Полотнянко Николай . Стихи

 Сокровенный свет

Я понимаю с грустным сожаленьем,

Что между нами нет взаимного огня.

И ухожу… Вздохните с облегченьем,

Что, наконец, освободились от меня

И от моих стихов, и трепетных, и нежных,

И скрытых в них намёках неизбежных,

Что всё слабее сокровенный свет,

Спасительно сиявший много лет,

Но в этом вас ничуть не обвиняю.

Всё гуще сумрак. Шаг иль два до краю.

Поэзии мне по сердцу огонь…

Поэзии мне по сердцу огонь…

Над каждою строкой стихотворенья

Он — то взовьётся, словно красный конь,

Вкруг рассыпая искры вдохновенья,

То от него останется лишь жар,

Как от углей сгоревшего кострища.

И мы с Прекрасной Дамой в нём отыщем

Поэзии животворящий дар.

В свой час он вспыхнет над строкой огнём

И точно в сердце бьющими словами.

И станет навсегда и жаждой, и глотком

Поэзии, что властвует над нами.

Любым стихам — недолог срок гореть

При жизни их творца у них удел особый:

Огонь поэзии не гасит даже смерть,

Но превращает в бронзу высшей пробы.

Когда вокруг и гласность, и свобода

Когда вокруг и гласность, и свобода,

Зачем писать стихи и для кого?..

И от Прекрасной Дамы слышу: «Для народа,

Чтобы спасти в нём то, что есть живо.

К тебе, поэт, пришла я не случайно:

Помочь России, гибнущей в беде.

Судьба народа для меня не тайна,

Его спасенье в русской Красоте.

Она есть Божья сила оживленья

Души, что в людях умерла почти.

Вдохни же словом дух сопротивленья

В народ, и Красотою освети

Безвременья державного потёмки,

Забвение  святых имён земли,

Чтобы прозрели душами потомки

И силу правды Божьей обрели.

Молчанье розы

Вот розы царственный бутон

Благоухает… Страсть и нега

Проникли в душу человека,

Молчанье розы слышит он,

Её безмолвный сладкий лепет.

Его пронизывает трепет

От плесков ароматных струй.

Он к ней склоняется, вдыхает

И розы нежный поцелуй

В него до сердца проникает.

Зябко нам от скудеющих чувств

Что так ждущее глядишь на меня

На закате предзимнего дня?

Я тебе не скажу: «Погоди…»

Собралась уходить – уходи.

Зябко нам от скудеющих чувств.

Поцелуи утратили вкус.

И желанье восторга не жжёт…

Пыл сердец превращается в лёд.

Лист опавший летит по нему

В бесконечную зимнюю тьму.

Прекрасная Дама, не плачь обо мне

Умру ли я сам, иль убьют на войне,

Иль сгину в тюремной темнице,

Прекрасная Дама, не плачь обо мне

В сияющей звездной светлице.

Не плачь, я вернулся к началу начал

И встал на другую дорогу.

Тебе я давно свою душу отдал,

И ты возврати её Богу.

Идеал 

Прекрасной Дамы негасимый свет

На жизнь мою струится и поэзию.

И по нему иду я, как по лезвию,

К тому, чему названья даже нет.

Концы концов, начала всех начал

Хочу постичь, найти исток движенья.

Я много строк об этом написал,

Но не утратил жадного стремленья

Продолжить то, что не закончили отцы,

Распутать навсегда начала и концы.

Распятого Христа познать к спасенью путь

Стремлюсь я, отвергая все сомненья.

Но не могу я на него  взглянуть

Из глубины греховного паденья.

Как безоглядно тянет душу ввысь

Стремленье к постиженью идеала!

В нем скрыты все концы и все начала,

И божья красота, и божья мысль.

 Таким я был, таким я и остался

Холодный разум не смирял мой пыл,

С каким я вам писал стихи, бывало.

Пусть для меня нет выше идеала

Чем вы, но в сердце я хранил:

И чистых дум высокое стремленье,

И страстное неутоленное влеченье,

Сосущий душу мне греховный глад,

От коего мой возжигался взгляд,

И оттого на вас взглянуть боялся…

Таким я был, таким я и остался.

Когда над миром убывает свет

Когда над миром убывает свет,

То всё вокруг теряет очертанья.

Я не пойму: со мной вы или нет?..

Ведь я не слышу вашего дыханья,

И в сердце чувствую больную пустоту.

Не заглушить её и пачкой валидола.

За вами я стремился в высоту

Прекрасного, чтоб трещину раскола

Между людьми, что не имеет дна,

Преодолеть… Но вам не до меня.

Гляжу вокруг: всё сумрачно и голо

И в темноте, и в ясном свете дня.

Меня вы погрузили в одиночество

Оставив невесёлое пророчество:

«Мы встретимся ещё когда-нибудь,

Когда земной закончится наш путь…»

Зачем ты это сделала, зачем?..

Ты в памяти как тень того, что было,

Лишь эхо от того, что говорила,

Как жаль, что я тебя не потерял совсем.

Зачем ты жизнь мою перекрутила,

Зачем ты это сделала, зачем?..

Я в лживых ласках и пустых словах

Завяз, как будто в яме с липкой глиной.

Шагнул в неё, витая в облаках,

В беспамятстве, и как укус змеиный

Твой поцелуй прощальный на губах.

Ужалила.

И метку кровяную

Ношу я в сердце все мои года,

И мучу за твое предательство другую,

Что Господом дана мне навсегда,

Тебя, проклятую, не забывая никогда.

Я дожил до того…

Я дожил до того, что не смогу сказать

Вам ничего, что было бы не сказанным.

Мы общностью судьбы навеки связаны,

И это не порвать, не развязать,

Не разрубить и не разрезать пламенем…

Что это, счастье или тяжкий крест

Любить друг друга телом и сознанием?

Иль это неосознанная весть,

Что в нашем неземном существованье

Господь соединит нас навсегда,

И мы сольёмся как с водой вода?

Вы так обидчивы порой, так зябко холодны

Вы так обидчивы порой, так зябко холодны,

Наверно, для того, чтоб для других казаться,

Что равнодушны вы ко мне, не влюблены,

И чувств нет никаких, чтоб в них признаться.

Но дорог мне любой ваш милый знак:

Пожатие руки и тембр нежной речи…

Они уже давно живут в моих стихах,

Как наши все и расставания, и встречи.

Не потому ль вы так строги со мной,

Что любите меня через преграды,

Не смея мне признаться, что вы рады

Прекрасной Дамой быть, беседовать со мной,

Про то, как было радостно в начале

Судьбы и стало сумрачно в конце.

Я прочитаю всё на дорогом лице,

В глазах, что потускнели и устали,

Взирать на власть земную, на народ,

На жизнь, что лишь проезжая дорога

В один конец. И нас она ведёт,

Не спрашивая, всех объятья Бога.

Он всех простит. Он всех нас извлечёт

Из кожаных одежд, и станем мы бесплотны,

Прозрачны, невесомы, беззаботны.

Душа свободу воли обретёт.

Не знаю, что дано ей будет знать

И чувствовать в краю, где нет сомнений.

Но как, скажите, вас мне отыскать

В загробной толчее прозрачных теней?

Где не возможны страстные слова,

Как я узнаю вас, мне непонятно?..

Мы, с древа жизни павшая листва,

Все превратимся в солнечные пятна.

И будем пребывать среди живых

Мерцаньем переливов  золотых,

Забав про то, что на Земле мы жили,

В земное счастье верили, любили…

Я не нашелся, как ей возразить

Она сказала: «И зачем ты пишешь

Мне страстные стихи?

Я этим смущена…

Но, может, ты во мне забаву ищешь?

Мне участь жалкая тобой предрешена:

Стать женщиной твоей на всякий случай?

Найди другую и стихами мучай!»

Я не нашелся, как ей возразить.

Писать писал, но для Прекрасной Дамы,

Что властна надо мною и стихами.

И без неё поэтом мне не быть.

Она дала мне волю и простор,

И лучик солнца над моим закатом.

Поэзия похожа на костёр,

И согревает всех, кто с нею рядом.

На эту ночь я взят тобой в полон

За тучу скрылась полная луна,

И распахнулось поле звёздной пашни.

И не твоя вина, и не моя вина,

Что мы с тобой не повстречались раньше.

Ты говоришь, что с нелюбимым жить –

Твоя судьбина, будь она неладна.

Хоть от чужого счастья не отпить,

Меня целуешь радостно и жадно.

Я не увидел в комнате икон,

А на луну молиться не умею.

На эту ночь я взят тобой в полон,

Владей же мной, как я тобой владею.

И я как  молодой, и ты как молода,

И вспыхивают искры между нами.

Не погасить уже их никогда,

В моих стихах они зажгутся сами.

И не твоя вина, и не моя вина,

Что мы с тобой не повстречались раньше.

За тучу скрылась полная луна,

И распахнулось поле звёздной пашни.

Не воскрешай, что умерло во мне

Уходит день, и в зыбкой тишине

Повеяло желанною прохладой.

Не воскрешай, что умерло во мне

Улыбкой нежной и несмелым взглядом.

Не говори, что ты устала ждать

Моей любви, и  счастье потеряла.

Я ничего не в силах обещать,

Как не могу судьбу начать сначала.

Не   говори, что дорог я тебе.

На перекрёстке временного круга

Мы встретились на жизненной тропе,

Чтобы взглянуть с надеждой друг на друга.

О, как хотел бы я твоей любви

Отдать себя, упиться наслажденьем.

Вновь обрести и жар, и хлад в крови

Пред сладостным в объятиях забвеньем.

И чтобы ночь в распахнутом окне

Вдруг пролилась, как ливнем, звездопадом…

Не воскрешай, что умерло во мне

Улыбкой нежной и несмелым взглядом.

Пишу и не надеюсь на ответ

Пишу и не надеюсь на ответ,

Прочтёте ль вы моё стихотворенье?

Оно, не будет, думаю, во вред

Таланту вашему.

Быть может, настроенье

Поднимет вам. Оно ведь не вода,

Что капает занудливо из крана.

В нём все слова весомы, никогда

В нём нет ни капли желчи, ни обмана.

Загадочность я вашу не нарушу,

И не скажу, что понимаю вас.

Я лишь слегка стихом затрону душу,

Чтоб вы создали как-нибудь для нас,

Поборников исконной русской речи,

Шедевр искусства цельный, как алмаз.

И мы в старинных канделябрах свечи

Зажгли бы и послушали ваш сказ

Про старую Москву, как в ней чудили

Юродивые, старицы и старцы.

Вы все прочли и небыли, и были,

Пред вами время открывало ларцы,

Вы перлы языка просвирен находили

И насыщали ими свой рассказ,

Что мы услышим как-нибудь от вас.

Собравшись у свечей в крещенский вечер,

И насладимся вашей чудной речью.

Я вдохновенья свет твой из столпа 

Когда вокруг темны все этажи,

И звёзд не видно, и мечты бескрылы,

Я не зову тебя, но светом из души

Являешься  ты мне в ночи постылой,

Чтобы сказать: «Не забывай, поэт,

С дня встречи нашей минуло шесть лет.

Когда-то называл меня ты милой.

Была я много лет как верный камертон

Поэзии твоей, что вдаль времён

Устремлена с космическою силой.

Вновь встретиться нам, видно, не судьба.

Я с каждым днём всё дальше от тебя.

Ты о любви ко мне всё реже пишешь,

Не знаю я, что видишь ты и слышишь.

Я вдохновенья свет твой из столпа.

Ты жив, пока моим дыханьем дышишь».

Но вы, конечно, вряд ли позвоните…

На Новый Год ваш телефонный номер

Набрал я дважды. Тихие гудки

Ответом были мне, вы отключили

Меня от связи с вами.

Ваш поступок детский

Мне по душе пришёлся, неужели

Вы до сих пор сердиты на меня?..

Не знаю, что и делать, подскажите,

Как с Рождеством поздравить вас Господним?

Быть может, наберу ваш номер и услышу

В шумах помех ответный нежный шёпот,

Что вы прощаете мне милое

Не в рифму баловство, ведь иногда ему,

Как и любви, все возрасты покорны…

Но вы, конечно, вряд ли позвоните…

Лишь вспомню вас

Лишь вспомню вас – и, вспыхнув как звезда,

Душа готова в песню превратиться.

Свободен я, но знаю: никогда

От вашей власти не освободиться

Тому, кто сердце возле ваших ног,

Как яблоко, надкусанное вами,

Вдруг уронил, и не подвёл итог

Всему, что не случилось между нами.

Я был смущён, вы были смущены

Не менее меня, скорей уйти спешили,

И взгляда избегали моего, и говорили,

Что мы когда-то встретиться должны…

Я память пролистал – лишь тенью видел вас.

Я просмотрел все сны – и всё напрасно.

Нигде я вместе не увидел нас.

Мы были порознь и друг другу не опасны.

За что мы мучаем друг друга

За что мы мучаем друг друга

В потёмках жизненного круга,

Где лишь в мечтах сияет свет?

За что мы мучаем друг друга

Уже восьмую тыщу лет?

Не знаю я, в какие числа

Конец мучениям придёт,

И жизнь божественного смысла

В стада людские низойдёт.

Спадут с людей грехи земные,

Настанет мир и благодать.

И лишь останется Россия

За всех молиться и страдать.

Но никогда меня вам не забыть

О милом близком вспомнил я сейчас,

Когда настали времена печали.

И рад, что не посмел коснуться вас,

Хоть вы, быть может, этого желали.

Я никогда не склонен был шалить

И верил, что любовь – это серьёзно.

И был не прав.

Раскаиваться поздно,

Коль ничего уже воротить,

И жизнь свою нельзя прожить сначала,

В ней всё опять то будет, что бывало.

Нельзя свои ошибки отменить,

И, повстречав вас в измеренье новом,

Смогу ли я вас страстью опалить,

Огнём  прикосновения и  словом?

Но вы горды…

Останьтесь, так и быть,

Томиться в одиночестве суровом.

Но никогда меня вам не забыть.

Как дорог этот мне самообман

Душа переполняется волненьем,

Когда вдруг вспомню, милая, о вас.

Я вам обязан страстным вдохновеньем,

Огнём поэзии, что вы зажгли сейчас

В моей груди и осветили разум.

И в сумрак погрузили кабинет.

Но ваше в нём присутствие я сразу

Угадываю… Зыбкий силуэт

Изящной женщины, летящей в облаках,

Просвечивает в белизне бумаги.

Она разбрасывает письменные знаки.

Я строю их, чтоб в поэтических строках

Реальность и мистический туман

Вам показались чем-то новым…

Как дорог этот мне самообман!

Я предаюсь ему, чтоб вас коснуться словом.

Вы до сих пор в обиде на меня

Вы до сих пор в обиде на меня,

Или давно уже её забыли.

Но помню я, как вы меня любили

Один лишь раз, каких-нибудь полдня.

В пустом дому, где я для вас стал первым,

С кем повстречались вы наедине.

И я таким же был – неопытным  и нервным,

Мне было страшно с вами наравне.

Но кто-то без меня всё  разрешил.

Пылая страстью, к вам шагнул и грубо

Прижал к себе, и жарко впился в губы,

И сил к сопротивлению лишил.

Наутро я случайно встретил вас.

Вы вспыхнули и горько прошептали:

«Всему, что раньше связывало нас,

Уже не быть, меня вы потеряли».

Я вас не позабыл

Я вас не позабыл, хотя с  мечтой расстался

Увидеться когда-нибудь опять.

Но где бы я ни жил, и где бы ни скитался,

Я буду наши встречи вспоминать.

Ведь до сих пор они мне душу греют.

О милых днях так ясно говорят,

Что облик ваш разлука не развеет,

И сохранится ваш прощальный взгляд,

И в нём ожившая надежда и тревога,

Хотя о будущем вы знали всё тогда,

Что скоро уведёт разлучница-дорога

Меня от вас, быть может, навсегда.

Сегодня память сердца побуждает

Меня вернуться к незабвенным дням.

Как часто случай всё за нас решает,

Где встретиться и где расстаться нам.

Я вас не позабыл, хотя с  мечтой расстался

Увидеть вас когда-нибудь опять.

Но где бы я ни жил, и где бы ни скитался,

Я буду наши встречи вспоминать.

Я ждал звонка…

Я ждал звонка…

Она не позвонила.

Тогда решил я от неё бежать

Из страха догадаться и понять:

Она меня нисколько не любила,

Лишь самолюбье тешила своё,

Читая мои нежные посланья.

Нет, лучше мне уйти в самоизгнанье,

Чтобы не видеть никогда её.

Уеду я на дальний край земли,

Чтоб всё забыть.

В разлуке весь измаюсь,

Не выдержу и сам себе признаюсь,

Что чувства не завяли, не ушли,

А навсегда в душе моей остались

Под хладным пеплом тлеющим огнём.

Не затоптать его и не залить вином,

И женщиной другой не заслонится…

Вы — это я

Вы — это я, чья трудная дорога,

Блуждания средь чувств пустых и слов

Почти закончились, когда по воле Бога

Я встретил вас как чистую любовь.

И тот огонь, что мне она внушила,

И чудо красоты, что ощутил от вас,

Передаю и нежностью, и силой

Своим стихам, что я пишу сейчаc

На пышном насте выпавшего снега,

Что стает вмиг под солнцем молодым.

Мы много потеряли за полвека,

Что было для души всегда святым.

Наш стыд остыл, и вслед померкла совесть.

И душу зло пронзило без помех.

Утраты сердца нам давно не новость,

Они для нас предмет лихих потех.

Где правят люди с совестью пропащей,

Ни красоте, ни правде места нет.

И потому мне дорог исходящий

От вас очеловечивающий свет.

Вы — это я, чья трудная дорога,

Блуждания средь чувств пустых и слов

Почти закончились, когда по воле Бога

Я встретил вас как чистую любовь.

И я к устам её почти приник

Я знать не знаю, сколько Даме лет,

Ведь для меня она всегда прекрасна.

И преподнёс сегодня ей букет

Из белых лилий и тюльпанов красных.

Она была слегка удивлена

Моим поступком.

Улыбнулась нежно:

«Я подношеньем вашим смущена,

Вы что-то ведь задумали, конечно?

И я, волнуясь, произнёс в ответ:

«Прекрасная, вас повстречав однажды,

Я восхищаюсь вами как поэт.

Как человек я выпить всю вас жажду.

И я к устам её почти приник.

Она затрепетала, отстранилась

От поцелуя страстного, и вмиг,

Как облачко, бесследно растворилась.

Не помню даже как, но потерял я вас

Не помню даже как, но потерял я вас.

Кричу, зову… В ответ нет даже эха.

И как мне жить теперь, не видя ясных глаз,

Улыбки милой, и не слышать смеха,

И голоса, в котором иногда

Мне чудилось дыханье нежной страсти?..

Но я не знал, не ведал, что тогда

Каким несметным обладал я счастьем.

Вы, мной наскучив, возвратились ввысь

В созвездие своё Прекрасной Дамы.

Вас утомила взбалмошная жизнь

С поэтом ветреным и мрачными стихами.

Обижен крепко я за ваш побег:

Ведь не Минкульт, а вы — за Красоту в ответе.

Она ему нужна как прошлогодний снег,

Но людям Красота важней всего на свете.

Наверно, нелегко вам отраженьем  быть

Её всегда небесного сиянья.

Ваш вечный долг – Прекрасное хранить

Поэту и народу в назиданье.

 Быть может, для кого-то вы красивы

Нет, перед вами я ничуть не виноват,

Что к вашей красоте остался равнодушен,

Не отозвался на призывный взгляд,

В нём прочитал желанье ваше скушать

Меня, как в жаркий полдень эскимо,

Запить боржоми, посмотреть в трюмо

И губки промокнуть бумажною салфеткой.

И поделиться новостью с соседкой,

С такой же, как она, притворой и кокеткой,

Что я валялся у неё в ногах,

Руки её просил и обещал Мальдивы…

Быть может, для кого-то вы красивы,

Но никогда Прекрасной Дамой вам не быть.

Не в силах, как она, меня вы одарить

Тем, что поэта душу приближает

К познанью животворящей Красоты.

И он своей Прекрасной Даме посвящает

Поэзии волшебные цветы:

Они всегда цветут, всегда благоухают.

Не вспомнить, где мы счастье потеряли

Зачем же мы друг друга потеряли,

И я про вас давно не вижу снов?

И голуби бумажные стихов

К вам с моего стола давненько не взлетали.

Хочу забыть, но тянется к перу

Рука, чтоб на мелованной бумаге

Нарисовать ваш профиль поутру,

Вокруг рассыпав письменные знаки…

Задуматься, вздохнуть и разорвать

Письмо любви, зубами скрипнув, смять.

И, чиркнув спичкой, запалить клочки

И пристально сквозь тёмные очки

Смотреть, как исказился профиль ваш

И превратился в огненный мираж.

С обугленными чёрными краями.

И захлебнуться горькими слезами…

Не вспомнить, где мы счастье потеряли.

Быть может, кто-то нас обворовал?

Или себя мы сами обокрали,

Когда семейный бросили причал?..

И носит нас житейскими волнами.

И грусть не покидает наших глаз.

И  счастье жизни, брошенное нами,

Отравой стало и терзает нас.

Я вас не позабыл

Я вас не позабыл

За будними делами.

Вы – страстный жар и пыл

В стихах Прекрасной Даме.

Вы навсегда со мной

В любом моём творенье.

Я не пойму порой:

Вы – явь или виденье?

То вижу вас как тень,

То слышу голос милый,

То провожу весь день

В безмолвии унылом.

В тетради вянет стих.

Чтобы зацвёл он снова,

Явитесь, хоть на миг,

Из огненного слова!

Скажу я, ничего не утаив

Сейчас, когда нет связи между нами,

Скажу я, ничего не утаив,

Что счастлив был обманываться вами,

Вы были для меня к прекрасному порыв

Души моей, что в сумерках гонений

На Красоту и власти пошлых мнений

Рванулась к вам, узрев заветный свет.

И обрела источник вдохновений,

Откуда Правду черпает поэт.

И ею делится с обманутым народом,

Хотя тому во лжи привычней жить,

Утратившим страну разноплеменным сбродом,

Но всё-таки его любить, боготворить…

Что нравится мне в отношеньях наших

Что нравится мне в отношеньях наших,

Так то, что вы и недоступны, и близки.

Красноречивое молчанье ваше

Я чувствую, как мановение руки,

Которым вы меня то гоните, то ближе

Зовёте подойти, не преступив рубеж,

За коим исполнение надежд

Мне только чудится,

Хотя я ясно вижу,

Что вы ко мне неравнодушны, но не так,

Чтобы совсем утратить осторожность…

Вы не готовы преступить чрез невозможность,

Но к этому близки… Я жду… Подайте знак…

Играла музыка в саду

Играла музыка в саду,

Луна светила.

Скажи мне, где, в каком году

Всё это было?

Скажи, чего не насулил

Мир нам в начале?

О, как я мало сохранил

Надежд в печали.

Я потерял событий нить

Средь суесловья.

И мне тебя не возвратить

Из тьмы безмолвья.

Никто не даст мне тайных сил

Стать снова юным.

Венчально-белый снег накрыл

Наш час безумный.

И ты молчишь, и над тобой

Лишь холод вечный.

Ты в нём сияешь молодой

Звездою млечной.

Где были мы, в каком году

Мечтали страстно?

Играла музыка в саду

Светло и ясно.

