Ночь принесла прохладу. Ночь принесла покой. Широким саваном она накрыла землю, скрыв от взгляда очертания далеких гор. Вместе с ней пришла тишина. Лишь шорохи нарушали её. Изредка раздавался вой одинокого шакала или шуршание полевки. Запахи стали ярче. Ароматы оливы и акаций острее щекотали нос.
Он сидел на земле перед своей хижиной и вглядывался в черную ткань неба, а может быть, пытался заглянуть в свое прошлое. Вечером светло-голубое, выжженное солнцем почти до белизны, небо было ясным. Ариэль не понимал, почему теперь он не видел на нем звезд. Человек перевел взгляд на пальмовую рощу. Придет зима, и ее не станет. Жители селения вырубят рощу, чтобы согреть свои дома. Все исчезает. Он хорошо это знал. За неполных семьдесят лет Ариэль потерял слишком многое. То, что было, проходит. Всегда. А может быть, звезды – это глаза Бога, и ему просто надоело смотреть на нас. Возможно, и его божественному терпению пришел конец. Задумавшись, старик снова поднял глаза к небу, в надежде разглядеть хоть одну, пусть даже и самую тусклую звезду. Небо ответило пустотой. И только огромная рыжая луна давила на память, выжимая по каплям горький концентрат прожитых лет. Ариэль вспоминал день, когда жизнь его закончилась. Тогда, сорок девять лет назад, он не мог этого понять. Но становясь старше, проживая год за годом, теряя по крупице себя самого, он все сильнее убеждался, что бывают жизни, которые сводятся к одному единственному дню. И этот день определяет все оставшееся существование. Тысячи раз он видел этот день в своем прошлом. Такая же невыносимая жара упала на побережье Иордана, и такие же беззвездные ночи накрывали его. Ариэль вышел из дома рано утром, чтобы успеть насладиться остывшим за ночь воздухом и прогуляться вдоль ручья в тени виноградной лозы…
2
Он очнулся в темноте. Ощупав руками стены, мужчина понял, что находится в темнице. Каменный мешок, в котором его заточили, едва позволял встать во весь рост. Шершавая поверхность стены упиралась в низкую массивную дверь. Исследуя свою тюрьму, он наткнулся на кувшин. В нем была вода. Утолив жажду, пленник сел на сухой песчаный пол и попытался собраться с мыслями.
Он вспомнил вечер в доме своей любовницы. Кубки, наполненные вином, отблеск факелов на серебре зеркал, голые юные тела окружали его. Они были повсюду: на коврах, покрывающих мраморный пол; на покрытом леопардовыми шкурами ложе; в креслах напротив заставленного яствами стола. Блестящие от пота, они извивались подобно клубку змей пытающихся согреться. Девушки и юноши предавались любви. Жадные языки сплетались в поцелуях, плоть сливалась с плотью, срывая с юных губ похотливые стоны. Жар очага, смешиваясь с жаром оргии, дурманил и без того затуманенный ум. Запахи вина, дыма и женских соков превращали реальность в сон. Он вспоминал себя в этом действе. На мягких подушках он ел сочный персик пока юноша с бархатистыми, как ночь волосами ублажал его. Он вспомнил имя этого красивого человека. Его звали Ариэль, сын Лота. Мужчина встретил его за два дня до этого вечера на берегу ручья в тени виноградной лозы. Юноша был один и, не замечая незнакомца, пел, соревнуясь с ручьем в звонкости и чистоте звука. Мальчик по сравнению с ним. Соблазнить его не стоило труда. Немного лести и похвалы, немного таинственности и напускной доброты. И вот девственный юноша уже его раб, раб любви, которую он ему внушил. В этот богатый город он пришел из Адмы. Последний город пятиградья легко покорился ему. Самые невинные девушки и юноши уже были с ним. На следующий день он хотел уйти. Его ждали другие города. Но планы нарушила десятка стражников. Они ворвались в дом, когда пресытившиеся утехами и вином молодые люди лениво ласкали друг друга. Он не успел даже встать и перед тем как провалиться в забытье увидел прекрасные глаза Ариэля.
