О пользе общественного труда
Общественные работы, то есть которых много и задаром, приветствовались раньше повсеместно. На флоте от них и вовсе не отказывались, а напротив, всецело и повсеместно приветствовались. А мы, тогдашние военные моряки, бескорыстно пользовались исключительно тёплым отношением местных жителей «нашенского города» Владивостока. Жалко, что тепла не всегда на всех хватало, особенно в трамвае, а тем более, у кондукторов. Матросов в городе пруд пруди, да пешком ходить не особо приучены. Мало того: идут себе строем вплоть до трамвайной остановки. Но, если показался попутный трамвай, где публика стоит не очень плотно, то строй матросов, числом эдак десятка в три, в мгновение ока устраняет этот недостаток. С криком «Ура!» военморы делают стоящих в вагоне монолитом.
Гвалт сплющенной публики утихает и прорезается голос кондукторши: «А ну, матросики, кто у вас старший? Пусть берёт билеты!» Старший, возможно, до посадки и был, но ему, скорее всего, недостало места и резвости втиснуться во внутрь. Хозяйка салона так и осталась в беседе с нами на уровне монолога. Она впадала в отчаяние: пропадало не менее рубля выручки! А это тянуло на полкило колбасы! Кондукторша почти взвыла фальцетом: «А ну, голуби мои, давайте сюда, – кто заплатит?!» На что кто-то из служивых нехотя ответил: «Родион Яковлевич вам заплатит!» Все озадаченно молчали, искренне сочувствуя несказанной щедрости названного товарища Родиона. Хотя фактические деньги так никто и не передавал. Доверие к нам грозило лопнуть, и кондукторша твердо заявила: «Родион Яковлевич, или вы платите за матросов, или я их высаживаю! Кто Родион Яковлевич?»
– Тётенька, его вся страна знает, а ты выкобениваешься!
– Ой ли! Я-то не знаю! Как его фамилия?
– Малиновский, тётя, Малиновский!
А тем временем трамвай подходил к нашей остановке. Тётка почувствовала неладное: «Э-э! Хвать баловаться-то! Где ваш Малиновский, а то трамвай остановлю!»
– Эк-ка загнула, тётя, а не много ли чести! Маршал Малиновский ноне в Кремле! – С тем мы и вышли, в душе поблагодарив тётю-кондуктора и её депо за, в общем-то, общественный, то есть БЕСПЛАТНЫЙ труд во благо обороны социалистического государства.
(Для справки: министр обороны маршал Р.Я.Малиновский занимал этот пост с 1957 года до своей кончины в 1967 году).
Кто на «губе» не бывал…
А вообще, трамвай во Владике – своеобразное «политическое убежище» для рядового состава. В нём можно просквозить к знакомой на Шамаре по рабочей форме и не попасть на «губу». Я, хотя и был в парадно-выходной форме номер два (белый верх, чёрный низ и бескозырка с чехлом), но в трамвай не успел. А патруль взял, да успел, но ко мне. Причём красноповязочники из голубопогонников (лётный состав), а это верный признак к препровождению на гауптвахту по «веской» причине: неуставное отдание чести или без отдание таковой, брюки шире 22 см, заглажен воротник (гюйс), скручены шнурки, не выбрит подбородок, клапан топорщится (гульфика на флотских брюках нету), каблуки неуставные… родная тётка гульнула с соседом и уклонение от бракосочетания с матерью-одиночкой – годится всё для определения на десять суток. Такое вот увольнение. Рабочую робу для переодевания приносит потом ротный старшина с кратким словесным пожеланием «не скучать», типа: «Ну, бля… вернёшься в роту!..»
Ясное дело – вернусь, впереди-то ещё три с полтиной года службы. А гальюнов в учебке, нуждающихся в очистке, больше, чем в мифических авгиевых конюшнях загонов! И они, сколько ни чисти аналогично мифологии в подвиг не числятся! Разве что провоняешь насквозь и обедать будешь в углу камбуза при открытой вентиляции.
Но альтернативу конюшням нам не предлагали. Построили всех губарей (осуждённых на отсидку) и повели… садить картошку на огород к самому «Джаге». Так прозывали в те годы начальника гарнизонной гауптвахты упомянутого Владивостока. Его слава «гремела» почти во всех вокзалах и аэропортах, где в нужниках мужской половины было нацарапано неизменное: «Смерть Джаге!»
И именно к нему повели нас вершить ОБЩЕСТВЕННО-полезные (на его взгляд) работы.