Уйду от неё я, уйду

Вечерняя зимняя синь

Как полог из звёздного ситца.

Себе говорю я: «Остынь!

Пора навсегда с ней проститься!»

Обиды во мне к милой нет.

Лишь в сердце печаль и усталость.

Она мне сказала: «Поэт!

Я вдоволь с тобой наигралась.

Пусть каждый идёт по своей

Назначенной долей дорожке.

Простимся, давай, поскорей

На скользком крылечном порожке».

Я вижу тропинку в саду,

Свечение звёздного ситца.

Уйду от неё я, уйду,

Но прошлому —  не позабыться…

Два эха

Прошло полгода с нашей первой встречи…

Печальный юбилей отметил я.

И ровно столько времени с разлуки

Прошло…

Но вы мне так близки,

Что, кажется,

Мы не встречались и не расставались,

Тому полгода, а всегда-всегда

Друг в друге были…

И с той поры перекликаются всё реже,

Всё тише, тише,

еле-еле слышно…

Вас нет со мной 

Вас нет со мной,

Хотя всегда вы рядом

Остались жить

Своим прощальным взглядом.

И, вспоминая вас,

Я вновь читаю в нём

Упрёк и сожаленье, и обиду.

Но внешне вы не подаёте виду,

Что мы друг друга

Больше не найдём,

Не встретимся,

Что наши обещанья,

Безвкусный поцелуй.

Слезинки на щеках –

Всего лишь ритуал

Печального прощанья.

Но по-другому

И не может быть.

И наша встреча

Вряд ли повторится.

И только нашим душам

Не забыть

Попытку навсегда

Друг с другом слиться.

Останусь я один

Останусь я один

С Прекрасной Дамой в сердце

И грустной думой на исходе дней,

На крае жизни возле тайной дверцы,

Не ведая, что ждёт, что кроется за ней,

Когда она внезапно распахнётся,

И кто-то вынет душу из меня,

И у неё другая жизнь начнётся.

Когда сквозь тьму и всполохи огня

Дела мои земные лицезрея,

Надежды на спасенье не имея,

Она пройдёт, исполнится мечта:

Мне душу сохранит от казней Красота,

И оправдает все грехи поэта.

Жаль, не смогу  отблагодарить за это.

И выполнит она мою мечту другую.

Когда Прекрасной Даме подойдёт черёд

Покинуть навсегда юдоль земную,

То Красота её сквозь пламя проведёт

К престолу Господа, и он её спасёт,

Прекрасную и для меня святую.

Не помню, где я…

Не помню, где я подхватил  словечко,

Чтобы затронуть хладное сердечко

Прекрасной Дамы, так похожей на зарю,

Сказав ей искренне: «Я вас боготворю!»

Вы – образ совершенства неземной,

Чуть видимый сквозь солнечные нити,

Но женщиной прекрасною порой

Рассудок вас рисует по наитью.

И я свой пыл пытаюсь укротить

Прочтеньем премиального романа.

Он сразу начинает меня злить

И слякотью письма,

И наглостью обмана…

Забрасываю в угол писанину.

К приятелю художнику спешу,

Чтоб заказать портретную картину

Прекрасной Дамы, коей я дышу.

О ней ему всю правду расскажу,

Но тот идёт в решительный отказ,

И требует хотя бы фотоснимок,

Он не рисует,

Пусть прекрасных, невидимок.

— Ты что, ослеп,

Ведь только что сейчас

Она в окне стояла и на нас

С улыбкой ослепительной глядела

И, кажется, войти сюда хотела…

Художнику наивным мой рассказ

Не кажется. – Я знаю, кто  сейчас

Тебе привиделся в зарамленном оконце:

В нём твоя Дама, если она солнце.

Про три любви мне рассказала Дама

Про три любви мне рассказала Дама

Прекрасная,  как солнечный рассвет,

Что каждая из них достойна храма,

Но их воздвигнуть сможет лишь Поэт:

«Есть три любви, о коих надо знать:

Телесная, сердечная и духа.

И в них таится всё — и ад, и благодать,

И наслажденья сладостная мука.

Телесная любовь — всегда слепая страсть.

И в печени она, как червь, гнездится.

Неистова, груба и оглупить стремится

Влюблённых, чтобы взять над ними власть.

Гармония сердец влюблённых так редка,

Что люди называют это счастьем.

Сердечная любовь светла и глубока,

Она очеловечивает страсти.

И есть ещё любовь духовная, она

Устремлена к познанью идеала,

Чтоб Истина над нею воссияла,

И пала между мёртвым и живым стена».

Про три любви мне рассказала Дама

Прекрасная, как солнечный рассвет,

Что каждая из них достойна храма,

Но их воздвигнуть сможет лишь Поэт.

* * *

Забросить я решил стихосложенье,

Чеканку слов, огранку рифм и строк.

Что доставляло сердцу наслажденье,

Решил отвергнуть я, как наважденье,

Как смертный грех гордыни, но не смог

С самим собой поладить полюбовно.

И в слабости моей она одна виновна,

С кем встречу я давно предугадал,

И для Прекрасной Дамы пьедестал,

В чьей нежной власти вся судьба поэта,

Воздвиг в стихах из солнечного света.

ПИСЬМО

Не знаю, как писать вам: прозой иль стихами?..

Который день сажусь к столу и не могу

Начать письмо, я позабыл, как с вами

Обменивался нежными словами.

Пишу и убираю за строкой строку,

Не знаю даже чем, стихами или прозой

Коснуться вашей близкой мне души,

Чтоб передать благоуханье розы

И блеск на лепестке росинки слёзной.

Вы так же, как она, изящно хороши

И в словотворчестве, в суете житейской.

Я не пытаюсь вас приворожить,

Поскольку знаю: вместе нам не быть.

Я лишь в мечте на лире Царскосельской,

Бряцая, вас маню в июльские поля.

И чувства к вам как тяготение шмеля

К призывно пахнущим цветущим медоносам

Мой оживляют беспокойный дух

Надеждой, когда-нибудь по росам

Заоблачным, не разнимая рук,

Пройдемся мы, мой ненаглядный друг.

И к нам никто надоедать с вопросом

«Куда идёте вы?» не будет приставать

Я мысленно коснулся вас

И жар в крови, и сердца охлажденье.

И  слёзы, и внезапный смех…

Всё это испытали вы в мгновенье,

Внезапно, и втайне от всех.

И я смутился, что неладно сделал,

И поразился магии стихов.

Я мысленно коснулся вас, и вы всем телом

И всей душой откликнулись на зов.

И вот ты снова в жизнь мою вошла

Я думал, прошлое уходит навсегда.
Теряется навечно, безвозвратно,
И не вернётся больше никогда,
Но ты вернулась, милая, обратно

В пустое одиночество моё,
Как будто ненадолго выходила.
И осветила памятью  жильё,
Что без тебя померкло и остыло.

Ко мне пришёл по почте твой портрет.
Как видно, ты меня не забывала,
Когда в больнице тяжко умирала,
То послала последний свой привет.

На нём тебе всего лишь  двадцать лет,
Как простодушно всё в тебе и мило.
И помню я в глазах лучистый свет,
И то, как страстно ты меня любила,

Как мрачно холодна порой была.
Была и недоверчивой, и  нервной.
И, не простившись, навсегда ушла
К тому, кто был твоей любовью первой.

И вот ты снова в жизнь мою вошла
Портретом, что повесил я на стену.
Ведь у меня  ты первою была,
И мне ли не понять твою измену.

Золотая струйка света

Золотая струйка света

Просочилась в небе мутном.

И легко душа поэта

Встрепенулась рано утром.

Что же ей там приоткрылось,

В несказанном робком свете?

Что за радость, что за милость,

Кто её и чем приветил?

Всё вокруг сияньем нежным

Солнце утром обласкало,

Но бессмертия надежда

Для неё лишь просияла.

И душе всего лишь мига,

Чтобы всё понять, хватило.

И возрадовалась тихо,

И поэта разбудила,

Прошептав: «Запели птахи.

Я помочь тебе готова.

И с листа пустой бумаги

Ввысь вспорхнёт живое слово.

Поспеши за соловьями

Записать их песнопенье.

И своей Прекрасной Даме

Поднеси стихотворенье».

Красота

В поэте должен быть простор,

Желаний буйство, слов напор,

А Красота – в Прекрасной Даме,

Что над поэтом и словами

Владычествует с давних пор.

Когда проходит между нами

Она, то видит всех насквозь

Своими звёздными очами,

Что никогда не знали слёз.

Она, как правды свет, чиста,

И нимбом вкруг неё струится

Божественная Красота,

На всех готовая излиться,

Кто захотел освободиться

И смыть с души все тени тьмы.

От Красоты светлеют лица,

И проясняются умы.

Она нас к Богу возвышает,

Дарует светлую мечту.

Но мало кто об этом знает.

Не ищут люди Красоту,

Хотя она всегда над нами

Сияет от начала лет

В созвездии Прекрасной Дамы,

Всем излучая Божий свет.

Горит поэзия моя

Гори, моя судьба, гори!

Осталась дней моих лишь горстка.

Лети, судьба моя, с горы,

Как подожжённая повозка.

И первым спас я соловья,

Что распевал в душе полвека.

Горит поэзия моя,

И пеплом, словно хлопья снега,

Летят и кружатся стихи.

В них жизнь моя, мои тревоги

И позабытые грехи,

И все мои пути-дороги.

Горит поэзия моя…

И преданность Прекрасной Даме

Ликует в горле соловья

К ней обращёнными стихами.

И это всё про вас

И это всё про вас: вы мне так милы,

Так несказанно свежи и чисты,

Что вас не обожать, нет у поэта силы.

И я вас вознесу до звёздной высоты,

Где сам я не бывал, но там, как в фугах Баха,

Сияет музыка небесной чистоты.

Хрустальные дворцы воздвигнуты средь мрака.

Они всегда для смертного пусты,

И свет струится в них мажорной гаммой.

В блистательных чертогах Красоты

Вы явитесь для всех Прекрасной Дамой.

И в лунном зеркале пребудет отражён

Прелестный профиль дорогого лика.

И не устанут вас поэты всех времён

Хвалить за ваше возвышающее к Богу иго.

Кольцо соблазна

Она мне больше не напишет.

Она стихов моих не слышит.

Забилась в норку и молчит,

Как мышка, но стучит, стучит

Моя любовь в её сердечко…

И вдруг с мизинчика колечко

Упало на пол и звенит.

Его хвостом задела кошка.

Оно, позванивая дрожко,

Исчезло где-то навсегда,

Приспела девичья беда.

Не плачь, родная, о потере.

Не запирай входные двери.

Я поднесу тебе кольцо

И осушу твоё лицо.

Моя Прекрасная всё знала:

Как ты мою любовь терзала,

Своей противилась судьбе,

Что ты не пишешь писем мне,

Не появляешься в окне

И заперлась сама в себе.

– Отдай волшебное колечко.

Любовью пламенной к тебе

Оно зажжёт её сердечко.

Но ты с подарком не спеши

И, прежде чем отдать, реши:

Любовью ложной, несвободной

Ты сможешь счастье обрести,

Иль станет душу стыд скрести?

С ответом жду тебя сегодня.

Вопрос попал не в бровь, а в глаз.

Я сник. Любовь по принужденью

Постыдно унижает нас,

Приводит душу к омертвенью.

Мне та, которая не пишет,

Что в норку спряталась свою,

Так дорога, её люблю,

Хотя она меня не слышит.

Как окаянными глазами

Смотреть я буду ей в лицо?

И я вернул Прекрасной Даме,

Её обманное кольцо.

Вы звали – я на ваш явился зов

Вы звали – я на ваш явился зов,

Но замолчу, коль вам это угодно.

Не в правилах моих навязывать любовь

Прекрасной Даме, если не свободно

Её сердечко для моих стихов.

Она не даст в него мне заглянуть

И подсмотреть, что тайно в нём хранится.

Какие в нём события и лица

Погребены, и ей их не вернуть.

Былое никогда не повторится,

Но и дотла не сгинет, не сгорит.

Она не знает, как ей с этим быть.

Как сердце от страстей освободить,

Ведь призраки былого, как паяцы,

Не могут танец мести прекратить,

Прекрасной Даме память уязвляя,

Что год назад она была другая,

Пока её не соблазнил поэт,

Мечтами о надзвёздном и прекрасном.

Она сдалась и согласилась быть

И Красотой, и мерой Красоты бесстрастной,

Чтобы основу жизни сохранить

В наш век, и бессердечный, и ужасный.

И вздрогнул я

Прекрасная всегда и неземная,

Она вдруг восхотела стать земной.

И, ласково мой разум затмевая,

Сказала тихо мне: «Побудь со мной…»

И вздрогнул я: ведь для меня незримой

Была она. И что случилось с ней –

Единственной, неповторимой

Красавицей божественной моей?

Вдруг в пустоте пред мной открылись очи,

Пронзительно прекрасные огни.

Пунктиром проступил фигуры очерк

На фоне беломраморной стены.

Телесность обретал он с каждым мигом.

И пред её священной наготой

Моя душа немым вскричала криком,

И я поник пред вечной Красотой.

И мог ослепнуть от её сиянья,

Но свет померк.

Сквозь колокольный звон

Услышал всхлип, недолгое рыданье…

И провалился в тяжкий мутный сон.

Явилось солнце месяцу на смену.

Растаяла последняя звезда.

Я оглянулся, посмотрел на стену,

Она была как первый снег чиста.

Портрет

Забудь её, мне говорит рассудок.

Но как забыть, когда всегда я с ней

Пред вечностью в любое время суток –

С поэзией – единственной моей.

Она владеет мной почти полвека

И к подвигу мой смертный дух зовёт,

Когда вдруг зазвучит во мне, как эхо

С неведомых космических высот.

Но я не слышал этот зов сначала

В потёмках поселкового угла.

И красота стихов меня смущала,

Тем, что пугала и к себе влекла.

И вот однажды мне открылось чудо.

Когда погас дневной над миром свет,

Вдруг предо мной возник из ниоткуда

Прелестной женщины загадочный портрет.

Он был написан не рабочей кистью

Художника, но ангельским перстом

И воплощённой Рафаэлем мыслью

О Красоте, что в облике земном

Явила мне небесное в портрете

И звёздное – в мерцающих очах,

Изящное – в туманном силуэте,

Гармонию – во всех её чертах

Как образец прекрасного поэту,

На что равняться в творчестве своём.

Я захотел приблизиться к портрету,

Но вспыхнул он стремительным огнём.

И трепеща, что гибнет образ милый,

Всем существом рванулся я к нему.

Но Красота, пылая, уходила

От человека навсегда во тьму.

Устали вы

Прекрасной Дамой быть для грешного поэта

Устали вы… Из рабства Красоты

Освобождаю вас, как ни печально это.

И возвращаю вам девчоночьи мечты,

И радостное праздничное лето,

И знойный день, когда с подружкой вы

На даче, жарким солнцем разогреты,

Лежали в свежих зарослях травы,

Средь звонкого сверчкового трезвона.

И вдруг увидели огромного дракона,

Что полз на вас меж небом и землёй.

Сверкая и рыча, вал рухнул дождевой,

И вы с подружкой поспешили в дом,

Разбрызгивая лужи, босиком…

Но к этим дням, увы, возврата нет.

Вас скука ждёт. Покинув дом поэта,

Вы, милая, не избежите бед,

Вас мнимые друзья сживут со света.

Вам предстоит нелёгкое житьё,

Но чистая душа не виновата в этом.

Поэта бросив, вы обидели её.

Она ведь часть его чарующей души,

И расставанье с ней подобно умерщвленью.

И потакать она не станет вашей лжи,

Что вы устали, поддались сомненью…

Послушайте, что я скажу сейчас:

Закрепостив, я вас лишь тем спасаю,

Что из Прекрасных Дам не отпускаю вас.

Дав вольную, её я отменяю

Морок предновогодний

Твои черты неуловимы.

И тщетно в памяти порой

Я их ищу. Как клубы дыма,

Они сквозят, проходят мимо,

Дразня затейливой игрой.

Я вижу цвет, я слышу звуки.

Но не вернуть их мне уже,

Не дотянуться до разлуки,

Не возвратить глаза и руки –

И стынь отчаянья в душе…

Мы разошлись. Осталась тайной

Ты навсегда в моей судьбе.

Прошло полвека. И случайно

Я повстречал тебя в толпе.

Как обожгло! О боже, боже,

Ты не состарилась ничуть,

А стала краше и моложе,

И та же стать, и та же суть,

И тот же взгляд, слегка надменный,

Такой же локон золотой…

Но это был, увы, мгновенный,

Внезапный морок. Предо мной

Была стена и в ней пролом.

Я вспомнил этот старый дом.

Ты в нём жила, тому полвека,

И тень оставила свою.

Как будто вытаяв из снега,

Опять вернулась в жизнь мою.

Быть может, ты явилась зовом

Из тьмы, куда мы все уйдём,

Как солнце, заревом багровым,

И откровенье обретём,

Зачем на этом свете жили,

Зачем любили и грешили,

Летали, ползали в пыли,

Но счастья так и не нашли.

Про вас мне говорят

Про вас мне говорят,

Что ваше сердце – камень.

И ваша красота бесчувственна, как лёд.

Что вас не разволнует, не проймёт

Поэзии моей летучий пламень,

Лишь только разогреет на чуть-чуть,

Но не затронет каменную суть

Души, что страсть любви не испытала

И закоснела в гордости…

Всерьёз

За вас возьмусь я, как каменотёс,

И вырублю из камня сердца розу,

И гением в неё страдание вдохну.

Вы влюбитесь в меня,

Прольёте слёзы…

Но в камень снова я вас не верну.

Живите мной и радуйтесь, и верьте:

Я вас Прекрасной Дамой назову

И буду славить вас, пока живу.

И сохраню вас навсегда в бессмертье.

Уходит из России Красота

Холодный май – и все мы холодны,

Бесчувственны. Народу не до песен.

И дни России Богом сочтены,

Но час суда, как прежде, неизвестен.

Он не простит отступничество нам

От Красоты и призовёт к ответу.

И нелегко живётся соловьям,

Прекрасной Даме и её поэту.

Она ко мне бежала из Москвы,

Столицы пошлости и суетной мороки,

Где все поэты стали так мертвы,

Что пишут обескровленные строки.

Я затопил на ветхой даче печь,

Подал ей, чтоб согрелась, полушубок.

И слушал плач и пламенную речь

Под воркованье молодых голубок.

Когда вокруг ликует срамота,

То не найдёт народ судьбу-удачу.

Уходит из России Красота,

И я над ней разбитым сердцем плачу.

Но это навсегда пребудет тайной

Очей то тёплый свет, то сумрак хладный

Преображает образ ненаглядной

Прекрасной Дамы…

То она добра

И к стихотворцу милостива даже.

Поднимет среди ночи ото сна

И мысль внушит, и все слова подскажет.

Я ей прочту стихи, она стакан вина

Мне из бутылки, спрятанной супругой,

Преподнесёт, прикинувшись подругой.

Но не всегда она на милости щедра,

Лишь изредка, по праздникам, являет.

А в будний день немедленно с утра

Меня к стихам – работать – отсылает,

Как среднеазиатского раба.

Но у меня счастливая судьба

Ей подчиняться по своей охоте,

Всегда с ней быть: во сне и на работе.

И никогда я не могу забыть:

Она, хоть и прекрасна, но бесплотна.

И страшно мне, что вдруг она сегодня

Меня покинет…

Как я буду жить?

Кто мне поможет на работе страдной?

И без Прекрасной Дамы ненаглядной

О чём народу буду говорить,

И воспевать очей то тёплый свет,

То сумрак хладный?

Но только с ней – единственной, святой –

Я поделюсь мечтою окаянной,

Что так хочу познать её земной

Прекрасной Дамой, каждый миг желанной!

Но это навсегда пребудет тайной.

Затменья ночь

Молчи, молчи…

Не говори.

Мне верности твоей не надо.

На всплески утренней зари

Не обращай с обидой взгляда,

Что быстро наша ночь прошла,

Как будто жаркое затменье.

У страсти, что нас здесь свела,

Не будет больше продолженья.

Как мотылёк в стекло окна,

Твоё сердечко тихо бьётся.

Друг друга выпили до дна

Мы в эту ночь, что не вернётся.

Ты беззащитна и тиха.

Мы согрешили страсти ради.

Но даже тени нет греха

В твоём покорном чистом взгляде.

Угас очей призывный пыл,

Потухло чувственное пламя,

В котором, грешный, позабыл

Я о своей Прекрасной Даме.

Как поздно вспомнил я о ней,

Мне верной в счастье и в печали,

Что даже через много дней

Она простит меня, едва ли.

Но и прощения просить

Мне, может быть, и не придётся,

За то, что довелось испить

Водицы в колдовском колодце.

На Красоту объявлена охота

Мне по сердцу весны

Слегка хмельной кураж.

Она так простодушно ликовала,

Когда пришла на мой шестой этаж

С поэзией высокого накала,

Чтоб рухнули запретов рубежи

И воссияло праведное слово,

И чувства благородные души

Не пали жертвой времени крутого,

Что к нам спешит по адовым кругам.

Оно несёт потёмки для народа.

Культуру заразили глум и срам.

На Красоту объявлена охота,

Её враги всё ближе с каждым днём:

Изгнать её бахвалятся открыто,

Измазать дёгтем, выпороть кнутом…

И только в сердце трепетном моём

Найдётся ей надёжная защита.

Но мы не станем долго пребывать

С Прекрасной Дамой в настроенье праздном.

Открою я свою рабочую тетрадь.

И сразу же она начнёт мне диктовать

Поэму про глумленье над прекрасным.

Мы от всех заслонились

За чердачным окном стонут голуби.

Громоздятся вокруг дома.

В глубине двора, словно в проруби,

Непроглядно клубится тьма.

Над притихшим вечерним городом

Мы парим на балконе вдвоём.

Нас друг к другу прибило холодом,

Зябким уличным сквозняком.

Небо звёздами негасимыми,

Улыбаясь, глядит на нас.

Захотелось нам быть любимыми

В бесприютный печальный час.

Нам тепла и сочувствия хочется,

Мы надеждой на счастье живём.

Коротать своё одиночество

Нам с тобой веселее вдвоём.

Пересудами и проклятьями

Здесь никто не коснётся нас.

Мы от всех заслонились объятьями

И забылись друг в друге на час.

Не возвращайте мне… меня

Не возвращайте мне… меня,

Ведь вы ещё не разлюбили

И не остыли от огня,

Что грудь мою прожёг навылет,

И вашим сердцем овладел,

Своим настойчивым терзаньем

Его измучил, одолел,

Понудил уступить желаньям.

Но совершить к обрыву шаг

Вам гордость строго запретила.

И ваша чистая душа

Себя спасла, но опалила

Видением греха ваш стыд,

Хотя был близок страсти морок,

Готовой вспыхнуть, словно порох…

Но он не вспыхнул, был залит

Потоком слёз… Ведь вы любили

И не остыли от огня,

Что грудь мою прожёг навылет.

Не возвращайте мне… меня.

Пора сказать

Пора сказать, что вас я не люблю,

Как ни прекрасны вы…

Я это знаю,

Но честным надо быть у жизни на краю.

Пора признаться мне, что вас я обожаю,

Но не решусь, чтоб не встревожить вас

Заведомою странностью признанья.

Кого-то обожать не принято у нас,

Кроме вождей.

