Елена Леонидовна Омельченко
Справка:
Директор научно-исследовательского центра «Регион». Социолог. Доктор социологических наук. Заведующая кафедрой рекламы УлГУ. 7 лет читает курс «Молодежная культура»: 7 лет в Москве (Институт социологии) и 4 года в Казани (государственный университет). Родилась в Челябинске.
————————————————————————
– Елена Леонидовна, расскажите о своем детстве.
– Моя девичья фамилия – Волчек. Отец был секретарем Ульяновского горкома комсомола, потом 15 лет был директором кожкомбината. Мама – патологоанатом. Заведовала отделением в медсанчасти УАЗ.
Я заканчивала 51-ю школу в Засвияжье. Очень увлекалась драматургией, театром, кино, окончила музыкальную школу. В детстве была мечта – стать министром культуры. В школе хорошо училась – в аттестате за 10 класс всего две «четверки», но по поведению у меня всегда был «неуд». Я всегда была лидером всяческих безобразий. Например, однажды мы устроили забастовку против авторитарного типа руководства одного из учителей. Когда прозвенел звонок, на урок не пошли, а просто выстроились перед классом и так стояли. Или в другой раз, когда отзвенел последний звонок, устроили ритуал – костер из учебников на крыльце школы.
Вручая аттестаты, директор сказал: «Есть у нас выпускники, за которых мы можем поручиться, а есть и такие, которые хотя и хорошо учились, но поручиться за их дальнейшие действия мы не можем». Надо отдать должное моим родителям – они всегда к моим выходкам относились с юмором.
После школы я пыталась поступить в ГИТИС на театроведческий факультет. Но на него набирали всего 15 человек, из которых 7 человек шло по нацнабору – от республик. На оставшиеся 8 мест было около 300 претендентов. Я дошла до третьего тура, не поступила и подала документы в МГУ. Тоже не поступила. Но домой не вернулась – устроилась работать на ЗИЛ, обрубщицей в литейный цех. 11 месяцев обрубала заусенцы с деталей. Жила в общежитии, была самой настоящей лимитчицей.
– Человек, мечтавший стать министром культуры, оказался в грохочущем заводском цехе…
– Я восприняла это как испытание, как то, что я обязана сделать. В некотором роде это было моей «армией», в которой я укрепила волю, получила громадный жизненный опыт. Там же работали «химички», женщины после заключения, всюду нецензурная лексика, «нетрадиционные формы досуга». И я – такая вся интеллигентная… В цехе стоял грохот, чтобы заглушить его хотя бы внутри себя – читала стихи, пела песни.
– Сбежать не хотелось?
– Хотелось. Почти каждую ночную смену. После работы на заводе мое желание учиться выросло наверное раз в двадцать! И через год я относительно легко поступила на философский факультет МГУ. Потом там же закончила аспирантуру, защитилась.
– Почему не остались в Москве?
– По семейным обстоятельствам. Я вышла замуж за Толю Омельченко – выпускника школы-студии МХАТ, затем актера московского «Театра Сатиры» – очень талантливого человека. В театре он играл хорошие роли, снимался в кино (например, в «Подростке» по Достоевскому). Но потом у него начались личные проблемы, он вынужден был покинуть и театр, и столицу. Года два работал в Ульяновском драмтеатре. Сейчас мы в разводе.
Первое время в Ульяновске я руководила кино-клубом «Синема» – была в городе такая общественная организация. На волне перестройки кино-клубное движение очень хорошо развивалось. У нас было помещение, мы привозили посольские и фестивальные фильмы. Например, вчера заканчивался Московский кинофестиваль, а сегодня мы уже показывали его конкурсную программу. К нам приезжали Маргарита Терехова, Борис Галкин, Александр Сокуров, у нас был собственный небольшой театр. По сути, это был клуб для интеллигенции.
Клуб просуществовал более пяти лет. Наши фильмы были элитными, поэтому зрителей ходило не очень много, и когда началась коммерция, нас отовсюду повыгоняли. Сначала из кинотеатра «Художественный», потом из кинотеатра «Пионер». Мы стали показывать фильмы в актовом зале пединститута. Оттуда нас выгнали уже по другим соображениям. Мы же старались показывать все конкурсное кино без купюр – в том числе и «Калигулу» и «Империю страсти». Руководству института такой радикализм в начале 90-х да еще и в собственном актовом зале не понравился.
В 1995-м вместе с двумя единомышленницами мы создали «Регион». Захотелось заняться исследованиями. Началось все с нескольких маленьких заказов. Потом получили первый грант. Сейчас у нас работают 20 человек – культурологи, социологи, психологи. Основная тема наших исследований – молодежь и молодежная культура. В частности сейчас, например, отрабатываем уже четвертый грант по наркотизации молодежи. Еще одна тема – гендерные исследования (гендер – социальный пол). Мы изучаем современных женщин и мужчин, и их взаимоотношения с окружающим миром.
