Иван Эдуардович Сивопляс
Справка:
Родился в Москве 9 сентября 1972 года. Историк-архивист, краевед, журналист
—————————————————————-
Фамилия
– Моя фамилия звучит немного весело и странно. И поскольку я довольно много пишу, то многие принимают её за псевдоним. Уверяю, фамилия настоящая!
Она имеет украинское происхождение и обозначает один из сортов самогона. Уж не знаю, в чём упражнялись мои предки, в его производстве или употреблении. Скорее всего, в первом.
Папа мой, Царствие ему небесное, много рассказывал про свою бабушку, варившую самогон после войны не от хорошей жизни: куча внуков, село сожжено. Надо ставить дом, а чем ещё, при нищете и голоде, расплачиваться за материал и со строителями?..
Предки по линии отца происходят из Харьковской губернии, по линии матери – из Саратовской, из села Малый Карай. В Москве, в Музее революции, помню, выставлялся топор, которым в 1905 году крестьяне означенного села рубили господский лес. Бузу тогда приехал подавлять сам Петр Аркадьевич Столыпин, служивший в то время губернатором в Саратове. В общем, есть чем гордиться!..
Мой отец был военным. И дед был военным, участником Польской кампании 1939 года и Великой Отечественной войны. А прадед и вовсе служил в Лейб-гвардии Гусарском полку
Симбирск – Ульяновск
– В Ульяновск отца перевели в 1987-м году. А до этого семья 4 года жила в Ереване. Армения – страна очень древней истории и культуры. Сказать хотя бы, что армяне первыми официально приняли христианство, это было в 301 году. А город Ереван был основан аж в 782 году до нашей эры – на 29 лет раньше «вечного» Рима!
Армения для меня – очень важный жизненный опыт. Опыт уважения чужого: языка, культуры, цвета волос, наконец! И именно в Армении я начал восхищаться красотой и образностью родной русской речи, ценить и любить русскую культуру и историю.
– Ваши первые впечатления от Ульяновска можете вспомнить?
– Что знал я, простой советский школьник, про город Ульяновск? – Безусловно то, что здесь родился Владимир Ильич Ульянов-Ленин! Я, как и положено, много читал беллетристики про детство Вождя, и меня прикалывало поглядеть на места, описанные в книгах, поучиться в школе, в которой он учился.
Но только прикалывало.
Интерес пришёл куда позднее. Надо было поучиться, поработать в архиве. Надо было пожить, побродить по улицам и прочим окрестностям. И тогда начало приходить ощущение, что это своё, что этим стоит заниматься, на это стоит тратить время.
В принципе, так и по жизни – чтобы по-настоящему полюбить человека, надо к нему приглядеться, узнать как следует. Любви без знания, по-моему, не бывает.
– Симбирск, ведь, не очень старый город?
– Всё относительно. Уж наверняка постарше, чем Нью-Йорк и прочая Америка. Наш город был основан в 1648 году, а, допустим, Санкт-Петербург в 1703-м. Место населённого пункта в истории не всегда определяется возрастом и размерами.
Место в истории надо заслужить…
– И чем заслужил его Симбирск-Ульяновск?
– Разгром Стеньки Разина в 1670 году, рождение Ленина в 1870 году, эвакуация Святейшего Синода Русской Православной Церкви в 1941 – 1943 годах. Это если в нескольких словах. У нас на самом деле очень достойный край и город.
Историк-архивист
– А как Вы пришли в историю?
– Окончив школу в 1989 году, я поехал на свою «малую родину» поступать в МГУ на исторический факультет. Но не добрал баллов на экзамене. Поступил в Московский государственный историко-архивный институт. И нисколько не жалею о таком раскладе судьбы. Жизнь свела меня с замечательными людьми – однокашниками, преподавателями.
С 1992 по 2004 год я работал в Государственном архиве Ульяновской области, с 2004 года тружусь в Заповеднике «Родина В.И. Ленина», создаю музей «Симбирская типография».
– Зарплаты в культуре невысокие. Что Вас здесь держит?
– Зарплатой точно не похвастаешься. Но мне кажется, что в данный момент я нахожусь на своём месте и занимаюсь своим делом.
