Вячеслав Юрьевич Прунов
Справка:
40 лет. Собственный корреспондент НТВ в Поволжье. В середине 90-х создатель и шеф-редактор «Службы новостей» радиостанций «Русское радио» и «Европа Плюс».
Родился в Ульяновске.
————————————————————–
Краткая биография
– В 1985-м я закончил истфил Ульяновского педагогического института. По распределению попал в село. Проработал там неделю и слег с жутким гепатитом (был туристом, и привез его из похода по Дальнему Востоку). Полгода пролежал в больнице. Потом работал в 70-й городской школе, служил в армии. Когда вернулся, стал преподавать в техникуме советской торговли. Моим учеником был известный бизнесмен и депутат Вася Гвоздев. Правда, когда он меня сейчас встречает, то делает вид, что моим учеником совсем и не был.
Когда в 1992-м моя зарплата в техникуме стала меньше, чем пенсия моей тещи, я стал думать, что делать дальше. Жена нашла объявление в газете о том, что на ГТРК «Волга» объявляется конкурс на телеведущего. Сказала: «Попробуй!». Я в ответ: «Да ты что? Как я туда попаду?! Я же совсем другим занимаюсь». Она: «Все равно попробуй»…
И я попробовал. Очень четко подошел к конкурсу. Выяснил, кто входит в конкурсную комиссию, засел в библиотеку, изучил кучу публикаций об этих людях. Выяснил все, вплоть до гороскопов. Легендарная ведущая Люда Ляшенко сказала: « А в нем что то есть». Так я стал журналистом…
На ГТРК тогда был удивительный звездный коллектив: ведущий Тихонов, корреспондент Гриша Тельнов, обозреватель Олег Самарцев. Это было крепкое местное телевидение советской закалки. Но слишком постное, слишком медленное и слишком скучное. Мы с Самарцевым затеяли «бархатную революцию». Нечто вроде альтернативных вечерних новостей. Программа называлась «Студия-М» – до сих пор за нее не стыдно! Но председателю Юрию Гражданцеву она не понравилась. «Плохая передача», – сказал он. И меня перевели на радио. Я обиделся и в 1993-м ушел к Геннадию Демочкину в корпункт РТР. Как «стрингер» делал материалы не только для РТР, но и для ОРТ и НТВ.
А потом наши пути с руководителем корпункта разошлись. Сначала он был категорически против Горячева, вплоть до войны, а потом перешел на его бюджет и стал директором финансируемого Горячевым объединенного корпункта. Мне это было как-то неприятно – когда сначала мы воюем, а потом полностью продаемся. И в 1995-м я и оттуда ушел…
В те годы в Ульяновск валом валили иностранные съемочные группы – англичане, американцы, немцы – кого только не было! Я стал работать у них как бы «переходящим» продюсером. Получал по тем временам очень даже неплохую зарплату. Однажды за фильм на BBC заработал 250 долларов. Тогда для журналиста это было очень много. Интересно, что когда звонил на ГТРК и предлагал для них тоже что-нибудь сделать, мне отказывали, отвечали: «Недостаточный у тебя профессиональный уровень для нашей компании!».
А потом я как-то пришел к Николаю Размолодину, с которым был давно знаком. Предложил идею – создать на его радиостанции часовые (выходящие каждый час) «Новости». Тогда такого вообще нигде в России не было!
– Я помню, как Вас тогда слушали. Когда люди ехали в автобусе, и по «Русскому радио» начинались новости, все смолкали. Прямо-таки шепоток проносился: «Тихо! Новости!»…
– Правильно, потому что это был удивительно удачный проект! Точное попадание! Рейтинг «Службы новостей» «Русского радио» и «Европы Плюс» (так мы тогда назывались) был в три раза выше, чем у музыкальных программ этих радиостанций! Это был феномен!
А в 1999-м мне позвонил редактор НТВ (с этим телеканалом у меня остались дружеские отношения со времен стрингерства) и предложил стать собкором. Сказал: «У нас тут есть старенькая камера. Может быть, тебе ее забросить?».
За три дня, которые дали на раздумье, у меня появилось больше седых волос, чем за всю остальную жизнь! Служба новостей «Русского радио» была моим детищем, там я был начальником, там было все налажено, были перспективы. А тут все нужно было начинать с нуля. Первое время кроме камеры и гонораров вообще ничего не было. Даже помещения…
Принять предложение заставило то, что собкором центрального телеканала я мечтал стать еще с начала 90-х! Интересно, что за первые два года при отсутствии машины и очень скромных гонорарах, на одном только энтузиазме я снял в НТВ самые лучшие свои сюжеты!
