Михайлов А.Г.

Справка:

52 года. Капитан первого ранга в запасе. Генеральный директор инвестиционно-финансовой корпорации «ЕВРОВОЛГА». Исполнительный директор института экономического развития Ульяновской области.

Родился в Санкт-Петербурге. 

—————————————————————–

Из славной семьи…

– Мой отец, как и я – капитан первого ранга, участник Великой Отечественной. Всю жизнь он занимался испытанием и освоением новой техники. Много служил в научно-исследовательских институтах. Мама работала начальником гидрометеорологического центра аэропорта «Пулково».

Мой дед по отцу – герой-железнодорожник. Еще до Великой Отечественной имел два ордена Ленина и орден Трудового Красного знамени. Во время войны добавил к ним орден Боевого Красного знамени.

Бабушка по материнской линии работала вторым секретарем Ярославского обкома партии. Дед был директором театра в Ярославле, пошел добровольцем на фронт, прошел всю войну. Вернулся – и руководил восстановлением ярославского шинного завода. Но как-то повздорил с курирующем стройку партийным функционером, сказал ему: «Я собак кормлю лучше, чем вы моих рабочих!». За это по статье «За антисоветскую деятельность» получил восемь лет. Это сделало мою мать «дочерью врага народа» со всеми вытекающими последствиями, вплоть до невозможности устроиться на работу. Когда в 1951-м отец делал предложение матери, он учился в академии. Все начальники ему сказали: «Ты что делаешь?! Это же крест на твоей биографии!». Но он не испугался. Более того, много времени потратил на то, чтобы деда реабилитировали. Дошел до Генерального прокурора и добился, чтобы тот показал ему дело деда. Дед стал одним из первых реабилитированных.

Отец работал до семидесяти восьми лет. Причем не просто работал, а был заместителем директора центрального научно-исследовательского института имени академика Крылова – головного российского института по судостроению.

Детство

– Наверное, детство Ваше было безоблачным…

– Безоблачным детство не бывает. Мое детство было самостоятельным. Взрослым я начал себя ощущать лет в двенадцать.

Своим первым учителем считаю неграмотного семидесятилетнего деда из деревни в Ярославской области – туда меня отправляли на лето к бабушке. Меня к этому деду «прикрепили» – каждый день мы ходили с ним в лес. У деда была простая философия, он считал, что будет жить до тех пор, пока самостоятельно сможет дойти до леса. С тех пор и я так считаю: я живу, пока могу что-то сделать, пока веду активный образ жизни. После этого жизнь не имеет смысла.

С раннего детства я занимался скрипкой и фигурным катанием, был кандидатом в мастера спорта, чемпионом Ленинграда среди юношей в парном катании. Фигурное катание на всю жизнь сформировало мое отношение к женщине. Тренер всегда говорил, что я могу со своей партнершей делать все что угодно, но до тех пор, пока она уверена во мне на 100 процентов. Если я один раз ее брошу, предпочту собственную безопасность ее безопасности, у нее появится подсознательный страх. Нормально она уже не будет кататься ни со мной, ни с другим партнером.

Мои друзья по детству (многие из них занимались хоккеем, а потом играли в ленинградском СКА) мне страшно завидовали за то, что на них девчонки не обращали внимания, а у меня была «персональная» барышня! Но, честно говоря, я ее как барышню не воспринимал.

В конце концов, мое джентльменское отношение к партнерше поставило крест на моей карьере в фигурном катании. Однажды в сложной ситуации я до последнего пытался поддержать партнершу, она упала на меня и коньком перерезала мне вену. Я решился полностью переключиться на скрипку, но мой мудрый педагог по скрипке сказал: «Саша, есть гении двух сортов – от Бога, и от задницы (от постоянной муштры). Гением от Бога ты не являешься, но можешь стать гением от задницы. Но тут есть проблема… Твоя фамилия как? Михайлов… Вот если бы ты был Кацерман, Фельдман или, в крайнем случае, Гутман, я бы за твое будущее в музыке не беспокоился. А так… Будешь ты всю жизнь сидеть в каком-нибудь хорошем оркестре, но на вторых ролях. В нашей жизни лучше быть хорошим инженером, чем хорошим музыкантом».

Вот тогда-то я и пошел в физико-математическую школу при Ленинградском университете. Там получил кличку Аристотель за то, что спорил с преподавателем физики, доказывая, что не может быть равномерного прямолинейного движения, опровергая закон Ньютона. Ребята там у нас были выдающиеся. Один, например, никогда ничего не учил, а все классические теории матанализа выводил прямо из головы.