Я доволен жизнью. И вот это ощущение, кажется, очень многого стоит. Мне нравится заниматься прошлым, проглядывать архивные дела, документы, прослеживать человеческие судьбы и исторические события.
– Часто архивы воспринимаются как знак чего-то отжившего, скучного?
– Отжившего? Ну, как сказать!… Человечество склонно наступать на те же самые грабли по много раз. Я много сотрудничаю со средствами массовой информации. Готовлю статьи по архивным материалам. Как правило, меня просят написать, рассказать: как то-то и то-то было в старину. Прошлое востребуется, оно актуализировано. И веселья в делах хватает, и драм, и занимательности, хоть сериалы делай. В исторических материалах больше всего меня интересуют люди, именно их изучением я и занимаюсь…
Губерния и губернаторы
– Самостоятельный административный субъект Симбирское наместничество было образовано в 1780 году. В 1796 году наместничество переименовали в губернию.
В лучшие свои годы Симбирская губерния территориально в несколько раз превосходила нынешнюю Ульяновскую область. До 1851 года в неё входили левобережные Самарский и Ставропольский уезды; Самара была у нас уездным городом. Саранску на излёте XVIII столетия тоже довелось «походить» под Симбирском.
Самыми развитыми отраслями местной промышленности всегда были суконное производство (каждый третий солдат русской армии щеголял в шинели из симбирского сукна) и винокурение – производство водки. Тоже, между прочим, стратегическое сырьё – из спирта, оказывается, порох делали, а не только вовнутрь употребляли.
За дореволюционную историю Симбирской землей руководили 34 губернатора…
– А как быть с нынешней практикой? С назначением губернаторов Президентом?
– В общем, оказался востребованным опыт прошлого. До революции губернаторы назначались на должность указом императора и подчинялись (наряду с полицией, медициной, почтой, ветеринарией и т. д.) министру внутренних дел.
Будучи чиновником МВД, губернатор имел перед собой четкую перспективу служебного роста: директор департамента, потом товарищ, сиречь, заместитель министра, потом, глядишь, и сам министр. Карьерные перспективы заставляли чиновников шевелиться, мобилизовать силы, раскрывать таланты.
– Кто из дореволюционных губернаторов, на Ваш взгляд, был самым ярким явлением в истории Симбирской губернии?
– Были очень яркие фигуры, оказавшие значительное влияние на развитие губернии. Мне лично очень импонирует Владимир Николаевич Акинфов, который занимал пост с 1893-го по 1902-й год. На стезю государственной службы он заступил только на седьмом десятке, катастрофически поздно, чтобы достигнуть министерских высот.
Но как оказалось, вполне достаточно, чтобы вписать свое имя в историю, оставить по себе добрую память.
Усилиями Владимира Николаевича после двух десятилетий бесплодных ходатайств на Симбирск была проложена железная дорога, и в 1898 году по ней открылось пассажирское и товарное сообщение. Событие это внесло исключительно важный, неоценимый вклад в экономическое и социально-культурное развитие края.
Исключительный случай в губернской истории. Прознав о том, что губернатор засобирался на покой, гласные Симбирской городской Думы письменно обратились к губернатору с просьбой остаться. Растроганный Владимир Николаевич внял «народному гласу».
Или Александр Степанович Ключарев, руководивший краем в 1911 – 1916 годах, замечательно образованный, настойчивый – талантливый администратор!
Он «пробил» строительство в Симбирске моста через Волгу, который был открыт в октябре 1916 года, в самый канун революции. И именно по идее губернатора в Симбирске был сооружен Дом-памятник И.А. Гончарову, один из самых ярких архитектурных символов нашего города.
– Ныне очень часто обсуждается вопрос о том, что губернатор должен быть выходцем из того региона, который возглавляет…
– Из 34 симбирских губернаторов только два родились на нашей земле. В дореволюционной России назначение губернатором выходца из другого региона было обычной практикой.
Симбирская специфика
– Неоднократно говорилось о «захолустности и провинциальности» Симбирска-Ульяновска. Так ли это, и если так, что послужило причиной?
