую родил он,

третью он любил, а портрет четвертой – у него над кроватью

и каждое воскресенье у нее рождается сын

и сколько бы ни было воскресений, сын – один

а в понедельник утром пришел господин – плечист, един

забрал дитя – у тебя – в воскресенье – еще один

в тысяча пятый раз рожать

и снова придет господин забирать

а ей уже шестьдесят пять

себе одного – не ему отдавать

другой понедельник встречать опять господина

она бесполо прилегла и говорит: пустоутробна

бесплодна, без пола, без плода она

как ты бесплодна, если вчера меня родила?

у каждой женщины – четыре сына

у одного борода, второго не родила,

третьего под венец вела,

спину четвертого видела, в лицо не узнала

Цикл «Троюрдное лето»

я ничего не получилось,

не выкатился – не вскормилось,

а только задом наперед

все это длилось, длилось, длилось.

когда ты валишься из рук

из красных, синих и немецких,

мы начинаемся как круг,

заканчиваясь в Сестрорецке.

не расчесываясь, слова колтунами на языке вьются,

чтоб гребень запуская в них, ты не смог бы уже поперхнуться.

из одних только желто больших до других столько красно и ямы

я стоял безобразней других там, никто где ни в чем не стояли.

а только длилось, длилось, длилось,

катилось задом наперед,

и высочилось – и смолилось.

я ничего не получилось.

___

посадили меня на осла и везут, и везут и везувий становится ближе.

соглашают они до конца меня, соглаша соглаша юсь быть выше для –

для кого-то, может быть, ниже.

ноги здесь мои не достают меня, и меня и меняют, считая неслышно.

имени ни одного не скажу не лю не любимого, без которого я –

без которого я бы выжил.

мальчик, девочка, иди сюда, приходи подойди подойдите, седые детишки.

вы таки такие же, как и я, и кричались вы в те дни в тени того дня –

дня, когда я всех вас услышал.

___

и такая настала вокруг спина,

что стояла из трех ни одна.

ледяное яйцо с красно ярким желтком

так при тридцать семи закипает, что стекает

стеклом этот жар в скорлупе – стеклодувы его раздувают.

раз и два, раз и два – раз на выдох, а шорох на вдохе.

выходи ты одна из вспотевшего льда,

раз желтком ничего не выходит.

через десять минут не растает яйцо, из какого бы льда не рождалось.

урожай соберет ярко красное дно, куда все это лето стекалось.

через десять минут не растает яйцо, из какого бы льда не рождалось.

ты же знаешь, что это яйцо изо льда – скорлупа его только взрывалась.

___

из трафарета светом прохудились ноги,

которыми беременела дверь еще вчера,

и лета не родил июнь, а мог бы,

как изо льда яйцо та курица снесла.

и если лето вдруг троюродным не стало.

и гром оглох, и небо отцвело.

то жизнь ржавеет запахом металла,

чтобы нащупать лето двадцать третьего.

а то, что показалось длинноногим,

так это сосны, падавшие в свет.

и быть хотелось с очень многими,

но только с этими ногами – много лет.

___

сколько можно смотреть на это лицо

подбородок подбородок никогда не кончится

я бы построила у носа крыльцо

прямо напротив его самого кончика

а рядом с ухом посадила дерево

чтобы оно шумело и меня бы не было совсем слышно

и вместо ореховой скорлупы

в раковины скатывались бы вишни

сколько можно смотреть на это лицо

если бы оно могло длиться хотя бы до пятницы

на некошеное два дня яйцо

крошится крошится и куда-то катится

Цикл «Бора»

(Бора́ — сильный холодный порывистый местный ветер, возникающий в случае, когда поток холодного воздуха встречает возвышенность; преодолев препятствие, бора с огромной силой обрушивается на побережье)

если четырнадцать человек – это две недели людей

значит, я один день

я – один день?