После физико-математической школы я получил направление в МГИМО – тогда в этот институт можно было поступить только по направлению обкома комсомола, и я был одним из четырех ленинградцев, который это направление получил. Но перевесила морская романтика – пошел в высшее военно-морское училище радиоэлектроники имени Попова. Радиоэлектроника – это тогда было модно и перспективно.

Служба

– И будучи курсантом, и потом, служа на флоте, я много занимался общественной работой, постоянно доставал билеты в различные театры и на концерты – тогда это было очень сложно. Был почетным гражданином кулис в «Театре Сатиры» и «Театра на Таганке». Дружил с Андреем Мироновым, Ириной Понаровской. Первое время после свадьбы жена постоянно ревновала к телевизору. Говорила: «Вот очередную твою знакомую показывают»…

Кто-то из офицеров после вахты шел водку пить, а я летел в театр. Прилетал на премьеры в Москву даже из Мурманска.

Десять лет прослужил на подводной лодке, ходил в «автономки», испытывал новую технику. Яркое впечатление – как моя атомная лодка К-513, построенная в Ленинграде на адмиралтейском объединении, спускается на воду прямо в центре города – в Неву напротив горного института!

Учился в Военно-морской академии, работал в центральном аппарате и «закрытом» конструкторско-технологическом бюро ВМФ. Заочно окончил Военный финансово-экономический факультет при Московском финансовом институте, затем – Академию Генерального штаба ВС РФ (на курс старше Шаманова). Стал работать в Главном управлении международного военного сотрудничества Министерства обороны России. Отвечал за вывод соединений нашего ВМФ и системы ПВО из стран Балтии, Польши и Германии, был полномочным военным представителем России в Узбекистане, начальником группы по взаимодействию с НАТО.

А когда в 1997-м был подписан договор «Россия – НАТО» и началась программа «Партнерство во имя мира», стал первым (и на данный момент единственным) россиянином, направленным на обучение в Италию – в «НАТО Дефенс Колледж» – нечто вроде нашей академии Генштаба, выпускниками которой являются все министры обороны и министры иностранных дел стран Североатлантического альянса.

– Наверное, Вас там считали шпионом…

– Не без этого. Был под колпаком четырех спецслужб – итальянской, американской, английской и отечественной. Иногда, что таить, помогал нашему резиденту решать его задачи. Посадить могли в любой момент – для того, чтобы обвинить меня в шпионаже, достаточно было подбросить какой-нибудь документ в квартиру, где я жил.

Однажды меня пытались завербовать англичане. Долго раскалывали, пытаясь узнать, какие компетентные органы я представляю. Да и здесь в России многие до сих пор также считают меня «русским разведчиком».

– Раскрыли какой-нибудь НАТОвский военный секрет?

– О многом рассказывать не могу… Что мне больше всего понравилось в НАТО – четкая организация, приводящая к единству позиций по всем вопросам. Известно, что основой боевой мощи НАТО являются вооруженные силы США. Оттуда идет и основное финансирование. У парней по ту сторону Атлантики есть четко отработанная технология «убедительного нажима». Суть ее предельно проста: если в силу каких-то обстоятельств ты не можешь руководить процессом – участвуй в нем, подминая своего партнера.

Американский нажим на союзников включает три основные стадии. Для начала начавшему брыкаться союзнику мягко дают понять, что ему выгодно принять условия, предлагаемые США. Так было, например, с итальянцами, когда они высказались против американских бомбардировок Югославии. Ну что ж, усмехнулись американцы: завтра мы перебазируем свои бомбардировщики с Апеннинского полуострова на Пиренейский, в Испанию – и будем уже оттуда производить налеты на Балканы. Да, это обойдется нам несколько дороже, но и вы потеряете немалые суммы от невозможности эксплуатации Натовских баз на вашей земле! Итальянцы призадумались и… дали добро на продолжение бомбардировок Косово.

Если партнер по-прежнему «трепыхается», начинается вторая стадия. Пример тому – Греция. Чуть какое несогласие с «основным курсом» – все, можете забыть о перспективах перевооружения армии: ни техники, ни военных специалистов больше не ждите!

Третья стадия – это уже вариант «кулаком по столу». Если союзник продолжает упорствовать – удар и экономическими, и политическими санкциями будет жесточайшим!

Подобное единство позиций приводит к единству слова и дела, к четкому представлению о задачах и способах их реализации. НАТО – реальная сила. В отличие от современной России. Как тут не вспомнишь известную фразу Ельцина: «Я не допущу дальнейших бомбардировок Косово!». Заявление это, прозвучавшее как раз когда я «грыз гранит науки» в Риме, обсуждалось руководством колледжа как реальный и очень сильный шаг, за которым должны были последовать и дальнейшие шаги – разрыв всяческих отношений с США и НАТО и проведение широкомасштабной акции наших войск на Балканах с целью военными методами исключить вторжение сил НАТО в данный регион.