Мужчину звали Хейлель Ха-Элохим. Наверное, не нашлось бы на свете женщины, посчитавшей его некрасивым. Тридцать прожитых лет не оставили заметных следов на его лице. Оно было по-юношески свежим. И только солнце выкрасило кожу в приятный бронзовый цвет. Темные волосы чуть ниже плеч гармонично дополняли умные, цепкие карие глаза. Острые скулы смягчала ироничная полуулыбка, не покидавшая лица даже в моменты задумчивости. Рост, ширина плеч, мышцы, угадывающиеся под нехитрой одеждой, все говорило о силе и стати Хейлеля. Несмотря на свое пленение, он был спокоен. Дотронувшись до головы, он убедился, что кровь успела высохнуть. Сделав еще пару глотков из кувшина, облокотился о стену и вновь погрузился в воспоминания, перебирая их в своей памяти как драгоценные камни…
Это утро встретило Лота нестерпимой жарой. Горячий южный ветер швырял ему в лицо пригоршни песка. Воздух, наполненный солевыми испарениями, щипал глаза. Платок, которым Лот прикрывался, не мог защитить все лицо и слезы из раздраженных красных глаз застилали его взор. На узкой торговой улочке, заполненной истеричными криками торговцев, он постоянно натыкался на прохожих. Сегодня его раздражало все. Дети, вертящиеся под ногами, запахи пряностей и рыбы с торговых рядов, собственное неуклюжее толстое тело. Он чувствовал, что воняет потом, и злился еще сильнее. Причиной такого настроения главы совета старейшин города был позор. Позор Ариэля. Позор, который теперь станет позором всей семьи. Но прежде всего, косые взгляды, ухмылки и шепотки навлечет на себя он. Шестьдесят лет он прожил в этом городе, зарабатывая себе репутацию уважаемого человека. Практичного и осторожного старейшину год назад выбрали главой совета. Наконец, его мечта сбылась, но не успел он насладиться плодами своей победы, как его сын за одну только ночь перечеркнул все его старания, всю его работу. Накануне его дом посетил начальник стражи и поведал ему о странном незнакомце, третьего дня прибывшем в город пешком со стороны Адмы. Он рассказал о том, как его люди заметили незнакомца в компании Ариэля и двух молодых нищенок. Рассказал о том, что выследили их в доме вдовы торговца сукном с площади Бен-Амми. Припугнув служанку, им удалось узнать, что творится в доме. Сначала Лот не поверил. Он хорошо знал своего сына. Скромный застенчивый юноша сторонился людей, предпочитая им общество птиц и зверушек на берегу ручья за северными воротами города. Но начальник стражи говорил убедительно. Тогда Лот попросил вернуть сына домой, а незнакомца тайно убить. Но начальник стражи объяснил ему, что убивать путешественника опасно. Его могут начать искать родные или покровители. Случиться могло всякое, и для начала они решили заключить его в тюрьму и допросить.
Стоит ли говорить, что прошедшей ночью Лот не сомкнул глаз. Глава совета надеялся решить проблему до возвращения в город царя Бера. И таким образом скрыть от него свой позор. Он все рассказал жене, обвинив ее в поступке сына. Сорвав на ней свое негодование и страх огласки, глава старейшин немного успокоился и стал дожидаться вестей от начальника стражи. – Вот увидишь, мы убьем негодяя, и концы в воду. Никто ничего не узнает, – говорил он супруге. Через три часа после рассвета в дом вошел посыльный и вручил Лоту письмо.
Жадным взглядом он прочел его:
«Дорогой друг. Наш знакомый пришел в себя и полон желания побеседовать с нами. Жду тебя через час.
Моав.»
Взяв платок и накидку, Лот бросился прочь из дома, а встревоженная жена спустя пару мгновений тоже куда-то засобиралась.
Дом Начальника стражи, как и здание совета, располагался на единственной площади в городе. Кроме них площадь окружали дома знатных торговцев и высоких армейских чинов. Увидев приветственно улыбающегося Моава на ступенях крыльца, Лот все же взял себя в руки. Надежда на удачный исход дела оставалась. И надежда весомая. Все же Моав своей должностью начальника стражи обязан именно ему, а значит, сделает все для сохранения тайны. Обнявшись, двое мужей вошли в дом, уединились в просторной комнате и уселись за стол. Пригубив холодного вина, Моав тихим спокойным голосом произнес:
– Лот, друг мой! Чтобы сохранить твою тайну и не покрыть твое имя позором, мы должны действовать быстро. Не узнав достаточно о пленнике, нельзя лишать его жизни. Он может оказаться кем угодно. Не будем рисковать, допросим его вдвоем. Если он мелкий никчемный человек – наша проблема решена. Убьем его и забудем это досадное недоразумение. Если же он окажется знатным вельможей или крупным торговцем из другого города, извинимся и отпустим…
Услышав последние слова, Лот вскочил с места и собрался было кричать, но начальник стражи жестами успокоил его и призвал сесть на место.
– Итак, друг мой, мы извинимся и отпустим его и даже заплатим за принесенное оскорбление. Но выйдя из моего дома, он не проживет и часа как с ним случится какая-нибудь смертельная неприятность.
Хитрая улыбка на лице Моава выражала самодовольство и уверенность в своей правоте. Рассудив, Лот нашел идею друга более чем разумной и, согласившись, пожал ему руку.