– Вы говорите, что основная тема ваших исследований – молодежь и молодежная культура. Старшее поколение говорит, что «молодежь ныне не та». Вам ли не знать, насколько справедливо это утверждение…
– Высказывание о том, что «молодежь сейчас не та» – это всего лишь обывательское клише. Молодежь разная. Так же как нельзя говорить, что все взрослые либо только хорошие, либо только плохие. Молодежь растет, и как всегда вызывает у взрослого населения самые разнообразные страхи. Так было и во времена Аристотеля.
Наибольшая проблема современной молодежи не в ней, а в том, что взрослым поколением ей сейчас не оставлено никаких образцов для подражания, в том, что от ее воспитания отказались все, начиная с государства.
– Какая она – современная молодежь?
– Это поколение индивидуалистов. Индивидуализм для них – единственная техника выживания. Им не на что и не на кого надеяться и полагаться. Даже на родителей, и уж тем более на государство. Индивидуализм – философия современной молодежи, ее религия.
Обратная сторона этого – молодежь стала более циничной, ей очень не хватает романтики. В этом отношении очень характерно обращение части молодежи к образу Че Гевары, одной из самых ярких личностей последнего 30-летия 20-го века – романтика, бунтаря, авантюриста и человека, абсолютно свободного от материальных привязанностей.
– Помогают ли Вам социологические исследования в воспитании собственного ребенка? Нашли ли вы секрет правильного воспитания?
– Секрет воспитания в том, чтобы не прерывался контакт с ребенком. Многие беды, в частности наркотики, связаны именно с этим – в 12-13 лет у ребенка этот контакт прерывается.
– Почему?
– Согласно нашим исследованиям, дети до 12 лет самым главным авторитетом считают родителей. После 12 лет возрастает авторитет компании. Почему? Ребенок взрослеет, у него появляются «недетские» интересы. Но когда он пытается поделиться ими с родителями, то встречает резкое непонимание: «Этого нельзя!». И в какой-то момент количество назидания перекрывает возможность обратной связи – ребенок просто перестает рассказывать родителям о своем. Родители выпадают из круга тех, с кем он хочет делиться, разговаривая и доверяя, тех, в ком не вызывает отрицательных эмоций, тех, кто его полностью поддерживает, кто «сам такой». И он сближается с ними – с ребятами из компании. И хорошо, если это нормальная компания…
Родители же в этот момент начинают заменять настоящее общение с ребенком какими-то более важными с их точки зрения вещами – записывают в спортивные секции, музыкальные школы, на тренинги…
– Как это было у Вас? Что вы делали, когда Вашему сыну было 12-13 лет?
– Продолжала с ним разговаривать. И ничему не пугалась. У меня был такой случай, когда я открыла какую-то книгу, которую он недавно читал, и обнаружила в ней засушенный лист конопли! И что бы вы сделали на моем месте?
Я с сыном просто поговорила, не делая из этого никакой трагедии, не заостряя на этом особого внимания. Не было ни назиданий, ни криков, ни истерик.
Оказалось, что да – нарвали, засушили, попробовали. Ну и что? Зачем делать из этого трагедию? Сейчас сыну 25 лет, он даже не курит – бросил. И мы с ним очень дружим.
Рецепт правильного воспитания в том, чтобы по-дружески, на равных разговаривать с ребенком на любую тему. И о первом сексуальном опыте, и о первом алкогольном опьянении. Разговаривать о чем угодно, сохраняя существующую доверительную связь любыми способами. Только тогда вы останетесь для него авторитетом.
– Другая тема Вашей работы – гендерные исследования. Есть ли у Вас рецепт выживания женщины в современном мире?
– Рецепт прост: женщине нужно отстаивать себя, нужно любить себя. Главное, чтобы ей нравилось то, на чем она концентрируется. Чтобы это не было для нее насилием по отношению к себе самой. Женщина должна больше думать о себе, о своих личных целях.
Она не должна терять интереса к себе, ощущения собственной ценности. Женщина должна быть самодостаточной. У нее должны быть свои интересы, свой круг общения. Мужчины иногда собираются мужской компанией, к примеру, ходят в баню, на рыбалку. Женщины должны делать то же самое. Сейчас развиваются фитнесс-клубы. Пусть они ходят туда. Нельзя замыкаться на доме, нельзя полностью растворяться ни в детях, ни в муже.
– А что если муж ставит женщину перед выбором: или она бросает свои «девичники», или он бросает ее?
– Ну, во-первых, до такого категоричного условия можно и не доводить. Эта ситуация же не в один день возникла. Здесь нельзя проявлять терпимость, нельзя молчать и надеяться на то, что все само собой срастется. Не срастется! Нужно раньше, когда муж только начинает проявлять неудовольствие, в ответ начать убеждать его в полезности того дела, которым жена занимается, не только для нее, но и для семьи. Муж, наоборот, должен быть заинтересован, чтобы рядом с ним был полноценный человек, а не робот-домохозяйка. Если женщина несчастна, то это сказывается и на детях, и на муже. Из-за этого она становится ворчливой, у нее начинает развиваться полнота, депрессия, она отказывается от близости с мужем, перестает заботиться о своей внешности.