НТВ
– В Поволжском федеральном округе два корпункта НТВ: один в Нижнем Новгороде, другой в Ульяновске. В Нижнем – корпункт полноценный: есть продюсер, бухгалтер, корреспондент, оператор, водитель. В Ульяновске – я и продюсер (ищу темы), и бухгалтер (пишу авансовые отчеты), и корреспондент. Мое Поволжье – это Татарстан, Чувашия, часть Мордовии, Ульяновская, Пензенская, Самарская и часть Саратовской области.
– Какова технология появления Вашего материала в эфире НТВ?
– Технология такая: я нахожу тему (вариант – тему находит Москва). Эта тема идет московскому редактору, работающему с регионами, и выносится на планерку. Там решают – нужно работать над темой или нет. Если нужно – мне дается «отмашка», и я начинаю проработку материала. Всем звоню, договариваюсь об интервью. С того момента, как мы выезжаем из города на съемки, счет идет уже не на часы, а на минуты. Потому что каждый материал заказывается к определенному времени, конкретному ведущему.
Иногда, когда приезжаем на место, до выхода в эфир остается всего час. Те, кто знаком с телевизионной технологией, знают, насколько это мало. Потому что за это время нужно выстроить материал в голове, снять, смонтировать и передать его в эфир! Зрители смотрят «Новости», там выходит человек с микрофоном и что-то говорит. Все красиво и благопристойно. И никто не знает, что он делал за секунду до этого! Возможно, была полная запарка и истерика! Цейтнот – это самое сложное в нашей работе. Но за такую работу нам и платят приличные по нашим провинциальным меркам деньги.
– Если не секрет, какие?
– Это такие деньги, за которые работать, по крайней мере, не стыдно.
– Что случается, если Вы где-то напортачили?
– На НТВ существует традиция – удивительно бережное отношение к собственным корреспондентам. Никаких отчитываний и выговоров. Только один раз был случай, когда мне лично позвонила Миткова и очень вежливо высказала претензии к материалу.
Тогда в Нижнем Новгороде корпункта еще не было, ехали мы туда весь день, приехали поздно. Цейтнот был жуткий. Иногда в стрессовой ситуации все идет блестяще, а тогда «не пошло». Кое-как материал скрепили, кое-как передали в эфир… А на следующий день звонит Миткова: «Вячеслав, здравствуйте. Это Татьяна». Я: «Татьяна Ростиславовна?». Она: «Не нужно меня называть Татьяной Ростиславовной»… Тут я сразу вспомнил Тома Сойера, который не любил, когда его называли полным именем, потому что за этим всегда следовала порка…
Исключительно вежливо (наверное, так разговаривает английская королева) Миткова сказала: «Знаете, Вячеслав, я вчера посмотрела ваш материал. Обратила внимание на некоторые предложения. Такие словесные обороты как (последовала цитата) недопустимы». И все! Я говорю: «В свое оправдание могу сказать, что у меня было очень мало времени». Она: «Вы знаете, это не оправдание. Сколько бы времени у вас ни было, вы должны делать свою работу профессионально»…
Это была не ругань, не разнос, но от ее вежливости мне стало плохо. Целый день руки тряслись…
– Какое количество сюжетов Вы должны передать в Москву?
– Двенадцать сюжетов в месяц.
– Но иногда вашей бригады не видно на экране по неделям.
– Сюжеты могут быть совершенно разные. Можно снять три сюжета в Ульяновске за день. А можно один сюжет за три дня, если ты куда-то выезжаешь.
– Несмотря на все пертурбации НТВ остается очень профессиональным телеканалом.
– Для меня работа московских редакторов – пример потрясающего профессионализма. А перед Митковой я вообще снимаю шляпу. Неоднократно были случаи, когда, будучи в Ульяновске, где я прожил всю жизнь, я прогнозировал местную ситуацию хуже, чем она. Вот лишь один пример: летом 2003-го года под Сызранью горел танкер «Виктория». Мы работали там два дня. Делали сюжет за сюжетом для всех выпусков «Новостей». Уехали, когда увидели, что пожар практически потушен, нефтяное пятно локализовано, вода в Волге прозрачная, и никакой опасности нет. Приехали в Ульяновск, а утром мне звонят: «Надо снова ехать». Я говорю: «Ребята! Там все чисто!». Мне в ответ: «Миткова считает, что там скоро проблемы с экологией возникнут».
Я: «Что значит «она считает»? Мы только что оттуда! Мы же видели, как там МЧСники работают! На мой взгляд, никакой опасности нет».
Тогда я московских редакторов убедил, мы никуда не поехали. А на следующее утро снова звонок: «Немедленно в Сызрань! Начались проблемы с экологией!». Приезжаем, а там нефтяное пятно 50 на 30 километров. Все воинские части Самарского гарнизона на берегу соломой собирают нефть.