– Вся Россия, кроме Москвы и Петербурга, была (да и остаётся, в общем) провинцией. И вся Россия, в общем, плачется и куда-то рвётся. Ну, это так, к слову.
Симбирск строили в 1648 году как крепость – высоко над Волгой, на горе. А река, главная транспортная артерия страны, протекала далеко внизу – и получалось, что торговля и жизнь проплывали мимо волжской твердыни. Уникальная штука: близок локоть, да не укусишь. Эту оторванность от сети основных транспортных путей России хорошо уловил в 1836 году посетивший Симбирск Император Николай Первый. Он даже предложил рассмотреть вопрос о переносе столицы губернии из Симбирска в Самару…
Когда жизнь приближалась, предлагала жить и действовать, от неё отпихивались всеми возможными локтями. Например, взять начало XIX века, когда после наполеоновских войн в стране начала реализовываться, говоря по-современному, широкая программа дорожного строительства, чтобы в случае новых войн иметь возможность оперативно перебрасывать войска и грузы. Дороги нужно было благоустраивать, обсаживать березками, и все это вменялось в обязанность помещикам, через угодья которых эти дороги проходили. Называлось это «дорожной повинностью»… То есть вместо того чтобы крестьяне горбатились на барских полях, помещики были обязаны перебрасывать их на казенные дороги! А в то время в Сенате «сидел» бывший симбирский губернатор и очень крупный симбирский землевладелец князь Алексей Алексеевич Долгоруков, человек пробивной и влиятельный, впоследствии министр юстиции. И через добряка-князя симбирские помещики добились исключительной привилегии, чтобы на территории губернии вместо берез втыкать в землю сосновые столбики. Победу отпраздновали особым, «столбовым» балом. А в результате, купцы стали возить товары по более благоустроенным магистралям, через иные регионы, которые прирастали и богатели, а «пробивные» помещики давились от зависти.
Другой широко прогремевший исторический анекдот: когда к Симбирску вздумали тянуть железную дорогу, то вести ее предполагали через уездный город Карсун, который мыслился крупной узловой станцией. Но карсунские купцы сочли, что им и без «железки» хорошо, а на паровозах наедут им на головы конкуренты, навезут дешевых товаров и подорвут им торговлю! Скинулись купцы и дали инженерам-проектировщикам взятку! Те и доложили, что, мол, грунт здесь не тот, и тянуть дорогу нет никакой возможности. В результате в 1897 году возникла «узловая» Инза – очень динамично развивающийся населенный пункт, третий по численности в Ульяновской области и даже по нынешним временам очень неплохо смотрящийся на фоне других районных центров. А где сейчас Карсун?..
Да, симбирское общество всегда отличалось своим «особым путем», консервативным взглядом на вопросы, требовавшие четкого и стремительного решения. Оно опасалось новизны – равно как больной с флюсом, что боится идти к дантисту.
В период подготовки отмены крепостного права вся страна носилась с проектами – на каких условиях его отменять. По губерниям создавались комитеты, которые выдвигали свои проекты. Проект, предложенный Симбирском, был самым ретроградным! Увидев его, Александр Второй воскликнул: «Эти симбирские прапорщики сами не знают, что делают!». Действительно, если бы в тот момент крепостное право не было бы отменено императором «сверху», его отменили бы мужики с топорами «снизу». А помещикам и дворянам – трын-трава! Не потерять бы того, что есть сейчас, пусть даже завтра и потеряешь голову…
– А еще примеры?
В городе Симбирске, сороковом по численности населения в России, существовал так называемый Городской общественный банк, который по размеру своих активов долгое время держал третье место в России! То есть, у симбирян имелись деньги, но они не стремились их вкладывать в дело! Они клали их в банк, чтобы жить на мелкую ренту! Люди не хотели рисковать, удовлетворяясь малым.