Любовные страданья

Гораздо ближе нам.

Нас привлекает страсть,

Измены, ревности, судебные процессы.

Прошли те времена, когда повесы

Смиряли плотских чувств над ними власть

Бренчанием гитары и стихами,

И благородством книжным, но сейчас,

Когда нагая плоть повелевает нами,

Прекрасной Даме скучно среди нас

Какими льстивыми ни осыпай её словами.

Случайная встреча

Когда-нибудь лет через двадцать,

Вы будете стоять в раздумье у окна.

И будет майский день листвой смеяться.

И будет слух ласкать живая тишина

Шуршанием незримых тварей божьих,

Довольных и теплом, и светом дня.

И вдруг в одном из уличных прохожих,

Похолодев, узнаете меня.

И вымолвите: «До чего похожий…»

И вспомните всего, от головы до ног,

Но к жизни не вернёте – вы не Бог.

Когда-то были вы моей богиней,

Такой и остаётесь мне доныне.

И дольше вечности продлится этот срок.

Напутствие

В Прекрасной Даме красота и стать,

И разум, и провидчество – от Бога.

С ней рядом не могу я близко встать,

Она же ведь такая недотрога.

И даже слова поперёк сказать

Я не могу – страшусь её немилости,

Ведь без неё стихов мне не писать,

Ведь без неё мне в творчестве не вырасти.

Она на мой шутливый мадригал,

Не отзовётся, только встанет в позу.

Она, презрев мои стихи и прозу,

Начнёт меня безмолвием терзать.

Но я её молчание разрушу

И прошепчу: «Любимая, вы душу

Украли у меня, и вам несдобровать.

Поступком вашим возмущён мой гений,

В чьей власти я бессрочно нахожусь.

Страшитесь, что нашлёт на вас он грусть,

Сожмёт сердечко и затмит сознанье…

Вы влюбитесь в седого старика,

Но не считайте это наказаньем.

Кто вас поранил, тот излечит вас.

Поверьте мне, и завтра, как сейчас,

Мой добрый гений рядом с вами будет.

Ваш страстью к творчеству талант омолодит,

Всё, что ему противно, умертвит,

Что слишком горячо, то медленно остудит,

И вручит вам не камень, не металл,

Но пушкинский магический кристалл,

Чтоб вы смогли спокойно без обмана

Вглядеться в даль свободного романа…»

Соловьиный сад

Когда-то он в один из светлых дней

В поэзию вошёл, счастливый и наивный.

И заблудился на полвека в ней,

В саду чудес и соловьиных гимнов.

Он жил как все поэты – наугад,

И годы незаметно пролетели.

И сам собою высох дивный сад.

И соловьи куда-то улетели.

И не понять, что золото, что медь

В листве, опавшей из души поэта.

И мимо проходя, таинственная смерть

Сад подожгла внезапной вспышкой света.

Он, как закат, торжественно сгорел

И превратился в кучи зольной пыли.

И соловей залётный ночью пел,

Горюя, на поэтовой могиле.

На солнце, говорят…

На солнце, говорят, бывают пятна.

А на Прекрасной Даме?

Нет, и нет!

Хотя она порою мне досадна.

Блок восхвалял её так много лет,

Столь напустил словесного тумана,

Что признаков телесности лишил,

И превратил почти в фата-моргана.

Лишь через век её я оживил.

И женщину земную наделил

Волшебной красотой Прекрасной Дамы.

И сделал героиней личной драмы,

Чтоб обрести надежду и мечту,

Но ими соблазнится век едва ли.

К прекрасному любовь мы потеряли,

Как потеряли в душах высоту.

С Прекрасной Дамой трудно вровень встать,

Ей чуждо чувство равенства с мужчиной.

Она его то станет поучать,

То примется загадочно молчать,

Чтоб побудить его искать причины,

Чем недовольна в этот миг она.

Но он не знает, в чём его вина,

И почему он заточён в молчанье,

Оторван от бумаги и пера.

Что для неё забавная игра,

То для него угрюмое терзанье,

Из коего является Поэт.

На солнце, говорят, бывают пятна.

А на Прекрасной Даме?

Нет, и нет!

Хотя она порою мне досадна.

Ты стала звонкой памятью о лете

Ты стала звонкой памятью о лете.

Упрямо рвущей скорость с птичьих крыл.

Ты уходила, оставляя ветер,

Чтоб он следы листвою заносил.

Ты уходила из моих объятий

Под шум дождя, чтоб не прийти назад.

На всём былом сургучные печати,

Над всей землёй метелью листопад.

Моя рука тепла не сохранила…

Что делать мне? Зубами стиснув крик,

Рвануться вслед… Ты всё же уходила,

Как до меня, наверно, от других.

Ты уходила! Так уходит лето,

В своём конце ещё прекрасней став,

По острию трепещущего света,

Сквозь стены ливней, листовал дубрав.

Ты уходила! И легко, и живо

Крылами птиц махала октябрю.

Прощанье наше было молчаливо.

За это я тебя благодарю!

Ты уходила эхом дивной вести,

Что где-то есть и воля, и покой.

Оставшись для меня неспетой песней

Про то, что снова встретимся с тобой.

Увядшая роза

Увядшая роза в узорчатой вазе,

Скажи мне, несчастная, кто тебя сглазил

И завистью чёрной твой цвет опалил?..

Ведь только вчера я тебя поместил

В сосуд драгоценный с живительной влагой,

От солнца прикрыл серебристой бумагой,

И дверь за собою на ключ затворил,

Чтоб враг Красоты до тебя не добрался…

И с горечью только сейчас догадался,

Что выключить радио я позабыл.

Где это всё?..

Я в жизни и любил, и был любим.

Где это всё?.. Развеялось, как дым,

Иль навсегда осталось отпечатком

В душе, чтобы с иным миропорядком,

Пройдя горнило наших страшных дней,

Воскреснуть в новой памяти моей.

Земли я не узнаю, может быть.

Но мне на поле смерти не забыть,

Как я в забвенье сладостном взирал

В сияющие нежной страстью очи.

Я помню наши пламенные ночи

И соловья, что нас благословлял…

О, эти очи, очи!.. И сейчас

Вы так чисты, наивны без обману.

Я никогда пред Богом не предстану

За то, что вижу не его, а вас.

О времени, что не ушло в песок

О времени, что не ушло в песок,

И тайно пребывает между нами,

О том, что было, молча, между строк

Я расскажу моей Прекрасной Даме.

И тишина неслышно прозвучит,

И дрогнет сердце от немого крика.

Когда душа с душой заговорит,

Мы не спугнём таинственного мига.

И в немоте, соединившей нас,

Он сохранится, как в янтарной капле,

Чтоб кто-нибудь прочёл немой рассказ

Про то, как мы пылали, как мы зябли.

И весело спешили за судьбой,

Не ведая своих предназначений,

Что предстоит нам замостить собой

Дорогу для грядущих поколений.

Очи

Я ждал шесть лет,

Пока она пришла.

И встала предо мной.

И улыбнулась мило.

Её очей мерцающая мгла

Обволокла меня и поглотила

Всего на миг…

И я увидел в нём

Нас не перед венчальным алтарём,

А в диком поле, всклоченном бураном,

Бредущих по сугробам и бурьянам.

Она коснулась бережно меня,

И снова два мерцающих огня

Её очей меня заворожили.

Река бурлила, и по ней мы плыли,

И вёслами гребли, что было мочи,

Пока не провалились в водопад…

Она сказала: «Загляни мне в очи

Последний раз и прочь беги – в них ад!»

Счастье правды

Я слышу от Прекрасной Дамы милой:

«Ты хочешь быть счастливым,

Но зачем?

Свыкайся, друг мой,

С истиной унылой:

Что счастья нет,

Давно известно всем».

Она права.

Но с трезвой правотою

Никак я согласиться не могу.

И потому с упрямой прямотою

Я верю в то,

Во что не верить не могу.

Прекрасная!

Прошёл я все дороги,

И за спиной

Смешались плач и смех.

Приходит время

Подводить итоги.

И полон я

Надежды и тревоги,

И веры в то,

Что счастье есть для всех.

Я жертвую иллюзиями века,

Идя путём нетореным, своим.

Не со свечой ищу я человека

Средь бела дня,

Не нищий, не калека,

Любя людей,

Я знаю цену им.

Один солжёт,

Другой предаст,

А третий –

Поглядишь, идёт пешком по головам.

Но счастье правды есть

На белом свете,

Тому порукой истина и дети.

Есть искупленье пролитым слезам.

Мы встретимся ещё

«Мы встретимся ещё…»

Что это? Обещанье,

Которому не верить мне нельзя?

Нам суждено посмертное свиданье.

Мы с вами не случайные друзья,

Но сотоварищи в литературной брани.

Сроднила нас к поэзии любовь.

И для меня милей нет наказанья –

Надеяться, что встречу вас я вновь.

Услышу вашу речь, увижу ваши очи,

Прочувствую в них даль и глубину

Души кристально чистой, непорочной,

И вечности её не трону тишину.

И вы её не троньте чувством ложным

Пустого недоверия ко мне.

Тогда ещё мы встретимся, возможно,

В космической надзвёздной вышине.

Поэзия, владеющая нами,

Нас на высоты духа вознесёт,

Где не людьми мы будем, а словами,

Которыми Господь нас наречёт.

Огонь

Поэзии мне по сердцу огонь…

Над каждою строкой стихотворенья

Он – то взовьётся, словно красный конь,

Вкруг рассыпая искры вдохновенья,

То от него останется лишь жар,

Как от углей сгоревшего кострища.

И мы с Прекрасной Дамой в нём отыщем

Поэзии животворящий дар.

В свой час он вспыхнет над строкой огнём

И точно в сердце бьющими словами.

И станет навсегда и жаждой, и глотком

Поэзии, что властвует над нами.

Любым стихам недолог срок гореть

При жизни их творца.

У них удел особый:

Огонь поэзии не гасит даже смерть,

Но превращает в бронзу высшей пробы.

Он жив, но умер как поэт

Февральской вьюгой взбаламучен,

Спал город, словно пьяный мозг,

Во сне кошмарами измучен,

Каких не выдумает Босх.

И – одинок средь толп сограждан,

Вдохнув поэзии сполна,

На высоте шестиэтажной

Поэт, распятый у окна,

Ждал рандеву с Прекрасной Дамой,

И страстно вглядывался в тьму.

Из глубины дворовой ямы

Тянулись призраки к нему,

Как будто к другу своему.

Она пришла к нему печальной

И тихо молвила: «Поэт,

Не слышу песен величальных.

Кто наложил тебе запрет

Слагать ритмические речи

И страстно мне читать их вслух,

Чем озабочен ты, мой друг,

Ведь ты не рад, как вижу, встрече?»

«Моя душа не оскудела

К вам, ненаглядная моя, –

Сказал поэт, – но, то и дело,

Страсть губит песню соловья.

Я впал в ужасное сомненье,

Что вы – оптический обман,

Иль колдовское наважденье,

Иль бред больной, или туман…

Но если это так, то, значит,

Я пел все песни пустоте,

Тому, что лишь в уме маячит,

Но не загадочной мечте.

Своими страстными стихами,

Воспел пустую суету.

И отдал жизнь Прекрасной Даме,

Её не видя красоту.

Заворожил меня ваш голос,

Что слышу я со всех сторон.

Моё сознанье раскололось,

Не знаю, кто вы – явь иль сон?

Чтоб верил я Прекрасной Даме,

Подайте мне хотя бы знак…»

Зашелестев черновиками,

Подул откуда-то сквозняк,

Впустив дыхание мороза,

И хлопнул форточкой.

На стол

Упала высохшая роза.

И скрипнул деревянный пол.

Глазами, полными страданья,

Поэт глядел на знак прощанья,

На розы высохший бутон.

И страх пронзил его сознанье,

Что он заклят, и обречён

Прекрасной Дамой на молчанье,

Ему закрыт прозрений свет,

Он жив, но умер как поэт.

В музейной тишине

В музейной тишине, где вечность спит,

Зевак смущая исполинским ростом,

Подъятый на дыбы, оскалившись, стоит

Доледниковой твари костный остов.

Казалось, время прекратило бег.

И я услышал от Прекрасной Дамы:

– Поэт, здесь может всякий человек

До вечности дотронуться руками.

Я вижу в них первосуществ эскиз,

В останках, чудом избежавших тленья,

Так непохожих на зверей и птиц,

Что создал Бог в последний день творенья.

И сей скелет, и рядом позвонки –

Не более чем творчества отходы:

Природы – пробы и черновики,

Следы её исканий и работы.

Природа воплотила Божью мысль

О совершенстве. Всё иное – стёрто.

Остался Красоты неизречённый смысл

И таинство беззвучного аккорда.

Загадка творчества

О творчестве Прекрасной Дамы мненье

Хранит моя рабочая тетрадь.

Оно отрывочно, туманно, к сожаленью.

Возможно – это ключ, как разгадать

Загадку творчества другому поколенью:

«Чем ближе к Правде речь, тем ярче Красота

Твоё, поэт, творенье насыщает.

Она божественна, и потому проста,

Она – свеча, что слово освещает,

Пред тем, как смыслы оживить его.

Они встают пред разумом поэта,

Пред совестью, восстав из ничего,

Из пустоты божественного света,

Перед его душой… И только лишь она,

Что воспринять как истину, решает.

Душа неумолима, как стена,

И только этим Красоту спасает».

Была страна мечты

Я в сердце вас

Прекрасной Дамой чту.

В моей судьбе

Вы стали перекрёстком,

Где встретил вас

Как давнюю мечту,

Что родилась во мне,

Когда я был подростком.

За суетою дней

Я позабыл о ней,

Но вы явились мне

Как тень воспоминанья,

О родине мечты,

О счастье детских дней.

И я едва сдержал

Внезапный всхлип рыданья.

У каждого из нас

Была страна мечты,

Огромная

Как солнечное небо,

Такой бездонной

Чистой высоты,

Что без раздумий,

Радостно и слепо,

Стремился к ней взлететь,

Но всякий раз,

Я падал вниз,

Кляня своё бессилье.

Но вы меня спасли.

Случайно встретив вас,

Я чувствую, что

Обретаю крылья.

Вновь заимело смысл

Стремленье в высоту.

Я понял, наконец,

Души предназначенье:

Постичь

Прекрасной Дамы красоту,

Земное

Не утратив притяженье.

Они распять мечтают соловья

Я не люблю искусство наших дней

За склонность к лжи и выдумкам никчемным.

С Прекрасной Дамой, спутницей моей,

Мы всё, что называют современным,

Обходим стороной, но в этот раз

Зашли, по случаю, на выставку модерна.

Прошлись по ней: всё плохо, гадко, скверно.

Здесь с падших душ соскобленная грязь,

Ещё одна на человечество напасть,

Причислена к классическим шедеврам.

И спутница моя Прекраснейшая Дама

Промолвила: «Мошенники обосновались здесь.

У них в мозгах скопилось много хлама.

Искусство их как выгребная яма,

И актуальность в нём, и современность есть,

И креатив с новациями срама.

Они распять мечтают соловья

С всеобщего согласия народа…»

Пряма, как выстрел, спутница моя,

И правда для неё превыше, чем свобода.

Поцелуй на морозе так свеж

Наста снежного яблочный вкус.

Запах сдобы печёной из кухонь.

Притаился сиреневый куст

Под накидкой морозного пуха.

Разрывая сугроб, рыжий пёс

Снег хватает горячею пастью.

Зимний город опутан насквозь

Серебристою иневой снастью.

Снег, белее белёных овчин,

Приодел и берёзы, и липы.

Отражаясь, играют лучи,

И слышны снегириные скрипы.

На ресницах растаявший снег

Озарил всё волшебным сияньем.

И, волнуясь, глядит человек

На деревья, трамваи и зданья.

Он влюблён. Молодая душа

В дым хмельна от надежд и восторга.

И навстречу подружке спеша,

Он скользит с ледяного пригорка.

Поцелуй на морозе так свеж,

Так пленительно вкусен и сладок…

Беззаботное время надежд,

И счастливая жизнь без оглядок.

Расставание

В тревожно мятущемся мире,

Где спорят огонь и вода,

Не зря мы друг друга любили

В свои молодые года.

Но радость погасла, как искра,

На миг озарив темноту.

Цветы соловьиного свиста

Печально сияют во льду.

Во мгле привокзального дыма

Мелькнула родная рука.

И холод забвенья незримо

Меж нами развёл берега.

Давно мы друг друга не помним

За множеством прожитых лет.

Мы слышали топот погони.

Мы видели дивный рассвет.

Но радостный день не занялся.

И свет лишь надеждой манил.

Я долго за счастьем гонялся,

Но всё, что искал, позабыл.

Неистовый смерч разобщенья

Летит, ослепляя наш дух.

И нас засосало вращенье

В пустой обезличенный круг.

Воскреснет очарованная пыль

Душа Прекрасной Дамы – нежный свет,

Что вдохновенно вкруг неё струится.

Она со мной готова поделиться

Очарованием, которого уж нет

В унылой жизни и литературе,

Но есть ещё пока в живой натуре –

В берёзке хрупкой, в роднике лесном…

Но в мире человеческом, пустом,

Очарование вдруг стало нам не нужно,

Хотя таится в нём вся сила Красоты.

На первый взгляд, легко и простодушно,

Оно взирает с звёздной высоты,

И души очаровывает смертных

Надеждой на спасительный исход.

И человек надеется и ждёт,

Что час ему придёт восстать из мёртвых.

И все, кто был, опять вернутся в быль,

Воскреснет очарованная пыль,

И в ней не будет первых и последних.

Чем ближе день рожденья

Чем ближе день рожденья, тем печальней

Я вглядываюсь в собственную жизнь:

Какой она была порой начальной,

Какою стала, покатившись вниз

С накатанного предками пригорка.

И вспоминаю, как в далёком вдалеке

Я мчался на «снегурках» по реке.

Вдруг проломилась ледяная корка,

Я чуть было не рухнул в полынью.

Но случай сохранил мне жизнь мою.

Куда я рухну в свой последний час,

И оборву судьбы своей рассказ?

Лишь временами слышу я и вижу,

Сквозь сыплющийся времени песок,

Прекрасной Дамы милый голосок

И нашу с ней прогулку по Парижу.

Воспоминание о романсе

Отдавши дань вину и суесловью,

Я вспомнил век романса золотой.

И вас люблю той трепетной любовью,

Какой влюблён был Пушкин молодой.

Я много лет мечтал о нашей встрече,

Чтоб вы явились из минувших дней.

Но лишь однажды мой печальный вечер

Вы озарили прелестью своей.

Я видел вас, вы были в белом платье.

Для нас одних звучал волшебный вальс.

Но не случилось трепетных объятий,

Ни потаённой переклички глаз.

И понял я, что вы меня не ждали,

Что ваше сердце занято другим.

В моей любви себя вы не узнали

И усмехнулись выдумкам моим.

Не обрести мне в вашем сердце славу:

Всё очерствил продажный новый век.

Мою любовь, как позднюю отаву,

Зальют дожди, засыплет мокрый снег.

Но будет жить в душе моей предвечной

Счастливый миг в чреде унылых дней,

Когда случайно мой печальный вечер

Вы озарили прелестью своей.

Заломают меня, заломают…

День волнующе свеж и прозрачен.

Праздник солнца в родной стороне.

Снег растаял и щедро растрачен

На приданое новой весне.

Напоил он, чтоб всё возродилось,

И взошло из земной темноты,

Чтоб оделась весна, нарядилась

В разнотравье, листву и цветы.

Раскрывается почка за почкой,

Что ни листик, то свежий стежок.

У берёзки по свежей сорочке

Прогулялся шалун – ветерок.

Прошептала она, молодая,

Прикоснувшись к лицу моему:

– Заломают меня, заломают,

И не скажет никто – почему?

Я вздохнул и подумал с участьем:

Ничего не поделаешь тут,

Что к красавице робкой несчастья,

Как репьи придорожные, льнут.

По весне ли, по лету – кто знает,

Но в известный лишь случаю миг,

Заломает красу, заломает

Мимоезжий нетрезвый мужик.

Тайна

Когда любовь меня оставит,

Остынет сердце, вымрет чувство,

Мой трезвый ум лишь позабавит

Кокетства женского искусство.

Роман развеется случайный,

Бесследно канет в жизни прошлой.

И то, что нам казалось тайной,

Закончится обманом пошлым.

Я всё забыл… Но вот сегодня

Приснился мне закат кровавый,

И будто я схожу по сходням

К своей последней переправе.

Она пылала и дымилась

Расплавом огненно-железным.

Но вдруг ступенька подломилась,

И я готов был рухнуть в бездну.

Меня всего одно мгновенье

От преисподней отделяло,

Но ты, явившись из забвенья,

Меня на кромке удержала.

И понял я, что совесть тайно

Господним страхом душу лечит.

Совсем не пошлой, не случайной

Была когда-то наша встреча.

* * *

Я такой не видывал –

Ты была светла.

Я тебя не выдумал –

Ты сама пришла.

Это счастье богово

Было нам дано:

Встретились два облака –

И слились в одно.

Такая вот у нас престранная любовь

Она вчера была со мной нежна.

Сегодня затаённым хладом дышит.

Догадываюсь, в чём моя вина,

Но оправдаться не могу – не слышит,

На все щеколды заперлась, молчит.

Я не могу привлечь её вниманье.

Боюсь задеть неловко – заискрит,

Как провод при коротком замыканье.

Такая вот у нас престранная любовь.

Пытаюсь балансировать на лезвии

Отточенных, как бритва, точных слов,

Без этого не может быть поэзии.

На них я поскользнулся в прошлый раз

И тем не угодил Прекрасной Даме.

Она прогневалась, в опале я сейчас,

Но оправдаюсь новыми стихами.

Две гвоздики

Я помню скуку дней ненастных,

Дождинок россыпь на стекле,

И две гвоздики жарко-красных

В хрустальной вазе на столе.

Ночь обещала быть морозной.

Поникших в иньевой пыли,

Я их сорвал… И в муке слёзной

Они от хлада отошли.

Одна – моя. Твоя – другая,

Хоть нет тебя давно со мной.

Ожив, они напоминают,

Про то, как счастлив был с тобой.

И пусть тревожно завывает

Ненастье, сотрясая дом,

Покойно мне: цветы мерцают

Живым и трепетным огнём.

От них июльским веет зноем

Моя рабочая тетрадь.

И лишь про близкое, родное

Душа способна вспоминать.

Любимых тени, близких лики

Плывут в затейливой игре,

Пока мерцают две гвоздики

На стихотворном алтаре.

Встреча

Я не выдумал вас – вы живая.

Из безумной сумятицы дней

Вы явились, влюблённо сияя,

Как души отраженье моей.

Наша встреча продлилась мгновенье.

В разноликом кипенье толпы,

Не коснувшись друг друга, как тени,

Разошлись мы по воле судьбы.

Я искал вас. Надежду на встречу

Не утратил, живя суетой.

И ваш образ в разлуке сердечной

Не завял, не подёрнулся мглой.

И недавно мне было виденье:

В свете, что воссиял из окна,

Предо мною, всего на мгновенье,

Вы соткались из яви и сна.

Я окно распахнул. Над оградой

Чья-то жизнь закатилась звездой.

Помню запах цветущего сада,

Росный след на траве молодой.

Я не выдумал вас – вы живая.

Из безумной сумятицы дней

Вы явились, влюблённо сияя,

Как души отраженье моей.