И вот теперь скажите мне, как Миткова смогла предугадать такое, будучи в Москве?! Это какой же нужен опыт, мозги и интуиция!
– Какой сюжет, снятый Вами для НТВ, был самым веселым или необычным?
– Вся наша нынешняя веселость почему-то все равно получается с привкусом горечи. Например, был сюжет о том, как десантники на птицефабрике считали яйца. Бывшие военные-десантники были поставлены на очень высокий оклад с целью контролировать «выход готовой продукции». Я ничего не имею против птицепрома, но образ десантника в тельняшке, считающего яйца – это абсурд! Один из военных, бывший подполковник, в ответ на вопрос о цели его работы, мне говорит (цитирую дословно): «Мы все знаем, откуда яйцо выходит. Мы все знаем, куда оно потом попадает. И мы даже знаем, куда оно затем пропадает! Но ведь там же его нужно ловить!». Потом добавляет: «Неоднократно Родина доверяла мне самые важные и самые опасные задания. И я считаю, что это задание – самое главное из тех, которые я когда-либо выполнял!»
Другой «веселый» материал – как жильцы пятиэтажек в поселке Новоанненково выживают в условиях топливного кризиса. Тогда я убедился в том, что русский народ победить невозможно!
А дело было так… В 1996-м, когда начался крах колхозов, директор новоанненковским мужикам сказал: «Газа у нас в селе нет, денег на мазут – тоже. Поэтому котельную я закрываю. Делайте, что хотите»…
Народ установил в квартирах… русские печи! Ну и пусть, что при планировке дома не учитывалась тяжесть печей. Ну и пусть, что дымоходы не приспособлены и что пожарные ходят и бурчат. Зато тепло! Последние печи в Новоанненково положили в 2004-м. Но теперь они уже с хлебопеком. Потому что в 1996-м хлеб был, а сейчас с ним проблемы.
– Что за люди работают с Вами в корпункте?
– Мой оператор – Марат Макдиев – абсолютно уникальный человек. Десантник, в 1979-м году входил в Афганистан. До сих пор помнит каждую горную тропку в Газни под Кабулом.
Как известно, десантников бывших не бывает, поэтому он сначала десантник, а потом оператор. Парень абсолютно отчаянной храбрости! Я впервые его увидел, когда году в 1994-м был потоп на очистных сооружениях Заволжья. Вода промыла огромный овраг. Представьте – бесконечной чередой идут машины и забрасывают в промоину бетон. Я нахожусь на краю оврага, а внизу – стоит человек и… снимает, как КамАЗ вываливает на него бетонные надолбы. С абсолютно невозмутимым лицом! Кузов КамАЗа медленно поднимается, надолбы медленно съезжают – человек стоит. Вокруг все кричат ему длинные непечатные фразы, смысл которых в том, чтобы он оттуда уходил. Он не реагирует… В тот момент, когда первый надолб отделился от кузова, человек сделал два шага назад, надолб упал перед ним – он сделал панораму камерой сверху вниз и ушел. Это был Марат. Я тогда был просто потрясен!
С годами его отчаянная храбрость не проходит! Примерно то же самое было на пожаре танкера «Виктория», о котором я уже рассказывал. Днем бы нас туда никто не пустил (стояло тройное кольцо оцепления), поэтому приехали мы ночью. Ночью все спят, никому ни до чего нет дела, охраны никакой. Мы спокойно проезжаем, останавливаемся буквально рядом с горящим кораблем. Горит несколько тысяч тонн нефти, пламя – 15 метров, дым – 100 метров. Стоят двое пожарных и безнадежно поливают все это дело пеной.
У Марата глаза блестят. Как же – боевая обстановка! Есть где развернуться! Ничего никому не говорит, берет камеру и едет по пирсу к горящему танкеру. Снял один кадр, не понравилось. Снял другой, уже ближе – опять не понравилось. Снял третий. Огонь уже рядом, жарко – снова не нравится. Говорит: «Слав, ничего не получается», и… заходит на горящий корабль!… Только сейчас поливающие корабль пожарные просыпаются. У них глаза круглеют, челюсти падают. Когда столбняк проходит, начинается отборный русский мат. Довольный Марат уходит – дело сделано…
– Какие у собкора НТВ есть перспективы дальнейшего служебного роста?
– Перспективы, как у офицера советской армии – куда пошлют, туда и пойду…
Политика
– Без ложной скромности скажу, что я был «крестным отцом» генерала Шаманова на этой земле. Я первым из всех журналистов сделал с ним интервью, когда в августе 2000-го он только приехал в Ульяновск. Был он в военной форме, а вопрос о его выдвижении еще обсуждался. Именно из того моего интервью Горячев и его команда узнали, что у них появился серьезный конкурент. Шаманова мы поймали в десантной бригаде. Командование бригады было в шоке: «А может, не надо?». Но Шаманов сказал: «НТВ? Сюда!». Очень четко все изложил – зачем и почему.
