В тот день Хозяин проснулся как обычно, лишь ближе к обеду. Проснуться раньше он не мог физически, накануне почти всю ночь воевал с бутылкой водки. Победил безоговорочно, мастерски, офицерская закалка всё-таки. В награду получил семь часов алкогольной отключки вне очереди. Ежедневные бои на пьяном фронте он вел уже много лет.
Фашист знал распорядок дня Хозяина и тревожить его не собирался. Да, ему уже давно требовалось прогуляться по нужде, да, он был голоден, но мешать Хозяину было категорически нельзя, он этого жуть как не любил. Да и разве может солдат жить как-то по-другому, без приказа? Нет, не может. А Фашист был настоящим солдатом, профессиональным. А еще – было просто страшно.
Рядом с диваном, на котором лежал и громко храпел Хозяин, стояла тарелка с кругляшами дешевой колбасы и несколькими разломанными и уже подсохшими ломтиками ржаного хлеба, вчерашняя закуска пьяного командования. Для голодного Фашиста всё это выглядело, а самое главное пахло, очень ароматно и привлекательно. Он смирно лежал, положив морду на вытянутые лапы у дивана и старался не смотреть на соблазнительную тарелку. Как бы ни урчало в собачьем желудке, как бы провокационно все это ни благоухало, трогать это было нельзя. Александр Николаевич Больших, майор в отставке, он же Хозяин, мародерства не признавал. Расстреливать не расстреливал, но получить кожаным поводком или деревянной тростью по хребтине можно было запросто. Ну и, разумеется, довольствия провинившийся будет лишен на несколько дней. Фашист знал эти законы военного времени и соблюдал их неукоснительно.
Пёс был отличным, преданным солдатом. Он был верен своему командиру каждой клеткой своего собачьего организма, каждым атомом. Да что там верен, он был готов в любую секунду убить любого за своего командира. Просто порвать на мелкие кусочки, если это потребуется, если поступит приказ. Солдаты не обсуждают приказы, а Фашист был идеальным солдатом.
За четыре года жизни в квартире одинокого военного пенсионера Больших пёс превратился в настоящего воина. Хозяин взял его совсем маленьким щенком. Их было пятеро в подвале, но Хозяин выбрал именно его, Фашиста. Остальных щенков старик убил и снес на помойку. Почему именно ему досталась жизнь, пёс не знал, да и не задумывался. Он был точно таким же, как и его братья и сестры, беспородным и бесправным. Он был чуть сильнее, чуть нахрапистей и единственным из помета, кто был похож (спасибо батиным генам) на немецкую овчарку, а в остальном он был точно таким же. Он был просто собакой.
Они случайно заняли подвал Хозяина, беременная сука особо не выбирала место, где выплюнуть на свет своих щенков, доползла куда смогла, но старику это не понравилось. Это был его подвал, его территория, и хоть он его и использовал для хранения всякого хлама, тявкающему мусору там было не место. Первой пенсионер прикончил суку-мать, она была больна и даже не подумала защищать себя и своих детёнышей, сил просто не было. Забилась в угол подвала, скулила, жалостливо смотрела в глаза своему убийце, но пощады не дождалась. После матери, Больших взялся за щенков, с ними возни почти не было. Удар палкой по голове и в ведро с водой, все дела. Лишь один щенок всё это время прыгал вокруг убийцы, как мог злобно тявкал и даже пытался хватать старика за штанину. Эта наглость подарила ему жизнь в тот день и кличку Фашист.
Фашист боялся своего Хозяина, но еще больше он его уважал. Это был сильный человек, даже собаке это было понятно. Уже не молодой, больной, одинокий, озлобленный на всё и всех, но сильный не смотря ни на что. Пёс напротив, был крепким, большим, мускулистым, но своего командира он уважал и даже преклонялся перед ним. Вы не подумайте, не было никаких облизываний рук или счастливого размахивания хвостом, нет, армейский устав подобного не позволяет. Фашист уважал своего хозяина по-настоящему, не на показ, по-мужски. Он просто был готов убивать за командира и если нужно умереть самому. И Хозяин это знал.