Не скрою, что в 60-е годы делёжка военморов по годам службы была и довольно скрупулёзная. Пока не сходил по трапу с отданием чести флагу ПОСЛЕДНИЙ из отслуживших годков-дембелей (жаргон), НИКТО не смел числить себя на последующей ступени службы. А они значились так. Год первый – «без вины виноватый», когда основным оправдательным словом было «виноват», в чём бы ни обвиняли. Год второй – «хождение по мукам»: будут пинать по нарядам очередным и не только, камбузам, но синхронно научат специальности на деле и досконально, пока ты нутром не изучишь ВСЁ и ВСЯ на корабле и не сдашь на классность и самоуправление. Год третий – «весёлые ребята», здесь надобно достичь уважения к себе доскональными знаниями и умением, иначе повторится год второй. И, последний, вожделенный, год четвёртый – «у них есть Родина» или «годок»: эта ступень почётная даже на гауптвахте, присваивается пожизненно! Она не оспоряется ни боцманом, ни старпомом. Но: «годок» знает всё и отвечает за всё. Основными словами в его лексиконе становятся «ясно, есть!», либо «бу-зде» (будет сделано).
Метод посадки – «гидропоника»
Так вот, «на дело» по посадке картофеля нас повели начкар (начальник караула) и двое караульных матросов. Здесь скажу, что практически всем стоящим в базе выпадает «почётная вахта» быть караульными на гауптвахте. А «почёт» состоял в том, что за проступки поднадзорных «губарей» отвечали собственной шкурой караульные. Ко всему охраняемые арестованные, прямо скажем, вели себя очень даже раскованно: больше пятнадцати суток им не давали, а случись выход корабля или лодки в моря, то и так заберут. И зазевайся ненароком «штык» (караульный), как его подопечные успевают «отовариться» винищем к превеликому «удовольствию» начальника «губы». Ибо возвращались арестанты с работ уже с частушками через город с мирными жителями и тонким, ранимым слухом. Прецедент означал арест за здорово живёшь самих караульных, прозевавших пьянку. Назавтра уже работали сообща без упрёков и порицаний.
– Не дрейфь, паря! Кто на губе не сидел – тот службы не видал, а службы не видал – какой ты матрос! – подбодряли новеньких при раздаче «самолётов» (топчанов) ко сну в бетонной камере после отбоя. Ко всему новенькие салаги обязаны были ставить концерт для «подельников» по итогам «годковского суда» с присяжными, прокурором и адвокатом. Присуждали «банки»: ложкой по заду через платочек. За номера концерта «банки» сбрасывали. Номера исполнялись на профессиональном уровне и без цензуры. Я высудил банки «взад» судье с прокурором: номеров было больше, чем банок. Просили на бис. Излишек зачислили в мой авторитет: «Молоток, салага, сколько сидел, а такого не видел. Чисто КВН без цензуры!»
Картофельное поле было непомерным. Семян – великое «не могу». А исполнителей посевной было с дюжину. Годков двое и до десятка «без вины виноватых»: обычный набор всех гауптвахт.
«У нас сидят борзые годки, да безмозглые салаги!» – так подытоживал и наставлял нас сам мичман «Джага», давая для начала возможность «размяться» в пяти-десятикилометровой пробежке вокруг забора.
Дембеля-наставники разослали нас по помойкам собирать любые банки и побольше. Караульных обнадёжили: «Зуб даём, что салаги никуда не денутся. Вон к тем помойкам за банками и обратно. Джага сказал садить картофан по науке. Гидропоникой называется. Картошка растёт чистой и защищённой от червей банкой. В самой Америке наши беглые учёные придумали! А у вас в деревне так не садят? Ну и тёмные. Расскажете потом».
И они рассказывали… потом. В своих политотделах, как на их глазах арестанты по «научному методу» закапывали семена в банках, старых вёдрах, а то и в корытах и цементных мешках – во всё, что отыскивали на помойках. И вся посевная площадь была ДОБРОТНО вскопана и проборонена поверх. Всходы получились не очень дружные, но кучные и запоздалые и чахловатые (наука!!). Центр поля украшала огромная и великорослая картофельная клумба: туда умудрились ссыпать мешка три семян скопом в одну яму. Заборонили так, что глаз радует. А исполнителей давно след простыл: кто в моря, кого распределили. Да и не мог никто точно сказать – кто учинил «гидропонику». А вот кто был на тот момент в карауле, вычислили без труда. Они-то всей командой и пересаживали злополучный «экспериментальный картофель», но уже без науки. Так что выросли клубни годные лишь для стрельбы из рогатки, да хрюшкам на ферму. А вывод был прост: на чужом горбу в картофельный рай не доехать. Да и тогдашняя «губа» не самый остроумный метод воспитывать двадцатилетних мужиков за надуманные по большей части проступки. А то и вовсе издевательства.