А буквально накануне у меня была короткая командировка в Чечню, и там я много наслышался о нем. Так что образ сложился симпатичный. По-человечески Шаманов мне очень понравился. Но человеческое – это одно, а вот то, что он делает как губернатор – другое. Это меня как избирателя не устраивает. Я искренне голосовал за Шаманова в 2000-м, но в 2004-м так же искренне голосовать за него не буду.
– Что Вас не устраивает в политике властей?
– Мы много ездим по области. Люди и в Ульяновске недовольны. Но то, что творится в деревне – это ужас! Отъедьте километров десять за городскую черту в какое-нибудь село, где люди 10 лет не получали зарплату. Знаете, что там говорят? Говорят с ностальгией: «Вот раньше мы могли купить в день три буханки хлеба». Спрашиваю: «Зачем так много?». Говорят: «Ну, как же! Мы вечером его всей семьей поедим, и еще и на утро останется. А сейчас я утром встаю, а у меня хлеба нету…». Голод! В наших деревнях скрытый голод! Реальный!.. Я видел, как сельчане готовят постные щи, как в блокадном Ленинграде. Я видел, как варят и едят свеклу, просто вареную свеклу! Потому что больше ничего нет…
– Интересно, насколько меняется картина, если выехать за пределы области?
– Кардинально! В Чувашии больше порядка, живут они гораздо лучше. В Татарии больше денег, живут они гораздо лучше. В Мордовии и Пензе немного похуже, чем в Чувашии, но такого ужаса, как у нас, нет нигде!
Едешь по татарской деревне. Один бабай что-то рубанком строгает, другой что-то куда-то несет, третий крышу кроет. Крепкие нормальные села! А пересекаешь границу Ульяновской области и что видишь? Разрушенные коровники, разбитые магазины, поля не распаханы… Как в Чечне… Мало того, народа нет! Надо снимать материал, а поговорить не с кем! Единственный вариант – нужно приезжать в 7 утра. Потому что после того, как покормили скотину, сельчане достают самогон и сидят по домам – пьют…
Вся Россия живет нелегко, но в Ульяновске люди доведены до крайности. Это видно даже по отношению людей к своему краю. Вот вам типичный пример: приезжаешь в Татарстан в любую деревню, собираешься, к примеру, снимать сюжет по холере. Говоришь: «Здравствуйте. Мы – телекомпания НТВ. Снимаем холеру». В ответ: «Холера… У нас… Может быть, не надо снимать. Нам за это так стыдно… Татарстан – и вдруг холера». И то же самое по другим негативным темам. Им стыдно, что в их республике происходят какие-то нехорошие вещи!
Приезжаешь в Саратов, начинаешь говорить о чем-то негативном, а тебе в ответ: «Да зачем вы об этом рассказываете. Вот у нас по вечерам такие гуляния! Вы лучше об этом расскажите». Приезжаешь в Самару, тебе сразу: «У нас такая набережная! У нас такие девушки красивые!». Приезжаешь в Чувашию: «А у нас такой Федоров!»…
А приезжаешь в любую точку Ульяновской области. Только начинаешь говорить, например: «Приехали отключение тепла снимать», как тебе в ответ: «… твою мать! …али этими отключеньями! Пошел этот …ный город к …аной матери! Пошла эта …ая власть к …аной матери! Два раза прокатили, и третий раз прокатим! Пошли все на …! Ничего говорить не буду!»… Есть разница?..
И на фоне всего этого наши руководители рапортуют бодрыми голосами.
Вот отключили газ на Южной котельной, а потом договорились и включили. Сразу же мэр, Шаманов и Шканов наперебой: «Это наша заслуга!». Заслуга в чем?! В том, что вы выполнили свою работу… Но вы же и должны были ее выполнять! Вы на то и посажены в свои кресла! В идеале, просто за то, что температура в квартирах упала на один градус ниже положенного, их уже увольнять надо!
Мне говорят: «Слава, зачем же ты так? Они же так стараются!». Да меня вообще не волнует, кто как старается! Не справились? Честно скажите: «Извините, не смог» и уйдите в отставку. Народ же не обманешь. Почитайте Куприна. Русские офицеры, даже не в подобных случаях, а когда о них просто могли что-то дурное подумать, стрелялись! Вот Шаманов и Романенко – офицеры. Когда они шли на выборы, то клялись своей офицерской честью, что «все у нас будет». И где это «все»?..
– В Ваших материалах звучат критические нотки по отношению к руководству города и области. Как Вам работается с властями? Не строят ли Вам препоны?