Но… Заявление прозвучало. Американцы продолжали бомбить Косово. А каких-то решительных акций со стороны России (за исключением локальной операции наших десантников в Приштине, которые вскоре уступили Натовцам значительную часть контролируемой территории) не последовало. А ведь слово не воробей… По-моему, именно тогда США окончательно перестали видеть в России равное себе государство, переведя нас в разряд стран «третьего мира».

– Вспомните что-нибудь из бытовых, «неполитических» событий, происходящих в колледже.

– Я часто играл в теннис с двумя американскими послами в Италии – бывшим и на тот момент действующим. Началась эта история еще в Узбекистане, где проходил турнир «Большого шлема», а параллельно с ним – турнир среди высшего военного начальства Узбекистана и иностранных военных представителей. На турнире я выиграл ящик коньяка, победив в финале очень сильного американца. Победил на морально-волевых… А мир же тесен до безобразия! Когда приехал в колледж, выяснилось, что американцы знают, как я разделал их знакомого, и жаждут реванша. Я им немного поддавался. В политических целях. Так что и здесь без политики не обошлось.

– Наверняка, после такого серьезного обучения и таких серьезных связей Вам предложили какое-нибудь «фруктовое» местечко?

– Я тоже предполагал, что меня может ожидать неплохая военно-дипломатическая карьера. Однако все оказалось прозаичнее. В пору радикального сокращения армии, мне просто не нашлось соответствующей должности. Пробыв пару месяцев «за штатом», я ушел в отставку.

В Ульяновске

– После военной службы я три года (с 1998-го) проработал в крупнейшей российской аудиторско-консалтинговой компании «Юникон». Был одним из директоров компании, в мою сферу деятельности входили предприятия высоких технологий и военная промышленность.

В 2000-м меня позвали в Ульяновскую область. Владимир Анатольевич так и сказал сказал: ««Юникон» без тебя справится, а мы – нет!». Ему понадобилось оценить ситуацию в сельском хозяйстве и в промышленности. Ныне поле деятельности моего предприятия – привлечение инвестиций в Ульяновскую область.

– Как Вам, богемному московскому жителю, в тот момент показался Ульяновск? Культурной дырой?

– Культурность или не культурность города определяют его люди. Можно быть самой глухой провинцией, но иметь таких людей, которым позавидовала бы и столица. А можно жить в Москве и ни разу не посетить Большой театр, не знать, где находится музей Пушкина, и что он не один, а два – музей имени Пушкина и музей Пушкина, и в этом музее Пушкина тоже, в свою очередь, два здания – одно на Арбате, а другое – на Пречистенке. Можно жить в Москве и не знать другого «культурного» учреждения, кроме ближайшего пивбара.

Мне, наверное, очень повезло, но я всю жизнь, и в Ульяновске в том числе, общался с очень интересными культурными людьми. Такие люди есть везде, и их, я бы сказал, везде «равномерно» – одно и тоже число на определенное количество населения.

Все зависит только от самого человека. Это свое убеждения я всегда отстаиваю. Одна из моих знакомых постоянно уверяет меня, что цивилизация начинается с Самары, а Ульяновск называет Урюпинском. Я ее переубеждаю. За эти убеждения, например, когда еду в поезде, и об этом заходит разговор, многие считают меня коренным симбирянином – патриотом «своего» города!

Да, Ульяновск в силу исторических причин консервативный город. Но чтобы бескультурный?.. Нет и еще раз нет!

– Есть ли будущее у «консервативного» Ульяновска?

– Ульяновск – очень перспективный регион нашей страны. Единственное, почему ульяновцы ранее уезжали в другие города – низкая заработная плата. Но вы заметили, в последнее время вернулись очень многие уехавшие ранее! Почему? Значит и здесь жизнь понемногу налаживается! Значит и здесь можно жить и нормально работать! В Ульяновске огромное количество возможностей для приложения своих сил.

Когда молодые люди остаются работать в родном городе – это и есть, на мой взгляд, показатель перспективности региона.

«Авиастар»

– Мое предприятие занимается, в том числе, и консалтингом – консультированием по многим видам деятельности. Например, «Авиастар» я начал изучать не в Ульяновске, а гораздо раньше. Консультантом Кириенко по «Авиастару» является мой бывший коллега по «Юникону».