Мне нравится её возвышенная нега

Мне нравится её

Возвышенная нега

В изгибах тела

И в движенье рук,

Манящий взор

И, вместе с тем, испуг,

Когда на ложе,

Что белее снега,

Ждёт от меня

И ласк, и нежных мук.

Я замираю,

Прелестью сражённый.

И вижу

В мутном свете с потолка

Другой её на ложе –

Обнажённой,

Возложенной

На алые шелка.

От знойных чар

Я – то горю, то стыну.

К ней надо подойти,

Но не могу никак.

Как будто наступить

Боюсь на мину.

И не решаюсь

Сделать даже шаг.

Ничей запрет

Мне не стесняет душу.

Но я не преступлю

Запретную черту.

Мне кажется,

Что этим я разрушу

О Красоте

Высокую мечту.

Я думал, что смогу вас переплыть

Мы встретились.

Такое не забыть.

И до сих пор

Стоит перед глазами

Ночь, что сияла

Звёздами над нами.

Я думал,

Что смогу вас переплыть,

Как реку,

Но застрял меж берегами.

Они надёжно приняли меня

И повлекли

К запретному порогу,

Где я проник

К заветному истоку

Восторга плоти,

Страстного огня,

Что бушевал

В частичке каждой тела.

Сначала медленно,

Застенчиво, несмело

Мы погрузились

В бездну наслаждений,

Для коих

Даже в русском языке

Пока достойных

Нет ещё сравнений.

Я уподобил вас

Стремительной реке,

В которой мы,

Прекрасная, однажды

Слились

И страстно утолили жажду.

И никогда

Восторга не забыть,

Как сладкий морок

Опийного дыма.

Такое

Невозможно повторить,

Поскольку эта ночь

Неповторима.

Моя любимая больна

Моя любимая больна.

И в этом есть моя вина,

Что не сберёг её, голубку,

И не купил пальто иль шубку,

Она теперь лежит бледна.

Лицо покрылось крупным потом,

И хрипло дышит, кашель бьёт

Бедняжку. Вряд ли врач придёт

К нам, бедолагам безработным.

Таким, как мы, никто не рад,

Что по полгода без зарплат,

Но каждый день к станкам идут,

Строгают, точат, пилят, шьют.

Продукты в лавках в долг берут.

Детей в обноски одевают.

И дружно в Думы выбирают

Тех, кто на них всегда плюют,

Три шкуры за жильё дерут,

И вечно властвовать желают.

Таким, как я, никто не рад.

Я знаю, в чём я виноват,

Что я в чужой стране родился.

Где волку брат – всегда богат,

И где никто не подавился

Ни воровством, ни грабежом,

Где даже мысли нет о том,

Куда нас гонят всех гужом?

Как тишина вокруг страшна!

Все крепи рухнули святые…

Моя любимая больна,

Как вся великая Россия.

Не знаю я…

Не знаю я, поверишь ли ты мне…

К чему слова – поверь себе и чувству.

Как без тебя темно в моём окне!

Как без тебя и холодно, и пусто

Не только наяву, но и во сне!

Тебя со мною нет.

Темней любой тюрьмы

Весь этот срок, все эти две недели

Меня душила ревность, а из тьмы

Такие сны в мой мозг больной летели,

Что ты с другим в саду, на карусели…

Тот бред прошёл, любимая,

Но знай,

Я отболеть хочу. Наверно, так и надо.

И так в мечтах хватил я через край,

А до смерти любить – большая ли награда?

Но лихом ты меня не поминай.

Я выдумал тебя.

Не знаю почему

Извлёк тебя из хаоса, пучины

Житейской суеты. Сейчас мне самому

Не разобраться, не понять причины,

Чтоб дать ответ и сердцу, и уму.

Но ты была…

Ещё во мне ты есть.

Надолго ли – решит судьба иль случай.

Но так любить – не радость, а болезнь,

Внезапное затмение падучей,

Когда теряешь разум свой и честь.

Нетленный день

Людмиле

Уходит время, превращаясь в тень,

Неведомо какой от нас тропою.

Но есть один нетленный летний день,

Он пребывает рядышком со мною.

В нём мы с любимой радостно идём

По полю созревающей пшеницы.

Нам плечи гладит солнышко теплом.

И свежий ветер овевает лица.

В пшенице звонко бьют перепела,

Звенят кузнечики и шелестят стрекозы.

И солнце высоко, и даль светла.

И облака белы, как будто розы.

Весь мир принадлежал нам, молодым.

И каждый день одаривал нас новью.

Я был силён, удачлив и любим.

Ты счастлива была моей любовью.

Нам жизнь казалась радостной игрой,

Где проигравших никогда не будет.

И горе не коснётся нас с тобой,

И наше счастье время не остудит.

На ягодной опушке у леска

Трава так мягко и покорно мнётся.

Ты рядышком легла, и так была близка,

Я чуял, как твоё сердечко бьётся.

И на устах улыбка расцвела,

Как ягода поспевшей земляники.

Её ты с поцелуем отдала.

И час любви нам показался мигом.

Нас потревожил прогремевший гром.

Залепетали листья на берёзе.

Блистая в ореоле огневом,

Гроза была подобна чёрной розе.

Нас приютил от ливня старый дуб.

Мы под его густую крону встали.

Едва губами я твоих коснулся губ,

Как молнии тревожно засверкали.

Ударил гром, и с ним упал с небес

Шар белого огня и пролетел над нами.

Он излучал невыносимый блеск,

Пока не сгинул, молча, за холмами.

Нас обошла смертельная беда,

И с жизнью мы едва не попрощались.

Но мы о том не ведали тогда,

А бегали вкруг дуба и смеялись.

Снегирь

Сквозь полумглу и тишину

В окне забрезжила заря.

Ты встала, подошла к окну

И увидала снегиря.

Румянец утра проступал

Над снежной шапкой сеновала.

И он всё ближе подлетал,

На ветках вспыхивая ало.

Ты потянулась к снегирю.

Тебе казалось, что как будто

Он на груди принёс зарю

И свежесть солнечного утра.

С плеч на пол соскользнул халат.

Твоё доверчивое тело

Всё-всё от шеи и до пят,

Затрепетав, порозовело.

Не помню даже как

Не помню даже как, но потерял я вас.

Кричу, зову… В ответ нет даже эха.

И как мне жить теперь, не видя ясных глаз,

Улыбки милой, и не слышать смеха,

И голоса, в котором иногда

Мне чудилось дыханье нежной страсти?

Но я не знал, не ведал, что тогда

Таким несметным обладал я счастьем.

Вы, мной наскучив, возвратились ввысь

В созвездие своё Прекрасной Дамы.

Вас утомила взбалмошная жизнь

С поэтом ветреным и мрачными стихами.

Обижен крепко я за ваш побег:

Ведь не Минкульт, а вы – за Красоту в ответе.

Она ему нужна, как прошлогодний снег,

Но людям Красота важней всего на свете.

Наверно, нелегко вам отраженьем быть

Её всегда небесного сиянья.

Ваш вечный долг – Прекрасное хранить

Поэту и народу в назиданье.

Причал

Поманила жизнь, наобещала.

Но утраты укротили пыл.

Табунятся волны у причала.

Отливая синью птичьих крыл.

В золотые кудри листопада

Иней вплёл сиянье седины.

Не грусти, любимая, не надо.

В том, что осень, нашей нет вины.

Вспомни, как на белой свадьбе мая

Сыпался черёмуховый цвет,

И в полнеба крылья простирая,

Нас встречал над Волгою рассвет.

Много слов промолвлено в запале,

Много клятв погребено в пыли.

Мы одни на брошенном причале.

Пароходы юности ушли.

Жизнь прошла с восхода до заката.

В том, что осень, нашей нет вины.

В золотые кудри листопада

Иней вплёл сиянье седины.

Мы страстно жили, время торопя

Мы страстно жили, время торопя,

Нас влёк вперёд надежд на счастье пыл.

Ты всю до капельки мне отдала себя,

Но я тебя ещё не отдарил.

Случались дни, в объятиях моих

Ты без остатка всё во мне брала.

И мы тонули в радостях земных,

Мы нашей жизни были два крыла

Судьбы, что долго не могла взлететь

Туда, где много сгинуло людей.

Ты помогла мне страх преодолеть

Пред высотой поэзии моей.

Всегда была ты рядышком со мной.

У нас всегда была одна тропа.

Твоя душа моей была душой,

Ты не жалела для меня себя.

Достойна ты величественных слов,

Которые ещё я не постиг.

Я мало написал тебе стихов,

Поскольку ты сама великий стих.

И жизни, словно не было за мной

… И жизни, словно не было за мной.

Я всё забыл – мечтания и опыт

Исканий счастья и борьбы с собой,

И пыл страстей, и охлаждений копоть.

В беспамятстве сожжённых спешкой лет

Пришёл конец надеждам и дерзаньям.

И над руинами минувшего сияньем

Я вижу лишь Прекрасной Дамы свет.

Во мне он память сердца оживляет.

Я вспоминаю всех, кого уж нет,

И слышу, как они, с упрёками, взывают

От имени людей, за правду павших,

К живым, чтоб не погибла Красота,

И в человеке совесть и мечта

Основой жизни были, как и раньше.

 НОЧЬ

Низко склонились деревья

Над тёмной водой.

Жаркое солнце

В потёмках вечерних потухло.

Месяц взошёл

Вслед за первой звездой.

В дальней деревне

Собака пролаяла глухо.

Серым туманом растёкся

По лугу прибрежному сон,

Чтобы никто не спугнул

Тишину-недотрогу.

Царственно ночь заняла

Свой алмазами блещущий трон

И распростёрла над миром

Расшитую звёздами тогу.

Обрело всё живое под ней

И уют, и покой,

И спасенье от страха

Стать чьей-нибудь жертвой.

И поэта душа

Поднялась над уснувшей Землёй,

Чтоб с царицею тьмы

Пошептаться о доле бессмертной.

Свою звёздную руку простёрла

Над ней государыня ночь,

Позволяя насытиться

Тьмой мирозданья и светом

И придать

Безвоздушную лёгкость, и мощь,

И величие русским стихам,

Сотворённым безвестным поэтом.

Дабы от них огневыми зарницами

Вспыхнула тьма

И на Землю просыпалась

Ярким дождём звездопада.

И взлетели стихи

На двух крыльях – души и ума,

И наполнили жизнь

Просветлённой гармонией лада.

БЕЛЕЕТ ПАРУС

Премного лет как знак Спасенья вещий

Белеет парус в море голубом.

И каждый день на острове пустом,

Его завидев, человек трепещет

От радости, что помнит Бог о нём,

Что вот оно – желанное спасенье…

Но надо плыть до лодки самому,

Одолевая волн столпотворенье,

И страх, что цели не достичь ему,

Что море поглотит его во тьму,

Колеблет веру в Богочеловека.

Он то хулит его, то тянется к нему…

Мы все такие, Господи, от века.

ЦВЕТЫ ПОЛЕЙ

Цветы полей, красавцы и красавицы,

Обжившие глухие дальние места,

Вас некому сорвать, вам некому понравиться,

Скажите, для чего вам красота?

Вы не берёзы, что на ветер ропщут

И плещут нежной зеленью листвы,

И не трава, которую все топчут…

И всё же, для кого цветёте вы?

В своём цветении вы трепетно безмолвны,

И мне милы небесной чистотой,

Что омывает человечью душу, словно

Родник, водой наполненный живой.

Жаль, коротко у нас в России лето.

Снега и вьюги землю заметут.

Я тоже, как и вы, не ведаю ответа,

Зачем иль для чего все смертные живут.

В РОССИИ РЯДОМ И ЖАРА, И ХОЛОД

Февраль. Жилище продувает ветер,

И бродят сквозняки по этажу.

Хочу согреться и стихи о лете,

В оконце глядя на зиму, пишу.

В них солнце раскалённое пылает

Над морем, что прибоем бьётся в мол.

И девушки весёлые играют

Мячом упругим в пляжный волейбол.

Они зовут меня, но я не слышу:

Мне жарко, душно, заливает пот…

Но я пишу стихи и ясно вижу,

Как вдоль по улице метелица метёт.

И солнце занавешено снегами,

Сыпучими и жёсткими в мороз.

Печь горяча, и пахнет пирогами

В избе, где я в далёком детстве рос.

В России рядом и жара, и холод.

Я их всегда легко переносил.

Был счастлив тем, что и здоров, и молод,

И жадно жил, и время торопил.

Но всё идёт к концу на этом свете,

И, тенью побродив по этажу,

Хочу согреться и стихи о лете,

В оконце глядя на зиму, пишу.

Я уйду с Россией в небо

У поэта нет карьеры,

У поэта есть судьба.

И в заоблачные сферы

Пролегла его тропа.

Я иду по ней полвека

Сквозь прозрения и тьму.

Что во мне от человека,

Что от Бога?.. Не пойму.

Не дано мне, в том всё дело,

Распознать свою судьбу,

Что сгорела, улетела

С мёртвым временем в трубу.

И не зная, был, иль не был,

Нужен я в родном краю,

Я уйду с Россией в небо,

С той Россией, что люблю.

 В России небо потеряло высь

Не надо это забывать –

Они пришли нас убивать,

Всех  и живых, и не рождённых,

И стариков, и молодых,

Всех  русской правдой заражённых,

И цели не было у них

Другой…

Никто не знает, сколь

(Навечно с нами эта боль)

Нас полегло. Мы свой подсчёт

Потерь ведём который год

Но до сих пор не завершили.

А пришлых извергов считать –

К чему?.. Такое натворили

Они, что дьяволу подстать.

Не надо это забывать!

Они пришли нас убивать,

Но Бог помог, и мы убили

Змею, заползшую в наш дом,

В наш муравейник русский.

Гада

Загрызли словно мураши.

Об этом забывать не надо.

Но падки мы на дурь и злато,

Кичимся широтой души.

И на развалинах страны

Договорились до вины

России за свою Победу.

И некого призвать к ответу.

В нас поколеблена основа.

И в душах, и умах – война.

И участь вечного больного

Теперь России суждена,

Но устоят державы стены,

Коль встанет за неё народ,

Изгонит подлые измены,

И Божья правда к нам придёт.

Господи! Вразуми народ русский:

И смоленский, и курский,

И питерский, и московский,

И с бородой, и с соской,

И с оружием, и с лопатой,

И нищий, и богатый…

Господи, всех вразуми разом

Своим громовым наказом.

Прерви вековую спячку,

Хватит нараскорячку

Жить с рабскою дрожью

Между правдой и ложью!

Господи, засей свою пашню

Русскими семенами.

Сожги Вавилонскую башню

С чуждыми сорняками!

Господи, вразуми народ русский…

Что раньше кончится – поэзия иль я?..

Иль вместе мы уйдем в страну безмолвья,

По серебристым волнам ковыля,

Как тени, ничего не славословя:

Ни жизнь —  она забыта навсегда,

Ни смерть — она сурова и бесстрастна.

Неведомо нам, грешникам, когда

Приблизит нас, чаруя, Красота.

И мы поймём, что были не напрасно

Её посланцами, сияли иногда

Стихотвореньем огненно-прекрасным.

Иного счастья нет и не найти

В награду, что мы трепетно и страстно

Служили правде  на земном пути.

…Иного счастья нет, и не найти.

Что наша жизнь – награда или месть?.. 

Предавшись стихотворному безделью,

Моя душа как дивный сад цвела…

И не заметил я, как жизнь прошла.

Куда? С какой такою целью

Несёт нас время?..

Для чего мы есть?..

Всё сознавать – не счастье, а  болезнь

Смертельная для всякого поэта.

И на вопрос я не ищу ответа:

Что наша жизнь – награда или месть?..

Едва родившись, каждый стал подсуден

И божьему суду и прихотям вождей.

Мне всё равно, кто – Путин иль Распутин,

Россией правит. Жалко мне детей.

Они прекрасны, но какие люди

Из них получатся?..

Кто на исходе дней

Их встретит, кроме неизбежной смерти?..

Вергилий? Или светлый лик Христа?

Иль в Ад рекомендация в конверте

От Чёрта, если совесть нечиста?

Треть жизни крайняя сгорела 

Моя берёза повзрослела.

С ней вровень пихта подросла.

Треть жизни крайняя сгорела.

Была она, иль не была?..

Треть жизни – это ж четверть века

С  судьбой затейливой игры

Мелькнули, будто я с разбега

Скатился в саночках с горы

На жёсткий лёд реки забвенья.

Затормозил у полыньи,

И заглянул, не без волненья,

В мои оставшиеся дни.

Я поздно начал – поздно кончил

Расчёты с памятью своей.

И песни пел других не звонче,

Но чуть правдивей и умней.

Треть жизни крайняя сгорела.

Была она, иль не была?..

Моя берёза повзрослела.

С ней вровень пихта подросла.

12 июня

1-

Я видел взлёт страны,

И видел умаленье

Святынь народа,

Нравственный распад

Предательского поколенья…

И, может быть, я больше,

Чем другие, виноват,

Что заблудился

В толпах безголовых,

И не далось мне

Огненное Слово,

Чтоб им от бездны

Стадо отогнать

-2-

Мы превратились в дЮжинный народ,

И пошлый праздник обрели в числе 12.

Пытаемся плясать и петь…

Хотя пора признаться,

Что изгнанная Правда часа ждёт,

Чтобы предстать распятой, как Христос,

Перед остатками истерзанной России.

Но примет ли её народ – вот в чём вопрос,

Найдутся в нём хоть кто-нибудь, живые?..

СИНИЧКА 

Проснулся…

Хоть солнышка нет,

Почувствовал тихую радость.

Молочно-туманный рассвет

Влюбленному сердцу не в тягость.

Синичка в окошко глядит

С цветущей сиреневой ветки.

Насмотрится и улетит

Под окна к прекрасной соседке.

И ей просвистит про меня,

Что жду я её пробужденья,

Как солнышка майского дня,

Как лёгкие ветра движенья.

Жду – вспыхнет сквозь белый туман

Рассвета малиновый гребень.

Откроется мне океан

Огромного чистого неба.

Когда-то мечтал я летать,

Но годы мои пролетели.

Недолго осталось мне ждать,

Когда вознесётся с постели

Навстречу рассвету душа.

Она на земле не жиличка.

Вослед с моего этажа

Легко просвистит ей синичка.

Что жизнь была, что не было её… 

Что жизнь была, что не было её –

Пустяшно человека бытиё.

Пусть будет он сам Сталин или Путин.

Приходит час и требует своё

Смерть, никогда не открывая сути,

Что ждёт нас там,

В окаменевшем времени,

Когда мы все, избавившись от бремени

Законов и привычек, и долгов,

Получим  всепрощенье грехов

И обретем приют в господней вечности,

И растворимся в человеческом числе,

Не догадавшись, что мы были на Земле

Всего лишь мотыльками бесконечности.

Когда в помине не было людей

На море я смотрю с Кавказского отрога.

Оно пока пустынно, и покой

Его объял, как сон, и облака высоко

Над ним сияют снежной белизной.

И лишь вода темна, и это не случайно:

В непроницаемой её глубинной мгле

Она в себе хранит непознанную тайну

Возникновенья жизни на Земле.

И здесь когда-то из морской пучины

Мой предок выполз на песчаный брег,

С раздвоенным хвостом, в чешуйчатой личине,

И дикий зверь, и всё ж предчеловек.

К возлюбленной  он телом, словно плугом,

В песке сыпучем протаранил ход.

Они сходились много раз друг с другом,

Чтоб завязался новой жизни плод.

И лился сок любви струёю мощной,

И страстный рёв вздымался к небесам…

Лишь поздней крупно вызвездившей ночью

Они прохладным предались волнам.

Мы до сих пор ещё во многом звери,

И тянет нас всей сущностью своей,

Познать, какой была любовь без лицемерий,

Когда в помине не было людей.

Правда, что всюду искал

Когда-нибудь кончатся силы,

И опустеют слова.

Сколько шагов до могилы:

Тысяча? Две?.. Или два?

Знать мне про это не надо.

Близок последний привал.

Чудится – вот она рядом

Правда, что всюду искал.

Грустно соловушка свищет.

Старая вишня в цвету.

Выроет яму могильщик.

В ней я всю правду найду.

 ОТЧИЗНУ НЕВЗЛЮБИВШИЙ ЧЕЛОВЕК

Отчизну невзлюбивший человек,

Любитель находить повсюду пятна,

Закончил «пед» иль «мед», иль «политех»

Он при Советской власти забесплатно.

Но был ей недоволен и брюзжал:

«Что за страна – ракеты да помойки?»

На митингах от радости визжал,

Уродец горбачевской перестройки.

Он не жалел, что рушится страна:

«Пусть сгинет всё, и хуже жить не будем».

На выборах за Ельцина встал грудью

И получил, как водится, сполна.

Прихлопнули научную шарашку,

Где он дремал за письменным столом.

Он превратился в потную букашку

С огромным за плечами рюкзаком.

И пёр из-за границы ширпотреб,

Из Турции, Китая, Эмиратов.

Барыгой стал сторонник демократов,

Чтобы намазать маслице на хлеб.

В конце концов, и он проторговался,

В карманах вместо баксов ветра свист.

Сдавал посуду, даже побирался,

Чуть не подох, но пенсии дождался –

Разрухи ветеран и ельцинист.

ЗЕМЛЕ НЕ ИЗБЕЖАТЬ ВСЕЛЕНСКОЙ ЛОМКИ

Во времени мы разошлись на тридцать лет,

Хотя давно идём одной дорогой.

И души наши ранены тревогой,

Что меркнет красота, скудеет Божий свет,

И все мы погружаемся в потёмки,

Где жизни нет, есть только пустота.

Земле не избежать вселенской ломки.

И станет вновь она  «…безвидна и пуста»,

Пока не возродится Богом-Словом,

Чтоб повториться в сотвореньи новом.

На новый круг пойдёт отсчёт времён,

Вновь  солнечная вспыхнет колесница,

И к людям возвратится Божий свет.

И красота очеловечит лица.

Но наша встреча вряд ли состоится:

Мы с вами разошлись на тридцать лет.

И ПЛАЧ СТАРУХ Я СЛЫШУ ГДЕ-ТО РЯДОМ

Глядит рассвет в открытое окно.

И пахнет ветерок зацветшим садом.

Что было сердцу близко – сожжено.

И плач старух я слышу где-то рядом.

Они с утра тоскливо за стеной

О горестях мирских внушают смертным…

Но где-то есть и воля, и покой,

И есть конец страданьям безответным,

А за окном другая жизнь течёт

Расчётливых безбожных поколений.

И всё ж прохожих оторопь берёт

От тридцати вековых песнопений.

В их душах пробуждает  божий страх,

Позыв души к бессмертному спасенью

Невольно замедляют люди шаг,

Прислушиваясь к древнему моленью.

Ровесники безмолвных пирамид,

Слова звучат и горестно, и нежно

О том, что свет надежды всем горит,

Но человечья доля безутешна.

ВСЁ ТЯНЕТ К ПРОСТОТЕ

Всё тянет к простоте – года и опыт,

Опавшая листва и мелкий нудный дождь,

И шумная по осени воронья копоть,

Что хриплым ором провожает ночь.

Нет мыслей ни о жизни, ни о смерти.

Русь победил пещерный дарвинизм.

Не разобрать, где ангелы, где черти,

Где божья высь, где сатанинский низ.