– Даже в самых экстренных ситуациях не было такого случая, чтобы губернатор отказал в интервью. Это характеризует его как человека. А вот с мэрией все наоборот. Когда приходишь туда, тебе сообщают, что мэрия… – стратегический объект, снимать в котором ЗАПРЕЩЕНО! Нет, снимать, конечно же, можно, но в сопровождении трех человек, которые буду следить за каждым твоим шагом и не пускать «куда не надо»!.. Если взять по настоящему стратегический объект – НИИАР, то там я могу понять, почему нельзя снимать это и это. Но почему нельзя снимать какой-нибудь рядовой кабинет в мэрии?! Потому что там пыль не успели протереть перед нашим приходом, что ли?! Какие секреты могут быть в мэрии от людей, которые этого же мэра на этот пост выбрали?!. Забавно получается, правда? Народ посчитал, что вот этот человек будет хорошим градоначальником, выбрал его, сказав: «Парень! Набери себе на наши деньги 150 человек, пусть они тебе помогают. И сделай так, чтобы в городе было чисто, чтобы тепло было, светло и спокойно». А потом представители этого народа не могут войти в мэрию и поинтересоваться, как там «нанятый» ими человек работает. Абсурд!
– Кто Вы по политическим убеждениям?
– Помните, как Чапаев отвечал на подобный вопрос? «Я за Интернационал!».
Ну не знаю я, как на него по-другому ответить! Я за то, чтобы у нас все было хорошо. Я за Конституцию. Я за то, чтобы, как ни банально это звучит, закон исполнялся. И исполнялся для всех. Какая разница, кто у нас губернатор – коммунист или ЛДПРовец. Меня абсолютно не волнуют его личные убеждения, как не волнует и то, красивый он или не красивый, есть у него любовница или нет. Пусть он просто делает свою работу. Обещал? Сделай! А не рассказывай мне о том, почему этого сделать не можешь…
Местное телевидение
– Какое у Вас отношение к местному телевидению?
– Мое отношение к местному телевидению складывается из отношения к местным «Новостям». Что такое «Новости»? Во-первых, это информация для размышления, оперативная сводка того, что произошло в регионе. В ней содержится то, что действительно важно и полезно зрителю. Условно говоря, знание того, что завтра ремонтируют мост, позволяет мне спокойно перенести на другой день поездку за Волгу.
Во-вторых, «Новости» – это шоу. То есть оперативная сводка, поданная не сухим, а «красивым» языком с соответствующей картинкой. В-третьих, «Новости» – это общественное зеркало, это то, что позволяет человеку создать для себя адекватное представление об окружающем мире. Человек должен понимать, что делает власть, и что делают трудяги, почему бастуют бюджетники и так далее. И, в-четвертых, «Новости» несут на себе консолидирующую, объединяющую людей функцию. Человек должен посмотреть сюжет и почувствовать свою общность с другими горожанами. Почувствовать, что он живет в этом городе, что он ЧАСТЬ ЕГО.
Так вот… ульяновские «Новости» не несут ни одной из этих составляющих! Они абсолютно неадекватно отражают то, что происходит в Ульяновске.
Как сегодня работают наши телекомпании? Пришел пресс-релиз из областной администрации, пришел пресс-релиз из городской думы, пришел пресс-релиз из мэрии. Журналисты сели и поехали. Отсняли губернатора, отсняли мэра, отсняли другого чиновника, в «Новостях» их показали, и вот они – все новости дня! Приезжая на пресс-конференцию в мэрию или обладминистрацию, наши журналисты сидят там как овечки, вопросов не задают. Как же: задай вопрос, так тебя потом не пригласят! КАК ЖЕ ОНИ РАБОТАТЬ БУДУТ??!
Когда я первый раз попал в московский офис НТВ, то первое, что я там увидел, была бабуля лет шестидесяти, которая неслась на меня с огромной кипой батакамовских кассет. Там все очень быстро говорят и очень быстро бегают. Иначе на телевидении нельзя. А зайдите в любую нашу телекомпанию. Журналисты стоят, курят, неторопливо беседуют о жизни, прогуливаются. Это не работа! Темы искать? Зачем?! Узнавать, что реально в городе происходит? Да зачем это надо?! Есть же пресс-релизы!..
Наши журналисты испорчены тем, что бежать им никуда не надо, «копать» ничего не надо, вытащить что-то такое, о чем никто не знает – не надо, показать что-то так, чтобы от этого стало жить чище и лучше – не надо! Разве это журналистика?
Поступая так, журналисты играют на поле продажных чиновников, недобросовестных чиновников, ленивых чиновников, помогая им ПЛОХО РАБОТАТЬ.