этот куст так костисто пуст

как туманом полностью обезлюден город

сорок лет мальчик жил и смотрел как гусь

достает перо и вставляет его за ворот

самый мальчик маленький на земле

не может больше расти

с пяти сантиметров до десяти город был для него высок и долог

сантиметров с одиннадцати до семнадцати старухи его любили

с восемнадцати до пятидесяти с ним никто не говорили

гусь – на стол, а мальчишка – в лес

так бескрыло на дерево влез

что перо на макушке встало

прибавляя не рост так вес

упало

***

– А ты знал, что космонавт может взять с собой в космос не больше килограмма личных вещей? Что бы ты взял, уезжая из этого города?

Ты смотришь на меня многолюдно:

– Я бы взял килограмм твоих писем

***

что ты торчишь во мне яростным садом

так, что умолкли плоды

так, что корнями присохло

когда за оградой всегда так много воды

что ты ищешь собаку в апрельской земле

так, что в смёте из зимнего теста и пыли

ее не различить

так, что тот, кого ждет и боится

имеют одинаковые лица

что ты молчишь во мне вязаной нитью

так, что слышно как вяжет во рту

так, что струится, бежит и синица

в прозрачном аэропорту

ведь я знаю,

единственное, что тебе во мне нравится – это пятикилометровый мост

по которому ты можешь ехать и звонить своему папе

чтобы сказать, что на Волге стал лед

но папа трубку не берет

но папа трубку не берет

а просто сверху закидывает удочку

***

Слон – в декабре – хоботом воду не пьет

Индийские реки – все – уже превратились в лед

И грабли взрыхлили спину от ушей до хвоста

Ступай погонщик Дима – очередь пуста

Эта вышка тянется не от хвоста до ушей

Ржавеет не от ноля метров до ста

А твердеет под ногами от пяти лет до двадцати двух

И холодеет ночью

Комбинезон раздвигает застывшую борозду

Дима шершаво стекает

В индийскую – реку – ту

– Митя, опять извозился, быстро пошли домой!

– Мама, а как же слон? Замерзнет, он же живой!

Никуда – твой слон – не – денется

завтра с бабушкой пойдете в парк,

и покатаешься

***

Сегодня так тихо, что завтра, наверное, будет бора

Мальчик в белом платье встает с утра

И на снегу двора выбирает прут

Этот пустой, тот хомут

Этим его не бьют

И высекает снег как козу Сидора

Это такси, а такси все ждут

Море волнуется три за забором

Как из шмелей-дверей выползают дети

И жужжат домой по красной дорожке

Прижимая подарки и взрослых

Пятно в ушанке бесследит по двору

невидимо белеет в стылой пене

Не получился я уже к утру

и больше пятен нет

Проталиной в снегу бескрылая ворона

Да и она в своем хвосте пуста

Он прячется собакой в конуру

***

Нельзя-нельзя просто так бить в колокола

Шепотом шевелит одна

Руки другой – теплые дополна – в праздник

Из темноты вынимают вёсла

Плещутся – подсвеченная блесна

Вздрагивает – кто-то – в розовом

Пять языков онемели

бьют в пальцы так громко,

что слышно, как тянется воск

взбивают воду лапами утки на Свияге

меняется цвет светофора на Рамбле

начинается туман

и дышит буддийский монах

Ладони теряют якоря

Чешуйчато оседает звук

До субботы

***

Говорят, что никакой лист бумаги

нельзя сложить больше семи раз

десять тросов сжимают белую площадь во двор

в такие заходят, когда заблудились

семь зацепившихся продолжают движенье

ведут тебя в некрашеный павильон

шестеро там встречают – выводят в окно

здесь всегда светло, здесь всегда светло

пятеро смотрят в окно, но видят экран

внимательно, как его делят напополам

трое уже наклонились с щелчками в щель

двое, один подходят с другой стороны

чтобы ничего не разглядеть,

но услышать,

как в площадь заколачивают десять свай

кулаком

***

Вообще, я люблю подслушивать

Особенно руки

Например, вчера на аллее Гончарова

Правая и левая в черных перчатках

Кричали на телефон

Который пытался вырваться так,

Что включил аварийные огни

Правая азбука Морза

– Ну так что насчет 21 декабря?

– В каком смысле?

Левая правую освобождает

Голая правая

– Мы встретимся до 21 декабря?

– Почему до 21-го?