Губернатор Егор Николаевич Извеков (1856-1861 годы) писал про здешнее торговое сословие в своем отчете императору: «Ограниченное развитие торговой деятельности местных купцов происходит от недостатка предприимчивости». Говорил он это, описывая ситуацию, когда симбирские купцы вместо того, чтобы самостоятельно торговать по России собранным в губернии хлебом, предпочитали за гораздо меньшую цену сдавать его здесь же, на месте, купцам иногородним. Минимум прибыли, но и минимум затрат! Это явление носило повсеместный характер…
– Наверное, у консервативности были и свои положительные стороны?
– Безусловно. Захолустную тишь особенно ценишь в пору общественных потрясений. Что во время Первой русской революции, что во время Октябрьской революции, здесь лилось гораздо меньше крови, чем у продвинутых соседей. Занимательный случай: в 1918 году, в разгар гражданской войны, после взятия Симбирска «белыми», симбирские «красные» поймали Федора Головинского, губернского комиссара Временного правительства, который вез десять миллионов рублей – деньги для цементного и патронного завода.
– По логике гражданской войны его должны были расстрелять…
– А вот по симбирской логике, его вместе со всеми деньгами отпустили в занятый «белыми» город! И логика правильная: совершись единичный акт классовой мести, и товарищи рабочие, целыми семьями, без денег протянули бы ноги. Читая документы, ощущаешь, что в том тяжком 1918 году «красные» власти больше чем о расстрелах и обысках заботились о пуске первого советского трамвая и создании первого пролетарского университета. Пусть не удалось, зато хотелось!..
– Дореволюционные симбирские крестьяне были такими же консервативными, как и их хозяева?
– Крестьяне везде и всюду самое консервативное сословие. И, слава Богу, когда бывало именно так. За размышлениями и идейками легко забыть о необходимости сеять, боронить, поливать, а потом – помирать с голодухи.
Здесь было другое. Симбирская губерния в Российской Империи лидировала по количеству удельных крестьян – крестьян, принадлежавших лично батюшке-царю и прочим членам императорской фамилии. В отличие от помещичьих крестьян, которых в крепостное время по закону не пускали в кабаки, и которые «отрывались» всего лишь раз в году на престольный праздник своей сельской церкви, удельные крестьяне пользовались огромной привилегией: имели право кушать водку когда угодно и сколько угодно! Ну и всячески реализовывали свое право. Наша губерния всегда была одной из самых «пьяных» в России! В Симбирске существовало огромное количество питейных заведений. А где пьянство, там и его последствия…
Когда крепостное право отменили, пить крестьяне стали уже всем миром.
На поминках, на проводах в армию за раз пропивали до 50 рублей. Притом что 12-литровое ведро водки стоило 40 копеек. Около умершего ставили несколько ведер водки, и каждый заходивший проститься пропускал стакан, а то и не один.
Пьянство стало настолько повальным, что в начале XX века, еще до Советов, на селе по инициативе снизу начали создаваться добровольные общества трезвенников. Люди давали клятвы – не пить кто месяц, кто неделю. А когда в 1914-м году вышел сухой закон, первое время недовольных не было! Общество вздохнуло
с облегчением…
Тогда и сейчас
– Ныне очень часто обсуждается тема коррупции. Как с ней обстояло дело в дореволюционном Симбирске?
– Очень по-русски… Сам граф Александр Христофорович Бенкендорф, глава III отделения всемогущей тайной полиции, признавался: «В Симбирской губернии столь искусно и систематически берут взятки стряпчие (следователи), исправники и прочие, что нет никакого средства в том их уличить».
Сохранились записи в приходно-расходных книгах тереньгульского помещика Константина Скребицкого о «дачах» и «подарках» должностным лицам. За один только 1858 год: управляющему Комиссариатской комиссией барону Корфу 1050 рублей, губернскому землемеру 175 и еще 200 рублей, Сызранскому уездному исправнику отмотано 40 аршин сукна на 112 целковых – и так далее.
Или еще пример эпохи Отечественной войны 1812 года.
Что мы знаем про эту войну? – Общественный подъем, патриотизм, народное ополчение!..
