Пронзительной чистотой сияли глаза. Что-то истинно женское, простое и нежное крылось во взгляде, жестах, чертах её. Молодая женщина сидела под огромной старой березой, висячие веточки которой образовывали прохладный тенистый шатер. Медленно просыпался теплый майский день. Ласковый ветер что-то пел женщине, целуя и поглаживая ее русые волосы.
Она улыбалась. Улыбалась этому ветру, зеленым веточкам, синему небу, проглядывавшему сквозь листья, и просто своему такому огромному, но тихому счастью. Сердцу ее было тепло, будто в груди помещалось доброе, трепетное солнышко, стремящееся обогреть любовью своей все вокруг, обнять весь мир.
Из-за ближайших деревьев послышался детский смех, звонкий и беззаботный, словно ручей. Она встала и вышла навстречу этому смеху.
По тропинке через цветущий сад, шлепая по земле босыми ножками, бодро шагал маленький мальчик. Рядом, держа за руку брата и прыгая на ходу, шла девочка постарше. Дети о чем-то весело спорили. Поодаль, чтобы не мешать их увлеченной трескотне, задумчиво шел молодой мужчина. Тихим, настоящим достоинством веяло от него. Серые глаза смотрели прямо, свободно. И не было в них ни тени грусти, сомнений, переживаний, тяжких дум. Только светлое спокойствие и задумчивость.
Когда мужчина и женщина поравнялись, она вдруг смутилась, подойдя, прильнула головой к его плечу. Он улыбнулся, нежно обнял ее, погладил по волосам. Так стояли мужчина и женщина некоторое время, слушая песню весенней листвы, счастливый смех детей и сливающийся стук двоих сердец.
– Мама! – послышался звонкий, живой голос мальчишки, – Пойдем с нами на озеро. Там вода сейчас чистая, прохладная. Плескаться здорово в ней. Вот и папа с нами пошел.
Женщина обернулась и громко ответила сыну:
– Вы втроем идите, веселитесь. Я потом приду, – и тихо обратилась к мужчине:
– Хочу побыть одна, подумать, вспомнить все, что было.
Мужчина посмотрел ей в глаза спокойно и ласково.
– Что ж, вспомни. Забывать прошедшее не стоит, чтоб в будущем не повторять ошибок.
Он ушел, догоняя детей. Уже издали послышался его бархатный смех.
Она проводила взглядом троих любимых и вновь вернулась в свой березовый шатер.
Веточки слегка шевелились. По белому стволу ползали солнечные блики, похожие на светлячков. Перемешиваясь с тенями, они создавали пестрый, движущийся, каждое мгновение меняющий неповторимые очертания рисунок. Причудливая мозаика помогала мыслям течь спокойно, быстро, свободно.
Женщина, наконец, медленно закрыла глаза, с головой погружаясь в реку воспоминаний…
* * *
Начался июль. В небольшом городе на Волге стояла невероятная жара. Неподвижный раскаленный воздух был пропитан пылью и гарью. Видимо, ветру надоело выполнять работу прачки, унося всю эту грязь подальше в небо и там рассеивая. Да и кому понравится убирать за теми, кто все время мусорит?
На городских клумбах и газонах задыхалась трава и цветы, задыхались деревья, молодые, стройные и старинные, с морщинистой корой, с узловатыми, кое-где обрубленными ветвями. В транспорте, в душных бетонных клетках, в суете оживленных улиц тихо задыхались люди, молодые, старые, мужчины, женщины, дети…
В одном из переполненных автобусов, смотря в окно злыми от отчаяния глазами, ехала девушка. Уже не в первый раз добиралась она в богатый книжный магазин, чтобы, стоя у входа, предлагать прохожим сборники своих стихов. Но богатые покупатели бросали презрительные взгляды на скромные тоненькие книжки, уносясь вновь и вновь к пестрым стеллажам с дешевыми детективами, любовными романами, броскими журналами, литературой по бизнесу… И ни один из прохожих не слышал, как тихо, ненавязчиво, спрятавшись в самом дальнем уголке себя, безмолвно рыдала девушка.
Рыдала давно, и даже мама, вроде бы знающая о дочери все, не понимала, что не давало уснуть ее ребенку тихими звездными ночами. Да и сама девушка не ведала, что с ней. Она кричала. Кричала так тихо, что только звезды в ее окне вздрагивали и замирали в оцепенении. И разрывалась высь.
В столь древнем, бесконечном, вечном космосе никто не слышал мелодии печальнее и так отчаянно громче, чем та, что посылало сердце девушки в черноту его. Но что могли звезды? Так легко управляясь с целыми планетами, они не знали, как помочь всего лишь одному человеку.
В жизни у каждого наступает момент, когда он, отрываясь от своего внутреннего мира, оглядывается вокруг. А что рядом, кто? Девушка не была исключением. Она однажды оглянулась также и… Диким северным ветром, пронизывающим до костей, ворвалась боль в тогда еще юное сердце. Пустота – вот все, что увидела девушка. Рядом были лишь какие-то чужие тени, холодные, неясные, молчаливые. Душа ее пыталась открыться им, но ответом было безмолвие. Она все звала, блуждая меж призраков. Иногда, правда, отзывались тени, интересовались ею, а потом опять уходили. Ведь живая, поющая душа была непонятна призракам. Уходили, оставляя двери души настежь. В них входили другие. Кто-то – просто так, ради любопытства, кто-то мимоходом, а кто-то искал наживы. Доверчивое сердце впускало всех. Снова и снова сжимаясь под грязными сапогами, оно все не закрывалось, среди дурно нарисованных призраков отыскивая кого-то живого, настоящего, с горящим огоньком тепла в груди. И пусть он беден, болен, пусть даже смертельно устал.