Второе, что показывают наши местные «Новости» – открытие какого-нибудь магазина. Съезжаются все телекомпании! Почему? Этого даже не скрывают – телекомпаниям заплатили. Это называется журналистской продажностью по мелочам. Если говорить специфическим телевизионным языком, это – «джинса». Это самое опасное на телевидении, потому что сегодня ты пустил один такой сюжет, завтра – два, а послезавтра кроме этих сюжетов ничего больше не осталось! В советское время это явление было распространено повсеместно. Но тогда журналисты продавались за две палки колбасы, за два мешка картошки. В начале 90-х явление словно бы ушло, но сейчас снова стало самым страшным бичом. Это как ржавчина, как паразит, который разъедает наши местные электронные средства массовой информации.
В Ульяновске извращен главный принцип «Новостей» – объективность. Журналист говорит не то, что должен, а за что заплатили. Итог – ульяновские «Новости» никто не смотрит. Потому что зрителя обмануть нельзя! Даже самый неграмотный зритель кожей чувствует, когда ему «втирают очки», а когда нет. И что он делает? Переключает каналы. Потому что ТАКОМУ телевидению не верят! Агитация на ТАКОМ телевидении вызывает обратный эффект. Когда приезжаю куда-нибудь, у меня первым делом спрашивают: «Кто вас прислал? На кого работаете?». Когда отвечаю, что меня не присылают, а я сам приезжаю, люди не верят. Они привыкли к «заказному» телевидению! Куда бы мы ни приехали, нам говорят, первое: «Вы врете!», второе: «Вы продажные!». Такое мнение о телевидении сложили именно наши местные «журналисты».
– Представители местных телекомпаний могут возразить Вам, что продаются они, потому что по-другому им не выжить…
– Во-первых, зрителя это не волнует! Не можете выжить – закрывайтесь! Но вы же говорите, что «делаете новости»! А раз так, то ДЕЛАЙТЕ их! Или переименуйте свои «Новости», назовите их тем, чем они действительно являются – рекламой. Так и назовите – «Реклама»! Рекламу кто-нибудь смотрит? Никто! Получается, что телекомпании нас обманывают: под вывеской одного продукта, втюхивают другой. В этом их мерзость!
А во-вторых, само утверждение, что они «по-другому не могут» – полная чушь! «Новости» изначально прибыльны! Просто у наших руководителей компаний не хватает профессионализма, чтобы делать такие великолепные «Новости», чтобы рекламное время до и после «Новостей» было прайм-таймовым, чтобы оно приносило хорошие деньги!
Все же элементарно! Сделайте «Новости», которые будут идти полчаса, в которых будет три сенсационных и один разоблачительный сюжет, и через неделю зрителя от ваших «Новостей» будет не оторвать! Везде это нормальный стандартный вариант существования «Новостей». Везде, но не в Ульяновске!
Самая глобальная проблема местных телеканалов в том, что в Ульяновске не созданы условия для нормальной тележурналистики. С газетной журналистикой у нас все нормально, а вот телевизионная и радиожурналистика – здесь полный финиш. Нет фундамента, нет основания, нет традиций, нет «монстров», на которых можно было бы равняться.
Начинается все сверху. Спонсоры не привыкли вкладывать в телевидение деньги, а директора телекомпаний не умеют организовать труд своих работников так, чтобы телекомпания приносила прибыль. Как следствие – тележурналистам мало платят, и «монстры» туда не идут. А если и приходят, то работают, спустя рукава, с одной только мыслью: «Я целый день на работе, этого нет, этого нет. Жизнь проходит напрасно…»
– Если брать сопредельные области, там такое же положение на местном телевидении?
– Другое! Уровень инвестиций и, соответственно, уровень журналистского профессионализма гораздо выше. Приезжаешь в любую точку Татарстана, первый вопрос к тебе: «Вы из «Эфира»?». «Эфир» – татарский телеканал. Для тамошних жителей не существует ни ОРТ, ни РТР, ни НТВ, главное – «Эфир»! Главное, чтобы их показали в местных новостях. В «Эфире» говорят о людях, которые живут рядом, о том, что произошло на соседней улице, в соседнем подъезде. Это – безумно интересно, это – безумно нужно, это – безумно важно! «Эфир» говорит о СРЕДЕ ОБИТАНИЯ татарстанцев. Зачем им нужны новости о Москве?!
– Наверняка в «Эфире» тоже часто «втирают», какой хороший руководитель – президент Шаймиев?
– Во-первых, там делают это очень профессионально, исподволь, что намного более действенно, чем наш лобовой «официоз». А, во-вторых, этого «втирания»» там очень небольшой процент, а процентов 90 – настоящие реальные новости. Вот простой пример: про похищение Виктора Фабера в Набережных Челнах было проведено очень смелое журналистское расследование. А у нас… Какая из телекомпаний осмелилась обсудить и выдвинуть хоть одну версию после заказного убийства Размолодина? Никакая!