– Конец света же

Холодная правая проверяет

Холодная правая проверяет

Холодная правая проверяет

– Не будет конца света

– А что будет???

Если в стихотворении есть перчатка, она обязательно должна упасть

Левая помогает правой подняться

Будет свет фонарей

Мама слева направо дочь одевает

ЧУК И ГЕК  – цикл стихотворений

***

чук и гек

подвыпивши

разрешали спор

чук твердил «счастье есть»

гек – «нет»

и заканчивал разговор

чук доставал в доказательство

паруса

и закатывал рукава

гек тормошил

любовницу

звал баб дурами

завывая

что мама была права

чук ждал апрель

замешкавшимся ростком

сосновым

гек поднимал женщину

она, пьяная, ругалась

и падала снова

чук уже видел

что мухи проснулись

время плыть

и разматывать паруса

гек заводил юлу

щелкал хлёбово

и орал

чука позвали свидеться

гека никто не звал

он злился и думал

обидеться

поел, попил и поспал

чук пришел свежим яблоком

радостный и целованный

гек был в семейках жалостных

жевал огурец малосольный

чук говорил весна и любовь

так

что у гека по усам текло

и рассолом на майку попало

чук еще долго смотрел в окно

гек вяло барахтался под покрывалом

на разные голоса

в воздухе мчался

липким сиропом

жар

женщина пустотело

вышла

гек ее

не провожал

***

чука позвали свидеться

гека никто не звал

он злился и думал

обидеться

поел, попил и поспал

чук пришел свежим яблоком

радостный и целованный

гек был в семейках жалостных

жевал огурец малосольный

чук говорил весна и любовь

так

что у гека по усам текло

и рассолом на майку попало

чук еще долго смотрел в окно

гек вяло барахтался под покрывалом

***

гек пошел собирать хворост

хотел разжечь камин

к приезду чука и его друга

ходил по лесу

выбирал посуше которые

получися магазинный набор

что-то вроде забора готового

из гипермаркета

спотыкался бежал

сейчас чук приедет

сейчас чук приедет

гек кинул хворост

в камин

принялся чистить ковер

белый пушистый

вот и чук пришел

а друг его хвать

и весенними башмаками

по ковру топ топ

выронил чайник гек

а тот упал на ковер

***

в ноябре чук задумал

построить плот

гек махал у виска

и твердил «пройдет»

чук молчал и велел

мастерить весло

гек шагал в берегах

«куда тебя понесло»

чук ложился камнем

вставал пчелой

гек носил бревно

«да что с тобой»

чук торопился кубарем

но зашла зима

гек выдыхает в шарф

чук затянул рукава

***

гек еще никогда

не любил впервые

прятался по углам

пробовал в перерыве

чук ему написал

правила в личные

сообщения

гек не успел увидеть

вылил на них варенье

чук уже думал

ладится

и задремал малюткой

гек все ждал сообщение

во фраке уснув под утро

чуку снится

как журавль съедает синицу

геку снится

как синица клюет журавля

чук сопит

между ног зажав простыню

гек кричит

не давая взлететь журавлю

чук проснулся

и гека давай тормошить

гек очнулся

ура

журавль будет жить

***

чук молчит третий день

кровать не заправляет

смотрит на мух

гека не было

он вчера приехал

сначала не поверил

помыл левое, правое ухо

и правда молчит

чук, не молчи

гек написал на бумаге

а зачем написал

ведь он слышит

чук, не молчи

сказал он громко

ну чего ты разорался

заворчал чук

слышу я, слышу

***

чук и гек выбирали себе фамилии

гек хотел короткую

чук-двойную и длинную

гек раздумывал

смит, мазай, королев

чук бормотал

тинки-винки, всеславский

гек ходил и курил

открывал словари и конверты

чук лежал

сам с собой говорил

и мусолил конец сигареты

гек сел под пальму

фрукт падал мимо

чук выкрикнул эврика

размахивая палкой без перерыва

гек только видел

что палкой чук водит

в песочном варенье

чук -это имя, фамилия – чук

и к букве у приписал ударенье

гек вприпрыжку добавил

гек гек –

и короткое, и как порядочный человек

с фамилией