Девушка знала, что нужна ему. Поэтому и не запирала наглухо сердца, блуждая меж теней. «Эй! Отзовись, прошу, заклинаю! Родной, хороший, я здесь, я живая!» – но ответом было ледяное непонимающее молчание… Лишь вокруг сплошной черной стеной надвигались тени, а с ними мрак и вечный холод. Девушка звала, но никто не отзывался. И когда сил осталось совсем мало, когда холод и мрак дотронулись до сердца, заставив его содрогнуться от жуткой боли, зов ее оборвался. Под торжествующий хрип и подвывание девушка медленно опустилась на колени, поникнув головой. Тени совсем уж собрались раздавить живую, непонятную им душу. Но вдруг она зазвучала, запела, разрывая пространство и время. Запела, устремляясь к далеким звездам. Сквозь пустоту, отчаяние и страх. Больше ничто не могло заставить ее замолчать.
Тихонько, несмело к поющей девушке проник тонкий, прозрачный лучик света. Он скользнул по ее щеке, прикоснулся к хрустальной слезинке. Чистая маленькая капля отразила свет лучика, засияв, как самая яркая звезда, еще ярче, и исчезла, ни следа на щеке и в душе. Лишь глаза теперь стали другими. В них выражение беспомощности, отчаяния, загнанности сменилось силой и надеждой.
Девушка встала с колен. За спиной раскрылись огромные крылья, такие белые, что даже в кромешной тьме был виден их взмах. И рассмеялась девушка прямо в бесстыжие, мертвые лица теней, гордо, свободно и весело. Хохоча, распрямилась она и побежала, ведь для полета нужен разбег. Так нежданно, стремительно было это движение, что на миг призраки дрогнули, а вместе с ними мрак, скрывающий солнце. Всего на миг свет озарил все вокруг, но этого хватило. Стал ясен путь.
Потом какой-то наугад брошенный камень настиг, больно задел девушку, и она не упала, не остановилась, лишь чуть-чуть пошатнулась, всё ускоряя разбег. Вслед уже летели ножи, но ни один не достиг цели.
Девушка бежала быстро, но одной ей было тяжело. Стало казаться, что взлет невозможен, что слишком слабы крылья. И вот тогда, не веря этому и боясь жестоко обмануться, от усталости она зарыдала, но не остановилась, не опустила крылья.
Вот почему глаза ее теперь казались жестокими.
Меж тем, чихая и кряхтя, автобус с задыхающимися людьми начал тормозить. Выходящие на этой остановке быстро похватали сумки и стали протискиваться к дверям.
– Выходим, – мама девушки дернула ее за руку. Дочь резко обернулась, медленно, как потерянная, протерлась сквозь толпу, выбралась из автобуса.
Автоматически отвечая что-то матери, она понуро шла по тротуару, думая о своем. Сегодня в магазине дежурил ее любимый охранник. Иногда он о чем-нибудь заговаривал с мамой девушки. Было до ужаса интересно его слушать. Но девушке этот человек понравился еще и потому, что глаза у него были простые, добрые.
Сегодня, сама не зная, почему, она с особым нетерпением ждала встречи с ним, чувствуя что-то. Вот уже девушка поднялась на высокое крыльцо магазина. Сквозь стеклянную входную дверь она увидела того самого охранника. Рядом с ним стояли две женщины… Девушка, что было сил, рванулась вперед. «Я это видела! – пронеслось в ее голове, – Но где, когда? Во сне… точь-в-точь»… Вихрем ворвалась в холл и подбежала к женщинам, попутно узнавая каждый штрих, каждую мелочь. Остановившись почти вплотную к ним, девушка, забыв поздороваться, беспомощно вглядывалась в эти лица, словно искала там ответ на свои мысли: «Но где я могла это видеть? Я ведь не пророк, чтобы знать будущее. Но почему, почему именно этот эпизод? Чем он так важен для меня? Чем?!»
Женщины уже вовсю разговорились с ее мамой, которая даже спросила охранника, где он нашел столь замечательных знакомых.
– Я не искал. Они сами десять минут назад со мной заговорили, – ответил тот.
– Да, – добавила одна из женщин, почему-то взглянув на девушку сказочно синими глазами, – мы задержались. Я рассказывала о нашем клубе, – снова короткий взгляд, – кстати, у нас собрание скоро. Приходите. Там будут петь барды…
О, как согрелось сердце девушки от этого взгляда… Она, прежде молчаливая, вдруг вздрогнула и отчаянной скороговоркой почти зашептала:
– Спасибо… Большое Вам спасибо… Я приду… Обязательно приду…
Женщина едва заметно улыбнулась.
– Нам пора, – и обе они ушли.
Девушка некоторое время стояла и смотрела им вслед с видом глубокой озадаченности. «Вот и ответ. Этот эпизод важен, действительно важен. Я во что бы то ни стало, попаду на то собрание. Моя жизнь, наконец, изменится!» – думалось ей. Стало сразу так весело и легко, что захотелось поболтать с кем-нибудь просто так, ни о чем.
До собрания оставался месяц.
* * *
Жара. Он ехал к себе домой в старом, гремящем деталями, прокуренном трамвае. Смотрел в окно, не видя домов и людей, деревьев, машин… Смотрел, будто был слеп. Думал. Пожалуй, среди других его лицо не слишком выделялось бы, но глаза… Они выдавали. Яркие, живые. Глаза бездомного пса…
Давно, очень давно он брел по жизни, как придется, не зная, куда и зачем идет. Вроде к чему-то стремился, каким-то целям. Но все было не более чем ложь, самообман. А в сердце огромной черной дырой зияло одиночество. Пустоту не могли заполнить друзья и родные. У них не было того тепла, без которого замерзала его душа. Он умирал, и только один человек на земле мог его спасти. Точнее, одна…
Он мечтал найти ее, но никак не получалось. Звал. Душа исступленно кричала во тьму. Но никто не отзывался. А когда боль подступала к самому горлу, он с неимоверной силой сжимал кулаки, стискивал зубы покрепче, чтобы ни в коем случае не позволить даже слабому стону прорваться наружу. Плакал тихо, когда никто не мог услышать. Плакал как ребенок, и сердце разрывалось… Об этом знала лишь только бесконечная хрустальная высь, куда бросал он угрозы, мольбы, требования.