Во многих ситуациях уже наверное лет десять я чувствую себя пророком. Я знаю, чем что закончится. Говорю: «Если вы сделаете так, то будет то, то и то, если сделаете так, то будет это, это и это». Очень часто люди мне не верят. Хочется им верить в хорошее! Но…

В прошлом году появился глобальный проект по «Авиастару» – строительство для ЕЭС и НАТО тридцати АН-124 в течение полутора лет – миллиардный заказ! Приехали немцы. Меня направили посидеть, послушать. Я послушал. А потом сказал: «Ребята, это – жулики! Это – небольшая фирма, которая собирается с вашей помощью выйти на российское правительство, получить подписи Касьянова и других серьезных людей. А потом под эти подписи получить несколько миллионов в ЕЭС. И все! «Авиастар» не получит ничего – ни заказов, ни денег…». Сказал, чтобы ожидали – вскоре немцы пригласят главбуха и пару заместителей генерального директора «Авиастара» во Францию и США. На них потратят 50 тысяч долларов (что будет как бы взяткой за лояльность), и на этом все закончится.

Мне сказали: «Не может такого быть!». Сделали по-своему. Но все закончилось так, как я и говорил. «Авиастар» в очередной раз, извините, «поимели»…

«Авиастар» – это проблема не Ульяновской области. Это серьезная федеральная проблема. Суть ее заключается в том, будет Россия строить самолеты или нет.

Дело в том, что самолет, построенный, к примеру, в Ульяновске, в принципе дороже, чем самолет, построенный в Сиэтле. Потому что в Сиэтле не нужно отапливать ангары и цеха, не нужно освещать их в длинную зимнюю ночь, не нужно содержать социальную сферу – топить дома работников предприятия. Когда строили «Авиастар», никто у нас в стране деньги не считал. Социалистическая экономика исходит из задач. Надо? Построим! Сколько стоил самолет, значения не имело. Главное, чтобы он у нас был! Сейчас времена изменились.

Перед руководством страны сейчас стоит непростая задача – признать, что наши самолеты дороже импортных. Признав этот факт, мы должны решить принципиальный вопрос: а нужно ли нам строить самолеты себе в убыток? Если правительство признает, что самолеты мы строить будем (например, чтобы продолжать считать себя великой державой), то оно должно решить, кто будет компенсировать разницу между высокой себестоимостью и низкой ценой. Себестоимость самолета – 160 миллионов. А продавать мы его можем всего за 120 миллионов. Кто будет доплачивать 40 миллионов заводу-изготовителю? На это должна быть соответствующая статья в федеральном бюджете.

Далее… Предположим, такая статья появится. Тут же возникнет следующая проблема: пассажирские лайнеры в России сейчас строят три завода, находящиеся на расстоянии в 600 километров друг от друга – в Казани (Ту-134), в Самаре (Ту-224) и в Ульяновске (Ту-204). И эти самолеты практически ничем друг от друга не отличаются! Какая уж тут конкуренция? По уму (и при капитализме, вне всяких сомнений, так бы и было) должен остаться только один завод. Но у нас же за каждым заводом стоит целая инфраструктура с десятками тысяч трудящихся. Что будет, если закроются два завода? Правильно: социальный взрыв! Получается, что правительство не может вот так просто их закрыть! Тут уже в экономику вмешивается политика.

Непопулярных решений никто принимать не хочет, решение все время искусственно оттягивается. И в итоге, мы имеем то, что имеем – вялотекущий кризис.

Но представьте себе: и это еще не все! Еще даже если все вышеозначенные трудности будут «разрулены», мы будем поставлены перед очередной проблемой! Суть ее в том, что ныне всем российским авиакомпаниям в год требуется порядка 200 самолетов. А у нас их УЖЕ ИМЕЕТСЯ ГОРАЗДО БОЛЬШЕ! С социалистических времен (когда самолеты не считали и штамповали просто чтобы догнать и перегнать Запад) остался огромный излишек. Российским авиакомпаниям самолеты сейчас просто не нужны! Потребность в них они начнут ощущать лишь в 2010-м году!

Но даже если в 2010-м году появятся и соответствующая строка в бюджете, и заказчики, – это «Авиастару» не поможет. Потому что к тому времени от завода уже ничего не останется! Будет как в сказке про Мальчиша-Кибальчиша. И снаряды есть, и патронов навалом. Вышел дед ста семидесяти лет, хотел саблю надеть – не смог, хотел патроны зарядить – не смог. Сел на завалинку и заплакал… Вот это – ситуация 2010-го года. Почему? Потому что все, что могло на заводе сгнить, уже сгнило, все, что могли разворовать – уже разворовали! Потому что пожилые мастера должны кому-то свое мастерство передавать, а молодежи на заводе нет. И это понятно: какой молодой человек пойдет туда на 3 тысячи? Никто не хочет ждать счастья в 2010-м! На дворе только 2004-й!

Мне не хочется быть пророком, но… Я считаю, что если «Авиастар» не закроют в ближайшие несколько лет, то он все равно умрет. Но медленно.