Всё тянет к простоте, но, как вериги,

Мне не дают навстречу ей шагнуть

Все мной за жизнь прочитанные книги,

Лихих умов затейливая муть.

Чего они мне только не сулили –

И царство справедливости для всех,

И торжество добра….  Но позабыли

Сказать, что не бессмертен человек.

И никогда он так и не узнает,

Не преступив за роковой рубеж,

Что там его бесстрастно ожидает:

Спасенье иль крушение надежд.

В СЛОВАХ ЛЮБВИ НЕИСТРЕБИМА ЛОЖЬ

 «У любви есть слова, те слова не умрут»

                                                                А. Фет

Слов у любви и нет, и не бывает.

Она есть то, что душу изумляет.

Духовная преграда сожжена.

До немоты  душа уязвлена,

Что кто-то к ней явился не от Бога,

И хочет человека взять в тиски.

И вместе с ним её.

И недотрога,

Ревнует, изнывая от тоски,

Что нет спасенья в страсти человеку.

Она его впрягла в свою телегу.

И он мгновенно о душе забыл,

Когда чужое тело возлюбил.

Любовь его пронзила, словно нож,

Не пощадив бесхитростную душу.

В словах любви неистребима ложь,

Но ни за что ей правду не разрушить.

НЕ ПОРА ЛИ РОССИИ ПОДНЯТЬСЯ

Только ветер встревожено всхлипнет,

Только филин во тьме хохотнёт…

Сохнет русское дерево, гибнет,

И душою скудеет народ.

Уж  полвека тому, как от сглаза,

От поклонов чужому уму

Завелась в русском древе зараза,

И грызёт сердцевину саму.

И вокруг с топорами толпятся,

Правдорубы про культ и ГУЛАГ.

Не пора ли России подняться,

Всех стряхнуть, кто повис на плечах.

Так уже не единожды было.

Ни за что не поверю, что впрямь

Потерял Илья Муромец силу,

Коли терпит от нечисти срам.

Не утратил он зренья и слуха,

Ждёт, что сделать Господь повелит.

И поднёс кулачище свой к уху:

Кто там в нём щекотливо зудит?..

НАСТАЛО ВРЕМЯ ЖЁСТКОЕ, КАК ЁЖ

В падении с крутого виража

Душа, вписавшись в зиму, онемела.

И вся за жизнь накопленная ржа

О белизну споткнулась, облетела.

И снова я по-детски прям и чист.

И радостно взахлёб слагаю строки,

Забыв, что время зачеркнуло лист

Моей судьбы и пройденной эпохи…

Настало время жёсткое, как ёж,

А то, что прёт за ним, ещё суровей.

И мир слезой ребенка не спасешь,

Когда повсюду льются реки крови.

Предчувствуя великую беду,

Нависшие над падшим миром грозы,

Я ощутил в гортани хрипоту,

А в сердце раскалённые занозы.

И, поглядев на то, что написал

По первому наитью для забавы,

Я лист бумажный в клочья разорвал.

И окунул перо в расплав кровавый.

ПЕШЕХОД

Морозный вечер окна застеклил

Ледком хрустальным. Помолившись Богу,

Хозяин сигарету закурил.

И, взяв котомку, двинулся к порогу.

Он вышел в сумерках. Высокая звезда

Глядела на него устало и серьёзно.

И, жёсткий иней осыпая, грозно

Гудели от мороза провода.

Он шёл один. Вокруг дымился снег.

Он шёл во тьме, стянув потуже пояс.

Но вряд ли на последний дачный поезд

Спешил по бездорожью человек.

Был пуст перрон. Он мимо прошагал,

Лишь чуть поправил на плечах котомку.

Вдруг ветер налетел, погнал позёмку,

И тучки над землею разогнал.

Незримо совершался звёздный ход.

И шар луны загадочно светился.

Он шёл и знал, что все равно придёт

Туда, куда всю жизнь свою стремился.

НЕ ДЛЯ ТОГО, ЧИТАТЕЛЬ МОЙ СЛУЧАЙНЫЙ

Не для того, читатель мой случайный,

Я написал стихи, чтоб поделиться тайной,

Как в жизни преуспеть…

Нет, цель моя проста:

Я не скажу тебе, что жизнь твоя пуста,

Что разумом тебя не обделили боги,

Что зря ты пыжишься и надуваешь щёки,

Дабы придать значительность себе.

Нет, ты не неудачник по судьбе,

Ты – представитель нового народа,

Не знающего плуга и завода.

И знаешь то, чего не знаю я,

Поэтому  и не гожусь тебе в друзья.

В наш век ты беззаботен, я смешон,

Над чем смеёшься ты, над тем я плачу.

Удачей в жизни ты не обойдён,

Ты значишь всё, я очень мало значу.

Но ты ещё ни разу не страдал,

Не спотыкался, зря не тратил силы.

Ещё ни разу ты не наступал

На скользкий край зияющей могилы.

Когда-нибудь в неё заглянешь ты.

Увидишь то, чего я сам не знаю.

Обычной человеческой беды

Тебе я для прозрения желаю.

ОЗЕРО НЕБЕСНОЕ

Рябь жёлтого песка, как черепаший панцирь,

Играет светом на прибрежном дне.

И золотых стрекоз порывистые танцы,

Беззвучные в упругой тишине.

Стоит вокруг сторожки караулом

Просвеченный насквозь сосновый лес.

Безветренно. И озеро уснуло,

Вобрав в себя лазурный цвет небес.

Но гладь воды обманчива. Глубины,

Где бьют ключи, ознобно холодны.

Мелькают рачьи клешни, щучьи спины,

И водоросли тёмно-зелены.

В них прячется большой замшелый камень,

Что ключ к разгадке озера хранит.

Здесь некогда, извергнув  гром и пламень,

Взорвался над землёй метеорит.

Под ним кора земная расступилась,

С небес три дня потоки вод лились.

И озеро чудесное явилось,

Чтоб продлевать усталым людям жизнь.

Мне довелось однажды погрузиться

В живую плоть прозрачнейшей воды,

И ощутить себя подводной птицей,

И видеть мир озёрной суеты.

Рябь жёлтого песка, как черепаший панцирь,

Играла светом на прибрежном дне.

И рыбьей молоди затейливые танцы

Сверкали серебром в упругой тишине.

НА СТАРОМ КЛАДБИЩЕ

На кладбище, пристанище людском,

Всем грустно от предчувствия разлуки.

В старинный храм, чуть сбрызнутый дождём,

Крестясь, вcтупали дети и старухи.

Я обошёл его со всех сторон.

Сырые стены. Наледь от мороза.

Ряды могил. Осины и берёзы

Вплелись корнями в запредельный сон.

Кресты и звёзды. Просто бугорки.

Пропеллер «яка». Кружева оградок.

О тех, что бесконечно далеки,

Теперь подумать можно без оглядок.

Кто им сейчас я, кто мне все они,

Лишь знаю я да старое кладбище.

Сюда, как на родное пепелище,

Я прихожу в родительские дни.

Есть час, когда  душа беседует со мной.

И, словно храм величественный, дума

О неизбежной бренности людской

Парит на крыльях городского шума.

ЛИСТЬЯ 

 С. З.

-1-

Над Волгой парк в начале октября

Шуршит листвой опавшей под ногами,

Посвистывает ветром меж ветвями.

Знать, скоро отойдёт багряная пора

Природы, и повеет зимним хладом

Из северных краёв.

Так коротка отрада

Поэтов русских – их священный листопад.

Люблю вблизи смотреть его и слушать,

Чтоб понимать: все листья наугад

И вразнобой, куда хотят, летят,

Но каждый задевает мою душу.

И вот один упал мне на ладонь

Откуда-то с ветвей прозрачных ветел.

Багряный, золотой, он всё же не огонь –

Скорее, отшумевшей жизни пепел.

Уже ничто его не оживит,

Ни краски жаркие,

Ни яркий луч восхода.

Зачем же он так трепетно горит,

И, падая, кружится и парит,

Как будто там, куда стремится, есть свобода?..

-2-

Вдруг вихрь  листвы столбом среди аллей

Поднялся, зашатался, закружился.

Старухи тощей – пугала детей

В нём силуэт внезапно проявился.

Я, присмотревшись, понял, кто она,

Вся в рубище из листьев, чуть живая,

Освистанная ветрами, слепая –

Забытая поэтами весна.

Похолодев, я понял, что со мной

Случится то же самое: увянет

В свой срок моя судьба сама собой,

И неизбежный горький час настанет,

И с древа жизни облетят все листья,

Не только дни, но и стихи мои,

И понесёт их ветер в поле чистом,

И жизнь моя почиет в забытьи.

-3-

Сухой листвой завалена опушка.

И трепетно,

В шуршащей тишине,

Всплакнула где-то далеко кукушка

Последний раз в году,

Напомнив слёзно мне,

Что вместе с лиственным

Поспешным опаданьем

Берез, охваченных сентябрьским огнём,

Приходит, как прозренье,

Пониманье,

Что на Земле мы раз всего живём.

Так осень  всякий год напоминает смертным,

Что всё закончится:

И время, и судьба,

И страх перед вопросом

Безответным –

Куда нас уведёт загробная тропа?

НА ПУСТОМ БЕРЕГУ

Я молчу, я стою на пустом берегу

Одинокий, как ворон на первом снегу.

Между нами осенняя стынет вода.

Между нами сквозят и пути, и года.

Я молчу, потому что мой голос не в силах

Возвратить всех ушедших, любимых и милых.

Даже песню мою я не в силах вернуть:

Между нами года и мучительный путь,

Между нами метельные вьются круги.

Ветер хлещет в лицо, и не видно ни зги.

В СТРАНЕ СТАЛО ПРИПАХИВАТЬ ДЫМКОМ…

Нельзя исправить то, что началось без нас,

И нами не закончит ход предвечный.

Но есть у каждого свой времени запас

Длиною в жизнь, и он всегда конечный.

Мы – времени рабы, и часто восстаём

Против него, пытаясь ход ускорить

Иль придержать…  На все грехи идём,

Чтоб для себя вольготней жизнь устроить.

И слепо верим выдумкам пустым,

Что кто-то к счастью натоптал нам тропку.

Одна держава превратилась в дым,

Другая – копит для себя растопку

Тем, что стремится повернуть всё вспять,

Вернуть страну к семнадцатому году,

Спасти царя, буржуям всё отдать,

И набекрень мозги свернуть народу.

Россия поднимается с трудом,

Но если встанет, то всегда недаром.

В стране стало припахивать дымком,

Не догоревшим Ленинским пожаром.

МИРСКАЯ ВЛАСТЬ

Поэт и власть, художник и толпа.

Искусство у позорного столба.

Бездарность, возведённая в величье.

В запасниках истлевшая судьба.

И ликованье лжи во всех обличьях.

Идёт тупая гонка и борьба

За власть мирскую и за призрак славы,

Где слепнет ум, взрываются сердца,

Война, где победители неправы.

Власть не от Бога. В дни первоначал

Из глины и любви Он создал человека.

Свободу воли смертным щедро дал,

А власть пошла сама собой от века.

И нет конца, и нет износа ей

От дней библейских и до наших дней.

И все народы под её пятой

Живут по властной, а не Божьей воле.

Мне наша власть не кажется святой,

Но я простил бы ей людские боли

И перестройки адовы круги,

Когда б не лезла в душу и мозги.

Еще не наступил России вечер,

И солнце высоко над ней стоит.

Поэзия людей очеловечит

И совестью всех честных освятит.

Душа воскреснет и отринет страх,

Когда её, печальную простушку,

Омоет красотой волшебной Пушкин

И эхом слова Божия в громах.

ПОЗНАТЬ СЕБЯ

Познать себя – возвышенная доля.

И смыв с души на сколько сможешь ложь,

Представь себе заснеженное поле,

Где ты идёшь, идешь, идёшь…

И никого – лишь тускло светят звёзды

На одинокий след твой, человек.

И оседает жёсткий плотный воздух

Морозными иголками на снег.

Ночь беспредельна так же, как  пространство.

И, кажется, на много светолет

Вокруг – нет ни знакомых, ни начальства,

И никогда их не было, и нет.

Нет никого – ни возгласа, ни эха,

Лишь вымершая, вымерзшая гладь.

О, как ты, одинокий, человека

Захочешь непременно повстречать.

– Ищу я человека,  – вскрикнешь. – Люди!

И даже не услышишь этот крик.

Но многое в душе твоей разбудит

Он в твой великий переломный миг.

И ты поймёшь, что без людей никто ты.

Кто одинок, тот временно живой.

Познать себя – труднее нет работы.

И сделав первый шаг,  ты соверши второй.

ФИССАГЕТЫ

Дарий…

Скифы…

Писал Геродот,

Наблюдая течение Леты,

Что в Поволжском краю обитает народ,

И зовут его все – фиссагеты.

Что он сеет пшеницу, разводит коров,

Промышляет и зверя, и птицу.

Украшает своих истуканов-богов

Черепами пустыми убитых врагов,

Зажигая лучины в глазницах.

Отступавшие скифы селения жгли,

Чтобы персы живыми до них не дошли,

И хлеба табунами топтали.

И все ратники персов в пределах земли

Фиссагетов безвестно пропали.

А народ фиссагетский иль был полонён,

Или сгинул в пучине набега,

Но исчез навсегда из истории он,

От него не осталось и эха.

В РАСХОД ПУСТИЛИ ВСЕХ ИНФАРКТЫ…

Вновь переломное распутье

И смена властных козырей.

И где сейчас былые судьи

Судьбы нерадостной моей?

Где их заносчивые позы,

Гримасы, жесты и слова?..

Завяли траурные розы.

Шумит могильная трава.

В расход пустили всех инфаркты,

Но мы не сироты сейчас.

Судьба сдала всё те же карты

За этот век не первый раз.

Всё те же козыри в колоде

В обнимку с козырем-тузом.

И много трёпа о свободе,

И мало совести во всём.

НА РАСПУТЬЕ

Ослепил меня взвихренный снег,

И судьба заблудилась – бывает!

Скоро кончится сумрачный век,

Вот лишь только меня  дотерзает.

Я спросил: «И на что мне надеяться?..»

И полынь прошумела в ответ:

«Заметёт молодая метелица

На земле твой извилистый след.

Ведь не знал ты ни летом, ни осенью,

Что грядёт мировая зима.

Посулила жизнь счастье, но бросила

На распутье души и ума.

Жизнь не станет светлей для других.

Чтоб взлететь, места нет для разбега.

Если сможешь, то вымолви стих

Для поэта грядущего века».

ОГОНЬ ПОЭЗИИ

 Анатолию  Гребневу

Костёр, что грел, почти потух,

Дымится еле-еле.

И подошёл к нему пастух

С сухою веткой ели.

Золу чуть-чуть расшевелил

И замахал ей быстро.

И костерок наш задымил,

И полетели искры.

Из головни, как из змеи,

Огня восстали жала.

Лизнуло пламя ветку, и

Кострище запылало.

Но ненадолго. Прогорел

Сухой еловый хворост.

И понял я, что подсмотрел

Знакомую мне повесть.

Что вся поэзия сейчас

Давно не самородна.

О чем пою я всякий раз,

Явилось не сегодня.

Поэта гений как пастух

Еловой веткой-палкой

В нём расшевеливает дух,

Огонь, что тыщу лет потух,

Вдруг вспыхивает жарко.

Но он недолго погорит

И медленно погаснет.

Но даже это, может быть,

Есть для поэта счастье.

ЕСТЬ ДЕНЬ В ГОДУ

У каждого из нас, среди других,

Есть день в году, который многократно

Был прожит без догадки, что когда-то

Ты в этот день исчезнешь из живых.

Уйдёшь туда, откуда ход обратно

Всем возбранён, путей нет попятных.

Хоть никому о смерти неохота

И вспоминать, неплохо бы живым

Знать день кончины, но не ведать года,

Чтобы успеть подумать над своим

Предназначеньем. Жизнь – это работа,

Которую нельзя отдать другим.

И надо помнить: день ухода рядом.

Возможно, жизнь подарит год – другой

На то, чтоб человек мог смерить взглядом

Свой путь, и как он совладал с судьбой,

И как вкусны плоды возделанного сада.

Узнать – средь роз он обретёт покой

Или в крапивной яме за оградой?..

ПОКРОВ

Покров. И всё готово к снегопаду.

И лес, и даль – безмолвны и пусты.

И жизнь былая вся доступна взгляду,

Когда в годах достигнешь высоты.

Смотрю вокруг, и смутная тревога

Растет во мне, похожая на страх,

Что вот – почти закончилась дорога,

И я блуждаю, словно в облаках,

В своих написанных романах и стихах,

Хотя причастен к ним совсем немного.

Всё в жизни происходит мимо нас.

И даже то, что я пишу сейчас,

По воле случая иль по задумке Бога,

Есть плод, что отделился от меня,

Как снег – от облака, как ночь – от дня,

В котором всё готово к снегопаду.

И где-то здесь устроила засаду

Зима. Она дождётся темноты,

И с облачной обрушит высоты

На землю снег, и наметёт сугробы,

В них поутру натопчут люди тропы.

Куда, зачем они по ним спешат,

Не зная смысла жизни, наугад?

И НИ ОДНОЙ СУДЬБЫ НЕ ПОВТОРИТЬ

Я в этом виноват.

И с каждым днём всё пуще

Осознаю, что тратил дар и пыл

На пустяки, и мир не сделал лучше,

Остался он таким, каким и был.

В нём до сих пор не отыскался смелый,

Что всех к земному счастью приведёт.

Достигло человечество предела

И ни на шаг не сдвинется вперёд.

Все сказаны слова, и сыграны всё роли,

И обратились все ученья в хлам.

Не может никакой свободной воли

Быть у того, кто смертен, но упрям.

Гордыня превращает душу в камень.

И даже Зевсу молнией в грозу

Не высечь из него прозренья пламень,

Не выжать из него раскаянья слезу.

Земное действо близится к финалу,

И видно по всему – ему недобрым быть.

Но не вернуться нам к первоначалу,

И ни одной судьбы не повторить.

И ВИДНО ПО ВСЕМУ, ЧТО БОГ НЕ С НАМИ  

Разрушена советская система,

А в новой жизни правду не найти.

Поводыри не ведают, что время

В России сбилось с верного пути.

И движется не прямо, а по кругу.

В нём никакого будущего нет.

Россия обрела себя на муку:

Погибнуть иль спасительный ответ

Найти, пока нас всех в воронку

Безвременья не засосала ложь,

И прекратить бессмысленную гонку

За тем, что не догонишь, не вернёшь.

Уж четверть века пошлыми кругами

Страна бредёт подобно мертвецу.

И видно по всему, что Бог не с нами,

Но бредить о царе России не к лицу.

Без правды нет нам ни пути, ни ходу.

Всем, кто не разрусел, давно пора

Вернуться к своему гонимому народу,

И не сегодня, а еще вчера.

ЧТО МНЕ НЕ НРАВИТСЯ В ВОЖДЯХ

Что мне не нравится в вождях,

Так эта их к державному народу

И нелюбовь, и затаённый страх,

Что люди заимеют вдруг свободу

Казнить и миловать обидчиков своих.

Народ наш не всегда послушно тих.

Пока он, почти весь, как надо, голосует.

Почти со всем согласен. И ликует,

Считая власть за Родину свою,

Раз нет другой, кроме неё – постылой.

Пока раздрай идёт родном краю,

Он верен ей, прощает всё, что было,

Но поросло быльём и сплыло…

Надеется на пенсийку и ждёт,

Когда его наступит «юрьев год».

И распрощается он с каторжною долей

Пахать на «дядю». Радостно вздохнёт.

И насладится пенсионной волей

Годок, другой… и мирно отойдёт

В края, где нет ни радостей, ни болей…

БЫЛ Я ЛЁГОК НА НОГУ КОГДА-ТО

Грустно мне, когда семь с половиной

Прожитых десятков за спиной.

Впереди остался путь недлинный,

Как-нибудь дойду его с клюкой.

Был я лёгок на ногу когда-то,

Не обижен силой и умом.

Побывал рабочим и солдатом,

Знаю не по слухам, что почём.

Так и жить бы мне в обычной жизни,

Вагонетки с кирпичом толкать.

Но поэтом на своей Отчизне

Дал Господь мне счастье пострадать.

Хлеб моей поэзии не сладок,

А скорее горек он от слёз.

И писал стихи я без оглядок,

Как страны хозяин, а не гость.

Честность их не каждому по нраву,

Но мой долг – карябать, не ласкать.

Выпила Россия дурь-отраву

И никак не может трезвой стать.

И народу долго-долго маяться

Предстоит, но счастья не видать.

Новая Россия приближается,

Но какая, не дано мне знать.

ЛЁД 

Ветер волны швыряет залива

Равнодушно на берег крутой.

И вскипают плакучие ивы

Всей блескучей листвой, как прибой.

И душа, обнимая стихию,

Как весны обновления ждёт.

Но в утратившей радость России

Все надежды вморожены в лед.

Всё живое под ним еле дышит,

Впало в спячку иль в тягостный бред.

Нарастает он выше и выше,

Людям застит дорогу на свет.

ОН МНЕ СКАЗАЛ

Он мне сказал: «Душа не плачет,

Наверно с год… И, наконец,

Я догадался – это значит,

Что я давно уже мертвец.

Хоть я живу и различаю,

Что плохо, и что хорошо,

И никого не обижаю,

Но не сочувствую душой

Чужим невзгодам и утратам.

Я ко всему остыл давно.

Делить на правых, виноватых

Весь мир устал, мне всё равно,

Что вкруг меня сейчас творится.

Во власти прежние всё лица,

Вокруг – ворчание и вздохи,

Всё как при брежневской эпохе…

С печальной скукою всезнанья

Смирился.

И могу сказать,

Что жить большого нет желанья.

Но с жизнью не хочу кончать

Из-за простого любопытства,

Чем перестроечное свинство

Закончится, в конце концов?..»

МОСКВА 

Москва… Как много в этом слове

И славной старины, и спорной нови.

Квашнёй расползшейся среди семи холмов,

Она во всём не знает берегов.

И душегрейна, и бесчеловечна,

Москва, как всё, что на земле, не вечна,

Но этого покамест не поймёт

Её покорно голосующий народ.

Что толку, что звонят колокола,

Коль храмы пусты, а святые немы?..

Москва так много на себя взяла

Грехов мирских разрушенной системы,

Что не смогла их все переварить,

Оставить в прошлом, навсегда забыть.

И продолжает их жевать как жвачку,

Поставив всю страну  на раскорячку

Меж двух эпох: одна не умерла,

А что за ней – ещё не разродилась,

Но чудище на половину появилось

Из прорвы Ада как исчадье Зла.

***

Опять пришла весна в Поволжье.

Лес научился говорить.

И листья шепчут, что я должен

За это песней заплатить.

И пусть не так легко и щедро,

Как соловей или скворец,

Но стать на миг дыханьем ветра,

Коснуться радостью сердец.

Не много в жизни счастья, света,

Никто своих не знает дней,

Но есть призванье у поэта –

Очеловечивать людей

РУССКИЙ ЛЕС

О чём шумишь ты, русский лес,

Под евразийскими ветрами,

Касаясь кронами небес

И почву вглубь пронзив корнями?

Ты был для русских верх и низ

Вселенной, лиственной и хвойной.

И ты сберёг народу жизнь

Для сечи, памяти достойной.

Твоя дремучая судьба

Полна торжественных преданий.