– Есть ли, на Ваш взгляд, хоть один ульяновский телеканал, который соответствует нормальному профессиональному уровню?
– По «картинке» более-менее красиво выглядит «Рен-ТВ», у них хорошие профессиональные ведущие, которые не говорят в эфире очевидные глупости, материалы хорошо «скроены». По содержанию – ни одна ульяновская телекомпания не соответствует современному уровню.
– Если бы Вам предложили возглавить одну из ульяновских телекомпаний, согласились бы?
– Никто таких предложений мне не делал. И я думаю, что не сделает, потому что я знаю себе цену. Ведь что такое руководитель телекомпании? Это рабочий день с 9-и до 21-го, постоянная нервотрепка. Я хочу, чтобы все было классно, а значит, мне придется в телекомпании жить. Значит, в это время я буду вычеркнут из семьи. Никакая зарплата, которую мне могут предложить в Ульяновске, этого не окупит.
– Интересно, какая зарплата должна быть у сотрудников профессиональной ульяновской телекомпании?
– Зарплата у директора компании, а так же у основных телеведущих, редакторов и журналистов должна быть ВЫСОКАЯ. Телезвезда она на то и телезвезда, что бы ездить на работу в хорошем автомобиле, иметь богатый гардероб и дорогую косметику. Зашуганная девочка, которая едет на работу на «маршрутке» и наспех подкрашивается перед эфиром – это не звезда! Потому что у нее в таких условиях нет внутреннего ощущения звезды.
Философия журналиста
– Как часто в своих репортажах Вам приходится идти на компромисс со своей совестью?
– Если говорить о политике, то я не помню, чтобы мне давали какое-то указание по поводу того, чтобы кого-то «замочить» или о ком-то сказать хорошо. Были только предостережения о том, что нужно быть очень осторожным в предвыборной тематике. И все.
Если говорить о профессионализме…Как я уже говорил, главная трудность телерепортера – цейтнот. Поэтому иногда приходится идти на компромисс в плане того, что не успеваешь написать текст КАК ПОЛОЖЕНО. Это – компромисс формы.
Пишешь и понимаешь, что слова недостаточно точно отражают суть происходящего, что они вполне могут иметь двусмысленную трактовку или быть чересчур экспрессивными (когда приезжаешь на место, ты же полностью под впечатлением, тебя перехлестывают эмоции, а это уже – не объективный взгляд на вещи). Но сделать ничего не можешь! Потому что – цейтнот… Главный телевизионный девиз: «Лучше плохо в эфире, чем хорошо в корзине». Если я опоздаю на пять минут, то материал вообще никому не нужен будет!А тут еще и осознаешь, что должен быть лаконичным. У меня же всего полторы минуты в эфире! То, что газетчики описывают на целой полосе, мне нужно вложить в два коротких предложения! А лаконичность – это не всегда адекватность и не всегда точность. Когда говоришь лаконично, многое остается за кадром.
Бывают компромиссы и еще одного рода. Москве же хочется видеть в твоем репортаже шоу. Но это шоу иногда может больно ударить по тем людям, с которыми ты делал интервью. Я это тоже понимаю. Приходится идти на компромисс, чтобы и репортаж снять, и слишком сильно своих героев не подставить.
Вот был сюжет по поводу трудности обмена паспортов в Ульяновске. После него был скандал, кто-то из высоких милицейских кабинетов лично звонил начальнику УВД Лукину и грозил, что тот может расстаться со своей должностью. Готовя сюжет, я пришел к начальнику паспортно-визовой службы и сказал: «Вы знаете, ситуация действительно шваховая. Вы можете со мной не разговаривать, но тогда я скажу, что вы со мной не разговаривали. Вы можете со мной поговорить, вряд ли это изменит ситуацию к лучшему, но, по крайней мере, я дам вам возможность сказать то, что вы думаете». Он открыто со мной поговорил, все честно рассказал. После этого его вызвали в Москву и с грохотом сняли с должности.
Что это – мой грех? Да, грех… У человека сломана судьба, и я в этом виноват…
Нет, конечно же, в той ситуации он реально был «крайним» – паспорта были фронтом его работы. Но ведь я мог приехать не к нему, а к Лукину, мэру или губернатору, которые в не меньшей степени были ответственны за сложившуюся ситуацию.
Есть выражение: «Пуля – суд Божий». Вот Прунов тоже – суд Божий.… Жалко мне было того человека? Да, жалко. Я знал, что у него будут проблемы? Догадывался.
Но все равно сделал этот материал. Вот он – компромисс со своей совестью. Грех мой.
– Чем Вы успокаиваете свою совесть?