– Получается, что когда за «Авиастар» критикуют Шаманова – это незаслуженно? \

– Шаманов в этой ситуации – просто крайний…

Общая проблема

– Плачевная ситуация не только у нас на «Авиастаре». То же самое творится и во всех российских высокотехнологичных производствах. Помните, в начале года проходили показательные учения Северного флота с пуском двух баллистических ракет? Путин лично должен был увидеть, как взлетает ракета, а она не взлетела! Решили запустить вторую, и она не взлетела! Почему? Потому что гарантийный срок этой ракеты – 7 лет. А ей уже 14!… Плюс, ракету постоянно нужно поддерживать в боеспособном состоянии – вытаскивать из шахты, разбирать, проверять, прочищать. И так каждые три месяца. На это нужны деньги! Это очень сложная работа, которой в советское время занимались специальные группы гарантийного надзора. Где они сейчас? Нету… У нас и военнослужащим не хватает на зарплату. Какие уж тут высокие технологии?!

Вот сейчас судят Гену Сучкова – командующего Северным флотом. Его обвиняют в гибели семи человек при буксировке подводной лодки. А тридцать адмиралов написали, что если его осудят, то они напишут рапорта… Почему? Потому что эта лодка простояла у стенки двойной срок. Все, что могло на ней проржаветь, уже проржавело, все, что могло утонуть – утонуло. Лодка была в таком состоянии, что могла в любой момент утонуть прямо на месте. И перед Геной поставили задачу: чтобы не случилось конфуза, лодку от пирса утащить.

А как ее утащить? По инструкции для буксировки лодки необходимо два буксира и аварийно-спасательное судно. А на всем Северном флоте сейчас всего два действующих буксира! Остальные не работают! А аварийно-спасательного судна вообще нет!

Если Гена бы сказал, что буксировать лодку нельзя, и она утонула бы у пирса, он не выполнил бы приказ и был бы виноват. А так у него был шанс, что на героизме людей она дойдет на одном буксире до Кольского полуострова и с ней ничего не случится. И она дошла бы. Но подул ветер…

По всем правилам, личный состав не должен был быть на этой лодке. Он должен находиться на аварийно-спасательном судне. А где это судно?.. Говорят, что коль уж они шли на лодке, то должны были сидеть не внутри лодки, а на мостике. Но вы знаете, во что превращается мостик в такую погоду? Мало того, что тебя там заливает, там еще и холодно! Это все равно что в мороз ехать в открытом грузовике и поливать себя водой. Через полчаса ты превратишься в сосульку!

Еще люди, которые никогда не ходили в море, обвиняют Гену в том, что он не организовал спасательную операцию. Но катер из ближайшего порта – Мурманска – на расстояние в 180 миль со скоростью 3 мили в час идет 60 часов! Да, можно было бы обозначиться для галочки – послать катер. Но был ли в этом смысл?

– А если послать вертолет?

– Сразу видно, что в море вы тоже не ходили… Это на берегу можно послать вертолет, потому что там ориентиры какие-то есть. А в море, какие там ориентиры? Там вертолет даже в точку поиска не выйдет! Даже двум кораблям встретиться в одной точке – сложнейшая техническая задача!

Гена Сучков, так же как Шаманов в ситуации с «Авиастаром» просто оказался крайним.

Эта ситуация больше всего мне напоминает анекдот, когда дембель посылает «молодого» за сигаретами. «А деньги?» – спрашивает «молодой». – «С деньгами каждый сможет, а ты принеси без денег», – отвечает дембель. Ну «молодой» и приносит пачку. Дембель открывает, а она пустая. «Не понял!» – негодует дембель. – «Так из полной пачки любой может сигарету достать. Ты попробуй достать из пустой», – отвечает «молодой».

Точь-в-точь отношения нашего российского центра и различных ведомств…

Смысл жизни

– Я считаю, что на мой характер и на всю мою жизнь очень сильно повлияли три в принципе похожих события. Первое случилось еще в курсантские годы, когда я опаздывал на самолет. Прорвался через три кордона, а у меня перед носом трап от самолета отдали. И как я ни скандалил, в самолет меня не пустили. Когда я вышел на привокзальную площадь, самолет взлетел и фактически на моих глазах рухнул…

Второе… Когда я служил на подводной лодке, у меня был очень хороший знакомый – мичман. Здоровый полный сил тридцати семилетний мужчина. И вот на одном из плановых медицинских осмотров у него находят рак. После этого он живет всего девять месяцев. И через три месяца после его похорон на таком же плановом медицинском осмотре находят рак у меня! Представляете?.. После этого я в буквальном смысле взял карандаш и расчертил для себя свои последние девять месяцев – что я должен успеть сделать, что должен завершить. Только через несколько месяцев выяснилось, что диагноз ошибочен…

Третий подобный случай произошел, когда мне было уже за сорок. Я ехал в командировку в научно-исследовательский институт военно-морского флота, и в поезде меня скрутило. Мне вкололи лошадиную дозу лекарств, а улучшение не наступило. И более того: протягиваю я руку, чтобы взять чашку, и взять ее не могу. Пытаюсь встать – не могу. Тут мне по-настоящему стало страшно. Правую половину тела полностью парализовало, а другая работала, но с такой дикой болью! Мышцы буквально закостенели.