– Тогда немедленно отправимся туда, где ты его прячешь. Пока не решен этот вопрос, я даже дышать нормально не могу, – глава совета в подтверждение своих слов шумно вздохнул и выдохнул.
На что невозмутимый начальник стражи с ехидной улыбкой ответил:
– Не надо никуда идти. Он у меня в подвале. Сейчас его приведут, а пока выпей вина. Бояться должен он, а не ты.
Хейлеля ввели двое крепких стражников с короткими мечами наголо и усадили напротив хозяина дома и Лота.
Один из стражников добротно связал пленнику ноги и руки.
– Выйдите за дверь и оставайтесь там. К нам никого не пускать и по первому зову сразу сюда, – скомандовал Моав.
Хейлель с интересом рассматривал своих пленителей, но видимо быстро охладев к ним, принялся блуждать взглядом по убранству комнаты. Лота такое поведение озадачило, а Моава, напротив, воодушевило. Первого по причине осторожности, второго – самоуверенности.
– Итак, – властным тоном начал Моав, – расскажи мне и главе совета кто ты и что делаешь в нашем городе?
– Меня зовут Хейлель Ха-Элохим. Я путешественник и к вам прибыл из Адмы, – спокойно, не опуская гордой головы, отвечал пленник, – и если бы не ваши молодцы, я бы уже был на пути в Иерихон.
Лоту понравилась сговорчивость Хейлеля и его готовность отвечать. Моав, наоборот, расстроился, рассчитывая заставить отвечать пленника силой своего авторитета, он потерял прекрасную возможность блеснуть собой перед покровителем.
Заметив нерешительность начальника стражи, Хейлель спросил:
– Так мне объяснят все-таки, за какой проступок я схвачен помимо своей воли?
Снова взяв себя в руки, Моав решил все же узнать о своем противнике больше.
– Это успеется. Расскажи вначале о себе. Откуда ты родом? Кто твои родители? Чем занимался на родине, перед тем как стать скитальцем?
Хейлель невозмутимо ответил:
– Мой отец живет далеко отсюда. И его имя вам ничего не скажет. Своей матери я не знал вовсе. Когда то давно я был воином, но это в прошлом.
«Замечательно, – подумал Моав, – теперь он мертвец». «Я спасен, – вздохнул Лот, – труп никому ничего не расскажет» Впервые за вечер их мысли вторили друг другу. Бросив лукавый и довольный взгляд на Лота, Моав обратился к пленнику уже без какого-либо намека на уважение:
– Этот добрый человек, – кивок в сторону главы совета, – обвиняет тебя в преступной связи с его чадом – Ариэлем. Я как ревнитель порядка в городе обвиняю тебя в бродяжничестве и нарушении мирной, богоугодной жизни его жителей, в нарушении душевного спокойствия порядочных людей. Ты не только соблазнил молодых девушек и юношей, но и предавался разврату в доме вдовы Лилит на этой площади. Рядом с храмом и зданием совета старейшин. Это серьезнейшее преступление, требующее соответствующего жестокого наказания. Есть тебе что ответить?
Моав смотрел с вызовом, но Хейлель тем же ровным тоном с улыбкой на лице ответил ему:
– Никого, не принуждая силой, я предавался любви. Я любил их в тот вечер. И люблю их сейчас. Разве любовь не богоугодное дело? И разве не все равно, где любить друг друга, рядом с храмом или вдали от него?
Лот не выдержал и бросил в лицо пленника несколько жарких, гневных фраз:
– Что знаешь ты о любви, бродяга? Бог против разврата между мужчинами! Мой сын никогда бы не полюбил тебя! Ты его опоил! Опоил!!! Нельзя любить и вдову, и шлюх, и моего сына! Нельзя!!!
– Можно, – пристально глядя в глаза Лоту проговорил Хейлель, – и будь вы поумнее, я полюбил бы и вас!
От такой наглости Лот покраснел, и Моав, от греха подальше, позвал стражу, чтобы та, подождав десять минут, увела пленника обратно в подвал. А сам начальник стражи достал из кошелька маленький пузырек с мутной желтой жидкостью и показал его Лоту. Тот понимающе улыбнулся. Все было решено. Они убьют этого наглеца и вывезут тело за город. Моаву предстояло все устроить, а Лоту не мешало отдохнуть и успокоиться. Все обсудив, глава совета и начальник стражи расстались до вечера.