А убивать Фашисту уже приходилось и не раз. Но для него это было слишком легко, так случайные дворняги да бездомные облезлые коты, зазевавшиеся на свою беду лишь на секунду. Хозяин вообще очень любил натравливать своего солдата на постороннюю живность, его это забавляло. Пару раз, так случилось, что жертвами Фашиста становились и вполне себе домашние приличные собаки, гулявшие на поводке. Просто Больших да и его пёс не считали всякую мелочь вроде страшненьких пекинесов за настоящих собак, не считали их достойными вообще быть. Фашист честно не понимал слёз хозяев этих несчастных, их крики. Он выполнял свою работу, его командир гордился им в такие моменты, и это было главное. О себе Фашист в такие моменты не думал, даже если бы противник был крупнее и намного сильней, он, не раздумывая, ринулся бы выполнять приказ. Умереть за Хозяина? Так это и был его смысл жизни.
– Что? Не спишь, псина? – Александр Николаевич приподнял голову с насквозь пропитанной пьяной слюной подушки, – пожрать, посрать? Как обычно?
Вообще это не были вопросы. Ну, просто глупо спрашивать что-либо у животного. Александр Николаевич хоть и сильно злоупотреблял алкоголем, до белой горячки еще не докатился. Так он, по крайней мере, считал. Это было всего лишь стандартное утреннее приветствие своего солдата. А он молодец! Лежит смирно, охраняет. Бдит, так сказать, на посту. Послушная скотина попалась.
Кое-как поднявшись со скрипучего дивана, Больших скривился от боли. Столько лет прошло, а нога всё ноет, падла. Лучше бы её вообще тогда отрезали к чёртовой матери! Долбаное ранение отняло всё, семью, здоровье, силы. Только злости прибавило, только злости. Крайне хуёвый обмен.
Фашист мгновенно поднялся на лапы, аккуратно взял зубами валявшуюся на полу трость и подошел к Хозяину.
– Молодчага, солдат! – не глядя на пса, буркнул старик, взял трость и, опираясь на неё, поплёлся в туалет.
Но дойти до места назначения он так и не успел, вдруг ожил звонкой трелью дверной звонок. Александр Николаевич тихо, но очень смачно выругался и уже, было, развернулся к входной двери, но в ту же секунду передумал, махнул рукой и продолжил свой путь в туалет. Ждать он никого не ждал, а если уж кому-то чего требуется, так потерпят, никуда не денутся.
Фашист мгновенно занял рубеж у дверей, он четко знал свою службу.
– Ты чё не открываешь, старый хрен? Опять набухался, сука?.. – крикнули за дверью и тут же несколько раз зло ударили.
Фашист напрягся и приготовился если потребуется атаковать. Он узнал противный голос кричавшего с лестничной площадки, это был сын Александра Николаевича, других гостей в этой квартире не бывало никогда. Пёс не любил младшего Больших и в каждый его визит ждал команды вцепиться гостю в горло. Просто он отлично видел, что Хозяину эти визиты также крайне неприятны, а значит, это был враг. Да и внешне сын хозяина не вызывал особой любви или расположения. Невысокий, толстенький человек с лицом, изъеденным страшными оспами, не нравился ни людям, ни животным. От него постоянно пахло чем-то тошнотворно кислым и, что больше всего претило псу, кошатиной. А еще Фашист ненавидел его противный истеричный голос.
Впрочем, сыну Александра Николаевича собака также категорически не нравилась, и он также был готов убить её. Он и приезжал к отцу из-за собаки, по большому счету, из-за постоянных жалоб соседей, что старый маразматик выгуливает псину без поводка и намордника, стравливает с другими четвероногими во дворе, да и вообще терроризирует псом всех жильцов в округе. Но не зря же старик воспитал из овчарки настоящую машину для убийства, даже сын, начальник районного ОВД, боялся бывать в этой квартире. Вот и сейчас злобно кричал из-за двери и молотил в неё кулаком, но как только окажется по эту сторону баррикад, мгновенно утихнет. Страшно грубить, когда ты на мушке у профессионального убийцы.