Когда человек совершает привычные движения, он их как бы не замечает. А мне, для того чтобы попить водички, приходилось полчаса думать, как повернуть руку так, чтобы, к примеру, не задействовать мышцы спины, доставляющие мучительную боль. Потом полчаса медленно это движение выполнять, а, наконец, донеся руку до стакана, понимать, что лучше эту воду не пить. Потому что потом придется вставать в туалет. Я бы этой боли не выдержал… Когда это мое состояние не прошло и на вторые сутки, я увидел ужас в глазах врача. Он не знал, что это, и что со мной делать!

Единственным органом, который у меня работал – была голова. И я думал. О том, как жить дальше. Сутки, двое, трое… Улучшение началось только на десятый день. Оказалось, что это не что-то фатальное, а «всего лишь» обострение радикулита – профессиональной болезни подводников. Подводная лодка – она же всегда продуваема, всегда под вентиляцией. А когда стоишь на мостике в надводном положении, ты даже пристегиваешься, чтобы тебя не смыло за борт водой.

Эти три случая заставили меня очень сильно задуматься о смысле жизни. Научили ценить жизнь. Я решил для себя, что «нужно прожить жизнь так, чтобы не было мучительно больно»… И так я сейчас и живу. Я, например, каждое утро, независимо от погоды, бегаю, поддерживаю свою физическую форму. Мои коллеги, в том числе и по работе в Ульяновске, постоянно обращают внимание на мое жизнелюбие и оптимизм.

– В чем, по-вашему, заключается смысл жизни?

– Смысл жизни – в богатстве человеческого общения, в богатстве мироощущения и в осознании того, что ты должен оставить после себя в этой жизни что-то хорошее. Человек живет столько, сколько о нем помнят. Помнят за дерево, которое он посадил, за совет, который он дал. И даже за какие-то жесткие решения, которые люди понимают только по прошествии времени. Я знаю, что я как-то влияю на всех людей, с которыми общаюсь. Кого-то я чему-то научил, кто-то научился, совершенно этого не желая. Вот в этом – продолжении моего «я», моего полезного опыта в других людях я и вижу смысл жизни.

– Каковы Ваши моральные правила?

– Относиться к другому так, как ты хочешь, чтобы относились к тебе. Я везде и всюду ставлю себя на место другого человека. Я могу любому человеку прямо и открыто смотреть в глаза. Смотреть по-дружески… Я люблю людей.

– А если Вам делают гадости?

– На этот случай я выработал для себя железное правило. Я считаю, что один раз ошибиться может каждый. Два раза – это чрезвычайное стечение обстоятельств, но это тоже возможно. Но три раза – это уже закономерность. Когда человек проявляет себя так в третий раз, я просто ставлю на нем крест – он больше для меня не существует.

– Верите ли Вы в Бога?

– В Бога как в личность – нет… Я верю в Бога как в идею, как в учение добра. Наше православное учение считаю самым реакционным. А ближе всего мне ислам. Когда жил в Узбекистане, постиг основы этой религии и совершил два паломничества в Самарканд, к могиле дяди пророка Мухаммада, что заменяет одно паломничество в Мекку и дает право на тройную чалму, почетное звание хаджи, четырех жен и наложниц без числа…

– Расскажите о своей семье.

– Моя жена – заместитель директора музыкального училища при Московской консерватории. Мы женаты уже 25 лет. Познакомились, когда я уже был двадцати трехлетним лейтенантом Северного флота, подводником-атомщиком, а она еще шестнадцатилетней девчонкой-школьницей – подругой моего родного брата. Он попросил меня сводить ее в театр. Я и сводил. Некоторое время мы встречались, а потом расстались. А через два года я случайно встретил ее на проспекте Калинина. Еще через год меня отправляли в Североморск. Я сказал ей: «Я – капитан-лейтенант, командир боевой части, у меня есть квартира и приличная зарплата. Готова ли ты поехать со мной?». Она ответила: «Да». Хотя на тот момент хотела поступать в московскую консерваторию. Получается, что она променяла Москву и музыкальную карьеру на семью.