– Когда вижу, что кого-то подставляю, потом стараюсь это уравновесить – сделать другой материал, который бы спас кого-то, реально бы помог кому-то. Хотя прекрасно понимаю, что, конечно же, это лукавство. Еще успокаиваю себя надеждой, что, может быть, это и небольшой грех. Потому что я никогда никого не подставлял за деньги. Никогда не было такого, чтобы за репортаж, сделанный на НТВ или «Русском радио», я положил бы в карман «бабки». Всегда жил на одну только зарплату.
Никогда не думали, почему многие журналисты спиваются? Вот как раз от этого – от компромиссов, от того, что тебе жалко человека, ты его по-человечески понимаешь, но репортерский долг перед объективностью заставляет его подставлять, говорить о нем нелицеприятные вещи. Делать карьеру и одновременно быть в ладах с совестью – это очень трудно.
– Много было таких случаев, когда подставляли человека, а он потом страдал из-за этого?
– Много… Я думаю, что у всех журналистов было много подобных случаев.
– Вам мстили за это?
– Нет. Наверное потому, что действую с открытым забралом. Заранее звоню и говорю: «Я такой-то, я приеду к вам для того-то, чтобы сделать то-то». Я никогда не действую исподтишка, и люди это понимают. Я как хороший мент, который поймал жулика. Жулик же прекрасно знает, что тот просто делает свою работу. И никогда не будет мстить, никогда не будет иметь ничего лично против мента, который его поймал. Если, конечно же, тот не занимается беспределом. Я беспределом не занимаюсь.
О личном
– Пришли ли Вы к ответу на вопрос: «В чем заключается смысл жизни?»
– Если оставить за скобками религиозную тематику, смысла жизни нет никакого.
Надо почитать «Исповедь» Льва Толстого, чтобы с этим согласиться. Толстой говорит, что любой даже самый успешный человек похож на путника, который шел, шел, его напугал лев, и он сорвался в пропасть. Внизу его поджидает дракон, вверху – лев, а он зацепился за куст вереска между ними, висит и знает, что скоро сорвется. И вдруг видит, что пчелы нанесли на него немного меда. И вот он в последнюю секунду этот мед слизывает…
Смысла в этой жизни нет никакого, смысл нужно искать в религии. Но я для себя эту тему «закавычил». Может быть, не навсегда, но на какое-то время. Я сказал себе, что пока думать об этом не буду по той же причине, по какой не буду думать и над тем, есть ли жизнь на Марсе. Можно всю жизнь посвятить этому, но так и не получить ответа на вопрос.
Если же говорить о «не закавыченной» жизни, смысла у которой нет, то я думаю, что пока у человека есть силы, он должен максимально раскрыться. Но при этом не нарушать заповеди. Главное – не что мы сделаем, главное – как мы это сделаем.
– То есть существование Бога Вы все-таки допускаете?
– Когда я был в командировке в Чечне, не пыльной, не опасной, и ездил по тамошним дорогам в «Газели», которая в тот момент казалась такой хрупкой и уязвимой, я бесконечно крестил дорогу. Бесконечно сам крестился и говорил: «Помоги мне, Господи»… И слова молитв сами собой возникали и слетали с моих губ…
Мы неверующие, пока у нас все есть. А как что-нибудь не так, сразу же возникает этот вопрос…
– Вечный русский вопрос: «Что сейчас нужно сделать в России, чтобы всем жилось хорошо?»
– Я не знаю, что сейчас нужно в России делать! Я не-зна-ю! А что с миром делать?.. Знаю одно: нужно каждому много работать и стараться поменьше грешить.
Если же говорить об Ульяновске, то самая большая наша беда в том, что мы очень разобщены. В других городах есть что-то такое, что всех сплачивает. У нас ничего подобного нет. Раньше это было осознание того, что мы живем на родине Ленина.
– Расскажите немного о своей семье.
– Жена – домохозяйка. Трое детей: шести, одиннадцати и шестнадцати лет. Я бы хотел, чтобы они пошли по моим стопам, потому что свою работу считаю очень достойной. Тем более что у старшего сына есть все задатки для этого. Но ему пока интереснее английский язык.
– В начале 90-х Вашей мечтой было стать собкором центрального телеканала. Есть ли у Вас мечта сейчас?
– Меня всю жизнь завораживал пример Сенкевича и Дроздова. Когда спокойно раз в неделю, никому ничего плохого не делая, никуда особенно не торопясь, можно говорить с экрана о том, что тебе нравится. Я хочу в подобном ключе сделать свою телевизионную программу про изобретателей. Концепцию я досконально прописал еще на «Русском радио». Даже название придумал « Архимед».
Но, к сожалению, чем больше я работаю корреспондентом, тем меньше шансов, что моя мечта осуществится. Жду, что какая-то «развилка» должна насупить в жизни, а она все не наступает и не наступает…
2004 год