От забора и до обеда
И вариант советский, неувядающий. Скорее всего, процветает метод использования халявной рабсилы и по сей день. Очень уж он востребован, и каждый раз вызывает недоумение у оппонентов, коли им грозят пальчиком, говоря: «Низ-зя!».
Есть хлёсткое определение аббревиатурой срока окончания воинской службы: «ДМБ». У ЗК (заключённых) с аналогичным вопросом ясность полная: «От звонка до звонка», «условно-досрочно» и вообще – амнистия. И не надо на меня косо смотреть. Я почти восемь лет недоумевал безответно: почему военнослужащий, именуемый «личный состав срочной службы» имеет «де факто» прав меньше осуждённого? Одно дело, когда война, и надо защищать Родину. А уместны ли в мирное время вопросы: зачем призвали, когда отпустят, не продадут ли в рабство и будут издеваться, а не убьют ненароком, по случаю, и вообще, гражданин ли я. А то ведь не грешно вспомнить крестьянина из фильма «Чапаев».
Там вопрос ставится ещё более конкретно: «Ты, Василь Иванович, за большевиков, аль за коммунистов?
– Я спротив капиталу! – твёрдо заявил комдив.
По нашим временам следует понимать, что ещё тогда армия (!!) боролась с коррупцией и олигархами.
Иное дело – призыв в нынешнюю армию и флот по приказу МО (Министра обороны) «лиц, достгших…»
Убить, может, и не убьют, но покалечат в два счёта. Если не физически, то морально! Чаще – комплексно. И всё это вроде как по уставу: «стойко переносить тяготы и лишения».
Маразм: «Упал, отжался!» Тебе кровянят кулаком нос, ломают армейским сапогом рёбра, но ты «стойко переносишь лишения», а проще – терпишь издевательства. Дашь сдачи, сделаешь попытку сопротивляться – тебе же почти верная дорога в трибунал.
Почему? Неужто эдакое имел в виду Пётр 1 и Суворов, положив начало воинским уставам? И ещё более занимательно бы услышать мнение японца, основателя карате Масутацу Ояма, разработавшего ОДИННАДЦАТЬ девизов «Воинский путь». Да и ныне берёт сомнение, что вряд ли кого станет распирать от мужества, ежели он вычистит нужник без противогаза и вёдрами.
Другое дело, если бывалый замполит закупит мешок боксёрских перчаток и раздаст по кубрикам…Да чтобы судьи, то есть рефери из своих же матросов. Тут вам и сила с мужеством, да и польза немалая. Но ДМБ часто случается «в опасности» даже у отличников БП и ПП (боевой и политической подготовки). И ходят как ягнята за овцой годки-дембеля за командирами: «Та-ащ командир, а та-ащ командир! Ну когда, а? Ведь приказ… а?» Да, был приказ МО о демобилизации. Так какого хр..а, дяденьки военные жилы тянете?! Ведь матрос уже в мыслях давно в родном доме, да и родня изошла на удобрение. А тут…
И организуют бригады: рыть, зарывать, выкатывать, разносить в клочья или вообще «доставать» доски с совхозной лесопилки. Нас за ненадобностью (химслужба) выгнали из части на бугор в посёлке: «Будете ремонтировать электрооборудование. Кто какое попросит!»
И дело пошло. Мы вкручиваем лампочки и ладим бра. Меняем розетки и проводку. Устраняем «жучки» с пробок, ставим автоматы… И нас угощают. Помаленьку, но регулярно и от души. Донесли, конечно, и вольницу поприжали. Мы вернулись на бугор: «Подумаешь, напугали бабу мошёнкой!» И стали сидеть «просто так».
На вопросы скромно отвечали: «Нет на складе. Не той мощности. Частота засорилась. Вот когда муфту поставят. Бригаду из города ждут…»
А хорошо жить хотели все и шли к нам на бугор: «Уж вы, соколики, расстарайтесь! У нас свадьба плясать хочет, и гуляш стынет: нету ведь электричества! Милые, расстарайтесь! А магарыч вон в те кусты заныкаем. Вроде как потерял кто…» И начали «ныкать». А мы улучили момент и заманили под бугор строевого писаря. Поделились магарычём, а он нам выписал бумаги на ДМБ.
И до сих пор не возьму в толк: какой резон был командованию держать нас «на бугре» или заставлять рыть канаву «от забора и до обеда»? Простите великодушно, но иначе, как идиотизмом это не назовёшь. А с уставами надо что-то мыслить. И процесс этот должен идти «ухо в ухо» с возрастанием цивилизации. Не так ли?
Валерий Граждан.