Последние двадцать лет я работаю руководителем. Это сформировало мое «командирское» отношение к миру. Я привык за все отвечать сам. Даже когда этого и не нужно делать. И моя жена очень от этого страдает. Ей не нравится моя прямолинейность, «упертость» и бескомпромиссность.

Я ей много раз говорил: «Хорошо, я не буду вмешиваться, руководи сама». Она начинает руководить, но я же вижу, что она неправильно делает, что я сделал бы лучше! Не выдерживаю и вмешиваюсь. Наверное, в некоторых случаях это не совсем правильно.

Получается, что моя пунктуальность и жесткое выполнение правил в какой-то момент превращаются в свою противоположность – в деспотизм.

У моего сына дипломатическое образование. Он работал на Кипре в российской нефтяной компании. Сейчас уже два года трудится в Бонне, в российском консульстве. Но дальнейшую свою жизнь собирается строить только в России. Думаю, что в этом его убеждении есть и моя заслуга.

Политические взгляды

– У Экзюпери есть слова: «Если ты во всех своих бедах винишь мир и окружающих, ты зависим от мира и окружающей ситуации. Если ты во всех своих бедах винишь себя, то ты зависишь только от себя».

Иметь политические убеждения, отстаивать их с пеной у рта и ждать, что когда победят «твои», наступит то самое счастье, которого ты так хочешь – значит, пытаться переложить свои проблемы на «дядю», пытаться уйти от ответственности за самого себя, пытаться переложить вину за свои неудачи на общество, на политических деятелей.

Я во всем виню только себя, поэтому политикой, в выше обозначенном понятии этого слова, не интересуюсь. Я считаю, что в любой ситуации нужно просто зарабатывать на жизнь. Мои послеармейские годы я все время работаю среди молодежи. Я постоянно чему-то учусь у этой молодежи. Начиная с сотового телефона и компьютера и заканчивая просто новым «капиталистическим» человеческим взаимоотношениям.

Я всю жизнь перестраиваюсь, по-хорошему приспосабливаюсь под новые условия игры. Из всякого гиблого дела, на которое меня «бросали», всегда старался сделать нечто стоящее.

– Но все-таки… Вы работаете в команде Шаманова, которая провела в Ульяновской области «капиталистическую революцию». Значит, Вы работаете на капитализм…

– Я работаю не на капитализм, я работаю на прогресс!

Социализм, который хотели построить большевики, в идеале, не такая уж и плохая штука. Они предприняли попытку создать рай на Земле. И строили этот рай очень последовательно. Был военный коммунизм – от каждого по способностям, всем – поровну. Что, казалось бы, в нем плохого? Если бы все поверили в то счастье, которое предлагали большевики, то оно бы непременно наступило. Но поверили не все… И все начало останавливаться. Потому что один работал, а другой нет. И тот, кто работал, подумал: «Чего я буду тут пуп надрывать?», и сбавил… И скоро работать перестали почти все. Не было стимула для производства.

Тогда провозгласили НЭП: «Работай на свой карман!». Вроде бы производство снова начало работать. А потом люди опять взялись за старое: «Чего я буду пуп надрывать?»… В самом деле, зачем работать, если можно украсть, а потом это продать? Украл на заводе гильзу от патрона, сделал из нее зажигалку и продал! Все самые энергичные и самые грамотные занялись именно этим. За счет общественного производства.

И тут идеологи НЭПа испугались: за что боролись, на то и напоролись. Был сделан вывод, что такой неправильный подход к труду складывается из-за того, что живы люди, жившие при капитализме. Нужно, чтобы они вымерли, и чтобы новое поколение воспитывать уже на новых идеалах. Но ждать этого долго, и людям этим начали «помогать» – загонять их в «лагеря» и расстреливать…

Но нет – снова ничего не получилось. Оказалось, что бытие сознание не определяет, и идеального социализма не бывает в принципе. Всегда, как только появляется лазейка, люди расслабляются и делают не так, как нужно, а так, как хочется… Причина? Слаб человек… Вот я понимаю, что объедаться вечером вредно для здоровья. Но так как я слаб и люблю поесть, то сажусь и ем. И думаю, что вот завтра уж ни в коем случае этого делать не буду! Если нельзя, но очень хочется, то можно…

Вот и получается, что дать человеку свободу (перейти от тоталитарного к демократическому государству) – более правильно. Пусть человек сам развивается в ту сторону, в которую хочет. Задача тоталитаризма – заставить человека жить правильно. Задача демократии – помочь ему научиться так жить.

Человека можно выдрессировать. Конфетой и палкой. Но дрессированный человек только и будет думать, как бы ему найти лазейку и делать все по-своему. Так и было при социализме!