Россия вышла из тебя

На Куликово поле брани.

Ты шумом яростным воспел

Бессмертный подвиг Пересвета.

К народу, что свой страх презрел,

Явилась грозная Победа.

За нею вышла на простор

Россия в блеске ратной славы.

Премного было войн с тех пор

В самостоянии державы.

И лес всегда был крепостной

Народа русского защитой.

Он и сейчас стоит стеной

Вокруг Москвы, как перед битвой.

ПОЧУЯВ В ДУШЕ НЕПОГОДУ

По нраву мне ветер весёлый,

Хоть хмарна река и темна.

На плиты бетонного мола

С разбега взлетает волна.

Почуяв в душе непогоду,

Я Волгой спасаюсь давно.

Ступени уходят под воду

На скользкое топкое дно.

От берега крепкую сдачу

В упор получает волна.

Я верил когда-то в удачу,

Но где-то пропала она.

Схожу я по скользким ступеням

Всё ближе и ближе к воде.

В прибое, вскипающем, пенном,

Стою на последней черте.

Поэта судьба скоротечна.

Всё времени смоет волна.

И только поэзия вечна,

Поскольку от правды она.

Чёрный человек

1-

Стремясь постигнуть Красоту,

Поэт взирает в темноту

С упорством древнего  монаха.

И ждёт, когда ему из мрака

Внезапно явится Она,

Как взрыв на Солнце,

Вспышкой света.

Всё мироздание пронзит,

И в неизвестность улетит.

Стремясь постигнуть Красоту,

Поэт взирает в темноту

И год, и пять… Со счёта сбился.

Не знает он, что покусился

На тайну жизни мировой,

Что называют Красотой.

Но, наконец, свершилось это.

И, вспышкой солнца поражён,

Поэт не ведает ответа,

Что видел, иль не видел он?

Свет, вспыхнув, вдруг преобразился

В кромешную ночную тьму…

Вдруг кто-то в ней зашевелился,

Но кто, неведомо уму.

Не знал и наш поэт об этом,

Что тьма, оставленная светом

Неизреченной Красоты,

Есть порожденье пустоты.

Что будет следовать за ним,

Нечистой силою гоним,

Из года в год, из века в век

Безмолвный  Черный Человек,

Влача судьбы его суму.

Поэт отверженный, ему

Сначала будет удивляться,

Затем страшиться…

Может статься,

Пальнёт в него из пистолета.

Чуть позже пустит пулю в лоб.

Себе… Несчастного поэта,

Оплачет мать. Дощатый гроб

Под хилым дождичком иль снегом

Снесут на кладбище. Его,

Кто к Красоте воззвал над веком,

Зароют… Только и всего.

-2-

Ушёл в космический побег

Поэт, окончив путь свой честно.

И тут же Чёрный Человек

Занял его святое место.

Себя поэтом объявил

И даже с пушкинским сравнил

Свой чёрный, словно сажа, гений,

Что был ничтожен, без сомнений.

Так время шло…

Сгорела, свечкой

Коммунистическая власть.

И уйма Чёрных Человечков

В России грешной родилась.

Все сплошь писатели-калеки.

На Русь у каждого оскал,

Не медля, в Черном Человеке

Они узрели  идеал.

— Он выше Пушкина! – вопила

За ними глупая толпа,

Не зная, что опять судьба,

С Россией злостно пошутила,

Я сам свидетель дней позорных,

Когда хозяином стал гость,

Как время Человечков Чёрных

Пришло надолго и всерьёз.

Чтоб русский век для них был вечен,

Использовав крутой момент,

Они для Чёрного предтечи

Воздвигли Чёрный монумент

Возле известного посольства.

И он в него направил взор,

Исполненный самодовольства.

С посольством вместе он превыше

Александрийского столпа.

Но он нерусским духом дышит,

К нему народная тропа

Не торена. И даже пьяницы

Не посещают сей приют.

Страна, где монументы лгут,

Ничтожной в памяти останется.

Маршал Жуков

Маршал! поглотит алчная Лета

эти слова и твои прахоря.

Иосиф Бродский

Мне ясно видится порой

Июньский день, живой стеной —

Полки фронтов, оркестр, штандарты.

И ровно в десять над страной

Бьют чётко Спасские куранты.

И Жуков в зыбкой тишине

На белокипенном коне

Из проездной кремлёвской башни

На площадь выехал к войскам,

К солдатам выжившим и павшим,

Чьи души взмыли к небесам.

Тяжёлый груз лежит на нём

Побед и страшных поражений.

Он не дрожал перед вождём

И хладен был в пылу сражений

Своим расчётливым умом.

И полководец, и герой,

Безжалостный к себе и людям,

Он вместе с ними встал стеной

Перед фашистскою ордой

И лишь за это не подсуден.

Ему судья один лишь Бог,

Его венчавший вечной славой,

За подвиг честный и кровавый,

А не доросший до сапог

Героя стихоплёт гнусавый.

Он жив и в памяти, и в бронзе,

Неукротимый воин грозный,

Бессмертно стоя на часах

Внушает недругам смятенье,

И в русских трепетных сердцах –

Неизъяснимое волненье.

 Россия спит…

Россия спит,

Не замечая гула.

Не верю я, не может быть,

Что навсегда заснула.

Пока я вижу тяжкий сон

Бессильного колосса.

Ещё не пробил час времён

Солдата и матроса.

Но говорят мне гул и дрожь,

Она восстанет сразу,

Когда спадёт с России ложь,

Как чешуя проказы.

— Не дай мне Бог, — сказал поэт, —

Увидеть бунт в России.

Но ей пути иного нет –

Поводыри слепые.

О себе мы слёзы льём

Продлевай ли бегом жизнь,

Сокращай ли водкой…

Как над ней не суетись,

Век у всех короткий.

Вроде, начал только жить:

Дом построил, дачу…

Но несут уж хоронить,

Безутешно плачут.

Все мы, грешные, уйдём

По небесным тропам.

О себе мы слёзы льём

Над раскрытым гробом.

Как-то раз коты в подвале…

Как-то раз зимой в подвале

Собрались коты.

Вначале

Пошипели, поворчали,

Друг на друга посердились,

А затем разговорились.

Разношерстная компания

Белых, рыжих и трёхшерстных.

И вопросы на собрании

Ставились предельно остро.

Всем внести хотелось ясность,

В разнобой кошачьих мнений.

И господствовала гласность

Безо всяких снисхождений.

— Я, — мяукнул кот бывалый,

Победитель жарких схваток,

— Объявить хочу сначала,

Что в стране исчез порядок.

Вот кричали мы: «Свобода!»

Все от счастья помешались.

Для кошачьего народа

Беды прежние остались.

Мы живём в кромешном мраке,

Нам на улицу нет хода.

Нас на части рвут собаки,

Всё свирепей год от года.

Ждали, что поможет Ельцин

Демократии кошачьей,

Но глушил он водку с перцем

И в Кремле, и на госдаче.

Путин дружит с лабрадором,

На собак неровно дышит.

Наши слёзные укоры

Он подавно не услышит.

Загнала нас власть в подвалы,

А нам хочется на крыши.

Нам свободы не хватало,

А сейчас мы стали лишни.

— Не согласен, — муркнул глухо

Кот без глаза и без уха. —

Зря усердствует докладчик,

Мне не надо прав кошачьих:

У меня пустое брюхо.

Все — рабы своей утробы

От рождения до гроба.

Голод – нет страшней хворобы.

Я, друзья, дошёл до точки –

Ни мясного, ни молочки.

Корки хлебные, окурки,

Ни куска нормальной пищи.

У хозяина, придурка,

Рыбьей кости не отыщешь.

Я живу у грязной пьяни,

И какой я только дряни

Не лакал в его стакане!

Ей в конец сгубил я почки,

И теперь мне нужно, братцы,

Не тянуть, а этой ночкой

В урологию податься.

— Да, печальная судьбина,

Но ничуть не горше нашей, —

Сипло выдохнул котина,

Свежей раной разукрашен.

— Мой профессор пишет что-то

Про котовские повадки.

Для него это работа,

От которой мне несладко.

Не привреда я нисколько,

Ни какой-то недотрога,

Но меня, подумать только,

Заставляет спать с бульдогом.

У меня характер твёрдый,

Цапнул пса ударной лапой

По слюнявой гадкой морде…

Сразу не успел удрапать.

Завопило всё собранье,

Все обиделись за брата.

Всех сплотило пониманье,

Что живут не так, как надо.

Что репрессии вернулись

И гулаговская мука…

Поорали и заткнулись,

Тупо смотрят друг на друга.

— Мой хозяин не жадюга,

Он – поэт, а это хуже, —

Промяукал кот хитрюга,

Сохранивший в стужу уши. —

Он то пишет, то читает

Зарифмованные бредни,

То в запой уйдёт, гуляет,

Чуть очухался намедни.

Посылал меня сегодня

(Вам такое не приснится)

В «Гулливере» стырить сотню,

Чтоб пивком опохмелиться.

То задумал мемуары

Про моё писать житьишко,

Мол, сварганим мы на пару

Занимательную книжку.

Пребываю в тощем теле,

Воля к жизни убывает,

Все поэты – пустомели,

Это нынче всякий знает.

Рыжий кот, боец бывалый,

Изложить собрался мненье,

Но вдруг что-то завизжало

В ржавых трубах отопленья.

Рыжий справился с волненьем,

Облизал свой хвост мохнатый

И промолвил с осужденьем:

— Вы, друзья, не демократы!

Что я слышу, что такое

На собрании творится,

Щедро льёте вы помои

На хозяев, на кормильцев.

Бунтари вы по натуре,

Вас лелеют, холят, гладят.

По свой врождённой дури

Вы привыкли людям гадить.

Захребетники мирские,

Дармоеды и нахалы –

Вот вы, все тут, кто такие,

Прилипалы, объедалы!

Тут в подвал затмило паром,

Раскалённым жаром-пылом.

Разбежались все котяры

По своим родным квартирам.

Весь датами утрат я испещрён

Весь датами утрат я испещрён,

Как липа придорожная узлами

Обломанных ветвей…

Душа моя как стон

Звезды, во тьме летящей над полями.

Мои мечты,

Их трепетную дрожь,

Мир обкорнал – садовник с сучкорезом.

Я был цветущим деревом.

И что ж?..

Теперь я пахну дымом и железом.

Под грохотом несущихся колес

Стою я на обочине  дороги.

Зачем родился и зачем я возрос

Я в этот век, великий и убогий?..

Ответа не дано мне угадать,

Не избежать печальной русской доли —

Меж трех осин судьбу всю жизнь искать

И грезить  по-ребячески о воле.

Счастье

Не знаем пути мы иного

Вне вечного круга земного.

Пусть сгинут пустые слова:

Свобода, парламент, права.

Пусть сгинет унылая новь

Прогресса и все его маски.

Не слышим мы Божьей подсказки,

Что жить надо, веря в Любовь.

Жаль, нет меж людей единенья,

Нет счастья земного для всех.

Уходят во тьму поколенья.

И каждый начавшийся век

Сулит людям близкое счастье,

Но раньше его к нам всегда

Являются злые напасти,

А счастье мелькнёт иногда,

Как звёздная искра, и сгинет,

В потёмках судьбы навсегда.

Но пусть нас вовек не покинет

Святая о счастье Мечта!

Тоска в ночи над сердцем вьюжит 

Тоска в ночи над сердцем вьюжит.

И призраков ужасных рой

Теснится вкруг меня и кружит,

Повсюду следуя за мной.

И бестелесны, и безмолвны,

Что от меня они хотят?

Куда зовут, куда летят,

Ныряя в облачные волны,

Гася небесные огни?..

Лишь раз услышал я из тьмы:

— Ты не узнал нас?.. Это мы,

Твои бессмысленные дни,

Сожженное впустую время,

Что промотал,  растратил ты,

Не пожалев ничуть об этом.

И дара творческого семя,

Не возрастил, отверг мечты.

Остался жалким пустоцветом

Пред бездной вечной пустоты.

Ты жив ещё, и мёртв уже.

Нет ничего в твоей душе.

Тоска в ночи над сердцем вьюжит.

И призраков ужасных рой

Теснится вкруг меня и кружит,

Повсюду следуя за мной.

В предрассветном тумане луна 

В предрассветном тумане луна

Заблудилась, как путник бездомный.

Каждый звук сторожит тишина,

Каждый вздох, каждый трепет влюблённых.

Сладко скошенной пахнет травой.

Дышит озеро клубами пара.

На копне под берёзой густой

Заигралась влюблённая пара.

Шорох. Шёпот…

Включила заря

На краю горизонта подсветки.

И прохладный поток серебра

На влюблённых просыпался с ветки.

Будет памятен им этот миг

На подходе к годам невесёлым.

Сладкий запах травы…

И как их

Укрывала берёза подолом.

 Когда смотрю я на берёзу… 

Когда смотрю я на берёзу,

Роняющую лист с ветвей,

Свою поэзию и прозу

Вдруг забываю перед ней.

Меня охватывает чувство,

Что до неё я не дорос.

Что стоит всё моё искусство

Пред тем, что вижу?..

Вот –вопрос!

Две жизни

Я опять попытаюсь

Узнать, кто я есть,

В раз полсотый, наверно,

А, может быть, больше.

Только выпадет снег,

Словно добрая весть,

Я пройдусь непременно

По первой пороше.

С этой мыслью я шёл по ней

Лет в двадцать пять

В первый раз, когда всё,

Во что верил, пропало.

И решал, то ль пришла мне

Пора умирать,

То ли, с духом собравшись,

Начать всё сначала.

День был ясен.

Сверкали под солнцем снега.

И ни звука вокруг,

Никакого движенья.

И внезапно во мне

Прозвучала, как песня, строка…

Так случилось моё

Как поэта рожденье.

Я обрёл в этот миг,

Что, не зная об этом, искал,

Что вошло в мою душу

Сиянием дивного света.

И две жизни прожил,

Две судьбы на себе испытал –

Человека земли

И летящего к звёздам поэта.

Я опять попытаюсь

Узнать, кто я есть,

В раз полсотый, наверно,

А, может быть, больше.

Только выпадет снег,

Словно добрая весть,

Я пройдусь непременно

По первой пороше.

Правды меч

Кто мы сейчас, где наш исток?

Сто лет тому через порог

Судьбы мы все переступили,

Премного было шума, пыли.

И прах двуглавого орла

По ветру времени пустили.

Была Россия – да сплыла

По кровяным ручьям и рекам.

И революция прошла

По всем безжалостным набегом.

Бунт неизбежно повторится:

Никак страна не устоится,

Никак не может встать над злом

Твердыней правды. И мечом

Лечить державные недуги.

Кто русским недруги, кто други?

И кто удержит правды меч,

Чтоб им творить не зло,

А милость?

И крах Отечества пресечь,

Чтобы Россия возродилась.

Жизнь примирила, вроде, всех

Всему есть срок, и бог земной

Почил сном вечности глубоким.

Но даже мёртвый, неживой,

Он для живых остался богом.

А я, что знал я о себе?..

Я жил и в счастье слепо верил.

Лишь были ведомы  судьбе

Мои находки и потери.

Двадцатый съезд. Пора надежд

На счастье и никак иначе.

Коммунистический рубеж

Невдалеке уже маячил.

Осталось только поднажать,

А там… Что там, никто не знает.

Народ лишь начал прозревать

И ничего не понимает.

Деревне дали паспорта,

И повалили люди в город.

У всех была одна мечта —

Зажить без всякого надзора.

Ещё газетам верят все,

Противных нет в помине мнений.

Почти на каждой полосе

В призывной позе новый гений.

Страна на взлётном вираже

Летит с космическим размахом.

И новый вождь всем по душе,

Что не внушает людям страха.

Был трудовой рабочий рубль

Вполне по ценам магазинным.

По выходным барачный клуб

Цвёл штапелем и крепдешином.

Завыл в посёлке первый «маг»,

И завихлялись «буги-вуги».

Стригут дружинники стиляг,

Берут воришек на поруки.

А за барачной полосой,

Цепляясь к городскому краю,

Растёт хрущёвский самострой

Из насыпушек и сараев.

По всяким праздникам у нас

Поют заливисто гармони.

Звучит «Подгорной» перепляс,

Ещё частушки не в загоне.

Не в моде френч и сапоги,

Но произвол ещё обычен.

И Пастернак попал в враги,

И Солженицын  возвеличен.

В литературе этих лет

Куприн и Бунин в громкой славе.

И снят с Есенина запрет,

И обретён Васильев Павел.

Жизнь примирила, вроде, всех.

В моём бараке отставные

Охранник лагерный и зэк

Гуляют вместе, как родные.

Я верю в правду и добро,

Хотя вокруг немало злобы.

Уже вплотную подошло

Мне время счёт платить особый.

Судьба дала мне честный путь

И опалила душу смутой.

И сквозняки пронзили грудь

Сердечной  горестной остудой.

Смерть – это тоже бытиё

Не будем спорить, кто сильнее –

Жизнь или Смерть.

Всему – своё.

Смерть – это тоже бытиё,

Но нам привычного скучнее.

СНЕГ ПОКРОВА

Снег выпал после Покрова.

Снег выпал на траву двора,

И за двором, и на дрова,

Где грелся кот еще вчера.

Морозец резвый пацана

Кольнул иголкой в щеку.

– Ой! Ой! – взлетела тишина

Испуганный сорокой.

Вспугнуло эхо старый вяз

И елку молодую.

И потекли с ветвей, змеясь,

Серебряные струи.

 Нет, зеркала не лгут

Нет, зеркала не лгут,

А лжём себе мы сами,

Что молоды ещё

И на подъём легки.

Что старость далека,

Болезни далеки,

А если что случится,

То не с нами.

Печальный день –

Сегодня я заметил,

Как друг мой постарел,

Поник, увял.

И в каждой возрастной его примете,

Как в зеркале,

Себя я,

Вздрогнув, угадал.

И холодок почувствовал

Под сердцем,

Доселе неизвестный

И пугающий озноб,

Что близок край,

И некуда мне деться.

И больше предо мной

Натоптанных нет троп.

Теперь мне каждый миг

Грозит исчезновеньем

Всего, что было

Близким, дорогим.

Ведь то, что было телом,

Голосом, движеньм,

Умом, страстями,

Горем, наслажденьем –

Исчезнет навсегда,

Рассеется как дым.

А станет всё ни Чем-то,

А дырой конечной,

Во времени,

Где мысли нет

Как нет ни букв, ни числ,

И в тот же миг

Понятен станет смысл

Души моей

Бессмертной и предвечной,

И даль её бескрайняя,

И высь.

Из полей дохнула стужа

Из полей дохнула стужа.

Белый иней пал на стог.

Малыши ломают в лужах

Первый радужный ледок.

Хорошо им и привольно,

Хоть каникулы прошли.

И томительно и больно

В небе кличут журавли.

В колее гремит телега,

Гулко смерзлась вся земля.

Не дождя уже, а снега

Ждут озимые поля.

Вдаль, пути не выбирая,

Шар бурьяна вихрь несёт.

Тяжко с западного края

Туча снежная встаёт.

Поднимается в полнеба

С синевою белизна.

И накроет всходы хлеба

Снега тёплая волна.

ВИТЯЗЬ НА РАСПУТЬЕ

Кончилась дорога. Чёрный камень

На распутье медленно восплыл.

Фыркнул конь. Метнулся ярый пламень

Из ноздрей и надпись  осветил.

Хмурый витязь по складам читает

Древнее пророчество в стихах.

Ничего оно не обещает,

Кроме смерти, ждущей на путях.

Мир велик, но где пути другие?

Как идти, когда подсказки нет?

А страна за камнем тем – Россия!

И над ней восходит дивный свет.

Витязь булаву забросил в яму.

Снял доспехи. Меч вонзил в траву.

И босой, по бездорожью  прямо,

Он пошёл, склонив на грудь главу.

Тридцать дней он шёл без сна и хлеба.

Конь за ним ступал стопа в стопу.

И увидел озеро и небо.

И услышал ангела трубу.

Этот глас  на путь его направил.

Понял он, что Богом не забыт.

И на этом месте крест поставил.

И в бугре песчаном вырыл скит.

Тридцать лет со тщаньем и любовью

Он молился, пашню поднимал.

– Больше ты не пахнешь, витязь, кровью.

В мир иди – обрёл ты, что искал!

И В ОКНА НОЧЬ ГЛЯДИТ, ТЕМНЕЕ ДУЛА

Спит мир,

Как коммунальная квартира,

Надеясь на счастливый новый день.

В немое напряжение эфира

Вонзились цепко щупальцы антенн.

Прослушивают верх небесной кручи,

На пограничном рея рубеже,

Как будто чуткий рой мышей летучих

Парит беззвучно и настороже.

Следят за всем: за каждой птичьей стаей,

За каждою падучею звездой,

За тучами, чьи недра вдруг взыграют

Радиоактивной мёртвою водой.

И в окна ночь глядит, темнее дула,

Немым испугом отравляя сон.

Удары сердца отдаются гулом

Стартующих ракетных веретён.

Ужели мир земной погибнет разом,

И где прольётся мёртвая вода,

Взойдут незаживающие язвы,

И всё живое сгинет навсегда?

Какие беды новые измыслить

Решил для нас грядущий новый день?

Иль может в силах мы ещё очистить

Планету от своих поганых дел?

ДНЕЙ ПРОШЛЫХ НЕ ВЕРНУТЬ

С печальным шумом осени огни

Холодный дождь в пустынной роще тушит.

Дней прошлых не вернуть, а будущие дни

Ещё больнее выстудят мне душу.

Снег упадёт, морозный вспыхнет свет,

И не найти нигде следов былого.

И радость бесшабашных юных лет

Не возвратить, заветного нет слова.

Над снежной новиной пустых полей,

Над памятью в ночи застонет вьюга.

В кругу весёлых и чужих людей

Меня забудет навсегда подруга.

И больше не поверю я в обман

Земного счастья и свободной воли.

Пустых надежд развеялся туман,

Но как сейчас мне жалко их, до боли.

Где тот мальчонка, веривший всему,

С поэмою восторженной в тетради?

Не дотянуться мне уже к нему

И головы вихрастой не погладить.

НАРОД И КРАСОТА

Не знаю это что

И не ищу названья.

Наплывами,

Вдруг застя свет сознанья,

Звучат во мне неясные слова.

И сердце возгорается,

И чувства,

Мной пережитые не день тому, не два,

Вдруг оживают и светло, и грустно.

Я жду их.

И  с наивностью ребёнка

Гляжу им, ускользающим, вдогонку.

И словно вижу старое кино,

Где, вся в надрывах, стёрлась киноплёнка,

И вместо звука – хрип,

А облика – пятно.

Быть может, это есть

Свет озаренья?..

Сокрытый в человеке до поры,

Он высветил во тьме

Ожившее движенье

Шедевра из-под мраморной коры?

Иль как поэт я

Сопричастен к бегу

Вселенной, измеренья коей  нет?..

Нет, не доступно видеть человеку

Явленья Красоты на Божий свет.

Она есть Бог в своей вселенской сути,

Творенья завершающий аккорд.

Но ЕЙ очеловеченные люди

И есть России преданный народ.

ВЫЙДУ Я НА СОЛНЕЧНЫЙ ПРИГОРОК…

Выйду я на солнечный пригорок.

Сяду на берёзовый пенек.

Потечёт осенних листьев шорох,

Как сквозь пальцы золотой песок.