Иногда она виделась ему во сне. Но лишь на миг. А потом он просыпался и шел в толпу искать до боли родные глаза среди сотен тысяч чужих, смазанных карикатур.
Возвращаясь под вечер, один, запирался в своей комнате и забывался в проблемах повседневности. Материальная эта реальность создавала иллюзию жизни, счастья. Там он мог быть кем угодно, мог получить что угодно, завоевать хоть весь мир. Игра так красиво подло и бессердечно ему врала. Он слушал эту ложь потому, что сам так хотел. В жизни настоящей становилось невыносимо. Он предпочитал вот так скромно потихоньку умирать, чем каждый день, каждый час в лицах окружающих читать безразличие, непонимание, отчуждение. Умирать в своих иллюзиях, никому не мешая, забывая, как плачет навзрыд, рвется в клочья сердце. «Я совсем один, – думал он, – Никто не любит меня, и сам я никого не люблю… Зачем живу? Зачем? Кому нужна моя никчемная жалкая жизнь? Я смогу измениться, смогу стать сильным. Но зачем мне это, если её не будет рядом, если нет тепла в груди? Для чего сажать сад, если он в первые же морозы погибнет? Я умру без нее, и пусть это случится быстро, если она не спасет меня, не изменит».
В его сердце, словно пламя лампадки, назло всем попыткам его уничтожить, горел огонек тепла. Он то угасал, будто засыпая, то вдруг вспыхивал в груди ярким обжигающим солнцем. Оттого так горячо и больно становилось покрытому льдом, замерзающему сердцу. Но огоньку все труднее было выживать. Ведь любое пламя гаснет, если ничто его не поддерживает. А снаружи северной вьюгой выла разъяренная зима, ломилась в дверь со всей силой, грозя разнести в щепки нехитрый, слабенький запор, погубить, до конца заморозить ненавистный пульсирующий огонек. Сдерживать бешеный натиск никто не стал. В последний миг, когда ледяным ветром вышибло дверь, огонек взметнулся ввысь, выбросив навстречу ему сотни искр. И погас в замерзшем, задушенном очаге, спокойно тихо, как засыпают дети после бурного, веселого дня.
Зима торжествовала в новом, завоеванном ею, доме. Только она не знала, что одна из выброшенных огоньком искр, которые сразу поглотила вьюга, лишь одна самая маленькая выжила, устроившись в недоступном сухом уголке. И теперь она потихоньку тлела в самом тылу холода, оставаясь до поры незамеченной, набираясь сил. Лед усыпил сердце в железных объятьях. Оно не сопротивлялось, зная об искорке, надеясь, что когда-нибудь от нее загорится новое пламя, ярче прежнего.
Недолго зиме радоваться. Придет весна, смеясь ручьями, капелями, лучась солнечными бликами омоет сердце теплыми дождиками. Лед вдруг расплачется от тепла, от нежности, и отпустит он сердце. Потом в этот пустой, заброшенный дом легкими, невесомыми шагами войдет, заботливо глядя вокруг, усталая странница. В уголочке, улыбнувшись, отыщет искорку. Очаг воскреснет, станет теплей. Гостья, напевая, закружится по дому. И беспорядок, оставленный зимой, исчезнет под ласковым взором, в ловких женских руках. Когда работа завершится, все найдет свои места, избавившись от пыли и грязи, гостья бросит дорожный плащ в огонь, тихо засмеется, скажет: «Остаюсь!» – и поселится в согревшемся сердце навсегда. А холод не сможет больше заморозить возрожденный, хранимый ею очаг.
Трамвай начал сбавлять ход перед очередной остановкой. Парень вдруг как бы очнулся от своей задумчивости. До его дома оставалось еще две остановки. Но он встал со своего места и вышел, до конца не осознавая, почему. Просто почувствовал, что так надо. Перешел дорогу, в чем, казалось, не было рациональности. Пройдя мимо остановки, несколько шагов, он вернулся и стал внимательно вглядываться в пестроту приклеенных на железную стенку, каждое о своем кричащих объявлений. Что-то из всей этой информации выхватило его зрение, а память сохранила. Что-то необыкновенно важное… он стоял, разыскивая это «что-то». И нашел. Маленький листок бумаги извещал о собрании какого-то клуба. Все бы ничего. Только на этом собрании планировалась встреча с певцами-бардами. Ему нравились их песни, гитарные переливы, словно тихонько в каждую нотку, в каждое слово вплетались звуки души.
Он пошел какими-то дворами, напряженно задумавшись. «Выбирай, – вертелись мысли в его голове. – Если ты пойдешь туда, жизнь твоя изменится. Или не ходи, тогда все останется как было».
Прошло несколько дней. Он все думал и не мог решить. Наконец, устав вести бесконечные споры с самим собой, твердо прервал их. «Пойду!» – и ничто уже не могло ему помешать.
Он уже сильно опаздывал. Но, словно по заказу, подошла нужная маршрутка. Никаких препятствий, задержек на всем пути.
* * *
Стояло яркое утро. Она умывалась и спорила с матерью:
– Ну зачем туда идти? – ворчала та, – Дома куча дел. На носу школа, а ты и не думала готовиться.
– Но мама… Мамочка! Я должна там быть! Вся жизнь моя от этого зависит, мама, – на глаза девушки от волнения набежали слезы.
Мать, удивленная такими словами, замолчала ненадолго. А потом уже без раздражения в голосе, даже чуть извиняясь, ответила:
– Что ж… Если так… Тогда одевайся быстрее, опаздываем.
Они собрались. Девушка шла к автобусной остановке едва не бегом. Мама за ней еле успевала. Подъехал автобус, и они, не сбавляя шаг, запрыгнули в него. Сердце девушки отбивало сумасшедшую чечетку. Мысли были полностью сосредоточены на том, что вот-вот свершится, перевернет ее жизнь с ног на голову. Она не замечала ничего, и только торопила время. Неведомое, неотвратимое надвигалось со страшной, древней силою, стояло уже на пороге реальности. Но страшно не было. В сердце звенели колокола радости, кружилась голова от восторга, от близости волшебства, в которое горячо верила девушка. Всю жизнь, насмешкам и лжи назло.