Прошло минут семь криков и стука в дверь прежде чем старик, закончив утренний моцион, добрёл и открыл замок. Было видно, что он умышленно провоцирует гостя на скандал, и именно поэтому не спешил открывать. Любить сына ему было не за что, и он не любил.
– Чего разорался-то? – бросил Больших в лицо не успевшему даже переступить порог сыну, – я тебе не метеор какой по первому зову лететь без портков. Чего надо?
– Соскучился, бля, – осторожно, уже куда тише чем за дверью, произнёс сын, но в квартиру ступать не решался. Он чувствовал себя здесь не просто не в своей тарелке, это была территория врага, минное поле, если хотите, а значит, и вести себя нужно было аккуратно.
– Опять, что ли, жалобщики науськали? Ну, ругай старика, не стесняйся.
– Да ты надоел уже со своей псиной! – сквозь зубы прошипел гость, внимательно поглядывая на стоявшего на страже Фашиста. – Мне участковый ваш уже чуть ли не каждый день названивает.
– Ну, так и посылай его на хер! Сам-то чего? Боится с Фашистом переговорить с глазу на глаз? А то пусть заходит.
– Да хрена ли с тобой разговаривать? Ты давно уже рехнулся. Зачем опять кошку порвали соседскую? Там ребенок второй день в истерике…
– А нечего выпускать на улицу! – зло и громко оборвал Хозяин сына. Фашист молниеносно оскалился и сделал движение вперёд, показывая командиру, что только и ждёт приказа.
– Держи своего выродка на поводке и в наморднике, – уже более спокойно сказал сын. – Батя, заканчивай уже это всё. Еще одна жалоба, и я тебя точно в дурку сдам, помяни моё слово. Мне это всё уже вот здесь!
Начальник ОВД хотел было показать рукой у горла при этих словах, где именно у него находится всё, что творит отец, но, заметив напряжение Фашиста, благоразумно предпочел лишних движений не делать.
– Да ты попробуй, сдай меня! Кишка у тебя тонка!
– Батя, я серьёзно. Я задолбался уже покрывать тебя. Ну все уже знают, что тебя полиция не трогает только из-за того, что ты мой отец. Мне все эти проблемы на хрен не нужны, заканчивай.
– Да если бы не Фашист, хрен бы я тебя увидел когда. Только и мечтаете сплавить старика куда подальше. Да только куда вам! Фашист меня в обиду не даст.
– Тьфу, бля. Пошел ты, старый гондон!
– И тебя туда же, сынок.
Александр Николаевич громко хлопнул дверью прямо перед носом так и не вошедшего в этот раз сына.
– Хрен они нам чего сделают! Да Фашист?! – услышав свою кличку, пёс мгновенно смирно сел у ног хозяина. – Пошли жрать!
Два искалеченных жизнью солдата медленно побрели на кухню. Война войной, а обед должен быть по расписанию.
На обед у Фашиста были позавчерашние, уже слегка отдававшие кислятиной макароны с тушенкой. Впрочем, к подобному пайку он был привыкший. Много пивший Хозяин редко когда готовил что-то другое, это был их стандартный рацион. Пёс с жадностью проглотил свою порцию, он не столько был голоден, просто на улицу уже хотелось до зарезу. Но всё равно пришлось ждать, пока Александр Николаевич употребит свои привычные перед прогулкой сто грамм, и лишь потом вслед за хромым Хозяином идти к двери. А хотелось бежать.
Их маршрут был так же привычен, как и обед. Они спускались по лестнице со второго этажа, у подъезда пенсионер присаживался на лавочку и закуривал сигарету, а пёс старательно гадил на клумбы. Первое время старик, вроде как, и уводил Фашиста для этого дела подальше, но после первой же претензии противной соседки с первого этажа, мол, ваша собака гадит у нас под окном, он стал умышленно, на зло ей, позволять псу испражняться прямо у дверей подъезда.