Птичьего отлёта ожиданье

В воздухе прохладном, как вода.

Поплывут мои воспоминанья,

Словно тучек лёгкая гряда.

Шорохами лиственного пала,

Голизной обветренных ветвей,

Мне откроет жизнь свои начала

В строгости  последних  ясных дней.

Не скудеет жизни кладовая.

И опять, как в прошлые  года,

Листопад в разгаре, и  живая

От ветвей отхлынула вода.

Скоро ветер взвихрит и обрушит

На поля тяжёлый мокрый снег.

Затоскуют в небе птичьи души,

И взгрустнёт вослед им человек.

Выпадет густое оперенье

На родную землю из пурги.

Воцарится в мире обновленье

Человечьей грусти вопреки.

ИЗ ДНЕВНИКА: 18. 12. 1991.

От Родины меня не отлучал

Никто как будто…

И я Россию не терял,

Но всё равно так смутно

И гадко на душе, и окаянно,

Как будто кто-то обокрал меня, Ивана.

И всё вокруг меня –

И пусто и темно…

Хоть вроде я живой,

Но что-то есть во мне от мертвечины.

В раздвоенности жалкой суждено

Мне пребывать, тоскуя, до кончины.

Иль предал я себя,

Иль предали меня?..

Но жизнь лишилась высоты и цели,

А будущее – звёздного огня.

И вкруг меня такие же Емели.

От Родины меня не отлучал

Никто как будто…

И я Россию не терял,

Но всё равно так смутно

И гадко на душе, и окаянно,

Как будто кто-то обокрал меня, Ивана.

ПЕРЕУЛОК СВОБОДЫ

Белые избы, сады, огороды.

Скована первым морозцем земля.

Неспешно течёт переулок Свободы

В степные просторы – поля и луга.

Кончилось краткое русское лето,

Но нет и намёка на зимнюю тьму.

Сколько увидел  ясного света

В конце переулка, пройдя по нему.

Вот она – воля и правда земная,

Что там придумывать, вот она вся!

Радость и грусть сердцу милого края,

Родина плуга, серпа, колеса.

Что там искать, во что веровать более

Можно ещё на распутьях судьбы?..

Выйди в широкое русское поле,

Вслушайся в песнь журавлиной трубы.

ГОРИ, ДУША!.. 

«Боже, как печальна наша Россия!»

А.Пушкин

В стране давно – ни мира, ни войны.

Утеряны концы. Не найдены начала.

Но я стремлюсь, чтоб и в слепые дни

Моя душа во тьме не угасала.

Гори душа! Без устали гори,

Потёмки жизни разгоняя светом.

О нежности и счастье говори

Всем, кто захочет только знать об этом.

Пусть мир, очнувшись, вспомнит о тебе,

Отринет все угрюмства и печали.

И человек почувствует в себе

Бескрайние и сказочные дали.

Отечество своё он в них найдёт,

Потерянное им в лихие годы,

Когда лишённый воли и свободы

Ограблен и унижен был народ.

Он до сих пор не встал ещё с колен.

На них он и ликует, и бунтует,

И, стоя на коленях, голосует,

И ничего не требует взамен.

В стране давно – ни мира, ни войны.

Утеряны концы. Не найдены начала.

Но я стремлюсь, чтоб и в слепые дни

Моя душа во тьме  не угасала.

ЧТО Ж, Я НЕ ПРОТИВ СТАТЬ ЦАРЁМ

Деревья голы, день уныл,

Снежинки кружатся и падают.

Мир, кажется, лишился сил,

И лишь рябины сердце радуют.

Играет солнечный настой,

Как в кубках пунш, в пунцовых гроздьях.

И обретает жизнь настрой,

Созвучный журавлям и звёздам.

И день, что был с утра не мил,

Вдруг приобрёл иные краски

И сам себя я ощутил

Иваном-дураком из сказки.

Что ж, я не против стать царём,

И заиметь царицу-кралю.

И с этой манией в дурдом

Определят меня, едва ли.

Напротив – скажут, как умён,

И как догадлив, как удачлив.

И, глянув на рябину, он,

На зависть всем, стал сразу счастлив.

ЖИЗНЬ МОЯ КАК ТЛЕЮЩИЕ УГЛИ

Звёзды надо мною не потухли,

Чуть темнее стали, чем вчера.

Жизнь моя как тлеющие угли

Буйно отпылавшего костра.

Полыхал он искрами-словами,

Что, взлетая пчёлами во тьму,

Становились звёздными огнями

В облачном космическом дыму.

Я для слов своих торил дорогу

К истине, что есть всему итог.

Подошёл к последнему порогу,

Но переступить его не смог.

И подумал – ни к чему всезнанье

Мне конечных тайн добра и зла.

Мне милее листьев трепетанье,

Запах яблок, пение щегла.

Жил как все, ни в чём не торопился,

То, что мило сердцу, то и пел.

Оглянулся. Грустно удивился,

Что костёр мой скоро догорел.

Жизнь моя как тлеющие угли.

Дунет ветер – вспыхнут лишь на миг

Звёзды надо мною не потухли,

И понятней стал мне их язык.

УЗНИК СТИХОВ

Жизнь пролетела бегущей строкой,

Закончится  хриплым  дыхом.

Явится строгий небесный конвой:

–  Узник стихов, на выход!

Не могу шевельнуться: в поэзию врос

Вместе с мозгом, душою и телом.

Она сквозь меня проросла насквозь.

Пела, цвела, зеленела.

Затем на ней появились плоды

Самого разного семени.

Вокруг  из них насадил я сады.

Но пришёл конец  времени.

Не будем, друзья, о минувшем грустить,

Тоску похороним в нетрезвии!

Я счастлив, что мне посчастливилось быть

Узником русской поэзии.

ОТ МЕНЯ ОСТАНЕТСЯ ЛИШЬ ЭХО

Пусть лишён я крыльев за плечами,

Но летал всю жизнь мечтой своей

Над Россией звёздными путями

Вслед за стаей белых лебедей.

Они знали к счастью путь-дорогу,

Только не успел за ними я.

Подползает жизнь моя к итогу,

Вроде, и грехов на мне немного,

Жалит сердце совесть как змея.

Как меня отяжелили годы,

Знают только ноженьки мои.

Я знавал удачи и невзгоды.

Петь мои устали соловьи.

От меня останется лишь эхо,

Вороха статейной чепухи…

И предсмертной судорогой века

Станут мои лучшие стихи.

Жизнь моя такая-растакая,

Миг с тобой расстаться настаёт.

Будь ты, тяга проклята земная!

Отпусти судьбу мою на взлёт.

МОРОЗ

Неспешно дожил я до февраля.

В окошко глянул – милая погода.

За город на просторные поля

Метель умчалась, там её свобода.

Она рои гоняет белых мух,

Сбивает их в упругие сугробы.

И на постель Морозу стелет пух,

Из снега, самой нежной пробы.

Метель в полях кружится и зовёт

Луну скорей в потёмках раствориться.

Но сон к Морозу так и не идет,

Никак не может он угомониться.

То мышка пискнет глубоко в снегу,

То филин  разразится жутким смехом.

Как будто сговорились старику

Устроить хулиганскую потеху.

Куда не повернётся, всё не так.

Давно уже такого не случалось.

Пока дремал он, снег вокруг размяк.

Знать, оттепель внезапная подкралась.

В мокре его усы и борода…

Но от беды есть верное спасенье:

Пора морозить всё, не то  вода

Затопит по- весеннему селенья.

И встал Мороз в свой исполинский рост,

И до звезды Полярной дотянулся.

И холод всё пронзил вокруг насквозь.

Он лёг в сугроб и сладко потянулся.

ДОМ ПОЭТА

Снег пошёл…

И стихи, овладевшие мной,

Пролились на тетрадь в нежно-синюю клетку.

И вернулись ко мне и настрой удалой,

И желанье оставить на память заметку

О весёлой метели, что бьётся в окно

Одинокого дома в завьюженном поле.

Из него все поэты ушли, и давно.

Я набрел на него, когда в поисках воли

По России бродил. И тогда уже пуст

Он стоял, будто ждал моего появленья.

Я вошел в него, полный возвышенных чувств,

И в душе ощутил неизбывную грусть

От духовного в нём запустенья.

Ни иконы Спасителя в Красном углу,

Ни тепла от нетопленой печки…

Я прошёл по скрипучему полу к столу,

Взял огарок от пушкинской свечки

И его запалил, осветив всё вокруг,

И увидел одних тараканов и мух.

И жужжали они, и бумагой шуршали…

Знать, шедевры свои сочиняли.

Но недаром призвал меня пушкинский бог –

Что они написали в расчёте на вечность,

Я огарком от свечки Поэта поджёг.

И сгорела бесследно вся пришлая нечисть.

Дом Поэта стал светел, приветлив и чист,

И открыт на все стороны русского света.

На столе в нём лежит не исписанный лист,

И стило ждёт явленья в России поэта.

ПИСАТЬ СТИХИ ИЛЬ ЗАМОЛЧАТЬ?..

Писать стихи иль замолчать?..

Хотя они ещё не в тягость,

Но чем-то стала утомлять

Последняя земная радость.

Нет светлой лёгкости в душе,

Всё тяжелей стихосложенье,

Поскольку рядышком уже

И жизнь, и вечное затменье.

Они сошлись почти впритык,

Оставив щелку для ухода

Душе, когда настанет миг

Ей обрести свою свободу.

За ней сомкнутся смерть и жизнь.

И тьма библейская настанет.

Во мне погаснет Божья мысль,

И древо времени завянет.

ЗЕМЛЯ МОЯ, ТВОЁ ГОСТЕПРИИМСТВО 

Земля моя, твоё гостеприимство

Как ни желанно мне, но близится к исходу.

За прожитую жизнь я расплачусь собой;

Мой бренный прах останется с тобой,

Но дух мой обретёт желанную свободу.

Он воспарит один немыслимо, куда

Ни повлечёт мечта и вера во Спасенье,

И справедливость Божьего суда.

Быть может, своё новое творенье

Им осенит Господь, очистив от грехов.

И райское пополнит поколенье.

А может быть, Он, прозорливый в вечности,

Вернет мой дух на Землю, чтоб любовь

К поэзии не иссякала в человечестве,

И сделает его чтецом Господних слов.

ЗИМА ПРИШЛА И ВЕСЕЛИТ ПО-ДЕТСКИ

Зима пришла и веселит по-детски

Меня морозцем робким, и снежком

Мое окошко, вместо занавески,

Прикрыла.

Временами в нём

Просвечивает солнышко украдкой,

А я сижу над школьною тетрадкой,

Учусь писать слова…

И на исходе лет

Я занят тем же – пристальной учёбой,

Учусь писать легко и просто, чтобы

Над каждым словом занимался свет

Поэзии.

Сияньем негасимым

Она обожествляет нашу жизнь.

И понуждает Дух стремиться ввысь,

Ведь на земле поэт – всегда гонимый.

ПЕРВАЯ СТРОКА

Я жизнь пустил на самотёк.

Поставил всю её на случай.

Стихи, как ты себя ни мучай,

Приходят сами, в должный срок,

Когда они душе желанны.

И  вдохновенья час святой

Меня торопит встать с дивана,

Присесть к столу, где лист пустой

Ждёт встречи с первою строкой.

Незряча и глухонема,

Она в душе моей томится.

Во что ей должно превратиться,

Ещё не ведает сама.

Её космические выси

Влекут проторенным путём,

Чтоб человеческою мыслью

Соприкоснуться с божеством.

Тревожный трепет ожиданья

На грани духа с бытиём…

В каких глубинах подсознанья

Мысль постигает мирозданье,

Чтоб стать возвышенным стихом?

ОЛЬХА

Зачем ты помнишься, былое,

Зачем являешься во сне,

Такое близкое, живое,

Такое родственное мне?

Я прожил жизнь, и слава богу.

Как человек был слаб во всём.

Во всём я грешен понемногу,

Живу как все одним лишь днём.

Что будет завтра, я не знаю.

Снег упадёт ли на траву,

Или гусей пролётных стаю –

Увижу, если доживу.

Пока же день и чист, и ясен.

Он как предчувствие стиха.

И человек во мне прекрасен,

Прекрасна старая ольха.

Ветвями к дому прислонилась,

Шумела листьями в окно.

Сегодня мне она приснилась,

Какой была давным-давно.

Мы с ней всю ночь проговорили

О жизни, звёздах и любви.

И нашу встречу освятили

Волшебным пеньем соловьи.

Никто мне не велел 

Никто мне не велел, но я почти исполнил

Свой путь греха – иного не дано.

Хоть вековой сосуд до края не наполнил,

Но там всего, что в жизни есть, полно:

И суеты, и лжи душепротивной,

И бесконечная чреда житейских бед,

И боль раскаяний, и временами дивный

Зовущий к правде несказанный свет.

И не было во мне ни зависти, ни злобы

Ни на людей, ни на пустую власть.

Я обходил натоптанные тропы,

И стороной от всех иду сейчас

Путём поэзии к всезнающему Богу

Сквозь тьму на свет призывного огня,

Чтобы припасть к заветному порогу…

Бог знает всех и, в том числе, меня.

Все ищут правду 

Все ищут правду и не знают,

Что на виду всегда она.

И не на небе пребывает,

А с домом рядом у окна

В рябине, в тополе, в берёзе …

Они живут, как Бог даёт.

Об участи своей вопросы

Из них никто не задаёт.

И пусть им доля неизвестна,

Но лжи не ведают они.

Живут и праведно, и честно

Все им отпущенные дни.

Есть белоствольная подруга

И у меня в моём дворе.

Лепечет нежно мне на ухо

О правде Божьей и добре.

И дарит веточку с серёжкой,

Чтоб у меня на этаже

Она напоминала дрожко

Мне о берёзовой душе,

Смиренно-чистой и наивной

И с Божьей правдой неразрывной.

***

Не кончены с прошлым расчёты,

И вся моя жизнь предо мной.

Далекие омские годы

Припомнились, как  молодой

На встречу спешу я с друзьями,

И мыслей полна голова,

Я слушать и спорить часами

Готов был о том, что едва

Тогда понимал, и слова,

Как семечки щелкал пустые,

И спорил о чём-то пустом.

Не знали ни я, ни Россия,

Что ждёт нас, куда мы идём.

Не знали, но верили слепо

В грядущее счастье, ведь мы

Пробили ракетами небо,

И сами восстали из тьмы.

За нами стояла Победа,

Нас ждал впереди Коммунизм …

Как пошло, мы предали это

Стремление юности ввысь!

***

Весна… И, обезумев от любви,

Коты прохожих воплями пугают.

И зелень первой заячьей травы

На солнцепёках жарких проступает.

На улице скворечников парад.

Тяжёлый снег с высоких крыш обрушен.

Но далеко не каждый марту рад,

Есть те, кто к переменам равнодушен.

Но с укоризной стоит ли спешить,

Ведь человек в желаньях необъятен.

Из тёмных соткан он и светлых пятен

И, как захочет, так и будет жить.

У каждого всегда своя весна.

Когда придёт восторг, никто не знает.

Во времена предзимние она

Порою нас внезапно настигает.

И сердце начинает жарко жить,

Поверив в счастье с юношеским пылом.

И мы готовы трепетно любить

Всё, что вчера казалось нам немилым.

ДОМ

Тьма вскипела, сбежав по излому

Молний, скрученных в огненный жгут.

Сруб гудит: задыхаются, стонут

Души сосен, кого-то зовут.

И хозяин не спит, колобродит,

То замрёт, то метнётся к окну.

О проклятом всё думает годе,

Вспоминает свой дом на Дону.

Вся судьба в синяках и зарубках.

Сын лишенца, а это – беда.

Дождь идёт, и бормочет голубкой

В водостоке долбённом вода.

Натерпелись и страха, и горя

В Васюганском болотном краю.

Зимовали, как суслики, в норах,

Ели мох и глодали кору.

Но мужик не сломается, лишь бы

Руки были, да плуг, да топор.

И срубили просторные избы,

И под рожь распахали бугор.

И хозяину ночью не спится,

Нет покоя в отцовском дому.

Вновь почудилось – чёрная птица

Прилетела с погоста к нему.

Ночь темна, непроглядна, как омут.

Бревна сруба всё помнят, зовут.

Тополя прижимаются к дому,

Ветки стёкла окошек скребут.

ОТТЕПЕЛЬ

В тисках мороза оттепель мне снится,

С просторным небом радостные дни,

Когда тревожно оживают птицы,

Оттаивают крыши и плетни.

– Жив! – зачирикал воробей на ветке.

– Лублу! Лублу! – сизарь забормотал.

– Весна! Весна! – я школьнице-соседке

В окошко рано утром постучал.

Весна пришла в распахнутое сердце.

Какие дали открывало детство!

Я милый мир глазами обнимал,

И был к нему проникнут светлой верой,

Когда высокой звёздной полусферой

Он надо мной, раскинувшись, дрожал.

Жаль сердца!

Жалко всех, кто верил,

Кого опять ожёг зимы туман.

Мороз развесил огневые перья

На окна, на деревья, на бурьян.

Как ярко всё и броско, но бездушно!

Мороз сдавил – и всё молчит послушно.

Без песен сердца нету красоты.

Без красоты жизнь не имеет смысла.

Живу и жду, чтоб, встав из немоты,

Мороза стену оттепель прогрызла!

КТО Я ТАКОЙ

Прохожий, клиент, покупатель,

Владелец, проситель, больной,

Работник, должник и писатель –

Когда я бываю собой?

Кому-то всегда что-то должен,

Пред кем-то всегда виноват,

Детьми и женою стреножен,

Я участи этой не рад.

С утра и до ночи охвачен

Желаньем повсюду поспеть,

Я обликом так многозначен,

Что трудно меня рассмотреть.

Я создан из собственных клеток,

Но им не хозяин давно.

Сорвать шелуху этикеток

С себя мне уже не дано.

Как тумба оклеен я ими,

И свой рекламирую век.

Почти позабыв своё имя,

Сдыхает во мне человек.

ПУСТОЙ ДЕНЬ

День прошёл без волнений, незримо.

Ничего я не ждал, не искал.

Словно облачко пара иль дыма,

Он, растаяв, меня миновал.

И вплотную приблизились к дому

Тени вечера, страха темней.

Я вослед оглянулся былому –

Нет в нём даже частички моей.

Для чего день был прожит сегодня,

В чём его сокровенная суть?..

Всё б отдал, до рубахи исподней,

Чтоб понять его смысл и вернуть.

Но сгорело зари оперенье

На закатном кострище дотла.

И в душе моей свет озаренья

Ночь высокой звездой не зажгла.

И остался вопрос без ответа.

Нет разгадки ему. Может быть,

Где-то я и отвечу за это,

Но сейчас лучше всё позабыть.

КАЛИТА

Шумит Москва торговая весь день.

Лишь только встали реки от мороза,

Как потянулись конные обозы

Из дальних и соседних деревень.

В кулях рогожных рожь, в бочонках мёд,

Холст, рыба, репа, ягоды, пушнина,

Птиц битых вороха, живой рогатый скот,

Всё перемелет торжища пучина.

Там странники прохожие поют,

Там всхлип рожков и бубнов дробный грохот.

Потешат расчестной московский люд

Обряженные в шкуру скоморохи.

В торговых бзбаламученных рядах

Шныряют воры, нищие, собаки.

И на степных мохнатых лошадях

В Москву въезжают ханские баскаки.

— Татары едут! Снова маята,

Изб не избавишь от кумысной вони!..

И стольный князь Московский Калита

Перед мурзой склоняется в поклоне.

С ним ест и пьёт. Отсчитывает дань.

Смеётся над своим же униженьем.

Еще тверда монгольских ханов длань,

И в ней ярлык великого княженья

***

Жили-были старик со старухой

В однокомнатной старой квартире.

Никуда, ни за чем не спешили,

Доживали свой век на кефире.

Тихо жили старик со старухой,

Не стремясь ни к добру и ни к худу.

В дни народных торжеств и получек

Собирали пустую посуду.

Вечерами старик со старухой,

В телевизор уставясь, зевали.

До того иногда доходило,

Как друг друга зовут, забывали.

Так и жили старик со старухой,

Но однажды их в мире не стало.

В однокомнатной старой квартире

На трельяже висит одеяло.

***

Снег душу молодит и освежает память

Волнующей ознобной белизной.

И время вспомнить, что случилось с нами,

На том пути, что мы прошли с тобой.

Сначала весел, а затем печален

Он выпал нам, не спрашивая нас.

Чертополох, полынь среди развалин

Былых надежд узрели мы сейчас.

Вокруг, сверкая, пряди снега вьются,

Как отсветы пожара и войны.

Не возвратить, а трезво оглянуться

На прошлое сегодня мы должны.

Оцепенев над пропастью обрыва,

Ослепли мы и потеряли путь,

И стали трусоваты, жадны, лживы…

И норовит нас, жалких, каждый пнуть.

Нам не спастись – мы потеряли крылья;

Почти за каждым тянется послед

Предательства. Мы правде изменили –

И божьей, и людской. И нам прощенья нет.

Снег душу молодит и освежает память

Волнующей ознобной белизной.

И время вспомнить, что случилось с нами,

На том пути, что мы прошли с тобой.

* * *

Весна чуть-чуть замедлила разбег.

Пахнуло мерзлой сыростью, туманом.

И выпавший под утро бледный снег

Был самым настоящим, не обманным.

Затлел рассвета хлипкий огонек.

День обещал быть тусклым, непогожим.

Потрескивал пузырчатый ледок

Под жесткими подошвами прохожих.

Весна казалась хмурым ноябрем,

Засыпав снегом избы, огороды.

И под ее распахнутым крылом

Еще таились вьюги, непогоды.

Поторопились радоваться мы

Погожим дням. Увы, права примета,

Что ранняя весна берет взаймы

Тепло и свет у будущего лета.

И жизнь не забывает никогда

О вечных должниках и ждет расплаты.

Мы платим грустью в зрелые года

За то, что были счастливы когда-то.

ДВИЖЕНИЕ

Река бежит и шумно роет русло,

Земной круговорот вершит вода.

Жизнь убеждает каждым вздохом чувства,

Что мир намерен двигаться всегда.

Но с каждым днём я твёрже убеждаюсь,

Что новизны мне в мире не найти.

Что всё течёт, ничуть не изменяясь,

И жизнь идёт по старому пути.

И каждый год – повтор былого года,

Он только пахнет вешней новизной,

Когда животворящая природа

Опять с природой спорит неживой.

Но это ли движенье?.. Кроме счастья,

Не могут люди выдумать мечты.

И время потрясти не в силах власти

Владеющей сердцами красоты.

Суть бытия сокрылась под личину

Движения. Летит времён поток.

Мир затаил судьбы первопричину,

И устье жизни, и её исток.

Но человек надеется и страстно

Ответа ищет в беспредельной мгле.

Он верует, что может быть подвластна

Жизнь тем, кто вечно смертен на земле.

РОЖДЕНИЕ СЛОВА

Вой знобящий в ночи, полной страха,

Что ворожит он из темноты?

Что предчувствует, воя, собака,

Чью-то смерть, иль паденье звезды?..

Есть ли смысл в неразгаданных звуках,

Я не знаю, но верю в тот миг,

Что вот так же в томленьях и муках

Человечий рождался язык.

Что вот так же сквозь хрипы и вои

Прорывались и чувства, и мысль

Над земным бессловесным покоем,

Устремляясь безудержно ввысь.