Что мы можем прочитать в архивных документах, например, в «Выписке о издержке денег при отдаче воинов в ополчение», составленной управляющим Симбирской вотчиной графом Орловым: «Офицеру, за прием бракованных 536 пар сапог – 286 руб.; по сему же делу протоколисту Самарского уезда – 100 руб.; при отдаче воинов приемщику за необраковку людей – 283 руб.; при нем помощнику – 50 руб.; коновалу – 10 руб.; на угощение – 60 руб.».
Что такое «необраковка»? – Каждый барин был обязан сдать в рекруты определенное количество физически крепких крестьян и вдобавок полностью экипировать их за собственный счет. Приезжал к помещику за ополченцами офицер и видел вместо молодцев в новых шинелях доходяг и пьяниц в домотканом дранье. Но деньги уплачены, и негодные к строю без всякой волшебной палочки превращались в чудо-богатырей!..
Взятки, как и ныне, проистекали из недостаточной (низкой ее в полунищей стране не назовешь) оплаты труда чиновников. Годовое жалованье губернатора накануне революции составляло 10 тысяч рублей – а, например, директор Симбирского цементного завода получал в год 22 тысячи. Симбирский полицмейстер Василий Асафович Пифиев, «Дедушка», как уважительно называли его симбиряне, 25-летними трудами заслужил всего-то 1400 целковых в год. В общем, вечная дилемма: можно ли жить честно, а если честно, то как жить на такие деньги?..
– Как в дореволюционном Симбирске обстояло дело с преступностью?
– За год в Симбирской губернии фиксировалось, примерно, столько же убийств, сколько в Ульяновской области совершается за неделю. Это при том, что тогда в губернии проживало такое же количество людей, что и сейчас – около полутора миллионов…
– Что этому виной? Падение нравов?
– Мне кажется, все не так просто. Жизнь не была приятнее и проще. Наоборот, причин и поводов для неестественной смерти было никак не меньше нынешнего: эпидемии, заболевания, про которые мы, слава Богу, смогли забыть. Мне попадался занимательный документ: лето 1871 года, в губернии ожидают холерную эпидемию.
В села Тереньга в течение двух недель заболело холерой 36 человек, из которых ровно половина умерли. В наше время переполошилась бы вся страна, собрали бы медиков и прочая, и прочая!.. А в Тереньгу, не спеша, приехал уездный врач из Сенгилея и с удовлетворением написал в отчете: «Признаков эпидемии не обнаружено»!.. Для той поры два десятка умерших от холеры не свидетельствовали об эпидемии!..
Кажется, что растущий уровень преступности – это своеобразная плата за прогресс. Мы научились вылечивать ранее неизлечимые болезни, уменьшили детскую смертность, но большее количество людей стало погибать от рук преступников, под колесами автомобилей, совершать самоубийства. Земля поддерживает баланс…
– Еще одна часто обсуждаемая ныне тема – взаимоотношения в семье. В качестве идеала многие называют русскую патриархальную семью дореволюционного периода…
– Мы склонны идеализировать определенные моменты прошлого нашей страны. Это была жизнь, и как любая жизнь, она далеко отстояла от идеалов.
Патриархальная семья – это жесткая иерархия. Глава семьи – третий (а то и выше после Бога и царя) для чад и домочадцев. Повсеместное распространение, например, имело такое явление как «снохачество». Это когда отец, глава семьи, сожительствовал со снохами, женами своих взрослых сыновей, самих сыновей к их собственным женам не подпуская!.. Обратная сторона патриархальной семьи в том, что дети не имели никаких прав! Фраза: «Я тебя породил, я тебя и убью» имела вполне реальный смысл, она проистекала из всей логики патриархальных взаимоотношений.
Патриархальность негативно воздействовала и на бизнес. Детям не выделялись деньги на создание своего дела, и они до седин были вынуждены горбатиться на своего прародителя, с нетерпением ожидая его смерти и получения наследства. Сплошь и рядом папаши-купцы записывали своих детей не в купеческое звание, а в мещане – сословие, не имеющее права торговать. Чтобы стать купцом, мещанин должен был заплатить большой налог, который бедному родственнику взять было негде…
Еще одно повсеместно распространенное последствие патриархальности заключалось в том, что купцы и дворяне не выдавали своих дочерей замуж, чтобы не тратиться на приданное… В архиве хранятся списки купеческих семей. В каждой их них по одной, а то и по две старые девы!