Минут через пять она выбежала из автобуса и, не чувствуя под ногами земли, помчалась дальше.
– Ты куда так летишь? Успеваем ведь, – откуда-то сзади крикнула мать.
Но девушка шла так быстро, как только позволяли ноги. «Успеть… Увидеть… Не пропустить взгляд…».
«Что увидеть? Куда успеть? Чей взгляд?»…
Мысли с бешеной скоростью проносились в голове. Лишь отдельные их отрывки удавалось поймать.
Так, совершенно не замечая решительно ничего вокруг, она вошла в просторный вестибюль Дворца культуры. До начала собрания оставалось полчаса. Она села напротив главного входа и стала рассматривать прибывающие толпы. Старая привычка. Чего-то все искали ее глаза и не находили никак. Взгляд выхватывал из толпы какое-то лицо, потом другое, но ни на ком надолго не останавливался. Кого-то не было ни в одном сборище.
Ближе к началу в двери повалил сплошной людской поток. Входило много мужчин, женщин, молодых, старых… Просто безликий поток нарисованных, смазанных лиц. Словно в мире не осталось живых. Лишь тени, прикинувшиеся людьми. С минуту она всматривалась в этот поток кого-то не находя в нем.
А в вестибюль все втекала пестрая, гудящая, как пчелиный рой, толпа со своими планами, идеями, высокими целями…
И вдруг… глаза… серые живые глаза. Как яркая вспышка во тьме, свежий порыв ветра в склепе, раскат грома среди безмолвия и зноя, этот взгляд ошеломил девушку, заставив вздрогнуть. Мысли обрушились все сразу. Взгляд бездомного пса…
Она узнала его. Того, кого ждала днем и ночью, всегда-всегда искала. Где-то в уголке в сознании пронеслось: «ОН!.. – она испугалась, сама себя перебила: – С чего бы?». Но сердце ее колотилось отчаянно. А парень все смотрел ей в глаза, пока не споткнулся. Затем он прошел в зрительный зал, поддаваясь напору толпы. Девушка осталась на своем месте. «Так нельзя! – отговаривала она себя, – ведь я его только и буду видеть, пока идет собрание. А потом навсегда потеряю. Он просто уйдет домой… И смотрел-то на меня, наверное, без интереса. Дома его, может, девушка ждет. Я ему не нужна. Но зачем, зачем у него такой взгляд? Всю жизнь именно эти глаза искала я везде, и вот сегодня нашла. Он даже не подойдет, наверно. Так не бывает… Я себе выдумала сказку и поверила в нее. Что ж… Пусть так. Я все равно буду ждать и верить. Реальность жестока, мне будет больно, если сказка разобьется. Но некоторые чудеса встречаются в реальности. Я буду верить… Вдруг получится? А если больно будет, вытерплю. Лишь стану умней. Боль закалит меня».
Все отговорки были бесполезны и бессмысленны. Девушка вновь заглянула в поток входящих людей. Все те же толпы. Только для нее они больше не были интересны. Она отвернулась и пошла занимать места в зрительном зале.
Где-то по дороге встретилась ей мама. Вместе они подсели к одной знакомой – светловолосой, улыбчивой женщине. Заговорили с ней. Рассеянно, мимолетно девушка окинула взглядом занавес сцены, еще не полный зрительный зал слева от себя, справа, впереди…
Там где-то на третьем ряду сидел человек с серым взглядом. Он тихо и грустно смотрел ей в глаза, словно сквозь пространство и время звучала мольба: «Помоги мне! Ты видишь, я замерзаю. Я… умираю… без… тебя…». Звучала тихонько, ненавязчиво. Так журчит ручей, бегущий по камешкам, так ветер шепчет что-то нежное осенним деревьям, баюкая их, так в лесу или в поле шуршат снежинки, ложась на ветки, дороги, тропинки… «Помоги… Только ты… Ты одна это можешь сделать… Помоги!.. Ты одна… Только ты…» – слова слышала девушка, не находя места себе под серым взглядом бездомного, ненужного никому человека. «Кто он? – в отчаянии думала она, пытаясь спрятаться хоть за рядом сидящую знакомую. – Почему вместо сцены он смотрит на меня? Мы во многом похожи… Боже! Ведь я сейчас полюблю его всем сердцем и душой всею! И даже если больше никогда не увижу. Зачем моя любовь такая сумасшедшая? Но, может, как раз такая и нужна. Она спасла бы его, счастье подарила». Девушка в растерянности уставилась не видящими глазами на сцену. «Да что это такое?! – в жуткой панике неслись чувства, переходя в шепот, – что же ты делаешь со мной?! Смотри на сцену… Прошу! Там люди поют, на гитарах играют так хорошо, говорят интересно. Ты ведь любишь песни бардов. Так смотри, слушай, чем я интересней их? Только стихи и есть у меня, и те не слышит никто… Я несчастная очень, а ты достоин счастливой девушки. Она тебя согреет. А я сама замерзаю в этих каменных джунглях. Не хочу… Не хочу делать тебя несчастным! Не хочу любовью своей мешать тебе жить!».
* * *
Он шел по улице к двухэтажному зданию Дворца культуры, шел своей обычной стремительной походкой. Статный, русоволосый, молодой парень, и то ли четкими быстрыми движениями, то ли аккуратными прядями, похожими на оперение птиц, то ли прямым взглядом серых глаз напоминал человек этот ястреба. Но не безжалостного кровожадного хищника, а спокойного, благородного властелина русских степей. Та же бескрайняя ширь отражалась в его глазах.
Парень подошел к каменному парадному крыльцу. По ступеням вбегали, входили, вползали люди. Человек с серыми глазами окинул взглядом лица и подумал: «Может, здесь, средь этих приведений я встречу ее…» Он постоял недолго, вглядываясь в проходящих мимо девушек. Ни на одной не задержался взгляд его. Да и они в какой-то суете проносились, погруженные в заботы. Парень вслед за толпой вошел в здание.