И сочилась с холодного неба

На леса первобытная тьма.

И рождался язык на потребу

Беспокойной души и ума.

Тополь

В питомнике, в детсаде для деревьев,

Он не бывал.

Забили в землю кол,

Чтоб он окорневел, и в рост пошёл,

И зашумел зелёной шапкой перьев.

И он прижился.

Минула зима.

И пролетело ливневое лето.

Со временем вокруг выросли дома

И заслонили тополёк от света.

И он рванулся ввысь из тени их,

Ствол изогнул и выбрался под солнце.

Заматерел, и россыпь золотых

С него летела осенью червонцев.

Но век таков, что нету никого,

Кто без надзора должного остался.

И скоро в «Зеленстрое» для него

Усердный воспитатель отыскался.

И тополь исправляли много лет;

Пилили, обрубали, подрезали…

Остался голый ствол в закусах стали,

На нём давно живого места нет.

И только там, куда не дотянулись,

На самой верхотуре жив побег.

Стоит на перекрёстке дымных улиц,

Как потерявший память человек.

СЧАСТЬЕ

Печь обжига кирпича,

Кольцевая печь —

Жар-птица огня в зоне нагрева,

Арочный свод

У вздымленных плеч –

Меня переваривало твоё чрево!

К раскалённому кирпичу

Прикипала ладонь,

Шипела зола

На промокших валенках.

Падал на вагонетку сырой поддон,

С плеч Василька –

Моего напарника.

Вплотную жара

Подступала к лицу.

И, хлебнув на бегу

Подсолённой водицы,

Мы гнались с Васильком

По печному кольцу,

Как за счастьем,

За огненной птицей.

Работа была

Тяжела и проста,

Нас судьба, не спросив,

Привела в это пекло

Выдёргивать кирпичи,

Как перья из хвоста

Жар-птицы

Что от бессонья ослепла.

* * *

Тебя мы знали по работе

В одном цеху. Иван Кузьмич,

Ты четверть века на заводе

Из печи выгружал кирпич.

Работал честно, без прогулов.

Зарплату отдавал жене.

Во время праздничного гула

Был от начальства в стороне.

В твоих глазах потухло небо…

Мы все толпились на крыльце.

Плыл отсвет кумача и крепа

На неживом твоем лице.

О чем-то давнем ныло сердце.

Вставала в памяти война.

(Звенят, звенят на полотенце

В руках у друга ордена).

И каждый памятью особой

Равнял свою судьбу с твоей,

Смотрел на возвышенье гроба,

На твой сосновый мавзолей.

Маяк на Арале

Зачем он здесь?

Кому впотьмах сиял

Средь пляски волн и чаек острокрылых?..

Вокруг обломки стёкол и зеркал

И чья-то одинокая могила.

Песок и соль. Пустынная тоска.

Барханов склоны круты и угрюмы.

И потрясают кладку маяка

Горячие и жёсткие самумы.

Здесь моря нет. И ни одной души.

И сотни вёрст унылого простора,

Где жгучий зной качает миражи

Баркасов на волнах былого моря.

Предчувствие поэта

Одушевляя ночь, исходит свет лучистый

Из тьмы, и над просторами страны

Сияют звёзды пламенно и чисто…

Как много их, так далеки они!

Но иногда мне кажется, что рядом

Пульсируют они, как будто ртуть.

И я слежу за ними ждущим взглядом,

Стараясь не мигнуть и не спугнуть.

И в тишине сияния ночного

Я верю, что пробьёт урочный час,

И прозвучит спасительное слово

Любви и правды и утешит нас.

Оно соткётся из крупинок света

И ярко вспыхнет письменами звёзд.

Я всей душой предчувствую Поэта,

Что над Россией встанет в полный рост

Как отраженье божьего сиянья;

И падших, нас, услышит, и узрит,

И чаянья народа, и страданья

Глаголом милосердным утолит.

Я умным быть устал

Я умным быть устал,

Устал всё знать, всё видеть.

Отжаждал, отжелал

Любить и ненавидеть.

Я больше никогда

О счастье не взмечтаю.

Зачем мне суета,

Когда лишь шаг до краю?..

Над мной теряют власть

Вино, табак и злато.

И к размноженью страсть

Уже мне не отрада.

Я умным быть устал,

И отдохнуть желаю.

Книг много написал,

Но для кого – не знаю.

Лишь тускло, как сквозь дым,

Я помню день вчерашний.

Что был я крепостным

Литературной пашни.

ЖИЗНЬ ОБЛЕТАЕТ НЕСЛЫШНО…

Ветер берёзы мотает.

Дни листопадные мглисты.

Лето моё облетает

С шумом печальным и чистым.

Осень встречать меня вышла.

Пахнет грибницею воздух.

Жизнь облетает неслышно,

Не возвратить её – поздно!

Вьётся вокруг невидимкой

Грусть, и душа несвободна.

Собственных свадебных снимков

Не узнаю я сегодня.

Где мои буйные кудри,

Где расставанья и встречи?

Это осеннее утро

Грустно похоже на вечер.

Ветер берёзы мотает,

В сумерках прячется солнце.

Лето моё облетает

И никогда не вернётся.

***

Быть русским выпала мне доля,

Открытым к свету и добру.

Как одуванчик в чистом поле,

Я взрос на солнечном ветру.

Моим призваньем стало слово.

И, слыша сердцем божий зов,

Я в век бесстыжий, безголовый

Воспел надежду и любовь.

В пучине жизни нету брода.

И, не пеняя на судьбу,

Я жил в народе для народа,

И к правде с ним торил тропу.

На древе жизни лист последний

Слетел, как будто лист опавший,

День с древа жизни навсегда.

И не вернуть мне свет вчерашний

Из тьмы былого никогда.

И пусть лепечет безмятежно

Густой листвы зелёный рой.

Но ровно в полночь, как и прежний,

Падёт листок очередной.

Редеет древа жизни крона,

Уносит время листья-дни.

В скрижаль судьбы мы поимённо

По воле божьей внесены.

И всяк, богатый или бедный,

Муж в цвете лет или старик,

На древе жизни лист последний

Увидит в свой предсмертный миг.

Он вспыхнет, словно Феникс-птица,

И превратится в пепел, дым.

И древо вновь омолодится

Огнём спасенья неземным.

Надежда Рождества Христова.

Вновь проросла трава

Над старою травою.

Что ж, молодость права

Своею правотою.

Как ни сурова жизнь,

Но всё же справедлива.

Должно стремиться ввысь,

Что молодо и живо.

Но сердцу как принять,

Пожившему, седому,

Что нужно уступать

Тропу свою другому?

Но душу как унять?..

За временнЫм порогом

Ей суждено страдать

До единенья с Богом.

Её терзает страх,

Она полна надеждой…

И мечется, как прах,

Над темнотой кромешной.

Я не люблю стихов

«Я не люблю стихов», — сказала женщина.

О, лучше бы она в тот миг смолчала.

Ведь отчужденье, словно трещина,

Меж нами сразу пробежало.

Стихи… Томленье духа в полночи

Встаёт словами кровяными…

Я сам их не люблю, до горечи,

Но бесконечно болен ими.

ПЕРВОЕ ОКТЯБРЯ 

Светлане Замлеловой

Прошумел в ветках тополя ветер,

Будто кто-то вздохнул за окном.

В суете я не сразу заметил,

Что пошло моё лето на слом.

С тихим шорохом рушатся стены

Золотых тополиных аллей.

И крутые грядут перемены

На просторах отчизны моей.

На асфальте листва хороводит.

Паутина летит мимо глаз.

Оглянись!..

Наше время уходит,

А другого никто нам не даст.

* * *

Нежданно тихо рассвело.

От снега выпавшего, что ли,

В моей душе светлым – светло,

Как будто в оснежённом поле.

Восходит свет берестяной,

Струится нежный и глубокий.

Как рукавичкой шерстяной,

Свежо морозец гладит щёки.

И будто в первый раз, я вдруг

Увидел речку, луг и поле,

И окаёма зыбкий круг,

И даль, где чудится мне воля.

СМЕРТЬ

Без отдыха, дабы везде поспеть,

Свой огород возделывает Смерть.

В осклизлых ямах копит черепа,

В труху крушит дубовые гроба.

Перед ней равны – и гений, и злодей,

И депутаты, и лжецарь державы…

Она в свой срок, без хитростных затей,

Их всех отправит на аллею Славы.

Тусть тщатся там Харона подсидеть

И выбиться, хотя б в завпереправой.

…Печально сознавать, но только Смерть,

Как высший демократ, одна имеет силы.

Нас всех утешить равенством могилы.

ВЕШНИЙ ДОЖДЬ

Взбитым пухом облако бугрится,

Ворохнулся гром невдалеке.

Дождичек в серебряных копытцах

Радостно процокал по реке.

Пышногривый чудо-жеребёнок

Застоялся зимнею порой.

И размяться выбежал спросонок,

От зари пылая золотой.

Я и сам устал смотреть на зиму

Из сырого тёмного окна

И считать в снегах, летящих мимо,

Пересверки волчьего огня.

Я и сам бы радостно помчался

Мять траву и молодую рожь.

Никогда я так не улыбался,

Как сейчас, на вешний глядя дождь.

Хорошо, ему подставив руки,

Всем живущим счастья пожелать.

Серебром подкованные звуки

Заставляют сердце трепетать.

Колокольчик мая чист и звонок,

Он отлит из трелей соловья.

Пышногривый чудо-жеребёнок

С ржаньем грома выбежал в поля.

* * *

Август пахнет плодами и злаками,

Позабывшими свой вешний цвет.

Так о чём и смеялись, и плакали

Мы с тобою в четырнадцать лет?

Скоро грустными гимнами трубными

Будет осень гостей провожать.

Не пора ли и нам свои убыли,

Не страшась никого, сосчитать?

Отшумел голубиными крыльями

Юный май над полями земли,

Где от берега детства отплыли мы

И счастливой звезды не нашли.

Нам мечталось и верилось молодо

От сиявшего в сердце огня.

Почему так печально и холодно

Ты сегодня глядишь на меня?..

Под бесстрастными звёздными знаками

Занесёт скоро взвихренный снег

Всё, о чём и мечтали, и плакали

Мы в недолгий мальчишеский век.

СУДНЫЙ ДЕНЬ

Живём, душой скудея до распада,

И меж собой, с зевотой, говорим:

– Богач дал дуба…

– Так ему и надо!

– Задохся бомж в помойке…

– И чёрт с ним!

Что их жалеть? Вот если умер плотник,

Иль слесарь, даже спившийся поэт…

А эти кто?.. Ну, кто из них работник?

За ними добрых дел в помине нет.

Один – народ обманывал и грабил.

Хотел жить вечно – лопнул, точно глист.

Другой – денатурата кружку хряпнул,

Нюхнул сухарь, да не успел разгрызть.

Богатого зароют под Шопена.

Бомжа – с фанерной биркой на ноге.

Но и они пополнят непременно

Тот список, что у Господа в руке.

Известно лишь Ему Число людское

И срок свершенья богомольных грёз,

Когда вдруг встанет Время мировое,

И явится нас всех судить Христос.

КОСТРЫ ПРОЩАНЬЯ И ЗАБВЕНЬЯ…

Когда весенние сады

Освобождаются от снега,

Минувшей осени следы

Волнуют душу человека.

Нам сохранил зимы ледник

То, что от осени осталось,

Как разворованный тайник,

Где всё запуталось, смешалось.

И замечаешь с грустью ты,

Вздохнув порывисто и дрожко,

На клумбе мёрзлые цветы,

След своего полусапожка.

Мы разожжём в саду костёр,

Сгребём в него листву и сучья.

Дым поплывёт через забор,

Подобно уходящей тучи.

Со всем, что было год назад,

Мы распрощаемся с волненьем.

Весной в садах земли горят

Костры прощанья и забвенья.

СТИХИ ПОД МУЗЫКУ НЕНАСТЬЯ

В просторах непогодь играет.

И, обнимая всё вокруг,

Моя душа в стихах сгорает

Под смех и плач февральских вьюг.

И пусть сгорит… Пусть мир бескрылый

Узрит небесную мечту.

И устремится с детским пылом

Познать и даль, и высоту.

Стихи под музыку ненастья

Звучат тревожней и больней.

Нет никакой над ними власти

Средь взбаламученных полей.

Им не страшны ветра и стужи.

Им видно всё, что мы таим.

Они спасают наши души

Метельным пламенем своим.

В просторах непогодь играет.

И, обнимая всё вокруг,

Моя душа в стихах сгорает

Под смех и плач февральских вьюг.

ВЕЧЕРИНКА

(из древних мотивов женской мести)

Пахнет сыростью чёрной могила.

Захлебнулся соловушка трелью.

Извести жена мужа решила,

На полынном костре варит зелье.

Заплачу, говорит, я стократно

За измену своим подношеньем.

Пусть упьётся и лопнет проклятый

Над последним моим угощеньем.

Принесла и с пустыми глазами

Подала чашу. Муж усмехнулся,

В руку взял, прикоснулся губами,

Почернел весь и вмиг задохнулся.

И жена взяла мужнины кости,

Стол согнула из них пировальный.

Всю родню позвала себе в гости,

И наряд свой надела венчальный.

Веселитесь! Никто пусть не тужит.

Угощайтесь, чем сам пожелает.

И ковшом, что из черепа мужа,

Браги крепкой гостям подливает.

К ночи гости спились подчистую.

И она на прощанье сказала:

– Разгадайте загадку такую –

Я на милом пила, угощала,

Я из милого всем наливала.

Загадала загадку ведьмовка,

Но никто не находит ответа.

Лишь одна догадалась золовка,

Что про брата родного всё это.

Задрожала она частой дрожью,

Зарыдала она, завопила.

И взяла со стола острый ножик,

И хозяйкино сердце пронзила.

Заросла трын-травою могила.

Мир омыт соловьиною трелью.

Не растёт ничего, где варила

Жена мужу проклятое зелье.

В БЕРЁЗОВОМ ТРЕПЕТНОМ ШУМЕ…

В берёзовом трепетном шуме

Листвы на овражном краю

Есть что-то созвучное думе,

Спасающей душу твою.

По-детски доверчиво, живо

Лепечет о счастье она.

Стоишь ты на кромке обрыва.

Дымится во тьме глубина.

Звезда засмотрелась из мрака

На взбухший невзгодами век.

Как страшно, что некому плакать

Над  долей твоей, человек.

Ведь сам ты не в силах осмыслить

Всех дел, сотворённых тобой.

Мечтал себя к Богу возвысить,

Остался один сам с собой.

И только родные берёзы

Шумят у твоей головы.

Да сыплются зябкие росы

С продрогшей осенней листвы.

ВСЁ БЕЖИМ, ВСЁ КУДА-ТО БЕЖИМ…

Всё бежим, всё куда-то бежим –

От судьбы,

От хандры,

От инфаркта…

Человечество стало иным,

Заразившись микробом азарта.

Что ни день – об открытии весть

Подтверждает всесилье прогресса.

Стали мы больше пить, больше есть,

Стали больше размером и весом.

Стала круче вокруг кутерьма:

Мнений, лиц, излучающих моду.

Стали больше мозги, но ума

Не прибавилось в них ни на йоту.

Мы не ведаем то, что творим,

До предсмертного крайнего срока.

Всё бежим, всё куда-то бежим

От себя,

От природы,

От Бога.

ЛИШЬ ТОЛЬКО ТЫ ДА СОВЕСТЬ…

Когда звучит в печной трубе

Пурги мотив печальный,

Во тьме прислушайся к себе,

К душе многострадальной.

В пустой избе она — твоё

Распятье для моленья.

Господь, вручив тебе её,

Надежду дал спасения.

Ты видишь каждый в ней надлом,

Следы любви и муки.

И хорошо, что вы вдвоём,

И никого в округе.

Нет никого до самых звезд.

Лишь только ты да совесть.

Смотри в упор, читай всерьёз

Своей судьбины повесть.

В ней всё, до буковки твоё,

Что гоже и негоже.

В ней всё минувшее житьё

И будущее тоже.

ЖИВОЙ УГОЛОК

Живой уголок на заводе –

Павлины, лиса, росомаха.

Что ж, в ногу со временем вроде

Затея, хотя без размаха.

Сидят за решёткой страдальцы,

А в цехе и шумно, и копоть.

Случаются здесь делегации,

Снимают на гаджеты опыт.

Гордится хозяин культурой

Труда, и ему нет печали,

Что звери от шума понуры,

Павлины от пыли повяли.

Такая уж наша эпоха,

Что много вокруг бессердечья.

Когда зверю до смерти плохо,

То взгляд к него человечий.

29. 12.1991

В шестидесятые года

Ещё не знала нас беда…

Народ и партия – едины,

И на пороге коммунизм.

И мощно головы и спины

Мы напрягали, чтобы ввысь

Поднять заводов новых трубы,

Теченье рек направить вспять,

Капитализму волчьи зубы

Щитом ракетным обломать.

Тогда страна могла всё это

Свершить – в сердцах пылал огонь

Первопроходцев и поэтов,

Героев всех победных войн.

Но в девяностые года

Настигла Родину беда…

Несчётных каинов коварством

В умах растерзан коммунизм.

И раскололось государство.

И все мы раскололись вдрызг.

Сейчас мы все друг другу – волки,

И вместо лиц – оскалы рож.

Все идеалы – на осколки,

И души на осколки тож!

Мы все – никто, от нас нет тени.

Насквозь отравлены тоской,

Мы – жертвы собственной измены

И Божьей правды, и людской.

Судьбой ведомые от века,

Куда мы двинемся теперь?

Ведь под личиной человека

Отмщеньем вскормлен бунта зверь?

Ужели хляби океана

Покроют Землю, всклокотав?

И все виденья Иоанна

В России воплотятся в явь?

НОВАЯ РУСЬ

Отпылал листопад. Заиграла

Осень лёгкой, как пепел, листвой.

Разноцветным ковром листовала

Расстелила её предо мной.

Я давненько бреду вниз по горке,

Отпылавшей листвою шурша.

Прочитал я от корки до корки

Книгу жизни своей, не спеша.

И сейчас, вместе с листьями, нищим,

Как они, погорельцем тащусь.

И душа не спасения ищет,

А предчувствует Новую Русь.

Дальше жить невозможно, как прежде:

Правит всем победившая плоть.

Но во мне не угаснет надежда,

Что узрит эту мерзость Господь.

Он закроет дурную страницу,

Книги жизни на русской земле.

И всех нас, от села до столицы,

Переплавит в бунташном котле.

Мне не видеть уже Руси Новой.

Но всем сердцем я верю в одно:

Коль в начале начал было Слово,

То спасти сможет нас лишь оно.

СВЕЧА РОССИИ

Каждый вздох, каждый миг – всё дороже.

Оглянуться б вокруг, не спеша.

Между правдою жизни и ложью

Утомилась метаться душа.

Пролетела, как облако, мимо

Жизнь – и дня из неё не вернуть.

Лето сгинуло в листвяном дыме,

И дохнула предзимняя студь.

Все забыты личины и роли,

Что носил, притворяясь, играл.

Где-то там далеко в чистом поле,

Что-то я находил и терял.

Я не помню начального мига,

Мне конечная цель не ясна.

Есть ли смысл изначально великий

В том, что жизнь человеку дана?

Иль случайно, как брошенный камень,

Я куда-то, зачем-то лечу?

Или жизнь мне дана, словно пламень,

Чтоб возжечь над Россией свечу?

Я НЕ ВИНОВЕН, ЧТО ИНЫХ ТРЕЗВЕЙ…

Я не виновен, что иных трезвей

Гляжу на мир, где радостей немного.

И провожая навсегда друзей,

Тревожусь о не пройдённых дорогах.

Я не виновен, что правдивый стих

У поколенья не снискает милость.

И подвожу в свой беспощадный миг

Итог всему, что в жизни совершилось.

Я верю в то, что недалёк тот час,

Когда придёт пора самопознанья.

И пред судом потомков без прикрас

Предстанут все презренные деянья.

И станет наша жизнь насквозь видна:

Тоска безвременья и воровские сшибки…

Известной станет точная цена

Самодовольной ельцинской улыбки.

СУДЬБА

Я без тебя до первого столба

Дошёл бы только, иль до первой ямы.

Я был слепым, но ты меня, судьба,

Учила быть и зрячим, и упрямым.

Ты повлекла меня крутым путём

Через луга мальчишества в пустыни

Людского равнодушия. Как в нём

Не заблудился я и жив доныне?

Ты привела в поэзию меня

Из полутьмы землянки, из барака.

И никого в невзгодах не виня,

Я шёл на свет, не покидая мрака.

Жизнь набирала яростный разгон.

Я падал и вставал, горя надеждой,

Что для меня откроется огонь

Прозрения и познанья тьмы кромешной.

Он вспыхнул среди гроз земных и стуж,

Как дар судьбы и Божеская милость.

И миллионы мечущихся душ

В его тревожном свете отразились.

ЛИКУЙ, СОЛДАТ!

Ликуй, Солдат, – закончилась война!

В Берлине с гулом рухнула стена.

И толпы немцев ринулись на Запад,

Учуяв деньги и колбасный запах.

Ликуй, Солдат, – Берлин уже не тот,

Что в сорок пятом, в твой победный год.

Забыли немцы вкус пшеничной каши,

Которой щедро потчевали наши.

Ликуй, Солдат!.. Чего же ты не рад?..

Свобода там, а здесь кромешный ад.

Здесь нищая и грязная Россия.

И зрячие все там, а здесь одни слепые.

Ликуй, Солдат, ведь ты не виноват…

СПРОСИ МЕНЯ, И Я ТЕБЕ СКАЖУ…

Спроси меня, и я тебе скажу,

Как уберечься в жизни от паденья.

Как пролететь стремглав по виражу,

Всех обогнав, хотя бы на мгновенье.

Я знаю всё, что будет, наперёд,

Читаю мысли и предвижу случай.

В игре судьбы мне ведом каждый ход,

Я подскажу, как сделать наилучший.

Я знаю, где вести себя всерьёз,

Где взять нахрапом, где прогнуться с лаской.

Но почему, предвидя всё насквозь,

Я не могу себе помочь подсказкой?

Я весь избит. В душе на шраме шрам,

Но я в своей судьбе не сомневаюсь.

В упряжке жизни, как оглобля, прям,

Тащу свой воз, кряхчу, но не сгибаюсь.

ПОД ОРЛОМ В ВОРОНКЕ

На ощупь по бетонке

Идёт он, слеп и глух.

Под Орлом в воронке

Зарыт его слух.

Под Орлом в воронке

Синие глаза.

– Лучше б похоронка, –

Он жене сказал.

Под Орлом в воронке

Громы с облаков

Ловят перепонки

Пыльных лопухов.

Под Орлом в воронке,

Где горел песок,

Расцветает тонкий

Вася-василёк…

ВАГАНЬКОВСКОЕ

Унылость кладбищ городских.

И тщетность всех людских мечтаний.

Какою мерой мерить их,

Ушедших от земных страданий?..

В могильной тьме сплетенье жил

Столетних и могучих вязов.

О том, как чувствовал и жил,

Уже не крикнет он ни разу.

Исчез похвал притворный шум.

Былая слава миновала.

Но тамадой застольных дум

Он был в стране моей усталой.

Глумливый смысл, натужный стон,

Гитары звон и вопли – строки.

И самый громкий сын эпохи

Толпою был усыновлён.