Но если женщина воспитана в восточном духе, если она относится к мужу, как к хозяину, если для нее именно это и есть идеал, то, конечно же, здесь ничего переделывать не нужно. Но если власть мужчины мешает женщине, если она из-за этого несчастна, то она должна бороться.
– И вот она борется, а муж подает на развод…
– Ну, если уж дело доходит до развода, то не следует забывать, что по статистике, в результате развода большинство женщин активизируются и поднимаются по социальной лестнице. Большинство же мужчин наоборот падают. Развод для женщины, у которой есть ребенок, как правило, служит стимулом для совмещения двух, трех работ. Женщина легче приспосабливается к новым условиям, у нее нет чувства собственной важности. Мужчине же приспособиться сложнее. Ему труднее чем-то жертвовать, идти на уступки, преодолевая привитое с детства представление о том, каким должен быть настоящий мужчина.
В результате женщина устраивается на пять работ, на каждой из которых получает, скажем, по 3-5 тысяч рублей, а мужчина не может себе позволить работать за две тысячи и ждет работы на 10 тысяч. И остается безработным! Так что развода должны бояться не женщины, а мужчины!
– Вы – феминистка?
– Нет. Мои взгляды не имеют отношения к феминизму. Феминизм – это политическое течение, пропагандирующее освобождение женщины из-под гнета мужчин, он предполагает политическое участие. Я же никогда не вступлю в партию, основанную по женскому принципу, никогда не буду отстаивать женские права. Я просто занимаюсь исследованиями этого вопроса, и, основываясь на них, говорю о реально существующих вещах.
– Как Вы относитесь к идее, что порядок в России может навести только женщина?
– Вот мы говорим: «Все люди – братья», и эта фраза ни у кого не вызывает вопросов. Но стоит сказать: «Все люди – сестры», моментально все напрягаются. Казалось бы, какая разница между этими двумя фразами? Никакой! Но это наша российская традиция.
Я думаю, что приход женщины к власти в России нереален. В силу существующего в России патриархального уклада – доминирования мужской позиции. Власть у нас по определению мужская. Это – привычный стереотип. Как только женщина заявляет о себе в политике, это вызывает определенные вопросы.
Мужчине никогда не зададут вопрос: «Чего это ты, имея семью и детей, подался во власть?». Женщина этот вопрос зададут в первую очередь. И первым предположением будет: «У нее в семье нелады».
Когда мы проводим исследования и спрашиваем, как население относится к некой абстрактной женщине, которая могла бы прийти к управлению страной, областью, городом, мнения самые позитивные – население «за». Но как только всплывает какое-то конкретное имя, реакция становится отрицательной, может быть потому, что в России сейчас нет сильной женщины, способной организовать дело. По существующей традиции с «обычной» женщины спроса гораздо больше, чем с «обычного» мужчины.
– Ну и последний «гендерный» вопрос: в чем секрет идеального брака?
– В партнерстве. В понимании и уважении друг к другу, в разделении взглядов и ценностей. Супруги должны быть единомышленниками, равнозначными величинами. Если они живут, уважая друг друга, то это распространяется на все – и на то, как они ведут дом, и на характер их культурной программы, и на сексуальные отношения.
– Нашли ли Вы ответ на вопрос: «В чем заключается смысл жизни?»
– В ощущении своей пользы для кого-то.
– Какие три Ваши лучшие качества позволяют Вам добиваться успеха?
– Первое – высокий уровень мотивации в работе. Мне все время хочется что-то делать. У меня просто какой-то моторчик внутри, чему я очень рада, и наверное, именно поэтому уныние меня посещает очень редко. Второе – непосредственность в общении. Третье – высокая трудоспособность.
– Какие Ваши качества больше всего мешают Вам в жизни?
– Обостренное чувство ответственности, низкая самооценка и несдержанность. Иногда скажу что-нибудь резкое, а потом об этом жалею.
– Чего Вы больше всего боитесь?
– Если исключить потерю близких, то – предательства тех людей, которым я доверяю.
– Чего Вам, по большому счету, не хватает?
– Времени.
– Два вечных русских вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?». Есть ли у Вас ответы?
– Кто виноват конкретно – персонифицировать трудно. Виновато отсутствие на государственном уровне продуманной воспитательной политики, которое привело к тому, что большинство нашего населения просто потеряло то, что всегда было свойственно русской интеллигенции – совесть. У людей потеряно ощущение собственной вины за происходящее вокруг, потеряно чувство патриотизма. Сейчас у нас нет абсолютно никаких базовых оснований для воспитания следующего поколения! Страшно, что в России сейчас даже нет фигур, которых можно позиционировать как идеал, к которому нужно стремиться. У нас не хватает личностей, которые «не за деньги». Лично меня это просто угнетает.
Что делать?… Этого я не знаю… От меня и от вас здесь ничего не зависит. Я, конечно же, тешу себя надеждой, что моя преподавательская работа способна изменить одного-двух студентов, но… Это только надежда. Без государственной политики это не принесет результата.