В большом, просторном вестибюле сновании люди, рассредоточиваясь по разным уголкам поодиночке или группами. Многие сразу занимали места в зале, хотя до начала еще оставалось время. Парень взглянул немного в сторону и …
Он увидел тихо сидящую напротив входа девушку. Точнее первым сквозь неразбериху чужих лиц к нему метнулся ее взгляд. Замерзшее, спящее сердце его не стало биться чаще. Лишь в своем укромном, тайном уголке чуть ярче вспыхнула малютка-искорка. И вроде бы стало теплее. Парень этого не заметил. Но он почему-то все смотрел в странно знакомые глаза девушки, сидящей отдельно от туда-сюда снующих, суетящихся людей. Она была окружена толпой, совсем не являясь частью ее. Что-то невидимое ограждало, не позволяя слиться с окружающим, или, быть может, слишком резко выделяло девушку, как белую ворону из черной стаи. Глаза…
Парень не смотрел под ноги и споткнулся о небольшую ступеньку. Оторвав от девушки свой взгляд, он позволил потоку людей втолкнуть себя в зрительный зал. Человек подумал: «Какая странная девушка. И какие хорошие ее глаза. Добрые. Только немного грустные и…» – он недослушал собственной мысли, боясь впустить в себя последнее слово. Но все же прозвучало оно, заставив вздрогнуть далекую маленькую звездочку: «… родные».
Человек с серыми глазами пробирался меж рядами кресел. Он не услышал, не принял последнее слово, но взгляд этой девушки взволновал его. Заняв свое место, парень стал отыскивать ее в зале.
Она вошла и села между двумя женщинами. Они оживленно разговаривали, но девушка в их болтовню не вступала. Что-то она, наверное, знала такое, что отдаляло ее от других, не давая ночами спокойно спать, делало глаза ее грустными, но способными вот так прорываться сквозь толпу. Парень в этом себе не признался, но он узнал в девушке себя.
Они посмотрели друг на друга. Снова метнулись два взгляда, два тихих голоса сквозь кутерьму чужих лиц и звуков, через время и пространство. Может быть, оба не знали, о чем говорили меж собой их сердца. Только неслышный этот диалог все продолжался. Парень смотрел на девушку и не мог понять, что с ним и почему не так интересны стали для него любимые песни бардов. Не мог или не хотел… Он не знал, о чем говорили друг с другом взгляды их. Но знала бездонная высь чистой хрустальной сини. Она слышала, и едва заметно вздрагивали при каждом слове, каждом звуке двух песен, разрывающих пространство и время своей отчаянной красотой:
– Отзовись, отзовись, молю, заклинаю! Родной мой, хороший, я здесь, я живая…
И на мольбу ее молитвенный ответ звучал:
– Помоги! Только ты это сможешь сделать. Лишь ты… Обогрей… Без тепла замерзаю лихо. Лишь ты… Ты одна… Без тебя умираю тихо. Лишь ты… Без тебя, без тепла, так устал я верить… Лишь ты… Помоги!
Не заметила девушка, спрятавшись за плечо знакомой, как прошептало что-то внутри нее, и слова понеслись к человеку со взглядом бездомного пса:
– Моя любовь, моя судьба, совсем один ты в этом мире. Я, как и ты, совсем одна в своей заброшенной квартире. Споткнулся? Вот моя рука. Я помогу тебе подняться. Воскреснем оба на века и над бедой начнем сменяться!
Так и переглядывались они еще некоторое время. Затем вышла на сцену одна из спутниц девушки. Она представилась ее мамой. Высокая, темноволосая женщина читала с выражением стихи дочери. А сама девушка ненавидела выходить перед людьми, очень неуютно ей было стоять под всеми этими пристальными, изучающими ее взглядами. И старалась она смешаться с толпой, раствориться в ней.
Но в этот раз спрятаться не удалось. Пришедшие сюда все более-менее друг друга знали. Девушка же была новичком в их среде. И всех интересовало, кто она.
Человек с серым взглядом тоже не раз задавал себе этот вопрос. И когда вышла мама девушки, когда рассказала немного о своей дочери, прочла ее стихи, он твердо решил подойти к ним, правда еще не знал, как это случится. Но время ему помогло.
* * *
Девушка сидела, съежившись под сотней любопытных взглядов, сверлящих ее со всех сторон. Ох уж ей эти стихи, эти толпы… Мама уже спустилась в зал и направлялась к своему месту. Но девушка смотрела в сторону, туда, где человек с серыми глазами, на минуту задумавшись, отвлекся от нее. Она думала: «Что ж. Теперь ты знаешь, кто я. И если смотрел ради интереса, то отвернешься, перестанешь мучить меня. А я не буду больше придумывать сказок…».
Он взглянул вновь на девушку, резко осадив на полном скаку ее мысли. Она отвернулась так стремительно, что локон хлестнул ей щеку. Этот взгляд напугал и обрадовал ее. В нем девушка не увидела ни тени зависти, любопытства, жалости – всего того, что было на лицах остальных. С какой-то радостной досадой она чуть не проговорила вслух: «Ты… Я думала, ты, как все… Сколько простого, человеческого в глазах твоих. Так хочу, чтобы взгляд этот был счастливым! Но в нем много боли, страданий, слишком много… Мы с тобой, знаешь, похожи очень… Ну вот! Хотела забыть. Да только моя сказка и не думает заканчиваться. Пока что-нибудь не разуверит меня в ней, так и придется помнить тебя. Вот радости-то!».
В этих мыслях не было совершено никакой злобы. Была радость. Ее-то девушка и боялась. Боялась, как забитая псина, от протянутой руки ждущая лишь удара. Слишком много девушку жестоко обманывали ее же сказки. Она привыкла к этому. И, каждый раз, перед кем-то открывая святая святых своего сердца и души, уже смиренно ждала очередного плевка. Не так обидно предательство, если заранее быть к нему готовым. Но зачем раскрывать сердце снова и снова для плевка? Глупо… Может быть. Но если кто-то единственный на всем белом свете, только он один увидит то, что никто другой никогда не заметит? Придет человек этот, в двери постучится, а его посчитают вандалом и не откроют, как сотням до него… Вот почему девушка добровольно терпела непонимающие плевки невежд.
