Родители о чем-то бурно спорили. Володя, мальчишка девяти лет от роду, мысленно улыбнулся. Занятые решением своих проблем, они не особо вникнут в суть просьбы и дадут добро.
— Мама, папа, — он зашел на кухню, — Шариповы в горы собираются. Можно я с ними.
— Ладно, — легко согласился отец. — Поезжай.
— Оденься только, — добавила мать, но Володи уже след простыл. Лови удачу, пока она к тебе благосклонна. «А зачем одеваться? — на бегу подумал Володя. — Не в гости же». На нем были лишь майка, шорты, кеды и тюбетейка, из-под которой выбивался вихор светлых волос. Шариповы, их соседи, каждые выходные всей своей большой семьей выезжали в горы, отдохнуть и подышать чистым горным воздухом.
— Ну, что? — к нему навстречу уже бежал Рустам, одноклассник и товарищ.
— Отпустили.
— Пошли быстрее, уже все собрались.
Семья в полном составе загружалась в РАФик. Мальчишки сели на самые последние сиденья. Громко обсуждали только что законченный второй класс и строили планы на предстоящее лето. Дорога меж тем закрутилась серпантином, и в автобусе, по неписаным законам, воцарилась тишина. Слева – горы, которые упирались вершинами в небосвод, справа – бездонная пропасть. Дух захватывало от красоты и страха.
Спустя полчаса они были на месте – на зеленой лужайке, окруженной со всех сторон зарослями тутовника. Взрослые принялись обихаживать место отдыха. Вытаскивали из машины мангал для шашлыка, казан для плова, овощи, фрукты и зелень. Ребятня затеяла игры: кто с клеёнчатым мячом, кто со скакалками. Рустам и Володя отправились к речке. Где-то там, высоко в горах, таял ледник. И вода, пробив в камнях русло, стремительно бежала на равнину. Ледяная, даже сидя на берегу, ее прохлада чувствительно хватала за плечи, она бежала по камушкам. По пути падала с двухметровой высоты. Разбиваясь на миллионы капелек. И каждая из них переливалась в солнечных лучах всеми цветами радуги. Через речку был перекинут мосток, сплетённый из каната. Узкий и легкий, посередине – лежащие цепочкой дощечки. Он низко висит над речкой, и тень от него прыгает на волнах. Любимое занятие мальчишек – раскачиваться на мосту. Ухватятся за веревочные перила и раскачивают мост все сильнее и сильнее. Внизу кипит брызгами река. Когда мост пролетает совсем близко от неё, то капельки воды, сорванные с макушек волн порывистым ветром, заливают смеющихся пацанов. Сердце замирает, подкатывает к горлу. В глазах все кружится, все дрожит. А трехкратное эхо не знает покоя от их заразительного смеха. Пришла старшая сестра Рустама и прогнала их с моста. Мокрые, но счастливые они вернулись на поляну. А тут уже так вкусно пахло и раскаленным в казане бараньим жиром, и шашлыком. Сразу захотелось есть. Им дали по большому куску арбуза и по пол-лепешки. Арбуз, после охлаждения в речке, был очень холодным, аж хрустел на зубах. Тут Володя заметил дедушку друга. Ахмед-ака сидел в стороне в полном одиночестве. Мальчишка очень любил рассказы старика, прожившего долгую и интересную жизнь. Он и направился к нему. Лег на зеленую траву, подперев голову рукой, и выразительно посмотрел на старика. Ахмед-ака вроде и не заметил его. Смотрел куда-то вдаль, монотонно перебирая четки в натруженных руках.
— Ахмед-ака, — осторожно позвал Володя.
Старик очнулся от своих дум и посмотрел на него. Его глаза вмиг потеплели.
— Расскажи мне про басмачей, – попросил мальчик.
И хотя он не один раз слышал рассказы о героическом прошлом старика в лихие годы гражданской войны, ему хотелось вновь мысленно окунуться в далекие времена. И старик каждый раз добавлял что-то новое. То ли вспоминал, то ли сочинял. Говорил он медленно. С трудом и осторожностью подбирая русские слова. А Володя в это время так ярко рисовал в воображении отважных красноармейцев и жестоких басмачей.
— Вот здесь это и было, — Ахмед-ака кивнул на величественные горы. И добавил с грустинкой в голосе, — правда, горы тогда были совсем другими.
— Как это? — Володя сел, по-восточному скрестив ноги.
Ахмед-ака усмехнулся в усы:
— Всё меняется, сынок. И горы тоже.
— Как это? — улыбнулся мальчишка. — Горы, они и есть горы. Камень.
— Камни растут, — сказал старик. Он что-то беззвучно прошептал, провел ладонями по белоснежной бороде и вновь погрузился в раздумья.
— Растут?! — сказал сам себе Володя. — Камни растут?
Он вскочил и вновь спустился по тропинке к речке. Эта новость так сильно захватила его, что ни о чем другом он думать уже не мог. Он вытащил из ледяного потока камешек. Вода потратила огромное количество времени, отшлифовав его в столь идеальную форму. Продолговатый, с округлыми боками камень напоминал виноградину сорта «Дамские пальчики». Черный, с тёмно-синими прожилками. В ладони он постепенно нагревался. Володя окинул взглядом местность и направился к одиноко растущему дереву дикой айвы.
Перед тем как спрятать камешек в изумрудной траве, Володя измерил его. В длину он был точно таким, как его безымянный палец.
— Что ж, Ахмед-ака, посмотрим: правду ли вы мне сказали или обманули.
А ведь сам уже поверил! И его детская фантазия нарисовала картину: камень вырос и стал похож на ствол поваленного дерева. За долгий день он впитывал тепло ласкового солнышка Узбекистана, а потом щедро одаривал им тех путников, которые садились на него передохнуть.
Послышался голос Рустама. Володя очнулся от грёз и поспешил на поляну. Все уже собрались за достарханом, который ломился от всякой вкуснятины.
А потом стали собираться домой. Солнце в горах садилось очень быстро. Вроде вот оно: на небосводе, а через мгновение уже темнота. Возвращались в полной тишине. После сытной и обильной еды многие дремали, а Рустам так вообще уснул. Володя смотрел на медленно удаляющие горы. Солнце совсем близко подобралось к белоснежной вершине и окрасило её в багровый цвет. В то время Володя ещё не был знаком с творчеством Высоцкого, но мыслил с ним одинаково: лучше гор могут быть только горы. И совсем уж не предполагал, что это было его последнее свидание с ними. Через месяц их семья переехала.
Удивительная вещь – память. Владимир вздохнул, тряхнул головой, отгоняя красочные картинки прошлого. Именно эта поездка в горы – самое красочное воспоминание о родине. Наверное, потому, что это приключение так и осталось незаконченным, что позволяет фантазии вволю разгуляться. Так и осталось тайной: вырос ли тот камешек, что спрятан у корней старой айвы. Грусть нахлынула. И не потому, что время изменило политическую карту мира. Не потому, что его родина – теперь совсем другое государство, с языковым и религиозным барьерами. А потому, что в детство не вернешься. Никогда!