Пока происходил этот разговор, жена Лота, Мария, встретилась со своей сестрой – женой Моава и узнала у нее все подробности случившегося. Обе они уже долго были замужем и имели свои тайны, как и способы их добыть. Мария, женщина богобоязненная и по-своему добрая, не могла спокойно воспринять новость о готовящемся тайном убийстве чужеземца. Какие бы чувства она ни питала к нему, она понимала, что в грехе виноват, кроме него, и ее сын. И уж тем более она не хотела, чтобы ее муж был причастен к такому постыдному заговору и убийству. Поразмыслив и обсудив дело с сестрой, она приняла единственное доступное ей решение – предупредить пленника. Написав несколько строк, она отдала пергамент сестре, взяв с нее обещание лично передать его Хейлелю.
Вот как получилось что, вернувшись в темницу, он обнаружил под кувшином с водой пергамент с наскоро начертанными словами:
«Чужеземец, тебя убьют. Если можешь – беги, если нет – прости меня и сына моего, Ариэля.
Мария, жена Лота»
Несколько мгновений красивое лицо Хейлеля оставалось бесстрастным. Но в следующую секунду взгляд его просиял и он звонко, по-детски рассмеялся.
Попытка Марии спасти пленника была обречена. Дверь и стены темницы не имели изъяна, да и никто не входил к нему с ножом или мечом. После допроса правая рука Моава плеснул в кувшин несколько капель яда, и красивый Хейлель Ха-Элохим уснул, с тем, чтобы больше не встать.
3
Ночь принесла прохладу. Ночь принесла покой. В окрестностях города у подножия холма соленый морской ветерок легко дразнил молодой кустарник. Его несмелые порывы то поднимали, то опускали кусок грубой ткани, которым было накрыто мертвое, успевшее остыть тело Хейлеля. Полная луна светила ярко, выхватывая из темноты все еще красивое лицо путешественника. В нем не изменилось ничего. И только неестественная поза, в которой он лежал, напоминала о смерти.
Неожиданно ветер стих, и все вокруг замерло, словно решив умереть вместе с Хейлелем. Но тут в вершину холма, затмевая яркостью луну, ударили сразу две молнии. И моментально превратились в фигуры людей. Ослепляя сиянием склоны холма, фигуры плавно спускались к подножию. Свет, исходящий от них, по мере приближения к телу мужчины становился все мягче, и когда они оказались подле него, практически иссяк, угадываясь только в глазах и в цвете длинных прямых волос. Одна из фигур наклонилась к Хейлелю и, что-то прошептав тому на ухо, отошла назад. В ту же секунду тело мужчины дрогнуло, он открыл глаза и легко поднялся с земли, будто очнувшись от здорового целительного сна. Хейлель Ха-Элохим улыбнулся и произнес:
– Здравствуй, брат Уриил. Здравствуй, брат Михаил.
– Здравствуй и ты, брат Сатанаил, – в один голос произнесли ангелы, но лица их оставались серьезны.
– Слушай меня, Сатанаил, – продолжил Михаил, – Отец наш прощает тебе непослушание. Ты снова будешь служить ему, но уже здесь, на земле. Ты будешь опять искать грешников, соблазнять их и забирать к себе в чертоги, исполняя волю Его. Милостью своей он возвращает тебе всю дарованную от рождения силу. На противоположном берегу Мертвого моря тебя ждет Гавриил. Он объяснит остальное. А нам надо закончить здесь. За то, что посмели убить сына Его, города пятиградья будут стерты с лица земли. А теперь ступай, брат.
Сатанаил, помолчав немного, обратился к Михаилу:
– В Содоме живет юноша, его зовут Ариэль…
– Он грешник, – прервал Михаил.
– Он очень красивый грешник, – мягко улыбаясь, поправил его брат.
– Хорошо. Он спасется. Теперь иди.
– И еще передай Отцу, что я ненавижу его.
– За что?
– За то, что у меня не было матери.
Закрыв на секунду глаза, Денница вспомнил свои крылья, и вот они уже уносили его прочь от Содомы навстречу Мертвому морю.
Спустя несколько минут Сатанаил наблюдал с высокого скалистого берега, как вдали полыхают Содом, Гоммора, Адма и Севоим. Он вздохнул совсем по-человечески и, расправив крылья, слетел вниз. Впереди его ждала не очень приятная, но такая нужная работа…
Комментарии:
Вячеслав(Суббота, 15 Ноябрь 2014 14:44)
Добрый день Павел!
Прочел Ваши рассказы с удовольствием, но одновременно возникло несколько вопросов, хотел бы задать их хотя бы через почту – aster25@km.ru
#2
Павел(Понедельник, 26 Май 2014 21:38)
Спасибо за отзыв.
#1
СА(Среда, 07 Май 2014 07:22)
Хороший рассказ про Мск. Через год переезда в столицу сердце черствеет, и добродетель, радость и любовь постепенно из душевного и невесомого состояния обретают вес, который гнет все ближе и ближе к земле. Душа материализуется. Власть, деньги, плотские желания и утехи заменяют душу.
Спасибо за рассказ.