Человек с бездомным взглядом вел себя странно. Его глазам так хотелось поверить… Поверить, что все закончилось, пришел тот, кто понимает и не надо больше готовиться к боли. Но оказаться уязвимой нельзя… Вдруг эта выдумка погубит ее? «Ну и пусть! Я больше так не могу! Поверю, поверю до конца, раскроюсь вся, а дальше будь, что будет… Мне надоело отовсюду ждать обмана. И если в этот раз опять разобьется красивая сказка, пусть окажусь к удару не готова, пусть сердце станет каменным моё, и никому его я больше не открою. Зачем? Зачем мне те, другие? Ведь я нашла его, средь призраков живого отыскала. Ненужно больше по ночам в окно рыдать беззвучно. Ведь вот он, есть он где-то рядом, пусть мы не знакомы. Но, все же двое нас теперь, похожих в мире» – думая об этом, девушка постепенно успокоилась, и теперь смело, чутко ловила серый взгляд. Она не улыбалась парню, не кокетничала, просто смотрела в глаза ему внимательно и по-детски открыто.
– Я здесь…, – шептали тихонько ее губы. – Подойди, если хочешь.
Парень словно что-то понял. Он стал задумчивым и уже не так упорно высматривал в скоплении чужих лиц одно, будто давным-давно ему знакомое. Было видно, его что-то волновало.
Первая часть собрания закончилась, наступил перерыв. И, как обычно в таких случаях бывает, вся публика из зала в едином порыве устремилась к манящим вкусными запахами прилавкам.
Девушка сидела у одного такого, доедая что-то. Мама стояла рядом, перебрасываясь с дочерью ленивыми фразами, но вдруг… Она узнала бы его из миллиона… Сквозь толпу прямо к девушке, смотря на нее в упор, стремительной ястребиной походкой шел человек с серыми глазами.
Вопросы, сотни их и тысячи все разом хлынули в ее голову. Девушка замерла на секунду, даже дышать перестала от изумления. Потом все ж нашла в себе силы и отвернулась, стараясь сделать вид, что ничего не происходит.
Он подошел, и, бросив на девушку странный, короткий взгляд, заговорил с мамой. Обычная, казалось бы картина. Девушка привыкла к тому, что ее жизнью и стихами интересуются. Мама в целях рекламы устраивала некоторым нечто вроде экскурсий. Часто люди знакомились с девушкой, в гости приходили… Но никто не понимал, о чем кричат эти стихи, о чем говорит она сама. Поудивляются, повосхищаются, позавидуют, говоря: «Я бы так не смог», потом они уходили, в лучшем случае оставались хорошими знакомыми или спонсорами. А девушка опять видела вокруг себя лишь пустоту и мрак безмолвия. Уходили, оставляя сердце настежь. Она к этому привыкла…
Но сейчас девушка обо всем, что раньше было, позабыла совсем. Она сидела, словно вдавившись в кресло, уставившись в пол, стараясь из последних сил не поднимать глаз. Иначе даже прохожий заметил бы этот отчаянно кричащий взгляд. Мысли все куда-то провалились. Собственно, они сейчас были бесполезны. Происходящее не поддавалось рациональной оценке. Вообще, все в девушке перепуталось. Или, может, встало по местам своим…
Он стоял совсем рядом, человек с серым взглядом бездомной дворняги. В парне ощущалась большая сила. Не в мускулах виднелась она, а в чем-то таком, что не опишешь. Но эта сила ему мешала. Так огромные крылья, незаменимые в небе, на земле делают альбатроса смешным и неуклюжим. Так в обществе голубей орел нелепым кажется, но голубем ему не стать…
Девушке все это было знакомо до боли, понятно. Ведь она тоже не находила места для себя среди других людей. «Белая ворона» – есть такое выражение… И казалось девушке бессмысленным ее существование. Одиночество предрекала она себе.
Но вот перед ней стоял такой же несчастный. Он прорвался сквозь мрак и холод, он нашел ее, узнал среди толпы, или она – его. Важно другое. Их теперь стало двое в мире. Два одиночества исчезли, сложив счастливую вечность.
Парень говорил с ее мамой недолго. Выслушав монолог о стихах и победах в различных конкурсах, о возможности приобрести сборники стихов, некоторые реплики на отвлеченные темы, он сдержанно рассказал о себе. Было шумно, и девушка не могла расслышать многих слов, фразы долетали обрывками. Но одна пронеслась над толпой, и, хотя человек говорил спокойно и грустно, эти слова сумели перекричать сотни голосов:
– Мое детство прошло на редкость счастливо. Мало у кого такое было. Но юность… Врагу не пожелаешь.
В этих словах звучали боль и отчаяние. Девушка вздрогнула, вскинула голову. Человек замолчал. Он не смотрел ни на кого, рассматривая с минуту пол под ногами. На то, что кто-то поймет, услышит его крик, парень потерял почти надежду. Добавлять к сказанному ничего не хотелось. Да и незачем было это делать.
В одно мгновенье девушка вдруг осознала весь смысл короткой фразы. И всколыхнулось что-то в груди у нее, горячее, яркое. Ей стало понятно: этот человек, как и она, в детстве жил лишь своим внутренним миром, в нем был счастлив. Но потом пришлось ему оглянуться вокруг. И что же рядом, кто? Вокруг была пустота… он заблудился в ней, запутался, как в паутине. Мрак застилал глаза, холод опутал сердце. В промерзшей тьме, один, брел человек наугад, приближаясь к пропасти. Некому было разогнать мглу, разбить стужу ярким лучом рассветным, осветить все вокруг. Некому было подать руку и подхватить его в последний миг на краю бездны, удержать от гибели.