Насильно научить человека что-то делать нельзя. Человек может только научиться самостоятельно, совершить свой выбор ОСОЗНАННО. Учитель же должен предоставить ему такую возможность, должен ПОМОЧЬ НАУЧИТЬСЯ. Только тогда человек не будет при каждом удобном случае искать ту самую лазейку

Человек разумный и интеллектуально зрелый всегда найдет тот оптимум, чтобы оставаться человеком и развивать свои лучшие человеческие качества. При капитализме это удобнее. Вот возьмем компьютер: один пользователь лезет на порносайт, а другой в библиотеку конгресса или Лувр. Все зависит от потребностей. Тоталитаризм во избежание того, чтобы человек залез на порносайт, вообще запрещает компьютер. Демократия во имя того, чтобы человек максимально получил возможности для своего развития, предоставляет человеку ВСЕ возможности. Выбор за самим человеком.

А чтобы не было анархии, свободного человека ограничивают законом – чтобы развитие человека не заходило в область антисоциальную. Свобода одного человека не должна нарушать свободу большинства. Вот это и есть демократия в идеале. Но… Как не бывает идеального социализма, так не бывает и идеального капитализма. Свободу в нашей стране людям дали, а за соблюдением законов следить не научились.

Когда в начале 90-х мы только начали строить капитализм, моя матушка, которая ездила в США в составе делегации от Ленинградской области еще в 70-е, сказала: «Я при капитализме жить бы не смогла. Там если ты упал на дороге, то через тебя переступят и пойдут дальше. Никому до ближнего нет никакого дела». А между тем, это именно то, к чему мы сейчас приходим – человек человеку волк.

– Так может, ну его на фиг этот капитализм, если идеала все равно не существует!

– Свобода – это осознанная необходимость. Капитализм – это естество природы. На то и щука в море, чтобы карась не дремал. И волк поддерживает равновесие в природе. Выживает сильнейший.

Жизнь устроена так, что нужны все – и волки, и грызуны, и клопы, и тараканы. Грабители-капиталисты и взяточники-чиновники нужны для того, чтобы простые труженики поскорее выбросили свое иждивенческое мировоззрение и начали заботиться о себе сами, полагаясь только на себя. Иначе сейчас не выжить.

Ну а то, что дикий капитализм у нас закончится – не вызывает сомнений. Наше новое государство сейчас еще в ясельном возрасте. Подрастем, и всему научимся.

Больше всего в этой ситуации жалко пожилых людей. То, что с ними происходит – трагедия. Всю жизнь они работали на одну идею, на одну страну, а сейчас оказались совсем в другой стране с другими целями и идеалами. Мы выпустили себя из зоопарка в естественную природу. Пожилым людям трудно заново научиться добывать для себя корм, они привыкли, что их кормят с ложечки. Молодым перестроиться проще.

Дорогой ценой мы из капитализма в 1917-м вышли, дорогой ценой с 1991-го в него возвращаемся. Половина страны, к сожалению, до сих пор не осознала, что то, что произошло в 1991-м году – революция, пострашнее той, которая была в 1917-м…

– Закончится ли когда-нибудь наш дикий капитализм? Что-то мне не верится, что новоявленные богатеи когда-нибудь расхотят «хапать» и начнут делиться с окружающими.

– На определенном периоде развития человек начинает жить выше чувства своего голода. Он начинает осознавать, что в этом мире нужны не только сильные, но и слабые. И этим слабым надо помогать. Вот скажите, зачем нужны художники или музыканты? Какой в них практический смысл? Никакого. Можно прожить без музыки? Можно. Что она дает для бизнеса? Ничего, кроме переживания и траты времени.

Но, тем не менее, когда человеку уже не нужно заботиться о куске хлеба, ему начинает хотеться «чего-то еще». Сейчас у двух процентов населения России проблема – они не знают, куда деньги девать! Они уже все купили, они уже получили все, что могли получить за деньги! Что теперь? Теперь они начали стремиться получать то, что за деньги не купишь.

Они же были как белки в колесе – работа, работа и работа (у бизнеса есть особенность – если ты перестанешь им заниматься, он медленно разваливается), и только сейчас начинают понимать, что работают неизвестно для чего, что даже отдохнуть по-человечески не могут. Чистое зарабатывание денег – это путь в никуда!.. Они понимают, что жизнь у них одна, что с собой в могилу ничего из заработанного не заберешь. И они начинают делать так, чтобы о них в этом мире осталась какая-то память – меценатствуют, помогают спорту, искусству, просто организуют вокруг себя пространство так, чтобы было удобно многим. На Западе подобное происходит сплошь и рядом. У нас этого еще мало, но это непременно будет…