– Современная ульяновская молодежь стремится из города уехать. Было ли так раньше?
– Так было всегда! И Гончаров, и Карамзин получили признание, уехав в Москву. Симбиряне Протопопов, Керенский, ставшие премьер-министрами России, Ульянов-Ленин – уехали из города в молодости… Есть Москва, а есть провинция, и люди из провинции всегда едут в Москву. Это общероссийская тенденция, это часть общекультурного процесса…
– Неожиданная просьба: не расскажете ли какой-нибудь популярный в дореволюционном Симбирске анекдот?
– Летом 1817 года, вступая в должность Симбирского губернатора, Михаил Леонтьевич Магницкий, обращаясь к губернским чиновникам, будто, произнёс сделавшуюся «исторической» фразу: «Господа! Берите, но не дерите!»
Взгляды
– При каком государственном устройстве Вы хотели бы жить – царизм, социализм, капитализм?
– Идеала нет, и никогда не будет. В каждом времени есть свои проблемы, у всего есть оборотные стороны. Идеализировать что-то – бессмысленно. Поэтому время, в которое живу, я считаю для себя лучшим.
– За кого Вы голосуете на выборах?
– Черчилль говорил, что демократия – отвратительная форма правления, но все остальные еще хуже. Полностью с этим согласен…
Я – демократ, но нормальной демократической силы сейчас в России не вижу. Поэтому на прошлых парламентских выборах голосовал против всех.
– Говорят, что Россией может управлять только сильная авторитарная личность…
– Россией может управлять только сильная Система.
На что сильной личностью был император Николай Первый. Всех гонял и «строил», а грянула Крымская война, и страна «посыпалась». Оказалось, что за показной сильной властью скрывается тотальное воровство и непрофессионализм тех людей, которых Николай к себе приблизил. А в одиночку он справиться с бедой не мог! Да и никто бы не смог…
Поэтому мне кажется, величайшая мудрость и величайшая сила власти, когда сильная личность может создать политическую систему. Систему, по возможности, максимально открытую и для критики, и для новых идей. Сиречь, систему демократическую.
Показателем созданной в стране ли, в области ли Системы является то, насколько меняется ее курс после очередных выборов. Если приходят другие люди, но в главном курс остается тем же самым, значит, Система существует. Если все резко меняется, и летят головы – Системы не было в помине…
– Что нужно в первую очередь сделать в России, чтобы начать жить хорошо?
– Нужно начать любить свою страну. Без пафоса, потому что любовь пафоса не терпит. Конечно, прекрасно испытывать гордость за спортивные достижения, знать наизусть гимн и трепетать при поднятии государственного флага. А вот научиться на улицах не мусорить…
– Верующий ли Вы человек?
– Я христианин, католик. К вере я начал двигаться в студенческие годы. В институте у нас читал лекции отец Александр Мень. Большим душевным потрясением стало его убийство, пришедшееся как раз на день моего 18-летия. Я, подобно князю Владимиру, испытывал веры, ходил по церквам, по конфессиям, слушал службы. Случайно попал в костел, послушал мессу, посмотрел, с каким уважением относятся друг к другу незнакомые люди…
Впрочем, ничего случайного в этой жизни не бывает.
Слава Богу, теперь и в Ульяновске есть католический священник, есть возможность сходить в воскресенье или в праздник на службу. Для меня это и потребность, и необходимость.
– Чем отличается католицизм от православия?
– Лично по мне, так немногим. Служба у нас покороче и идет на русском, а не на церковнославянском языке, и священники бороду бреют. Можно, конечно, рассуждать об исхождении Святого Духа, в непогрешимости Римского Папы и прочая, и прочая, но я не богослов. По мне, содержание важнее внешних форм. И любой искренне верующий: христианин, мусульманин, иудей – достоин уважения.
– Пришли ли Вы к ответу на вопрос: «В чем заключается смысл жизни?»
– В том, мне кажется, чтобы радоваться жизни. Радовать других. И жить достойно.
2003 год