Девушка отошла к прилавку с сувенирами. Они ее интересовали мало. Просто девушка разволновалась. И если б не толпа, суета, о, как много сказала бы она человеку с серыми глазами… Она прошлась немного, потом вернулась обратно с безразличным видом.
Парень взял у мамы девушки их домашний номер телефона и ушел. Перерыв заканчивался.
Девушка не смотрела вслед человеку и вообще никуда не смотрела. Все, что было потом, она видела и слышала, словно во сне иль в бреду.
Барды пели со сцены. А душа ее все рвалась к грустному человеку с серым взглядом… Она очнулась, когда шумная публика, полная впечатлений, уже покидала зал. Среди толпы девушка искала глазами лишь одного. Она хотела поговорить с ним, рассказать все-все. Он вышел в вестибюль. Девушка успела бы догнать этого человека, но мама разговорилась с каким-то мужчиной и задержала ее. Беспомощно тайком оглядываясь на выход в вестибюль, девушка вежливо выслушивала его похвалы и любезности. Мужчина был улыбчивый и добрый. Не хотелось его обижать невниманием. А человека с серыми глазами уже было не догнать…
Наконец выбравшись на улицу, девушка напала на маму с вопросами: «Кто этот парень? Что он хотел?» – и другими подобными. Женщина среди прочего назвала дочери имя человека, подходившего к ним в перерыве.
Девушка шла по оживленной улице и думала: «Как все странно сегодня. И небо, и облака, и чувства мои, и это имя… Простое, хорошее. Странно… ». Она шла и удивлялась с виду обычным облакам.
Дома закрутилась снова круговерть дел. Начались школьные будни. Уроки, подруги, любимые книги по ночам при свете настольной лампы и долгие бессонные беседы с непроглядной высью мерцающих звезд. Из этого состояла вся жизнь девушки, этим не удавалось заполнить пустоту. Чего-то не хватало. Или кого-то…
Прошло дня три, а может, неделя. В один из вечеров девушка с мамой убивала время у экрана телевизора. Она устало смотрела перед собой. Вяло всплывали образы в голове.
Однажды стало слишком одиноко… Иногда не хотелось жить, ногти до боли впивались в ладони, бешеный крик отчаяния метался в бетонных стенах. Она хотела оборвать разбег, подставить грудь ножам, летящим вслед. «Пусть все закончится, неважно, как… я не могу! Не могу так больше!» – рвалась натянутая струна голоса. Она спотыкалась на бегу, и брызги грязи летели ей в лицо.
Ее спас далекий прозрачный силуэт, неясный образ, мелькнувший на пути. Возможно, это был лишь сон, мираж, но девушка уцепилась за него, как за спасательный круг, новым рывком устремляясь вперед. Какое-то чувство, словно любовь неизвестно к кому, не давало покоя. И девушка часто видела в мечтах своих и во сне родного до слез, хорошего, близкого. Видела, хоть и сквозь сонную дымку, живые и такие настоящие его глаза. Чувствовала, смутно ощущала тепло его груди. Слышала спокойное дыхание, стук сердца, словно сквозь завесу вечности и бесконечности времен. Сны всегда таяли, стоило открыть глаза. Только сквозь холод стекла смотрело на девушку безучастное небо, под ухом ее, в венах руки, отсчитывая секунды, словно тысячелетия, билось ее собственное сердце, спокойно дышала рядом спящая кошка…
Сперва девушке не хотелось открывать глаза, потом засыпать, потом жить вообще. Ей необходимо было знать, кого она любит, видеть, ему отдавать тепло своей души. А где он? Кто он? Там в ночной темноте, непроглядной, как стена, полуночной тишине, совсем близко ощущалось его тепло, слышался неясный ласковый шепот. И только стоило сильнее вглядеться во мрак, протянуть руку навстречу чуду, призрак таял. Или его не было вовсе? Но любовь жгла сердце. Любовь была, значит, и человек существовал на земле.
Девушка искала его и не находила. Неясный силуэт заслонился обычным парнем, каких много. Девушка знала, что не он станет ее судьбой, не она его спасет и изменит. Но все же, хоть немного, стало легче от мысли, что знаешь, кого любишь. Это, конечно же, был самообман. Но тогда девушка еще не знала, как лучше поступить.
Обычный парень ее не любил. Даже не воспринимал, как девушку. Он встречался с одной затем с другой. А с ней делился по-дружески разочарованиями и надеждами, спрашивал совета. В последний раз он пришел сказать, что женится.
Ей было очень больно. Не из-за парня и того, что он выбрал другую. Просто сказка очередная оказалась ложью. И больше не было смысла продолжать эту бесполезную игру. Надо было делать что-то. Ведь можно с ума сойти от одиноких пустых мечтаний. Девушка поняла, что должна найти того родного, того хорошего, что приходит к ней во сне из звездной забытой тайны, из вечности. Но как? Как найти того, кого ни разу не видела и все, что помнишь о нем, – стук сердца, услышанный во сне?
И теперь, делая вид, что смотрит телевизор, она задумалась над этим. Надо снова кого-то ждать, что-то делать. Необходимо начать жить по-новому, словно перевернув прочитанную страницу. Девушка устало закрыла глаза и отвернулась от экрана с мелькающими силуэтами. Как много раз все это повторялось, а новая страница не отличалась от предыдущей ни красочностью, ни содержанием. Все было скучно, как в глупой бесконечной книге. Девушка устала от этих похожих друг на друга, словно близнецы, историй. Так хотелось порвать круг несчастий…
Внезапно и резко зазвонил телефон. Девушка вздрогнула, обернувшись на звук. Мысли прервались и остановились. Трубку взяла мама.
– Алло… Да… Можно… Ладно. До свидания – вот все, что сказала она кому-то на другом конце провода.
Девушка смотрела на мать и вдруг… она совсем забыла. Она не вспоминала эту встречу, эти глаза, это имя… Мама повернулась, и девушка остановила на ней взгляд.