Дальше они вдвоём медленно шли в ближайший продуктовый магазин, где пенсионер привычно покупал бутылку самой дешевой водки. В торговый павильон старик заходил нагло, даже не думая оставить собаку за дверью. Сказать что-то против никто обычно не решался, ни продавцы, ни распуганная очередь у кассы. Он же, напротив, каждый раз старался как можно грязнее обругать паленую, но так любимую им водяру, дорогие и явно некачественные на его взгляд продукты и, в обязательном порядке, понаехавших чурок, хозяев торговой точки. Всё было как всегда.
Обед, маршрут – всё было привычно. Стандартный план действий, они не отступали от него вот уже четвертый год. Даже встречавшиеся им на пути соседи и просто прохожие также привычно старались их обойти стороной, они считались полоумной парочкой, так что никто не рвался к встрече.
Но что-то было не так, не по плану в этот раз.
Фашист не мог понять, где ошибка? Он делал всё строго по инструкции Хозяина. Шел рядом, внимательно следил за обстановкой и был готов в любой момент атаковать любого встречного. Но Хозяин был явно чем-то озабочен или даже недоволен. Да, он всегда был недоволен, но даже это его недовольство сегодня было каким-то нестандартным, не таким, к какому привык Фашист. Александр Николаевич чаще обычного вздыхал, останавливался, тёр больную ногу. Что-то шло явно не так, и это напрягало пса. Из-за этого он старался быть внимательней, чем всегда, всё непривычное – значит опасное, а опасности для Хозяина он допустить не может. Просто не имеет на это права.
И вдруг старик упал. Было ощущение, что он просто случайно споткнулся, ноги как то странно заплелись, словно бы старались по инерции идти, а колени подкосились, и он упал на бетонную дорожку, что вела к дому. Фашист тут же смирно сел рядом, ожидая Хозяина. Тот, опираясь на трость, пытался подняться, но ничего не выходило, руки дрожали со страшной амплитудой. Он стал жадно хватать воздух ртом, словно пытался закричать, но выдохнуть при этом не мог. А потом выронил трость, схватился за грудь, свернулся калачиком и затих.
Фашист наклонился над маленьким скрюченным стариком, обнюхал и вдруг, нарушая все инструкции, лизнул в щеку. В любой другой ситуации за это можно было, как минимум, получить по морде, но старик не отреагировал. А дальше началась война.
То, что старик умирает, Фашист так и не понял, просто не успел. К ним бежали какие-то люди, они кричали, призывая звонить в скорую и полицию. Кричали громко и противно. Фашист не должен допустить их к Хозяину, не имеет права. Сколько бы их ни было, тронуть своего беззащитного командира он не даст.
Фашист был окружен плотным кольцом, противников становилось больше с каждой минутой, подтянулась «Скорая помощь», два полицейских УАЗика. Они пытались прорваться со всех сторон, заходили с тыла, использовали камни и палки, но прорвать оборону не могли. Пёс отчаянно бросался на любого, кто хоть немного пытался приблизиться к хозяину. Почти целый час Фашист сдерживал наступление.
Двоих стоявшему на смерть солдату даже удалось вывести из строя. Это были особо настырные сволочи, но крепкие челюсти Фашиста быстро отправили их в медсанбат. Он не издавал ни звука, даже не рычал, в бою это было лишнее. Просто отбивал атаку за атакой. Целый час войны.
И вдруг он услышал знакомый, противно-истеричный крик. Фашист не видел его, но точно знал, это он, пахнущий котами и жуткой кислятиной враг.
– Стреляй! Под мою ответственность, блять, стреляй!
Было больно. Недолго, но больно. Хотя может Фашист просто не успел прочувствовать всю боль, приказа такого не было. А Хозяин уже и не мог ничего приказать, погиб раньше Фашиста.
Война, ничего не поделаешь…