– Парень, что к нам на собрании подходил, завтра вечером придет, – ответила мама на немой вопрос в глазах дочери.
– Наверное, стихи твои посмотреть…, – заметив на лице девушки замешательство, добавила она.
И всю ночь, весь следующий день дочь торопила время, чтобы скорее прошли уроки. Они пролетели, как в ускоренном просмотре. Память девушки ничего о них не запомнила, оставляя место для более интересного и, может, самого важного.
Вечером, после заката, зашел знакомый дедушка-художник, он немного успокоил и отвлек девушку своим не по-стариковски бойким видом, беспечными разговорами. Художник остался молод глазами и душой. Поэтому с ним было весело всегда.
Но когда настал заветный час, она оставила дедушку-художника с мамой на кухне, а сама ушла в другую комнату, села в кресло, встала к окну, снова села… «Ну что ты так волнуешься-то? – успокаивала девушка себя, – он на тебя даже внимания не обратит. Так… стихами повосхищается и уйдет». Она так думала от отчаяния. Но сердце ее с этим не соглашалось. «Я буду сама собой, – наконец решила девушка, – надену любимые потертые джинсы, футболку, простую прическу сделаю». Так она и поступила.
Он пришел, когда уже совсем стемнело. Стихи его интересовали мало. Парень ловил взгляд девушки. Она поняла это, понял и художник, вежливо удалившийся.
Перейдя в ее комнату, они разговорились свободно и увлеченно. Среди прочих тем выясняли, например, откуда взялась пустота. Девушка часто смеялась, говорила всякие пустяки. Она рассказала парню даже то, что опасалась доверять другим. Девушка не боялась ничего, он за несколько минут стал ей близок, словно старый друг детства. Но было еще что-то большее: чувство, воспоминание – неясно…
Девушка сидела к нему вполоборота и невзначай взглянула на парня. Он смотрел спокойно в ее глаза… То ли воображение сыграло злую шутку, то ли ввысь взметнулась отчаянная мечта. Но на один короткий миг перед глазами девушки предстало во всей детальности и яркости видение: она обнимает его, слушая стук родного сердца, чувствуя тепло, знакомый до боли запах волос, безграничное, переполнявшее ее счастье…
Видение испарилось. Но в этот раз осталась с девушкой малая его частичка. Парень с серыми глазами молчал. От чего-то девушке сильно захотелось плакать. Она отвернулась, чтобы этого не заметил собеседник, улыбнулась, и что-то весело заговорила. Улыбка была искренней. Грусть ушла из сердца.
Они говорили до позднего вечера. Расстались уже совершенными друзьями. Уходя, он сказал:
– Я еще приду. Можно?
– Можно, – ответила мама девушки.
– Обязательно приходи, – тихо сказала дочь. Впервые кто-то уходил не навсегда…
Потянулись длинные вечера у телефона, встречи. С ним было ей легко даже молчать. Однажды человек с серым взглядом забыл у девушки свой зонт. Вернулся.
В тот вечер странное видение стало реальностью…
* * *
Даже самая теплая, ласковая весна приходит не сразу. В марте еще метут метели, морозы стоят. И в мае нередко на зеленую траву ложится снег. Но знают нахохлившиеся воробьи, что теплым все равно станет пока не разогревшееся солнце, что зацветут проснувшиеся сады, радостно гудя роями пчел-тружениц. И скачут по веткам птицы-болтушки, смеясь над непогодой, говоря, что холод не вечен, что возьмем свое капель, росточек подснежника, спящий в земле, найдет проталину на лесной кочке, выглянет посмотреть на лучи рассвета. Погладит его зорька, приласкает, как добрая мама, улыбкой встретит пробуждение новой жизни. И тогда, словно дитя любящее, потянется к ней росточек маленький своими листочками и раскроет цветок навстречу теплу ее. Даже дерево старое не выдержит, растрогавшись, заулыбается само молодыми новыми веточками.
Двое ждали свою особенную весну. Ту, что теплом своим согреет сердца, растопит седые льды. Тяжело сдавалась зима, бросалась снежными хлопьями, злобным воем ветра напугать хотела, закрыть солнце тяжелыми тучами. Но превращалась в теплый ливень вьюга, и луч сквозь облака смеялся радугой земле.
Двое тихо сбежали в рассвет. Летящие вслед ножи не настигли их, упав на землю, стали травой. Двое дождались своей весны. Он подарил ей мечту, ту, что мог он один осуществить, ту, что не купишь ни за какие деньги. А это был лишь маленький свой домик, ширь полей, лесов краса, тепло теперь неуязвимого очага и стук, единый стук двоих сердец…
Она вспомнила все, что хотела. Встала. Ветер поправил ее русые волосы, окутывая медовым запахом цветущего мира идущую к озеру женщину.
Там, в сияющей чистой воде резвились дети. Молодой мужчина с серыми, счастливыми глазами подошел и взял женщину за руку. С минуту они молча наблюдали за детьми. Потом она ему сказала тихо:
– В твоей руке – моя рука. И дети наши подрастают. Воскресли оба на века. Любимый, разве так бывает?
И тихо он ответил ей:
– Мечтой творятся чудеса, а для нее преград не много. Открыли мы весне сердца. Так пусть другие тоже смогут!
Двое бежали к озеру, смеясь, беззаботные, счастливые. И утреннее солнце грелось в их любви…
P.S. Читающий сейчас эти строки, прощай! Позволь еще немного занять твое внимание. И перед тем, как история эта станет для тебя воспоминанием, я добавляю несколько слов к сказанному.
Теперь ты, может, думаешь: «Выдумка, наивная красивая сказка». Нет. Все немного сложней. История эта реальна. Доказательств приводить не буду. Зачем? Если захочешь, ты сможешь и сам их найти. Как? Подумай.
Мои герои – просто люди. Нет, не в везении дело, не в помощи, пусть даже свыше. Они очень хотели стать счастливыми.
«Все хотят!» – ответишь ты. Да, это так. Но что все делают для счастья своего? И что такого уж немыслимого, невероятного натворили эти двое?